Браун Саймон. Огонь и меч

   Священник невольно почувствовал гордость. Отец Поул долгое время был ее исповедником, и ему хотелось думать, что он помог ей повзрослеть. Отношения их были официальными, но при этом он знал интимные подробности ее жизни и неплохо представлял, как именно работал ее ум. Он знал, что в душе она добрая, строгая к себе и другим, дисциплинированная, вспыльчивая и почти без пороков. О ее способности к ненависти он не знал, пока Линан не убил Берейму, и его удивило, насколько сильно питала эту ненависть ее предубежденность против брата.
   Он наблюдал, как фермеры и кожевенники, повара и уборщики, плотники и сукновалы толкались, норовя хоть мельком взглянуть на свою прекрасную монархиню и ее красавца консорта. Им нравилась мысль, что она выходит за человека, не принадлежащего к кругу Двадцати Домов – они так же радовались, когда Ашарна вышла замуж за простолюдина. Это вызывало у них ощущение, что они тоже в какой-то мере делят власть с королевой и имеют свою долю в королевстве.
   Отец Поул не был настолько наивен, чтобы думать, будто Арива не понимает политической выгоды заигрывания с простонародьем – но он знал, что она также питала глубокую приязнь к своему народу и гордилась им. Их союз был счастливым браком по любви, который не только предшествовал ее союзу с Сендарусом, но и мог, в конечном счете, оказаться более важным для ее царствования.
   Он прекратил бесцельно брести, на мгновение заблудившись в своих размышлениях. Могущество могло проистечь из самого маловероятного источника, но вот завладеть им и что-то от этого выгадать могли только наделенные мудростью и проницательностью. Он изучающим взглядом посмотрел на свои руки и пожалел, что на его долю не выпала более трудная юность. Было что-то неправильное в таких мягких ладонях, в таких не мозолистых пальцах рук, наделенных тем влиянием, которым, как Поул знал, он теперь обладал. Ему следовало бы вырасти в стане лесорубов или в рыбацкой деревне, или на ферме; наверное, так бы и случилось, если б неизвестные родители закутанным в пеленки младенцем не оставили его у двери часовни Подлинного Бога. Но он всю жизнь был изолирован от таких трудов, защищен от тягот и опасностей, которые выносил простой народ, дабы поддерживать это государство. Отец Поул не ощущал вины – чувство, мучившее его, было глубже. Он чувствовал, что не заслужил того, что имел.
   Баловень судьбы, находящийся некогда под покровительством самого примаса, сделанный исповедником Аривы, а теперь пользующийся благосклонным вниманием канцлера и обладающий тайнами, ставящими его чуть ли не в самый центр сложной политической паутины, он чувствовал себя совершенно всего этого не заслужившим.
 
   Олио отказался от предложенного ему слугой вина.
   «Это уже второй раз за сегодняшний вечер. Должно быть, дело у меня идет на лад». Руки у него немного дрожали, и он чуть ли не все, что угодно, сделал бы за чашу вина, но вид счастья сестры облегчал ему воздержание.
   «Не старайся ради себя, постарайся ради нее».
   Люди что-то говорили ему, он что-то говорил им в ответ – но уже через несколько мгновений не мог вспомнить, о чем шла речь. Олио надеялся, что он не пообещал полкоролевства какому-нибудь просителю из Хьюма или Луризии. Ему чудилось, будто он плыл по тронному залу, шагая по воздуху. Он гадал, вызвано ли это головокружение отказом от спиртного или каким-то побочным эффектом Ключа Исцеления. Олио нащупал амулет. На ощупь он казался холодным. Холодным и тяжелым.
   Его блуждания прервал король Марин, положив руку ему на плечи и по-медвежьи обняв.
   – Если твоя сестра теперь моя невестка, значит, ты мне зять?
   – К-как бы си-сильно ни привлекала меня такая мысль, – мягко ответил Олио, – по-моему, родство считается не совсем так.
   – А, думаю ты прав. Жаль. Ты мог бы называть меня отцом. – Марин вдруг рассмеялся, и Олио сделал вид, будто присоединился к нему. Марин побрел дальше, ища, кому бы еще улыбнуться во весь рот.
   «Интересно, он действительно набрался?» – гадал Олио. Он подозревал, что Марин никогда не бывает пьян. Принц ощутил укол зависти.
   Он увидел, как Арива с Сендарусом переходят от одной группы к другой, благодаря за высказанные пожелания. Они все время прижимались друг к другу и то и дело целовались – с горящими, словно светильники, глазами.
   «Теперь Арива сможет опираться на него. Мое неумение придать ей сил уже не так важно».
   Эта мысль заставила его нервничать, словно он слишком легко уступил собственным демонам. Олио бездумно огляделся кругом, ища взглядом родных – и осознав, что они с Аривой единственные оставшиеся из всей семьи, почувствовал, как по желудку прокатилась рябь тошноты.
 
   После свадьбы Марин пригласил Оркида к себе в покои. Там, отослав слуг, двое братьев и Амемун расположились в удобных глубоких креслах, с несколькими бутылками отличного сторииского вина на столике между ними. Едва усевшись, Оркид и Амемун завели разговор о возникшей теперь новой политической ситуации, обусловленной женитьбой Сендаруса на правительнице Гренды-Лир. Когда Оркид задал королю вопрос и не получил ответа, Амемун велел Марину прекратить пьяные слезы.
   – Вы не потеряли Сендаруса, ваше величество. И в скором времени, если Владыка Горы благословит этот союз, вам придется беспокоиться уже о внуках.
   – Я не чувствую желания заливаться пьяными слезами, старый друг, – серьезно ответил Марин. Он обвел взглядом помещение. – Но мне не нравится это местечко.
   Оркид с удивлением поднял взгляд.
   – Должно быть, я привык к нему, – сказал он.
   – Я говорю не о дворце, брат, а о тех, кто живет в нем и вокруг него. Весь день меня не покидало ощущение, что мне сверлят спину взгляды сотен кендрийцев. У меня прямо зуд между лопаток, куда мне не дотянуться. – Он наклонился вперед, схватив Оркида за руку. – Мой сын будет здесь в безопасности?
   Оркид глубоко вздохнул.
   – В такой же безопасности, как и в любом другом месте, кроме самой Пиллы. Я буду защищать его, Марин, хотя, подозреваю, Арива сама позаботится о том, чтобы моя защита ему не понадобилась.
   Марин откинулся на спинку кресла и мрачно кивнул.
   – Женщина она красивая и сильная, – признал он. – Но мне не нравится здешняя знать, и некоторые из чиновников – вроде того мэра, как бишь его там…
   – Шант Тенор.
   – …Мэр Шант Тенор и ему подобные вызывают у меня желание наброситься на них со своей секирой.
   – Тебе станет легче, если я скажу, что такие же чувства испытывает и Арива?
   – Все это я знаю, – махнул рукой Марин. – Что бы ты ни думал, Оркид, я лично читал твои донесения.
   – Я никогда в этом не сомневался.
   – Это местечко какое-то перекошенное, – настойчиво повторил Марин, и тело его напряглось. – В нем есть что-то неправильное, что-то глубинное.
   – Это древний рассадник интриг и заговоров, – сказал Оркид. В памяти его промелькнуло мертвое лицо Береймы, и он невольно скривился. – Здесь все и всегда не совсем то, чем кажется с виду.
   – Они должны съездить в Пиллу, – решил Марин.
   – Кто?
   – Сендарус и его новобрачная, конечно.
   – Нужно ли мне напоминать тебе, что столица королевства этот город, а не Пилла?
   – Я имею в виду – погостить. И вскоре. Я хочу посмотреть, как ведет себя Арива за пределами собственной берлоги, и мне хотелось бы видеть своего сына убравшимся подальше от этого двора, хотя бы на короткое время.
   – Уверен, это можно будет устроить, – сказал Оркид. – Например, следующим летом? Я могу предложить поездку в Пиллу как часть путешествия по всему королевству. Это будет полезно для поднятия боевого духа, если весной начнется война с Хаксусом.
   – Пожалуй, это мысль.
   – А теперь – расслабься, – велел Оркид. – Событие, которое мы столько лет планировали, наконец свершилось. Аман больше не будет считаться маленькой отсталой провинцией Гренды-Лир. В жилах следующего правителя Кендры будет течь и наша кровь.
   – Всю эту работу проделал ты. И за это я так тебе благодарен, что не передать словами.
   Канцлер склонил голову.
   – Что дальше?
   – Нужно забрать у Линана Ключ Единения – гарантирую, что его отдадут Сендарусу, – сказал Оркид.
   – Лучше бы ему получить Ключ Меча, – ответил Марин.
   Оркид посмотрел на него с удивлением.
   – Что?
   – Мы убедим Ариву вручить Сендарусу Ключ Меча. Если брак делает его приемлемым для большинства кендрийцев, то пребывание носителем этого Ключа сделает его приемлемым для всех. Даже Двадцать Домов не станут открыто выступать против него.
   – И как же добиться этого?
   – Поставив его командовать армией, которая должна выступить весной на север.
   – Я думал, что командование поручено принцу Олио, – указал Амемун.
   – Можно ли убедить его отказаться от командования?
   – Убедить мы должны не его, а Ариву, – поправил брата Оркид.
   – Ну, я уверен, ты сможешь с этим справиться, – заявил довольный Марин.
   – Будь осторожен, брат. Она женщина самостоятельная, точно так же, как ее мать Ашарна.
   – Я никогда не забываю об этом. Тем не менее я видел, как она на тебя смотрит. Итеперь, когда твой племянник сделался ее мужем, думаю, она будет еще более уступчивой.
   – Возможно, ты прав. Так или иначе, время покажет.
   – И уж чего-чего, – сказал Марин, – а времени у нас в избытке.
 
   Свадебные торжества шли по всему городу. Из своего окна Арива видела костры почти на всех площадях. На мачтах всех кораблей в порту подняли фонари. Вечерний бриз доносил во дворец обрывки песен.
   – Мы сделали их счастливыми, – сказала Арива.
   Сендарус стоял у нее за спиной, обняв ее обеими руками за талию и положив подбородок ей на плечо.
   – Рад, что немного моего счастья выплеснулось наружу. – Он поцеловал ее в шею и поднял руку, проводя пальцем по ее подбородку.
   – В один год мне приходится учиться быть королевой и женой. Это больше, чем я когда-либо ожидала.
   Он поцеловал ее в ушко, а затем в висок. И почувствовал, как она вдруг напряглась.
   – Что-то случилось?
   Она нервно хихикнула.
   – Я боюсь.
   – Сегодняшней ночи?
   Она кивнула, чувствуя себя девчонкой.
   – Глупо, не правда ли? Ведь мы же… – голос ее стих.
   – Раньше мы никогда не занимались любовью как муж с женой. Это совсем иное. Теперь мы не просто любовники. – Он отступил, поверцул ее к себе, и поцеловал в губы. – Мы – одна жизнь; у нас одно будущее.
   Услышав эти слова, она осознала, насколько они правдивы, и поцеловала его в ответ. И когда она почувствовала, как участилось ее дыхание, а кожа зарумянилась от прилива крови, Ключи у нее над сердцем, казалось, потеплели от собственного внутреннего жара.

ГЛАВА 12

   Шел мелкий снег, но земля была еще теплой, и он сразу таял. Дорога стала длинной лентой жидкой грязи. Всадники тщательно выбирали путь, но лошади и вьючные мулы все равно оскальзывались и иногда падали. Джес Прадо тяжело вздохнул, когда пришлось прикончить еще одного одра, потому что тот сломал ногу, а его всадника – отправить в хвост колонны с тем снаряжением, какое он смог унести.
   – Это уже третий сегодня, – покачал головой Фрейма.
   Прадо ничего не сказал.
   – Сейчас не лучшее время для путешествий. Даже ждать, когда еще больше похолодает, было бы лучше.
   – У нас нет времени, – коротко ответил Прадо. – Мы должны быть на севере Хьюма еще до конца зимы.
   Фрейма поковырял в зубах острием кинжала, извлекая застрявшие между ними частички обеда. Он знал, что если Прадо не снизит темп, они потеряют и других лошадей, а может, даже нескольких всадников со сломанными шеями, но также знал, что Прадо не передумает. Правда, для отряда такого размера подобные потери мало что значили. Он покачал головой, дивясь тому, сколь многого удалось добиться Прадо. Ни один отдельно взятый капитан наемников {генерал – напомнил себе Фрейма) никогда не командовал такими крупными силами. В его воинстве числилось свыше двух тысяч всадников и почти пять сотен пехоты – большей частью арранских лучников, самых лучших на Тиире. Колонна растянулась на пять лиг от передового разведчика до хвоста, и чтобы миновать какую-то отдельную точку, ей требовалось добрых три часа – и это по хорошей дороге. А по этакой грязи понадобится часов пять, а то и больше.
   Нет, его беспокоило не то, что потери могут сказаться на численности, а то, как они скажутся на боевом духе. По опыту участия в Невольничьей войне Фрейма знал, что из-за упадка боевого духа битва могла оказаться проигранной, еще не начавшись.
   Но Прадо был полон решимости, а действия Прадо никто не ставил под сомнения, во всяком случае не Фрейма и даже не Сэль Солвей, которая сама одно время командовала отрядом наемников.
   Он бросил взгляд на Прадо, гадая, какие мысли бродили у того в голове и что же так сильно гнало его вперед. В душе его точно поселился какой-то демон. Громкий крик привлек его внимание к хвосту колонны. Мул соскальзывал с дороги, и погонщики никак не могли остановить его скольжение.
   – Снимите эти клятые вьюки! – заорал Фрейма. Он выругался себе под нос и в тщетной надежде успеть добраться, пока еще не поздно, пришпорил коня, оставив Прадо наедине с его мыслями.
   Но Прадо этого не заметил. Он не видел тащившихся по грязи всадников, шедших мимо – даже тех, кто приветствовал его, и не видел, как мул упал с обочины, придавив собой одного из погонщиков. Прадо думал о Рендле и гадал, чем же сейчас занимается этот ублюдок, спрятавшийся в своем хаксусском убежище. Губы его скривились в подобии улыбки при мысли о том, как удивится Рендл, когда увидит Прадо и его наемников, обрушивающихся на его собственный жалкий отряд. Именно эта мысль согревала Прадо даже самыми холодными ночами.
 
   Прадо был бы разочарован, узнав, что за долгие месяцы с тех пор, как Джес ускользнул из его когтей, Рендл ни разу не подумал о нем. Он был чересчур занят собственными планами, и они не имели никакого отношения к мести.
   – Ну, мой друг-наемник, что ты думаешь?
   Рендл оторвал взгляд от расстеленной на коленях карты. Сидевший перед ним человек выглядел преждевременно состарившимся и переутомленным, но Рендл заметил и то, как он держался, и выражение безжалостности в его глазах, и не заблуждался на его счет.
   – Ваше величество?
   Король Салокан из королевства Хаксус сделал слегка раздраженную гримасу.
   – Что ты думаешь об этом? – Он развел руки в стороны, как бы охватывая весь лежащий перед ними военный лагерь.
   – Хорош, – хмыкнул Рендл. – Четыре тысячи, как вы и обещали?
   – Конечно, и все конные.
   – И командовать ими буду я?
   – Ну… – поджал губы Салокан.
   – Это было одним из условий.
   – Знаю! Знаю! – огрызнулся король, раздражение его теперь сделалось вполне искренним. – Но они люди гордые, капитан Рендл. И не привыкли служить под началом… под началом…
   – Солдата удачи, – закончил за него Рендл без всякого сочувствия в голосе.
   – Вот ты сам и сказал, – пожал плечами Салокан. – Трудно было убедить моих офицеров…
   – Кто командир бригады? – перебил Рендл.
   – Что?
   – Кто командует их бригадой? Полагаю, именно он сильнее всех противился отдаче своего воинства под мое начало.
   – Генерал Тевор. Преданный солдат. Много-много лет службы…
   – Он сражался в Невольничей войне?
   – Да. – Салокан задумчиво нахмурился. – Да, по-моему, сражался.
   – Тогда в то время он, вероятно, служил под началом одного из твоих командиров наемников. Может, даже под моим.
   – Возможно.
   – Тогда, ваше величество, предлагаю вам напомнить ему об этом. Если он однажды мог служить под моим началом, ему может выпасть честь послужить под ним вторично.
   – Не знаю, согласится ли Тевор с такой логикой.
   Рендл тяжело вздохнул и отбросил карту. Король чуть подпрыгнул, а его телохранитель вперил угрожающий взгляд в Рендла – но тот знал характер первого и проигнорировал последнего. Салокан был высоким, тощим, аскетического вида мясником. Он обладал хитрым умом, острым чувством самосохранения и – на взгляд наемника, дело удивительное – огромными запасами патриотизма; вот этого последнего Рендл никогда не мог понять.
   Салокан так и не простил Гренде-Лир разгрома своего отца в Невольничьей войне много лет назад. Он твердо решил найти какой-то способ и отплатить соседу за это унижение. Рендл знал, что являлся одним из ключей Салокана для этой мести.
   – Я не поведу на вражескую территорию войска, которое не будет полностью подчинено мне.
   – Ты поступишь так, как тебе приказано, – отчеканил Салокан.
   – Нет, ваше величество. Если вам нужен Линан, то захватить его могу только я.
   – Я казню тебя, – обронил король, тон которого внезапно сделался мягким. – А в Океаны Травы твой отряд поведет один из твоих старших офицеров под командованием моего генерала.
   – Если бы вы действительно в это верили, ваше величество, то казнили бы меня уже много месяцев назад.
   Салокан попытался прикинуться обиженным, но вместо этого смог лишь сдавленно хохотнуть.
   – Мы слишком хорошо понимаем друг друга. Это опасно.
   – Для кого?
   – Для тебя, конечно. Ведь я же король.
   Салокан произнес эти слова без всякой надменности, и Рендл знал, что это правда.
   – Через несколько коротких недель я уже исчезну. Тогда вам не придется беспокоиться из-за меня.
   – Но ты вернешься. По крайней мере, я надеюсь на твое возвращение с принцем Линаном в качестве пленника. В конце концов, именно ради этого все и затевается.
   – Нет, ваше величество, – покачал головой Рендл. – Все это затевается ради вашего вторжения в Гренду-Лир. С Линаном или без него, вы туда все равно вторгнетесь. Это королевство переживает большее замешательство и смуту, чем оно видело за четверть века. Присутствие Линана в вашей армии придает вторжению более законный вид, но это лишь политический флер. Победите или проиграете вы благодаря своей армии.
   – И часть этой армии едет с тобой в Океаны Травы, что возвращает нас к нашему первоначальному пункту разногласия.
   – В самом деле. Вы хотите, чтобы мое задание завершилось успехом. А я не могу допустить, чтобы во главе этого предприятия стоял какой-то гражданский сановник. Я знаю Океаны Травы, знаю четтов. А ваш генерал Тевор, как только окажется на равнинах, сразу перестанет представлять, куда надо двигаться и не узнает четта, если тот не выскочит и не откусит ему конец.
   – С этим я спорить не стану.
   – Но будете спорить со своим генералом?
   – Полагаю, придется. – Салокан отвел взгляд. Поражение это было небольшое, и оно в основном лишь уязвляло его гордость, но он негодовал из-за него больше, чем следовало бы; король это понимал и обуздывал свой норов. Армия у него была сильна и готова к боям, но ей остро не хватало опытных командиров; он не мог обойтись без Рендла. По крайней мере, пока. Вот после того, как он разобьет Гренду-Лир и отвоюет Хьюм – и кто знает, может, даже Чандру? – можно будет и с Рендлом разделаться. Или повысить его в чине. Салокан находил, что это хороший способ привязывать к себе людей – он вполне себя оправдывал с большинством мужчин и некоторыми женщинами, покуда их не подымали слишком высоко. Нет смысла позволять им возомнить о себе невесть что; подданные не должны заноситься мыслью выше отведенного им шестка – и определенно не выше шестка самого Салокана.
   Король встал, собираясь уходить. Рендл поднялся вместе с ним.
   – Не хочешь пойти со мной навестить генерала?
   – О, уверен, вы с этим справитесь, – натянуто улыбнулся Рендл.
   – Несомненно, – кивнул Салокан. – И все же, мне думалось, ты хотел бы увидеть лицо Тевора, когда я сообщу ему новость.
   Рендл покачал головой.
   – Я не питаю к нему злобы.
   «Пока», – подумал Салокан.
   – Как скажешь. Завтра мы встретимся вновь.
   Рендл хотел спросить, зачем, но подумал, что на сегодня он и так достаточно испытывал судьбу в разговоре с королем.
   – С нетерпением жду этой встречи.
 
   – Вон пограничный столб. – Прадо показал на тонкий красный шест на обочине дороги. – Мы вступаем в Хьюм. Еще три недели – и мы будем на границе, там отряд сможет отдыхать, пока не начнется оттепель.
   Фрейма и Сэль кивнули, не столько приободренные тем, что добрались наконец до Хьюма, сколько угнетаемые мыслью о еще трех неделях похода в таких условиях. Последние два дня шли сильные снегопады, а температура была достаточно низкой, чтобы снег оставался на земле. При месящих его двух с лишним тысячах людей и лошадей дорога по-прежнему походила на топь, только обочины сделались потверже. И все же по ночам становилось страшно холодно, а утром отряд было трудно снова привести в движение.
   «После этаких мытарств кампания покажется им легкой», – подумал Фрейма, но в данный момент его это мало утешало.
   Он посмотрел на небо и поморщился при виде темнеющих туч. К ночи выпадет снег. Если он выпадет после того, как разобьют палатки, им будет в них потеплей, но ненамного. И, коль о том зашла речь, им вскорости придется разбить лагерь. Зимние дни были такими короткими, и приличная часть каждого дня уходила на приведение отряда в порядок для похода.
   Он посмотрел на лежащую впереди дорогу и увидел, что еще час, и последние наемники покинут Чандру. Вот тогда Прадо, вероятно, и скомандует разбить лагерь. Внезапно его взгляд остановился на человеке, сидящем верхом на вороном жеребце у обочины дороги, не более чем в ста шагах от пограничного столба.
   «Барис Малайка. Рад буду больше не видеть этого ублюдка. Слишком уж вплотную он следовал за нами для моего душевного спокойствия, он и его меч. – Фрейма улыбнулся про себя. – Его меч, Бездушный. Хотелось бы мне лишить души его самого».
 
   Со своей стороны, Малайка был не менее счастлив видеть, как наемники покидают Чандру. Теперь он мог ехать обратно в Спарро и уведомить короля Томара, что эта зараза покинула его земли. Он был разочарован, увидев, сколько арранских лучников последовало за Прадо – но догадывался, что большинство из них отправились на поиски приключений, не помня по молодости лет, что сотворили с сельской местностью Прадо и ему подобные во время войны с работорговцами; впрочем, опять же, Арранскую долину война практически не затронула. Прадо и другие капитаны наемников поселились там после войны и принесли ей некоторое процветание. Благодаря амнистии Ашарны король Томар не мог выступить против них так, как ему хотелось.
   Но может, теперь, когда снова пришла война, какая-то возможность все же представится. Малайке нравилась эта мысль. У него все еще чесались руки преподнести королю Томару голову Прадо; король насадит ее на пику и воткнет посреди навозной кучи. Или сохранит в назидание прочим наемникам.
   Он дождался, пока границу не перешли последние из отряда, а затем развернул коня и начал долгий путь обратно в столицу Чандры. На это потребуется несколько дней из-за того, что эти шуты Прадо размесили грязь на дороге, и весной Томару придется заплатить за то, чтобы снова сделать ее ровной и утрамбованной. Однако дело того стоило; благодаря этому будут стерты всякие следы Прадо.
   Малайка оглянулся через плечо, но ничего не смог разглядеть в нарастающем мраке. Отряд исчез, словно его и не было вовсе, и в этот миг Малайка нутром почуял, что никто из ушедших в поход с Прадо никогда больше не вернется в Чандру живым. Он подавил невольную дрожь. Времена и без того достаточно мрачные, ни к чему еще и прислушиваться к каким-то неясным предчувствиям. В любом случае, ему-то какое дело до этих бродяг? Туда им и дорога. Всем им туда и дорога.

ГЛАВА 13

   Станы вокруг Верхнего Суака казались покинутыми. Вокруг нескольких костров еще теснились старики со старухами и детьми помладше, но все остальные обучались сражаться, или ковали оружие, или пасли скот. Линаи наклонился к земле и очистил ее руками от снега. Трава под снегом была ломкой и желтой, а земля затвердела от замерзшей воды. По словам Гудона, раз земля сделалась холодной, значит, зима достигла своего пика. Отныне будет становиться все теплее.
   Он выпрямился и откинул за плечи свое новое пончо – длинную одежду с меховым подбоем, подаренную Кориганой. Ему становилось в нем жарко. Он уже почти не чувствовал холода, относя это на счет своей новой природы и той части крови, которая была четтской. В воздухе стоял густой запах гари и коровьего навоза – аромат, оказавшийся, против ожидания, довольно приятным. Не очень далеко от него скот сбился для согрева в кучу. Он слышал, хотя и не видел, как идет обучение: стук деревянных мечей, рысь, кентер и галоп кавалерии, рявканье выкрикиваемых приказов.
   Линан узнал голос Камаля и сдержал подобно желчи поднявшиеся в нем гнев и ревность. Он ненавидел себя за подобные чувства. У него не было никаких прав на Дженрозу, он даже перестал думать о ней как о предмете воздыханий – но мысль о ней с Камалем заставляла его чувствовать себя презрительно отвергнутым. Ему думалось, что он мог бы совладать с этим чувством, если бы речь шла об Эйджере, Гудоне или Коригане… фактически о ком угодно, кто не занимал в жизни Линана такого важного места, как Камаль.
   «Что она вообще нашла в этом старике? Из него же песок сыплется!»
   Он обругал себя вслух. Камаль заслуживал лучшего отношения. Если вдуматься, он ВСЕГДА заслуживал лучшего отношения со стороны Линана.