Страница:
– Не подходи!
Равель остановился. Она настолько обезумела от горя, что даже не понимала, что он не может подойти к ней. Он видел, как постепенно она приходит в себя. Она глубоко и судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Аня, скажи мне! – сказал он низким, дрожащим от волнения голосом.
– Как будто ты не знаешь! – Взгляд ее синих глаз был тверд.
– Я не знаю, клянусь.
– Это твои люди, они выполняют твои указания! Приказывай, хозяин, и они подчинятся!
– Это не мои люди. – Он хотел, чтобы она выслушала его, поверила ему.
– Они искали тебя. Как еще они могли узнать, что ты здесь, если это не ты им сообщил?
– Может быть, это сплетни рабов, может быть, ты сказала кому-нибудь в Новом Орлеане – откуда я могу знать? Но ко мне они не имеют никакого отношения.
Аня не верила ему. Он не мог подойти к ней и не сможет сделать этого, пока будет прикрван этой цепью. Ему это не нравилось. Он готов был сказать что угодно, чтобы убедить ее подойти поближе к нему.
– Тогда почему они искали тебя?
– Не имею ни малейшего представления.
– Ты лжешь!
– Однажды ты поверила мне.
– Я ошиблась.
Он не станет оправдываться.
– Сколько их там?
– Достаточно.
– Четыре? Пять? Они вооружены?
Аня бросила на него уничтожающий взгляд. Его интерес казался таким искренним, как будто эта информация действительно была важна, но она больше не попадется, нет.
Равель попытался убедить ее еще раз.
– Если это были мои люди, то почему они не освободили меня?
– Я могу только предполагать, что ты хотел, чтобы это было сделано именно так.
– Подумай, Аня! – настаивал он. – Если бы я хотел удержать тебя здесь против твоей воли, я мог бы сделать это сам в любую минуту за прошедшие двадцать четыре часа. Для этого мне не понадобилась бы поддержка. Это была правда.
– Ты не знал, что я вернусь, когда отправлял свое сообщение.
– В таком случае мои инструкции должны были бы быть другими.
Она замерла, а в ее мозгу одна за другой быстро проносились ясные неоспоримые мысли.
– Тогда почему они оказались здесь? С какой целью?
Он догадывался о том, какова могла бы быть их цель, но предпочел умолчать.
– Очень хороший вопрос. У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?
– Никаких, – коротко ответила она.
– А что они делают сейчас?
– Не знаю.
Она придвинулась к камину и протянула руки к огню. Она продрогла до костей, и ее, естественно, тянуло к теплу. Но это движение приблизило ее к Равелю, теперь он мог бы близко подойти к ней, если бы захотел. Это можно было расценить, что она уже больше не опасалась его, если бы он захотел так понять. Но Равель прекрасно знал, что это не означало, что она полностью доверяет ему. В ее движениях была та же самая пугливость, что у лани, ощущающей опасность. Если он сделает неправильное движение, она тут же изменит свое отношение к нему.
Он оперся спиной на столбик кровати и скрестил руки на груди. Повисла тишина. Они оба были в ожидании хоть какого-нибудь звука, чтобы понять, что происходит за пределами маленькой комнаты. Но кругом было тихо.
Попытки ограбления усадеб на плантациях были довольно редки, несмотря на их удаленность. Практически все южане были отличными стрелками, так как их любимым занятием была охота, и у них была отличная реакция, если покушались на их собственность или злоупотребляли их добродушием. К тому же почти на каждой плантации было три-четыре метких стрелка среди слуг, в обязанности которых входило снабжать дичью хозяйский стол и, время от времени, рабов. Любой, кто оказывался настолько неразумным, чтобы подвергать испытанию их отвагу, навлекал на свою голову гораздо больше бед, чем нужно.
Аня, как она сама сказала Равелю, была неплохим стрелком, как и Марсель, но они были захвачены врасплох. Относительно своих рабов Аня была уверена, что они всегда придут на помощь хозяйке, в этом она была убеждена. Но эту помощь кто-то должен организовать. Даже если они узнают о том, что случилось, они не рискнут вмешиваться без особых указаний. Марсель, или даже Дениза, могли бы возглавить их, если бы были свободны, но было весьма маловероятно, что им удастся сделать это.
Если целью нападавших было простое ограбление, то они обшарят дом и уйдут с награбленным. Может быть, их целью были рабы, самый ценный товар на плантации. В этом случае они, захватив их, также скроются. Но ей почему-то казалось маловероятным, что в их планах было и то, и другое. Они искали Равеля, что бы он сам ни говорил, между ними была какая-то связь.
Время летело незаметно. Вечерние сумерки сменились темнотой. Ни Аня, ни Равель не двинулись с места, чтобы зажечь лампу. Тени заполняли комнату, сгущались и вскоре единственным источником света осталось трепещущее красное пламя в камине. Аня села на стул перед камином, упершись локтями в колени и, положив подбородок на руки, устремила взгляд на огонь. Через некоторое время она закрыла глаза.
Равель стоял и, мрачно улыбаясь, наблюдал за тем, как отблески пламени освещают бледный овал ее лица. Демон, преследовавший его в течение семи лет, наконец-то поймал его. Он убил Жана, и из горестного чувства вины стал призывать смерть. Но она не пришла к нему ни в бесчисленных сражениях, в которых один за другим погибали его товарищи, ни в годы, проведенные в тюрьме. Он стал отчаянным игроком и в игорных притонах искал разорения, но стал еще богаче. Стремясь лишь отвлечься в объятиях женщин, он находил их привязанность, которая ему была не нужна и которую он не заслуживал. Он прошел этот путь в одиночестве, но обнаружил вскоре, что у него есть друзья и знакомые. По существу он бросил вызов всем опасностям, но вышел из них невредимым. Выходил невредимым до сих пор. До того момента, пока не увидел на балу Аню Гамильтон и внезапно не понял, что за демон преследовал его все это время.
Он любил ее, любил уже много лет. Он увидел ее на бале-маскараде и понял, что не может остановить себя и не подходить к ней, как не в состоянии остановить свое дыхание. Он почувствовал, что если сейчас не прикоснется к ней, хотя бы на мгновение, скрывшись за маскарадным костюмом, то вся его оставшаяся жизнь пойдет прахом.
Его похищение было для него ударом, но он первым смирился с ним. Вся дерзость, обстоятельства и причина похищения настолько разъярили его, что если бы он мог дотянуться до нее в тот момент, когда полностью пришел в себя, то вполне мог сделать что-либо, о чем позднее пожалел бы. Позже, когда у него появилось время обдумать ситуацию, ему показалось, что она послана ему самим небом. Дуэль с Николсом в Новом Орлеане может подождать. Он был доволен тем, как ему удалось найти способы заставить Аню прийти к нему, завести с ним разговор и принять его такого, какой он есть на самом деле – просто как мужчину. Если бы не тот момент слабости, когда он уступил соблазну получить ее любой ценой, он мог бы быть далеко отсюда, он смог бы уйти, когда прошло время, и она решила бы отпустить его. Но сейчас это было уже невозможно. Он больше не оставит ее по своей воле и не позволит ей скрыться от него. Ни тогда, когда это испытание окажется позади. Никогда.
Снаружи кто-то тихо царапал дверь. Аня с усилием открыла глаза. Сказались бессонные ночи и сильное напряжение. От усталости и от жара камина она чувствовала сонливость, а от грубого обращения у нее болели все мышцы и суставы. Казалось, что она не сможет пошевелиться.
На губах Равеля появилась легкая улыбка. Отойдя от кровати, он подошел настолько близко к двери, насколько ему позволяла цепь. В дверь снова начали царапать.
– В чем дело? – тихо спросил он.
Задвижка, закрывающая небольшое зарешеченное окошко в двери, отодвинулась, и до него донесся женский шепот. По слышным в нем ноткам говора рабов и в то же время Заметному стремлению к утонченности Равель догадался, что это одна из горничных.
– Меня послал Марсель. Он не мог прийти сам, потому что они с Денизой заперты. Он велел передать вам и мамзель, что эти разбойники сейчас пьют и едят. Они ожидают приезда того, кого называют боссом.
– Понятно.
– Я скорее побегу обратно, пока они меня не хватились.
Равель поблагодарил девушку, и они услышали, как она тихо спускается по лестнице и выходит из сарая.
Аня обняла руками колени и смотрела на Равеля, как он стоял, такой высокий и широкоплечий, в темноте. Это было невероятно, но внезапно ей захотелось поверить, что он не имеет никакого отношения к этим мужчинам. Что-то сжало ей грудь, да так сильно, что она едва могла дышать. Чтобы избавиться от этого ощущения, она прокашлялась и слегка осипшим голосом спросила:
– Что это значит?
Он повернулся к ней, и в его черных глазах отразился огонь камина.
– Не имею понятия.
Аня услышала непреклонность и жесткость в его голосе, но они не вызвали у нее внутри ответного огня. Она отвернулась и снова устремила свой взгляд на гаснущее пламя. Кто мог бы быть их хозяином? Она пыталась думать, но мозг отказывался ей подчиняться. Казалось, нет ни малейшего намека, на котором можно было построить предположение. Одно было ясно – этим хозяином не был Равель.
Она услышала позвякивание цепи, когда он возвращался к кровати. Затем он лег, и веревочная сетка кровати скрипнула. Казалось, прошло много времени, прежде чем он снова заговорил:
– Дров для камина больше нет.
Он был прав. Они использовали днем весь запас, и Марсель не успел пополнить его. Камин был еще полон пышущих жаром углей, но холодная сырость уже прокралась к комнату сквозь щели в окнах и под дверью, а она к тому же потеряла шаль.
– Ты промерзнешь насквозь, если так и будешь там сидеть. Иди в кровать. Ты можешь завернуться в одеяло.
– Спасибо, мне и так хорошо.
Он тихо выругался.
– Ты самая упрямая женщина из всех, каких я встречал в жизни!
– Потому что я подвергаю сомнению твои слова и не соглашаюсь с твоими предложениями? Если ни одна из женщин, которых ты знал, не делала этого, то ты, должно быть, очень испорчен.
– Я намеревался проявить благородство и уступить кровать тебе одной, – сказал он, растягивая слова, – но если я должен буду нести тебя сюда, то я отказываюсь отвечать за последствия.
– Извини, но в таких обстоятельствах это кажется мне несколько легкомысленной угрозой.
– А чем плохи эти обстоятельства? Если ты ожидаешь беды, она непременно придет. Если ты игнорируешь ее, она может пройти мимо.
– Вряд ли можно игнорировать тот факт, что находишься в плену! – резко сказала она.
– Да?
Только что он лежал, расслабившись, и вот уже вскочил на ноги и быстрыми широкими шагами преодолел разделявшее их расстояние. Прежде чем она смогла хотя бы загородиться от него рукой, он уже наклонился над ней. Он схватил ее руку и положил себе на шею, а затем поднял ее, поддерживая одной рукой спину, а другой ноги под коленями. Она вскрикнула от удивления и, когда он поднимал ее, попыталась ударить его кулаками в грудь, но затем встретившись глазами с его угрюмым взглядом, замерла и лежала у него в руках неподвижно, как будто была сделана из мрамора.
Его руки охватывали ее, как стальные цепи. Сердце его билось так громко, что Аня чувствовала, как это биение отдается эхом у нее внутри. В темной глубине его глаз таилось выражение, которое заставило ее щеки покраснеть. Секунда шли, она не протестовала, не сопротивлялась, а румянец на щеках становился все ярче. Ее единственной защитой было презрение, и она надменно вскинула подбородок, молча вызывая его на разговор.
Его ресницы опустились и, подобно щитам, закрыли от нее его взгляд. Он подошел к кровати и, опершись коленом на матрац, опустил ее на упругую поверхность. Затем лег рядом с ней, приподнявшись на локте, и натянул на них одеяло.
ГЛАВА 10
Равель остановился. Она настолько обезумела от горя, что даже не понимала, что он не может подойти к ней. Он видел, как постепенно она приходит в себя. Она глубоко и судорожно вздохнула, пытаясь успокоиться.
– Аня, скажи мне! – сказал он низким, дрожащим от волнения голосом.
– Как будто ты не знаешь! – Взгляд ее синих глаз был тверд.
– Я не знаю, клянусь.
– Это твои люди, они выполняют твои указания! Приказывай, хозяин, и они подчинятся!
– Это не мои люди. – Он хотел, чтобы она выслушала его, поверила ему.
– Они искали тебя. Как еще они могли узнать, что ты здесь, если это не ты им сообщил?
– Может быть, это сплетни рабов, может быть, ты сказала кому-нибудь в Новом Орлеане – откуда я могу знать? Но ко мне они не имеют никакого отношения.
Аня не верила ему. Он не мог подойти к ней и не сможет сделать этого, пока будет прикрван этой цепью. Ему это не нравилось. Он готов был сказать что угодно, чтобы убедить ее подойти поближе к нему.
– Тогда почему они искали тебя?
– Не имею ни малейшего представления.
– Ты лжешь!
– Однажды ты поверила мне.
– Я ошиблась.
Он не станет оправдываться.
– Сколько их там?
– Достаточно.
– Четыре? Пять? Они вооружены?
Аня бросила на него уничтожающий взгляд. Его интерес казался таким искренним, как будто эта информация действительно была важна, но она больше не попадется, нет.
Равель попытался убедить ее еще раз.
– Если это были мои люди, то почему они не освободили меня?
– Я могу только предполагать, что ты хотел, чтобы это было сделано именно так.
– Подумай, Аня! – настаивал он. – Если бы я хотел удержать тебя здесь против твоей воли, я мог бы сделать это сам в любую минуту за прошедшие двадцать четыре часа. Для этого мне не понадобилась бы поддержка. Это была правда.
– Ты не знал, что я вернусь, когда отправлял свое сообщение.
– В таком случае мои инструкции должны были бы быть другими.
Она замерла, а в ее мозгу одна за другой быстро проносились ясные неоспоримые мысли.
– Тогда почему они оказались здесь? С какой целью?
Он догадывался о том, какова могла бы быть их цель, но предпочел умолчать.
– Очень хороший вопрос. У тебя есть какие-нибудь идеи на этот счет?
– Никаких, – коротко ответила она.
– А что они делают сейчас?
– Не знаю.
Она придвинулась к камину и протянула руки к огню. Она продрогла до костей, и ее, естественно, тянуло к теплу. Но это движение приблизило ее к Равелю, теперь он мог бы близко подойти к ней, если бы захотел. Это можно было расценить, что она уже больше не опасалась его, если бы он захотел так понять. Но Равель прекрасно знал, что это не означало, что она полностью доверяет ему. В ее движениях была та же самая пугливость, что у лани, ощущающей опасность. Если он сделает неправильное движение, она тут же изменит свое отношение к нему.
Он оперся спиной на столбик кровати и скрестил руки на груди. Повисла тишина. Они оба были в ожидании хоть какого-нибудь звука, чтобы понять, что происходит за пределами маленькой комнаты. Но кругом было тихо.
Попытки ограбления усадеб на плантациях были довольно редки, несмотря на их удаленность. Практически все южане были отличными стрелками, так как их любимым занятием была охота, и у них была отличная реакция, если покушались на их собственность или злоупотребляли их добродушием. К тому же почти на каждой плантации было три-четыре метких стрелка среди слуг, в обязанности которых входило снабжать дичью хозяйский стол и, время от времени, рабов. Любой, кто оказывался настолько неразумным, чтобы подвергать испытанию их отвагу, навлекал на свою голову гораздо больше бед, чем нужно.
Аня, как она сама сказала Равелю, была неплохим стрелком, как и Марсель, но они были захвачены врасплох. Относительно своих рабов Аня была уверена, что они всегда придут на помощь хозяйке, в этом она была убеждена. Но эту помощь кто-то должен организовать. Даже если они узнают о том, что случилось, они не рискнут вмешиваться без особых указаний. Марсель, или даже Дениза, могли бы возглавить их, если бы были свободны, но было весьма маловероятно, что им удастся сделать это.
Если целью нападавших было простое ограбление, то они обшарят дом и уйдут с награбленным. Может быть, их целью были рабы, самый ценный товар на плантации. В этом случае они, захватив их, также скроются. Но ей почему-то казалось маловероятным, что в их планах было и то, и другое. Они искали Равеля, что бы он сам ни говорил, между ними была какая-то связь.
Время летело незаметно. Вечерние сумерки сменились темнотой. Ни Аня, ни Равель не двинулись с места, чтобы зажечь лампу. Тени заполняли комнату, сгущались и вскоре единственным источником света осталось трепещущее красное пламя в камине. Аня села на стул перед камином, упершись локтями в колени и, положив подбородок на руки, устремила взгляд на огонь. Через некоторое время она закрыла глаза.
Равель стоял и, мрачно улыбаясь, наблюдал за тем, как отблески пламени освещают бледный овал ее лица. Демон, преследовавший его в течение семи лет, наконец-то поймал его. Он убил Жана, и из горестного чувства вины стал призывать смерть. Но она не пришла к нему ни в бесчисленных сражениях, в которых один за другим погибали его товарищи, ни в годы, проведенные в тюрьме. Он стал отчаянным игроком и в игорных притонах искал разорения, но стал еще богаче. Стремясь лишь отвлечься в объятиях женщин, он находил их привязанность, которая ему была не нужна и которую он не заслуживал. Он прошел этот путь в одиночестве, но обнаружил вскоре, что у него есть друзья и знакомые. По существу он бросил вызов всем опасностям, но вышел из них невредимым. Выходил невредимым до сих пор. До того момента, пока не увидел на балу Аню Гамильтон и внезапно не понял, что за демон преследовал его все это время.
Он любил ее, любил уже много лет. Он увидел ее на бале-маскараде и понял, что не может остановить себя и не подходить к ней, как не в состоянии остановить свое дыхание. Он почувствовал, что если сейчас не прикоснется к ней, хотя бы на мгновение, скрывшись за маскарадным костюмом, то вся его оставшаяся жизнь пойдет прахом.
Его похищение было для него ударом, но он первым смирился с ним. Вся дерзость, обстоятельства и причина похищения настолько разъярили его, что если бы он мог дотянуться до нее в тот момент, когда полностью пришел в себя, то вполне мог сделать что-либо, о чем позднее пожалел бы. Позже, когда у него появилось время обдумать ситуацию, ему показалось, что она послана ему самим небом. Дуэль с Николсом в Новом Орлеане может подождать. Он был доволен тем, как ему удалось найти способы заставить Аню прийти к нему, завести с ним разговор и принять его такого, какой он есть на самом деле – просто как мужчину. Если бы не тот момент слабости, когда он уступил соблазну получить ее любой ценой, он мог бы быть далеко отсюда, он смог бы уйти, когда прошло время, и она решила бы отпустить его. Но сейчас это было уже невозможно. Он больше не оставит ее по своей воле и не позволит ей скрыться от него. Ни тогда, когда это испытание окажется позади. Никогда.
Снаружи кто-то тихо царапал дверь. Аня с усилием открыла глаза. Сказались бессонные ночи и сильное напряжение. От усталости и от жара камина она чувствовала сонливость, а от грубого обращения у нее болели все мышцы и суставы. Казалось, что она не сможет пошевелиться.
На губах Равеля появилась легкая улыбка. Отойдя от кровати, он подошел настолько близко к двери, насколько ему позволяла цепь. В дверь снова начали царапать.
– В чем дело? – тихо спросил он.
Задвижка, закрывающая небольшое зарешеченное окошко в двери, отодвинулась, и до него донесся женский шепот. По слышным в нем ноткам говора рабов и в то же время Заметному стремлению к утонченности Равель догадался, что это одна из горничных.
– Меня послал Марсель. Он не мог прийти сам, потому что они с Денизой заперты. Он велел передать вам и мамзель, что эти разбойники сейчас пьют и едят. Они ожидают приезда того, кого называют боссом.
– Понятно.
– Я скорее побегу обратно, пока они меня не хватились.
Равель поблагодарил девушку, и они услышали, как она тихо спускается по лестнице и выходит из сарая.
Аня обняла руками колени и смотрела на Равеля, как он стоял, такой высокий и широкоплечий, в темноте. Это было невероятно, но внезапно ей захотелось поверить, что он не имеет никакого отношения к этим мужчинам. Что-то сжало ей грудь, да так сильно, что она едва могла дышать. Чтобы избавиться от этого ощущения, она прокашлялась и слегка осипшим голосом спросила:
– Что это значит?
Он повернулся к ней, и в его черных глазах отразился огонь камина.
– Не имею понятия.
Аня услышала непреклонность и жесткость в его голосе, но они не вызвали у нее внутри ответного огня. Она отвернулась и снова устремила свой взгляд на гаснущее пламя. Кто мог бы быть их хозяином? Она пыталась думать, но мозг отказывался ей подчиняться. Казалось, нет ни малейшего намека, на котором можно было построить предположение. Одно было ясно – этим хозяином не был Равель.
Она услышала позвякивание цепи, когда он возвращался к кровати. Затем он лег, и веревочная сетка кровати скрипнула. Казалось, прошло много времени, прежде чем он снова заговорил:
– Дров для камина больше нет.
Он был прав. Они использовали днем весь запас, и Марсель не успел пополнить его. Камин был еще полон пышущих жаром углей, но холодная сырость уже прокралась к комнату сквозь щели в окнах и под дверью, а она к тому же потеряла шаль.
– Ты промерзнешь насквозь, если так и будешь там сидеть. Иди в кровать. Ты можешь завернуться в одеяло.
– Спасибо, мне и так хорошо.
Он тихо выругался.
– Ты самая упрямая женщина из всех, каких я встречал в жизни!
– Потому что я подвергаю сомнению твои слова и не соглашаюсь с твоими предложениями? Если ни одна из женщин, которых ты знал, не делала этого, то ты, должно быть, очень испорчен.
– Я намеревался проявить благородство и уступить кровать тебе одной, – сказал он, растягивая слова, – но если я должен буду нести тебя сюда, то я отказываюсь отвечать за последствия.
– Извини, но в таких обстоятельствах это кажется мне несколько легкомысленной угрозой.
– А чем плохи эти обстоятельства? Если ты ожидаешь беды, она непременно придет. Если ты игнорируешь ее, она может пройти мимо.
– Вряд ли можно игнорировать тот факт, что находишься в плену! – резко сказала она.
– Да?
Только что он лежал, расслабившись, и вот уже вскочил на ноги и быстрыми широкими шагами преодолел разделявшее их расстояние. Прежде чем она смогла хотя бы загородиться от него рукой, он уже наклонился над ней. Он схватил ее руку и положил себе на шею, а затем поднял ее, поддерживая одной рукой спину, а другой ноги под коленями. Она вскрикнула от удивления и, когда он поднимал ее, попыталась ударить его кулаками в грудь, но затем встретившись глазами с его угрюмым взглядом, замерла и лежала у него в руках неподвижно, как будто была сделана из мрамора.
Его руки охватывали ее, как стальные цепи. Сердце его билось так громко, что Аня чувствовала, как это биение отдается эхом у нее внутри. В темной глубине его глаз таилось выражение, которое заставило ее щеки покраснеть. Секунда шли, она не протестовала, не сопротивлялась, а румянец на щеках становился все ярче. Ее единственной защитой было презрение, и она надменно вскинула подбородок, молча вызывая его на разговор.
Его ресницы опустились и, подобно щитам, закрыли от нее его взгляд. Он подошел к кровати и, опершись коленом на матрац, опустил ее на упругую поверхность. Затем лег рядом с ней, приподнявшись на локте, и натянул на них одеяло.
ГЛАВА 10
Анина нога была вплотную прижата к ноге мужчины, лежащего рядом с ней в постели. Она отодвинулась и, напрягаясь, попыталась установить дистанцию между ними. Это было невозможно. По провисшей сетке кровати она снова скатилась к нему. Когда она расслабилась, ее нога и бедро снова оказались прижатыми к нему. Она попыталась отделиться от него, но безуспешно.
Было трудно сохранять высокомерный вид, прижавшись к мужчине и поглощая его тепло. Она не представляла себе, насколько замерзла. Прикосновение к его горячему телу заставило ее вздрогнуть.
– Что с тобой? – спросил он.
– Ничего.
Она плотно сжала губы. Сцепив руки на животе, уперлась локтем в его ребра, чтобы помочь удержать себя. Он повернулся, чтобы ей было удобнее, и она тут же скатилась к нему. Она торопливо уперлась рукой в его грудь, чтобы держаться таким образом на расстоянии от него. Если она не будет соблюдать осторожность, то предательский матрац сбросит ее прямо не него.
Он издал какой-то раздраженный звук, положил ее руку себе на бок, свою руку сунул ей под голову, а затем притянул ее к себе так, что их тела как бы охватывали друг друга. Она оказалась прижатой к нему от груди до лодыжки.
– Так удобнее?
Конечно, так было удобнее лежать. Но во всех других отношениях это было прямо-таки мучительно.
– Ты невыносим, – пробормотала она сквозь зубы.
– Согласен, – серьезно сказал он.
– Но тебя, кажется, это не беспокоит.
– Нет.
Его извиняющийся тон был настолько притворным, что она сочла за лучшее гордо промолчать. Кровь пульсировала в венах, и она боялась, что он услышит стук ее сердца. Ощущение холода исчезло, и она стала ощущать внутреннее тепло. Ее дыхание участилось и стало глубже. Она рассердилась, отметила она себе, вот и все. И кто бы не рассердился?
Равель хотел ее. Желание обладать ею привело его к напряжению, и все же что-то его сдерживало. Отчасти ее сопротивление, которое он ощущал в ней. Его можно было бы преодолеть, если бы оно не усиливалось ощущением неотвратимо уходящего времени. Другой такой ночи может не быть, другого раза, когда они будут вместе без препятствий, без свидетелей. Внезапно он почувствовал, что хочет узнать о ней все что можно, узнать о ее мыслях, чувствах, надеждах и мечтах. Он хотел овладеть ее сущностью и понять ее. Он хотел просто владеть ею.
– Что, больше никаких оскорблений? – спросил он искаженным голосом, в котором тем не менее слышалось нечто вроде боли.
Она пожала плечами, но случайно положила руку ему на бок мягким жестом, который мог означать как необходимость держаться за него, так и желание утешить.
– Скажи мне, – продолжал он, – тебя когда-нибудь беспокоило то, что на тебе лежит ответственность за обеспечение мадам Розы и ее дочери и ответственность за людей, живущих здесь, на плантации?
Его вопрос и задумчивость, с которой он задал его, показались ей предложением перемирия. Возможно, было бы безопаснее выполнять его.
– Иногда. А иногда мне это нравилось.
– Ты хотела когда-нибудь, чтобы рядом был кто-то, кто разделил бы с тобой эту ответственность, чтобы вместе с тобой рос брат, который снял бы сейчас часть груза с твоих плеч?
– Жан был моим братом.
Она не хотела этого говорить, но слова сами вырвались у нее. Но это была правда. Она признала этот факт, и в тот же момент почувствовала, что высказала некую правду, до этого принадлежавшую только ей.
Прошло мгновение, прежде чем Равель ответил, а затем он сказал тихим голосом:
– И моим тоже.
Тон, каким были произнесены эти слова, ясно обнаружил, что он не надеется на понимание, учитывая все, что случилось в прошлом. У нее сжалось горло. Прошло несколько секунд, прежде чем она снова смогла заговорить.
– Он не был безупречным, иногда мы ссорились, но он заботился о людях, они были ему не безразличны. Он расстроился бы, если бы узнал…
– Если бы узнал, что с нами случилось, каким я стал?
– И что я с тобой сделала.
Она почувствовала у себя на макушке его теплое дыхание. Ей показалось, что он прикоснулся губами к ее волосам, но этого, конечно, не могло быть.
Он сказал:
– Ты именно так оцениваешь свое поведение, одобрил бы тебя Жан или нет?
– Не совсем, и все же я не могу найти лучшего способа. Наступила тишина. Затем Равель нарушил ее:
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что можно было бы заняться чем-нибудь другим, а не мотаться постоянно между плантацией и Новым Орлеаном, не управлять плантацией, не сопровождать мадам Розу и Селестину с одного увеселительного мероприятия на другое?
В сгущающейся темноте он увидел, как ее губы искривились в короткой печальной улыбке.
– Я часто думала о путешествиях, о том, чтобы медленно переезжать из одной страны в другую, пока я не узнаю всю Европу, а затем перейти к Азии и Африке.
– И что же мешает тебе?
– Мадам Роза не выносит путешествий в экипаже и по морю.
– А ты, будучи молодой и незамужней женщиной, не можешь отправиться в путешествие одна?
– Так не делается, – согласилась она.
– Есть множество вещей, – сказал он со смехом, – начиная от похищения мужчин и заканчивая твоим положением в данный момент, которые не подобают хорошо воспитанной молодой леди.
Она начала что-то говорить, а затем замолчала, подняла голову и потянула носом воздух. Она сделала вдох, затем еще один, поглубже.
– Это гаснет огонь в камине, или я действительно чувствую запах дыма?
Равель приподнялся на локте. Прежде чем он успел что-то сказать, комната осветилась слабым мерцающим красно-оранжевым светом. Запах дыма вместе с едким запахом керосина, становился все сильнее. Где-то раздался хриплый торжествующий крик мужчины. Когда он затих, они услышали приглушенное потрескивание пламени.
Равель отбросил одеяло и вскочил. Аня выкарабкалась из постели вслед за ним. К тому времени как они встали на ноги, пламя уже не тихо потрескивало, а сердито, всепожирающе гудело. На стенах и на потолке отражались пляшущие снаружи языки огня. Сквозь щели в окнах в комнату просачивался дым и собирался серым, перехватывающим дыхание облаком.
– Это сарай, они подожгли сарай, – сказала Аня с недоверием в голосе. Напавшие на нее мужчины подожгли сарай, зная, что они оба заперты внутри.
Равель промолчал. Он сунул руку в карман брюк и вынул оттуда какой-то маленький предмет, затем поднял закованную в цепь ногу и поставил ее на кровать. Наклонившись, вставил этот предмет в замок и начал манипуляции с ним.
Булавка, которую она недавно выхватила у него из рук, не была единственной. Ей следовало бы знать, что он расстался с ней слишком легко. Она издала носом звук, который можно было принять за нечто среднее между благодарностью и отвращением.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Удивительно, чему только не научишься, сидя в тюрьме!
– Я вижу. Надеюсь, это сработает и на дверях?
Послышался тихий щелчок, и кандалы открылись. Равель снял широкое кольцо с ноги и отшвырнул в сторону.
– Конечно.
– Конечно. – Она посмотрела в окно, где языки огня уже лизали стекло, пытаясь добраться до сухой кипарисовой дранки, покрывающей крышу. – Ты мог бы воспользоваться этим, чтобы освободить нас немного раньше.
– Я думал, что это будет необходимо, – ответил он ей через плечо, быстро подойдя к двери и наклонившись к замочной скважине. – Я скорее ожидал, что нас удостоит своим визитом босс.
– Ты хотел увидеть его? – Дым в комнате становился все гуще. Аня подняла подол платья и прикрыла им нос и рот. Казалось, что ближе к полу осталось больше воздуха, и она встала на колени рядом с Равелем.
– Можешь назвать это любопытством. Мне хотелось бы знать, кто еще хочет моей смерти.
– Еще?
– Кроме тебя.
Она посмотрела на него. Глаза ее жгло от дыма, они слезились, и она вынуждена была часто мигать.
– Я совсем не хотела этого!
– Ты должна признать, что это решило бы твою проблему, что делать со мной.
– Но не можешь же ты на самом деле думать, что я как-то связана со скотами, которые затолкали меня сюда?
– В этом они могли ошибиться.
– Они не ошиблись, – сказала она ледяным тоном, но у нее тут же перехватило горло от дыма, и она закашлялась, испортив весь эффект, произведенный словами.
Равель наклонился к двери и внимательно прислушивался. Проходили секунды, которые казались часами. Старое здание полыхало, как пропитанный скипидаром трут, исчезая в пламени так быстро, что Аня подумала, что оно, должно быть, было подожжено в нескольких местах. Жар становился все сильнее, а дым постепенно приобретал черный цвет и продолжал, подобно удушающему туману, заполнять комнату. Аня вытерла юбкой струившиеся из глаз слезы. Когда она подняла голову, то увидела, что Равель положил руку на ручку двери и пытается открыть ее.
Он остановился и повернулся к ней. Его глаза покраснели и сузились от дыма, а под ними блестели слезы.
– Я никогда не думал, что ты окажешься в настоящей опасности. Это просто казалось мне невозможным. Извини.
Вопросы беспорядочно смешались у Ани в голове, но у нее не было времени разбираться в них. Она только кивнула, поднялась на ноги и выбежала из комнаты на свежий воздух, как только Равель распахнул дверь. Равель последовал за ней. Поддерживая за талию, он помог ей сбежать по ступенькам.
Они не прошли и десяти шагов, как услышали крик. Один из головорезов бежал им навстречу. Он остановился в проходе под ними и приложил винтовку к плечу. Пока он целился в них, его рот открылся, лицо исказилось.
С быстротой и легкостью той самой кошки Эль-Тигре, как его называли, Равель перемахнул через перила прямо на целившегося человека. Они распластались на грязном земляном полу сарая. Послышалось сдавленное проклятие и хруст кости. Мужчина с винтовкой затих.
На какое-то мгновение Равель припал к нему, выжидая, а затем поднялся и устремился к выходу, держась ближе к стене. Выглянув наружу, он всмотрелся в темноту, окрашенную в оранжевый цвет языками бушующего у него за спиной пламени. Единственным движущимся объектом вблизи были ветви деревьев, которые уже охватывало пламя, но он заметил какое-то движение по дороге, возле хижин рабов.
Аня подошла к нему и спросила приглушенно:
– Остальные?
– Похоже, они были настолько уверены в нашей смерти, что оставили только одного сторожа, а сами занялись другими делами, возможно, похищением рабов.
Похищение рабов было обычным делом, хотя чаще всего их похищали по одному, сначала завлекая обещанием свободы, а затем насильно продавая в другом месте. Потребность в рабах и цена на них были высоки в Техасе, а граница была совсем недалеко.
– Ты думаешь, они услышали, как кричал сторож?
– Мы не станем ждать, пока это выяснится. – Возвратившись к лежавшему, Равель забрал его винтовку, затем взял Аню за руку и направился к выходу из сарая.
Аня сделала несколько шагов, но, почувствовав опаляющий жар пламени и увидев желтые языки огня, остановилась.
– Этот сторож, он ведь еще жив. Мы не можем просто оставить его здесь.
Равель в упор посмотрел на нее. Он не стал говорить ей о том, что этот человек был готов убить их обоих. Вернувшись назад, он экономными движениями снял с него подтяжки и связал ему руки за спиной. Затем сделал кляп из своего платка и закрепил его во рту у сторожа куском, оторванным от его же рубашки. Потом он схватил его за руку и потащил за собой к выходу из сарая.
Воздух в проходе был наполнен клубами дыма, пепла и сажи. Жар обжигал кожу на лицах и, казалось, легкие изнутри. Над ними маленькие огненные струйки поднимались по стропилам все выше и выше. От машин доносился какой-то неясный шум, вызванный, по всей видимости, перегревом механизмов. Огонь буйствовал, трещал и шипел. В открытые двери комнаты, из которой только что вышли, они увидели, как воспламенилась кровать и через щели в полу пополз черный дым.
Монотонное постукивание, доносившееся от машин, привлекло Анино внимание. Сначала она ничего не могла разглядеть в дымном аду, в который превратился сарай, но потом заметила на платформе какое-то движение. Она остановилась.
Там лежали два человека, связанные и с заткнутыми кляпами ртами. Один из них стучал по опорам, поддерживающим машины. Это были Дениза и Марсель.
И тотчас Равель и Аня были рядом с ними. Равель вырвал кляп из рта Марселя, а Аня сделала то же самое с Денизой. Слуга хрипло пробормотал:
– У меня в кармане… нож.
К тому времени когда путы были разрезаны, и Марсель, и Дениза, ковыляя на онемевших ногах, смогли выбраться из сарая, горящие ветви дерева начали дождем сыпаться на них. Выяснилось, что задний выход из сарая также никем не охранялся. Они даже и не пытались прятаться, а бросились в темноту и бежали, пока не достигли густой тени росшего неподалеку дуба. Там они оставили сторожа на земле и, стоя рядом с ним, всей грудью вдыхали благословенный прохладный и чистый ночной воздух.
Когда Марсель пришел в себя, он рассказал им, что произошло. Мужчина, которого они называли боссом, приехал в экипаже. Не выходя из него, он подозвал к себе главаря шайки. Отдав распоряжения, уехал обратно в Новый Орлеан. Разбойники тут же связали Денизу и Марселя, а сами отправились к хижинам собирать рабов, чтобы увезти их до наступления утра. До этого они отволокли Денизу и Марселя в сарай: вероятнее всего, именно они могли бы их узнать при поимке и поэтому им целесообразнее сгореть вместе со своей хозяйкой и ее пленником. Затем сарай был подожжен, и один из нападавших оставлен в качестве сторожа, а другие отправились собирать рабов и грабить дом.
Ане стало плохо при мысли о том, что люди, с которыми она работала и о которых заботилась так долго, будут угнаны, как стадо скота. Тихо, как бы обращаясь к самой себе, она сказала:
Было трудно сохранять высокомерный вид, прижавшись к мужчине и поглощая его тепло. Она не представляла себе, насколько замерзла. Прикосновение к его горячему телу заставило ее вздрогнуть.
– Что с тобой? – спросил он.
– Ничего.
Она плотно сжала губы. Сцепив руки на животе, уперлась локтем в его ребра, чтобы помочь удержать себя. Он повернулся, чтобы ей было удобнее, и она тут же скатилась к нему. Она торопливо уперлась рукой в его грудь, чтобы держаться таким образом на расстоянии от него. Если она не будет соблюдать осторожность, то предательский матрац сбросит ее прямо не него.
Он издал какой-то раздраженный звук, положил ее руку себе на бок, свою руку сунул ей под голову, а затем притянул ее к себе так, что их тела как бы охватывали друг друга. Она оказалась прижатой к нему от груди до лодыжки.
– Так удобнее?
Конечно, так было удобнее лежать. Но во всех других отношениях это было прямо-таки мучительно.
– Ты невыносим, – пробормотала она сквозь зубы.
– Согласен, – серьезно сказал он.
– Но тебя, кажется, это не беспокоит.
– Нет.
Его извиняющийся тон был настолько притворным, что она сочла за лучшее гордо промолчать. Кровь пульсировала в венах, и она боялась, что он услышит стук ее сердца. Ощущение холода исчезло, и она стала ощущать внутреннее тепло. Ее дыхание участилось и стало глубже. Она рассердилась, отметила она себе, вот и все. И кто бы не рассердился?
Равель хотел ее. Желание обладать ею привело его к напряжению, и все же что-то его сдерживало. Отчасти ее сопротивление, которое он ощущал в ней. Его можно было бы преодолеть, если бы оно не усиливалось ощущением неотвратимо уходящего времени. Другой такой ночи может не быть, другого раза, когда они будут вместе без препятствий, без свидетелей. Внезапно он почувствовал, что хочет узнать о ней все что можно, узнать о ее мыслях, чувствах, надеждах и мечтах. Он хотел овладеть ее сущностью и понять ее. Он хотел просто владеть ею.
– Что, больше никаких оскорблений? – спросил он искаженным голосом, в котором тем не менее слышалось нечто вроде боли.
Она пожала плечами, но случайно положила руку ему на бок мягким жестом, который мог означать как необходимость держаться за него, так и желание утешить.
– Скажи мне, – продолжал он, – тебя когда-нибудь беспокоило то, что на тебе лежит ответственность за обеспечение мадам Розы и ее дочери и ответственность за людей, живущих здесь, на плантации?
Его вопрос и задумчивость, с которой он задал его, показались ей предложением перемирия. Возможно, было бы безопаснее выполнять его.
– Иногда. А иногда мне это нравилось.
– Ты хотела когда-нибудь, чтобы рядом был кто-то, кто разделил бы с тобой эту ответственность, чтобы вместе с тобой рос брат, который снял бы сейчас часть груза с твоих плеч?
– Жан был моим братом.
Она не хотела этого говорить, но слова сами вырвались у нее. Но это была правда. Она признала этот факт, и в тот же момент почувствовала, что высказала некую правду, до этого принадлежавшую только ей.
Прошло мгновение, прежде чем Равель ответил, а затем он сказал тихим голосом:
– И моим тоже.
Тон, каким были произнесены эти слова, ясно обнаружил, что он не надеется на понимание, учитывая все, что случилось в прошлом. У нее сжалось горло. Прошло несколько секунд, прежде чем она снова смогла заговорить.
– Он не был безупречным, иногда мы ссорились, но он заботился о людях, они были ему не безразличны. Он расстроился бы, если бы узнал…
– Если бы узнал, что с нами случилось, каким я стал?
– И что я с тобой сделала.
Она почувствовала у себя на макушке его теплое дыхание. Ей показалось, что он прикоснулся губами к ее волосам, но этого, конечно, не могло быть.
Он сказал:
– Ты именно так оцениваешь свое поведение, одобрил бы тебя Жан или нет?
– Не совсем, и все же я не могу найти лучшего способа. Наступила тишина. Затем Равель нарушил ее:
– Ты когда-нибудь задумывалась о том, что можно было бы заняться чем-нибудь другим, а не мотаться постоянно между плантацией и Новым Орлеаном, не управлять плантацией, не сопровождать мадам Розу и Селестину с одного увеселительного мероприятия на другое?
В сгущающейся темноте он увидел, как ее губы искривились в короткой печальной улыбке.
– Я часто думала о путешествиях, о том, чтобы медленно переезжать из одной страны в другую, пока я не узнаю всю Европу, а затем перейти к Азии и Африке.
– И что же мешает тебе?
– Мадам Роза не выносит путешествий в экипаже и по морю.
– А ты, будучи молодой и незамужней женщиной, не можешь отправиться в путешествие одна?
– Так не делается, – согласилась она.
– Есть множество вещей, – сказал он со смехом, – начиная от похищения мужчин и заканчивая твоим положением в данный момент, которые не подобают хорошо воспитанной молодой леди.
Она начала что-то говорить, а затем замолчала, подняла голову и потянула носом воздух. Она сделала вдох, затем еще один, поглубже.
– Это гаснет огонь в камине, или я действительно чувствую запах дыма?
Равель приподнялся на локте. Прежде чем он успел что-то сказать, комната осветилась слабым мерцающим красно-оранжевым светом. Запах дыма вместе с едким запахом керосина, становился все сильнее. Где-то раздался хриплый торжествующий крик мужчины. Когда он затих, они услышали приглушенное потрескивание пламени.
Равель отбросил одеяло и вскочил. Аня выкарабкалась из постели вслед за ним. К тому времени как они встали на ноги, пламя уже не тихо потрескивало, а сердито, всепожирающе гудело. На стенах и на потолке отражались пляшущие снаружи языки огня. Сквозь щели в окнах в комнату просачивался дым и собирался серым, перехватывающим дыхание облаком.
– Это сарай, они подожгли сарай, – сказала Аня с недоверием в голосе. Напавшие на нее мужчины подожгли сарай, зная, что они оба заперты внутри.
Равель промолчал. Он сунул руку в карман брюк и вынул оттуда какой-то маленький предмет, затем поднял закованную в цепь ногу и поставил ее на кровать. Наклонившись, вставил этот предмет в замок и начал манипуляции с ним.
Булавка, которую она недавно выхватила у него из рук, не была единственной. Ей следовало бы знать, что он расстался с ней слишком легко. Она издала носом звук, который можно было принять за нечто среднее между благодарностью и отвращением.
Он бросил на нее быстрый взгляд.
– Удивительно, чему только не научишься, сидя в тюрьме!
– Я вижу. Надеюсь, это сработает и на дверях?
Послышался тихий щелчок, и кандалы открылись. Равель снял широкое кольцо с ноги и отшвырнул в сторону.
– Конечно.
– Конечно. – Она посмотрела в окно, где языки огня уже лизали стекло, пытаясь добраться до сухой кипарисовой дранки, покрывающей крышу. – Ты мог бы воспользоваться этим, чтобы освободить нас немного раньше.
– Я думал, что это будет необходимо, – ответил он ей через плечо, быстро подойдя к двери и наклонившись к замочной скважине. – Я скорее ожидал, что нас удостоит своим визитом босс.
– Ты хотел увидеть его? – Дым в комнате становился все гуще. Аня подняла подол платья и прикрыла им нос и рот. Казалось, что ближе к полу осталось больше воздуха, и она встала на колени рядом с Равелем.
– Можешь назвать это любопытством. Мне хотелось бы знать, кто еще хочет моей смерти.
– Еще?
– Кроме тебя.
Она посмотрела на него. Глаза ее жгло от дыма, они слезились, и она вынуждена была часто мигать.
– Я совсем не хотела этого!
– Ты должна признать, что это решило бы твою проблему, что делать со мной.
– Но не можешь же ты на самом деле думать, что я как-то связана со скотами, которые затолкали меня сюда?
– В этом они могли ошибиться.
– Они не ошиблись, – сказала она ледяным тоном, но у нее тут же перехватило горло от дыма, и она закашлялась, испортив весь эффект, произведенный словами.
Равель наклонился к двери и внимательно прислушивался. Проходили секунды, которые казались часами. Старое здание полыхало, как пропитанный скипидаром трут, исчезая в пламени так быстро, что Аня подумала, что оно, должно быть, было подожжено в нескольких местах. Жар становился все сильнее, а дым постепенно приобретал черный цвет и продолжал, подобно удушающему туману, заполнять комнату. Аня вытерла юбкой струившиеся из глаз слезы. Когда она подняла голову, то увидела, что Равель положил руку на ручку двери и пытается открыть ее.
Он остановился и повернулся к ней. Его глаза покраснели и сузились от дыма, а под ними блестели слезы.
– Я никогда не думал, что ты окажешься в настоящей опасности. Это просто казалось мне невозможным. Извини.
Вопросы беспорядочно смешались у Ани в голове, но у нее не было времени разбираться в них. Она только кивнула, поднялась на ноги и выбежала из комнаты на свежий воздух, как только Равель распахнул дверь. Равель последовал за ней. Поддерживая за талию, он помог ей сбежать по ступенькам.
Они не прошли и десяти шагов, как услышали крик. Один из головорезов бежал им навстречу. Он остановился в проходе под ними и приложил винтовку к плечу. Пока он целился в них, его рот открылся, лицо исказилось.
С быстротой и легкостью той самой кошки Эль-Тигре, как его называли, Равель перемахнул через перила прямо на целившегося человека. Они распластались на грязном земляном полу сарая. Послышалось сдавленное проклятие и хруст кости. Мужчина с винтовкой затих.
На какое-то мгновение Равель припал к нему, выжидая, а затем поднялся и устремился к выходу, держась ближе к стене. Выглянув наружу, он всмотрелся в темноту, окрашенную в оранжевый цвет языками бушующего у него за спиной пламени. Единственным движущимся объектом вблизи были ветви деревьев, которые уже охватывало пламя, но он заметил какое-то движение по дороге, возле хижин рабов.
Аня подошла к нему и спросила приглушенно:
– Остальные?
– Похоже, они были настолько уверены в нашей смерти, что оставили только одного сторожа, а сами занялись другими делами, возможно, похищением рабов.
Похищение рабов было обычным делом, хотя чаще всего их похищали по одному, сначала завлекая обещанием свободы, а затем насильно продавая в другом месте. Потребность в рабах и цена на них были высоки в Техасе, а граница была совсем недалеко.
– Ты думаешь, они услышали, как кричал сторож?
– Мы не станем ждать, пока это выяснится. – Возвратившись к лежавшему, Равель забрал его винтовку, затем взял Аню за руку и направился к выходу из сарая.
Аня сделала несколько шагов, но, почувствовав опаляющий жар пламени и увидев желтые языки огня, остановилась.
– Этот сторож, он ведь еще жив. Мы не можем просто оставить его здесь.
Равель в упор посмотрел на нее. Он не стал говорить ей о том, что этот человек был готов убить их обоих. Вернувшись назад, он экономными движениями снял с него подтяжки и связал ему руки за спиной. Затем сделал кляп из своего платка и закрепил его во рту у сторожа куском, оторванным от его же рубашки. Потом он схватил его за руку и потащил за собой к выходу из сарая.
Воздух в проходе был наполнен клубами дыма, пепла и сажи. Жар обжигал кожу на лицах и, казалось, легкие изнутри. Над ними маленькие огненные струйки поднимались по стропилам все выше и выше. От машин доносился какой-то неясный шум, вызванный, по всей видимости, перегревом механизмов. Огонь буйствовал, трещал и шипел. В открытые двери комнаты, из которой только что вышли, они увидели, как воспламенилась кровать и через щели в полу пополз черный дым.
Монотонное постукивание, доносившееся от машин, привлекло Анино внимание. Сначала она ничего не могла разглядеть в дымном аду, в который превратился сарай, но потом заметила на платформе какое-то движение. Она остановилась.
Там лежали два человека, связанные и с заткнутыми кляпами ртами. Один из них стучал по опорам, поддерживающим машины. Это были Дениза и Марсель.
И тотчас Равель и Аня были рядом с ними. Равель вырвал кляп из рта Марселя, а Аня сделала то же самое с Денизой. Слуга хрипло пробормотал:
– У меня в кармане… нож.
К тому времени когда путы были разрезаны, и Марсель, и Дениза, ковыляя на онемевших ногах, смогли выбраться из сарая, горящие ветви дерева начали дождем сыпаться на них. Выяснилось, что задний выход из сарая также никем не охранялся. Они даже и не пытались прятаться, а бросились в темноту и бежали, пока не достигли густой тени росшего неподалеку дуба. Там они оставили сторожа на земле и, стоя рядом с ним, всей грудью вдыхали благословенный прохладный и чистый ночной воздух.
Когда Марсель пришел в себя, он рассказал им, что произошло. Мужчина, которого они называли боссом, приехал в экипаже. Не выходя из него, он подозвал к себе главаря шайки. Отдав распоряжения, уехал обратно в Новый Орлеан. Разбойники тут же связали Денизу и Марселя, а сами отправились к хижинам собирать рабов, чтобы увезти их до наступления утра. До этого они отволокли Денизу и Марселя в сарай: вероятнее всего, именно они могли бы их узнать при поимке и поэтому им целесообразнее сгореть вместе со своей хозяйкой и ее пленником. Затем сарай был подожжен, и один из нападавших оставлен в качестве сторожа, а другие отправились собирать рабов и грабить дом.
Ане стало плохо при мысли о том, что люди, с которыми она работала и о которых заботилась так долго, будут угнаны, как стадо скота. Тихо, как бы обращаясь к самой себе, она сказала: