Брэдли Мэрион Зиммер. Верховная королева (Туманы Авалона - 2)

   - Не следует, - отрезала Моргейна. Балан пожал плечами:
   - Да пожалуйста. Стало быть, у Артура нет особых причин подыскивать Ланселету невесту вдали от Камелота. А я и не слышал, что ты возвратилась ко двору, родственница, - промолвил он. - Ты чудесно выглядишь.
   - А как поживает твой приемный брат?
   - Когда мы виделись в последний раз, Балин был в добром здравии, отозвался Балан, - хотя Вивиану до сих пор терпеть не может. Однако нет причин полагать, будто он затаил на нее злобу, обвиняя в смерти нашей матери. В ту пору он рвал и метал и клялся жестоко отомстить, но, воистину, лелеять такие мысли по сей день мог бы только безумец. Как бы то ни было, и чего бы он там про себя ни думал, вслух он ничего такого не говорил, когда был здесь на Пятидесятницу год назад. Это Артур новый обычай ввел, - может, ты не знаешь, - где бы мы ни странствовали, в какой бы уголок Британии судьба нас ни забросила, на Пятидесятницу все его прежние соратники до единого должны съезжаться в Камелот и трапезовать за его столом. В этот праздник он посвящает юношей в рыцари, избирает новых соратников и выслушивает любого просителя, даже самого смиренного...
   - Да, об этом я слыхала, - кивнула Моргейна, внезапно ощутив смутную тревогу. Кевин поминал про Вивиану... Моргейна внушала себе, что ей всего лишь неспокойно при мысли о том, что женщина лет столь преклонных приедет ко двору как простая просительница. Балан прав: спустя столько лет о мести помышлял бы только безумец.
   В тот вечер было много музыки; Кевин играл и пел на радость всем собравшимся; а еще позже, уже ночью, Моргейна выскользнула из комнаты, где спала вместе с незамужними дамами из королевиной свиты, неслышно, точно призрак - или точно обученная на Авалоне жрица, - и направилась в покои Кевина. Возвратилась она к себе перед самым рассветом, довольная и ублаготворенная, хотя то, что она услышала от Кевина, - впрочем, Богиня свидетель, им нашлось о чем поговорить и помимо Артура, - изрядно ее беспокоило.
   - Артур меня и слушать не желает, - рассказывал Кевин. - Говорит, что жители Англии - христианский народ, и хотя не станет он преследовать своих подданных, ежели кто-то из них и почитает иных богов, однако ж он поддержит священников и церковь, точно так же, как они поддерживают трон. А Владычице Авалона он велит передать, что, ежели желает она забрать меч назад, так пусть придет и возьмет.
   Уже возвратившись к себе в постель, Моргейна долго лежала, не смыкая глаз. Это же легендарный меч, благодаря ему с Артуром связаны бесчисленные люди Племен и северяне тоже; только потому, что Артур присягнул на верность Авалону, его поддерживает смуглый народец до римских времен. А теперь Артур, похоже, отступил от данной клятвы далеко, как никогда.
   Надо бы поговорить с ним... впрочем, нет, Артур к ней не прислушается; она - женщина, и притом его сестра; и между ними неизменно живо воспоминание о том утре после коронования, так что никогда не смогут они побеседовать свободно и открыто, как встарь. Кроме того, от имени Авалона она говорить не вправе; она сама отреклась от былой власти.
   Может статься, Вивиана сумеет заставить его понять, сколь важно соблюдать принесенную клятву. Но, сколько бы Моргейна ни убеждала себя в том, закрыть глаза и заснуть ей удалось очень не скоро.
   Глава 17
   Еще толком не проснувшись, Гвенвифар почувствовала, как сквозь полог кровати проникает ослепительно яркий солнечный свет. "Лето пришло". И тут же: "Белтайн". Самый разгул язычества... королева не сомневалась, что нынче ночью многие слуги и служанки ее украдкой выскользнут за двери, как только на Драконьем острове заполыхают костры в честь этой их Богини, дабы возлечь друг с другом в полях... "И кое-кто наверняка возвратится домой с ребенком Бога во чреве... в то время как я, христианская жена, никак не могу родить сына своему дорогому супругу и лорду..."
   Устроившись на боку, она глядела на спящего Артура. О да, он - ее дорогой супруг и лорд, она искренне его любит. Он взял ее как довесок к приданому, в глаза невесты не видя; однако же любил ее, холил? и лелеял, и почитал... не ее вина, что она не в силах исполнить первейший долг королевы и родить Артуру сына и наследника для королевства.
   Ланселет... нет, она дала себе слово, когда тот в последний раз уезжал от двора, что больше не станет о нем думать. Она по-прежнему алкала его сердцем, телом и душою, однако поклялась быть Артуру верной и преданной женой; никогда больше не позволит она Ланселету даже тех игр и ласк, после которых оба они тосковали о большем... Это означает играть с грехом, даже если дальше они не идут.
   Белтайн. Ну что ж, пожалуй, как христианке и королеве христианского двора, долг велит ей устроить в этот день забавы и пиршества, дабы все подданные ее повеселились, не подвергая опасности свои души. Гвиневера полагала, что Артур объявил по всей стране о том, что на Пятидесятницу затеваются турниры и игрища и победителей ждут награды; так король поступал всякий год с тех пор, как двор перебрался в Камелот; однако в замке наберется достаточно народу, чтобы устроить состязания и в этот день тоже; а в качестве трофея отлично сгодится серебряная чаша. Будут танцы, музыканты сыграют на арфе; а что до женщин, так она предложит ленту в награду той, что спрядет за час больше шерсти или выткет самый большой кусок гобелена; да-да, надо отвлечь народ невинными развлечениями, чтобы никто из ее подданных не жалел о запретных игрищах на Драконьем острове. Королева села на постели и принялась одеваться; нужно пойти поговорить с Кэем, не откладывая.
   Но хотя королева хлопотала все утро, не покладая рук, и хотя Артур, когда она рассказала мужу о своей затее, пришел в полный восторг и в свою очередь все утро обсуждал с Кэем награды для лучших мечников и всадников; да, и надо бы еще какой-нибудь трофей подобрать для победителя среди отроков! - однако же Гвенвифар так и не смогла избавиться от грызущего беспокойства. "В этот день древние Боги велят нам чтить плодородие и плодовитость, а я... я по-прежнему бесплодна". И вот, за час до полудня, когда герольды затрубят в трубы, созывая народ на ристалище к началу состязаний, - Гвенвифар отправилась к Моргейне, сама еще не зная, что ей скажет.
   Моргейна взяла на себя надзор за красильней, где окрашивали спряденную шерсть, и приглядывала за королевиной пивоварней: она знала, как не дать скиснуть сваренному элю, как перегонять спирт для лекарственных снадобий, как изготовлять из цветочных лепестков духи более тонкие, нежели привозные из-за моря, те, что стоят дороже золота. Кое-кто из обитательниц замка всерьез считал это магией, однако Моргейна уверяла, что нет; просто она изучала свойства растений, цветов и злаков. Любая женщина, твердила Моргейна, способна делать то же самое, ежели не пожалеет сил и времени и ежели руки у нее не крюки.
   Гвенвифар отыскала Моргейну в пивоварне: подобрав подол парадного платья и накрыв волосы куском ткани, она принюхивалась к испортившемуся содержимому корчаги.
   - Вылейте это, - распорядилась она. - Надо думать, закваска остыла; вот пиво и скисло. Завтра сварим еще; а на сегодня пива хватит, и с избытком, даже на королевин пир, раз уж пришла ей в голову этакая блажь.
   - А тебе, значит, пир не в радость, сестрица? - спросила королева.
   Моргейна развернулась к вошедшей.
   - Не то чтобы, - отвечала она, - однако дивлюсь я, что ты, Гвен, затеяла праздник: я-то полагала, что на Белтайн у нас будет сплошной пост да благочестивые моления, хотя бы того ради, чтобы все видели: ты - не из тех, кто станет веселиться в честь Богини полей и хлебов.
   Гвенвифар покраснела; она понятия не имела, потешается ли над нею Моргейна или говорит серьезно.
   - Возможно, Господь распорядился, чтобы весь народ веселился в честь прихода лета, а про Богиню и упоминать незачем... ох, сама не знаю, что и думать... а ты - ты веришь, что Богиня дарит жизнь полям и нивам, и утробам овец, телиц и женщин?
   - Так учили меня на Авалоне, Гвен. А почему ты спрашиваешь об этом сейчас?
   Моргейна сдернула с головы лоскут, которым прикрывала волосы, и Гвенвифар внезапно осознала: да ведь она красива! Моргейна старше Гвенвифар, - ей, надо думать, уже за тридцать; а сама словно ни на день не состарилась с того самого дня, когда Гвен увидела ее в первый раз... не зря все считают ее колдуньей! На ней было платье из тонкой темно-синей шерсти, очень простое и строгое, однако темные волосы перевивали цветные ленты; подхваченные за ушами, шелковистые пряди скреплялись золотой шпилькой. Рядом с Моргейной Гвенвифар ощущала себя сущей наседкой, невзрачной домохозяйкой, даже при том, что она - Верховная королева Британии, а Моргейна - лишь герцогиня, да еще и язычница в придачу.
   Моргейна столько всего знает, а сама она ужас до чего невежественна: только и умеет, что написать свое имя да с грехом пополам разбирать Евангелие. А вот Моргейна в книжной премудрости весьма преуспела, читает и пишет, да и в делах хозяйственных тоже сведуща: умеет прясть и ткать, и вышивать шелком, и пряжу красить, и пиво варить; а в придачу еще и в травах и в магии разбирается.
   - Сестрица... об этом поминают в шутку... но... но правда ли, что ты знаешь... всевозможные заклинания и заговоры на зачатие? - запинаясь, выговорила Гвенвифар наконец. - Я... я не могу больше так жить: каждая придворная дама провожает взглядом каждый кусок, что я беру в рот, высматривая, не беременна ли я, или примечает, как туго я затягиваю пояс! Моргейна, если ты и в самом деле знаешь такие заговоры, если слухи не врут... сестра моя, заклинаю тебя... не поможешь ли мне своим искусством?
   Растроганная, встревоженная, Моргейна коснулась рукою плеча Гвенвифар.
   - Да, это правда; на Авалоне говорят, что амулеты могут поспособствовать, если женщина все никак не родит, а должна бы... но, Гвенвифар... - Она замялась, и лицо королевы заполыхало краской стыда. Наконец Моргейна продолжила: - Но я - не Богиня. Может статься, такова ее воля, что у вас с Артуром не будет детей. Ты в самом деле хочешь попытаться изменить замысел Божий заклинаниями и амулетами?
   - Даже Христос молился в саду: "Отче Мой! если возможно, да минует Меня чаша сия..." [Мф 26:39] - исступленно выкрикнула Гвенвифар.
   - А еще Он прибавлял: "Впрочем не как Я хочу, но как Ты" [Мф 26:39], напомнила ей Моргейна.
   - Дивлюсь я, что ты знаешь такие вещи...
   - Гвенвифар, я прожила при дворе Игрейны целых одиннадцать лет и проповедей наслушалась никак не меньше тебя.
   - И все же не понимаю я, как может Господь желать того, чтобы по смерти Артура в королевстве вновь воцарился хаос, - воскликнула Гвенвифар, словно со стороны слыша собственный голос: пронзительный, резкий, озлобленный. - Все эти годы я была верна мужу... да, я знаю, что ты мне не веришь; ты небось думаешь так же, как все придворные дамы: дескать, я изменила лорду моему с Ланселетом... но это не так, Моргейна, клянусь тебе, это не так...
   - Гвен, Гвен! Я не исповедник тебе! Я тебя ни в чем не обвиняла!
   - Но могла бы, кабы захотела; и, сдается мне, ты ревнуешь, отпарировала Гвенвифар в бешенстве и тут же покаянно воскликнула: - Ох, нет! Нет, не хочу я с тобой ссориться, Моргейна, сестра моя, - ох, нет, я же пришла умолять тебя о помощи... - Из глаз ее потоком хлынули слезы. - Я ничего дурного не делала, я всегда была хорошей и верной женой, я вела дом моего супруга и тщилась ни в коем случае не опозорить его двор, я молилась за него, я старалась исполнять волю Божию, ни малую толику не погрешила я против долга, и все же... и все же... за всю мою верность и преданность... ничего я с этой сделки не получила, ройным счетом ничего! Каждая уличная шлюха, каждая распутница из тех, что таскается с солдатскими обозами, они-то щеголяют своими огромными животами, своей плодовитостью, в то время как я... я... ничего у меня нет, ничего... - И Гвенвифар бурно разрыдалась, закрыв лицо руками.
   Голос Моргейны звучал озадаченно, но ласково. Она обняла королеву за плечи и привлекла ее к себе.
   - Не плачь, ну, не плачь же... Гвенвифар, посмотри же на меня: тебе и впрямь так горько, что ты бездетна?
   - Я ни о чем другом и думать не могу, денно и нощно... - всхлипнула Гвенвифар, пытаясь сдержать рыдания.
   - Да, вижу, тяжко тебе приходится, - промолвила Моргейна после долгой паузы. Ей казалось, она слышит мысли Гвенвифар так же ясно, как если бы та облекла их в слова:
   "Будь у меня ребенок, я бы не думала денно и нощно о любви, что искушает меня и заставляет забыть о чести, ибо все свои мысли посвящала бы я Артурову сыну".
   - Хотела бы я помочь тебе, сестра... но не лежит у меня душа к амулетам и магии. На Авалоне нас учат, что простецам такие вещи, может, и нужны, но мудрые с ними не связываются и мирятся с участью, что назначили им Боги... - Произнося эти слова, Моргейна чувствовала себя сущей лицемеркой; ей вспомнилось то утро, когда она отправилась искать корешки и травы для настоя, способного избавить ее от Артурова ребенка. И это называется - покорствовать воле Богини?
   Но ведь в конце концов она отказалась от своего замысла...
   И, во власти внезапно накатившей усталости, Моргейна подумала: "Я, не желавшая никакого ребенка, едва не умерла родами, но произвела-таки дитя на свет; Гвенвифар денно и нощно молится о ребенке, но пусто ее чрево и руки пусты. И в этом - благость воли Богов?"
   Однако же Моргейна сочла своим долгом предостеречь королеву:
   - Гвенвифар, пойми вот что: амулеты зачастую срабатывают не так, как тебе бы того желалось. С чего ты взяла, что Богиня, которой служу я, сможет послать тебе сына, в то время как твоему Господу, который в твоих глазах более всемогущ, чем все прочие Боги, вместе взятые, это не под силу?
   Слова Моргейны прозвучали кощунством, и Гвенвифар сгорала со стыда. Однако же она поразмыслила - и сдавленно проговорила вслух:
   - Думаю, это потому, что Господу дела нет до женщин: все его священники - мужчины, а в Священном Писании тут и там говорится, что женщины - искусительницы и порождение зла; может статься, поэтому Бог меня и не слышит. А о ребенке я воззову к Богине... Господу все равно... - И Гвенвифар вновь бурно зарыдала. - Моргейна, - восклицала она, - если и ты не в силах мне помочь, я клянусь, что сегодня же ночью отправлюсь на Драконий остров на лодке, я дам слуге золота, чтобы отвез меня туда, и когда заполыхают костры, я тоже стану умолять Богиню подарить мне дитя... Клянусь тебе, Моргейна, что я это сделаю... - И королева увидела себя в свете костров: вот она обходит пламя кругом, вот удаляется в ночь во власти безликого незнакомца, покоится в его объятиях... при этой мысли все тело ее оцепенело от боли и отдающего стыдом наслаждения.
   Холодея от ужаса, Моргейна слушала ее излияния. "Никогда она этого не сделает, в последний момент она точно струсит... мне, даже мне было страшно, а ведь я всегда знала, что девственность моя предназначена Богу..." А в следующий миг, слыша в голосе невестки неподдельное отчаяние, подумала: "А ведь может и сделать; и тогда возненавидит себя до самой смерти".
   Тишину в комнате нарушали лишь всхлипывания Гвенвифар. Моргейна подождала немного, чтобы королева слегка успокоилась, и сказала:
   - Сестра, я сделаю для тебя, что смогу. Артур вполне может дать тебе ребенка; тебе незачем отправляться к кострам Белтайна или искать другого мужчину. Пообещай никогда не говорить вслух, что я тебе об этом сказала, и вопросов тоже не задавай. Но воистину одно дитя Артур зачал.
   Гвенвифар уставилась на нее во все глаза.
   - Он говорил мне, что детей у него нет...
   - Может статься, он просто не знает. Но я видела ребенка своими глазами. Он воспитывается при дворе Моргаузы...
   - Но тогда, раз у Артура сын уже есть и если я ему ребенка так и не рожу...
   - Нет! - быстро возразила Моргейна, и голос ее прозвучал хрипло и резко. - Я же сказала: никому об этом не говори; этого ребенка он никогда не сможет признать. Если ты так и не родишь ему сына, тогда королевство перейдет к Гавейну. Гвенвифар, ни о чем меня не спрашивай; я ничего тебе более не скажу, одно лишь: если ты не в силах родить, виноват в этом не Артур.
   - С прошлой осени я так ни разу и не понесла... и за все эти годы такое случалось только трижды... - Гвенвифар сглотнула, утирая лицо покрывалом. - Если я вручу себя Богине, она ведь смилостивится надо мною...
   - Может, и так, - вздохнула Моргейна. - И ехать на Драконий остров тебе незачем. Ты можешь зачать, я знаю... пожалуй, амулет помог бы тебе доносить дитя до родов. Но предупреждаю тебя еще раз, Гвенвифар: чары и амулеты срабатывают не так, как хочется того мужам и женам, но по своим собственным законам, и законы эти столь же странны и непредсказуемы, как ход времени в волшебной стране. И не вини меня, Гвенвифар, если амулет подействует не так, как ты рассчитываешь.
   - Если он даст мне хотя бы тень надежды забеременеть от моего лорда...
   - Даст, - заверила Моргейна и направилась к дверям. Гвенвифар поспешила за нею, точно ребенок за матерью. И что же это окажется за амулет такой, гадала королева, и как он сработает, и отчего у Моргейны вид такой торжественный и отчужденный, словно она сама - Великая Богиня? Но, сказала себе Гвенвифар, вдохнув поглубже, она покорно смирится с чем угодно, лишь бы только исполнилось заветное желание ее сердца.
   Час спустя, когда затрубили трубы и Моргейна с Гвенвифар сидели бок о бок у самого края поля, к ним перегнулась Элейна и промолвила:
   - Гляньте-ка! Кто это там выезжает на ристалище рядом с Гавейном?
   - Это Ланселет, - задохнулась королева. - Он вернулся.
   Ланселет похорошел еще больше. Щеку его перечеркивал красный рубец, Бог весть где полученный; как ни странно, шрам ничуть его не портил, но лишь подчеркивал его свирепую красоту дикой кошки. В седле он сидел как влитой. Гвенвифар делала вид, что слушает болтовню Элейны, а на самом деле не понимала ни слова, не сводя взгляда с всадника.
   "Горькая, ох, что за горькая ирония! Почему же сейчас, когда я твердо решилась, я дала клятву не думать о нем более и свято исполнять предписанный мне долг перед лордом моим и королем..." На шее, под крученым золотым ожерельем, - подарком Артура на пятый год их брака, - она ощущала тяжесть Моргейнова амулета, зашитого в крохотный мешочек, что покоился в ложбинке между грудями. Королева понятия не имела, что там внутри; да и знать того не хотела.
   "Но почему сейчас? Я-то надеялась, что, когда он вернется на Пятидесятницу, я уже буду носить дитя моего лорда, и он на меня больше не взглянет, понимая: я твердо решила чтить мой брак".
   И однако же против собственной воли Гвенвифар вспоминала слова Артура: "Ежели так случится, что ты и впрямь произведешь на свет дитя, я ни о чем допытываться не стану... ты меня понимаешь?" О да, Гвенвифар отлично его поняла. Сын Ланселета может стать наследником королевства. Не за то ли ей это новое искушение, что она уже впала в тяжкий грех, впутавшись в Моргейнино чародейство и пытаясь безумными, непристойными угрозами вынудить Моргейну помочь ей?..
   "Какая мне разница, если я рожу моему королю сына... а если Господь и проклянет меня за это, так что мне за дело?" Гвенвифар тут же испугалась мыслей столь кощунственных; однако размышлять о том, чтобы отправиться к кострам Белтайна - кощунство не меньшее...
   - Глядите-ка, Гавейн повержен... даже ему против Ланселета не выстоять! - восторженно закричала Элейна. - Ой, и Кэй тоже! Как только у Ланселета духа хватило сбросить с коня хромого?
   - Элейна, ну, можно ли быть такой дурочкой, - вмешалась Моргейна. По-твоему, Кэй поблагодарил бы Ланселета за снисхождение? Если Кэй участвует в турнирах, конечно же, он знает, чем рискует! Никто ведь не заставляет его драться.
   С того самого мгновения, как на поле выехал Ланселет, сама судьба предопределила, кому достанется приз. Соратники добродушно ворчали, наблюдая за происходящим.
   - Теперь, когда Ланселет здесь, нам на поле можно и не выезжать, - со смехом заявил Гавейн, одной рукою обнимая кузена за плечи. - Ланс, ты не мог задержаться на денек-другой?
   Ланселет тоже хохотал; лицо его разрумянилось. Он принял золотую чашу - и подбросил ее в воздух.
   - Вот и матушка твоя уговаривала меня остаться в Лотиане на Белтайн. Да я не затем приехал, чтобы отнять у тебя награду: награды мне не нужны. Гвенвифар, госпожа моя, - воскликнул он, - возьми эту чашу, а взамен дай мне ленту, что носишь на шее. А чаша пусть украсит алтарь или стол самой королевы!
   Гвенвифар смущенно схватилась за ленту, на которой висел Моргейнин амулет.
   - Эту вещь я никак не могу тебе отдать, друг мой... - Королева отстегнула шелковый рукав, что сама же расшила мелким жемчугом. - Возьми вот это в знак моей приязни. А что до наград... что ж, я вас всех оделю... - И королева жестом поманила Гавейна с Гаретом, что ехали след в след за Ланселетом.
   - Жест любезный и учтивый, - похвалил Артур, вставая. Ланселет принял вышитый рукав, поцеловал его и закрепил на шлеме. - Однако самого доблестного бойца моего ждут и иные почести. Добро пожаловать к нам за стол, Ланселет, тебе отвели место на возвышении. Заодно и расскажешь нам, чего повидал с тех пор, как уехал из Камелота.
   Гвенвифар, извинившись, удалилась вместе со своими дамами готовиться к пиру. Элейна и Мелеас без умолку тараторили о том, как Ланселет доблестен, как великолепно сидит на коне и как же великодушно с его стороны отказаться от всяких притязаний на награду! А Гвенвифар думала лишь о том, каким взглядом смотрел на нее Ланселет, умоляя о ленте с шеи. Королева подняла глаза: на губах Моргейны играла мрачноватая, загадочная улыбка. "А ведь я даже помолиться не могу о спокойствии душевном; право молиться я утратила".
   В течение первого часа, пока длился пир, королева расхаживала по залу, следя, чтобы все гости разместились как подобает и угостились на славу. К тому времени, как она заняла свое место на возвышении, большинство сотрапезников уже перепились, а снаружи окончательно стемнело. Слуги внесли светильники и факелы, закрепили их на стене, и Артур весело объявил:
   - Глянь-ка, госпожа моя, вот и мы зажигаем свои огни в честь Белтайна - но только в замке!
   Моргейна устроилась рядом с Ланселетом. Лицо королевы горело от жары и выпитого вина; она отвернулась, лишь бы не видеть их вместе.
   - Ах да, сегодня же и в самом деле Белтайн... я и позабыл, - промолвил Ланселет, зевая во весь рот.
   - И Гвенвифар распорядилась устроить пир, чтобы никто из наших подданных не поддался соблазну ускользнуть в ночь на свершение древних обрядов, - промолвил Артур. - Как говорится, есть много способов освежевать волка, не обязательно выгонять его из шкуры... Если бы я запретил костры, я повел бы себя как тиран...
   - ...И предатель по отношению к Авалону, брат мой, - негромко проговорила Моргейна.
   - Но если благодаря радениям моей госпожи приближенным моим приятнее сидеть здесь, на пиру, чем бежать в поля и плясать у костров, так, значит, цель наша достигнута средствами куда более простыми!
   Моргейна пожала плечами. Гвенвифар казалось, что золовка ее изрядно забавляется про себя. Пила она мало; кажется, за королевским столом она одна сохранила ясную голову.
   - Ты только что из Лотиана, Ланселет, - соблюдают ли там обряды Белтайна?
   - Королева уверяет, что да, - кивнул Ланселет, - но, может статься, она просто шутила со мною - откуда мне знать. Из того, что я видел, ничто не заставляло усомниться в том, что королева Моргауза - наихристианнейшая из дам. - Он смущенно вскинул глаза на Гавейна, и от внимания Гвенвифар это не укрылось. - Гавейн, попрошу заметить: я ни слова не сказал против госпожи Лотиана; я с твоей родней не ссорюсь...
   Ответом ему был лишь негромкий храп. Моргейна нервно рассмеялась.
   - Гляньте-ка, а Гавейн-то уснул - положив голову прямо на стол! Я тоже не прочь узнать новости Лотиана, Ланселет... Не думаю, что тамошние уроженцы так быстро забудут костры Белтайна. Солнечные токи бушуют в крови любого, кто воспитывался на Авалоне, как я, как королева Моргауза... верно, Ланселет? Артур, а ты помнишь обряд коронования на Драконьем острове? Сколько же лет с тех пор минуло - девять или десять?..
   Артур недовольно поморщился, хотя ответил вполне учтиво:
   - Много лет минуло с тех пор, это ты правду сказала, сестрица, а ведь мир меняется с каждым годом. Думается мне, время сих обрядов прошло, кроме как, может статься, для тех, что живут плодами полей и нив и вынуждены просить благословения Богини... Так говорит Талиесин, и спорить с ним я не стану. Но, полагаю я, эти древние ритуалы ни к чему таким, как мы, жителям городов и замков, слышавшим слово Христово. - Артур поднял чашу с вином, осушил ее и с пьяным напором возгласил: - Господь, дай нам всего, чего мы желаем... всего, что вправе мы получить... дабы не взывать нам к древним богам, верно, Ланс?
   Прежде чем ответить, Ланселет на миг задержал взгляд на королеве:
   - Кто из нас имеет все, чего желает, король мой? Ни один властелин и ни один бог такого не дарует.
   - А я хочу, чтоб мои... мои п-подданные имели все, что им надобно, повторил Артур, еле ворочая языком. - Вот и королева моя того же хочет, раз устроила здесь для нас маленький такой Бел... Белтайн...
   - Артур, - мягко укорила Моргейна, - ты пьян.
   - И что с того? - воинственно осведомился король. - На моем собственном пиру, у моего собственного оч... очага; а зачем, спрашивается, я столько лет сражался с саксами? Да чтоб сидеть за моим Круглым Столом и наслаждаться ми... миром, и добрым элем и вином, и сладкой музыкой... а куда подевался Кевин Арфист? Или на моем пиру музыки уже и не дождаться?
   - Ручаюсь, он отправился на Драконий остров поклониться Богине у ее костров и сыграть там на арфе, - со смехом откликнулся Ланселет.