Браун Лайза. Взаимное притяжение

   – Никогда!
   – Да. Теперь вижу. Ты так ведешь себя. Ну что ж, тем легче будет сказать тебе. Надо было, конечно, уже давно. – Странно, как резко изменились ее ощущения: она как будто повисла в невесомости, сердце перестало гнать кровь, легкие – вдыхать и выдыхать воздух. Как будто со стороны она услышала свой голос: – С тех пор как ушла Кэролайн, я старалась подладиться под тебя. Чтобы тебе было о ком заботиться, за кем следить, для кого работать. Потому что я старалась быть тебе настоящей дочерью. Вернее, стать настоящей дочерью. Потому что я тебе – не настоящая!
   – Что? – Он рванул ворот рубашки, как будто тот душил его.
   – Я тебе не родная дочь! Ты же знал, как вела себя Кэролайн! – Зубы у Силоу выбивали дробь, она вся дрожала. – Я знаю от Лоры, что Кэролайн приходила к тебе, когда мне было пятнадцать и я училась в школе. Она говорила, что знает, где меня найти. Но не призналась тебе, что уже приходила ко мне несколько раз. Она говорила, что жалеет меня, что, хочет заслужить мое прощение, что понимает, как нужна мать для дочери в переходном возрасте. Она хотела забрать меня с собой. Теперь-то я понимаю, что она хотела похитить меня, что ей просто нужны были деньги. Ей всегда не хватало наличности, правда? Я отказалась уехать с ней. И тогда она очень рассердилась и сказала, что зря я так предана тебе, потому что ты мне не родной…
   – Ты… сама не понимаешь, о чем говоришь! – У Сэма посерело лицо, задрожали руки, он схватился за спинку стула и опустился на него. – Как ты могла поверить этой… этой чудовищной лжи?!
   – Я не поверила. И долго не верила. Потому что ненавидела Кэролайн! – горестно покачала головой Силоу. – Я повторяла себе, что это злая выдумка, специально, чтобы побольнее уязвить меня. Но потом она умерла. И тогда я решила проверить ее слова. Для этого надо было знать группы крови: мою, твою и ее. Не стану утомлять тебя описанием своих ухищрений, но только я узнала, что я не твоя дочь. И я даже знаю, кто скорей всего мой настоящий отец. Из всех близких людей это мог быть только Дэвид. Твой любимый брат! Сэм вздрогнул.
   – Что?! Нет!.. Боже!.. Нет!.. Нет!!.
   Он откинулся на спинку стула, на лбу у него выступил пот, он хватал ртом воздух, держась за сердце.
   – Прости, я не хотела, – с мукой в голосе сказала Силоу. – Я так старалась стать тебе настоящей дочерью! – Слезы душили ее. – Я люблю тебя. Но я люблю и Билли. Мы неродные своим отцам, это сближает нас еще больше. Может быть, я потому и полюбила его, что наши судьбы чем-то похожи. Но я еще этого не сказала ему. Никому не сказала. Если хочешь, я дам почитать тебе письмо Дэвида. Хотя оно ничего тебе не скажет. Но я чувствую, что Дэвид очень раскаивался. Вот почему он уехал. Я не признавалась тебе, потому что боялась, что ты будешь меня меньше любить. У тебя ведь принципы, ради которых ты готов даже пожертвовать любовью. Но теперь я замужем. У меня есть муж, который любит меня. Теперь меня нельзя удержать принципами, только любовью. Или ты любишь меня – такую, как есть: дочь Кэролайн и Дэвида, жену Билли Боба – или оставь меня в покое.
   Он сидел, сгорбленный и потупившийся, и молчал. Силоу сделала шаг к двери, споткнувшись о порог.
   – Я люблю тебя, папа! – прошептала она, прежде чем закрыть за собой дверь.
   Силоу не знала, что делать. В голове царил хаос. Надо было разобраться в себе. Она пошла вперед, думая о своем, ничего не замечая вокруг. Она, наконец, освободилась от последней лжи, отравлявшей ей жизнь, но легче от этого не стало. Опять ей надо выбирать. И она снова выбрала Билли.
   А Билли Боб уехал, не простившись с ней. – Он уехал с Харольдом Беллом, – сказал старик Уокер, силясь скрыть свое изумление.
   – Он не сказал, когда вернется? – трудно было задавать такой вопрос, после которого становилось ясно, что муж фактически бросил ее.
   – Не сказал. Взял коня. Когда он берет Чейза – это значит, надолго. Они с Беллом колесят по всей стране. Билли сказал, что ты вернулась к отцу…
   – Даже не собиралась!
   Их спальня ярко освещалась солнцем, но без Билли ей все равно было пасмурно. Ей было так одиноко, как никогда в жизни. Она отрезала себе пути к Сэму. И ради чего? Билли ведь ушел. Даже одного дня не захотел подождать.
   Что-то блеснуло в солнечных лучах. Она взяла кольцо с комода. Его свадебный подарок. На внутренней стороне кольца были выгравированы ее инициалы и дата их свадьбы. У нее потеплело на сердце. Когда это он успел?
   Силоу взяла его и сама надела на палец, хотя это должен был сделать муж. Ей вдруг вспомнились слова ее отца о том, что Билли учится в университете. Теперь она понимает, зачем Билли Бобу столько книг.
   Силоу поднялась по лестнице в прежнюю комнату Билли и провела рукой по книжным корешкам. Затем раскрыла тетрадь, всю исписанную неровным почерком. Микробиология.
   Силоу обернулась. В дверях стояла Эллен.
   – Билли учится на ветеринара? Почему он скрывал это от меня?
   – Он от всех скрывал. Многие видели, что он часто бывает вместе с доктором Сандерсом, но почти никто не придавал этому значения. И никто не знал, как он работает! – В голосе матери слышалась законная гордость за сына. – А как ему было трудно! Он сдавал разом по две сессии, но с большими перерывами, потому что денег не было, особенно когда дед заболел. Билли учится уже пятый год, а большинство проходит его программу за два-три года…
   – Большинство вообще бросает учебу, – пробормотала Силоу.
   Выходило, что она не знает собственного мужа. Простой парень на глазах превращался в загадочную личность, которую необходимо разгадать, если она хочет жить с ним рядом.
   – Мой сын не бросает, если твердо решил, – сказала Эллен. – И тебя он никогда не бросит.
   – Вчера мы поссорились. В «Кантри Пэлис»…
   – Да, это было у него на лице написано. Он чуть пол не стер, расхаживая из угла в угол. Все тебя ждал. Но, я считаю сам виноват. Незачем было по разным притонам шляться.
   – Я его очень обидела. И, наверное, напрасно.
   – Ничего страшного, – сухо сказала Эллен. – Думаешь, он не вернется? Явится! Еще как явится. Как миленький! Хотя бы для того, чтобы снять с тебя… стружку. Он не из тех, кто прощает обиды или прячется от обидчиков. Да и у тебя, похоже, крутой нрав прорезался, а?
   – Поневоле.
   – Ты смотри, как он на тебя повлиял, а? По-моему, в лучшую сторону, – засмеялась Эллен. – И вообще, посмотри на дело с другой стороны: люди не верили, что у вас любовь, так? А теперь все видели: вы ссорились на глазах у публики. Значит, ясно: любовь.
   – Или, наоборот, ненависть, – Силоу услышала свой голос как бы со стороны. На секунду повисла пауза.
   – Не говори ерунды! Он вернется!
   Весь следующий день она провела одна, полная невеселых мыслей, избегая домашних, думая то об отце, то о муже.
   И третий день она продолжала скучать в одиночестве, пока не приехала Лора.
   У нее было утомленное и слегка испуганное лицо.
   – С Сэмом что-то происходит, Силоу. Он не пустил меня к себе. Я хотела вчера зайти к нему, чтобы справиться о его здоровье, потому что он не поехал как обычно в гольф-клуб. Смотрю – дверь не заперта, кругом страшный беспорядок: лампы разбиты, портреты сорваны… А он заперся у себя в кабинете и велел мне… убираться к черту! – У Лоры задрожали губы. – За двадцать пять лет он ни при каких обстоятельствах не позволял себе такого тона. Силоу, что ты ему такого сказала? Что могло так подействовать на него?
   – Это… Я должна была это сказать. Я ему звонила вчера.
   Но он не поднял трубку.
   – Он не пошел вчера в банк. Сегодня дом закрыт, но я знаю, что он внутри. Перед рассветом он так шумел! Если ты к нам не присоединишься, Силоу, мы с Томми будем взламывать дверь без тебя.
   – Я еду с тобой!
   Нельзя было оставлять его одного. Надо было остаться. Билли мог потерпеть, а вот Сэм, похоже, не выдержит.
   – Я не знаю, когда вернусь. Отец болен, я нужна ему, – сказала она Эллен и Вилли Уокерам.
   Двери все равно пришлось ломать. Сэм закрыл их на все замки и запоры.
   Он полулежал в своей спальне, на кровати, в одежде, в которой Силоу видела его в последний раз, только теперь помятой и испачканной. Лохматый, небритый; глаза воспаленные, в красных прожилках.
   Он впервые предстал перед ней в таком виде. Она даже испугалась и остановилась у дверей, слыша за спиной тяжелое дыхание Лоры и Томми.
   – Катитесь отсюда! Быстро! – хрипло закричал он. – Все! И ты… – Он стал тыкать пальцем. – И ты… и… – он указал на Силоу, – и ты…
   – Папа!
   – Был!
   – Был и есть. Я иногда называла тебя «Сэм», но это только сгоряча. Я вызывающе одевалась, слишком быстро водила машину, но дети всегда бунтуют против своих родителей, разве не так? А я – твоя дочь.
   – Была!
   – Нет, папа! Была и есть! Я похожа на тебя, разве ты не видишь? Я такая же упрямая и так же готова идти до конца в своих симпатиях и антипатиях. И ты должен чувствовать это, потому что ты – самый близкий мне человек и знаешь меня лучше всех. Ведь ты – мой отец!
   Сэм, пошатываясь, встал.
   Лора хотела прийти к нему на помощь, но он резко воспротивился.
   – Не трогай меня. Не трогай, я сказал!
   Лора отступила, не понимая, чем она заслужила такое отношение.
   – Лора, разреши мне, пожалуйста, поговорить с ним. Наедине.
   – Да? – с сомнением посмотрел на Силоу Томми. – Сэм в плохой форме. Как бы…
   – Нам надо поговорить. Ну, пожалуйста…
   – Хм… Ладно, пойдем, – сказала Лора, обращаясь к Томми. – Пусть они поговорят.
   И они остались вдвоем: убитый горем старик и заплаканная молодая женщина.
   – Папа, зачем ты обижаешь Лору? Она тебя любит. Мы все тебя любим.
   – Вы предали меня! – стукнул он себя ладонью в грудь. – Все знали! Знали и молчали! И Кэролайн знала… и… и он! – У Сэма перекосилось лицо.
   – При чем здесь они, папа? – Силоу не отрываясь, смотрела Сэму прямо в глаза, как будто старалась загипнотизировать его. – Я, как про это узнала, долго думала. Мне было очень плохо. Потом я возненавидела их. И всех остальных людей. Я пожалела, что родилась на свет. Но потом злость на тебя прошла. Я поняла, что быть отцом – это не значит иметь отношение к рождению ребенка. Это, значит, любить его, заботиться о нем, воспитывать его… – она засмеялась сквозь слезы, – все то, что дал мне именно ты.
   Он сжал голову обеими руками и дико взглянул на нее.
   – Чего ты хочешь от меня? Чтобы я радовался, что ты признаешь меня отцом? А я не могу радоваться! Не могу, понимаешь?
   – Возьми себя в руки, папа! – сказала Силоу и встряхнула его за плечи.
   У него задрожали губы; он не вырывался. Слезы скапливались у него в уголках глаз и скатывались по щекам, застревая в трехдневной щетине.
   – Я тебе не «папа»…
   – А кто же тогда мне папа? Дэвид?! Я его и в глаза не видела! Он мне такой же отец, как… как судья Сьюэлл для Билли! Что есть, что его нет – это все равно!
   Она взяла его ладони в свои и прижала их к щекам.
   – Папа! – сказала она настойчиво. – Я люблю тебя, я люблю тебя, я люблю…
   И он сдался. Он был так растерян, так слаб. Это все было так непохоже на него.
   – Помоги мне… – шепнул он. – Помоги мне, Силоу…
   Она не могла оставить его. Они говорили и говорили, пока он не заснул прямо в кресле. Лора и Томми все это время маялись на кухне. Силоу смотрела на уснувшего Сэма и удивлялась. С ней такое впервые. Она почувствовала себя сильнее и… старше Сэма! И еще испытывала облегчение при мысли, что они могут помириться.
   – Ты останешься? – с тревогой спросила Лора. – На день-другой, пока он придет в себя?
   – Да, я останусь, – успокоила ее Силоу.
   – Слава Богу! – Лора вздохнула с облегчением. – Как я перепугалась. И, знаешь что: есть еще одна проблема. Он, наверное, забыл об этом, но в следующую пятницу должна быть ежегодная встреча с партнерами и клиентами банка. Я не знаю, что делать. Может быть, стоит отменить?
   – Не надо отменять, – сказала Силоу. – Это вызовет слухи, которые могут повредить репутации банка. К тому же ему полезно будет развеяться, отвлечься.
   Лора обняла Силоу.
   – Не знаю уж, что там между вами происходит, но мне кажется, что, если бы ты сегодня не пришла, Сэм сошел бы с ума или застрелился. – Под конец Лора еле слышно шептала.
   – Этого не будет, – твердо ответила Силоу.
   Через два дня Сэм Пеннингтон вышел на работу. Он был немного не похож на самого себя, какой-то притихший и грустный, но чувство безнадежности покинуло его.
   Силоу звонила на ферму Уокеров. Билли еще не вернулся. Значит, и ей можно не торопиться.
   Ей плохо спалось в знакомой комнате. Потолок и стены давили на нее. Она открывала окно и лежала без сна, прислушиваясь к звукам и запахам ночи. Ей постоянно чудился хрипловатый смех Билли Боба, тело тосковало по его ласковым рукам. И в одно прекрасное утро она заболела. Болело все: и голова, и сердце, и живот, и руки, и ноги…
   Сколько еще можно терпеть? В конце концов, они квиты! Он тоже хорош! И виноват не меньше, чем она: кричал на нее, оскорбил, путался со своей блондинкой…
   Когда ее поцеловал Майкл, она старалась загладить свою вину как могла. Теперь его очередь. И пусть поторопится, пока у нее не кончилось терпение!

Глава 21

   Вечером группа Белла давала единственное представление в городке на востоке штата Теннеси.
   Ровная арена освещалась сияющими огнями прожекторов. Всеобщее внимание привлекал гнедой жеребец, взволнованный шумом, криками и ярким светом. Роскошная сбруя сверкала на нем как золотая. Чейз был великолепен. Он был, как будто специально создан для родео, и это было видно с первого взгляда.
   Когда родео закончилось, Билли слез с седла и повел разгоряченное, вспотевшее животное в стойло.
   – Молодец, мальчик, – хвалил Билли Чейза, похлопывая его по шее.
   Билли старался не думать, что скоро им придется расстаться.
   К ним подошел Белл. На арене уже гасли огни, зрители еще шумели, слышался смех, пахло сигаретным дымом.
   – Молодец, хорошо поработал, – сказал Белл, потрепав Чейза по носу. Конь дружелюбно фыркнул в ответ.
   – Это все. Я ухожу, – спокойно сказал Билли Боб, снимая с коня узду.
   – Уже? Жаль.
   – Как договаривались. Две недели. Чейз уже научился всему. Бери его, – быстро кидал слова Билли, решив покончить с этим делом одним махом.
   – Не передумал, значит? – Белл снял кожаные перчатки.
   – Я же дал слово.
   – Да, ты честный парень, – Белл достал из жилетного кармана бумажник. – Я знал, что так и будет. И тоже готов сдержать обещание.
   Билли перебросил узду через барьер и, помедлив, взял чек, даже не взглянув на сумму, проставленную Беллом.
   – Билли, ты в порядке? – Белл с тревогой поглядел на него. – У тебя неприятности? Иначе ты бы не продал Чейза. Я могу тебе помочь?
   – Мне никто не может помочь, – коротко ответил Билли.
   – Нелады с женой, да?
   – Нелады с собой, – по его тону Беллу стало ясно, что дальше расспрашивать не стоит.
   – Ну что ж, пока, мальчик мой! – Билли посмотрел на Чейза. – Я приду как-нибудь полюбоваться тобой.
   – Приходи, когда захочешь, Билли. Двери моей фермы всегда открыты для тебя.
   Грустный Уокер молча кивнул головой и пошел прочь. Но, пройдя несколько шагов, быстро вернулся и припал к лошадиной шее.
   Харольд Белл понимающе отвернулся и стал смотреть в сторону.
   Билли Боб гнал всю ночь.
   Ярко-зеленые пики Аппалачей постепенно сменялись пологими, обросшими соснами холмами. Через Ноксвилл, через Нэшвилл, Селмер, вдоль границы штата. Коринф, Тьюпело, дальше на юг, потом на запад.
   Билли подъезжал к родному округу на заре, когда восходящее солнце окрашивало окрестности в алый цвет. У дороги хлопковые поля сменяли рисовые, потом опять шли персиковые сады.
   Как ему надоели шумные туристы, чужой говор. В Теннесси все чужое. Насколько лучше на родине! Он сразу успокоился, как только увидел знакомые медленные и плавные воды Миссисипи.
   Он вернулся домой! К Силоу.
   Он теперь сможет расплатиться с ней. Он отдаст ей деньги, которые заработал за эти две недели. И все можно будет начать сначала. Заново. И на равных.
   Билли Боб въехал на возвышенность, с которой открылся вид на маленькую деревушку под красивым названием Семь Холмов. Белые стены родного дома, ярко освещенные утренним солнцем, мелькали сквозь листву. Билли обогнул дом и подъехал к заднему крыльцу. Он невольно посмотрел на окна комнаты Силоу.
   Она не вернулась. Сердце как будто упало в бездонную пропасть. Надо смотреть правде в глаза: она ушла. Ушла к отцу. К тому, кто имеет власть над ней, к тому, кто сильнее ее любви к мужу. История повторилась спустя четыре года.
   Но в течение этих двух недель в нем теплилась надежда, что она вернется. Он убеждал себя, что она уже не маленькая девочка, которая во всем слушается папу, что она превратилась во взрослую замужнюю женщину, которая ушла из дома вопреки воле отца.
   – Ой, Виль!
   Это мама, едва не задев его, выплеснула с заднего крыльца воду из ведра.
   – Вот как? Не успел я приехать, а ты меня уже водой гонишь? – пошутил Билли.
   Широкая улыбка озарила лицо Эллен.
   – Как я рада! Какой ты веселый! Не то, что когда уезжал, – она, вся, светясь радостью, поставила ведро на крыльцо. – Как хорошо! Папа! – позвала она через плечо. – Ты посмотри, кто приехал!
   Тут сначала на крыльцо выплыло облако табачного дыма, а потом уже приковылял дед.
   – Смотри, и утро выдалось чудесное, и Билли вернулся, – сказал он.
   – Салют, дед!
   – Давненько ты… Почитай, две недели тебя не было?
   – Силоу дома? – спросил он, не обращая внимания на слова деда.
   – Кхм, – произнес в ответ старший Уокер, в замешательстве оглядываясь на дочь.
   Билли посмотрел на них, и последние остатки надежды покинули его. Невидимая тяжесть легла на его плечи.
   – Значит, она ушла к отцу?
   – Она возвращалась, – торопливо сказала мама. – Потом ушла опять. У нее заболел отец.
   Билли рывком распахнул дверь в ее комнату. В пустую, тихую комнату.
   – Не верю. Он здоров, как бык!
   – В быках ты, конечно, разбираешься лучше, чем в людях. Говорят тебе – заболел! – рассердилась Эллен. – Ты сам уехал, ни слова не говоря, а теперь хочешь свалить всю вину на нее?
   Не выйдет!
   – Я ее не виню. Силоу дала мне три с половиной тысячи, чтобы я заплатил штраф. Не надо было, конечно, брать! Эти деньги все время стояли между нами. А Сэм дознался и стал меня ими попрекать. Не мог я этого терпеть!
   Билли отвернулся и оперся о перила. Эллен подошла к нему и погладила по спине, как будто была в силах притупить обиду.
   – Что-то произошло между Силоу и ее отцом, – сказала она. – Ты бы посмотрел на вдову Кершоу, когда она приезжала, чтобы позвать Силоу к отцу. А два дня назад Силоу заезжала к нам. Да, по пути в Мартинсвилл… Она сказала, что в Мартинсвилле ей надо купить что-то для какого-то торжественного приема… Мне показалось, что она приезжала не для того, чтобы проведать нас, как сама сказала, а чтобы собственными глазами убедиться, что тебя нет дома.
   – Не надо, мама. Что ты ее защищаешь? – с трудом сказал он, выпрямившись. Внезапно усталость бессонной ночи всей тяжестью навалилась на него. – Я хочу спать. Пойду в свою комнату.
   Она сделала свой окончательный выбор, когда уехала к отцу. Она навсегда оставила его.
   Он проснулся с тяжелой головой и болью в сердце. Потом долго лежал, изнывая от жары и тоски. Как он будет жить без нее? Что у него в жизни останется? Воспоминания?
   Черт побери, он любит ее! Он даже пожертвовал другом ради нее.
   И она тоже любит его. Это точно! Она любит его так сильно, как только может любить женщина!
   Почему же она ушла? Значит, ей мало одной любви?
   Билли схватился за голову и чуть не смахнул на пол настольную лампу. А когда поставил ее на прежнее место, то вспомнил, что оставлял на комоде кольцо.
   А теперь его не было. Нигде не было. Даже в шкатулке с украшениями. Значит, она взяла его? В дом Пеннингтона?
   Он посмотрел на себя в зеркало и решился. Хватит! Чем он хуже других? Он – бедняк? Ну и что? Это не значит, что у него нет гордости. Ему надоело чувствовать себя униженным. Теперь он будет действовать так, как сочтет нужным, без оглядки на других.
   Почему он должен прятать свои чувства, скрывать свои мечты об университете? Почему он должен бояться Пеннингтона и Сьюэлла? Даже боязнь потерять Силоу связывала его по рукам и ногам.
   А теперь ему нечего бояться и нечего терять.
   Если у него что и осталось, так это гордость!
   Званый ужин, как узнал Билли Боб, или, другими словами, ежегодная встреча банкира с персоналом и клиентами, будет проходить в Мартинсвилле. Почему бы и ему раз в жизни не посетить прием, черт возьми? Это будет, конечно, скучное формальное мероприятие для солидных людей в костюмах и галстуках. Ну что ж, он тоже будет скучным и солидным.
   Билли перерыл весь магазин, прежде чем нашел что-то подходящее: элегантный черный смокинг и белую рубашку, плиссированную на груди. Складочки были почти незаметны, но придавали рубашке изысканность.
   Галстук – черт возьми, охотнее он надел бы петлю на шею, но, что делать, приходилось одеваться по форме – галстук тоже был черным и резко выделялся на фоне белоснежной рубашки.
   Все было в магазине, кроме брюк приемлемой для него длины, а времени заниматься подгонкой уже не оставалось. Пришлось оставить джинсы и ковбойские ботинки. Так даже лучше. Пусть они сразу увидят, что он не собирается полностью подделываться ни под них, Пеннингтона с дочерью, ни под это сборище.
   Он принял душ, тщательно выбрился и расчесал волосы. Но все равно остался недоволен прической. Слишком уж длинные волосы. Дюймов тридцать. Зачем ему теперь это? Одевшись, он отсчитал ровно три с половиной тысячи из той суммы, что осталась после покупок, перехватил банкноты резинкой и засунул пачку во внутренний карман смокинга.
   Когда он спустился в кухню, Эллен и Вилли застыли в испуге. День клонился к закату. Если старые настенные часы не врали, было уже почти семь часов.
   – Господи! – пробормотал Вилли. – Ты оделся как на собственные похороны!
   – Правильно. Чувствую, сегодня меня вынесут вперед ногами.
   – Ты хочешь испортить людям праздник?
   – Она испортила мне жизнь, – коротко возразил Билли.
   – Видь, ты такой вспыльчивый. Прошу тебя, не делай глупостей! Она любит тебя, а в таком виде ты понравишься ей еще больше, это точно. Она страдает по тебе, я уверена.
   – Ну что ты, у нее дел по горло. И вообще, – постарался пошутить Билли, – с каких это пор свекровь ладит с невесткой, а?
   – Если ты не будешь меня слушать, я перестану ладить с тобой.
   Маленький, толстенький Леланд Риттер уже закрыл свою парикмахерскую, когда Билли Боб постучался в дверь.
   – Закрыто! – раздраженно прокричал Леланд, не поднимая головы.
   – Заплачу вдвое, – крикнул Билли.
   Парикмахер прервал уборку и посмотрел на дверь. Венчик седых волос вокруг его лысины сверкал в рекламных огнях наподобие нимба.
   – Ты ли это, Билли Боб? – удивленно воскликнул Леланд, щурясь на посетителя.
   – Угадал.
   Леланд подошел, открыл дверь и впустил Билли, не умолкая ни на секунду.
   – Торопишься куда-нибудь? И зайти решил? Никак нужда какая-нибудь заставила?
   – Угадал, – опять обронил Билли, скорей садясь в кресло, боясь, что передумает и убежит из парикмахерской.
   – Ай-яй-яй, надо же! – всплеснул руками парикмахер. – И куда же ты собрался идти с новой прической?
   – В загородный клуб «Гринвью».
   – К Пеннингтону? – воскликнул Леланд.
   – К нему. Причем без приглашения. Поэтому я хочу выглядеть соответственно, понимаешь? Чтоб, когда меня выгонят, я бы выглядел стильно.
   Билли говорил полушутя, но парикмахер не знал, что и думать.
   – Так, – пробормотал он. – Ты торопишься? Значит, спереди подровнять? – неуверенно добавил он и потянулся за ножницами. – Это я мигом.
   – Нет, не подровнять, – возразил Билли, глядя в зеркало. – Сегодня мне надо покороче… Знаешь что… состриги и сзади…
   – Что? Сзади? – упавшим голосом спросил Леланд. – Ты же всегда насмерть стоял, как я тебя ни уговаривал! А теперь что вдруг?
   – Стриги скорей, говорю, пока не передумал!
   – Слава тебе, Господи! – прошептал Леланд, обратясь взором к небу, и с энтузиазмом принялся за дело.
   – Знаешь, ты будешь, похож на Сьюэллов, если немного… – начал Леланд.
   – Нет. Не надо. Хватит и этого.
   Когда Билли заплатил и повернулся уходить, парикмахер задержал его.
   – Ты хочешь подкузьмить тестя, да? Знаешь, кто там будет? Много шишек, я слышал. Со всех ближайших округов.
   – И моя жена.
   – Знаешь, тебе не хватает только, – Леланд поколебался немного, – подожди немного…
   Он исчез в задней комнате и через несколько секунд вернулся, держа в руке бутылку с черной этикеткой. Виски.
   – Возьми. Тебе это сейчас нужнее, чем мне. – И он криво ухмыльнулся.
   Дважды он, полный решимости, выезжал на дорогу и дважды возвращался на автомобильную стоянку. Отчаяние вело его вперед. Но неуверенность в себе останавливала. Это чужой мир. Зачем ему лезть в игру, правил которой он не знает? И что, если она действительно не хочет его видеть? И кольцо для нее ничего не значит? Что, если она, вернувшись, домой, забыла его, неотесанного фермера со смешными претензиями на ученость?
   Его манила лежавшая на сиденье бутылка виски, обещая конец сомнениям. Два добрых глотка и вправду встряхнули его, напомнив ряд простых фактов. Что он тут философствует, черт возьми? Все ясно как день. Он, Уильям Роберт Уокер, фермер из штата Миссисипи, округ Брискин, едет за своей законной женой, отбившейся от рук в его отсутствие. Всю дорогу он твердил про себя эту фразу.