Браун Сандра. Алиби

   Хэммонду хотелось бы любить своего отца, восхищаться и уважать, но для этого он слишком хорошо знал, на какие темные дела употребляет свои таланты Кросс-старший.
   Свой визит отец Хэммонда начал со слов: «Я помчался к тебе, как только освободился», – и Хэммонд облился холодным потом. Как мог его отец так быстро пронюхать о том, как он прокололся с Юджин Кэрти?
   – Что ты имеешь в виду? – осторожно спросил он.
   – Как – что?! – удивился Престон. – Разумеется, то, что ты будешь вести дело об убийстве Люта Петтиджона! Хэммонд постарался скрыть испытанное им облегчение.
   – Это действительно так, – согласился он.
   – Мне было бы приятнее услышать эти новости от тебя, – упрекнул его отец.
   – Я просто не успел, па, – возразил Хэммонд – Мейсон объявит мне об этом только вчера вечером. Но отец его не слышал.
   – Да, от тебя, – повторил он. – Но мне рассказал об этом близкий друг, который завтракал с Мейсоном сегодня утром. Он упомянул об этом вскользь, полагая, что мне уже все известно. Ты понимаешь, в какое положение ты меня поставил?
   – На выходные я уезжал в мой загородный дом, – терпеливо пояснил Хэммонд. – Об убийстве Петтиджона я узнал только вчера вечером, когда вернулся. А потом… потом произошло еще – много всего, я просто закрутился. Извини…
   Престон Кросс стряхнул невидимую пылинку со своих безупречно отглаженных брюк.
   – Надеюсь, ты понимаешь, что это для тебя значит? Суд привлечет всеобщее внимание. Ты должен использовать это, Хэммонд! – Престон нацелился на него своим коротким и толстым указательным пальцем, потом поднял руку вверх и совершил ею хватательное движение, словно поймал на лету муху. – Используй прессу на всю катушку, сынок. Пусть твое имя звучит по всем каналам. Пусть избиратели узнают, кто ты такой и что собой представляешь. Я называю это саморекламой, но в этом нет ничего стыдного или недостойного. Это твой шанс, Хэммонд!
   – Мой шанс заключается в том, чтобы добиться осуждения преступника. Моя речь в суде должна говорить сама за себя – в этом случае мне не понадобится помощь газет и телевидения.
   Престон Кросс нетерпеливо взмахнул рукой.
   – Большинству совершенно наплевать, как ты справишься с расследованием, – сказал он. – Людям все равно, отправится ли преступник в тюрьму, получит ли смертельный укол или выйдет на свободу.
   – Зато мне не все равно, – с горячностью возразил Хэммонд. – И людям тоже должно быть не все равно. Престон рассмеялся.
   – Я помню, было такое время, когда общественность очень интересовалась тем, насколько хорошо справляются со своими обязанностями представители власти. Но теперь людей больше волнует, как выглядят их избранники на экране телевизора. Я уверен, что большинство жителей округа имеет самое приблизительное представление о том, чем занимается окружная прокуратура.
   – Возможно, ты в чем-то прав. Но когда преступность начинает расти, тем же самым людям становится не все равно, насколько эффективно справляются со своими обязанностями полиция, прокуратура и суды.
   – Это ты хорошо сказал! – восхитился Престон. – Не забудь произнести эту фразу, когда тебя позовут выступать на телевидение. Очень важно заранее приготовить несколько способных успокоить общественное мнение лозунгов и убойных цитат, которые подхватят все газеты. – Он откинулся на спинку кресла. – Навешай репортерам побольше лапши на уши, сынок, пообещай им несколько сенсационных разоблачений, и они – твои. Когда они просят сделать заявление, не ленись – скажи им хотя бы пару слов, пусть это даже будет совершеннейшая глупость.
   Ты и сам удивишься, когда увидишь, что в самых банальных словах репортеры способны отыскать смысл, который они будут использовать до тех пор, пока ты не бросишь им еще одну кость. Очень скоро ты будешь выступать в прямом эфире, Хэммонд. Не теряйся, пользуйся этим, пока есть возможность. – Он подмигнул. – Пусть тебя сначала выберут, а уж потом ты будешь делать все, что твоей душеньке угодно.
   – Что, если меня не выберут?
   – А что может этому помешать?
   – Остров Спаркл.
   Название острова должно было произвести эффект разорвавшейся бомбы, но Престон даже глазом не моргнул.
   – Где это? – спросил он с показным недоумением.
   – Ты отлично знаешь, о чем я, – парировал Хэммонд, даже не пытаясь скрыть свой гнев. – Ты можешь и дальше отрицать это – у тебя, кстати, это прекрасно получается, – но я знаю, что ты просто-напросто лжешь.
   – Выбирай выражения, Хэммонд! Ты все-таки разговариваешь не с кем-нибудь, а со своим отцом.
   – С отцом?! – Хэммонд выскочил из-за стола и, засунув руки в карманы, прошелся по кабинету из угла в угол. – Я не ребенок, отец. Я – заместитель прокурора округа по особым поручениям, и я отлично знаю, что ты – мошенник.
   Красное от загара и виски лицо Кросса-старшего сделалось багровым.
   – Интересно, что такого вы знаете, мистер Умник?
   – Я знаю, что, если детектив Смайлоу или кто-нибудь еще пронюхает о твоей причастности к проекту Петтиджона, это обойдется тебе в кругленькую сумму. Возможно, ты даже окажешься в тюрьме. Для меня же это будет означать конец карьеры, если только я не соглашусь стать обвинителем собственного отца. Надеюсь, теперь тебе понятно, в какое положение поставили меня ваши с Петтиджоном дела?
   – Расслабься, Хэммонд. Тебе совершенно не о чем беспокоиться. Я не имею никакого отношения к острову Спаркл.
   Хэммонд с сомнением покачал головой, не зная, верить отцу или нет. Лицо Престона Кросса было спокойным, и даже взгляд не выдавал ни тревоги, ни страха, однако это ровным счетом ничего не значило. В случае необходимости его отец превращался в гениального актера, если только это было ему выгодно.
   – С каких это пор? – спросил он наконец.
   – Уже несколько недель.
   – А почему Петтиджон об этом не знал?
   – Разумеется, он знал и даже уговаривал меня не уходить из проекта. Но я все же ушел и, естественно, отозвал все свои капиталы. По-моему, это его серьезно разозлило.
   Хэммонд почувствовал, как от стыда его лицо покрывается краской. Когда в субботу он приехал к Петтиджону для серьезного разговора, тот сказал, что его отец увяз в этом проекте по уши. И не просто сказал, но и показал подписанные Престоном Кроссом документы, из которых следовало, что он является едва ли не самым крупным акционером новообразованной компании. Но, может быть, Петтиджон затеял какую-то свою игру?
   – Один из вас врет, – процедил Хэммонд сквозь зубы.
   – Когда ты разговаривал с Лютом? – уточнил Престон, но Хэммонд пропустил этот вопрос мимо ушей. Ответить честно он все равно не мог, а лгать ему не хотелось.
   – Выйдя из предприятия, ты продал свою долю с прибылью? – поинтересовался он холодно.
   – Я был бы глупцом, если бы не сделал этого. Нашелся один покупатель, который очень хотел влезть в это предприятие и готов был заплатить столько, сколько я просил. Ударили по рукам, и я передал ему свои акции.
   Хэммонд почувствовал приступ дурноты.
   – Не так уж важно, участвуешь ты в этом проекте или уже нет. Достаточно того, что ты был к нему причастен. Этим ты запятнал и себя, и меня.
   – По-моему, ты слишком волнуешься, Хэммонд. Уверяю тебя, все не так страшно, как тебе кажется.
   – Если когда-нибудь правда выплывет наружу… Престон пожал плечами.
   – Что ж, тогда я расскажу, как все было. Расскажу честно и откровенно.
   – Что именно ты расскажешь?
   – Что я понятия не имел, какую аферу затеял Лют. Когда я догадался, в чем дело, я вышел из дела.
   – Ты, я вижу, давно все обдумал.
   – Это верно. Ты же меня знаешь, сын, – у меня на все ситуации жизни есть несколько резервных вариантов.
   Хэммонд мрачно посмотрел на отца. Тот как будто специально дразнил его, но поддаваться на эту провокацию он не собирался. Престон всегда оставлял себе несколько путей для отступления, и Петтиджон наверняка об этом знал. И все равно Престон был нужен ему – нужен не как крупный инвестор, а как отец помощника окружного прокурора.
   Несомненно, Петтиджон рассчитывал манипулировать им через отца.
   – Мой тебе совет, Хэммонд, – говорил тем временем Престон Кросс, развалясь в кресле, – не горячись и не спеши говорить ни «да», ни «нет». Первым делом позаботься о том, чтобы подготовить пути для отхода, и тогда ты сможешь выйти чистеньким из любой передряги. Это я тебе говорю, сынок, а мне ты можешь доверять.
   – И это – твой совет своему единственному сыну? Наплевать на принципы и заниматься только собой?
   – Принципами сыт не будешь, – отрезал Престон. – Ты знаешь правила игры, Хэммонд. Не я их устанавливал, но, даже если они тебе не нравятся, тебе придется им следовать, иначе будешь вечно плестись в хвосте и глотать пыль из-под копыт тех, кто не так кичится своей неподкупностью и честностью.
   Хэммонд вздохнул. Эту песню он слышал уже не один раз. Когда он достаточно подрос, чтобы усомниться в непогрешимости отца и решиться обсуждать некоторые моральные принципы, которые исповедовал Кросс-старший, выяснилось, что их взгляды на хорошее и плохое существенно разнятся. Это развело их окончательно, и с тех пор их споры оканчивались вничью, ибо ни один не хотел уступить другому.
   Теперь, когда Хэммонд своими глазами видел письменные доказательства участия отца в грязных аферах Петтиджона, он еще лучше понимал, насколько сильно различаются их взгляды. Что бы ни говорил ему теперь Престон, он не мог не догадываться, что затевается на острове, но муки совести не имели никакого отношения к его решению продать свою долю. Просто он увидел отличную возможность заработать неплохой процент на вложенный капитал и поспешил ею воспользоваться.
   Что ж, похоже, за прошедшие годы пропасть между ними стала еще шире, и Хэммонд не видел никакого способа перекинуть через нее хотя бы самый узкий и шаткий мост.
   – Извини, па, у меня через пять минут важная встреча, – солгал он, выходя из-за стола. – Поцелуй от меня маму, а я постараюсь позвонить ей вечером.
   – Вечером она и еще несколько друзей будут у Дэви, – напомнил Престон.
   – Я уверен, Дэви оценит этот знак внимания, – заметил Хэммонд, вспоминая, с какой насмешкой Дэви Петтиджон говорила о толпах сочувствующих и готовых разделить с ней горе.
   У дверей кабинета Престон обернулся.
   – Я никогда не скрывал, что я чувствовал, когда ты ушел из адвокатской фирмы, – сказал он.
   – Напротив, ты ясно дал мне понять, что я совершаю ошибку, – отозвался Хэммонд. – Но я буду стоять на своем, па. Мне нравится моя работа, к тому же я с ней неплохо справляюсь.
   – Да, при поддержке Монро Мейсона ты сделал блестящую карьеру.
   – Спасибо, па.
   Но его благодарность не была искренней. Отцовский комплимент не согрел Хэммонду сердца, поскольку он уже давно не дорожил его мнением, к тому же каждую похвалу Престон дополнял обесценивавшим ее комментарием.
   «Мне нравятся эти пятерки в твоем табеле, Хэммонд. Но четверку с плюсом по химии ты должен исправить».
   «Лошадь, на которую ты поставил в этом забеге, выиграла. Жаль, тебе не хватило пороху сыграть „тройной экспресс“ – мог бы заработать в десять раз больше».
   «Ты второй по успеваемости на курсе, сын? Это отличная новость, но было бы еще лучше, если бы ты стал первым!»
   И это продолжалось на протяжении всей его жизни. Всегда находилось какое-то «но», которое портило все удовольствие от достигнутого, и сегодня Престон тоже не изменил своему обычаю.
   – Я уважаю твое решение, Хэммонд, но тебе еще предстоит доказать его правильность. Стань боссом, и я соглашусь, что ты не зря оставил работу в преуспевающей адвокатской конторе.
   Кросс-старший похлопал сына по плечу, но это фальшивое проявление отцовской привязанности лишь еще сильнее огорчило Хэммонда. Он уже забыл или, по крайней мере, старался забыть об их споре, но Престон ему напомнил.
   – Это дело поможет тебе подняться на высшую ступеньку карьеры, сын, – сказал он. – Если ты с ним справишься, перед тобой будут открыты все двери.
   – Что, если из-за твоих проделок я пролечу на выборах прокурора округа?
   – Этого не случится, Хэммонд, можешь быть спокоен.
   – Но если все-таки случится, – заметил Хэммонд, – вот смешно-то будет!..

* * *

   По понедельникам доктор Юджин Кэрти не принимала пациентов.
   Свободное время она обычно использовала на то, чтобы привести в порядок свои записи и личные дела. Но сегодняшний понедельник был особенным. Сегодня ей предстояло расплатиться с Бобби Тримблом и наконец избавиться от него, как она надеялась – навсегда. Так они договорились вчера. Она даст ему, что он просит, а он исчезнет из ее жизни.
   Впрочем, Юджин по опыту знала, что полагаться на слово Бобби не стоит. Открывая дверь своего кабинета, она невольно задумалась о том, сколько еще раз ей придется доставать из сейфа наличные. Юджин подозревала, что много, и эта перспектива не казалась ей привлекательной, несмотря на всю свою реальность. Теперь, когда Бобби разыскал ее, он вряд ли оставит ее в покое.
   Но вид прекрасно обставленной комнаты напомнил Юджин о том, что она потеряет, если Бобби разоблачит ее.
   Сдвинув в сторону морской пейзаж, загораживавший встроенный в стену сейф, Юджин быстро набрала цифровой код и, услышав щелчок, нажала на ручку и отворила тяжелую дверцу. На верхней полке сейфа лежало несколько пачек банкнот, рассортированных по номиналу. Хранить деньги дома было не особенно благоразумно, однако Юджин, знавшая в детстве и голод, и нужду, любила держать наличные под рукой. Так ей было спокойнее, хотя она и понимала, что эта привычка – глупая и небезопасная.
   Впрочем, сейчас Юджин была рада, что деньги оказались здесь, а не в банке. «Все-таки, – подумала она, – на случай чрезвычайных обстоятельств полезно иметь дома наличные».
   Отсчитав заранее оговоренную сумму, она уложила деньги в небольшую визитку на «молнии» и заперла сейф. Потом взвесила визитку в руке. Она показалась Юджин очень тяжелой, и не потому, что там было много денег (хотя и поэтому тоже), а потому, что в этой сумке воплотилось для нее слишком многое.
   Нахлынувшая ненависть к Бобби Тримблу даже испугала Юджин. И дело было не в том, что ей предстояло расстаться со значительной суммой честно заработанных денег. Юджин с радостью заплатила бы ему вдвое, втрое больше, если бы это означало, что она никогда больше его не увидит. Не деньги беспокоили Юджин, а бесцеремонное вмешательство в ее жизнь, которую она сама для себя создала и в которую допускала немногих.
   Всего две недели минуло с тех пор, как Бобби неожиданно – как чертик из табакерки – материализовался на пороге ее дома. Не подозревая, что ее ждет, она открыла дверь и увидела его.
   Юджин узнала его не сразу. И Бобби действительно сильно изменился, во всяком случае – внешне. Вместо вульгарных тряпок, в которые он обожал одеваться, на нем был теперь дорогой костюм. На висках серебрилась легкая седина, которая только украсила бы любого другого мужчину, но Бобби она почему-то придавала зловещий вид, словно из мелкого мерзавца он вырос в большого негодяя.
   Бобби сардонически улыбался, и эта знакомая ухмылка помогла ей узнать его. Юджин потратила несколько лет, пытаясь забыть этот злорадный, торжествующий оскал, но не смогла. Ей не помогли ни пролитые ею в одиночестве реки слез, ни бесчисленные сеансы психотерапии, ни аутотренинг. В отчаянии она молила бога помочь ей, и лишь в последнее время ухмыляющееся лицо Бобби стало являться ей реже, чем прежде, – во всяком случае, уже почти год она не просыпалась по ночам, дрожа от отвращения и ужаса.
   – Откуда ты взялся? – Собственный голос неожиданно отозвался в голове Юджин погребальным звоном. Неожиданное появление Бобби не предвещало ничего хорошего. Он никогда не приносил ей ничего, кроме неприятностей, а теперь – если учесть все происшедшие в его внешности перемены – Юджин ждала настоящая катастрофа.
   – Ты, похоже, совсем не рада видеть меня. – Ухмылка Бобби стала еще шире.
   – Как ты меня нашел?
   – Ты права, это действительно было нелегко, – ответил он с самодовольным смешком, и Юджин подумала, что его голос тоже изменился. Он стал более спокойным, звучным, и в нем больше не прорывался гнусавый южный выговор. – Если бы я не знал тебя как следует, я бы мог подумать, что ты специально пряталась от меня все эти годы. Мне удалось напасть на твой след чисто случайно.
   Юджин не знала, верить ему или нет. Возможно, он действительно нашел ее чисто случайно, но могло быть и наоборот. Бобби был хитер, изобретателен и упрям, он мог выслеживать ее без устали буквально годами. Впрочем, подумалось ей, сейчас уже неважно, как он ее нашел. Главное, он был здесь, у дверей ее дома, и одного этого было достаточно, чтобы в ее душе с новой силой ожили самые мрачные воспоминания и худшие страхи.
   – Я не желаю иметь с тобой никаких дел. Бобби театральным жестом прижал обе ладони к сердцу, притворяясь, что ее слова больно его ранили.
   – О, как ты жестока! – простонал он. – И ты говоришь это после всего, что мы друг для друга сделали?
   – Именно поэтому, Бобби.
   Его лицо потемнело от гнева. Очевидно, Юджин вела себя не совсем так, как он рассчитывал. В юности она действительно не смела ему возразить, но теперь… Теперь она обязана бороться.
   – Кто старое помянет, тому глаз вон, так, что ли? – быстро сказал он. – Разве ты не знаешь, что у этой поговорки есть продолжение? Кто старое забудет, тому оба вон. Значит, ты хочешь посчитаться, кто кому что сделал? Неужели ты не помнишь, что именно я…
   – Что тебе надо? – перебила Юджин. – Кроме денег, разумеется. Я знаю, что тебе нужны деньги.
   – Не спешите с выводами, доктор Кэрти. Не вы одна преуспели в жизни. С тех пор, как мы виделись в последний раз, я тоже кое-чего достиг.
   Он принялся рассказывать ей о своей карьере конферансье в ночном клубе. Очень скоро Юджин поняла, что не в состоянии больше слушать его похвальбу.
   – Через пятнадцать минут ко мне должен приехать пациент, – сказала она, воспользовавшись тем, что Бобби остановился, чтобы перевести дух. – Говори, что тебе надо, и убирайся.
   Она надеялась, что ей удастся откупиться от него, но Бобби, похоже, всерьез вознамерился собрать на руках «большой флеш». Отмахнувшись от нее, он с гордостью поведал ей об «одном любопытном дельце», которое привело его в Чарлстон.
   – Ты спятил, – без обиняков заявила Юджин, когда он закончил.
   – Берегись, Юджин, – ответил он с пугающей мягкостью в голосе. – Я уже не тот симпатичный парень, каким был когда-то. За эти годы я здорово поумнел.
   – Тогда ты должен понимать, что я тебе не нужна, – сказала она, с трудом обуздывая страх. Но в его плане для нее тоже нашлась важная роль.
   – От тебя зависит успех всего предприятия, – сказал он. Когда Бобби рассказал ей, что она должна сделать, Юджин ответила:
   – Ты бредишь, Бобби. И вообще, если ты считаешь, что я готова посвятить тебе весь день, ты глубоко ошибаешься. Уходи. Уходи и не возвращайся больше.
   Но он вернулся. Вернулся на следующий же день. И еще через день. На протяжении недели он появлялся у нее на пороге, мешая ей работать с пациентами и оставляя для нее длиннейшие послания, которые раз от раза становились все более угрожающими. Очень скоро Юджин стало ясно, что Бобби снова присосался к ней наподобие червя-паразита, каким он был всегда.
   В конце концов она согласилась встретиться с ним. Бобби решил, что она сдалась, поэтому, когда она снова отказалась участвовать в его афере, пришел в настоящую ярость.
   Выслушав его, Юджин сказала, изо всех сил стараясь сохранить самообладание:
   – А ты нисколько не изменился, Бобби. Ты стал лучше одеваться, ты говоришь почти без акцента, но на самом деле ты как был мелкой уличной шпаной, такой шпаной и остался. Под этим внешним лоском скрывается все тот же Бобби Тримбл.
   Это разъярило его еще больше; в приступе гнева Бобби сорвал со стены один из ее дипломов в деревянной рамочке и с такой силой бросил об пол, что стекло разлетелось в пыль.
   – Слушай, ты!.. – прошипел он своим мерзким голосом. – Я даю тебе еще один шанс. Либо ты передумаешь и окажешь мне эту маленькую услугу, о которой я тебя прошу, либо ты очень и очень пожалеешь. Я сломаю тебе жизнь. Ты лишишься всего, что у тебя есть. Ты снова окажешься по уши в грязи, и рядом с тобой уже не будет Бобби, чтобы вытащить тебя оттуда.
   И Юджин поняла, что он может это сделать. На самом деле может. Значит, она ошиблась, и Бобби уже не был мелкой шпаной. Он был по-настоящему опасен, во всяком случае – для нее.
   Через день она согласилась. Согласилась сыграть свою роль в его «маленьком спектакле», но только потому, что ей удалось изобрести действенный и безопасный способ расстроить его планы.
   Она упустила из виду только одно. То, что у Бобби никогда ничего не получалось так, как он задумывал. Этот раз тоже не стал исключением, хотя он и утверждал, что «поумнел». С самого начала все пошло наперекосяк.
   Даже не пошло – полетело под откос, кувырком, все быстрее и быстрее, и ей так и не удалось применить свой собственный план. В результате ей осталось только одно – развязаться с Бобби, сделать так, чтобы никто и никогда не видел их вместе, чтобы никто никогда не связал ее с ним.
   За это она готова была заплатить ему столько денег, сколько он просит. Это была просто пустячная жертва по сравнению с тем, что она теряла, если бы кто-то узнал правду о ней и Бобби.
   Убедив себя, что ее решение оправданно и что иного выхода у нее нет, Юджин вышла из приемной, тщательно заперев за собой дверь. В ту же секунду в дверь позвонили, и она с отвращением подумала, что Бобби тут как тут. Сунув визитку с деньгами в щель между стоявшим в прихожей массивным зеркалом и вешалкой для платья, она вышла на веранду и отворила входную дверь.
   Но это оказался вовсе не Бобби. На крыльце стояли двое полицейских в форме и мужчина в штатском с холодными глазами и тонким, неулыбающимся ртом. Встретив взгляд этих странных глаз, Юджин внутренне затрепетала. Она-то знала, что привело к ней копов. Ее жизнь снова шла псу под хвост.
   – Чем могу быть полезна? – спросила она, стараясь за любезностью скрыть свою тревогу.
   – Это вы – доктор Кэрти?
   – Да.
   – Я – детектив-сержант Рори Смайлоу из управления полиции Чарлстона. Я хотел бы побеседовать с вами по поводу убийства мистера Люта Петтиджона.
   – Люта Пет…? Боюсь, я не знаю, кто это такой.
   – В день, когда его убили, вас видели в коридоре гостиницы напротив его номера. Поэтому, доктор Кэрти, не стоит зря тратить время и притворяться, будто вы не понимаете, о чем я говорю.
   Юджин и Смайлоу обменялись оценивающими взглядами. Юджин не выдержала первой и опустила глаза.
   – Проходите, – сказала она, отступая в сторону.
   – Я надеялся, что вы согласитесь проехать с нами. Юджин нервно сглотнула, хотя во рту у ней было сухо.
   – Я хочу позвонить моему адвокату.
   – В этом нет необходимости. Вас не арестовывают, а приглашают для беседы.
   Юджин выразительно поглядела на двух сопровождавших детектива полицейских в форме:
   – Да?
   Губы Смайлоу чуть заметно дрогнули.
   – Вам придется очень потрудиться, чтобы убедить меня в своей непричастности к этому делу, если даже для простой беседы вам необходим адвокат.
   – Я вам не верю, детектив Смайлоу, – парировала Юджин, и Смайлоу слегка попятился, застигнутый врасплох ее прямотой. – Я поеду с вами, как только свяжусь с адвокатом.

Глава 15

   В своем кабинете в полицейском управлении Рори Смайлоу сразу сел на угол своего рабочего стола, который – в отличие от большинства столов в отделе по расследованию убийств – был аккуратнейшим образом прибран. Папки с подшитыми в них текущими бумагами были сложены в стопку, из стакана торчало несколько остро заточенных карандашей, пустые бланки были убраны в ящики и заперты на ключ. Ботинки, которые Смайлоу еще утром начистил у Смитти, отражали свет ламп дневного света. Несмотря на жару, детектив остался в пиджаке, на лбу его не было заметно ни малейших признаков испарины. Юджин Кэрти сидела у стола, сложив руки на коленях и изящно скрестив ноги, и Смайлоу невольно подумал, что она держится на редкость спокойно для человека, который ни в чем не виноват.
   Вот уже полчаса они ждали адвоката Юджин, который обещал приехать как можно скорее. Все это время Смайлоу внимательно следил за Юджин, но это беззастенчивое разглядывание, казалось, не производило на нее ни малейшего впечатления. Она не проявляла ни нетерпения, ни нервозности, ни страха, что было достаточно необычно само по себе, поскольку, как считал Смайлоу, оказавшись в полиции, трястись и потеть начинают даже святые. Она же лишь терпеливо сносила неудобства и даже не пыталась протестовать, хотя у практикующего врача-психотерапевта вряд ли могло быть много свободного времени.
   Наконец явился адвокат. Фрэнк Перкинс был одет как для гольфа, только вместо шиповок на нем были лаковые туфли. Он выглядел запыхавшимся и слегка взъерошенным, и лицо у него было виноватым. Прямо с порога он начал извиняться:
   – Прошу прощения за опоздание, Юджин, но, когда ты позвонила, я был на десятой лунке. Пришлось все бросить и лететь… – Он повернулся к Смайлоу:
   – Какие у полиции претензии к моей клиентке, Рори?
   Смайлоу слегка наклонил голову. Фрэнк Перкинс был блестящим адвокатом, выигравшим несколько крупных дел. Кроме того, он пользовался репутацией честного и порядочного человека, что, строго говоря, являлось для успешного адвоката весьма редким качеством.