Страница:
– Так ты сказал, что и в ту ночь хотел, когда вез меня домой. Почему же не сделал?
Его лицо снова стало непроницаемым, словно он опустил забрало.
– Были причины.
– Ты имеешь в виду Коттона?
– Да, Коттона.
– Почему он так разорался на тебя? Если бы не ты, меня лишил бы невинности полупьяный уличный мальчишка. Я не так много выпила. Две кружки, наверное, но, чтобы потерять голову и забыть об осторожности, этого было достаточно.
– Так ты не помнишь всего, что тогда произошло?
Ее озадачила осторожность, с какой был задан вопрос.
– Не совсем, – медленно ответила она, напрягая память. – Помню, Дорел лежал без сознания на земле, лицо в крови. Я хотела помочь ему и убедиться, что он жив, но ты силком оттащил меня в машину, в мою машину. Ты привез меня домой на моей машине? Так?
– Да.
– А как ты потом добрался обратно В Тибодо-Понд за своей?
– Я вышел из Бель-Тэр на дорогу и остановил попутку.
Она никогда не пыталась связать в одно целое обрывочные воспоминания той ночи, и теперь ей казалось, что это очень важно. Почему – она не понимала.
Кэш спас ее от позора. А теперь старается изобразить, будто он сделал это для своей же выгоды. Она сидела тогда на переднем сиденье своего новенького «Мустанга», который ей подарил Коттон, положив голову на колени Кэша. И это почему-то показалось Коттону самым дурным, самым недопустимым из всей этой истории, так что он спустил собак на Кэша.
Она снова взглянула на него.
– Коттон страшно рассердился, ведь так?
– Ничего удивительного. Его гордость и утешение привезли домой в непотребном виде.
– Да, но ведь он орал на тебя. При чем здесь ты? Разве это твоя вина?
Ее мысли вертелись вхолостую, не захватывая каких-то очень важных кусочков памяти.
– Когда мы приехали в Бель-Тэр, ты почти внес меня по ступенькам. Я помню свет на веранде. И… – Она замолчала, закрыв глаза и медленно восстанавливая эту сцену. – Коттон стоял на крыльце.
– С таким видом, словно святой Петр, охраняющий от грешников Райские Врата, – резонно дополнил Кэш. – Ни о чем не спрашивая, он обрушил на меня гром и молнию. Вышла Веда и увела тебя в дом.
– Я помню… – добавила Шейла, засмеявшись. – Она раздела меня и уложила. Причем все время бранила за легкомыслие и проклинала белую шваль, у которой нет никакого уважения к таким порядочным девочкам, как сестры Крэндол.
Она вспомнила, как Веда расчесывала шелковые белокурые волосы, которые только что покрывали ноги ублюдка Моники Будро.
«Господь успокоил Веду», – подумала она, улыбаясь.
В тот вечер она с удовольствием побила бы Кэша, если б могла. Но этим занялся Коттон, устроив тому словесную порку. Пока Веда укачивала ее в спальне, Кэш получил свою порцию несправедливых обвинений.
– Ты тогда очень обиделся, правда? – спросила она в растерянности. – Весь свой гнев Коттон обрушил на тебя.
Глядя перед собой в пространство, она продолжала вспоминать, словно листала страницы книги, некогда закрытой для нее:
– Помню, вы оба долго кричали друг на друга на крыльце. Коттон так и не понял, что это не ты напоил меня.
– Он не захотел этого понять, – с горечью сказал Кэш.
– Вместо того чтобы поблагодарить тебя, он орал, что ты…
Книга внезапно захлопнулась. Страницы перестали переворачиваться. Ее память уперлась в глухую стену. Тупик. И как все тупики, он был безвыходным.
– В чем он обвинял тебя в ту ночь?
– В том, что привез тебя домой пьяную.
– Нет, что-то еще… – настаивала она.
– Не помню, – коротко ответил Кэш.
Он быстро нагнулся и коснулся поцелуем ее губ.
– Не все ли равно? Какого черта мы вспоминаем эту давнюю историю?!
Нет, не все равно. Она в этом не сомневалась. Что-то важное он не хочет сказать ей. Гораздо более важное, чем он пытается изобразить.
– Почему ты не хочешь, чтобы я вспомнила?
– Я больше ничего не помню, – прошептал он, целуя ее в шею. – А если ты хочешь что-то вернуть, мы можем снова сесть в твою машину. Я сяду за руль, а ты положишь голову мне на колени.
Он сжал руками ее голову и быстро, но крепко поцеловал.
– Может, ты тогда отвлечешься от разговоров о прошлом.
– Прекрати! – крикнула она, разозленная его бесцеремонностью, с которой он пытался отвлечь ее от разговора. – Мне необходимо поговорить с тобой об этом, Кэш.
– Разговоры между мужчиной и женщиной – напрасная трата времени.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
– Знаешь, если ты хочешь поговорить о пиве, давай поедем сейчас в Тиборо-Понд и разопьем остаток моей упаковки? – Он легко коснулся губами кончика ее носа. – Можем взять еще пива. Брось это. Будь проще. Поваляешься в траве. Я буду обнимать тебя. Буду целовать с ног до головы. Ты еще не знаешь, какой у меня язык.
Он снова припал к ее рту губами – на этот раз властно и бесцеремонно. Одновременно его пальцы нажали на ее соски.
– Кто знает, может быть, я окажусь счастливее Хопкинса.
Шейла с силой оттолкнула его и вытерла рот. Ее грудь бурно поднималась и опадала от возмущенного дыхания.
– Жалко, что я не пристрелила тебя, когда было возможно.
Он с трудом выдавил из себя улыбку:
– А я – что не изнасиловал тебя в выгодной ситуации. Спокойной ночи, мисс Шейла.
Он повернулся спиной и скрылся в темноте.
Шейла не могла успокоиться даже дома, вспоминая его слова и стараясь уснуть. Кэш Будро способен кого угодно довести до бешенства. Если бы она могла убить его за все преступления против нее! И главное – за то, что каждый раз он ухитрялся распалить в ней желание.
С самой первой их встречи все эти годы он причинял ей одни неприятности. К счастью, ее память не удержала события той ночи, когда он привез ее домой с гулянки. Но сегодня прошлое нахлынуло на нее. И все же самое главное: то, что Кэш сказал ее отцу, ускользнуло от нее. Это было жизненно важно, хотя Кэш и не хотел, чтобы она вспомнила. Почему? Что это могло быть и почему до сих пор имеет такое значение?
Она продолжала теряться в догадках, но внезапно зазвонил телефон на ночном столике.
– Алло?
– Мисс Крэндол?
– Да.
– говорит ДОКТОР Коллинз.
Рука до боли сжала трубку.
Глава 23
Глава 24
Глава 25
Его лицо снова стало непроницаемым, словно он опустил забрало.
– Были причины.
– Ты имеешь в виду Коттона?
– Да, Коттона.
– Почему он так разорался на тебя? Если бы не ты, меня лишил бы невинности полупьяный уличный мальчишка. Я не так много выпила. Две кружки, наверное, но, чтобы потерять голову и забыть об осторожности, этого было достаточно.
– Так ты не помнишь всего, что тогда произошло?
Ее озадачила осторожность, с какой был задан вопрос.
– Не совсем, – медленно ответила она, напрягая память. – Помню, Дорел лежал без сознания на земле, лицо в крови. Я хотела помочь ему и убедиться, что он жив, но ты силком оттащил меня в машину, в мою машину. Ты привез меня домой на моей машине? Так?
– Да.
– А как ты потом добрался обратно В Тибодо-Понд за своей?
– Я вышел из Бель-Тэр на дорогу и остановил попутку.
Она никогда не пыталась связать в одно целое обрывочные воспоминания той ночи, и теперь ей казалось, что это очень важно. Почему – она не понимала.
Кэш спас ее от позора. А теперь старается изобразить, будто он сделал это для своей же выгоды. Она сидела тогда на переднем сиденье своего новенького «Мустанга», который ей подарил Коттон, положив голову на колени Кэша. И это почему-то показалось Коттону самым дурным, самым недопустимым из всей этой истории, так что он спустил собак на Кэша.
Она снова взглянула на него.
– Коттон страшно рассердился, ведь так?
– Ничего удивительного. Его гордость и утешение привезли домой в непотребном виде.
– Да, но ведь он орал на тебя. При чем здесь ты? Разве это твоя вина?
Ее мысли вертелись вхолостую, не захватывая каких-то очень важных кусочков памяти.
– Когда мы приехали в Бель-Тэр, ты почти внес меня по ступенькам. Я помню свет на веранде. И… – Она замолчала, закрыв глаза и медленно восстанавливая эту сцену. – Коттон стоял на крыльце.
– С таким видом, словно святой Петр, охраняющий от грешников Райские Врата, – резонно дополнил Кэш. – Ни о чем не спрашивая, он обрушил на меня гром и молнию. Вышла Веда и увела тебя в дом.
– Я помню… – добавила Шейла, засмеявшись. – Она раздела меня и уложила. Причем все время бранила за легкомыслие и проклинала белую шваль, у которой нет никакого уважения к таким порядочным девочкам, как сестры Крэндол.
Она вспомнила, как Веда расчесывала шелковые белокурые волосы, которые только что покрывали ноги ублюдка Моники Будро.
«Господь успокоил Веду», – подумала она, улыбаясь.
В тот вечер она с удовольствием побила бы Кэша, если б могла. Но этим занялся Коттон, устроив тому словесную порку. Пока Веда укачивала ее в спальне, Кэш получил свою порцию несправедливых обвинений.
– Ты тогда очень обиделся, правда? – спросила она в растерянности. – Весь свой гнев Коттон обрушил на тебя.
Глядя перед собой в пространство, она продолжала вспоминать, словно листала страницы книги, некогда закрытой для нее:
– Помню, вы оба долго кричали друг на друга на крыльце. Коттон так и не понял, что это не ты напоил меня.
– Он не захотел этого понять, – с горечью сказал Кэш.
– Вместо того чтобы поблагодарить тебя, он орал, что ты…
Книга внезапно захлопнулась. Страницы перестали переворачиваться. Ее память уперлась в глухую стену. Тупик. И как все тупики, он был безвыходным.
– В чем он обвинял тебя в ту ночь?
– В том, что привез тебя домой пьяную.
– Нет, что-то еще… – настаивала она.
– Не помню, – коротко ответил Кэш.
Он быстро нагнулся и коснулся поцелуем ее губ.
– Не все ли равно? Какого черта мы вспоминаем эту давнюю историю?!
Нет, не все равно. Она в этом не сомневалась. Что-то важное он не хочет сказать ей. Гораздо более важное, чем он пытается изобразить.
– Почему ты не хочешь, чтобы я вспомнила?
– Я больше ничего не помню, – прошептал он, целуя ее в шею. – А если ты хочешь что-то вернуть, мы можем снова сесть в твою машину. Я сяду за руль, а ты положишь голову мне на колени.
Он сжал руками ее голову и быстро, но крепко поцеловал.
– Может, ты тогда отвлечешься от разговоров о прошлом.
– Прекрати! – крикнула она, разозленная его бесцеремонностью, с которой он пытался отвлечь ее от разговора. – Мне необходимо поговорить с тобой об этом, Кэш.
– Разговоры между мужчиной и женщиной – напрасная трата времени.
Он обнял ее за талию и привлек к себе.
– Знаешь, если ты хочешь поговорить о пиве, давай поедем сейчас в Тиборо-Понд и разопьем остаток моей упаковки? – Он легко коснулся губами кончика ее носа. – Можем взять еще пива. Брось это. Будь проще. Поваляешься в траве. Я буду обнимать тебя. Буду целовать с ног до головы. Ты еще не знаешь, какой у меня язык.
Он снова припал к ее рту губами – на этот раз властно и бесцеремонно. Одновременно его пальцы нажали на ее соски.
– Кто знает, может быть, я окажусь счастливее Хопкинса.
Шейла с силой оттолкнула его и вытерла рот. Ее грудь бурно поднималась и опадала от возмущенного дыхания.
– Жалко, что я не пристрелила тебя, когда было возможно.
Он с трудом выдавил из себя улыбку:
– А я – что не изнасиловал тебя в выгодной ситуации. Спокойной ночи, мисс Шейла.
Он повернулся спиной и скрылся в темноте.
Шейла не могла успокоиться даже дома, вспоминая его слова и стараясь уснуть. Кэш Будро способен кого угодно довести до бешенства. Если бы она могла убить его за все преступления против нее! И главное – за то, что каждый раз он ухитрялся распалить в ней желание.
С самой первой их встречи все эти годы он причинял ей одни неприятности. К счастью, ее память не удержала события той ночи, когда он привез ее домой с гулянки. Но сегодня прошлое нахлынуло на нее. И все же самое главное: то, что Кэш сказал ее отцу, ускользнуло от нее. Это было жизненно важно, хотя Кэш и не хотел, чтобы она вспомнила. Почему? Что это могло быть и почему до сих пор имеет такое значение?
Она продолжала теряться в догадках, но внезапно зазвонил телефон на ночном столике.
– Алло?
– Мисс Крэндол?
– Да.
– говорит ДОКТОР Коллинз.
Рука до боли сжала трубку.
Глава 23
– Отец?! – в тревоге спросила она.
– Необходимо, чтобы вы приехали как можно скорее, – сказал доктор. – У него начался второй приступ. Выбора нет – надо оперировать. Но даже тогда… я не знаю.
– Я еду.
Она позволила себе пять секунд побыть во власти полной отрешенности и всепоглощающего горя. Затем опустила ноги на пол перед кроватью. Босая выбежала в холл. Кен в ночной пижаме стоял у дверей семейной спальни.
– Я слышал звонок и уловил конец разговора, – сказал он. – Мы тоже едем.
– Прекрасно. Через пять минут встречаемся внизу.
Даже в такой поздний час больница была ярко освещена – и тем не менее напоминала склеп. Все трое молча поднялись на второй этаж, где за последние несколько недель они стали завсегдатаями.
Стоило дверям лифта распахнуться, как все трое бросились по коридору, словно стая репортеров, учуявших сенсацию. Шейла опередила остальных и первая влетела в кабинет дежурной медсестры.
– Где доктор Коллинз?
– Готовится к операции. Он просил вас подписать эту бумагу.
Едва взглянув на формальный документ, она написала свое имя в указанном месте.
– Скажите, отца уже перевезли в операционную?
– Нет, но санитары уже пошли за ним в палату.
– Можно мне увидеть его?
– Он в тяжелом состоянии, мисс Крэндол.
– Ничего. Мне необходимо его видеть. – Она не добавила роковых слов «еще один раз». Но страх, что это так и будет, терзал ее сердце.
Вероятно, выражение боли на ее лице вызвало у медсестры сочувствие.
– Ну хорошо. Только не задерживайте перевозку.
– Не буду. – Она обернулась к Кену и Трисии. – Вы пойдете?
Трисия, ожесточенно растирая ладонями коченеющие руки, отрицательно покачала головой. Кен взглянул на жену, затем на Шейлу.
– Иди одна. Нам уже приходилось видеть его страдания во время первого приступа. Второй раз вынести такое трудно.
Шейла понеслась по коридору. Дверь в палату Коттона была распахнута настежь. Два санитара перекладывали его с больничной койки на каталку. Весь опутанный трубками и проводами, он представлял собой печальное зрелище. Но это не поколебало Шейлу. Она уверенно вошла. Санитары с недоумением оглянулись.
– Я его дочь.
– Мы готовим пациента к перевозке на операцию.
– Я знаю. Медсестра разрешила мне повидать его. Он в сознании?
– Вряд ли. Ему уже сделали предварительный укол. Шейла подошла сбоку, так чтобы не помешать санитарам, и взяла его за руку. С тыльной стороны черная от иголок, беспрестанно втыкаемых в вены, рука бессильно лежала в ее ладонях. Родная рука, знакомая до мельчайших мозолей, вызывала тысячи воспоминаний. Эта рука гордо гладила ее по голове за отличную отметку по математике. Она утешала ее после падения с резвого жеребенка. Она вытирала ее слезы, когда он объяснял ей, что Мэйси ее любит и только не знает, как это выразить.
Она прижала его руку к своей щеке.
– Почему ты перестал любить меня, папочка? – прошептала она так тихо, что никто вокруг не мог расслышать.
Словно в ответ на ее вопрос, глаза Коттона открылись и прямо взглянули на нее. У нее вырвался тихий радостный вскрик, и улыбка осветила залитое слезами лицо. Он не умрет, не узнав, как сильно она любит его!
– Шейла, – еле прошептал он.
– Нам надо идти, мисс, – сказал один из санитаров, пытаясь оттеснить ее от каталки.
– Да-да, я понимаю, но… Что, папочка? Что ты хочешь сказать?
Он все еще любит ее! Он старается сказать ей это, зная, что, может быть, видит ее в последний раз.
– Зачем ты…
– Мисс!
– Прошу вас! – взмолилась она. Санитары отступили.
– Что, папочка? Зачем я – что?
– Зачем… ты… убила моего внука?
– Будро!
Кэш так задумался, что не слышал, как к его дому подъехала машина, не слышал шагов на крыльце. С половины четвертого он пил кофе, ожидая рассвета, чтобы отправиться на работу. Его мысли беспрестанно вертелись вокруг женщины, на которую он работал.
Поэтому он ничего не слышал.
Его имя прозвучало словно само собой. Впрочем, нет, кто-то стучал в дверь, повторяя его имя и производя шум, сравнимый с работающей бетономешалкой. Проклиная столь раннего гостя, он оставил чашку только что налитого кофе на столике и пошел открывать.
На крыльце стоял Джигер Флин. Он подозрительно заглянул внутрь, изо всех сил изображая равнодушие.
– Привет, Джигер, – зло сказал Кэш, – что заставило тебя так рано подняться с постели?
Не отвечая на приветствие, Джигер зарычал:
– Дай мне что-нибудь для моей бабы.
– Какой бабы?
– Ну той черной суки, которая живет у меня, какой же еще?
Кэш посуровел:
– Для Гейлы?
Джигер хрюкнул в знак подтверждения и кивнул.
– Что с ней?
– Кровотечение.
– Кровотечение? – в тревоге повторил Кэш. – Откуда?
– Отовсюду. Открываю глаза – у меня вся постель в крови. Она сказала, что сделала себе аборт.
– Господи! – Кэш провел рукой по лицу. Джигер уже не в первый раз обращался к нему за лекарствами для своих проституток, которые погибали либо от самодельного аборта, либо от побоев не в меру требовательного клиента. Джигер избегал врачей, потому что такие случаи фиксировались в полиции. И хотя многие офицерские чины округа были у него в кармане, он все же не позволял себе лишнего риска.
– Если она искусственно вызвала выкидыш, необходимо везти ее к врачу, – очень серьезно сказал Кэш. – В больницу. И чем скорее, тем лучше.
– Твоя maman обычно давала мне какое-нибудь снадобье. Шлюхи очухивались от него в один момент.
– Она знала гораздо больше меня. Глаза Джигера потемнели от злобы.
– И не стыдно тебе. Хочешь, чтобы Гейла подохла в луже собственной крови?
Кэш не сомневался, что у Джигера нет ни малейшего намерения везти Гейлу в больницу. Тот не признавался в этом прямо, но его ухмылка была вполне откровенна.
Кэш сжал зубы.
– Постой здесь.
Через несколько минут вернулся с бумажным мешочком. Джигер протянул руку, но Кэш не разжал пальцы. Джигер вопросительно посмотрел на него.
– Оставь ее в покое, пока полностью не выздоровеет, – жестко сказал Кэш. – Ты понял, что я сказал?
– Не трахать.
– Верно. Иначе убьешь ее. Джигер заюлил:
– Тебе нравится Гейла? Только скажи, я дам тебе ее на одну ночку. Пойдет, как плата за лекарство.
Лицо Кэша приобрело опасное выражение. Он резко сунул Джигеру мешочек.
– Гони двадцать баксов, – грубо сказал он. Пожав плечами, Джигер достал из штанов деньги и дал Кэшу.
– Так ты отказываешься от Гейлы? Кэш промолчал. Джигер стал сходить с крыльца, но, спустившись на одну ступеньку, снова обернулся.
– Зачем ты работаешь на эту Шейлу Крэндол?
– Работа мне нравится, и платят хорошо. Глаза Джигера сузились в еле видные щелки.
– Правда, что эта леди стреляла в моих собак, как утверждает Гилберт?
Кэш снова промолчал, но был поражен этой информацией.
– Она за это заплатит, – угрожающе прошипел Джигер.
– Оставь Шейлу Крэндол мне.
Джигер снова повернулся и захихикал, направив на Кэша кривой и желтый указательный палец:
– А, я и забыл. У тебя самого счеты с Крэндолами.
– Я и буду сводить их так, как сочту нужным. А ты не лезь!
Джигер подмигнул.
– Мы с тобой одного поля ягоды, Будро, ты сам знаешь. Одного и того же.
Он грузно спустился со ступеней крыльца и направился к своему пикапу. Обернувшись, снова хмыкнул и махнул Кэшу рукой.
Кэш оделся, опорожнил кофейник и через несколько минут после Джигера вышел из дома. К его удивлению, Шейлы в конторе еще не было. Он вошел внутрь, раздумывая, следует ли рассказать ей о визите Джигера. Решил, что не стоит. Сведения о Гейле только расстроят ее и могут толкнуть на новый опрометчивый поступок. Чем меньше Шейла знает, тем лучше.
Когда лесорубы собрались, Шейлы все еще не было. Кэш позвонил в Бель-Тэр. Домоправительница ответила, что мисс Крэндол дома нет.
– А где она?
– В больнице. У мистера Крэндола случился второй удар, и он, возможно, не выживет.
Почти ничего не соображая, Кэш повесил трубку. Опустившись в кресло Коттона, уставился невидящим взглядом в пространство. В это время на пороге появился один из рабочих, ожидая указаний на день. Но, взглянув на лицо Кэша, без слов вышел. Что-то случилось с боссом. Если его потревожить в такой момент, бог знает, что можно навлечь на свою голову.
– Необходимо, чтобы вы приехали как можно скорее, – сказал доктор. – У него начался второй приступ. Выбора нет – надо оперировать. Но даже тогда… я не знаю.
– Я еду.
Она позволила себе пять секунд побыть во власти полной отрешенности и всепоглощающего горя. Затем опустила ноги на пол перед кроватью. Босая выбежала в холл. Кен в ночной пижаме стоял у дверей семейной спальни.
– Я слышал звонок и уловил конец разговора, – сказал он. – Мы тоже едем.
– Прекрасно. Через пять минут встречаемся внизу.
Даже в такой поздний час больница была ярко освещена – и тем не менее напоминала склеп. Все трое молча поднялись на второй этаж, где за последние несколько недель они стали завсегдатаями.
Стоило дверям лифта распахнуться, как все трое бросились по коридору, словно стая репортеров, учуявших сенсацию. Шейла опередила остальных и первая влетела в кабинет дежурной медсестры.
– Где доктор Коллинз?
– Готовится к операции. Он просил вас подписать эту бумагу.
Едва взглянув на формальный документ, она написала свое имя в указанном месте.
– Скажите, отца уже перевезли в операционную?
– Нет, но санитары уже пошли за ним в палату.
– Можно мне увидеть его?
– Он в тяжелом состоянии, мисс Крэндол.
– Ничего. Мне необходимо его видеть. – Она не добавила роковых слов «еще один раз». Но страх, что это так и будет, терзал ее сердце.
Вероятно, выражение боли на ее лице вызвало у медсестры сочувствие.
– Ну хорошо. Только не задерживайте перевозку.
– Не буду. – Она обернулась к Кену и Трисии. – Вы пойдете?
Трисия, ожесточенно растирая ладонями коченеющие руки, отрицательно покачала головой. Кен взглянул на жену, затем на Шейлу.
– Иди одна. Нам уже приходилось видеть его страдания во время первого приступа. Второй раз вынести такое трудно.
Шейла понеслась по коридору. Дверь в палату Коттона была распахнута настежь. Два санитара перекладывали его с больничной койки на каталку. Весь опутанный трубками и проводами, он представлял собой печальное зрелище. Но это не поколебало Шейлу. Она уверенно вошла. Санитары с недоумением оглянулись.
– Я его дочь.
– Мы готовим пациента к перевозке на операцию.
– Я знаю. Медсестра разрешила мне повидать его. Он в сознании?
– Вряд ли. Ему уже сделали предварительный укол. Шейла подошла сбоку, так чтобы не помешать санитарам, и взяла его за руку. С тыльной стороны черная от иголок, беспрестанно втыкаемых в вены, рука бессильно лежала в ее ладонях. Родная рука, знакомая до мельчайших мозолей, вызывала тысячи воспоминаний. Эта рука гордо гладила ее по голове за отличную отметку по математике. Она утешала ее после падения с резвого жеребенка. Она вытирала ее слезы, когда он объяснял ей, что Мэйси ее любит и только не знает, как это выразить.
Она прижала его руку к своей щеке.
– Почему ты перестал любить меня, папочка? – прошептала она так тихо, что никто вокруг не мог расслышать.
Словно в ответ на ее вопрос, глаза Коттона открылись и прямо взглянули на нее. У нее вырвался тихий радостный вскрик, и улыбка осветила залитое слезами лицо. Он не умрет, не узнав, как сильно она любит его!
– Шейла, – еле прошептал он.
– Нам надо идти, мисс, – сказал один из санитаров, пытаясь оттеснить ее от каталки.
– Да-да, я понимаю, но… Что, папочка? Что ты хочешь сказать?
Он все еще любит ее! Он старается сказать ей это, зная, что, может быть, видит ее в последний раз.
– Зачем ты…
– Мисс!
– Прошу вас! – взмолилась она. Санитары отступили.
– Что, папочка? Зачем я – что?
– Зачем… ты… убила моего внука?
– Будро!
Кэш так задумался, что не слышал, как к его дому подъехала машина, не слышал шагов на крыльце. С половины четвертого он пил кофе, ожидая рассвета, чтобы отправиться на работу. Его мысли беспрестанно вертелись вокруг женщины, на которую он работал.
Поэтому он ничего не слышал.
Его имя прозвучало словно само собой. Впрочем, нет, кто-то стучал в дверь, повторяя его имя и производя шум, сравнимый с работающей бетономешалкой. Проклиная столь раннего гостя, он оставил чашку только что налитого кофе на столике и пошел открывать.
На крыльце стоял Джигер Флин. Он подозрительно заглянул внутрь, изо всех сил изображая равнодушие.
– Привет, Джигер, – зло сказал Кэш, – что заставило тебя так рано подняться с постели?
Не отвечая на приветствие, Джигер зарычал:
– Дай мне что-нибудь для моей бабы.
– Какой бабы?
– Ну той черной суки, которая живет у меня, какой же еще?
Кэш посуровел:
– Для Гейлы?
Джигер хрюкнул в знак подтверждения и кивнул.
– Что с ней?
– Кровотечение.
– Кровотечение? – в тревоге повторил Кэш. – Откуда?
– Отовсюду. Открываю глаза – у меня вся постель в крови. Она сказала, что сделала себе аборт.
– Господи! – Кэш провел рукой по лицу. Джигер уже не в первый раз обращался к нему за лекарствами для своих проституток, которые погибали либо от самодельного аборта, либо от побоев не в меру требовательного клиента. Джигер избегал врачей, потому что такие случаи фиксировались в полиции. И хотя многие офицерские чины округа были у него в кармане, он все же не позволял себе лишнего риска.
– Если она искусственно вызвала выкидыш, необходимо везти ее к врачу, – очень серьезно сказал Кэш. – В больницу. И чем скорее, тем лучше.
– Твоя maman обычно давала мне какое-нибудь снадобье. Шлюхи очухивались от него в один момент.
– Она знала гораздо больше меня. Глаза Джигера потемнели от злобы.
– И не стыдно тебе. Хочешь, чтобы Гейла подохла в луже собственной крови?
Кэш не сомневался, что у Джигера нет ни малейшего намерения везти Гейлу в больницу. Тот не признавался в этом прямо, но его ухмылка была вполне откровенна.
Кэш сжал зубы.
– Постой здесь.
Через несколько минут вернулся с бумажным мешочком. Джигер протянул руку, но Кэш не разжал пальцы. Джигер вопросительно посмотрел на него.
– Оставь ее в покое, пока полностью не выздоровеет, – жестко сказал Кэш. – Ты понял, что я сказал?
– Не трахать.
– Верно. Иначе убьешь ее. Джигер заюлил:
– Тебе нравится Гейла? Только скажи, я дам тебе ее на одну ночку. Пойдет, как плата за лекарство.
Лицо Кэша приобрело опасное выражение. Он резко сунул Джигеру мешочек.
– Гони двадцать баксов, – грубо сказал он. Пожав плечами, Джигер достал из штанов деньги и дал Кэшу.
– Так ты отказываешься от Гейлы? Кэш промолчал. Джигер стал сходить с крыльца, но, спустившись на одну ступеньку, снова обернулся.
– Зачем ты работаешь на эту Шейлу Крэндол?
– Работа мне нравится, и платят хорошо. Глаза Джигера сузились в еле видные щелки.
– Правда, что эта леди стреляла в моих собак, как утверждает Гилберт?
Кэш снова промолчал, но был поражен этой информацией.
– Она за это заплатит, – угрожающе прошипел Джигер.
– Оставь Шейлу Крэндол мне.
Джигер снова повернулся и захихикал, направив на Кэша кривой и желтый указательный палец:
– А, я и забыл. У тебя самого счеты с Крэндолами.
– Я и буду сводить их так, как сочту нужным. А ты не лезь!
Джигер подмигнул.
– Мы с тобой одного поля ягоды, Будро, ты сам знаешь. Одного и того же.
Он грузно спустился со ступеней крыльца и направился к своему пикапу. Обернувшись, снова хмыкнул и махнул Кэшу рукой.
Кэш оделся, опорожнил кофейник и через несколько минут после Джигера вышел из дома. К его удивлению, Шейлы в конторе еще не было. Он вошел внутрь, раздумывая, следует ли рассказать ей о визите Джигера. Решил, что не стоит. Сведения о Гейле только расстроят ее и могут толкнуть на новый опрометчивый поступок. Чем меньше Шейла знает, тем лучше.
Когда лесорубы собрались, Шейлы все еще не было. Кэш позвонил в Бель-Тэр. Домоправительница ответила, что мисс Крэндол дома нет.
– А где она?
– В больнице. У мистера Крэндола случился второй удар, и он, возможно, не выживет.
Почти ничего не соображая, Кэш повесил трубку. Опустившись в кресло Коттона, уставился невидящим взглядом в пространство. В это время на пороге появился один из рабочих, ожидая указаний на день. Но, взглянув на лицо Кэша, без слов вышел. Что-то случилось с боссом. Если его потревожить в такой момент, бог знает, что можно навлечь на свою голову.
Глава 24
В ее голове звучали слова отца: «Зачем ты убила моего внука?»
Она повторяла их много раз и на все лады, но смысла в них все-таки не видела никакого. Задача была слишком трудна для ее измученного мозга, который не мог удержать одну и ту же мысль дольше нескольких секунд. Все душевные силы необходимо было сконцентрировать на одном: дождаться конца операции.
– Шейла, хочешь кофе?
Кен склонился к ней. Она бессильно опустила руки.
– Нет, спасибо.
Он ободряюще потрепал ее по плечу, затем отошел к другому клеенчатому дивану и сел рядом с Трисией. Он взял руку жены и сжал ее между ладонями. Шейла почувствовала зависть. Ей так нужна была сейчас поддержка близкого человека.
Трисия перехватила тоскливый взгляд сестры. Она придвинулась к Кену ближе и захватила его руку с видом собственницы. Шейлу не задел этот демонстративный жест, но она словно впервые увидела лицо сестры. Без косметики Трисия выглядела старше, грубее. Холодная расчетливость в глазах не смягчалась теплым тоном век.
И вдруг Шейла все поняла.
В один какой-то молниеносный момент озарения она поняла. Трисия…
– Это ты… – Голос Шейлы стал неживым и гремящим, словно сухие кукурузные початки на жарком августовском ветру. Во рту у нее так пересохло, что она с трудом произносила слова. – Трисия, это ты сказала папе, что я сделала аборт?
Щеки Трисии, и без того бледные, стали еще бледнее. Губы слегка сжались и снова приоткрылись, придавая ей глуповатый вид. Голубые глаза моргнули – раз, другой.
В безмолвном трепете она уставилась на женщину, которая лишь называлась ее сестрой.
– Это ты! Ты!
Эта догадка хлестко ударила Шейлу в солнечное сплетение. От боли она хватала губами воздух, стараясь вдохнуть. Голова запрокинулась навзничь, глаза зажмурились. Слезы градом хлынули по белым как мел щекам.
– Мисс Крэндол.
Она подняла голову и открыла глаза. Доктор Коллинз стоял в дверях, участливо глядя на нее. На руках его все еще были зеленые резиновые перчатки. Маска хирурга опущена вниз, словно нагрудник.
– Врач просил меня сообщить, что операция прошла удачно.
– Мой отец еще жив? Молодой врач улыбнулся:
– Да. К счастью, он пережил эту сложную операцию.
Множество узлов, стягивающих ей грудь изнутри, вдруг развязались, и она впервые смогла глубоко вздохнуть.
– Он выздоровеет?
Доктор нерешительно поскреб щеку.
– Если он поправится, то определенно будет еще лучше, чем был. Но до этого должно пройти еще много времени.
– Я понимаю. Спасибо за откровенность.
– Хотите поговорить с хирургом?
– Если он считает нужным. Ведь особой необходимости нет?
– Нет. – Он внимательно поглядел ей в лицо. – Эта ночь оказалась для вас слишком долгой. Советую вам немедленно отправиться домой и немного… – Он замолчал, заметив ее упрямый отрицательный жест.
– Нет. Когда папа очнется, я должна быть рядом!
– Это может случиться не так скоро…
– Я должна быть рядом с ним, – твердо повторила она.
Она шла, понуро опустив голову, по стерильно чистому, кондиционированному коридору к залу ожидания, который в эти дни стал ее штаб-квартирой. Она не видела Кэша до тех пор, пока он не остановил ее, поймав за руку. Она поглядела невидящими глазами. Его глаза таили в себе страх, и она подумала, что, видимо, очень неприлично выглядит. Эти два дня она не обращала внимания на зеркала, даже когда заходила в туалет. Ей не хотелось, чтобы он смотрел на нее сейчас.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросила она.
Он убрал руку и язвительно скривил рот:
– По-моему, это общественное место. Или акадские ублюдки не имеют права появляться здесь?
– Потрясающе сказано! Это именно то, что мне сейчас просто необходимо, – выслушивать твои подколы.
Она попыталась обойти его, но он преградил дорогу.
– Почему ты мне ничего не сообщила? Вопрос был таким странным, что она даже хмыкнула:
– Да я была как-то занята. Я думала немножечко о другом.
– О'кей, если так. А что ты делаешь сейчас? Или ты полагаешь, мне это безразлично?
– По-моему, ты уже все выяснил.
– Только после того, как позвонил в Бель-Тэр, хотел узнать, почему тебя нет на работе.
– Ну и как?
– Эта сушеная вобла, которая разговаривала со мной, сказала, что у Коттона второй приступ и это, видимо, конец.
– Больше всего я не выношу миссис Грейвс за то, что она всегда все знает лучше всех.
– Я думаю, подобные известия распространяются довольно быстро. Подробности операции я выяснил на заправочной станции, куда мне пришлось завернуть по дороге в больницу.
Дежурная медсестра за столом подняла голову и неодобрительно посмотрела на них поверх старушечьих очков. Кэш тоже уставился на нее:
– Вы что-то хотели, леди?
– Говорите, пожалуйста, потише, сэр. Он ненавидел всякое подчинение. И его взгляд ясно выразил это. Взяв Шейлу за руку выше локтя, он быстро повел ее по коридору через ряд вращающихся дверей, пока не вышел во двор. Там было множество растений в пластмассовых ведерках и каменных скамеек. Он обошел колючую пальму, которая попалась на его пути, и остановился, не обращая внимания на скамьи.
– Как он?
У Шейлы болел каждый нерв, словно вся кожа ее была в открытых ранах. Ее выводила из себя каждая мелочь. Особенно злило ее сейчас то, что она рада видеть Кэша Будро. Если бы он не был таким ослом, она бы безоблачно радовалась его приходу. Его широкая грудь была просто создана, чтобы на ней отдохнула ее измученная голова. Если бы он обнял ее, она оперлась бы на его руки, потому что ей необходима была сейчас любая поддержка. Она приняла бы утешение от кого угодно. Но он не предлагал утешений. Он был слишком полон своим драгоценным, обиженным «я».
– Я спрашиваю, как он там сейчас?
Он сказал, как выстрелил, – она даже вздрогнула.
– Нормально.
– Чушь!
– Нет, ну, конечно, не совсем нормально! – закричала она, замахав рукой от раздражения. – Они разрезали ему грудь, разняли в разные стороны ребра и вставили четыре шунта в сердце, которое слишком слабо, чтобы справиться самостоятельно с потоком крови. И ты еще спрашиваешь, как он сейчас? Вы оба в жизни не сказали друг другу доброго слова. Чего ты хочешь от него теперь?
Он приблизил глаза к самому ее лицу. – Я просто должен знать, пойдет ли ко всем чертям работа, из-за которой я рву себе кишки, когда хозяин окочурится.
Шейла отвернулась. Кэш запустил в свои волосы обе пятерни, зачесывая их на несколько секунд к затылку и снова позволяя им упасть на лицо. И при этом беззвучно ругался по-английски, по-французски и на том смешанном языке, который перенял у матери.
– Посмотри, – наконец сказал он, подводя ее к двери, – видишь, лесорубы пришли справиться о нем. Я опять звонил в Бель-Тэр, но не мог добиться ни одного вразумительного слова. У Хоуэла язык примерз, как у мороженой рыбы. Я же должен что-то сказать рабочим.
Несколько успокоенная его деловым тоном, она с каменным лицом повернулась к нему.
– Скажи, что он чувствует себя так, как предполагалось. Доктор обещает, что завтра Коттону должно стать чуточку лучше. – В ее глазах мелькнуло что-то жалкое. – Если вообще станет.
– Спасибо.
– Можешь приходить, узнавать.
– А тебе еще не прописали постельный режим?
– Я что-то тебя не понимаю…
– Койку тебе здесь еще не выделили? Очень уж дерьмово ты выглядишь.
– Как вы изысканны в комплиментах, мистер Будро!
– Да, я действительно немного польстил тебе. На самом деле все гораздо страшнее. Когда ты в последний раз ела горячее? А спала хоть несколько часов подряд? Когда принимала ванну? Почему ты так терзаешь себя из-за его болезни?
– Я не терзаю.
– Неужто?
– Нет. И я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне, как плохо я выгляжу. – Она вздернула голову кверху. – Я распоряжусь, чтобы Кен выдал деньги по ведомости в пятницу. Пока ты рвешь кишки ради компании, тебе будут хорошо платить за твои старания.
Она ушла, оставив его ругаться среди искусственных деревьев.
Доктор Коллинз вышел в зал ожидания на следующий день. Было около двух часов. Она сидела, прислонившись головой к стене. Сев рядом, он взял ее за руку, и она приготовилась к самому худшему.
– Мне бы не хотелось показаться безответственным оптимистом, но у вашего отца заметные признаки улучшения, – начал он.
– Слава Богу! – Она облегченно вздохнула. Доктор сжал ее руку.
– Я считаю необходимым подержать его в послеоперационной палате еще по крайней мере неделю. Но я уверен, что критический момент миновал.
– Можно, я зайду к нему?
– Да, можно.
– Когда?
– Через пять минут, в течение которых я предлагаю вам причесаться и подкрасить губы. Я думаю, вы не хотите насмерть перепугать моего пациента после всего, что он благополучно миновал?
Она улыбнулась в ответ.
Через пять минут она вошла в послеоперационную палату, куда уже заходила к нему, и в первую очередь отметила живой цвет его лица. Кожа утратила серый оттенок. Сиделка вежливо удалилась, дав возможность Шейле побыть наедине с отцом.
Нагнувшись к нему, она дотронулась до его волос.
Он открыл глаза.
– Ты поправишься, – прошептала она, приглаживая пальцем кустистую серую бровь, которая вновь своевольно топорщилась. – Когда тебе станет лучше, я тебе все объясню.
Она облизала губы, совершенно забыв о помаде.
– Но я хочу, чтобы главное ты узнал сейчас, потому что это правда.
Она умолкла, ей хотелось убедиться, что он в сознании и внимательно слушает ее.
– Я никогда не была беременна. Я никогда не делала абортов и никогда не убивала твоего внука. – Она положила руку ему на щеку. – Папочка, ты слышишь?
Его глаза наполнились слезами. Она получила свой ответ.
– Я никогда не лгала тебе за всю мою жизнь. Ты же знаешь. Я и теперь говорю правду. Клянусь нашим домом, Бель-Тэр, который мне очень дорог. Я никогда не была беременна. Это все… недоразумение.
Выражение его лица изменилось так, как бывает, когда после долгого мрака вдруг засияет яркий луч солнца. Лицо стало спокойным и умиротворенным. Глаза закрылись, и слезы просачивались сквозь трепещущие ресницы. Шейла вытирала их большим пальцем, затем нагнулась и нежно поцеловала его в лоб.
Выжатая как лимон, совершенно обессилевшая, но чувствующая себя счастливее, чем когда-либо за все эти шесть лет, она покинула больницу.
Она повторяла их много раз и на все лады, но смысла в них все-таки не видела никакого. Задача была слишком трудна для ее измученного мозга, который не мог удержать одну и ту же мысль дольше нескольких секунд. Все душевные силы необходимо было сконцентрировать на одном: дождаться конца операции.
– Шейла, хочешь кофе?
Кен склонился к ней. Она бессильно опустила руки.
– Нет, спасибо.
Он ободряюще потрепал ее по плечу, затем отошел к другому клеенчатому дивану и сел рядом с Трисией. Он взял руку жены и сжал ее между ладонями. Шейла почувствовала зависть. Ей так нужна была сейчас поддержка близкого человека.
Трисия перехватила тоскливый взгляд сестры. Она придвинулась к Кену ближе и захватила его руку с видом собственницы. Шейлу не задел этот демонстративный жест, но она словно впервые увидела лицо сестры. Без косметики Трисия выглядела старше, грубее. Холодная расчетливость в глазах не смягчалась теплым тоном век.
И вдруг Шейла все поняла.
В один какой-то молниеносный момент озарения она поняла. Трисия…
– Это ты… – Голос Шейлы стал неживым и гремящим, словно сухие кукурузные початки на жарком августовском ветру. Во рту у нее так пересохло, что она с трудом произносила слова. – Трисия, это ты сказала папе, что я сделала аборт?
Щеки Трисии, и без того бледные, стали еще бледнее. Губы слегка сжались и снова приоткрылись, придавая ей глуповатый вид. Голубые глаза моргнули – раз, другой.
В безмолвном трепете она уставилась на женщину, которая лишь называлась ее сестрой.
– Это ты! Ты!
Эта догадка хлестко ударила Шейлу в солнечное сплетение. От боли она хватала губами воздух, стараясь вдохнуть. Голова запрокинулась навзничь, глаза зажмурились. Слезы градом хлынули по белым как мел щекам.
– Мисс Крэндол.
Она подняла голову и открыла глаза. Доктор Коллинз стоял в дверях, участливо глядя на нее. На руках его все еще были зеленые резиновые перчатки. Маска хирурга опущена вниз, словно нагрудник.
– Врач просил меня сообщить, что операция прошла удачно.
– Мой отец еще жив? Молодой врач улыбнулся:
– Да. К счастью, он пережил эту сложную операцию.
Множество узлов, стягивающих ей грудь изнутри, вдруг развязались, и она впервые смогла глубоко вздохнуть.
– Он выздоровеет?
Доктор нерешительно поскреб щеку.
– Если он поправится, то определенно будет еще лучше, чем был. Но до этого должно пройти еще много времени.
– Я понимаю. Спасибо за откровенность.
– Хотите поговорить с хирургом?
– Если он считает нужным. Ведь особой необходимости нет?
– Нет. – Он внимательно поглядел ей в лицо. – Эта ночь оказалась для вас слишком долгой. Советую вам немедленно отправиться домой и немного… – Он замолчал, заметив ее упрямый отрицательный жест.
– Нет. Когда папа очнется, я должна быть рядом!
– Это может случиться не так скоро…
– Я должна быть рядом с ним, – твердо повторила она.
Она шла, понуро опустив голову, по стерильно чистому, кондиционированному коридору к залу ожидания, который в эти дни стал ее штаб-квартирой. Она не видела Кэша до тех пор, пока он не остановил ее, поймав за руку. Она поглядела невидящими глазами. Его глаза таили в себе страх, и она подумала, что, видимо, очень неприлично выглядит. Эти два дня она не обращала внимания на зеркала, даже когда заходила в туалет. Ей не хотелось, чтобы он смотрел на нее сейчас.
– Что ты здесь делаешь? – раздраженно спросила она.
Он убрал руку и язвительно скривил рот:
– По-моему, это общественное место. Или акадские ублюдки не имеют права появляться здесь?
– Потрясающе сказано! Это именно то, что мне сейчас просто необходимо, – выслушивать твои подколы.
Она попыталась обойти его, но он преградил дорогу.
– Почему ты мне ничего не сообщила? Вопрос был таким странным, что она даже хмыкнула:
– Да я была как-то занята. Я думала немножечко о другом.
– О'кей, если так. А что ты делаешь сейчас? Или ты полагаешь, мне это безразлично?
– По-моему, ты уже все выяснил.
– Только после того, как позвонил в Бель-Тэр, хотел узнать, почему тебя нет на работе.
– Ну и как?
– Эта сушеная вобла, которая разговаривала со мной, сказала, что у Коттона второй приступ и это, видимо, конец.
– Больше всего я не выношу миссис Грейвс за то, что она всегда все знает лучше всех.
– Я думаю, подобные известия распространяются довольно быстро. Подробности операции я выяснил на заправочной станции, куда мне пришлось завернуть по дороге в больницу.
Дежурная медсестра за столом подняла голову и неодобрительно посмотрела на них поверх старушечьих очков. Кэш тоже уставился на нее:
– Вы что-то хотели, леди?
– Говорите, пожалуйста, потише, сэр. Он ненавидел всякое подчинение. И его взгляд ясно выразил это. Взяв Шейлу за руку выше локтя, он быстро повел ее по коридору через ряд вращающихся дверей, пока не вышел во двор. Там было множество растений в пластмассовых ведерках и каменных скамеек. Он обошел колючую пальму, которая попалась на его пути, и остановился, не обращая внимания на скамьи.
– Как он?
У Шейлы болел каждый нерв, словно вся кожа ее была в открытых ранах. Ее выводила из себя каждая мелочь. Особенно злило ее сейчас то, что она рада видеть Кэша Будро. Если бы он не был таким ослом, она бы безоблачно радовалась его приходу. Его широкая грудь была просто создана, чтобы на ней отдохнула ее измученная голова. Если бы он обнял ее, она оперлась бы на его руки, потому что ей необходима была сейчас любая поддержка. Она приняла бы утешение от кого угодно. Но он не предлагал утешений. Он был слишком полон своим драгоценным, обиженным «я».
– Я спрашиваю, как он там сейчас?
Он сказал, как выстрелил, – она даже вздрогнула.
– Нормально.
– Чушь!
– Нет, ну, конечно, не совсем нормально! – закричала она, замахав рукой от раздражения. – Они разрезали ему грудь, разняли в разные стороны ребра и вставили четыре шунта в сердце, которое слишком слабо, чтобы справиться самостоятельно с потоком крови. И ты еще спрашиваешь, как он сейчас? Вы оба в жизни не сказали друг другу доброго слова. Чего ты хочешь от него теперь?
Он приблизил глаза к самому ее лицу. – Я просто должен знать, пойдет ли ко всем чертям работа, из-за которой я рву себе кишки, когда хозяин окочурится.
Шейла отвернулась. Кэш запустил в свои волосы обе пятерни, зачесывая их на несколько секунд к затылку и снова позволяя им упасть на лицо. И при этом беззвучно ругался по-английски, по-французски и на том смешанном языке, который перенял у матери.
– Посмотри, – наконец сказал он, подводя ее к двери, – видишь, лесорубы пришли справиться о нем. Я опять звонил в Бель-Тэр, но не мог добиться ни одного вразумительного слова. У Хоуэла язык примерз, как у мороженой рыбы. Я же должен что-то сказать рабочим.
Несколько успокоенная его деловым тоном, она с каменным лицом повернулась к нему.
– Скажи, что он чувствует себя так, как предполагалось. Доктор обещает, что завтра Коттону должно стать чуточку лучше. – В ее глазах мелькнуло что-то жалкое. – Если вообще станет.
– Спасибо.
– Можешь приходить, узнавать.
– А тебе еще не прописали постельный режим?
– Я что-то тебя не понимаю…
– Койку тебе здесь еще не выделили? Очень уж дерьмово ты выглядишь.
– Как вы изысканны в комплиментах, мистер Будро!
– Да, я действительно немного польстил тебе. На самом деле все гораздо страшнее. Когда ты в последний раз ела горячее? А спала хоть несколько часов подряд? Когда принимала ванну? Почему ты так терзаешь себя из-за его болезни?
– Я не терзаю.
– Неужто?
– Нет. И я не нуждаюсь в том, чтобы ты говорил мне, как плохо я выгляжу. – Она вздернула голову кверху. – Я распоряжусь, чтобы Кен выдал деньги по ведомости в пятницу. Пока ты рвешь кишки ради компании, тебе будут хорошо платить за твои старания.
Она ушла, оставив его ругаться среди искусственных деревьев.
Доктор Коллинз вышел в зал ожидания на следующий день. Было около двух часов. Она сидела, прислонившись головой к стене. Сев рядом, он взял ее за руку, и она приготовилась к самому худшему.
– Мне бы не хотелось показаться безответственным оптимистом, но у вашего отца заметные признаки улучшения, – начал он.
– Слава Богу! – Она облегченно вздохнула. Доктор сжал ее руку.
– Я считаю необходимым подержать его в послеоперационной палате еще по крайней мере неделю. Но я уверен, что критический момент миновал.
– Можно, я зайду к нему?
– Да, можно.
– Когда?
– Через пять минут, в течение которых я предлагаю вам причесаться и подкрасить губы. Я думаю, вы не хотите насмерть перепугать моего пациента после всего, что он благополучно миновал?
Она улыбнулась в ответ.
Через пять минут она вошла в послеоперационную палату, куда уже заходила к нему, и в первую очередь отметила живой цвет его лица. Кожа утратила серый оттенок. Сиделка вежливо удалилась, дав возможность Шейле побыть наедине с отцом.
Нагнувшись к нему, она дотронулась до его волос.
Он открыл глаза.
– Ты поправишься, – прошептала она, приглаживая пальцем кустистую серую бровь, которая вновь своевольно топорщилась. – Когда тебе станет лучше, я тебе все объясню.
Она облизала губы, совершенно забыв о помаде.
– Но я хочу, чтобы главное ты узнал сейчас, потому что это правда.
Она умолкла, ей хотелось убедиться, что он в сознании и внимательно слушает ее.
– Я никогда не была беременна. Я никогда не делала абортов и никогда не убивала твоего внука. – Она положила руку ему на щеку. – Папочка, ты слышишь?
Его глаза наполнились слезами. Она получила свой ответ.
– Я никогда не лгала тебе за всю мою жизнь. Ты же знаешь. Я и теперь говорю правду. Клянусь нашим домом, Бель-Тэр, который мне очень дорог. Я никогда не была беременна. Это все… недоразумение.
Выражение его лица изменилось так, как бывает, когда после долгого мрака вдруг засияет яркий луч солнца. Лицо стало спокойным и умиротворенным. Глаза закрылись, и слезы просачивались сквозь трепещущие ресницы. Шейла вытирала их большим пальцем, затем нагнулась и нежно поцеловала его в лоб.
Выжатая как лимон, совершенно обессилевшая, но чувствующая себя счастливее, чем когда-либо за все эти шесть лет, она покинула больницу.
Глава 25
Первое, что Шейла сделала, вернувшись в Бель-Тэр, – приняла душ и вновь почувствовала себя человеком.
Затем она отправилась прямо в постель и проспала шестнадцать часов кряду. Проснувшись на следующее утро и почувствовав волчий аппетит, она, накинув первые попавшиеся юбку и кофту, отправилась на кухню. И когда омлет из трех яиц, ветчины и сыра был почти готов, в кухне появилась миссис Грейвс.
Затем она отправилась прямо в постель и проспала шестнадцать часов кряду. Проснувшись на следующее утро и почувствовав волчий аппетит, она, накинув первые попавшиеся юбку и кофту, отправилась на кухню. И когда омлет из трех яиц, ветчины и сыра был почти готов, в кухне появилась миссис Грейвс.