Страница:
- А я думал, герцогиня Корнуольская состоит в твоей свите, - промолвил Леодегранс.
- Состояла прежде, - пояснила королева. - Однако несколько лет назад она покинула нас, желая поселиться у своей родственницы, и так и не возвратилась. - И в который раз Гвенвифар задумалась про себя: а где же все-таки Моргейна? Не на Авалоне, не в Лотиане у Моргаузы, не в Тинтагеле при Игрейне... да она где угодно может быть, в Малой Британии, или в Риме с паломничеством, или в стране фэйри, или в самой преисподней. Нет, так дальше продолжаться не может: Артур имеет право знать, где его ближайшая родственница - теперь, когда мать его умерла! Но ведь Моргейна наверняка приехала бы к смертному одру родной матери, если бы могла?
Гвенвифар вернулась на свое место рядом с Артуром. Ланселет и король чертили что-то остриями кинжалов на деревянных досках прямо перед собою, рассеянно поглощая пищу с одного блюда. Закусив губку - право, с тем же успехом она могла бы остаться в Тинтагеле, Артуру, похоже, все равно, здесь она или нет! - она собиралась уже пересесть на скамью поближе к своим дамам, но Артур поднял глаза, улыбнулся и протянул ей руку.
- Нет же, родная, я вовсе не хотел тебя прогонять... мне и впрямь необходимо переговорить со своим конюшим, но и тебе здесь тоже места хватит. - Король махнул слугам. - Принесите еще одну тарелку со снедью для моей госпожи. Это блюдо мы с Ланселетом превратили Бог знает во что; и свежий хлеб тоже где-то есть, если, конечно, еще остался, хотя теперь, в отсутствие Кэя, в кухнях царит сущий хаос.
- Думается мне, я уже сыта, - отозвалась Гвенвифар, прислоняясь к плечу мужа. Артур рассеянно потрепал ее по спине.
С другой стороны она ощущала теплое, надежное плечо Ланселета: до чего же ей спокойно и уютно между ними двумя! Артур наклонился вперед; одной рукою он по-прежнему поглаживал женины волосы, а другая сжимала кинжал, острием которого король вычерчивал карту.
- Гляди, нельзя ли нам перебросить конницу вот этим путем? Поскачем мы быстро; повозки с провиантом и грузом оставим, пусть едут в обход по равнине, а конники промчатся напрямую, во весь опор и налегке; под надзором Кэя вот уже три года, со времен Калидонского леса, выпекаются твердые галеты для армии, так что запасы у него скопились преизрядные. Скорее всего, высадятся саксы вот здесь... - Артур указал на некую точку на грубо воспроизведенной карте. - Леодегранс, Уриенс, идите сюда и взгляните...
Подошел отец Гвенвифар, а с ним - еще один рыцарь, худощавый, смуглый, щеголеватый, хотя волосы его уже посеребрила седина, а лицо избороздили морщины.
- Король Уриенс, - обратился к нему Артур, - приветствую в тебе друга моего отца и своего собственного. Ты уже знаком с госпожой моей Гвенвифар?
Уриенс поклонился. Голос его оказался на диво приятным и мелодичным.
- Рад возможности побеседовать с вами, госпожа. Когда в стране станет поспокойнее, я, ежели будет мне позволено, привезу в Камелот мою супругу, дабы представить ее тебе.
- Буду счастлива узнать ее, - отозвалась Гвенвифар, чувствуя, как фальшиво звучит ее голос: королева так и не научилась изрекать такого рода банальные любезности хоть сколько-нибудь убедительно.
- Однако ж не этим летом, нет; ныне у нас и без того хлопот по горло, - отозвался Уриенс, склоняясь над незамысловатой Артуровой картой. - Во времена Амброзия мы водили воинства вот этим путем: коней у нас в ту пору насчитывалось немного, вот разве те, что тащили подводы, однако вполне можно было подняться вот здесь, а вот тут срезать угол. Если едешь на юг Летней страны, главное - не угодить в болота.
- Я надеялся избежать нагорий, - возразил Ланселет.
- С такой многочисленной конницей так оно лучше, - покачал головой Уриенс.
- На этих холмах конь того и гляди споткнется о камень и переломает ноги, - не отступался Ланселет.
- Лучше так, сэр Ланселет, нежели допустить, чтобы и люди, и кони, и повозки увязли в болоте... лучше нагорья, чем топи, - настаивал Уриенс. Глядите, вот здесь проходит древняя римская стена...
- Ничего разобрать не могу; слишком уж много тут начеркано и перечеркано, - нетерпеливо бросил Ланселет. Он подошел к очагу, вытащил из огня длинную палку, загасил огонь и принялся рисовать на полу обугленным концом. - Глядите, вот Летняя страна, а вот - Озера и римская стена... Скажем, вот здесь у нас триста коней, а здесь - две сотни...
- Так много? - недоверчиво переспросил Уриенс. - Да в легионах Цезаря столько не было!
- Семь лет мы дрессировали коней и обучали солдат верховой езде, отозвался Ланселет.
- И заслуга в том целиком и полностью твоя, дорогой кузен, - не преминул вставить Артур.
- Все благодаря тебе, мой король: ибо у тебя хватило мудрости предвидеть, на что они годны, - улыбнулся Ланселет.
- Многие солдаты до сих пор не умеют сражаться верхом, - возразил Уриенс. - Что до меня, я и во главе пехотинцев дерусь недурно...
- И это прекрасно, - добродушно заверил Артур. - Ибо для каждого, кто желает биться верхом, у нас коней не найдется, равно как и седел, и стремян, и сбруи, хотя я заставил всех до одного шорников моего королевства работать не покладая рук; и здорово же мне пришлось потрудиться, взыскивая налоги, чтобы расплатиться за все это, так что теперь подданные считают меня жадным тираном! - Король, тихо рассмеявшись, потрепал Гвенвифар по спине. - И все это время у меня самого золота едва хватало, чтобы купить моей королеве шелков для вышивания! Все деньги ушли на коней, на кузнецов и седельников! - Внезапно веселости его как не бывало; король резко посерьезнел, сурово свел брови. - И ныне ждет нас величайшее из испытаний, что только выпадали нам на долю: на сей раз саксы идут сплошным потоком, друзья мои. И если мы их не остановим, при том, что за саксами - численный перевес более чем в два раза, в этой земле кормить будет некого, кроме как воронов и волков!
- В этом и состоит преимущество конного войска, - сдержанно объявил Ланселет. - Вооруженные всадники могут сражаться против врага с численным перевесом в пять, десять, даже двадцать раз. Что ж, поглядим, и если предположения наши правильны, мы остановим саксов раз и навсегда. А если нет - значит, погибнем, защищая наши дома, и любимые нами земли, и наших детей и женщин.
- Да, - тихо отозвался Артур, - так тому и быть. Ибо чего ради трудились мы с тех самых пор, как выросли настолько, чтобы взять в руки меч, а, Галахад?
Артур улыбнулся этой своей редкой, лучезарной улыбкой, и у Гвенвифар сердце сжалось от боли. "Мне он никогда так не улыбается. Однако же, когда я сообщу ему мою добрую весть, тогда..."
На мгновение Ланселет просиял ответной улыбкой, а затем вздохнул.
- Я получил вести от моего сводного брата Лионеля - Банова старшего сына. Он сообщал, что выйдет в море через три дня... ох, нет. - Ланселет умолк и вновь посчитал на пальцах. - Он уже плывет: гонец задержался. У Лионеля сорок кораблей, и он рассчитывает загнать саксонские суда - все или сколько получится - на скалы или оттеснить их на юг, к корнуольскому берегу, где толком не высадишься. А затем он причалит к берегу и приведет своих людей к месту сбора. Надо мне выслать гонца с сообщением о месте встречи. - Ланселет ткнул палкой в импровизированную карту на камнях пола.
В дверях послышались приглушенные голоса, и в зал, пробираясь между поставленными тут и там скамейками и раскладными столами, вошел новый гость - худощавый, высокий, уже седеющий. Гвенвифар не видела Лота Оркнейского со времен битвы в Калидонском лесу.
- Однако не ждал я когда-либо увидеть Артуров зал вот так, как ныне: без Круглого Стола, с голыми стенами... как, Артур, кузен мой, ты, никак, в бабки вздумал играть на полу со своими приятелями?
- Круглый Стол, родич, ныне отправлен в Камелот, - отозвался Артур, вставая, - равно как и прочая мебель, и всяческая утварь. А здесь ты видишь военный лагерь; мы ждем лишь рассвета, чтобы отослать последних оставшихся женщин в Камелот. Большинство женщин и все дети уже отбыли.
Лот поклонился королеве.
- Вот уж воистину, чертог Артура оскудел, - по своему обыкновению, вкрадчиво произнес он. - Но не опасно ли отправлять детей и женщин в путь, когда земля охвачена войною?
- Так далеко в глубь острова саксы еще не добрались, - возразил Артур, - и, если с отъездом не мешкать, никакой опасности нет. Мне придется выделить пятьдесят человек, - то-то неблагодарная это миссия! - они не пойдут в битву, но будут охранять Камелот. Королеве Моргаузе лучше оставаться там, где она сейчас - в Лотиане; и рад я, что сестра моя при ней!
- Моргейна? - Лот покачал головой. - Вот уже много лет, как из Лотиана она уехала! Ну надо же, надо же! Хотел бы я знать, куда она отправилась? И главное, с кем? Я всегда говорил: эта юная особа не так проста, как кажется на первый взгляд! Но почему ты выбрал Камелот, лорд мой Артур?
- Крепость легко оборонять, - пояснил король. - Пятьдесят воинов продержатся там до второго пришествия Христа. Если бы я оставил женщин здесь, в Каэрлеоне, мне пришлось бы вывести из битвы две сотни рыцарей, если не больше. В толк не могу взять, с какой стати мой отец сделал Каэрлеон своей крепостью: я надеялся, что мы всем двором успеем перебраться в Камелот до того, как снова нагрянут саксы, и тогда им пришлось бы идти к нам походным маршем через всю Британию, а мы сразились бы с ними там, где сочли бы нужным. Если бы мы завели их в болота и озера Летней страны, где за год местность меняется до неузнаваемости, так трясины и топи сослужили бы нам службу не хуже, чем луки, стрелы и топоры; а малый народец Авалона добил бы оставшихся кремневыми стрелами.
- Как раз за этим они и идут, - отозвался Ланселет, отрываясь от карты на камнях и выпрямляясь на коленях. - Авалон уже выставил три сотни бойцов; говорят, придут и еще. А мерлин, когда я беседовал с ним в последний раз, сказал, что с острова выслали конных гонцов и в твои земли, лорд мой Уриенс, так что весь Древний народ, живущий в твоих холмах, встанет под наши знамена. Итак, у нас есть легион: конница для битв на равнине, и каждый всадник, закованный в доспехи и вооруженный копьями, выстоит против дюжины саксов или даже более. Затем, у нас есть без счету пехотинцев, лучников и мечников, способных сражаться в холмах и долинах. А еще люди Племен, с топорами и пиками, и Древний народ - эти сражаются из засады и, оставаясь невидимыми, посылают во врагов стрелы. Думаю, с таким войском мы дадим отпор всем саксам, сколько есть в Галлии и на берегах большой земли!
- Именно это нам и предстоит, - промолвил Лот. - Я сражался с саксами со времен Амброзия; вот и Уриенс тоже; однако никогда еще не доводилось нам иметь дела с таким войском, что движется на нас сейчас!
- Со времен моего коронования я знал, что однажды этот день настанет: так предрекла Владычица Озера, вручая мне Эскалибур. А теперь она велит всему народу Авалона встать под знамя Пендрагона.
- Все мы там будем, - заверил Лот, но Гвенвифар содрогнулась, и Артур заботливо промолвил:
- Родная моя, ты весь день провела в седле, да и накануне тоже не отдыхала, а на рассвете тебе снова в путь. Не позвать ли мне твоих дам, чтобы уложили тебя в постель?
Королева покачала головой и сцепила руки на коленях.
- Нет, я не устала, нет... Артур, не подобает того, чтобы язычники Авалона, почитатели чародейства, сражались на стороне христианского короля! А когда ты призовешь их под это богомерзкое знамя...
- Королева моя, ты предпочла бы, чтобы люди Авалона сидели сложа руки, глядя, как дома их разоряют саксы? Ведь Британия - и их родина тоже; они станут сражаться, как и мы, чтобы уберечь свою землю от захватчиков-варваров. А Пендрагон - их законный король; ему принесли они клятву...
- Я не про то, - отозвалась Гвенвифар, стараясь, чтобы голос ее не дрожал, точно у малолетней девчонки, дерзнувшей заговорить на совете мужей. "В конце концов, - внушала себе королева, - Моргаузу признают советницей Лота; да и Вивиана охотно рассуждала о делах государственных!" - Мне не по душе, что мы и люд Авалона станем сражаться бок о бок. В этой битве люди цивилизованные, приверженцы Христа, потомки Рима дадут отпор тем, кто не знает нашего Бога. Древний народ - тоже враги, не меньше, чем саксы, и не быть этой земле воистину христианской, пока все они не погибнут или не укроются в холмах вместе со своими демонами! И не по душе мне, Артур, что стягом своим избрал ты языческое знамя. Должно бы тебе сражаться, подобно Уриенсу, под знаком Христова креста, чтобы могли мы отличить друзей от врагов!
- Выходит, я тебе тоже враг, Гвенвифар? - проговорил Ланселет, потрясенно глядя на собеседницу. Она покачала головой:
- Ланселет, ты - христианин.
- Моя мать - та самая злобная Владычица Озера, которую ты осуждаешь за чародейство, - отозвался он, - а сам я воспитывался на Авалоне, и Древний народ - мой народ. Мой родной отец, христианский король, тоже заключил Великий Брак с Богиней ради своей земли! - Вид у него был суровый и рассерженный.
Артур взялся за рукоять Эскалибура, сокрытого в ножнах алого бархата, расшитых золотом. И при виде того, как рука его, на запястье которой красовались вытатуированные змеи, легла на магические знаки ножен, Гвенвифар отвела глаза.
- Как же Господь дарует нам победу, если отказываемся мы отречься от чародейских символов и сражаться под знаком Его креста?
- В словах королевы есть зерно истины, - примирительно промолвил Уриенс. - Но я поднимаю своих орлов во имя отца и Рима.
- А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет на то твоя воля, - предложил Леодегранс. - Кому, как не тебе, носить его с честью во имя твоей королевы!
Артур покачал головой. Лишь багровые пятна на скулах выдавали, насколько он разгневан.
- Я поклялся сражаться под королевским знаменем Пендрагона и буду сражаться под ним или погибну. Я - не тиран. Те, кто хочет, могут изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак того, что все жители Британии - христиане, друиды и Древний народ тоже - станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем прочим зверьем, так и Пендрагон - над всем народом! Всем, говорю я вам!
- А рядом с драконом будут сражаться орлы Уриенса и Великая госпожа Ворон Лотиана, - объявил Лот, вставая. - А Гавейн разве не здесь, Артур? Я не прочь перемолвиться словом с сыном, и казалось мне, он неизменно рядом с тобою!
- Мне недостает его не меньше, чем тебе, дядя, - отозвался Артур. Если Гавейн не прикрывает мне спину, я просто не знаю, куда шагнуть; однако пришлось мне послать его с известием в Тинтагель, ибо гонца быстрее его нет.
- Однако ж оберегать тебя есть кому, - брюзгливо отозвался Лот. - Вон, вижу, Ланселет и на три шага от тебя не отходит; этот всегда готов на освободившееся место встать!
- Так уж оно повелось среди Артуровых соратников, родич: все мы состязаемся друг с другом за высокую честь быть ближе к королю, невозмутимо отозвался Ланселет, хотя щеки его пылали. - Когда Гавейн здесь, даже Кэю, приемному брату Артура, и мне, паладину королевы, приходится поневоле отойти в тень.
Артур обернулся к королеве.
- Воистину, королева моя, должно тебе пойти отдохнуть. Совет того и гляди затянется за полночь, а тебе выезжать на рассвете.
Гвенвифар стиснула руки. "Только сегодня, один-единственный раз, пусть мне достанет храбрости высказаться..."
- Нет. Нет, лорд мой, на рассвете я никуда не поеду - ни в Камелот, ни в какое иное место на земле.
На скулах Артура вновь обозначились алые пятна гнева.
- Но как же так, госпожа? Когда в земли пришла война, медлить никак не годится. Я бы охотно позволил тебе отдохнуть день-другой перед дальней дорогой, но нам необходимо как можно быстрее переправить вас всех в безопасное место, прежде чем нагрянут саксы. Говорю тебе, Гвенвифар: с наступлением дня тебя будет ждать оседланный конь. А если верхом ты скакать не можешь, так поедешь в носилках или хоть в кресле, но поедешь непременно.
- Не поеду! - исступленно выкрикнула королева. - И ты меня не заставишь, разве что прикрутишь к коню веревками!
- Господь меня сохрани от такого, - отозвался Артур. - Но в чем же дело, госпожа моя? - Король явно встревожился, однако голос его звучал весело и шутливо. - Как же так: все эти легионы воинов, что встали лагерем снаружи, повинуются моему слову, а здесь, у собственного моего домашнего очага, бунтуют, и кто же - законная жена!
- Воины твои вольны повиноваться твоему слову, - в отчаянии твердила королева. - У них-то нет тех причин оставаться на месте, что у меня! Мне довольно одной прислужницы и еще повитухи, лорд мой, но я никуда не поеду даже до реки - раньше, чем появится на свет наш сын!
"Вот я и сказала... прямо здесь, перед столькими собравшимися..."
Артур услышал и понял, однако, вместо того чтобы возликовать от радости, напротив, лишь встревожился. Он покачал головой, вымолвил:
- Гвенвифар... - и умолк.
- Так ты беременна, госпожа? - довольно рассмеялся Лот. - О, мои поздравления! Но только путешествию это вовсе не препятствует. Моргауза, помнится, с седла не слезала до тех пор, пока не раздавалась настолько, что коню нести ее было уже не по силам, а по тебе пока и не скажешь, что ты непраздна. Наши повитухи уверяют, что свежий воздух и прогулки беременным только на пользу; свою любимую кобылу я, бывало, гонять перестаю лишь за шесть недель до того, как ей ожеребиться.
- Я не кобыла, - холодно отпарировала Гвенвифар, - и у меня уже дважды случался выкидыш. Ты, Артур, никак, хочешь, чтобы все повторилось заново?
- И все-таки ты не можешь здесь остаться. Этот замок защищен плохо, в смятении убеждал Артур. - А войско в любой момент выступит в поход! И несправедливо было бы просить твоих дам задержаться с тобою, подвергаясь риску попасть в руки саксов. Я уверен, милая жена, дорога тебе не повредит; среди тех, кто уехал в Камелот на прошлой неделе, были и женщины в положении; и, уж конечно, тебе никак нельзя жить здесь совсем одной, в отсутствие других женщин; ведь Каэрлеон и впрямь превратится в настоящий военный лагерь, моя Гвен!
Гвенвифар оглядела свою свиту.
- Неужто ни одна из вас не останется со своей королевой?
- Я останусь с тобою, кузина, ежели будет на то дозволение Артура, промолвила Элейна.
- И я останусь, если супруг мой не возражает, хотя сын наш уже в Камелоте, - подхватила Мелеас.
- Нет, Мелеас, ты поезжай к ребенку, - возразила Элейна. - Я с королевой в родстве, и все, что в силах вынести Гвенвифар, вынесу и я, даже если нам предстоит жить в военном лагере бок о бок с мужчинами. - Девушка встала рядом с королевой и взяла ее за руку. - Но, может статься, в носилках ты все-таки доехала бы? В Камелоте куда безопаснее.
Ланселет поднялся на ноги, подошел к королеве, наклонился к ее руке и тихонько проговорил:
- Госпожа моя, умоляю: поезжай с женщинами. Возможно, не пройдет и нескольких дней, как вся округа превратится в дымящееся пепелище, как только нагрянут саксы. А в Камелоте ты окажешься совсем рядом с королевством твоего отца. Кроме того, моя мать живет на Авалоне, в каком-нибудь дне пути: она - прославленная целительница и повитуха; конечно же, она навестит тебя и позаботится о тебе как должно и даже останется с тобою до родов. Если я пошлю к матери гонца и попрошу поспешить к тебе, ты ведь поедешь?
Гвенвифар опустила голову, борясь со слезами. "И снова должно мне покориться чужой воле; таков удел всех женщин, и неважно, чего я хочу и него не хочу!" А теперь вот даже Ланселет пытается заставить ее покориться. Гвен вспомнила, как добиралась до Каэрлеона от Летней страны; даже при том, что рядом была Игрейна, она себя не помнила от ужаса... и никогда ей не забыть этот бесконечно долгий день, когда ехала она через кошмарные вересковые пустоши от Тинтагеля... А вот теперь она под надежной защитой стен, и, кажется, никогда не пожелает покинуть это безопасное прибежище.
Возможно, когда она окрепнет, а на руках у нее будет мирно спать здоровенький сын... возможно, тогда она осмелится-таки отправиться в путь, но не сейчас... а Ланселет, видите ли, предлагает ей в утешение общество своей матери, этой злобной колдуньи! Неужто он и впрямь думает, что она подпустит такую ведьму к своему сыну? Артур пусть сколько хочет оскверняет себя обетами и сношениями с Авалоном, но сына ее языческое зло не затронет.
- Благодарю за заботу, Ланселет, - упрямо отозвалась она, - но до рождения сына я с места не стронусь.
- Даже если бы тебя отвезли не куда-нибудь, а на Авалон? - предложил Артур. - Места безопаснее для тебя и нашего сына в целом свете не сыщешь.
Гвенвифар вздрогнула, осенила себя крестом.
- Сохрани меня Господь и Пресвятая Мария! - прошептала она. - Я скорее в страну фэйри отправлюсь!
- Гвенвифар, ну, послушай же меня... - настойчиво начал было король, но тут же обреченно вздохнул, и Гвенвифар поняла: она победила! - Пусть будет так, как ты хочешь. Если тебе кажется, что ехать - опаснее, чем оставаться, тогда не дай мне Господь принуждать тебя...
- Артур, и ты ей позволишь? - свирепо вмешался Гахерис. - А я скажу тебе: привяжи ее к коню, словно тюк, и отошли прочь, хочет она того или нет. Король мой, или ты станешь прислушиваться к женским бредням?
Артур устало покачал головой.
- Довольно, кузен, - промолвил он, - сразу видно: ты - человек неженатый. Гвенвифар, делай, как знаешь. Можешь оставить при себе Элейну, одну служанку, повитуху и своего исповедника, но не больше. Все прочие выезжают на рассвете. А теперь ступай к себе, Гвен, мне некогда.
И королева, покорно подставляя щеку для обязательного мужнего поцелуя, - чувствовала себя так, словно победа ее обернулась поражением.
Прочие женщины отбыли на рассвете. Мелеас просилась остаться с королевой, но Грифлет не захотел и слушать.
- У Элейны нет ни мужа, ни ребенка, - отвечал рыцарь. - Вот пусть она и остается. Однако же на месте короля Пелинора я бы точно отправил дочку в Камелот, и на королеву бы не посмотрел. А вот ты поедешь, так и знай, госпожа моя. - И Гвенвифар померещилось, что Грифлет бросил в ее сторону взгляд, исполненный глубокого презрения.
Артур ясно дал ей понять, что большая часть замка ныне отводится под военный лагерь, так что ей должно оставаться в своих покоях вместе с Элейной и служанками. Мебель ее почти всю отправили в Камелот; теперь в спальню перенесли кровать из гостевой комнаты; это ложе королева разделяла с Элейной. Артур ночевал в лагере вместе со своими людьми; раз в день он присылал кого-нибудь справиться, как там жена, однако самого его Гвенвифар почти не видела.
Поначалу королева ожидала, что войска вот-вот выступят на битву с саксами, или что бой произойдет прямо здесь, перед замком, но дни шли за днями, недели за неделями, а вестей так и не было. Один за другим приезжали гонцы и посланники, в Каэрлеон стекались все новые воинства, однако, запертая в своих покоях с примыкающим к ним крохотным садиком, слышала она лишь обрывки новостей - все, что приносили ей служанка с повитухой, изрядно искаженные, и по большей части сплетни. Время тянулось бесконечно; по утрам ее тошнило и хотелось только лежать, однако позже королеве сделалось лучше, и теперь она беспокойно расхаживала по садику: делать ей было нечего, кроме как представлять про себя, как страшные захватчики-саксы движутся в глубь острова, да думать о ребенке... Королева с удовольствием шила бы одежки для малыша, но шерсти, чтобы прясть, не было во всем замке, да и большой ткацкий станок увезли прочь вместе с остальной мебелью.
Однако же маленький станок у нее остался, а еще - шелк, и пряжа, и принадлежности для вышивания - все то, что она возила с собою в Тинтагель. И Гвенвифар задумала выткать знамя... Некогда Артур пообещал ей, что, когда жена подарит ему сына, она сможет попросить в дар все, что угодно, - все, что в его власти. И королева задумала про себя: в этот счастливый день она попросит Артура отречься от языческого знамени Пендрагона и принять Христов крест. Вот тогда вся эта земля под властью Верховного короля станет воистину христианской, а Артуров легион превратится в священное воинство, и Дева Мария возьмет его под свою руку.
Королева представляла себе нечто невыразимо-прекрасное: синее знамя с золотой вышивкой, а на плащ Пресвятой Девы пойдут ее бесценные алые шелка. Иных занятий у Гвенвифар не было, так что трудилась она с утра до ночи, и, благодаря помощи Элейны, под пальцами ее прихотливый узор рос не по дням, а по часам. "В каждый стежок на этом знамени вплету я молитвы о сохранности Артура и о том, чтобы земля сия стала воистину христианской от Тинтагеля до Лотиана..."
Как-то после полудня королеву навестил мерлин, почтенный Талиесин. Гвенвифар засомневалась было - стоит ли подпускать к себе старого язычника и демонопоклонника в такое время, пока носит она Артурова сына, которому в один прекрасный день суждено стать королем этой христианской земли? Но, встретив добрый, сочувственный взгляд старика, вовремя вспомнила, что Талиесин - отец Игрейны и, значит, младенцу ее приходится прадедом.
- Да благословит тебя Вечность, Гвенвифар, - промолвил гость, простирая над нею руки. Королева перекрестилась и с запозданием задумалась, а не обиделся ли мерлин, но тот, похоже, счел происшедшее лишь обменом приветствиями.
- Как тебе живется, госпожа, в заточении столь суровом? - осведомился мерлин, оглядываясь по сторонам. - Да вы здесь точно в темнице! В Камелоте тебе было бы не в пример лучше, или, скажем, на Авалоне, или на Инис Витрин - ты ведь там в монастырской школе обучалась, верно? Там, по крайней мере, ты бы свежим воздухом дышала да и размяться могла бы! А это не комната, а просто хлев какой-то!
- Состояла прежде, - пояснила королева. - Однако несколько лет назад она покинула нас, желая поселиться у своей родственницы, и так и не возвратилась. - И в который раз Гвенвифар задумалась про себя: а где же все-таки Моргейна? Не на Авалоне, не в Лотиане у Моргаузы, не в Тинтагеле при Игрейне... да она где угодно может быть, в Малой Британии, или в Риме с паломничеством, или в стране фэйри, или в самой преисподней. Нет, так дальше продолжаться не может: Артур имеет право знать, где его ближайшая родственница - теперь, когда мать его умерла! Но ведь Моргейна наверняка приехала бы к смертному одру родной матери, если бы могла?
Гвенвифар вернулась на свое место рядом с Артуром. Ланселет и король чертили что-то остриями кинжалов на деревянных досках прямо перед собою, рассеянно поглощая пищу с одного блюда. Закусив губку - право, с тем же успехом она могла бы остаться в Тинтагеле, Артуру, похоже, все равно, здесь она или нет! - она собиралась уже пересесть на скамью поближе к своим дамам, но Артур поднял глаза, улыбнулся и протянул ей руку.
- Нет же, родная, я вовсе не хотел тебя прогонять... мне и впрямь необходимо переговорить со своим конюшим, но и тебе здесь тоже места хватит. - Король махнул слугам. - Принесите еще одну тарелку со снедью для моей госпожи. Это блюдо мы с Ланселетом превратили Бог знает во что; и свежий хлеб тоже где-то есть, если, конечно, еще остался, хотя теперь, в отсутствие Кэя, в кухнях царит сущий хаос.
- Думается мне, я уже сыта, - отозвалась Гвенвифар, прислоняясь к плечу мужа. Артур рассеянно потрепал ее по спине.
С другой стороны она ощущала теплое, надежное плечо Ланселета: до чего же ей спокойно и уютно между ними двумя! Артур наклонился вперед; одной рукою он по-прежнему поглаживал женины волосы, а другая сжимала кинжал, острием которого король вычерчивал карту.
- Гляди, нельзя ли нам перебросить конницу вот этим путем? Поскачем мы быстро; повозки с провиантом и грузом оставим, пусть едут в обход по равнине, а конники промчатся напрямую, во весь опор и налегке; под надзором Кэя вот уже три года, со времен Калидонского леса, выпекаются твердые галеты для армии, так что запасы у него скопились преизрядные. Скорее всего, высадятся саксы вот здесь... - Артур указал на некую точку на грубо воспроизведенной карте. - Леодегранс, Уриенс, идите сюда и взгляните...
Подошел отец Гвенвифар, а с ним - еще один рыцарь, худощавый, смуглый, щеголеватый, хотя волосы его уже посеребрила седина, а лицо избороздили морщины.
- Король Уриенс, - обратился к нему Артур, - приветствую в тебе друга моего отца и своего собственного. Ты уже знаком с госпожой моей Гвенвифар?
Уриенс поклонился. Голос его оказался на диво приятным и мелодичным.
- Рад возможности побеседовать с вами, госпожа. Когда в стране станет поспокойнее, я, ежели будет мне позволено, привезу в Камелот мою супругу, дабы представить ее тебе.
- Буду счастлива узнать ее, - отозвалась Гвенвифар, чувствуя, как фальшиво звучит ее голос: королева так и не научилась изрекать такого рода банальные любезности хоть сколько-нибудь убедительно.
- Однако ж не этим летом, нет; ныне у нас и без того хлопот по горло, - отозвался Уриенс, склоняясь над незамысловатой Артуровой картой. - Во времена Амброзия мы водили воинства вот этим путем: коней у нас в ту пору насчитывалось немного, вот разве те, что тащили подводы, однако вполне можно было подняться вот здесь, а вот тут срезать угол. Если едешь на юг Летней страны, главное - не угодить в болота.
- Я надеялся избежать нагорий, - возразил Ланселет.
- С такой многочисленной конницей так оно лучше, - покачал головой Уриенс.
- На этих холмах конь того и гляди споткнется о камень и переломает ноги, - не отступался Ланселет.
- Лучше так, сэр Ланселет, нежели допустить, чтобы и люди, и кони, и повозки увязли в болоте... лучше нагорья, чем топи, - настаивал Уриенс. Глядите, вот здесь проходит древняя римская стена...
- Ничего разобрать не могу; слишком уж много тут начеркано и перечеркано, - нетерпеливо бросил Ланселет. Он подошел к очагу, вытащил из огня длинную палку, загасил огонь и принялся рисовать на полу обугленным концом. - Глядите, вот Летняя страна, а вот - Озера и римская стена... Скажем, вот здесь у нас триста коней, а здесь - две сотни...
- Так много? - недоверчиво переспросил Уриенс. - Да в легионах Цезаря столько не было!
- Семь лет мы дрессировали коней и обучали солдат верховой езде, отозвался Ланселет.
- И заслуга в том целиком и полностью твоя, дорогой кузен, - не преминул вставить Артур.
- Все благодаря тебе, мой король: ибо у тебя хватило мудрости предвидеть, на что они годны, - улыбнулся Ланселет.
- Многие солдаты до сих пор не умеют сражаться верхом, - возразил Уриенс. - Что до меня, я и во главе пехотинцев дерусь недурно...
- И это прекрасно, - добродушно заверил Артур. - Ибо для каждого, кто желает биться верхом, у нас коней не найдется, равно как и седел, и стремян, и сбруи, хотя я заставил всех до одного шорников моего королевства работать не покладая рук; и здорово же мне пришлось потрудиться, взыскивая налоги, чтобы расплатиться за все это, так что теперь подданные считают меня жадным тираном! - Король, тихо рассмеявшись, потрепал Гвенвифар по спине. - И все это время у меня самого золота едва хватало, чтобы купить моей королеве шелков для вышивания! Все деньги ушли на коней, на кузнецов и седельников! - Внезапно веселости его как не бывало; король резко посерьезнел, сурово свел брови. - И ныне ждет нас величайшее из испытаний, что только выпадали нам на долю: на сей раз саксы идут сплошным потоком, друзья мои. И если мы их не остановим, при том, что за саксами - численный перевес более чем в два раза, в этой земле кормить будет некого, кроме как воронов и волков!
- В этом и состоит преимущество конного войска, - сдержанно объявил Ланселет. - Вооруженные всадники могут сражаться против врага с численным перевесом в пять, десять, даже двадцать раз. Что ж, поглядим, и если предположения наши правильны, мы остановим саксов раз и навсегда. А если нет - значит, погибнем, защищая наши дома, и любимые нами земли, и наших детей и женщин.
- Да, - тихо отозвался Артур, - так тому и быть. Ибо чего ради трудились мы с тех самых пор, как выросли настолько, чтобы взять в руки меч, а, Галахад?
Артур улыбнулся этой своей редкой, лучезарной улыбкой, и у Гвенвифар сердце сжалось от боли. "Мне он никогда так не улыбается. Однако же, когда я сообщу ему мою добрую весть, тогда..."
На мгновение Ланселет просиял ответной улыбкой, а затем вздохнул.
- Я получил вести от моего сводного брата Лионеля - Банова старшего сына. Он сообщал, что выйдет в море через три дня... ох, нет. - Ланселет умолк и вновь посчитал на пальцах. - Он уже плывет: гонец задержался. У Лионеля сорок кораблей, и он рассчитывает загнать саксонские суда - все или сколько получится - на скалы или оттеснить их на юг, к корнуольскому берегу, где толком не высадишься. А затем он причалит к берегу и приведет своих людей к месту сбора. Надо мне выслать гонца с сообщением о месте встречи. - Ланселет ткнул палкой в импровизированную карту на камнях пола.
В дверях послышались приглушенные голоса, и в зал, пробираясь между поставленными тут и там скамейками и раскладными столами, вошел новый гость - худощавый, высокий, уже седеющий. Гвенвифар не видела Лота Оркнейского со времен битвы в Калидонском лесу.
- Однако не ждал я когда-либо увидеть Артуров зал вот так, как ныне: без Круглого Стола, с голыми стенами... как, Артур, кузен мой, ты, никак, в бабки вздумал играть на полу со своими приятелями?
- Круглый Стол, родич, ныне отправлен в Камелот, - отозвался Артур, вставая, - равно как и прочая мебель, и всяческая утварь. А здесь ты видишь военный лагерь; мы ждем лишь рассвета, чтобы отослать последних оставшихся женщин в Камелот. Большинство женщин и все дети уже отбыли.
Лот поклонился королеве.
- Вот уж воистину, чертог Артура оскудел, - по своему обыкновению, вкрадчиво произнес он. - Но не опасно ли отправлять детей и женщин в путь, когда земля охвачена войною?
- Так далеко в глубь острова саксы еще не добрались, - возразил Артур, - и, если с отъездом не мешкать, никакой опасности нет. Мне придется выделить пятьдесят человек, - то-то неблагодарная это миссия! - они не пойдут в битву, но будут охранять Камелот. Королеве Моргаузе лучше оставаться там, где она сейчас - в Лотиане; и рад я, что сестра моя при ней!
- Моргейна? - Лот покачал головой. - Вот уже много лет, как из Лотиана она уехала! Ну надо же, надо же! Хотел бы я знать, куда она отправилась? И главное, с кем? Я всегда говорил: эта юная особа не так проста, как кажется на первый взгляд! Но почему ты выбрал Камелот, лорд мой Артур?
- Крепость легко оборонять, - пояснил король. - Пятьдесят воинов продержатся там до второго пришествия Христа. Если бы я оставил женщин здесь, в Каэрлеоне, мне пришлось бы вывести из битвы две сотни рыцарей, если не больше. В толк не могу взять, с какой стати мой отец сделал Каэрлеон своей крепостью: я надеялся, что мы всем двором успеем перебраться в Камелот до того, как снова нагрянут саксы, и тогда им пришлось бы идти к нам походным маршем через всю Британию, а мы сразились бы с ними там, где сочли бы нужным. Если бы мы завели их в болота и озера Летней страны, где за год местность меняется до неузнаваемости, так трясины и топи сослужили бы нам службу не хуже, чем луки, стрелы и топоры; а малый народец Авалона добил бы оставшихся кремневыми стрелами.
- Как раз за этим они и идут, - отозвался Ланселет, отрываясь от карты на камнях и выпрямляясь на коленях. - Авалон уже выставил три сотни бойцов; говорят, придут и еще. А мерлин, когда я беседовал с ним в последний раз, сказал, что с острова выслали конных гонцов и в твои земли, лорд мой Уриенс, так что весь Древний народ, живущий в твоих холмах, встанет под наши знамена. Итак, у нас есть легион: конница для битв на равнине, и каждый всадник, закованный в доспехи и вооруженный копьями, выстоит против дюжины саксов или даже более. Затем, у нас есть без счету пехотинцев, лучников и мечников, способных сражаться в холмах и долинах. А еще люди Племен, с топорами и пиками, и Древний народ - эти сражаются из засады и, оставаясь невидимыми, посылают во врагов стрелы. Думаю, с таким войском мы дадим отпор всем саксам, сколько есть в Галлии и на берегах большой земли!
- Именно это нам и предстоит, - промолвил Лот. - Я сражался с саксами со времен Амброзия; вот и Уриенс тоже; однако никогда еще не доводилось нам иметь дела с таким войском, что движется на нас сейчас!
- Со времен моего коронования я знал, что однажды этот день настанет: так предрекла Владычица Озера, вручая мне Эскалибур. А теперь она велит всему народу Авалона встать под знамя Пендрагона.
- Все мы там будем, - заверил Лот, но Гвенвифар содрогнулась, и Артур заботливо промолвил:
- Родная моя, ты весь день провела в седле, да и накануне тоже не отдыхала, а на рассвете тебе снова в путь. Не позвать ли мне твоих дам, чтобы уложили тебя в постель?
Королева покачала головой и сцепила руки на коленях.
- Нет, я не устала, нет... Артур, не подобает того, чтобы язычники Авалона, почитатели чародейства, сражались на стороне христианского короля! А когда ты призовешь их под это богомерзкое знамя...
- Королева моя, ты предпочла бы, чтобы люди Авалона сидели сложа руки, глядя, как дома их разоряют саксы? Ведь Британия - и их родина тоже; они станут сражаться, как и мы, чтобы уберечь свою землю от захватчиков-варваров. А Пендрагон - их законный король; ему принесли они клятву...
- Я не про то, - отозвалась Гвенвифар, стараясь, чтобы голос ее не дрожал, точно у малолетней девчонки, дерзнувшей заговорить на совете мужей. "В конце концов, - внушала себе королева, - Моргаузу признают советницей Лота; да и Вивиана охотно рассуждала о делах государственных!" - Мне не по душе, что мы и люд Авалона станем сражаться бок о бок. В этой битве люди цивилизованные, приверженцы Христа, потомки Рима дадут отпор тем, кто не знает нашего Бога. Древний народ - тоже враги, не меньше, чем саксы, и не быть этой земле воистину христианской, пока все они не погибнут или не укроются в холмах вместе со своими демонами! И не по душе мне, Артур, что стягом своим избрал ты языческое знамя. Должно бы тебе сражаться, подобно Уриенсу, под знаком Христова креста, чтобы могли мы отличить друзей от врагов!
- Выходит, я тебе тоже враг, Гвенвифар? - проговорил Ланселет, потрясенно глядя на собеседницу. Она покачала головой:
- Ланселет, ты - христианин.
- Моя мать - та самая злобная Владычица Озера, которую ты осуждаешь за чародейство, - отозвался он, - а сам я воспитывался на Авалоне, и Древний народ - мой народ. Мой родной отец, христианский король, тоже заключил Великий Брак с Богиней ради своей земли! - Вид у него был суровый и рассерженный.
Артур взялся за рукоять Эскалибура, сокрытого в ножнах алого бархата, расшитых золотом. И при виде того, как рука его, на запястье которой красовались вытатуированные змеи, легла на магические знаки ножен, Гвенвифар отвела глаза.
- Как же Господь дарует нам победу, если отказываемся мы отречься от чародейских символов и сражаться под знаком Его креста?
- В словах королевы есть зерно истины, - примирительно промолвил Уриенс. - Но я поднимаю своих орлов во имя отца и Рима.
- А я готов вручить тебе знамя креста, лорд мой Артур, коли будет на то твоя воля, - предложил Леодегранс. - Кому, как не тебе, носить его с честью во имя твоей королевы!
Артур покачал головой. Лишь багровые пятна на скулах выдавали, насколько он разгневан.
- Я поклялся сражаться под королевским знаменем Пендрагона и буду сражаться под ним или погибну. Я - не тиран. Те, кто хочет, могут изображать на щите Христов крест, но знамя Пендрагона реет в знак того, что все жители Британии - христиане, друиды и Древний народ тоже - станут биться бок о бок. Как дракон поставлен над всем прочим зверьем, так и Пендрагон - над всем народом! Всем, говорю я вам!
- А рядом с драконом будут сражаться орлы Уриенса и Великая госпожа Ворон Лотиана, - объявил Лот, вставая. - А Гавейн разве не здесь, Артур? Я не прочь перемолвиться словом с сыном, и казалось мне, он неизменно рядом с тобою!
- Мне недостает его не меньше, чем тебе, дядя, - отозвался Артур. Если Гавейн не прикрывает мне спину, я просто не знаю, куда шагнуть; однако пришлось мне послать его с известием в Тинтагель, ибо гонца быстрее его нет.
- Однако ж оберегать тебя есть кому, - брюзгливо отозвался Лот. - Вон, вижу, Ланселет и на три шага от тебя не отходит; этот всегда готов на освободившееся место встать!
- Так уж оно повелось среди Артуровых соратников, родич: все мы состязаемся друг с другом за высокую честь быть ближе к королю, невозмутимо отозвался Ланселет, хотя щеки его пылали. - Когда Гавейн здесь, даже Кэю, приемному брату Артура, и мне, паладину королевы, приходится поневоле отойти в тень.
Артур обернулся к королеве.
- Воистину, королева моя, должно тебе пойти отдохнуть. Совет того и гляди затянется за полночь, а тебе выезжать на рассвете.
Гвенвифар стиснула руки. "Только сегодня, один-единственный раз, пусть мне достанет храбрости высказаться..."
- Нет. Нет, лорд мой, на рассвете я никуда не поеду - ни в Камелот, ни в какое иное место на земле.
На скулах Артура вновь обозначились алые пятна гнева.
- Но как же так, госпожа? Когда в земли пришла война, медлить никак не годится. Я бы охотно позволил тебе отдохнуть день-другой перед дальней дорогой, но нам необходимо как можно быстрее переправить вас всех в безопасное место, прежде чем нагрянут саксы. Говорю тебе, Гвенвифар: с наступлением дня тебя будет ждать оседланный конь. А если верхом ты скакать не можешь, так поедешь в носилках или хоть в кресле, но поедешь непременно.
- Не поеду! - исступленно выкрикнула королева. - И ты меня не заставишь, разве что прикрутишь к коню веревками!
- Господь меня сохрани от такого, - отозвался Артур. - Но в чем же дело, госпожа моя? - Король явно встревожился, однако голос его звучал весело и шутливо. - Как же так: все эти легионы воинов, что встали лагерем снаружи, повинуются моему слову, а здесь, у собственного моего домашнего очага, бунтуют, и кто же - законная жена!
- Воины твои вольны повиноваться твоему слову, - в отчаянии твердила королева. - У них-то нет тех причин оставаться на месте, что у меня! Мне довольно одной прислужницы и еще повитухи, лорд мой, но я никуда не поеду даже до реки - раньше, чем появится на свет наш сын!
"Вот я и сказала... прямо здесь, перед столькими собравшимися..."
Артур услышал и понял, однако, вместо того чтобы возликовать от радости, напротив, лишь встревожился. Он покачал головой, вымолвил:
- Гвенвифар... - и умолк.
- Так ты беременна, госпожа? - довольно рассмеялся Лот. - О, мои поздравления! Но только путешествию это вовсе не препятствует. Моргауза, помнится, с седла не слезала до тех пор, пока не раздавалась настолько, что коню нести ее было уже не по силам, а по тебе пока и не скажешь, что ты непраздна. Наши повитухи уверяют, что свежий воздух и прогулки беременным только на пользу; свою любимую кобылу я, бывало, гонять перестаю лишь за шесть недель до того, как ей ожеребиться.
- Я не кобыла, - холодно отпарировала Гвенвифар, - и у меня уже дважды случался выкидыш. Ты, Артур, никак, хочешь, чтобы все повторилось заново?
- И все-таки ты не можешь здесь остаться. Этот замок защищен плохо, в смятении убеждал Артур. - А войско в любой момент выступит в поход! И несправедливо было бы просить твоих дам задержаться с тобою, подвергаясь риску попасть в руки саксов. Я уверен, милая жена, дорога тебе не повредит; среди тех, кто уехал в Камелот на прошлой неделе, были и женщины в положении; и, уж конечно, тебе никак нельзя жить здесь совсем одной, в отсутствие других женщин; ведь Каэрлеон и впрямь превратится в настоящий военный лагерь, моя Гвен!
Гвенвифар оглядела свою свиту.
- Неужто ни одна из вас не останется со своей королевой?
- Я останусь с тобою, кузина, ежели будет на то дозволение Артура, промолвила Элейна.
- И я останусь, если супруг мой не возражает, хотя сын наш уже в Камелоте, - подхватила Мелеас.
- Нет, Мелеас, ты поезжай к ребенку, - возразила Элейна. - Я с королевой в родстве, и все, что в силах вынести Гвенвифар, вынесу и я, даже если нам предстоит жить в военном лагере бок о бок с мужчинами. - Девушка встала рядом с королевой и взяла ее за руку. - Но, может статься, в носилках ты все-таки доехала бы? В Камелоте куда безопаснее.
Ланселет поднялся на ноги, подошел к королеве, наклонился к ее руке и тихонько проговорил:
- Госпожа моя, умоляю: поезжай с женщинами. Возможно, не пройдет и нескольких дней, как вся округа превратится в дымящееся пепелище, как только нагрянут саксы. А в Камелоте ты окажешься совсем рядом с королевством твоего отца. Кроме того, моя мать живет на Авалоне, в каком-нибудь дне пути: она - прославленная целительница и повитуха; конечно же, она навестит тебя и позаботится о тебе как должно и даже останется с тобою до родов. Если я пошлю к матери гонца и попрошу поспешить к тебе, ты ведь поедешь?
Гвенвифар опустила голову, борясь со слезами. "И снова должно мне покориться чужой воле; таков удел всех женщин, и неважно, чего я хочу и него не хочу!" А теперь вот даже Ланселет пытается заставить ее покориться. Гвен вспомнила, как добиралась до Каэрлеона от Летней страны; даже при том, что рядом была Игрейна, она себя не помнила от ужаса... и никогда ей не забыть этот бесконечно долгий день, когда ехала она через кошмарные вересковые пустоши от Тинтагеля... А вот теперь она под надежной защитой стен, и, кажется, никогда не пожелает покинуть это безопасное прибежище.
Возможно, когда она окрепнет, а на руках у нее будет мирно спать здоровенький сын... возможно, тогда она осмелится-таки отправиться в путь, но не сейчас... а Ланселет, видите ли, предлагает ей в утешение общество своей матери, этой злобной колдуньи! Неужто он и впрямь думает, что она подпустит такую ведьму к своему сыну? Артур пусть сколько хочет оскверняет себя обетами и сношениями с Авалоном, но сына ее языческое зло не затронет.
- Благодарю за заботу, Ланселет, - упрямо отозвалась она, - но до рождения сына я с места не стронусь.
- Даже если бы тебя отвезли не куда-нибудь, а на Авалон? - предложил Артур. - Места безопаснее для тебя и нашего сына в целом свете не сыщешь.
Гвенвифар вздрогнула, осенила себя крестом.
- Сохрани меня Господь и Пресвятая Мария! - прошептала она. - Я скорее в страну фэйри отправлюсь!
- Гвенвифар, ну, послушай же меня... - настойчиво начал было король, но тут же обреченно вздохнул, и Гвенвифар поняла: она победила! - Пусть будет так, как ты хочешь. Если тебе кажется, что ехать - опаснее, чем оставаться, тогда не дай мне Господь принуждать тебя...
- Артур, и ты ей позволишь? - свирепо вмешался Гахерис. - А я скажу тебе: привяжи ее к коню, словно тюк, и отошли прочь, хочет она того или нет. Король мой, или ты станешь прислушиваться к женским бредням?
Артур устало покачал головой.
- Довольно, кузен, - промолвил он, - сразу видно: ты - человек неженатый. Гвенвифар, делай, как знаешь. Можешь оставить при себе Элейну, одну служанку, повитуху и своего исповедника, но не больше. Все прочие выезжают на рассвете. А теперь ступай к себе, Гвен, мне некогда.
И королева, покорно подставляя щеку для обязательного мужнего поцелуя, - чувствовала себя так, словно победа ее обернулась поражением.
Прочие женщины отбыли на рассвете. Мелеас просилась остаться с королевой, но Грифлет не захотел и слушать.
- У Элейны нет ни мужа, ни ребенка, - отвечал рыцарь. - Вот пусть она и остается. Однако же на месте короля Пелинора я бы точно отправил дочку в Камелот, и на королеву бы не посмотрел. А вот ты поедешь, так и знай, госпожа моя. - И Гвенвифар померещилось, что Грифлет бросил в ее сторону взгляд, исполненный глубокого презрения.
Артур ясно дал ей понять, что большая часть замка ныне отводится под военный лагерь, так что ей должно оставаться в своих покоях вместе с Элейной и служанками. Мебель ее почти всю отправили в Камелот; теперь в спальню перенесли кровать из гостевой комнаты; это ложе королева разделяла с Элейной. Артур ночевал в лагере вместе со своими людьми; раз в день он присылал кого-нибудь справиться, как там жена, однако самого его Гвенвифар почти не видела.
Поначалу королева ожидала, что войска вот-вот выступят на битву с саксами, или что бой произойдет прямо здесь, перед замком, но дни шли за днями, недели за неделями, а вестей так и не было. Один за другим приезжали гонцы и посланники, в Каэрлеон стекались все новые воинства, однако, запертая в своих покоях с примыкающим к ним крохотным садиком, слышала она лишь обрывки новостей - все, что приносили ей служанка с повитухой, изрядно искаженные, и по большей части сплетни. Время тянулось бесконечно; по утрам ее тошнило и хотелось только лежать, однако позже королеве сделалось лучше, и теперь она беспокойно расхаживала по садику: делать ей было нечего, кроме как представлять про себя, как страшные захватчики-саксы движутся в глубь острова, да думать о ребенке... Королева с удовольствием шила бы одежки для малыша, но шерсти, чтобы прясть, не было во всем замке, да и большой ткацкий станок увезли прочь вместе с остальной мебелью.
Однако же маленький станок у нее остался, а еще - шелк, и пряжа, и принадлежности для вышивания - все то, что она возила с собою в Тинтагель. И Гвенвифар задумала выткать знамя... Некогда Артур пообещал ей, что, когда жена подарит ему сына, она сможет попросить в дар все, что угодно, - все, что в его власти. И королева задумала про себя: в этот счастливый день она попросит Артура отречься от языческого знамени Пендрагона и принять Христов крест. Вот тогда вся эта земля под властью Верховного короля станет воистину христианской, а Артуров легион превратится в священное воинство, и Дева Мария возьмет его под свою руку.
Королева представляла себе нечто невыразимо-прекрасное: синее знамя с золотой вышивкой, а на плащ Пресвятой Девы пойдут ее бесценные алые шелка. Иных занятий у Гвенвифар не было, так что трудилась она с утра до ночи, и, благодаря помощи Элейны, под пальцами ее прихотливый узор рос не по дням, а по часам. "В каждый стежок на этом знамени вплету я молитвы о сохранности Артура и о том, чтобы земля сия стала воистину христианской от Тинтагеля до Лотиана..."
Как-то после полудня королеву навестил мерлин, почтенный Талиесин. Гвенвифар засомневалась было - стоит ли подпускать к себе старого язычника и демонопоклонника в такое время, пока носит она Артурова сына, которому в один прекрасный день суждено стать королем этой христианской земли? Но, встретив добрый, сочувственный взгляд старика, вовремя вспомнила, что Талиесин - отец Игрейны и, значит, младенцу ее приходится прадедом.
- Да благословит тебя Вечность, Гвенвифар, - промолвил гость, простирая над нею руки. Королева перекрестилась и с запозданием задумалась, а не обиделся ли мерлин, но тот, похоже, счел происшедшее лишь обменом приветствиями.
- Как тебе живется, госпожа, в заточении столь суровом? - осведомился мерлин, оглядываясь по сторонам. - Да вы здесь точно в темнице! В Камелоте тебе было бы не в пример лучше, или, скажем, на Авалоне, или на Инис Витрин - ты ведь там в монастырской школе обучалась, верно? Там, по крайней мере, ты бы свежим воздухом дышала да и размяться могла бы! А это не комната, а просто хлев какой-то!