Страница:
– Ты готов рассказать, о чем вы говорили? Хэммонд кивнул.
– Как помощник окружного прокурора по особым поручениям, я возглавил тайное расследование деятельности Петтиджона, которое проводилось по инициативе генерального прокурора штата. Мне удалось многое узнать, и Петтиджон об этом пронюхал.
– Как?
– Об этом позднее. Пока же я только скажу, что собранных мною фактов должно было с избытком хватить для большого жюри любого состава.
– Так-так… – Перкинс пробарабанил пальцами по столу. – Как я понимаю, Петтиджон хотел предложить тебе сделку?
– Совершенно точно.
– И что он предлагал в обмен за твое молчание?
– Не за молчание. Я должен был доложить генеральному прокурору, что никаких нарушений закона мне обнаружить не удалось, что в действиях Петтиджона отсутствует состав преступления и что, следовательно, о каком-либо судебном преследовании не может идти и речи. За это Петтиджон обещал организовать мое избрание на пост окружного прокурора после отставки Мейсона, что, в частности, подразумевало щедрые финансовые пожертвования на мою избирательную кампанию. Он также предложил продолжить наше взаимовыгодное сотрудничество уже после того, как я окажусь в кресле Мейсона. Иначе говоря, Петтиджон собирался платить мне, чтобы я и дальше закрывал глаза на все его махинации.
– Как я понимаю, ты это предложение отверг?
– Да, причем мне, видимо, удалось сделать это настолько убедительно, что Петтиджон пустил в ход тяжелую артиллерию. Мой собственный отец был одним из самых крупных партнеров Петтиджона в его афере с островом Спаркл. Лют показал мне документы, которые полностью это подтверждали.
– И где эти документы сейчас?
– Я забрал их с собой, когда уходил.
– Они… подлинные?
– Подлинней не бывает.
– То есть, – уточнил адвокат, – если бы ты начал судебное преследование Петтиджона, то в процессе расследования непременно всплыло бы имя твоего отца.
– Да, – подтвердил Хэммонд. – Об этом он и хотел меня предупредить.
– Мне жаль, – проговорил Перкинс негромко. – Действительно жаль, но…
– Ты хочешь знать, что было дальше? – Хэммонд усмехнулся. – Я не стал убивать его, Фрэнк. Я просто сказал Петтиджону, что он может убираться со своим предложением куда подальше и что я исполню свой долг. После он разразился проклятиями и угрозами, но я просто повернулся и ушел. Петтиджон серьезно разозлился, и, боюсь, именно мои слова спровоцировали удар, который… В общем, я не знаю. Больше я туда не возвращался. В его номере я пробыл десять минут.
– Во сколько это было?
– Мы договаривались встретиться в пять. Если я и опоздал, то на минуту или на две, не больше.
– Ты видел Юджин?
Они одновременно покачал головами.
– Нет, – сказал Хэммонд. – Петтиджону удалось вывести меня из себя, поэтому, когда покидал отель, я был в ярости и не видел ничего вокруг. Я заметил Юджин только на ярмарке, когда немного успокоился.
Хэммонд ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, потом добавил неожиданно тихим голосом:
– Сначала я собирался поехать в мой загородный дом и переночевать там, но по дороге увидел объявление о том, что в Бьюфорде проводится ярмарка, и мне захотелось немного развеяться. Точнее, мне это было необходимо. Там я и увидел Юджин. Мы сидели в одном ресторане и… – Он посмотрел сначала на Фрэнка, потом на Юджин, которые слушали очень внимательно. – Тут все и началось, – вздохнул он.
На несколько минут в кабинете воцарилась полная тишина, которую нарушало только тиканье часов на столе адвоката. Перкинс первым нарушил молчание:
– Ответь мне на один вопрос, Хэммонд… Чего ты рассчитываешь добиться, рассказывая обо всем этом?
– Чего? – Хэммонд как будто даже удивился. – Все это лежало на моей совести слишком тяжким грузом, и я…
– Но я не священник, я не отпускаю грехов, – едко сказал адвокат.
– Да, это верно, – согласился Хэммонд.
– Кроме того, – добавил Перкинс, – в этом деле об убийстве мы с тобой находимся по разные стороны баррикады.
– Это так.
– Тогда какого черта ты явился ко мне? – спросил он уже сердито.
– Потому что я знаю, кто убил Петтиджона, – ответил Хэммонд.
Глава 33
– Как помощник окружного прокурора по особым поручениям, я возглавил тайное расследование деятельности Петтиджона, которое проводилось по инициативе генерального прокурора штата. Мне удалось многое узнать, и Петтиджон об этом пронюхал.
– Как?
– Об этом позднее. Пока же я только скажу, что собранных мною фактов должно было с избытком хватить для большого жюри любого состава.
– Так-так… – Перкинс пробарабанил пальцами по столу. – Как я понимаю, Петтиджон хотел предложить тебе сделку?
– Совершенно точно.
– И что он предлагал в обмен за твое молчание?
– Не за молчание. Я должен был доложить генеральному прокурору, что никаких нарушений закона мне обнаружить не удалось, что в действиях Петтиджона отсутствует состав преступления и что, следовательно, о каком-либо судебном преследовании не может идти и речи. За это Петтиджон обещал организовать мое избрание на пост окружного прокурора после отставки Мейсона, что, в частности, подразумевало щедрые финансовые пожертвования на мою избирательную кампанию. Он также предложил продолжить наше взаимовыгодное сотрудничество уже после того, как я окажусь в кресле Мейсона. Иначе говоря, Петтиджон собирался платить мне, чтобы я и дальше закрывал глаза на все его махинации.
– Как я понимаю, ты это предложение отверг?
– Да, причем мне, видимо, удалось сделать это настолько убедительно, что Петтиджон пустил в ход тяжелую артиллерию. Мой собственный отец был одним из самых крупных партнеров Петтиджона в его афере с островом Спаркл. Лют показал мне документы, которые полностью это подтверждали.
– И где эти документы сейчас?
– Я забрал их с собой, когда уходил.
– Они… подлинные?
– Подлинней не бывает.
– То есть, – уточнил адвокат, – если бы ты начал судебное преследование Петтиджона, то в процессе расследования непременно всплыло бы имя твоего отца.
– Да, – подтвердил Хэммонд. – Об этом он и хотел меня предупредить.
– Мне жаль, – проговорил Перкинс негромко. – Действительно жаль, но…
– Ты хочешь знать, что было дальше? – Хэммонд усмехнулся. – Я не стал убивать его, Фрэнк. Я просто сказал Петтиджону, что он может убираться со своим предложением куда подальше и что я исполню свой долг. После он разразился проклятиями и угрозами, но я просто повернулся и ушел. Петтиджон серьезно разозлился, и, боюсь, именно мои слова спровоцировали удар, который… В общем, я не знаю. Больше я туда не возвращался. В его номере я пробыл десять минут.
– Во сколько это было?
– Мы договаривались встретиться в пять. Если я и опоздал, то на минуту или на две, не больше.
– Ты видел Юджин?
Они одновременно покачал головами.
– Нет, – сказал Хэммонд. – Петтиджону удалось вывести меня из себя, поэтому, когда покидал отель, я был в ярости и не видел ничего вокруг. Я заметил Юджин только на ярмарке, когда немного успокоился.
Хэммонд ненадолго замолчал, чтобы перевести дух, потом добавил неожиданно тихим голосом:
– Сначала я собирался поехать в мой загородный дом и переночевать там, но по дороге увидел объявление о том, что в Бьюфорде проводится ярмарка, и мне захотелось немного развеяться. Точнее, мне это было необходимо. Там я и увидел Юджин. Мы сидели в одном ресторане и… – Он посмотрел сначала на Фрэнка, потом на Юджин, которые слушали очень внимательно. – Тут все и началось, – вздохнул он.
На несколько минут в кабинете воцарилась полная тишина, которую нарушало только тиканье часов на столе адвоката. Перкинс первым нарушил молчание:
– Ответь мне на один вопрос, Хэммонд… Чего ты рассчитываешь добиться, рассказывая обо всем этом?
– Чего? – Хэммонд как будто даже удивился. – Все это лежало на моей совести слишком тяжким грузом, и я…
– Но я не священник, я не отпускаю грехов, – едко сказал адвокат.
– Да, это верно, – согласился Хэммонд.
– Кроме того, – добавил Перкинс, – в этом деле об убийстве мы с тобой находимся по разные стороны баррикады.
– Это так.
– Тогда какого черта ты явился ко мне? – спросил он уже сердито.
– Потому что я знаю, кто убил Петтиджона, – ответил Хэммонд.
Глава 33
Это заявление настолько потрясло Перкинса и Юджин, что они снова замолчали, но на этот раз тишина длилась всего несколько секунд. Потом оба засыпали Хэммонда вопросами. Фрэнк, в частности, хотел знать, почему все-таки он пришел с этим к нему, почему не отправился в полицию.
– Я сделаю это позднее, – ответил Хэммонд. – Прежде чем предпринять дальнейшие шаги, я хотел бы выслушать тебя, Юджин. – Он повернулся к ней. – Расскажи мне все. Только прошу тебя: ничего не скрывай, это может быть важно.
Но прежде чем она успела что-либо сказать, Перкинс остановил ее, подняв вверх руку.
– Ты, наверное, меня за идиота держишь, – сказал он сердито. – Я не позволю моей клиентке рассказывать тебе что-либо. Я вообще не хочу, чтобы она участвовала в этом разговоре, который ты навязал нам обоим. Ты ведешь себя в высшей степени непрофессионально и безответственно и подвергаешь мою клиентку опасности. Я не могу этого допустить…
– Ты же только что сказал, что ты – не священник, так что не надо читать мне проповедей, Фрэнк, – перебил его Хэммонд. – Ты не священник, не учитель воскресной школы и не мой отец… Мы оба – и я, и Юджин – признались в том, что вели себя не самым разумным образом, чего же тебе еще?
– «Не самым разумным образом» – это еще мягко сказано, – проворчал Перкинс. – Чего вы от меня ждете? Совета? Я пока могу сказать только одно: ваша интимная близость может иметь поистине катастрофические последствия для всех, включая меня.
– А при чем здесь ты? – искренне удивилась Юджин.
– Меньше пяти минут назад ты призналась, что сделала все, что могла, чтобы уложить Хэммонда с собой в постель, – сварливо сказал адвокат. – И если существует какой-то способ спасти тебя от тюрьмы, так это объявить на суде о том, что вечер и ночь субботы ты провела с Хэммондом. Но подумай сама, как ты будешь выглядеть в глазах присяжных в свете показаний Бобби Тримбла?
– Не понимаю, – пожала плечами Юджин, – при чем тут это! Ведь прошлое – это прошлое. Я больше не та двенадцатилетняя дурочка, у которой к тому же не было иной альтернативы, кроме голодной смерти. Я – совсем другая… – Она посмотрела сначала на Перкинса, потом перевела взгляд на Хэммонда. – Показания Бобби правдивы за одним-единственным исключением. Я позволяла им только смотреть на меня, и не больше.
Ни Хэммонд, ни адвокат ничего не сказали, и Юджин с самым категорическим видом покачала головой.
– Никогда ни один из них не прикоснулся ко мне, не говоря уже о большем. Это было для меня особенно важно, поскольку я продолжала надеяться, что когда-нибудь у меня будет другая жизнь. Я сознательно прочертила для себя эту границу, за которую не должна была переходить ни при каких обстоятельствах. Слава богу, что мне хватило ума сделать это!
Разумеется, Бобби эксплуатировал меня самым подлым, самым бесчестным образом, но мне потребовалось много лет, прежде чем я перестала винить себя в том, что случилось. Я сама поверила в то, что я – плохая, развратная, испорченная, и избавиться от этого оказалось невероятно трудно. Я целиком зависела от Бобби и ужасно боялась, что он бросит меня и убежит, а ведь на целом свете у меня не было ни одной родной души, кроме него. – Юджин печально улыбнулась. – Вот так я сама стала своей собственной пациенткой. Мне пришлось серьезно лечиться, и знаете, что оказалось самым трудным? Научиться любить себя, ведь только человек, который любит себя в достаточной степени, может считать себя достойным любви окружающих. К счастью, мне повезло: супруги Карта, которые удочерили меня за год до моего совершеннолетия, научили меня тому, что в мире существует нерассуждающая, безоговорочная любовь. Когда я поняла, что эти бесконечно порядочные и честные люди любят меня такой, какая я есть, любят вопреки моему прошлому, о котором, кстати, я сама им рассказала, – только тогда мне стало окончательно ясно, что я не только могу, но и должна похоронить свое прошлое.
– Ты была тогда совсем ребенком, – мягко сказал Фрэнк.
– Тогда – да, – согласилась Юджин. – Но когда я обманом заставила Хэммонда лечь со мной в постель, я была вполне взрослой женщиной. Я сознательно устроила эту встречу в уверенности, что он отреагирует именно так, как я ожидала. – Она повернулась к Хэммонду и сказала с горячностью:
– Пожалуйста, прости меня за все зло, которое я тебе причинила. С самого начала я боялась именно этого – того, что случилось. Я не убивала Люта Петтиджона, но боялась, что меня в этом обвинят. Я знала, что меня сочтут виновной из-за моего прошлого – так оно и случилось. На самом деле я пришла к Петтиджону, чтобы…
– Постой, Юджин! – снова вмешался адвокат. – Я должен тебя предупредить: в твоем положении лучше молчать. Никаких признаний в присутствии третьего лица!
– Нет, Фрэнк… – Юджин печально улыбнулась. – Хэммонд прав. И он, и ты должны выслушать мою историю.
Адвокат нахмурился, но она больше не обращала на него внимания.
– Все началось несколько недель назад, – проговорила Юджин. – Именно тогда Бобби снова появился в моей жизни…
И, ничего не скрывая, не утаив ни собственного ужаса, ни стыда, ни отчаяния, она рассказала им о том, как Бобби собирался шантажировать Петтиджона и какая роль отводилась в его плане ей.
– Я сразу предупредила Бобби, – говорила она, – что Петтиджон выступает в более тяжелой весовой категории и что Бобби с ним лучше не тягаться, но он не захотел меня слушать. Он вбил себе в голову, что его схема безупречна, и был полон решимости довести дело до конца. Со мной он справился очень легко, пригрозив разоблачить перед всем светом и в первую очередь – перед моими пациентами. Мне стыдно признаться в этом сейчас, но я испугалась. Если бы Бобби остался таким, каким я его помнила – мелким негодяем, наглым и нахрапистым, – я бы просто высмеяла его и захлопнула дверь перед самым его носом, но за двадцать пять лет Бобби стал другим, и это сбило меня с толку. У него появился кое-какой внешний лоск, кое-какие манеры, кое-какие новые повадки, которых я не знала, – вот я и вообразила себе невесть что. Знать бы мне, что он остался таким же, каким был всегда, и я бы позвонила в полицию, не откладывая. Но я этого не сделала.
Тем временем Бобби начал осуществлять свой план. Я не знаю в точности, что именно он сказал Петтиджону, однако его слова, по-видимому, возымели действие, поскольку Лют согласился выплатить ему сто тысяч долларов наличными в обмен на обещание молчать…
– Ни один человек, который знал Петтиджона, не поверит этому, Юджин, – негромко вставил Хэммонд.
– Как это ни печально, но я вынужден согласиться, – поддакнул Перкинс.
– Я и сама не очень-то в это поверила, – кивнула Юджин. – Что касалось самого Бобби, то, как мне кажется, даже у него при всей его самонадеянности возникли какие-то сомнения, поскольку он потребовал, чтобы за деньгами к Петтиджону отправилась я. И я согласилась…
– Почему, ради всего святого?! – не выдержал адвокат.
– Быть может, с моей стороны это было глупо, – улыбнулась Юджин, – но ведь утопающий хватается за соломинку, правда? Я увидела в этом свой шанс отделаться от Бобби раз и навсегда. Я решила, что пойду к Петтиджону, но, вместо того чтобы забрать деньги, объясню ему ситуацию и попрошу обратиться в полицию.
– Почему ты не обратилась в полицию сама?
– Теперь-то я понимаю, что это было разумнее всего, но тогда… – Юджин вздохнула. – Я слишком боялась, что мое имя будет упоминаться в связи с ним. Бобби как-то похвастался, что сумел натянуть нос каким-то криминальным структурам во Флориде, и хотя он утверждал, что замел все следы, я в этом очень сомневалась. Это была одна из причин, чтобы держаться от Бобби как можно дальше.
– Итак, ты поехала в отель и встретилась там с Петтиджоном?
– Да.
– Почему ты не позвонила ему по телефону?
– Я до сих пор жалею об этом, Фрэнк, но тогда мне казалось, что личная встреча произведет большее впечатление.
– Что же случилось, когда ты вошла в его номер?
– Ничего особенного. Петтиджон был вежлив, он внимательно выслушал меня… – Юджин ненадолго замолчала, чтобы вытереть лоб, внезапно заблестевший от испарины.
– И?
– Он высмеял меня! – воскликнула Юджин. – Мне следовало сразу догадаться, что дело нечисто, едва только я переступила порог его номера. Петтиджон ожидал Бобби и должен был хотя бы удивиться при моем появлении, однако он отреагировал так, словно мы с ним сто лет знакомы. К сожалению, я поняла это слишком поздно.
– Итак, он знал, что к нему приедешь ты, а не Бобби, и, когда ты рассказала ему свою историю, он высмеял тебя?
– Да… – Юджин долго молчала, словно собираясь с силами, потом продолжила:
– Бобби меня перехитрил. Он позвонил Петтиджону и сказал, что его сообщница, то есть я, решила надуть обоих. Бобби предупредил, что я, скорее всего, постараюсь вызвать его сочувствие при помощи какой-нибудь жалостливой истории, а когда он размякнет – лягу с ним в постель, чтобы впоследствии иметь возможность самой шантажировать его.
– Вообще-то, – заметил Хэммонд мрачно, – твой братец не выглядит особо умным. Как он мог додуматься до такого?
– Он не умен. Просто он… хитрый. Изворотливый. Бобби судит о людях по себе, и это делает его даже в какой-то мере опасным. Когда он видит – или думает, что видит, – реальную возможность, он идет на риск, на какой не отважился бы человек более разумный, и иногда Бобби везет. Кроме того, он знает, какое преимущество получает тот, кто наносит удар первым, и старается этим пользоваться.
Короче говоря, мне не удалось убедить Петтиджона в том, что я говорю совершенно искренне и что у меня нет никакого дьявольского плана, включающего секс и шантаж. Впрочем, он был не прочь переспать со мной, так как заявил, что раз уж я явилась к нему с намерением уложить его в постель, то он готов пойти мне навстречу. В общем, вы понимаете…
– Он приставал к тебе? – уточнил Фрэнк.
– Да. Мне даже пришлось его оттолкнуть. Должно быть, именно тогда почка гвоздики и попала ему за обшлаг рукава. Как раз в то утро я начиняла гвоздикой апельсины у себя дома, и одна почка, наверное, осталась у меня в руке или попала в складки кардигана. Как бы там ни было, мое сопротивление разозлило его, и Петтиджон принялся угрожать. Он, в частности, сказал, что у него назначена встреча с важным сотрудником прокуратуры. С тобой, Хэммонд… – Юджин быстро взглянула на него. – Петтиджон назвал тебя по имени и прибавил, что ты наверняка заинтересуешься Бобби и мной.
Юджин немного помолчала, словно собираясь с мыслями или пытаясь восстановить в памяти дальнейшие события.
– Я запаниковала, – сказала она наконец. – Моя жизнь, карьера – все рушилось у меня на глазах. Я подумала и о том, что моя история, если она станет достоянием гласности, способна очернить даже память моих приемных родителей – людей, которые бесконечно в меня верили. Даже мои исследования – и те могли оказаться никому не нужными, если бы выяснилось, что я совсем не такая, какой мне всегда хотелось казаться.
Вот почему я обратилась в бегство. В лифте меня затрясло, а спустившись в вестибюль, я вынуждена была зайти в бар и присесть, потому что ноги не держали меня. Только немного успокоившись, я поняла, что действовала неразумно и нерационально. Всего за несколько секунд я вернулась в далекое прошлое, когда Бобби управлял и подавлял меня полностью. Но в баре я пришла в себя. Я напомнила себе, что прошлое осталось далеко позади, и что теперь я – полноценный член общества. Я сумела добиться успеха в своей области – успеха и уважения. Чего я боюсь? Ведь я не сделала ничего плохого! Я была почти уверена, что, если бы мне удалось убедить нужного человека в том, что мой сводный братец снова пытается использовать меня в своих целях, я, возможно, сумела бы отделаться от Бобби. И я даже знала, кто был этим подходящим человеком!
– Хэммонд Кросс, помощник окружного прокурора, – догадался Фрэнк.
– Совершенно верно. – Юджин кивнула. – Вот почему я вернулась на пятый этаж, но когда я подошла к номеру, то увидела, что дверь «люкса» слегка приоткрыта. Я прислушалась, но ничего не услышала. Тогда я открыла ее пошире и заглянула внутрь. Из коридора мне видна была часть гостиной. Петтиджон лежал там лицом вниз, возле кофейного столика.
– Ты поняла, что он мертв? Юджин покачала головой.
– Он не был мертв, – ответила она, и Хэммонд с адвокатом потрясение переглянулись. – Мне не хотелось прикасаться к нему, но я все-таки подошла, чтобы проверить пульс. Петтиджон был без сознания, и я снова испугалась: мне не хотелось, чтобы меня застали с ним, когда он был в таком состоянии, ведь мой брат пытался шантажировать его! Вот почему я снова выбежала из номера, только на этот раз спустилась на первый этаж по лестнице. Мы едва не разминулись, – добавила она, посмотрев на Хэммонда. – Когда я спустилась в вестибюль, то увидела, как ты выходишь из отеля через главную дверь.
– Как ты меня узнала? Она улыбнулась.
– Я несколько раз видела тебя по телевизору. Только в тот день ты выглядел очень расстроенным, и я подумала…
– Что с Петтиджоном расправился я?
– Что-то в этом роде. Я подумала, что Петтиджон заслуживал хорошего пинка, и если твоя встреча с ним протекала столь же бурно, как и моя… – Она улыбнулась. – Было вполне логично предположить, что ты нокаутировал его. Как бы там ни было, меня это устраивало, и я пошла за тобой. Я рассуждала, что если впоследствии Петтиджон заявит в полицию на меня и Бобби и если в результате я окажусь в опасности, то специальный помощник окружного прокурора, который к тому же сам повздорил с Петтиджоном, будет для меня самым лучшим алиби. – Тут Юджин опустила голову и посмотрела на свои руки. – Я понимала, что поступаю не очень хорошо, но я слишком боялась… К тому же, Хэммонд, ты помнишь, что, когда мы уже познакомились, я несколько раз пыталась попрощаться с тобой… и не смогла.
Хэммонд сокрушенно кивнул и посмотрел на Фрэнка.
– Это все? – спросил Фрэнк строго.
– Почти. – Юджин кивнула. – Мне было так стыдно перед Хэммондом, что я не выдержала и сбежала от него, пока он еще спал. В тот же день Бобби явился ко мне за деньгами, которых у меня, разумеется, не было. Но, к моему огромному удивлению, он поздравил меня с тем, что я прикончила единственного свидетеля нашего преступления.
– До этого момента ты не знала, что Петтиджон мертв?
– Нет. По дороге домой я слушала компакт-диски, а не радио, к тому же у меня нет обыкновения смотреть телевизор днем. В любом случае я была слишком взволнована всем происшедшим – между мной и Петтиджоном, между мной и Хэммондом. Но когда я узнала, что Петтиджон убит, я заподозрила самое худшее.
– Ты решила, что его убил я, – сказал Хэммонд. – Что я ударил его слишком сильно, и он умер.
– Да. И продолжала так считать до тех самых пор…
– Пока Смайлоу не сообщил тебе, что его застрелили, – догадался Хэммонд. – Вот почему ты так поразилась, когда услышала о подлинной причине смерти Петтиджона!
Юджин кивнула.
– Так ты не прикасался к Петтиджону?
– Нет. Я выбежал вон, хотя, признаться, желание врезать ему у меня было.
– Тогда, наверное, он упал, когда с ним случился инсульт. Он потерял сознание и рухнул.
– Я тоже так думаю, – согласился Хэммонд. – Падая, Петтиджон ударился об угол кофейного столика – очевидно, так появилась ссадина у него на виске.
– Я ее не заметила, – призналась Юджин. – И вообще, мне даже не пришло в голову, что ему может быть плохо. Теперь я до конца жизни буду жалеть, что не осталась с ним, не позвала к нему врача. Возможно, это спасло бы ему жизнь, – добавила она с искренним раскаянием.
– Но вместо этого ты поспешила догнать Хэммонда, а в это время в номер вошел кто-то еще. Вошел, увидел лежащего на полу Петтиджона и хладнокровно выстрелил ему в спину.
– Получается так, Фрэнк, – подтвердила Юджин. – Именно поэтому я так и не воспользовалась своим алиби.
– И именно поэтому я приехал сегодня сюда, – подхватил Хэммонд. Адвокат озадаченно посмотрел сначала на него, потом на Юджин.
– Я что-то не улавливаю связи… – начал он.
– Я объясню, – сказала Юджин. – Теперь благодаря настойчивости Смайлоу и усилиям прессы о том, что в субботу вечером я побывала в номере Петтиджона, знают буквально все. Но единственным человеком, который совершенно точно знает, что я не убивала его, является настоящий убийца.
– И вчера вечером этот человек уже попытался отделаться от Юджин, – добавил Хэммонд.
Перкинс изумленно качал головой, слушая рассказ Хэммонда о его столкновении с неизвестным в темной аллее.
– Это не был обыкновенный налетчик или грабитель, – закончил он. – Прежде чем напасть на Юджин, он назвал ее по имени, следовательно – он ее знал.
– Но почему ты так уверен, что это был убийца Петтиджона?
– Я этого не говорил, – возразил Хэммонд – Человек, который напал на Юджин возле «Тенистой пещеры», мог быть наемным убийцей, к тому же не очень опытным. Чего не скажешь об убийце Люта.
– И ты уверен, что разгадал эту загадку?
– Да, – кивнул Хэммонд. – Сейчас я вам все расскажу, только не падайте со стульев…
Его рассказ занял около четверти часа, на протяжении которых никто его не прерывал. Наконец Хэммонд закончил, и Фрэнк с трудом перевел дух.
– Ты уже разговаривал с персоналом гостиницы? – спросил он.
– Да, я побывал там перед тем, как приехать сюда. Их показания вполне согласуются с моей гипотезой.
– Что ж… – Адвокат задумчиво покачал головой. – Твоя версия выглядит довольно обоснованной и логичной, но доказать ее будет трудновато. И положение твое легким не назовешь. Любая ошибка может дорого обойтись и Юджин, и тебе самому. Что ты собираешься предпринять?
– Для начала я должен окончательно убедиться в том, что я прав. – Хэммонд повернулся к Юджин:
– Скажи, Петтиджон не упоминал, что ждет еще кого-нибудь, кроме меня? Мне известно, что на шесть часов у него была назначена еще одна встреча, но я еще не знаю – с кем.
– Нет. Он сказал только, что встречается с тобой.
– Тебе никто не встретился в коридоре или в лифте?
– Нет, я видела лишь того мужчину из Мейкона, который меня и опознал.
– А когда ты спускалась по лестнице? Может быть, кто-то спускался впереди тебя или поднимался навстречу?
– Нет.
Хэммонд посмотрел на нее пристально, и Юджин воскликнула с горечью:
– Ты рискуешь из-за меня своей карьерой, положением, всем! Неужели ты думаешь, что я могу солгать тебе теперь?!
– Я-то тебе верю, но убийца все равно будет сомневаться. И для него не будет иметь никакого значения, видела ты кого-то или нет, пока существует хоть малейшая возможность, что ты можешь быть для него опасна.
– Хэммонд прав, – кивнул Фрэнк с самым мрачным видом.
– А мы знаем, – добавил Хэммонд, – наш преступник не из тех, кто допускает промахи и оставляет следы. Место преступления было тщательно убрано. Убийца не оставил ни одного годного для идентификации отпечатка пальцев, так неужели он будет мириться с существованием человека, способного его разоблачить?
– Что ты предлагаешь? – спросил адвокат. – Нанять телохранителей?
– Нет, – твердо возразила Юджин. – Я не стану ходить с охраной.
– Конечно, я предпочел бы, чтобы тебя охраняли, – вздохнул Хэммонд, – но боюсь, что из этого все равно ничего не выйдет. Во-первых, мне кажется, что я знаю тебя достаточно, чтобы понять: если ты сказала, что чего-то не хочешь, то тебя уже не переспорить. Ну и потом, появление охранника будет для убийцы сигналом тревоги.
– Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать недостающие улики?
– Хотел бы я это знать! – вздохнул Хэммонд.
– Меня беспокоит такая неопределенность, – нахмурился адвокат. – Пока ты собираешь доказательства, Юджин угрожает опасность. Тебе следует что-то сделать, чтобы ускорить процесс. Может быть, стоит обратиться за помощью к официальным структурам?
– Да, – согласился Хэммонд, – я сам об этом думал. Но вопрос в том, кому я могу доверять? И кто поверит мне? Кто воспримет мой рассказ всерьез, особенно если узнает, что мы с Юджин знакомы так близко? В лучшем случае, моя версия будет выглядеть просто как попытка любой ценой выгородить себя или спасти от тюрьмы женщину, с которой я встречаюсь.
– Встречаешься? – Брови адвоката поползли вверх. – Ты хочешь сказать, что вы виделись… гм-м… в интимной обстановке и после субботы?!
Должно быть, выражения их лиц выдали ему правду, поскольку Перкинс затряс головой и замахал руками.
– Нет, ничего мне не говорите! Это не мое дело, я ничего не хочу знать!
– Теперь ты понимаешь, – продолжил Хэммонд, – что мне придется действовать в одиночку и действовать быстро, поскольку опасность для Юджин возрастает с каждым днем. Вот мой план…
В нескольких словах он изложил им свои соображения и с надеждой посмотрел на Фрэнка.
– Ну, что скажешь?
Адвокат долго обдумывал ответ и наконец сказал:
– Мне всегда хотелось, чтобы мое имя ассоциировалось у людей с честностью и порядочностью. Во всяком случае, я старался, чтобы так оно и было. Сегодня я впервые преступил многие этические законы, которые казались мне незыблемыми. Если ты ошибся, то для тебя это будет настоящей катастрофой, для меня же дело, скорее всего, закончится грязным пятном на некогда безупречной репутации. Иными словами, мне нечего тебе сказать: ты рискуешь своей шеей, не моей. Что касается существа дела, то у твоего плана шансов не больше, чем у сосульки в печке.
– Я сделаю это позднее, – ответил Хэммонд. – Прежде чем предпринять дальнейшие шаги, я хотел бы выслушать тебя, Юджин. – Он повернулся к ней. – Расскажи мне все. Только прошу тебя: ничего не скрывай, это может быть важно.
Но прежде чем она успела что-либо сказать, Перкинс остановил ее, подняв вверх руку.
– Ты, наверное, меня за идиота держишь, – сказал он сердито. – Я не позволю моей клиентке рассказывать тебе что-либо. Я вообще не хочу, чтобы она участвовала в этом разговоре, который ты навязал нам обоим. Ты ведешь себя в высшей степени непрофессионально и безответственно и подвергаешь мою клиентку опасности. Я не могу этого допустить…
– Ты же только что сказал, что ты – не священник, так что не надо читать мне проповедей, Фрэнк, – перебил его Хэммонд. – Ты не священник, не учитель воскресной школы и не мой отец… Мы оба – и я, и Юджин – признались в том, что вели себя не самым разумным образом, чего же тебе еще?
– «Не самым разумным образом» – это еще мягко сказано, – проворчал Перкинс. – Чего вы от меня ждете? Совета? Я пока могу сказать только одно: ваша интимная близость может иметь поистине катастрофические последствия для всех, включая меня.
– А при чем здесь ты? – искренне удивилась Юджин.
– Меньше пяти минут назад ты призналась, что сделала все, что могла, чтобы уложить Хэммонда с собой в постель, – сварливо сказал адвокат. – И если существует какой-то способ спасти тебя от тюрьмы, так это объявить на суде о том, что вечер и ночь субботы ты провела с Хэммондом. Но подумай сама, как ты будешь выглядеть в глазах присяжных в свете показаний Бобби Тримбла?
– Не понимаю, – пожала плечами Юджин, – при чем тут это! Ведь прошлое – это прошлое. Я больше не та двенадцатилетняя дурочка, у которой к тому же не было иной альтернативы, кроме голодной смерти. Я – совсем другая… – Она посмотрела сначала на Перкинса, потом перевела взгляд на Хэммонда. – Показания Бобби правдивы за одним-единственным исключением. Я позволяла им только смотреть на меня, и не больше.
Ни Хэммонд, ни адвокат ничего не сказали, и Юджин с самым категорическим видом покачала головой.
– Никогда ни один из них не прикоснулся ко мне, не говоря уже о большем. Это было для меня особенно важно, поскольку я продолжала надеяться, что когда-нибудь у меня будет другая жизнь. Я сознательно прочертила для себя эту границу, за которую не должна была переходить ни при каких обстоятельствах. Слава богу, что мне хватило ума сделать это!
Разумеется, Бобби эксплуатировал меня самым подлым, самым бесчестным образом, но мне потребовалось много лет, прежде чем я перестала винить себя в том, что случилось. Я сама поверила в то, что я – плохая, развратная, испорченная, и избавиться от этого оказалось невероятно трудно. Я целиком зависела от Бобби и ужасно боялась, что он бросит меня и убежит, а ведь на целом свете у меня не было ни одной родной души, кроме него. – Юджин печально улыбнулась. – Вот так я сама стала своей собственной пациенткой. Мне пришлось серьезно лечиться, и знаете, что оказалось самым трудным? Научиться любить себя, ведь только человек, который любит себя в достаточной степени, может считать себя достойным любви окружающих. К счастью, мне повезло: супруги Карта, которые удочерили меня за год до моего совершеннолетия, научили меня тому, что в мире существует нерассуждающая, безоговорочная любовь. Когда я поняла, что эти бесконечно порядочные и честные люди любят меня такой, какая я есть, любят вопреки моему прошлому, о котором, кстати, я сама им рассказала, – только тогда мне стало окончательно ясно, что я не только могу, но и должна похоронить свое прошлое.
– Ты была тогда совсем ребенком, – мягко сказал Фрэнк.
– Тогда – да, – согласилась Юджин. – Но когда я обманом заставила Хэммонда лечь со мной в постель, я была вполне взрослой женщиной. Я сознательно устроила эту встречу в уверенности, что он отреагирует именно так, как я ожидала. – Она повернулась к Хэммонду и сказала с горячностью:
– Пожалуйста, прости меня за все зло, которое я тебе причинила. С самого начала я боялась именно этого – того, что случилось. Я не убивала Люта Петтиджона, но боялась, что меня в этом обвинят. Я знала, что меня сочтут виновной из-за моего прошлого – так оно и случилось. На самом деле я пришла к Петтиджону, чтобы…
– Постой, Юджин! – снова вмешался адвокат. – Я должен тебя предупредить: в твоем положении лучше молчать. Никаких признаний в присутствии третьего лица!
– Нет, Фрэнк… – Юджин печально улыбнулась. – Хэммонд прав. И он, и ты должны выслушать мою историю.
Адвокат нахмурился, но она больше не обращала на него внимания.
– Все началось несколько недель назад, – проговорила Юджин. – Именно тогда Бобби снова появился в моей жизни…
И, ничего не скрывая, не утаив ни собственного ужаса, ни стыда, ни отчаяния, она рассказала им о том, как Бобби собирался шантажировать Петтиджона и какая роль отводилась в его плане ей.
– Я сразу предупредила Бобби, – говорила она, – что Петтиджон выступает в более тяжелой весовой категории и что Бобби с ним лучше не тягаться, но он не захотел меня слушать. Он вбил себе в голову, что его схема безупречна, и был полон решимости довести дело до конца. Со мной он справился очень легко, пригрозив разоблачить перед всем светом и в первую очередь – перед моими пациентами. Мне стыдно признаться в этом сейчас, но я испугалась. Если бы Бобби остался таким, каким я его помнила – мелким негодяем, наглым и нахрапистым, – я бы просто высмеяла его и захлопнула дверь перед самым его носом, но за двадцать пять лет Бобби стал другим, и это сбило меня с толку. У него появился кое-какой внешний лоск, кое-какие манеры, кое-какие новые повадки, которых я не знала, – вот я и вообразила себе невесть что. Знать бы мне, что он остался таким же, каким был всегда, и я бы позвонила в полицию, не откладывая. Но я этого не сделала.
Тем временем Бобби начал осуществлять свой план. Я не знаю в точности, что именно он сказал Петтиджону, однако его слова, по-видимому, возымели действие, поскольку Лют согласился выплатить ему сто тысяч долларов наличными в обмен на обещание молчать…
– Ни один человек, который знал Петтиджона, не поверит этому, Юджин, – негромко вставил Хэммонд.
– Как это ни печально, но я вынужден согласиться, – поддакнул Перкинс.
– Я и сама не очень-то в это поверила, – кивнула Юджин. – Что касалось самого Бобби, то, как мне кажется, даже у него при всей его самонадеянности возникли какие-то сомнения, поскольку он потребовал, чтобы за деньгами к Петтиджону отправилась я. И я согласилась…
– Почему, ради всего святого?! – не выдержал адвокат.
– Быть может, с моей стороны это было глупо, – улыбнулась Юджин, – но ведь утопающий хватается за соломинку, правда? Я увидела в этом свой шанс отделаться от Бобби раз и навсегда. Я решила, что пойду к Петтиджону, но, вместо того чтобы забрать деньги, объясню ему ситуацию и попрошу обратиться в полицию.
– Почему ты не обратилась в полицию сама?
– Теперь-то я понимаю, что это было разумнее всего, но тогда… – Юджин вздохнула. – Я слишком боялась, что мое имя будет упоминаться в связи с ним. Бобби как-то похвастался, что сумел натянуть нос каким-то криминальным структурам во Флориде, и хотя он утверждал, что замел все следы, я в этом очень сомневалась. Это была одна из причин, чтобы держаться от Бобби как можно дальше.
– Итак, ты поехала в отель и встретилась там с Петтиджоном?
– Да.
– Почему ты не позвонила ему по телефону?
– Я до сих пор жалею об этом, Фрэнк, но тогда мне казалось, что личная встреча произведет большее впечатление.
– Что же случилось, когда ты вошла в его номер?
– Ничего особенного. Петтиджон был вежлив, он внимательно выслушал меня… – Юджин ненадолго замолчала, чтобы вытереть лоб, внезапно заблестевший от испарины.
– И?
– Он высмеял меня! – воскликнула Юджин. – Мне следовало сразу догадаться, что дело нечисто, едва только я переступила порог его номера. Петтиджон ожидал Бобби и должен был хотя бы удивиться при моем появлении, однако он отреагировал так, словно мы с ним сто лет знакомы. К сожалению, я поняла это слишком поздно.
– Итак, он знал, что к нему приедешь ты, а не Бобби, и, когда ты рассказала ему свою историю, он высмеял тебя?
– Да… – Юджин долго молчала, словно собираясь с силами, потом продолжила:
– Бобби меня перехитрил. Он позвонил Петтиджону и сказал, что его сообщница, то есть я, решила надуть обоих. Бобби предупредил, что я, скорее всего, постараюсь вызвать его сочувствие при помощи какой-нибудь жалостливой истории, а когда он размякнет – лягу с ним в постель, чтобы впоследствии иметь возможность самой шантажировать его.
– Вообще-то, – заметил Хэммонд мрачно, – твой братец не выглядит особо умным. Как он мог додуматься до такого?
– Он не умен. Просто он… хитрый. Изворотливый. Бобби судит о людях по себе, и это делает его даже в какой-то мере опасным. Когда он видит – или думает, что видит, – реальную возможность, он идет на риск, на какой не отважился бы человек более разумный, и иногда Бобби везет. Кроме того, он знает, какое преимущество получает тот, кто наносит удар первым, и старается этим пользоваться.
Короче говоря, мне не удалось убедить Петтиджона в том, что я говорю совершенно искренне и что у меня нет никакого дьявольского плана, включающего секс и шантаж. Впрочем, он был не прочь переспать со мной, так как заявил, что раз уж я явилась к нему с намерением уложить его в постель, то он готов пойти мне навстречу. В общем, вы понимаете…
– Он приставал к тебе? – уточнил Фрэнк.
– Да. Мне даже пришлось его оттолкнуть. Должно быть, именно тогда почка гвоздики и попала ему за обшлаг рукава. Как раз в то утро я начиняла гвоздикой апельсины у себя дома, и одна почка, наверное, осталась у меня в руке или попала в складки кардигана. Как бы там ни было, мое сопротивление разозлило его, и Петтиджон принялся угрожать. Он, в частности, сказал, что у него назначена встреча с важным сотрудником прокуратуры. С тобой, Хэммонд… – Юджин быстро взглянула на него. – Петтиджон назвал тебя по имени и прибавил, что ты наверняка заинтересуешься Бобби и мной.
Юджин немного помолчала, словно собираясь с мыслями или пытаясь восстановить в памяти дальнейшие события.
– Я запаниковала, – сказала она наконец. – Моя жизнь, карьера – все рушилось у меня на глазах. Я подумала и о том, что моя история, если она станет достоянием гласности, способна очернить даже память моих приемных родителей – людей, которые бесконечно в меня верили. Даже мои исследования – и те могли оказаться никому не нужными, если бы выяснилось, что я совсем не такая, какой мне всегда хотелось казаться.
Вот почему я обратилась в бегство. В лифте меня затрясло, а спустившись в вестибюль, я вынуждена была зайти в бар и присесть, потому что ноги не держали меня. Только немного успокоившись, я поняла, что действовала неразумно и нерационально. Всего за несколько секунд я вернулась в далекое прошлое, когда Бобби управлял и подавлял меня полностью. Но в баре я пришла в себя. Я напомнила себе, что прошлое осталось далеко позади, и что теперь я – полноценный член общества. Я сумела добиться успеха в своей области – успеха и уважения. Чего я боюсь? Ведь я не сделала ничего плохого! Я была почти уверена, что, если бы мне удалось убедить нужного человека в том, что мой сводный братец снова пытается использовать меня в своих целях, я, возможно, сумела бы отделаться от Бобби. И я даже знала, кто был этим подходящим человеком!
– Хэммонд Кросс, помощник окружного прокурора, – догадался Фрэнк.
– Совершенно верно. – Юджин кивнула. – Вот почему я вернулась на пятый этаж, но когда я подошла к номеру, то увидела, что дверь «люкса» слегка приоткрыта. Я прислушалась, но ничего не услышала. Тогда я открыла ее пошире и заглянула внутрь. Из коридора мне видна была часть гостиной. Петтиджон лежал там лицом вниз, возле кофейного столика.
– Ты поняла, что он мертв? Юджин покачала головой.
– Он не был мертв, – ответила она, и Хэммонд с адвокатом потрясение переглянулись. – Мне не хотелось прикасаться к нему, но я все-таки подошла, чтобы проверить пульс. Петтиджон был без сознания, и я снова испугалась: мне не хотелось, чтобы меня застали с ним, когда он был в таком состоянии, ведь мой брат пытался шантажировать его! Вот почему я снова выбежала из номера, только на этот раз спустилась на первый этаж по лестнице. Мы едва не разминулись, – добавила она, посмотрев на Хэммонда. – Когда я спустилась в вестибюль, то увидела, как ты выходишь из отеля через главную дверь.
– Как ты меня узнала? Она улыбнулась.
– Я несколько раз видела тебя по телевизору. Только в тот день ты выглядел очень расстроенным, и я подумала…
– Что с Петтиджоном расправился я?
– Что-то в этом роде. Я подумала, что Петтиджон заслуживал хорошего пинка, и если твоя встреча с ним протекала столь же бурно, как и моя… – Она улыбнулась. – Было вполне логично предположить, что ты нокаутировал его. Как бы там ни было, меня это устраивало, и я пошла за тобой. Я рассуждала, что если впоследствии Петтиджон заявит в полицию на меня и Бобби и если в результате я окажусь в опасности, то специальный помощник окружного прокурора, который к тому же сам повздорил с Петтиджоном, будет для меня самым лучшим алиби. – Тут Юджин опустила голову и посмотрела на свои руки. – Я понимала, что поступаю не очень хорошо, но я слишком боялась… К тому же, Хэммонд, ты помнишь, что, когда мы уже познакомились, я несколько раз пыталась попрощаться с тобой… и не смогла.
Хэммонд сокрушенно кивнул и посмотрел на Фрэнка.
– Это все? – спросил Фрэнк строго.
– Почти. – Юджин кивнула. – Мне было так стыдно перед Хэммондом, что я не выдержала и сбежала от него, пока он еще спал. В тот же день Бобби явился ко мне за деньгами, которых у меня, разумеется, не было. Но, к моему огромному удивлению, он поздравил меня с тем, что я прикончила единственного свидетеля нашего преступления.
– До этого момента ты не знала, что Петтиджон мертв?
– Нет. По дороге домой я слушала компакт-диски, а не радио, к тому же у меня нет обыкновения смотреть телевизор днем. В любом случае я была слишком взволнована всем происшедшим – между мной и Петтиджоном, между мной и Хэммондом. Но когда я узнала, что Петтиджон убит, я заподозрила самое худшее.
– Ты решила, что его убил я, – сказал Хэммонд. – Что я ударил его слишком сильно, и он умер.
– Да. И продолжала так считать до тех самых пор…
– Пока Смайлоу не сообщил тебе, что его застрелили, – догадался Хэммонд. – Вот почему ты так поразилась, когда услышала о подлинной причине смерти Петтиджона!
Юджин кивнула.
– Так ты не прикасался к Петтиджону?
– Нет. Я выбежал вон, хотя, признаться, желание врезать ему у меня было.
– Тогда, наверное, он упал, когда с ним случился инсульт. Он потерял сознание и рухнул.
– Я тоже так думаю, – согласился Хэммонд. – Падая, Петтиджон ударился об угол кофейного столика – очевидно, так появилась ссадина у него на виске.
– Я ее не заметила, – призналась Юджин. – И вообще, мне даже не пришло в голову, что ему может быть плохо. Теперь я до конца жизни буду жалеть, что не осталась с ним, не позвала к нему врача. Возможно, это спасло бы ему жизнь, – добавила она с искренним раскаянием.
– Но вместо этого ты поспешила догнать Хэммонда, а в это время в номер вошел кто-то еще. Вошел, увидел лежащего на полу Петтиджона и хладнокровно выстрелил ему в спину.
– Получается так, Фрэнк, – подтвердила Юджин. – Именно поэтому я так и не воспользовалась своим алиби.
– И именно поэтому я приехал сегодня сюда, – подхватил Хэммонд. Адвокат озадаченно посмотрел сначала на него, потом на Юджин.
– Я что-то не улавливаю связи… – начал он.
– Я объясню, – сказала Юджин. – Теперь благодаря настойчивости Смайлоу и усилиям прессы о том, что в субботу вечером я побывала в номере Петтиджона, знают буквально все. Но единственным человеком, который совершенно точно знает, что я не убивала его, является настоящий убийца.
– И вчера вечером этот человек уже попытался отделаться от Юджин, – добавил Хэммонд.
Перкинс изумленно качал головой, слушая рассказ Хэммонда о его столкновении с неизвестным в темной аллее.
– Это не был обыкновенный налетчик или грабитель, – закончил он. – Прежде чем напасть на Юджин, он назвал ее по имени, следовательно – он ее знал.
– Но почему ты так уверен, что это был убийца Петтиджона?
– Я этого не говорил, – возразил Хэммонд – Человек, который напал на Юджин возле «Тенистой пещеры», мог быть наемным убийцей, к тому же не очень опытным. Чего не скажешь об убийце Люта.
– И ты уверен, что разгадал эту загадку?
– Да, – кивнул Хэммонд. – Сейчас я вам все расскажу, только не падайте со стульев…
Его рассказ занял около четверти часа, на протяжении которых никто его не прерывал. Наконец Хэммонд закончил, и Фрэнк с трудом перевел дух.
– Ты уже разговаривал с персоналом гостиницы? – спросил он.
– Да, я побывал там перед тем, как приехать сюда. Их показания вполне согласуются с моей гипотезой.
– Что ж… – Адвокат задумчиво покачал головой. – Твоя версия выглядит довольно обоснованной и логичной, но доказать ее будет трудновато. И положение твое легким не назовешь. Любая ошибка может дорого обойтись и Юджин, и тебе самому. Что ты собираешься предпринять?
– Для начала я должен окончательно убедиться в том, что я прав. – Хэммонд повернулся к Юджин:
– Скажи, Петтиджон не упоминал, что ждет еще кого-нибудь, кроме меня? Мне известно, что на шесть часов у него была назначена еще одна встреча, но я еще не знаю – с кем.
– Нет. Он сказал только, что встречается с тобой.
– Тебе никто не встретился в коридоре или в лифте?
– Нет, я видела лишь того мужчину из Мейкона, который меня и опознал.
– А когда ты спускалась по лестнице? Может быть, кто-то спускался впереди тебя или поднимался навстречу?
– Нет.
Хэммонд посмотрел на нее пристально, и Юджин воскликнула с горечью:
– Ты рискуешь из-за меня своей карьерой, положением, всем! Неужели ты думаешь, что я могу солгать тебе теперь?!
– Я-то тебе верю, но убийца все равно будет сомневаться. И для него не будет иметь никакого значения, видела ты кого-то или нет, пока существует хоть малейшая возможность, что ты можешь быть для него опасна.
– Хэммонд прав, – кивнул Фрэнк с самым мрачным видом.
– А мы знаем, – добавил Хэммонд, – наш преступник не из тех, кто допускает промахи и оставляет следы. Место преступления было тщательно убрано. Убийца не оставил ни одного годного для идентификации отпечатка пальцев, так неужели он будет мириться с существованием человека, способного его разоблачить?
– Что ты предлагаешь? – спросил адвокат. – Нанять телохранителей?
– Нет, – твердо возразила Юджин. – Я не стану ходить с охраной.
– Конечно, я предпочел бы, чтобы тебя охраняли, – вздохнул Хэммонд, – но боюсь, что из этого все равно ничего не выйдет. Во-первых, мне кажется, что я знаю тебя достаточно, чтобы понять: если ты сказала, что чего-то не хочешь, то тебя уже не переспорить. Ну и потом, появление охранника будет для убийцы сигналом тревоги.
– Сколько времени тебе понадобится, чтобы собрать недостающие улики?
– Хотел бы я это знать! – вздохнул Хэммонд.
– Меня беспокоит такая неопределенность, – нахмурился адвокат. – Пока ты собираешь доказательства, Юджин угрожает опасность. Тебе следует что-то сделать, чтобы ускорить процесс. Может быть, стоит обратиться за помощью к официальным структурам?
– Да, – согласился Хэммонд, – я сам об этом думал. Но вопрос в том, кому я могу доверять? И кто поверит мне? Кто воспримет мой рассказ всерьез, особенно если узнает, что мы с Юджин знакомы так близко? В лучшем случае, моя версия будет выглядеть просто как попытка любой ценой выгородить себя или спасти от тюрьмы женщину, с которой я встречаюсь.
– Встречаешься? – Брови адвоката поползли вверх. – Ты хочешь сказать, что вы виделись… гм-м… в интимной обстановке и после субботы?!
Должно быть, выражения их лиц выдали ему правду, поскольку Перкинс затряс головой и замахал руками.
– Нет, ничего мне не говорите! Это не мое дело, я ничего не хочу знать!
– Теперь ты понимаешь, – продолжил Хэммонд, – что мне придется действовать в одиночку и действовать быстро, поскольку опасность для Юджин возрастает с каждым днем. Вот мой план…
В нескольких словах он изложил им свои соображения и с надеждой посмотрел на Фрэнка.
– Ну, что скажешь?
Адвокат долго обдумывал ответ и наконец сказал:
– Мне всегда хотелось, чтобы мое имя ассоциировалось у людей с честностью и порядочностью. Во всяком случае, я старался, чтобы так оно и было. Сегодня я впервые преступил многие этические законы, которые казались мне незыблемыми. Если ты ошибся, то для тебя это будет настоящей катастрофой, для меня же дело, скорее всего, закончится грязным пятном на некогда безупречной репутации. Иными словами, мне нечего тебе сказать: ты рискуешь своей шеей, не моей. Что касается существа дела, то у твоего плана шансов не больше, чем у сосульки в печке.