Страница:
— Все стихло, — прошептала Кассандра и передернула плечами, словно от холода. — Какое злодейство они замышляют теперь?
— Стихло, говоришь? — Эллерт изумленно взглянул на нее, а затем понял, что как внутри, так и снаружи действительно наступила глубокая, угрожающая тишина. Надсадный вой зажигательных снарядов, свист стрел, осыпавших замок, — все смолкло. Крики, которые он так ясно слышал, звучали лишь в его сознании, вызванные игрой его ларана. Тем не менее юноша не сомневался, что еще услышит их наяву.
— Любимая, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас находилась в безопасности, в Хали или в Трамонтане! — прошептал он.
— Где угодно, лишь бы с тобой, — тихо ответила Кассандра.
Целительница забинтовала руку Эллерта, а затем вручила ему чашку, наполненную вязкой красноватой жидкостью.
— Выпей, это от лихорадки. Пусть рука немного побудет в покое; в замке достаточно людей, готовых обнажить меч в схватке.
Она в ужасе попятилась назад, когда чашка выпала из внезапно ослабевшей руки Эллерта и красная жидкость растеклась по полу. Но в следующий момент крики, которые он слышал своим лараном, грянули во внутреннем дворе. Не тратя времени на объяснения, Эллерт встал и побежал по лестнице. До него донеслись новые крики.
Во внутреннем дворе собралась толпа. Люди пятились от разбитого сосуда, лежавшего на мостовой, из которого сочилась странная желтоватая слизь. Там, где она расползалась, сам камень мостовой дымился и прогорал, оставляя огромные зияющие дыры с оплавленными краями.
— Во имя преисподен Зандру! — взорвался один из стражников. — Что это такое?
— Не знаю, — мрачно произнес дом Микел. — Раньше мне не приходилось видеть ничего подобного.
Один из наиболее храбрых солдат вышел вперед, попытавшись сдвинуть в сторону куски разбитого сосуда. Секунду спустя он отшатнулся назад, крича от боли. Его рука почернела от ожогов.
— Ты знаешь, что это такое, Эллерт? — спросил Донел.
Эллерт плотно сжал губы:
— Это не колдовство, но оружие, изобретенное в Башне: кислота, которая плавит камень.
— Неужели мы ничего не можем с ней поделать? — спросил лорд Алдаран. — Если они забросают такими снарядами наши внешние стены, то расплавят весь замок над нашими головами. Донел, пошли людей проверить наружные посты.
Донел подозвал стражников:
— Ты, ты и ты, отправляйтесь на стены. Возьмите щиты из рогожи. Эта жидкость не проедает солому — смотрите, вот здесь она брызнула на фураж, и ничего не случилось. Но если она попадет на металл, едкие пары могут разъесть легкие.
— Возьмите известковый раствор, которым вы пользуетесь для очистки отхожих мест и конюшен, и полейте пораженные места, — добавил Эллерт, обращаясь к остальным.
Хотя щелочной раствор действительно нейтрализовывал кислоту и сдерживал ее распространение, некоторые из мужчин пострадали от едких капель, попавших им на кожу. Поврежденные участки внутреннего двора пришлось огородить, чтобы люди не покалечились, упав в яму. На внешних стенах было несколько прямых попаданий. Камень оплавился и частично потрескался; хуже того, запас щелочного раствора вскоре истощился. Обороняющиеся попробовали использовать заменители вроде мыла и мочи животных, но они оказались недостаточно действенными.
— Какой ужас, — пробормотал дом Микел. — С таким оружием они быстро возьмут замок. Это дело рук лорда Элхалина, родич. У моего брата нет дьявольских изобретений, подобных этому. Что нам делать? У тебя есть какие-нибудь предложения?
— Есть, — помедлив, ответил Эллерт. — Мы можем наложить на камень связующее заклятье, предохраняющее его от воздействия неестественных субстанций. Заклятье не защитит от землетрясения, наводнения или воздействия времени, но думаю, замок устоит перед кислотой.
И снова все прошедшие обучение в Башне заняли свои места в матриксном зале. Дорилис присоединилась к ним, умоляя взять ее в круг.
— Я могу работать Наблюдающей, — со слезами на глазах говорила она. — Я подменю Ренату…
— Нет, — быстро возразила Рената, благодаря богов за то, что телепатические способности Дорилис были еще слабыми и неразвитыми. — Если хочешь, можешь занять место в круге, но я буду наблюдать снаружи.
Будучи Наблюдающей, Дорилис бы немедленно узнала, почему Рената не может присоединиться к матриксному кругу.
«Мне претит обманывать ее, но вскоре она совсем поправится, и тогда мы с Донелом расскажем ей», — подумала Рената. К счастью, Дорилис была настолько счастлива впервые войти в круг и использовать свой матрикс, что не стала задавать лишних вопросов. Кассандра протянула руку, и девушка заняла место рядом с нею. Круг снова сформировался, и они приступили к сотворению заклятья, укреплявшего естественные силы природы.
«Камень един с планетой, на которой он создан, и человек един с землей, из которой он рожден. Ничто не изменит этого. Камень един… един… един…»
Связующее заклятие было наложено. Эллерт, чье индивидуальное сознание потерялось в объединенном разуме матриксного круга, всем своим существом воспринимал камень, из которого были сложены стены замка, его связующие элементы. Он сосредоточился на осознании тщетности воздействия на нерушимую мощь камня. Разрывные снаряды отскакивали от стен, едкая слизь стекала по ним, оставляя отвратительные лоснящиеся следы, но не разрушая камень. Камень един… един… един…
Осторожная мысль проникла в его сознание откуда-то извне.
«Эллерт?»
«Это ты, брат?»
«Это Донел. Я расставил людей на внешних стенах, чтобы достать стрелами их канониров, но они вне досягаемости. Вы можете создать вокруг тьму, чтобы они не видели, куда целиться?»
Эллерт помедлил с ответом. Одно дело — подтверждать целостность и единство природы, принуждая воду оставаться водой, а камень — непроницаемым для веществ, не предназначавшихся изначально для его разрушения. Но вмешиваться в естественный ход вещей, создавая тьму в дневное время…
Мысли Дорилис вплелись в круг: «Если поднимется густой туман, это тоже будет проявлением сил природы. В этом сезоне часто бывали такие туманы, что человек не мог разглядеть собственную руку!»
Заглянув в будущее, Эллерт увидел, что там действительно существует вероятность тумана. Снова сфокусировавшись на своих матриксах, работники круга увеличили влажность воздуха, сгустив водяные испарения. Весь склон холма заволокла плотная завеса, поднимавшаяся от реки внизу. Вскоре замок Алдаран и близлежащие скалы окутались сплошным туманом.
— Этой ночью он не рассеется, — удовлетворенно произнесла Дорилис.
Эллерт распустил круг, попросив всех как следует отдохнуть после работы. Бомбежка прекратилась, и у людей Донела появилась возможность очистить стены от остатков кислоты.
Рената, исследовав Дорилис быстрым мысленным прикосновением опытной Наблюдающей, была поражена присутствием чего-то нового в организме девушки. Неужели это лишь воздействие заклятья? Дорилис казалась более спокойной, более женственной. Она ничуть не напоминала ребенка. Вспомнив о том, как быстро она сама выросла после первого сезона в Башне, Рената поняла: Дорилис вступила в пору созревания. Что ж, можно поблагодарить богов-хранителей. «Если ее положение стабилизировалось, нам больше не нужно бояться ее неожиданных вспышек. В ней появилась рассудительность, способность считаться со своими силами. Может быть, скоро все кончится и мы с Донелом сможем освободиться…»
Охваченная приливом нежности к Дорилис, она привлекла девушку к себе и поцеловала ее.
— Я горжусь тобой, карья миа, — сказала она. — Ты доказала свое умение работать в матриксном круге. Но теперь тебе надо поесть и хорошо отдохнуть, чтобы не растерять силы, когда они снова понадобятся.
Дорилис расцвела от удовольствия.
— Значит, я защищаю наш дом наравне с Донелом! — воскликнула она, и Рената разделила ее гордость.
«Так много силы, — подумала она. — Такие огромные возможности! Сможет ли она преодолеть себя?»
Густой туман час за часом продолжал окутывать замок. Он надежно защищал осаждаемых, но скрывал от них и то, чем занимались армии противника. «Возможно, они просто выжидают, — подумал Эллерт. — Ждут, когда рассеется туман, чтобы возобновить атаку». Сам он был согласен ждать сколько угодно.
Эта небольшая передышка после первых лихорадочных дней осады благотворно подействовала на всех. С наступлением ночи Эллерт пошел поужинать наедине с Кассандрой, поскольку даже наблюдение со стен замка не приносило никакой пользы. По обоюдному согласию они избегали разговоров о войне: тут все равно ничего нельзя было поделать. Кассандра взяла ррил и спела несколько песен.
— Я помню, как сказала перед нашим бракосочетанием: «Надеюсь, мы сможем жить в мире и слагать песни, а не воевать», — печально промолвила она. — Увы моей надежде! Но даже во мраке войны, любимый, у нас остаются наши песни.
Он поцеловал ее тонкие пальцы.
— Во всяком случае, до сих пор боги были благосклонны к нам.
— Вокруг так тихо, Эллерт! Как будто они сняли осаду и ушли в ночь.
— Хотелось бы мне знать, чем занимается Дамон-Рафаэль. — В Эллерте зашевелилось былое беспокойство. — Не думаю, что его удовлетворяет ожидание перед стенами замка. Он наверняка замышляет новое лиходейство.
— Тебе нетрудно это выяснить, — поддразнила она, но Эллерт покачал головой:
— Я не стану пользоваться лараном, если меня не вынудят к этому. Я прибегну к нему, лишь чтобы защитить нас от явного поражения.
К полуночи небо неожиданно прояснилось. Туман рассеивался; его рваные клочья и полосы разлетались под порывами свежего ветра. В небе появились три из четырех лун Дарковера, сияющие и безмятежные. Фиолетовый Лириэль был близок к зениту. Голубой Киррдис и зеленый Идриэль висели над восточной окраиной гор. Кассандра уже давно спала, но Эллерт, охваченный странным беспокойством, тихо выскользнул из постели и оделся. Торопливо проходя по коридорам, он заметил Дорилис. Девушка была боса, в длинной ночной рубашке, с распущенными волосами. Девическое лицо со вздернутым носиком казалось бледным овалом в полумраке.
— Дорилис? О чем думает Маргали? Почему она отпустила тебя бродить по замку в такой час и в таком виде?
— Я не могла заснуть, дом Эллерт, — ответила девушка. — Мне было не по себе. Я должна видеть Донела. Ему угрожает опасность, я это чувствую.
— Если ему действительно угрожает опасность, чиа, то последнее место, где он захочет увидеть тебя, — это рядом с собой.
— Он мой муж, — решительно ответила она, вздернув подбородок. — Мое место рядом с ним, сир.
Парализованный ее решимостью, Эллерт замешкался. В конце концов, она немногое могла разделить с Донелом. С тех пор как Эллерт воссоединился с Кассандрой, он болезненно ощущал чужое одиночество. Он внезапно осознал, что Дорилис невероятно одинока. Она покинула детское общество, однако взрослые по-прежнему обращались с ней как с ребенком. Хастур не мог протестовать, поэтому просто пошел к выходу, слыша ее тихие шаги за своей спиной. Секунду спустя в его руку скользнула маленькая сухая ладонь, теплая, словно лапка домашнего зверька. Он взял Дорилис за руку, и они вместе вышли во внутренний двор, направляясь к постам Довела у внешних стен.
Ночь снаружи была ясной и безоблачной; лишь вдалеке над горизонтом нависала единственная темная туча. Три луны так ярко озаряли небо, что звезды почти не проглядывали наружу. Донел стоял со сложенными на груди руками на внешней стене, но, когда Эллерт приблизился к нему, кто-то тихо и укоризненно обратился к юноше:
— Мастер Донел, я прошу вас спуститься со стены. Вы слишком на виду и можете стать хорошей мишенью.
Донел спрыгнул вниз как раз вовремя: просвистела стрела в том месте, где он только что стоял. Дорилис подбежала к брату и обняла его:
— Ты не должен так рисковать, Донел! Обещай, что ты больше не будешь так делать!
Он беззвучно засмеялся и наклонился, нежно поцеловав сестру в лоб.
— Ничего страшного. Я просто хотел проверить, не заснули ли они там, внизу. А может быть, они все убрались прочь? Кто знает?
В Эллерте вновь всколыхнулись подозрения. Было слишком тихо — значит, замышляется какая-то новая чертовщина.
— Туман сам рассеялся? — спросил он у Донела.
— Трудно сказать. У них там больше одного ларанцу, и туман действительно рассеялся очень быстро. — Донел потер лоб. — Но этой весной так часто бывало… Нет, не знаю.
Воздух внезапно наполнился криками и звуками разрывов.
— Донел, поднимай стражу! — крикнул Эллерт. Как только слова слетели с его губ, над ними промелькнул силуэт аэрокара, от которого отделилось несколько черных точек. Они падали на землю — медленно, почти лениво, словно снежинки, раскрываясь на лету и изливая потоки жидкого пламени во двор и на крыши замка.
— Клингфайр! — Донел метнулся к сигнальному колоколу, чтобы поднять тревогу, но несколько деревянных крыш уже горели, и огонь освещал весь внутренний двор. Люди высыпали наружу, но с криками попятились назад, остановленные потоками неумолимого пламени. Двое или трое вспыхнули, словно живые факелы; их жуткие крики вскоре стихли, и на камнях мостовой остались лишь безжизненные трупы, обгорелые и почерневшие.
Донел втолкнул Дорилис под нависающий каменный карниз, но капли жидкого огня попали на ее рубашку, немедленно вспыхнувшую в двух местах. Девушка закричала от боли и ужаса. Донел подтащил ее к кадке с водой и одним движением окунул в нее. Пламя зашипело и погасло, но капля смертоносной жидкости попала на кожу Дорилис и начала углубляться, прожигая плоть. Она обезумела от боли. Крики стали пронзительными, почти нечеловеческими.
— Назад! — кричал Донел. — Держитесь под прикрытием зданий! Вон летят новые!
Дорилис билась в его руках. Над замком неожиданно загрохотал гром, в небе вспыхнули ветвистые молнии. Один из аэрокаров превратился в гигантский огненный шар и рухнул в долину, оставляя за собой пылающий след. Другой мощный разряд ударил во второй аэрокар, разметав его в клочья. Хлынул проливной дождь, и Эллерт мгновенно промок до костей. Донел в ужасе отпрянул от Дорилис. Продолжая кричать, девушка воздела к небу руки со сжатыми кулаками. Шипящие, сверкающие молнии, направляемые ее сорвавшимся с цепи лараном, били наугад со всевозрастающей скоростью. Последний аэрокар раскололся с чудовищным грохотом над лагерем противника, откуда донеслись вопли и крики боли, когда клингфайр обрушился на головы осаждавших. Затем наступила тишина, прерываемая лишь непрестанным шумом дождя и пронзительными воплями Дорилис. Клингфайр продолжал вгрызаться в ее запястье, проникая до кости.
— Позволь мне заняться ею, — попросила Рената, выбежавшая к ним в одной ночной рубашке. Рыдающая девушка тщетно пыталась оттолкнуть ее.
— Нет, дорогая, нет. Не сопротивляйся. Это должно быть сделано, иначе ты потеряешь руку. Держи ее, Донел!
Дорилис снова закричала от боли, когда Рената соскребла последние остатки клингфайра с обгоревшей плоти, а затем замерла в объятиях Донела. Отовсюду начали собираться люди — притихшие, пораженные благоговейным ужасом. Рената оторвала полосу ткани от ночной рубашки Дорилис и забинтовала руку. Донел нежно прижимал сестру к себе, успокаивая ее.
— Ты спасла нас всех, — прошептал он. — Если бы ты не ударила по ним, то такое количество клингфайра могло бы сжечь весь замок!
«В самом деле, — подумал Эллерт. — Лорд Скатфелл и Дамон-Рафаэль задумали захватить Алдаран врасплох. Если бы содержимое трех аэрокаров упало на замок, он мог бы выгореть дотла. Значит, они исчерпали свой арсенал и надеялись одержать верх одним ударом? В таком случае Дорилис нанесла им сокрушительное поражение». Эллерт взглянул на девушку, плакавшую в объятиях Ренаты.
Она спасла их, как уже спасала раньше от коварного оружия Дамона-Рафаэля.
Но Эллерт не думал, что на этом все закончится.
— Стихло, говоришь? — Эллерт изумленно взглянул на нее, а затем понял, что как внутри, так и снаружи действительно наступила глубокая, угрожающая тишина. Надсадный вой зажигательных снарядов, свист стрел, осыпавших замок, — все смолкло. Крики, которые он так ясно слышал, звучали лишь в его сознании, вызванные игрой его ларана. Тем не менее юноша не сомневался, что еще услышит их наяву.
— Любимая, как бы мне хотелось, чтобы ты сейчас находилась в безопасности, в Хали или в Трамонтане! — прошептал он.
— Где угодно, лишь бы с тобой, — тихо ответила Кассандра.
Целительница забинтовала руку Эллерта, а затем вручила ему чашку, наполненную вязкой красноватой жидкостью.
— Выпей, это от лихорадки. Пусть рука немного побудет в покое; в замке достаточно людей, готовых обнажить меч в схватке.
Она в ужасе попятилась назад, когда чашка выпала из внезапно ослабевшей руки Эллерта и красная жидкость растеклась по полу. Но в следующий момент крики, которые он слышал своим лараном, грянули во внутреннем дворе. Не тратя времени на объяснения, Эллерт встал и побежал по лестнице. До него донеслись новые крики.
Во внутреннем дворе собралась толпа. Люди пятились от разбитого сосуда, лежавшего на мостовой, из которого сочилась странная желтоватая слизь. Там, где она расползалась, сам камень мостовой дымился и прогорал, оставляя огромные зияющие дыры с оплавленными краями.
— Во имя преисподен Зандру! — взорвался один из стражников. — Что это такое?
— Не знаю, — мрачно произнес дом Микел. — Раньше мне не приходилось видеть ничего подобного.
Один из наиболее храбрых солдат вышел вперед, попытавшись сдвинуть в сторону куски разбитого сосуда. Секунду спустя он отшатнулся назад, крича от боли. Его рука почернела от ожогов.
— Ты знаешь, что это такое, Эллерт? — спросил Донел.
Эллерт плотно сжал губы:
— Это не колдовство, но оружие, изобретенное в Башне: кислота, которая плавит камень.
— Неужели мы ничего не можем с ней поделать? — спросил лорд Алдаран. — Если они забросают такими снарядами наши внешние стены, то расплавят весь замок над нашими головами. Донел, пошли людей проверить наружные посты.
Донел подозвал стражников:
— Ты, ты и ты, отправляйтесь на стены. Возьмите щиты из рогожи. Эта жидкость не проедает солому — смотрите, вот здесь она брызнула на фураж, и ничего не случилось. Но если она попадет на металл, едкие пары могут разъесть легкие.
— Возьмите известковый раствор, которым вы пользуетесь для очистки отхожих мест и конюшен, и полейте пораженные места, — добавил Эллерт, обращаясь к остальным.
Хотя щелочной раствор действительно нейтрализовывал кислоту и сдерживал ее распространение, некоторые из мужчин пострадали от едких капель, попавших им на кожу. Поврежденные участки внутреннего двора пришлось огородить, чтобы люди не покалечились, упав в яму. На внешних стенах было несколько прямых попаданий. Камень оплавился и частично потрескался; хуже того, запас щелочного раствора вскоре истощился. Обороняющиеся попробовали использовать заменители вроде мыла и мочи животных, но они оказались недостаточно действенными.
— Какой ужас, — пробормотал дом Микел. — С таким оружием они быстро возьмут замок. Это дело рук лорда Элхалина, родич. У моего брата нет дьявольских изобретений, подобных этому. Что нам делать? У тебя есть какие-нибудь предложения?
— Есть, — помедлив, ответил Эллерт. — Мы можем наложить на камень связующее заклятье, предохраняющее его от воздействия неестественных субстанций. Заклятье не защитит от землетрясения, наводнения или воздействия времени, но думаю, замок устоит перед кислотой.
И снова все прошедшие обучение в Башне заняли свои места в матриксном зале. Дорилис присоединилась к ним, умоляя взять ее в круг.
— Я могу работать Наблюдающей, — со слезами на глазах говорила она. — Я подменю Ренату…
— Нет, — быстро возразила Рената, благодаря богов за то, что телепатические способности Дорилис были еще слабыми и неразвитыми. — Если хочешь, можешь занять место в круге, но я буду наблюдать снаружи.
Будучи Наблюдающей, Дорилис бы немедленно узнала, почему Рената не может присоединиться к матриксному кругу.
«Мне претит обманывать ее, но вскоре она совсем поправится, и тогда мы с Донелом расскажем ей», — подумала Рената. К счастью, Дорилис была настолько счастлива впервые войти в круг и использовать свой матрикс, что не стала задавать лишних вопросов. Кассандра протянула руку, и девушка заняла место рядом с нею. Круг снова сформировался, и они приступили к сотворению заклятья, укреплявшего естественные силы природы.
«Камень един с планетой, на которой он создан, и человек един с землей, из которой он рожден. Ничто не изменит этого. Камень един… един… един…»
Связующее заклятие было наложено. Эллерт, чье индивидуальное сознание потерялось в объединенном разуме матриксного круга, всем своим существом воспринимал камень, из которого были сложены стены замка, его связующие элементы. Он сосредоточился на осознании тщетности воздействия на нерушимую мощь камня. Разрывные снаряды отскакивали от стен, едкая слизь стекала по ним, оставляя отвратительные лоснящиеся следы, но не разрушая камень. Камень един… един… един…
Осторожная мысль проникла в его сознание откуда-то извне.
«Эллерт?»
«Это ты, брат?»
«Это Донел. Я расставил людей на внешних стенах, чтобы достать стрелами их канониров, но они вне досягаемости. Вы можете создать вокруг тьму, чтобы они не видели, куда целиться?»
Эллерт помедлил с ответом. Одно дело — подтверждать целостность и единство природы, принуждая воду оставаться водой, а камень — непроницаемым для веществ, не предназначавшихся изначально для его разрушения. Но вмешиваться в естественный ход вещей, создавая тьму в дневное время…
Мысли Дорилис вплелись в круг: «Если поднимется густой туман, это тоже будет проявлением сил природы. В этом сезоне часто бывали такие туманы, что человек не мог разглядеть собственную руку!»
Заглянув в будущее, Эллерт увидел, что там действительно существует вероятность тумана. Снова сфокусировавшись на своих матриксах, работники круга увеличили влажность воздуха, сгустив водяные испарения. Весь склон холма заволокла плотная завеса, поднимавшаяся от реки внизу. Вскоре замок Алдаран и близлежащие скалы окутались сплошным туманом.
— Этой ночью он не рассеется, — удовлетворенно произнесла Дорилис.
Эллерт распустил круг, попросив всех как следует отдохнуть после работы. Бомбежка прекратилась, и у людей Донела появилась возможность очистить стены от остатков кислоты.
Рената, исследовав Дорилис быстрым мысленным прикосновением опытной Наблюдающей, была поражена присутствием чего-то нового в организме девушки. Неужели это лишь воздействие заклятья? Дорилис казалась более спокойной, более женственной. Она ничуть не напоминала ребенка. Вспомнив о том, как быстро она сама выросла после первого сезона в Башне, Рената поняла: Дорилис вступила в пору созревания. Что ж, можно поблагодарить богов-хранителей. «Если ее положение стабилизировалось, нам больше не нужно бояться ее неожиданных вспышек. В ней появилась рассудительность, способность считаться со своими силами. Может быть, скоро все кончится и мы с Донелом сможем освободиться…»
Охваченная приливом нежности к Дорилис, она привлекла девушку к себе и поцеловала ее.
— Я горжусь тобой, карья миа, — сказала она. — Ты доказала свое умение работать в матриксном круге. Но теперь тебе надо поесть и хорошо отдохнуть, чтобы не растерять силы, когда они снова понадобятся.
Дорилис расцвела от удовольствия.
— Значит, я защищаю наш дом наравне с Донелом! — воскликнула она, и Рената разделила ее гордость.
«Так много силы, — подумала она. — Такие огромные возможности! Сможет ли она преодолеть себя?»
Густой туман час за часом продолжал окутывать замок. Он надежно защищал осаждаемых, но скрывал от них и то, чем занимались армии противника. «Возможно, они просто выжидают, — подумал Эллерт. — Ждут, когда рассеется туман, чтобы возобновить атаку». Сам он был согласен ждать сколько угодно.
Эта небольшая передышка после первых лихорадочных дней осады благотворно подействовала на всех. С наступлением ночи Эллерт пошел поужинать наедине с Кассандрой, поскольку даже наблюдение со стен замка не приносило никакой пользы. По обоюдному согласию они избегали разговоров о войне: тут все равно ничего нельзя было поделать. Кассандра взяла ррил и спела несколько песен.
— Я помню, как сказала перед нашим бракосочетанием: «Надеюсь, мы сможем жить в мире и слагать песни, а не воевать», — печально промолвила она. — Увы моей надежде! Но даже во мраке войны, любимый, у нас остаются наши песни.
Он поцеловал ее тонкие пальцы.
— Во всяком случае, до сих пор боги были благосклонны к нам.
— Вокруг так тихо, Эллерт! Как будто они сняли осаду и ушли в ночь.
— Хотелось бы мне знать, чем занимается Дамон-Рафаэль. — В Эллерте зашевелилось былое беспокойство. — Не думаю, что его удовлетворяет ожидание перед стенами замка. Он наверняка замышляет новое лиходейство.
— Тебе нетрудно это выяснить, — поддразнила она, но Эллерт покачал головой:
— Я не стану пользоваться лараном, если меня не вынудят к этому. Я прибегну к нему, лишь чтобы защитить нас от явного поражения.
К полуночи небо неожиданно прояснилось. Туман рассеивался; его рваные клочья и полосы разлетались под порывами свежего ветра. В небе появились три из четырех лун Дарковера, сияющие и безмятежные. Фиолетовый Лириэль был близок к зениту. Голубой Киррдис и зеленый Идриэль висели над восточной окраиной гор. Кассандра уже давно спала, но Эллерт, охваченный странным беспокойством, тихо выскользнул из постели и оделся. Торопливо проходя по коридорам, он заметил Дорилис. Девушка была боса, в длинной ночной рубашке, с распущенными волосами. Девическое лицо со вздернутым носиком казалось бледным овалом в полумраке.
— Дорилис? О чем думает Маргали? Почему она отпустила тебя бродить по замку в такой час и в таком виде?
— Я не могла заснуть, дом Эллерт, — ответила девушка. — Мне было не по себе. Я должна видеть Донела. Ему угрожает опасность, я это чувствую.
— Если ему действительно угрожает опасность, чиа, то последнее место, где он захочет увидеть тебя, — это рядом с собой.
— Он мой муж, — решительно ответила она, вздернув подбородок. — Мое место рядом с ним, сир.
Парализованный ее решимостью, Эллерт замешкался. В конце концов, она немногое могла разделить с Донелом. С тех пор как Эллерт воссоединился с Кассандрой, он болезненно ощущал чужое одиночество. Он внезапно осознал, что Дорилис невероятно одинока. Она покинула детское общество, однако взрослые по-прежнему обращались с ней как с ребенком. Хастур не мог протестовать, поэтому просто пошел к выходу, слыша ее тихие шаги за своей спиной. Секунду спустя в его руку скользнула маленькая сухая ладонь, теплая, словно лапка домашнего зверька. Он взял Дорилис за руку, и они вместе вышли во внутренний двор, направляясь к постам Довела у внешних стен.
Ночь снаружи была ясной и безоблачной; лишь вдалеке над горизонтом нависала единственная темная туча. Три луны так ярко озаряли небо, что звезды почти не проглядывали наружу. Донел стоял со сложенными на груди руками на внешней стене, но, когда Эллерт приблизился к нему, кто-то тихо и укоризненно обратился к юноше:
— Мастер Донел, я прошу вас спуститься со стены. Вы слишком на виду и можете стать хорошей мишенью.
Донел спрыгнул вниз как раз вовремя: просвистела стрела в том месте, где он только что стоял. Дорилис подбежала к брату и обняла его:
— Ты не должен так рисковать, Донел! Обещай, что ты больше не будешь так делать!
Он беззвучно засмеялся и наклонился, нежно поцеловав сестру в лоб.
— Ничего страшного. Я просто хотел проверить, не заснули ли они там, внизу. А может быть, они все убрались прочь? Кто знает?
В Эллерте вновь всколыхнулись подозрения. Было слишком тихо — значит, замышляется какая-то новая чертовщина.
— Туман сам рассеялся? — спросил он у Донела.
— Трудно сказать. У них там больше одного ларанцу, и туман действительно рассеялся очень быстро. — Донел потер лоб. — Но этой весной так часто бывало… Нет, не знаю.
Воздух внезапно наполнился криками и звуками разрывов.
— Донел, поднимай стражу! — крикнул Эллерт. Как только слова слетели с его губ, над ними промелькнул силуэт аэрокара, от которого отделилось несколько черных точек. Они падали на землю — медленно, почти лениво, словно снежинки, раскрываясь на лету и изливая потоки жидкого пламени во двор и на крыши замка.
— Клингфайр! — Донел метнулся к сигнальному колоколу, чтобы поднять тревогу, но несколько деревянных крыш уже горели, и огонь освещал весь внутренний двор. Люди высыпали наружу, но с криками попятились назад, остановленные потоками неумолимого пламени. Двое или трое вспыхнули, словно живые факелы; их жуткие крики вскоре стихли, и на камнях мостовой остались лишь безжизненные трупы, обгорелые и почерневшие.
Донел втолкнул Дорилис под нависающий каменный карниз, но капли жидкого огня попали на ее рубашку, немедленно вспыхнувшую в двух местах. Девушка закричала от боли и ужаса. Донел подтащил ее к кадке с водой и одним движением окунул в нее. Пламя зашипело и погасло, но капля смертоносной жидкости попала на кожу Дорилис и начала углубляться, прожигая плоть. Она обезумела от боли. Крики стали пронзительными, почти нечеловеческими.
— Назад! — кричал Донел. — Держитесь под прикрытием зданий! Вон летят новые!
Дорилис билась в его руках. Над замком неожиданно загрохотал гром, в небе вспыхнули ветвистые молнии. Один из аэрокаров превратился в гигантский огненный шар и рухнул в долину, оставляя за собой пылающий след. Другой мощный разряд ударил во второй аэрокар, разметав его в клочья. Хлынул проливной дождь, и Эллерт мгновенно промок до костей. Донел в ужасе отпрянул от Дорилис. Продолжая кричать, девушка воздела к небу руки со сжатыми кулаками. Шипящие, сверкающие молнии, направляемые ее сорвавшимся с цепи лараном, били наугад со всевозрастающей скоростью. Последний аэрокар раскололся с чудовищным грохотом над лагерем противника, откуда донеслись вопли и крики боли, когда клингфайр обрушился на головы осаждавших. Затем наступила тишина, прерываемая лишь непрестанным шумом дождя и пронзительными воплями Дорилис. Клингфайр продолжал вгрызаться в ее запястье, проникая до кости.
— Позволь мне заняться ею, — попросила Рената, выбежавшая к ним в одной ночной рубашке. Рыдающая девушка тщетно пыталась оттолкнуть ее.
— Нет, дорогая, нет. Не сопротивляйся. Это должно быть сделано, иначе ты потеряешь руку. Держи ее, Донел!
Дорилис снова закричала от боли, когда Рената соскребла последние остатки клингфайра с обгоревшей плоти, а затем замерла в объятиях Донела. Отовсюду начали собираться люди — притихшие, пораженные благоговейным ужасом. Рената оторвала полосу ткани от ночной рубашки Дорилис и забинтовала руку. Донел нежно прижимал сестру к себе, успокаивая ее.
— Ты спасла нас всех, — прошептал он. — Если бы ты не ударила по ним, то такое количество клингфайра могло бы сжечь весь замок!
«В самом деле, — подумал Эллерт. — Лорд Скатфелл и Дамон-Рафаэль задумали захватить Алдаран врасплох. Если бы содержимое трех аэрокаров упало на замок, он мог бы выгореть дотла. Значит, они исчерпали свой арсенал и надеялись одержать верх одним ударом? В таком случае Дорилис нанесла им сокрушительное поражение». Эллерт взглянул на девушку, плакавшую в объятиях Ренаты.
Она спасла их, как уже спасала раньше от коварного оружия Дамона-Рафаэля.
Но Эллерт не думал, что на этом все закончится.
27
Здания, подожженные клингфайром, все еще пылали. Пятеро человек были убиты на месте, а шестой умер, когда Рената опустилась на колени, чтобы взглянуть на него. Еще четверо получили такие страшные ожоги, что даже Эллерт понимал — они не проживут и дня. Полтора десятка человек с незначительными ранами подверглись жестокой обработке, удалявшей все следы жуткого состава, несмотря на душераздирающие крики и мольбы о милосердии. Кассандра отвела Дорилис в постель, смочив ее бинты целебным маслом. Когда общее волнение немного улеглось, Донел с Эллертом отошли к внешней стене и встали там, глядя на лагерь атакующих, где все еще бушевало яростное пламя.
Как только Дорилис успокоилась, дождь прекратился, да и в любом случае понадобился бы настоящий потоп, чтобы погасить все очаги клингфайра во вражеском стане. Теперь Донел мог не опасаться стрел, вылетающих из темноты.
— Сегодня ночью у Скатфелла и его людей будет более чем достаточно работы в собственном лагере, — сказал он, спустившись со стены. — Я оставлю стражу. Если не ошибаюсь, сегодня они не успеют организовать новое нападение.
Он оставил на страже нескольких копейщиков и пошел проведать Дорилис. Она беспокойно металась в постели. Глаза лихорадочно блестели, на руку была наложена свежая повязка. Девушка потянулась к нему здоровой рукой и привлекла к себе:
— Ты все-таки пришел… Рената не желала мне зла, Донел. Теперь я это понимаю; она счищала клингфайр, чтобы он не прожег мне руку до кости. Знаешь, она едва успела. У Кассандры на руке почти такой же шрам, какой теперь будет у меня.
— Выходит, теперь ты тоже будешь носить почетную отметину войны, полученную при обороне нашего дома, — сказал Донел. — Ты спасла нас.
— Я знаю. — Ее глаза блеснули, и он увидел в них затаенную боль. Вдалеке послышался слабый раскат грома. Донел осторожно положил маленькую забинтованную руку себе на колени и погладил ее.
— Донел, — прошептала Дорилис. — Теперь, когда я выросла, не пора ли нам вспомнить о своих супружеских обязанностях?
Донел отвернулся, радуясь тому, что его сестра еще очень неуверенно владеет телепатией.
— Сейчас не время говорить об этом, чиа. Все мы сражаемся, чтобы выжить, а ты еще очень молода.
— Я уже не маленькая, — возразила Дорилис. — Я достаточно взрослая для работы в матриксном круге с Эллертом и остальными. Я достаточно взрослая, чтобы сражаться с нашими врагами.
— Но, дитя мое…
— Не называй меня так! Я не ребенок!
В ее голосе прозвучали гневные нотки; затем она прижалась головой к его плечу и тяжело, совсем не по-детски вздохнула.
— Теперь, Донел, когда нам всем угрожает опасность, Алдаран должен получить наследника. Отец немолод, и эта война с каждым днем старит его. А сегодня… — Ее голос дрогнул. — Вряд ли я задумывалась об этом раньше, я внезапно поняла, что ты можешь умереть… или я, хотя я еще почти ничего не видела в жизни. Если я умру раньше тебя, так и не родив ребенка, тебя выдворят из Алдарана, потому что ты не кровный родственник. Или если… если ты погибнешь, так и не подарив мне ребенка, то меня уложат в постель к незнакомому мужчине, а замок Алдаран достанется ему. Донел, я боюсь этого.
Донел держал маленькую руку сестры в своей. Да, она говорила правду. Только с помощью Дорилис он мог удержать в руках этот замок, который с самого детства был его домом. После долгих дней сражений и осады он тоже остро осознавал собственную уязвимость. Он видел людей, вспыхивавших как живые факелы, видел их умирающими. А Дорилис принадлежала ему, законно отданная ему в жены с согласия ее отца. Она была еще молода, но быстро, очень быстро взрослела…
Донел сжал ее руку.
— Там видно будет, Дорилис, — сказал он, прижав ее к себе. — Когда Кассандра скажет, что ты можешь выносить ребенка без угрозы для твоей жизни, тогда, если ты все еще будешь хотеть этого, твое желание исполнится.
Он наклонился, собираясь поцеловать ее в лоб, но Дорилис с удивительной силой прильнула к нему, пригнув его голову так, что их губы встретились. В ее поцелуе не было ничего от той девочки, которую он знал. Когда она наконец отпустила Донела, у него кружилась голова. Он встал и торопливо вышел из комнаты, но не раньше, чем Дорилис успела уловить его взволнованную мысль: «Нет, она уже не ребенок».
Тишина. Все стихло в замке Алдаран и в лагере осаждавших внизу. Весь день над долиной висела мертвящая тишина. Эллерт, поднявшийся в верхний чертог наблюдательной башни и снова наложивший связующее заклятье на стены замка, размышлял о том, какой новый дьявольский замысел врага скрывался за этим мнимым спокойствием. За время осады его чувства так обострились, что он почти видел замыслы противника. Или это была иллюзия? Его ларан рисовал образы замка, рушащегося в прах, чудовищную дрожь, сотрясавшую землю до самого основания…
Около полудня по всему замку внезапно раздались горестные крики и рыдания, хотя ничего заметного вроде бы не происходило. Эллерт, сидевший у окна вместе с Ренатой, Кассандрой и Маргали (Дорилис, чья рука еще сильно болела, лежала в постели, заснув под воздействием снотворного снадобья), получил первое предупреждение, когда старая лерони вдруг обхватила руками голову и зарыдала.
— О моя крошка, моя маленькая, моя бедная овечка, — всхлипывала она. — Я должна идти к ней!
Она выбежала из комнаты. Почти одновременно с этим Рената прижала руки к груди, словно пронзенная стрелой.
— Он умер! — выкрикнула она. — Они убили его!
Пока Эллерт потрясенно смотрел на нее, рядом раздался крик Кассандры. Ему сразу же показалось, что жена куда-то пропала, что мир потемнел, что где-то за запертой дверью она отчаянно борется за свою жизнь с его братом, и он должен пойти туда, защитить ее… Он в самом деле встал и сделал несколько шагов к двери, движимый страстным желанием спасти Кассандру от насильника, когда увидел ее в другом конце комнаты. Она стояла на коленях, раскачиваясь и вцепившись руками в волосы, словно причитая над трупом.
Крохи здравого смысла, еще остававшиеся у Эллерта, медленно пробивали путь к разуму. «Кассандру не нужно спасать, если она сидит здесь и плачет, словно самый дорогой для нее человек лежит мертвый». Однако другая часть разума упорно твердила ему, что он слышит крики гнева и ужаса, что она зовет его на помощь, умоляя поторопиться…
«Эллерт, Эллерт! Почему ты не идешь ко мне? Эллерт, приходи скорее!» — И длинный, отчаянный вопль, в котором смешались ужас и страдание.
Рената встала и неверной походкой направилась к двери. Эллерт удержал ее, обхватив руками за талию.
— Нет! — бормотал он. — Нет, Рената, ты не должна идти туда. Это наваждение! Мы должны бороться с ним!
Девушка брыкалась и вырывалась из его рук, словно обезумевшее животное, царапая ногтями его лицо, словно он был вовсе не Эллертом, а врагом, собиравшимся убить или изнасиловать ее. Ее глаза закатились, и Эллерт понял, что Рената не слышит и не видит его.
— Нет, нет, пусти меня! Это ребенок, они убивают нашего ребенка! Разве ты не видишь, что они собираются сбросить его со стены? О милосердная Аварра!.. Отпустите меня, проклятые убийцы! Убейте сначала меня!
Ледяная дрожь пробежала по спине Эллерта, когда он осознал, что Рената тоже борется с каким-то иллюзорным страхом, что ей чудится, что Донелу или ее еще не родившемуся ребенку угрожает опасность.
Даже удерживая Ренату, Эллерту приходилось бороться с убеждением, что Кассандра где-то рядом, плача, зовет его, умоляет прийти на помощь… Юноша понимал, что, если не удастся быстро положить конец наваждению, его сопротивление тоже будет сломлено и он помчится вниз по лестнице, разыскивая жену по всему замку, хотя его глаза говорили ему, что она находится здесь, в комнате, поглощенная тем же ужасом, который обуял Ренату.
Эллерт выхватил свой матрикс и сосредоточился на самоцвете.
«Правда, правда, пусть я увижу правду… земля и воздух, вода и огонь… пусть природа освободит от иллюзии… земля и воздух, вода и огонь…» У него не оставалось сил ни на что иное, кроме этого, самого простого заклятья, первой из молитв. Он выталкивал из себя несуществующие крики Кассандры, чудовищное чувство вины, сковывавшее крепче любой цепи, ложную уверенность в том, что он оставляет жену на растерзание врагам…
В измученном разуме разлилось спокойствие исцеляющего заклятья, тишина часовни в Неварсине. Хастур вступил в эту тишину и исцелился. Теперь он видел лишь то, что действительно существовало: двух женщин, попавших в силки устрашающих чар. Сначала он сосредоточился на Ренате, призывая ее успокоиться вместе с пульсацией исцеляющего заклятья. Мало-помалу он почувствовал, как оно входит в ее разум, успокаивает ее. Девушка перестала сопротивляться и потрясенно огляделась вокруг.
— Но это же неправда! — прошептала она. — Донел… Донел не умер, а наш ребенок еще даже не родился. Однако я видела, Эллерт. Я видела, как они держали их, и ничем не могла помочь.
— Заклятье ужаса. Думаю, каждый увидел то, чего он боится больше всего на свете. Быстро — помоги мне разбить его!
Глубоко потрясенная, но снова собравшаяся с силами, Рената взяла свой матрикс, и они одновременно сосредоточились на Кассандре. Вскоре ее крики прекратились, и она посмотрела на них, а затем моргнула, приходя в себя. Теперь, объединив три матрикса и три разума, лерони послали пульсацию исцеляющего заклятья по всему замку. Повсюду, от башен цитадели до глубоких погребов и на заполненном людьми внутреннем дворе, слуги, солдаты, конюхи и горничные приходили в себя, перестав слышать предсмертные крики своих любимых и стремиться спасти их, поразив безымянного врага.
Как только Дорилис успокоилась, дождь прекратился, да и в любом случае понадобился бы настоящий потоп, чтобы погасить все очаги клингфайра во вражеском стане. Теперь Донел мог не опасаться стрел, вылетающих из темноты.
— Сегодня ночью у Скатфелла и его людей будет более чем достаточно работы в собственном лагере, — сказал он, спустившись со стены. — Я оставлю стражу. Если не ошибаюсь, сегодня они не успеют организовать новое нападение.
Он оставил на страже нескольких копейщиков и пошел проведать Дорилис. Она беспокойно металась в постели. Глаза лихорадочно блестели, на руку была наложена свежая повязка. Девушка потянулась к нему здоровой рукой и привлекла к себе:
— Ты все-таки пришел… Рената не желала мне зла, Донел. Теперь я это понимаю; она счищала клингфайр, чтобы он не прожег мне руку до кости. Знаешь, она едва успела. У Кассандры на руке почти такой же шрам, какой теперь будет у меня.
— Выходит, теперь ты тоже будешь носить почетную отметину войны, полученную при обороне нашего дома, — сказал Донел. — Ты спасла нас.
— Я знаю. — Ее глаза блеснули, и он увидел в них затаенную боль. Вдалеке послышался слабый раскат грома. Донел осторожно положил маленькую забинтованную руку себе на колени и погладил ее.
— Донел, — прошептала Дорилис. — Теперь, когда я выросла, не пора ли нам вспомнить о своих супружеских обязанностях?
Донел отвернулся, радуясь тому, что его сестра еще очень неуверенно владеет телепатией.
— Сейчас не время говорить об этом, чиа. Все мы сражаемся, чтобы выжить, а ты еще очень молода.
— Я уже не маленькая, — возразила Дорилис. — Я достаточно взрослая для работы в матриксном круге с Эллертом и остальными. Я достаточно взрослая, чтобы сражаться с нашими врагами.
— Но, дитя мое…
— Не называй меня так! Я не ребенок!
В ее голосе прозвучали гневные нотки; затем она прижалась головой к его плечу и тяжело, совсем не по-детски вздохнула.
— Теперь, Донел, когда нам всем угрожает опасность, Алдаран должен получить наследника. Отец немолод, и эта война с каждым днем старит его. А сегодня… — Ее голос дрогнул. — Вряд ли я задумывалась об этом раньше, я внезапно поняла, что ты можешь умереть… или я, хотя я еще почти ничего не видела в жизни. Если я умру раньше тебя, так и не родив ребенка, тебя выдворят из Алдарана, потому что ты не кровный родственник. Или если… если ты погибнешь, так и не подарив мне ребенка, то меня уложат в постель к незнакомому мужчине, а замок Алдаран достанется ему. Донел, я боюсь этого.
Донел держал маленькую руку сестры в своей. Да, она говорила правду. Только с помощью Дорилис он мог удержать в руках этот замок, который с самого детства был его домом. После долгих дней сражений и осады он тоже остро осознавал собственную уязвимость. Он видел людей, вспыхивавших как живые факелы, видел их умирающими. А Дорилис принадлежала ему, законно отданная ему в жены с согласия ее отца. Она была еще молода, но быстро, очень быстро взрослела…
Донел сжал ее руку.
— Там видно будет, Дорилис, — сказал он, прижав ее к себе. — Когда Кассандра скажет, что ты можешь выносить ребенка без угрозы для твоей жизни, тогда, если ты все еще будешь хотеть этого, твое желание исполнится.
Он наклонился, собираясь поцеловать ее в лоб, но Дорилис с удивительной силой прильнула к нему, пригнув его голову так, что их губы встретились. В ее поцелуе не было ничего от той девочки, которую он знал. Когда она наконец отпустила Донела, у него кружилась голова. Он встал и торопливо вышел из комнаты, но не раньше, чем Дорилис успела уловить его взволнованную мысль: «Нет, она уже не ребенок».
Тишина. Все стихло в замке Алдаран и в лагере осаждавших внизу. Весь день над долиной висела мертвящая тишина. Эллерт, поднявшийся в верхний чертог наблюдательной башни и снова наложивший связующее заклятье на стены замка, размышлял о том, какой новый дьявольский замысел врага скрывался за этим мнимым спокойствием. За время осады его чувства так обострились, что он почти видел замыслы противника. Или это была иллюзия? Его ларан рисовал образы замка, рушащегося в прах, чудовищную дрожь, сотрясавшую землю до самого основания…
Около полудня по всему замку внезапно раздались горестные крики и рыдания, хотя ничего заметного вроде бы не происходило. Эллерт, сидевший у окна вместе с Ренатой, Кассандрой и Маргали (Дорилис, чья рука еще сильно болела, лежала в постели, заснув под воздействием снотворного снадобья), получил первое предупреждение, когда старая лерони вдруг обхватила руками голову и зарыдала.
— О моя крошка, моя маленькая, моя бедная овечка, — всхлипывала она. — Я должна идти к ней!
Она выбежала из комнаты. Почти одновременно с этим Рената прижала руки к груди, словно пронзенная стрелой.
— Он умер! — выкрикнула она. — Они убили его!
Пока Эллерт потрясенно смотрел на нее, рядом раздался крик Кассандры. Ему сразу же показалось, что жена куда-то пропала, что мир потемнел, что где-то за запертой дверью она отчаянно борется за свою жизнь с его братом, и он должен пойти туда, защитить ее… Он в самом деле встал и сделал несколько шагов к двери, движимый страстным желанием спасти Кассандру от насильника, когда увидел ее в другом конце комнаты. Она стояла на коленях, раскачиваясь и вцепившись руками в волосы, словно причитая над трупом.
Крохи здравого смысла, еще остававшиеся у Эллерта, медленно пробивали путь к разуму. «Кассандру не нужно спасать, если она сидит здесь и плачет, словно самый дорогой для нее человек лежит мертвый». Однако другая часть разума упорно твердила ему, что он слышит крики гнева и ужаса, что она зовет его на помощь, умоляя поторопиться…
«Эллерт, Эллерт! Почему ты не идешь ко мне? Эллерт, приходи скорее!» — И длинный, отчаянный вопль, в котором смешались ужас и страдание.
Рената встала и неверной походкой направилась к двери. Эллерт удержал ее, обхватив руками за талию.
— Нет! — бормотал он. — Нет, Рената, ты не должна идти туда. Это наваждение! Мы должны бороться с ним!
Девушка брыкалась и вырывалась из его рук, словно обезумевшее животное, царапая ногтями его лицо, словно он был вовсе не Эллертом, а врагом, собиравшимся убить или изнасиловать ее. Ее глаза закатились, и Эллерт понял, что Рената не слышит и не видит его.
— Нет, нет, пусти меня! Это ребенок, они убивают нашего ребенка! Разве ты не видишь, что они собираются сбросить его со стены? О милосердная Аварра!.. Отпустите меня, проклятые убийцы! Убейте сначала меня!
Ледяная дрожь пробежала по спине Эллерта, когда он осознал, что Рената тоже борется с каким-то иллюзорным страхом, что ей чудится, что Донелу или ее еще не родившемуся ребенку угрожает опасность.
Даже удерживая Ренату, Эллерту приходилось бороться с убеждением, что Кассандра где-то рядом, плача, зовет его, умоляет прийти на помощь… Юноша понимал, что, если не удастся быстро положить конец наваждению, его сопротивление тоже будет сломлено и он помчится вниз по лестнице, разыскивая жену по всему замку, хотя его глаза говорили ему, что она находится здесь, в комнате, поглощенная тем же ужасом, который обуял Ренату.
Эллерт выхватил свой матрикс и сосредоточился на самоцвете.
«Правда, правда, пусть я увижу правду… земля и воздух, вода и огонь… пусть природа освободит от иллюзии… земля и воздух, вода и огонь…» У него не оставалось сил ни на что иное, кроме этого, самого простого заклятья, первой из молитв. Он выталкивал из себя несуществующие крики Кассандры, чудовищное чувство вины, сковывавшее крепче любой цепи, ложную уверенность в том, что он оставляет жену на растерзание врагам…
В измученном разуме разлилось спокойствие исцеляющего заклятья, тишина часовни в Неварсине. Хастур вступил в эту тишину и исцелился. Теперь он видел лишь то, что действительно существовало: двух женщин, попавших в силки устрашающих чар. Сначала он сосредоточился на Ренате, призывая ее успокоиться вместе с пульсацией исцеляющего заклятья. Мало-помалу он почувствовал, как оно входит в ее разум, успокаивает ее. Девушка перестала сопротивляться и потрясенно огляделась вокруг.
— Но это же неправда! — прошептала она. — Донел… Донел не умер, а наш ребенок еще даже не родился. Однако я видела, Эллерт. Я видела, как они держали их, и ничем не могла помочь.
— Заклятье ужаса. Думаю, каждый увидел то, чего он боится больше всего на свете. Быстро — помоги мне разбить его!
Глубоко потрясенная, но снова собравшаяся с силами, Рената взяла свой матрикс, и они одновременно сосредоточились на Кассандре. Вскоре ее крики прекратились, и она посмотрела на них, а затем моргнула, приходя в себя. Теперь, объединив три матрикса и три разума, лерони послали пульсацию исцеляющего заклятья по всему замку. Повсюду, от башен цитадели до глубоких погребов и на заполненном людьми внутреннем дворе, слуги, солдаты, конюхи и горничные приходили в себя, перестав слышать предсмертные крики своих любимых и стремиться спасти их, поразив безымянного врага.