Браун Саймон. Огонь и меч

   Эйджер резко развернулся и увидел, как Гудон вытирает клинок о пончо лежащей у его ног убитой женщины.
   – Это был Катан. – Эйджер показал на труп вождя.
   – И жена Катана, – добавил Гудон.
   Вместе они подошли к первому убитому.
   – Сын Катана? – спросил Эйджер.
   Гудон кивнул.
   – Ни отец, ни сын не отличались мастерством в сабельном бою. А вот женщина отлично владела саблей. Лучше меня.
   – Как же ты ее победил?
   – У нее из одной глазницы хлестала кровь, – хмыкнул Гудон.
   – А-а… – Эйджер бросил позаимствованную саблю и нашел свою. – Как по-твоему, кого они собирались прихлопнуть? Тебя за поддержку Кориганы или меня за унижение Катана на глазах у двух кругов?
   – Или Катан хотел в какой-то мере лишить поддержки Коригану и Линана?
   – По собственной инициативе?
   – Никак не выяснить. – Гудон пожал плечами. – Ты не ранен?
   – Ухо онемело и в голове звон, как от боя колоколов.
   – По крайней мере, ты не слышишь, как свистит воздух в твоем перерезанном горле.
   Тут появились другие четты; многие несли факелы. В скором времени их окружила небольшая толпа.
   – Нам следует идти дальше, на случай, если появится еще кто-то из клана Океана и решит отомстить, – тихо посоветовал Гудон.
   Вскоре они оставили толпу позади.
   – Если Катан охотился на нас с целью ослабить положение Линана, – размышлял Эйджер, – и был лишь одним из многих недовольных вождей, то они могут попытаться убить самого Линана.
   – Верно.
   – Ему нужны телохранители.
   – Верно.
   – А телохранителям нужен капитан. Некто, знающий, как мыслят четты. Тот, кто выберет в свой отряд только самых преданных воинов.
   Гудон обдумал предложение.
   – У тебя есть какие-то мысли насчет того, кто бы это мог быть?
   – Уверен, у тебя какие-нибудь найдутся, – сказал Эйджер и добавил: – Думаю, тебе не придется искать далеко.

ГЛАВА 11

   Ариве было холодно у себя в опочивальне. В камине пылал огонь, через восточное окно лился утренний свет, но она все равно мерзла. Камеристки уложили ей волосы, затем одели ее. Когда закончили с платьем, были надеты также кольца и тиара, а также венок из звездовок – единственных цветов, которые цвели зимой. И, наконец, камеристки осторожно повесили королеве на шею Ключ Скипетра и Ключ Меча. Кто-то постучался, и дверь медленно открылась. В проеме появилось лицо Харнана Бересарда.
   – Ваше величество?
   – Можешь войти, Харнан. Я закончила одеваться.
   Он сделал несколько шагов в опочивальню и охнул, глядя на нее.
   – Ваше величество! Вы… – Он несколько раз открыл и закрыл рот, но так и не смог произнести ни слова.
   Арива повернулась к секретарю. Ее платье – слои бело-золотистой шерсти – прошуршало по деревянному полу. Харнан пораженно покачал головой. Если бы зима могла быть воплощена, подумалось ему, она выглядела бы, как его королева. Высокая и бледная, суровая, болезненно прекрасная. Вся, кроме глаз, взгляд которых блуждал.
   – Что случилось? – спросил он.
   Арива кивнула камеристкам, и те поспешили удалиться.
   – Я правильно поступаю? – спросила она.
   Харнан моргнул. Он никак не ожидал, что королева огласит подобный вопрос.
   – Ваше величество?
   – Выходя замуж за Сендаруса. Это правильный поступок?
   Харнан беспомощно развел руками.
   – Вся Гренда-Лир в восторге. Все рады за вас. Безумно рады.
   Арива выглядела разочарованной, но кивнула. Харнан покраснел, понимая, что ответил как-то не так, но он не знал, какой ответ будет «тем».
   – Чего ты хотел?
   – Уведомить вас, что прибыл король Марин.
   – А… Хорошо.
   – Он хотел узнать, не пожелаете ли вы принять его сразу же.
   – Пусть сперва поздоровается с сыном, – покачала головой Арива. – Они несколько месяцев не виделись друг с другом. А у меня и после свадьбы будет много случаев поговорить с королем… с моим свекром. – Она сглотнула.
   – Как пожелаете. – Харнан поклонился и двинулся к выходу, но заколебался. У него возникло невольное ощущение, что ее не следует оставлять одну.
   – Есть что-то еще? – невыразительно спросила Арива.
   – Нет, ваше величество. – Он снова поклонился и направился к двери. Та открылась прежде, чем он добрался до нее, и в опочивальню вошел Олио. Харнан встретил его появление неслышным вздохом облегчения.
   – Д-доброе утро, сестра, – весело поздоровался Олио.
   – Я правильно поступаю? – сразу же спросила она и у него.
   Олио бросил взгляд на Харнана; секретарь поднял брови, но ничего не сказал, а затем вышел.
   – В чем?
   – Не валяй дурака, – резко сказала она, а затем закрыла глаза. – Извини.
   – Ты любишь Сендаруса? – осторожно спросил Олио.
   – Всем сердцем.
   – Значит, ты волнуешься о королевстве.
   – Я его королева, – кивнула Арива.
   – Но ты еще и женщина. Никакое королевство не требует, чтобы его правительница сохраняла целомудрие. – И он улыбнулся своему выбору слов, отлично зная, что с целомудрием как раз сложностей не возникало. – Или безбрачие.
   – Но замужество не с кем-либо из Двадцати Домов?
   – Наша мать тоже вышла не за кого-то из Двад… – Олио со стуком закрыл рот и мысленно обругал себя.
   – И произвела на свет Линана.
   – Но ты-то в-выходишь не за простолюдина, – возразил Олио. – Ты выходишь замуж за принца.
   – И вступая в брак, заключаю союз.
   – Невозможно з-заключать союз с покоренной п-провинцией.
   – Выходя замуж за Сендаруса, я поднимаю Аман с колен. Ему больше не нужно преклоняться перед Кендрой.
   – М-может, это не так уж и плохо.
   Арива посмотрела на него с чем-то, похожим на отчаяние.
   – Ты это серьезно?
   – Да, если Гренда-Лир хочет быть чем-то большим, чем Кендра.
   – Хотелось бы верить. Но я все гадаю: а не выдумываю ли я всяческие оправдания моей любви к Сендарусу?
   – М-могущество Двадцати Домов д-должно быть снижено. А привнесение новой королевской крови поможет это сделать. – Его слова, похоже, не убедили Ариву. Он подошел к ней и взял ее руки в свои; они оказались удивительно холодными на ощупь. – Хоть я и не думаю, что на Тиире есть кто-то, равный тебе, Сендарус, подозреваю, к этому ближе всех. Ваш союз усилит королевство, уж в этом-то я уверен.
   Арива наклонилась и поцеловала брата в щеку.
   Тот застенчиво улыбнулся и, отступив на шаг, развел ее руки в стороны, чтобы как следует рассмотреть ее.
   – Ты ве-великолепна.
   – Я чувствую себя заледеневшей, – тускло ответила она.
   Олио озабоченно поглядел на нее, но она отказывалась встретиться с ним взглядом.
   – Ничего, согреешься, когда рядом с тобой будет Сендарус, – утешил он, надеясь, что это окажется правдой.
 
   Дворцовый служащий, которому Харнан поручил проводить Марина к сыну, терпеливо ждал аманитского короля у входа в гостевое крыло. Марин, вместе с несколькими помощниками и телохранителями, стоящими рядом, все еще разглядывал город из окна дворца. По выражению лица короля слуга видел, что тот изумлен увиденным. Он был недалек от истины, но происходящее в данный момент в голове короля было потоком более сложных чувств.
   «Вы только посмотрите на величину этого местечка! Я знал, что оно огромно, но и понятия не имел, до какой степени». Его собственная столица, Пилла, считалась одним из самых больших городов на континенте, но по масштабу была несопоставима с Кендрой. «И мой сын женится на ее хозяйке».
   Он покачал головой и грустно улыбнулся самому себе. Кендра произвела на него такое сильное впечатление, что он запросто мог ошибочно принять ее за все королевство, и впервые понял, отчего граждане Кендры могли стать надменными. «Их гордость не назовешь беспочвенной».
   Он услышал, как служащий вежливо кашлянул. Отвернувшись от панорамы города, король проследовал за провожатым в крыло для гостей, где снова остановился. Каменные стены по обе стороны от него высились, словно горные склоны. Потолок казался таким далеким, что мог быть чуть ли не небом. Он заметил, что спутники его охвачены ничуть не меньшим трепетом. «Мы должны казаться этому писаришке неотесанными сельскими мужланами», – подумал Марин.
   – Ну, может так оно и есть.
   – Ваше величество? – не понял писец.
   Марин покачал головой.
   – Где мой сын?
   – Покои принца неподалеку отсюда; не последуете ли за мной…
   Они проходили через залы с гобеленами во всю стену, мимо настенных росписей и фресок, пестрящих цветами, как летний луг. Вокруг сновали служащие и придворные, а иногда и знатные особы, безмолвно кивая в знак приветствия. Они миновали стену, часть которой состояла из сплошного куска стекла, и на один захватывающий миг гости увидели залив Пустельги, лежащие за ним земли и огромную, раскинувшуюся на переднем плане Кендру, вписанную в пейзаж, словно картина в раму.
   Наконец служащий замедлил шаг возле галереи, пересекавшей их путь под прямым углом, свернул налево и остановился перед большой двустворчатой дверью. Постучавшись, он открыл створки и посторонился, давая войти Марину и его свите.
   Сендарус, окруженный слугами, помогавшими ему одеться, выглядел, словно фруктовое дерево, атакованное стаей птиц. Принц стоял спиной к двери. А в другом конце залы, неотрывно глядя в окно, стоял Оркид.
   – Кто там? – не оборачиваясь, спросил Сендарус.
   Никто из слуг не узнал Марина, но все догадались, кем он должен быть, и отошли от принца, чтоб тот сам мог обернуться и посмотреть. При виде отца лицо его расплылось в широкой улыбке, но Марин приложил палец к губам – и озадаченный Сендарус ничего не сказал. Марин подошел к Оркиду и, встав у него за спиной, посмотрел через его плечо туда же, куда и он. Вдали виднелись самые высокие горы в Амане, нечеткие и темные на фоне горизонта.
   – Скучаешь по дому? – спросил Марин.
   Оркид кивнул.
   – Все больше и больше. – Он нахмурился. Голос походил на голос Сендаруса, но был более глухим, более низким. Канцлер оглянулся через плечо и увидел Марина. Челюсть у него так и отвисла.
   – Ну здравствуй, брат, – сказал Марин и раскрыл объятия.
   Оркид вскрикнул от радости и обнял брата, колотя его по спине.
   – Владыка Горы! – воскликнул он. – Владыка Горы! Я знал, что ты сумеешь!
   Марин столь же горячо обнял его. Они отстранились, но по-прежнему держали друг друга за руки.
   – Наш корабль причалил меньше часа назад. Шторм задержал нас за четыре дня пути до Кендры.
   – Я уж думал, мы утонем, – добавил голос из свиты Марина.
   – Амемун! – дружно воскликнули Сендарус и Оркид.
   Старый аманит поклонился им.
   – Во плоти, и не благодаря морским богам.
   – Амемун преувеличивает, – возразил Марин. – Через день шторм закончился.
   – Через два дня, – огрызнулся Амемун. – И я ничуть не преувеличиваю.
   Братья все еще держались за руки, словно боялись, что если разожмут их, то не увидятся друг с другом еще двадцать лет. Сендарус подошел к ним и положил руку отцу на плечо.
   – Ну, теперь ты здесь, целый и невредимый.
   – Даже морские боги не помешали бы мне явиться на твою свадьбу, – ответил ему Марин. Оркид отпустил его, чтоб король мог обнять сына. – Так какая же она?
   – Арива?
   – Да кто же еще, мой мальчик! Амемун в своих донесениях расписывал мне ее в самых восторженных выражениях. Я им, конечно же, не верю.
   – Она замечательная, отец. Это самая прекрасная женщина на Тиире. Самая…
   – Довольно! – воскликнул Марин, подымая руку. – Теперь и ты говоришь, словно Амемун, а одного такого достаточно, спасибо.
   – Вот и все уважение, которого я добился у твоего отца после десятилетий верной службы, – пожаловался принцу Амемун.
   – Амемун и Сендарус говорят об Ариве чистую правду, – сказал Оркид. – Она исключительная особа.
   – Вот тебе я верю. – Марин кивнул. – Ты смотришь на все настолько мрачно и равнодушно, что если уж ты говоришь об исключительности этой кендрийской королевы, то она, должно быть, и впрямь единственная в своем роде.
   – Ты сам увидишь ее на свадьбе сегодня вечером, – заверил его Сендарус.
   Марин кивнул.
   – Это будет великой кульминацией.
   – Кульминацией? – Сендарус вопросительно посмотрел на отца.
   – Любви между тобой и Аривой, – быстро сказал Оркид.
   Марин кашлянул в кулак.
   – Да.
   – Где мы разместимся? – спросил Амемун, чтобы сменить тему.
   – Да прямо здесь! – весело ответил Сендарус. – В конце концов, после свадьбы мне эти покои будут уже не нужны. Что вы думаете о дворце?
   – Он очень просторный, – осторожно промолвил Марин.
   – Он огромный, – сказал Сендарус. – Я все еще не привык жить здесь.
   – Ты скучаешь по горам? – спросил Марин.
   – Да. И по лесам. – Принц на мгновение умолк, а затем добавил: – Владыка Горы кажется очень далеким.
   – Но он по-прежнему в Амане и по-прежнему слышит твои молитвы, – мягко заверил его Амемун.
   – Он определенно улыбнулся мне, – согласился Сендарус, отводя взгляд, и нетерпеливо встряхнул головой. – Вы, верно, хотите отдохнуть после долгого пути. – Повернувшись к одному из слуг, он попросил принести горячую воду и духи. Слуга тут же улетучился. – В соседней комнате есть большая ванна. Где ваши сумки?
   – Несут следом за нами, – ответил Амемун.
   – Я позабочусь, чтобы их отправили сюда. Марин рассмеялся и повернулся к Оркиду.
   – Нас просят удалиться?
   – У жениха перед свадьбой дел много, – дипломатично ответил Оркид.
   Сендарус поцеловал отца в щеку.
   – Я никак не могу избавиться от тебя, отец. Ты всегда в моих мыслях.
   Марин потрепал Сендаруса по щеке.
   – Но, думаю, только не сегодня ночью. Хотя спасибо. – Он повернулся к свите. – Ну, ступайте. От нас, должно быть, несет, как от медведей перед спариванием.
   Еще один слуга провел гостей в соседнее помещение, оставив Сендаруса и Оркида одних, если не считать слуг. Оба какой-то миг смотрели друг на друга, сияя от радости.
   – Я и не сознавал, как сильно тоскую по нему, – признался Оркид.
   – Я знаю, что он тоже тосковал по тебе, – мягко ответил Сендарус. – Ты никогда не бывал далек от его мыслей.
   «Так же, как и план, – подумал Оркид. – И теперь, наконец, мы оба сделали для Амана все, что в наших силах. Остальное решит судьба».
 
   Арива, по-прежнему мерзнущая, сидела на троне, мечтая быть где-нибудь в другом месте. Она почувствовала лежащую у нее на плече руку Олио и чуть повернула голову, посмотрев брату в глаза. Они были полны любви к ней, и на душе у нее стало легче. Она взглянула направо, туда, где стоял Оркид, и с удивлением увидела, что лицо его совсем не строгое. «Это с ним впервые», – подумала Арива. Уж не тень ли улыбки заметила она на губах канцлера? Если да, то она никогда не скажет ему об этом; он ужаснется, узнав, что может быть столь же человечен, как и весь остальной двор.
   Тронный зал перед ней был заполнен людьми, по большей части простолюдинами, и, глядя на них, она невольно ощутила гордость от того, что была их королевой. «Это мой народ. Я служу ему, как и он служит мне. Он понимает». А затем она взглянула на представителей Двадцати Домов, стоящих между троном и толпой. Она видела за деланными улыбками их истинное настроение. Ах, как им хотелось бы, чтобы люди не понимали свою королеву! «Что бы они ни делали, им не по силам разорвать узы, связывающие меня с моим народом».
   Огромные двери в конце зала многократно отразили гулкое «бам-м»; звук эхом разнесся по просторному залу с высоким потолком. Некоторые из присутствующих подпрыгнули. Еще один удар, пауза – и третий. Двое стражей распахнули двери; за ними стоял Деджанус, коннетабль королевской гвардии, с большим дубовым копьем в руке. Позади него выстроились еще десять гвардейцев, за ними – свита жениха; замыкала шествие вторая десятка гвардейцев.
   Медленным размеренным шагом Деджанус проследовал во главе процессии в тронный зал. Когда вошел Сендарус, все взгляды устремились на него, и даже недоброжелатели восхитились тем, как замечательно он выглядит в свадебном наряде – крашеных льняных штанах и куртке из выделанной шкуры медведя. Не считая узкой золотой короны, украшенной некрупными рубинами, принц шел простоволосым. Когда процессия приблизилась к самому трону, гвардейцы отделились и выстроились по обе стороны прохода в толпе. Деджанус остановился перед королевой, по-прежнему находясь впереди Сендаруса и его свиты.
   На мгновение воцарилась тишина. К этому времени в зал набилось еще больше простолюдинов, как один вытягивающих шеи, чтобы хоть мельком самолично увидеть то величие, какого они требовали от подобных событий государственного значения. Все действующие лица оставались совершенно неподвижными, дожидаясь следующего акта.
   Арива мягко коснулась руки Олио, и тот выступил вперед.
   – Кто предстал перед Аривой Розетем, дочерью Ашарны Розетем, королевой Кендры и через сие королевой Гренда-Лира и всех его королевств?
   – Принц Сендарус, сын Марина, короля Амана, – официально ответил Деджанус.
   – Чего желает принц Сендарус, сын Марина, от королевы Аривы?
   – Покориться ее воле.
   Олио повернулся к сестре.
   – И какой же будет в сем д-деле воля королевы Аривы?
   Арива встала, обвела взглядом всех присутствующих в зале и наконец остановила его на принце Сендарусе. Она сглотнула, но не отвела взгляд.
   – Взять его за себя, телом и душой. Ибо он самый преданный и любящий из моих подданных.
   Простолюдины разразились одобрительным ревом, приветственными криками и аплодисментами. Лицо Сендаруса расплылось в улыбке счастья и облегчения. В тот миг Арива почувствовала себя так, словно над головой у нее взошло ее собственное, личное солнце, и терзавшие ее холод и страх испарились, словно их вовсе и не было.
   «Я поступила правильно, – с уверенностью поняла она. – Я выполнила свой долг в согласии со своей совестью и своим сердцем».
 
   Как и полагалось по традициям Кендры, сама свадебная церемония была делом недолгим и частным, на ней присутствовали только Арива с Олио в роли ее опекуна, Сендарус с Марином, примас Гирос Нортем и двое свидетелей – Харнан и Амемун. Деджанус стоял на страже у дверей.
   Сияя при виде пары, Нортем со степенной четкостью совершил брачные обряды и соединил руки новобрачных. Принц поцеловал ладонь королевы и с этим жестом стал ее мужем, ее консортом и ее первым подданным, превыше всех в королевстве. Молодожены долго смотрели друг другу в глаза; остальные держались позади со смесью гордости и смущения, словно они злоупотребляли гостеприимством.
   Примас Нортем вежливо кашлянул в ладонь.
   – Ваше величество, ваше высочество, ваш народ ждет. Они хотят празднования.
   Арива кивнула, по-прежнему не отрывая глаз от Сендаруса.
   – Да, конечно. Ведите нас.
   Нортем направился к двери, за ним последовали Харнан и Амемун, а затем Олио и Марин. Арива и Сендарус остались, где стояли. Олио вернулся, мягко коснулся руки сестры и прошептал:
   – Если мы вернемся в тронный зал без вас, твой на-народ нас растерзает.
 
   Деджанус шагнул в тронный зал, сознавая, что все взгляды устремились на него, пусть даже всего лишь на миг.
   – Ее величество Арива, королева Гренды-Лир, и его высочество Сендарус, королевский консорт.
   Зал захлестнули аплодисменты, и он посторонился, пропуская возвращающуюся свадебную процессию. Народ громкими криками приветствовал Нортема, двух свидетелей, Олио с Марином, а затем разразился буйными воплями радости – новобрачные впервые появились на людях в качестве королевы и консорта.
   Деджанус с иронией наблюдал за двигающейся сквозь толпу процессией. Его забавляло, что последним человеком в должности коннетабля, выступавшим как герольд, был Камаль – и происходило это по случаю бракосочетания Ашарны и ее возлюбленного, генерала Элинда Чизела. А Деджанус в то время воевал в качестве наемника работорговцев – о чем не ведал никто, кроме Оркида Грейвспира. И вот теперь он здесь, уважаемый и почитаемый. И могущественный.
   С изрядным самодовольством обведя взглядом толпу, он разглядел в ней мэра города, Шанта Тенора – и отметил, что у него, Деджануса, как у коннетабля, в руках большая власть. Заметил Кселлу Поввис, главу купеческой гильдии – и знал, что сам будет помогущественней ее. Были там также главы других гильдий – их он просто выбросил из головы. А кроме того в толпе были маги с клириками – но в его руках сосредоточено больше власти, чем у любого из них. А потом увидел канцлера и поспешил продолжить обзор. Вот уж Оркид-то нисколько не уступал ему в могуществе – но подобных людей при дворе было очень немного. Конечно же, королева. И, наверное, Олио, хотя о нем доходили слухи, обещавшие способ действий в обход принца – или, если понадобится, через него. А Сендарус? Он был симпатичным малым – но, как подозревал Деджанус, довольно слабым. Новый консорт не будет представлять собой угрозы. И еще есть знать из Двадцати Домов, традиционный источник могущества в королевстве. Он презирал ее так же неистово, как Арива и Оркид; если что и сплотило их с Оркидом, так именно это чувство, наряду с кровавой тайной их преступления против Береймы.
   Будучи коннетаблем королевской гвардии, он, возможно, сумеет кое-что предпринять в отношении этих породистых, вечно мешающих свою кровь свиней. Это были паразиты, не стоящие той одежды, в которой щеголяли. Деджанус улыбнулся про себя. Ему надо снова испытать свои силы. И коль скоро Двадцать Домов окажутся укрощены, их с Оркидом уже ничто не будет связывать.
 
   Герцог Холо Амптра ощущал внутри пустоту. Он научился терпеть Ашарну, когда та была королевой. Сперва ручались, что она выйдет замуж за человека из круга Двадцати Домов – но его дурень-брат, второй муж королевы, встал на сторону ее врагов во время Невольничьей войны, чем свел на нет всякий контроль, который знать имела над ней. Ашарна вышла замуж за Генерала – злейшего врага работорговцев – и все, чей образ мыслей был подобен убеждениям самого Холо, сочли это началом конца. Но потом – проблеск надежды: Берейма, ее старший сын и наследник, сам пришел к ним, ища союза и дружбы в семье и клане своего отца. И Двадцать Домов поверили, что Ашарна окажется исключением, единственной черной отметиной в длинном ряду правителей, удерживаемых знатью в определенных рамках.
   А затем снова трагедия. Ашарна умерла, и сразу после этого Берейма был убит этим червем при дворе, этим полупростолюдином принцем Линаном, потомком рабов. И теперь королевством правит племянница Холо, женщина, которая ненавидит Двадцать Домов еще сильней, чем ее мать. И в этот самый день она собралась раз и навсегда сломить мощь кендрийской знати, выйдя замуж за человека не из самой Кендры.
   Холо Амптра был стар и знал, что злосчастьям этого мира уже недолго мучить его, но ему так хотелось оставить королевство сильным и единым для своего сына, Галена. Герцог фыркнул. Сам Гален, похоже, не сознавал, насколько сильно изменилось королевство с былых времен. Хотя и трудно было винить его в этом – он родился уже при Ашарне и, вероятно, проведет остальную жизнь при царствовании другой женщины, свой двоюродной сестры Аривы.
   Холо наблюдал за тем, как Гален болтал с аристократами – своими сверстниками. Они думали только о грядущей войне с Хаксусом и с нетерпением дожидались весны, когда смогут проявить себя на поле боя. «Не будь слишком суров с ними, – сказал он себе. – В этом возрасте ты ничем от них не отличался».
   Гален увидел отца и подошел к нему.
   – Ты выглядишь таким мрачным, отец.
   – Сегодня мрачный день.
   – Наверное, все же не настолько мрачный, как ты опасался. По крайней мере, Арива вышла замуж за человека знатного.
   – За аманита.
   – За ЗНАТНОГО аманита. И к тому же хорошего человека.
   – Ничуть не сомневаюсь, – грубовато отозвался Холо. – Но мне не следует жаловаться. Ныне уже твое время, а не мое. Весной ты добудешь себе славу в бою и с честью вернешься в Кендру. Я не виню тебя за то, что ты думаешь не о настоящем, а о будущем.
   – Мы вернемся с войны не просто со славой. Возвратившись, мы также обретем больше власти.
   – Э?
   – Я уже говорил тебе, что наступит время, когда Арива снова научится полагаться на нас. Грядущая кампания дает нам превосходную возможность вновь добиться расположения нашей правительницы. Кто знает, вдруг нам даже удастся перетянуть на свою сторону ее канцлера?
   Холо скривился.
   – Ничто и никогда не убедит Оркида Грейвспира смотреть на Двадцать Домов иначе, чем со злобой.
   – Мы можем воздействовать на него через Сендаруса. Завоюем приязнь принца-консорта – и, может статься, сумеем со временем завоевать приязнь и королевы, и канцлера. Но сперва мы должны доказать свою преданность.
   Холо, похоже, оскорбился.
   – Никто и никогда не сомневался в нашей преданности Кендре!
   – Верно, но многие сомневались в нашей преданности Ашарне и ее семье. Мы должны это исправить. Что есть королевство без трона? И что есть трон без монарха?
 
   Отец Поул покинул свое почетное место среди приглашенных гостей вскоре после того, как в зал вошли Арива с Сендарусом. Он пробирался сквозь толпу простых людей, пробившихся в тронный зал, прислушиваясь к их взволнованной болтовне. Они так гордились своей королевой, и уже не один из них сравнивал Ариву с ее матерью.