Страница:
Это верно - прясть она терпеть не могла и от этого занятия по возможности уклонялась... крутишь-вертишь нить в пальцах, принуждаешь свое тело к полной неподвижности, одни только пальцы работают, прясло вращается, вращается, опускаясь все ниже и ниже, к самому полу, вниз, а потом вверх, сучится нить, скользит между ладоней... - так просто при этом впасть в транс. А дамы между тем со вкусом сплетничали о всяческих пустяках дня: о Мелеас и ее утренних недомоганиях, или вот еще от двора Лота приехала некая женщина и привезла целый ворох скандальных историй о Лотовом распутстве... "Да уж, я бы многое могла им порассказать, кабы захотела; даже племянница жены едва избежала его похотливых объятий... Мне потребовалась вся моя сообразительность и острый язык в придачу, чтобы не угодить к нему в постель; девица или замужняя женщина, герцогиня или скотница, Лоту все равно, он за каждой юбкой ухлестывает..." Сучится, скручивается нить, вертится, вращается веретено. А ведь Гвидион, надо думать, уже совсем большой мальчик, ему целых три года исполнилось, самое время перейти от ручных котят и бабок к игрушечному мечу и деревянным рыцарям, вроде тех, что она вырезала для Гарета. Моргейне отчего-то вспомнилось, как она качала на коленях Артура - еще совсем маленькой девочкой в Каэрлеоне, при дворе Утера; то-то он был тяжелым! До чего удачно, что Гвидион ничуть не похож на отца; маленькая копия Артура при Лотовом дворе - то-то раздолье было бы болтливым языкам. А рано или поздно кто-нибудь сложил бы воедино веретено и прясло и спрял бы нить к верному ответу... Моргейна сердито вскинула голову. Да, за прялкой впасть в транс ничего не стоит, но ей должно выполнить свою часть работы, к зиме нужна пряжа, дамы станут ткать вовсю в преддверии празднеств... А Кэй - вовсе и не единственный мужчина в замке моложе пятидесяти; есть еще Кевин, что привез вести из Летней страны... как же медленно опускается к полу прясло... сучится, скручивается нить, пальцы словно живут своей жизнью, помимо ее воли... даже на Авалоне она терпеть не могла прясть... на Авалоне среди жриц она старалась взять на себя большую часть работы с красителями, лишь бы избежать ненавистной прялки: пальцы двигаются, а мысли бродят где попало... нить крутится, вращается, точно в спиральном танце на Холме, все кругом и кругом... вот так и мир вращается вокруг солнца в небе, хотя невежественные простецы считают, будто все происходит наоборот... Видимость порою обманчива, очень может быть, что веретено крутится вокруг нити, а нить вращается вокруг себя самой, снова и снова, извивается, точно змея... точно дракон в небесах... ах, будь она мужчиной, она бы уехала прочь с Каэрлеонским легионом, ей бы не пришлось тогда сидеть здесь и прясть, прясть, прясть до одурения, до бесконечности... но даже Каэрлеонский легион кружит вокруг саксов, а саксы кружат вокруг него, все кругом и кругом, вот так и кровь совершает круговой путь у них в венах, алая кровь течет, течет... заливает очаг...
Моргейна услышала свой собственный пронзительный крик лишь после того, как он сотряс безмолвие зала. Веретено выпало из ее рук, покатилось в расползающуюся алую лужу крови, кровь растекалась, била струей, заливая очаг...
- Моргейна! Сестрица, ты, никак, о веретено укололась? Что с тобой?
- Очаг в крови... - с трудом выговорила Моргейна. - Глядите: вот, вот, прямо перед троном Верховного короля, в луже крови, жертва зарезана, точно овца, на глазах короля...
Элейна встряхнула ее за плечи; Моргейна огрешенно провела рукой по глазам. Никакой крови в помине не было; лишь отсвет полуденного солнца медленно скользил по полу.
- Сестрица, что ты такое увидела? - мягко спросила Гвенвифар.
"Матерь-Богиня! Опять!" Моргейна попыталась выровнять дыхание.
- Ничего, ничего... Наверное, я задремала и мне пригрезился сон...
- Ну, хоть что-то ты видела? - Калла, дородная жена эконома, так и ела Моргейну взглядом. Моргейна вспомнила, как последний раз, более года назад, она впала в транс, сидя за прялкой, и предрекла, что любимый скакун Кэя сломает ногу в конюшнях и ему придется перерезать глотку.
- Да нет же, просто сон, - досадливо отозвалась она. - Прошлой ночью мне снилось, будто я ем гусятину, а я ее с Пасхи в рот не брала! Неужто в каждом сне так уж нужно усматривать знамение?
- Моргейна, если ты и впрямь возьмешься пророчествовать, так будь добра, предскажи что-нибудь разумное, - поддразнила Элейна. - Например, когда мужчины вернутся домой, чтобы мы успели согреть вина, или для кого Мелеас шьет свивальники - для мальчика или девочки, или когда королева наконец забеременеет!
- Замолчи, негодница! - цыкнула на нее Калла, ибо глаза Гвенвифар тут же наполнились слезами. Голова у Моргейны раскалывалась - сказывались последствия нежданно накатившего транса, - перед глазами плясали крохотные искорки, бледные, мерцающие цветные змейки разрастались, затмевали взгляд. Молодая женщина понимала: надо бы пропустить шутку девушки мимо ушей, но, даже сознавая это, не сумела сдержаться:
- Как мне надоела эта затасканная острота! Я вам не деревенская ведунья какая-нибудь, чтобы возиться с талисманами на зачатие, приворотными зельями, гаданиями и наговорами! Я жрица, а не колдунья!
- Да полно тебе, полно, - примирительно промолвила Мелеас. - Оставьте Моргейну в покое. На такой жаре чего только не привидится; даже если она и впрямь видела кровь, разлитую перед очагом, так, чего доброго, какой-нибудь дурень-слуга опрокинет на пол недожаренную лопатку и разольет кроваво-красную подливку! Не хочешь ли попить, леди? - Она подошла к ведру, зачерпнула воды, подала ковш Моргейне; та жадно припала к нему. - Насколько я знаю, большинство пророчеств так и не сбываются: с таким же успехом можно спросить у нее, когда же отец Элейны наконец-то настигнет и сразит дракона, за которым гоняется и зимою, и летом!
Как и следовало ожидать, уловка сработала.
- Если, конечно, дракон и впрямь существует... - пошутила Калла. - А то, сдается мне, король просто изыскивает предлог уехать в странствие всякий раз, когда домашний очаг ему опостылит.
- Будь я мужем Пелиноровой супруги, - откликнулась Альенор, - я бы и впрямь предпочитала общество неуловимого дракона дракону в собственной постели.
- Элейна, а скажи-ка, дракон и вправду существует, или твой отец гоняется за ним лишь потому, что это - проще, нежели толком позаботиться о стаде? - полюбопытствовала Мелеас. - В военное время мужчинам сидеть и прясть не приходится, но в мирные дни, сдается мне, среди птичьих дворов и пастбищ им ничего не стоит соскучиться.
- Сама я дракона не встречала, - промолвила Элейна, - сохрани Господь. Но некое чудище и впрямь то и дело похищает скотину; а однажды я видела огромный слизистый след через поля; над ним поднимался смрад, и тут же лежал остов обглоданной коровы, покрытый вонючей липкой жижей. Здесь не волк потрудился и даже не росомаха.
- Подумаешь, скотина пропадает, - фыркнула Калла. - Народ фэйри, сдается мне, не такие уж добрые христиане; отчего бы им и не украсть корову-другую, ежели олени не попадаются.
- Говоря о коровах, - решительно объявила Гвенвифар, - пожалуй, спрошу-ка я Кэя, не забить ли овцу или, может, козленка. Нам нужно мясо. Вот вернутся мужчины нынче вечером или, скажем, завтра, не кормить же их всех овсянкой и хлебом с маслом! Да и масло по такой жаре того и гляди испортится. Моргейна, ступай со мной; хорошо бы, Зрение подсказало тебе, как скоро пойдет дождь! А вы все приберите со скамей пряжу и шерсть и разложите по местам. Элейна, дитя, отнеси мое вышивание ко мне в покой, да смотри, не замарай ненароком.
На полпути к дверям Гвенвифар тихо осведомилась:
- Моргейна, а ты вправду видела кровь?
- Мне все приснилось, - упрямо отозвалась молодая женщина.
Гвенвифар проницательно поглядела на собеседницу, но настаивать не стала: порою между ними вспыхивала искренняя приязнь.
- А если все-таки видела, дай Боже, чтобы то оказалась кровь саксов, пролитая вдали от сего очага. Пойдем, спросим Кэя, что там у нас со скотиной на убой. Для охоты время ныне неподходящее, и не хотелось бы мне, чтобы мужчины, едва приехав, тут же принялись носиться по окрестностям, загоняя зверя. - Королева зевнула. - И когда только закончится эта жара. Может, хоть гроза разразится... нынче утром даже молоко скисло. Надо сказать служанкам, чтобы остатки на творог пустили: не свиньям же выливать, в самом деле!
- Рачительная ты хозяйка, Гвенвифар, - криво улыбнулась Моргейна. Мне бы это и в голову не пришло; по мне, с глаз его долой, и чем скорее, тем лучше. Кроме того, теперь маслодельни будут кислым молоком благоухать! Право же, пусть лучше свиньи жиреют.
- По такой погоде свиньи и без того отъедятся вволю, желудей-то сколько созрело! - возразила Гвенвифар, вновь глядя на небо. - Посмотри-ка, это не молния, часом?
Проследив ее взгляд, Моргейна увидела, как в небе полыхнул огненный росчерк.
- Да, верно. Мужчины вернутся промокшие и промерзшие до костей; надо бы подогреть для них вина, - рассеянно проговорила она - и, вздрогнув, осознала, что Гвенвифар смотрит на нее во все глаза.
- Вот теперь я и впрямь верю, что ты обладаешь Зрением: воистину, не слышно ни цокота копыт, ни оклика со сторожевой башни, - промолвила Гвенвифар. - Однако ж, пойду скажу Кэю, чтобы мясо непременно было. - И королева ушла прочь, а Моргейна осталась на месте, прижав руку к ноющему лбу.
"Не к добру это". На Авалоне она научилась управлять Зрением и не давать захватить себя врасплох, когда меньше всего этого ждешь... А то вскорости она и впрямь сделается деревенской ведуньей, станет торговать амулетами да предсказывать будущим матерям, кто у них родится, мальчик или девочка, а девицам - новых возлюбленных, а все - от беспросветной скуки: уж больно ничтожна и мелочна жизнь среди женщин! Соскучившись в обществе сплетниц, она волей-неволей взялась за прялку, а за прялкой сама не заметила, как впала в транс... "В один прекрасный день я, чего доброго, паду так низко, что дам-таки Гвенвифар желанный амулет, чтобы она родила Артуру сына... бесплодие для королевы - тяжкое бремя, а ведь за эти два года признаки беременности проявились в ней только раз..."
И все же общество Гвенвифар и Элейны было более-менее терпимым; большинство прочих женщин в жизни своей не задумывались ни о чем, кроме следующей трапезы и следующего мотка пряжи. Гвенвифар с Элейной обладали хоть какой-то ученостью, и порою, непринужденно с ними болтая, Моргейна уже почти готова была вообразить, что мирно беседует со жрицами Дома дев.
Гроза разразилась на закате: во дворе, дробно отскакивая от камней, загрохотал град, хлынул проливной дождь, и когда со сторожевой башни сообщили о приближении всадников, Моргейна ни на минуту не усомнилась в том, что это - Артур и его люди. Гвенвифар приказала осветить двор факелами, и очень скоро Каэрлеон был уже битком набит конями и воинами. Королева загодя посовещалась с Кэем, и к ужину забили не козленка, а целую овцу; так что на огне жарилось мясо и кипел бульон. Большинство воинов легиона встали лагерем на внешнем дворе и в поле; и, как и подобает полководцу, Артур сперва позаботился о размещении своих людей и о том, чтобы коней поставили в стоила, и только потом поспешил во внутренний дворик, где ждала его Гвенвифар.
Под шлемом голова его была перевязана, а сам он слегка опирался на руку Ланселета, однако от расспросов жены Артур небрежно отмахнулся.
- Да небольшая стычка: юты вздумали поразбойничать. Союзные саксы уже почти очистили от них берег, когда подоспели мы. Ха! Пахнет жареной бараниной... да это магия, не иначе; вы же не знали, что мы возвращаемся?
- Моргейна сказала мне, что вы вот-вот будете; так что и подогретое вино есть, - отозвалась Гвенвифар.
- Ну и ну: великое это благо для изголодавшегося воина - сестрица, наделенная Зрением, - промолвил Артур, жизнерадостно улыбаясь Моргейне; улыбка эта болезненно подействовала ей на нервы, и без того расшатавшиеся, а голова разболелась еще сильнее. Артур поцеловал сестру - и вновь обернулся к Гвенвифар.
- Ты ранен, муж мой, дай, я позабочусь о тебе...
- Нет-нет, говорю же тебе, сущие пустяки. Ты же знаешь, крови я теряю немного, пока при мне эти ножны, - отмахнулся он. - Ну, а ты-то как, госпожа, спустя столько месяцев? Я надеялся, что...
Глаза королева медленно наполнились слезами.
- Я опять ошиблась. Ох, лорд мой, а ведь на этот раз я была так уверена, так уверена...
Артур сжал ее руку в своих, искусно скрывая разочарование при виде горя жены.
- Ну, право, полно; пожалуй, придется нам попросить у Моргейны какой-нибудь амулет для тебя, - небрежно промолвил он, глядя, как Мелеас приветствует Грифлета супружеским поцелуем и гордо выпячивает округлившийся живот, - и на лице его на миг обозначились мрачные складки. - До старости нам с тобой еще далеко, моя Гвенвифар.
"Но и молодой меня не назовешь, - подумала про себя Гвенвифар. Большинство знакомых мне женщин, за исключением разве незамужних Моргейны с Элейной, к двадцати годам уже обзавелись славными сыновьями и дочерьми; Игрейна родила Моргейну в пятнадцать лет, а Мелеас всего четырнадцать с половиной, не больше!" Она пыталась держаться спокойно и непринужденно, однако душу ей истерзало чувство вины. Что бы уж там еще ни делала королева для своего господина, первый и основной ее долг - подарить мужу сына; и долг этот она не выполнила, хотя и молилась до ломоты в коленях.
- Как моя дорогая госпожа? - улыбаясь, Ланселет поклонился королеве, и она протянула ему руку для поцелуя. - В который раз возвращаемся мы домой и обнаруживаем, что ты похорошела еще больше. Ты - единственная из дам, чья красота с годами не меркнет. Я начинаю думать, что так распорядился сам Господь: в то время как все прочие женщины стареют, толстеют и блекнут, ты остаешься ослепительно-прекрасной.
Гвенвифар одарила его ответной улыбкой - и утешилась. Пожалуй, оно и к лучшему, что она не забеременела и не подурнела... от взгляда ее не укрылось, что на Мелеас Ланселет глядит, чуть презрительно изогнув губы: мысль о том, чтобы предстать перед Ланселетом сущей уродиной, казалась ей просто кощунственной. Даже Артур выглядел не лучшим образом: можно подумать, он так и спал в одной и той же измятой тунике на протяжении всего похода, и заворачивался в добрый, изрядно поношенный плащ в слякоть и дождь, и непогоду; а вот Ланселет свеж и бодр: плащ и туника безупречно вычищены, точно владелец их принарядился к пасхальному пиру; волосы подстрижены и аккуратно расчесаны, кожаный пояс ярко блестит, орлиные перья на шапочке сухи и даже не поникли. "А ведь он больше похож на короля, нежели сам Артур", - подумала про себя Гвенвифар.
Служанки принялись обносить вновь прибывших круглыми блюдами с хлебом и мясом, и Артур привлек жену к себе.
- Иди-ка сюда, Гвен, садись между Ланселетом и мной, и мы потолкуем по душам... давненько не слышал я иного голоса, кроме мужских, грубых и хриплых, и не вдыхал аромата женского платья. - Артур погладил женину косу. - Иди и ты, Моргейна, посиди со мной рядом; я устал от войны и походов, хочу послушать дамские сплетни, а не солдатскую речь! - Он жадно вгрызся в ломоть хлеба. - То-то славно вновь отведать свежеиспеченного хлеба; до чего же мне опротивели жесткие галеты и протухшее мясо!
Ланселет обернулся к Моргейне, одарил улыбкой и ее.
- А как поживаешь ты, кузина? Я так понимаю, из Летней страны, или с Авалона, вестей по-прежнему нет? Есть тут еще кое-кто, кто порадовался бы новостям: мой брат Балан.
- Вестей с Авалона я не получала, - отозвалась Моргейна, чувствуя на себе взгляд Гвенвифар; или это она смотрит на Ланселета? - Однако и Балана я не видела вот уже много лет; пожалуй, его новости посвежее моих.
- Он вон там, - сообщил Ланселет, указывая на пирующих в зале. - Артур пригласил его сюда как моего родича; с твоей стороны было бы куда как любезно отнести ему вина с нашего стола. Как любой мужчина, он весьма порадуется женскому вниманию, даже если женщина эта - его родственница, а не возлюбленная.
Моргейна взяла со стола на возвышении один из кубков - тот, что из рога, отделанного деревом, - и дала знак слуге наполнить его вином. А затем, неся кубок в ладонях, обошла стол кругом, не без удовольствия ощущая на себе взоры рыцарей, даже при том, что знала: после стольких месяцев похода так они смотрели бы на любую изысканную, нарядно одетую женщину, и никакой это не комплимент ее красоте. По крайней мере, Балан, ее кузен, почти что брат, не станет пялиться на нее так жадно.
- Приветствую тебя, родич. Ланселет, брат твой, посылает тебе вина с королевского стола.
- Молю тебя пригубить первой, госпожа, - учтиво отозвался Балан, и тут же изумленно заморгал. - Моргейна, да это ты? Я тебя едва узнал: знатная дама, да и только! Я-то тебя всегда представлял в платье, как на Авалоне носят; но ты воистину похожа на мою мать как две капли воды. Как Владычица?
Моргейна поднесла кубок к губам: при здешнем дворе это было знаком учтивости, и только; но сам обычай, по всей видимости, восходил к тем временам, когда дары короля приходилось отведывать на глазах у гостя, ибо случалось и так, что владыкам-соперникам подсыпали яду. Молодая женщина вернула гостю кубок, Балан жадно отхлебнул вина - и вновь поднял глаза.
- Я надеялась узнать о Вивиане от тебя, родич... я не была на Авалоне вот уже много лет, - промолвила Моргейна.
- Да, я слышал, что ты жила при дворе Лота, - кивнул Балан. - Уж не поссорилась ли ты с Моргаузой? Говорят, женщины с нею с трудом уживаются...
Моргейна покачала головой:
- Нет, но мне хотелось оказаться как можно дальше, чтобы не угодить часом в постель Лота; а вот это, поверь мне, куда как непросто. От Оркнеев до Каэрлеона немало миль, да и то едва ли достаточно...
- Так что ты перебралась ко двору Артура и поступила в свиту к его королеве, - подвел итог Балан. - Да уж, смею заметить, здешний двор куда благопристойнее Моргаузиного. Гвенвифар держит своих девушек в строгости, глаз с них не спускает и замуж выдает удачно... вижу, госпожа Грифлета уже первенца носит. А тебе она мужа разве не подыскала, родственница?
- А ты, никак, мне предложение делаешь, сэр Балан? - деланно отшутилась молодая женщина.
- Не будь мы в родстве столь близком, уж я бы поймал тебя на слове, усмехнулся Балан. - Но доходили до меня слухи, будто Артур, дескать, прочит тебя в жены Кэю, и подумал я, что лучшего и желать нельзя, раз Авалон ты в конце концов покинула...
- Кэй заглядывается на меня не больше, чем я на него, - резко отпарировала Моргейна, - а я вовсе не говорила, что на Авалон возвращаться не собираюсь; однако произойдет это лишь тогда, когда Вивиана сама пришлет за мною, призывая назад.
- Когда я еще мальцом был, - проговорил Балан, - и на мгновение, под взглядом его темных глаз Моргейне померещилось, что между этим дюжим здоровяком и Ланселетом и впрямь есть некое сходство, - дурно я думал о Владычице, ну, о Вивиане: дескать, не любит она меня так, как полагается родной матери. Но с тех пор я поумнел. У жрицы нет времени растить сына. Вот она и поручила меня заботам той, у которой другого дела нет, и дала мне в приемные братья Балина... О да, в детстве я переживал: дескать, зачем я больше привязан к Балину, чем к нашему Ланселету, который - моя собственная плоть и кровь? Но теперь я знаю, что Балин мне и впрямь брат, он мне по сердцу, а Ланселет, хотя я и восхищаюсь им как превосходным рыцарем, каковой он и есть, всегда останется для меня чужим. Скажу больше, серьезно добавил Балан, - отослав меня на воспитание к госпоже Присцилле, Вивиана поместила меня в дом, где мне суждено было узнать истинного Господа и Христа. И ныне странным мне кажется, что, живи я на Авалоне со своею родней, я вырос бы язычником, вроде Ланселета...
Моргейна улыбнулась краем губ:
- Ну, здесь я твоей признательности не разделю; думается мне, дурно поступила Владычица в том, что собственный ее сын отрекся от ее богов. Но даже Вивиана частенько мне говаривала: должно людям получать то религиозное и духовное наставление, что лучше всего им подходит, - то ли, что в состоянии дать она, либо иное. Будь я в душе набожной христианкой, вне всякого сомнения, Вивиана позволила бы мне жить той верой, что крепка в моем сердце. Однако ж, хотя до одиннадцати лет меня воспитывала Игрейна, христианка самая что ни на есть ревностная, думаю, мне самой судьбою предначертано было видеть явления духа так, как приходят они к нам от Богини.
- Здесь Балин поспорил бы с тобою успешнее, чем я, - промолвил Балан, - он куда набожнее меня и в вере тверже. Мне, верно, следовало бы возразить тебе, что, как наверняка сказали бы священники, есть одна и только одна истинная вера и ее-то и должно держаться мужам и женам. Но ты мне родственница, и знаю я, что мать моя - достойная женщина, и верю я, что в день последнего Суда даже Христос примет в расчет ее добродетель. Что до остального, так я не священник и не вижу, почему бы не оставить все это церковникам, в таких вопросах искушенным. Я всей душой люблю Балина, да только надо было ему стать священником, а не воином; уж больно он совестлив и чуток и в вере ревностен. - Балан глянул в сторону возвышения. - А скажи, приемная сестрица, - ты ведь знаешь его лучше, чем я, - что так гнетет сердце брата нашего Ланселета?
Моргейна потупилась:
- Если мне то и ведомо, Балан, не моя это тайна и не мне ее выдавать.
- Ты права, веля мне не вмешиваться в чужие дела, - отозвался Балан, да только горько видеть мне, как он страдает, а он ведь и впрямь несчастен. Дурно думал я о матери, потому что отослала она меня прочь совсем маленьким, но она дала мне любящую приемную мать и брата моих лет, что рос со мною бок о бок и во всем был заодно со мною, и дом тоже. А вот с Ланселетом она обошлась куда хуже. Дома он себя нигде не чувствовал, ни на Авалоне, ни при дворе Бана Бенвикского, где до него и дела никому не было, - мало ли вокруг бегает королевских бастардов! Воистину, плохо поступила с ним Вивиана; хотелось бы мне, чтобы Артур дал ему жену и Ланселет обрел наконец дом!
- Что ж, - беспечно отозвалась Моргейна, - ежели король захочет выдать меня за Ланселета, так ему достаточно только день назвать.
- Ты и Ланселет? А вы, часом, не слишком близкая родня? - осведомился Балан и на мгновение призадумался. - Нет, пожалуй, что и нет; Игрейна с Вивианой - сводные сестры, а не родные, а Горлойс с Баном Бенвикском вообще не в родстве. Хотя кое-кто из церковников, пожалуй, сказал бы: в том, что касается брака, приемная родня приравнивается к кровной... ну что ж, Моргейна, с радостью выпью я за ваш союз в день, когда Артур отдаст тебя моему брату и повелит тебе любить его и заботиться о нем как следует, не чета Вивиане. И никому из вас не придется уезжать от двора: ты - любимица королевы, а Ланселет - ближайший друг короля. От души надеюсь, что так оно и выйдет! - Балан задержал на ней взгляд, исполненный дружелюбного участия. - Ты ведь уже в возрасте; Артуру давным-давно пора отдать тебя замуж.
"А с какой стати король должен отдавать меня кому-либо, точно я - его лошадь или пес?" - удивилась про себя Моргейна, но пожала плечами; она слишком долго прожила на Авалоне и теперь то и дело забывала: римляне повсюду ввели в правило, что женщины - лишь собственность своих мужчин. Мир изменился безвозвратно, и бессмысленно бунтовать против того, чего не изменишь.
Вскорости после того Моргейна двинулась назад вдоль огромного пиршественного стола - свадебного подарка от Гвенвифар Артуру. Просторный зал Каэрлеона, при всей его вместительности, оказался слишком мал: в какой-то момент ей пришлось перебираться через скамьи, притиснутые к самой стене, обходя крутой изгиб. Слуги и поварята с дымящимися блюдами и чашами тоже кое-как протискивались боком.
- А не здесь ли Кевин? - воззвал Артур. - Нет? Тогда придется нам попросить спеть Моргейну: я изголодался по арфам и цивилизованной жизни. Вот уж не удивляюсь, что саксы всю свою жизнь проводят в сражениях и войнах: слышал я унылые завывания их певцов и скажу, что дома им сидеть незачем!
Моргейна попросила одного из подручных Кэя принести из ее комнаты арфу. Перелезая через изгиб скамьи, паренек споткнулся и потерял равновесие; но проворный Ланселет, поддержав мальчика и арфу, спас инструмент от неминуемого падения.
- Очень великодушно было со стороны моего тестя послать мне этот огромный круглый пиршественный стол, - нахмурясь, промолвил Артур, - однако во всем Каэрлеоне нет для него зала достаточно вместительного. Когда мы раз и навсегда выдворим саксов из нашей земли, думаю, придется нам построить для этого стола отдельный чертог!
- Значит, не судьба этому чертогу быть построенным, - рассмеялся Кэй. - Сказать: "Когда мы раз и навсегда выдворим саксов" - все равно, что утверждать: "Когда возвратится Иисус", или "Когда заледенеет ад", или "Когда на яблонях Гластонбери земляника созреет".
- Или "когда король Пелинор поймает своего дракона", - хихикнула Мелеас.
- Не следует вам насмехаться над Пелиноровым драконом, - улыбнулся Артур, - ибо ходят слухи, будто чудище видели снова, и король выступил в поход, дабы на сей раз непременно отыскать его и убить; и даже справился у мерлина, не знает ли тот каких-либо заговоров на поимку дракона!
- О да, конечно же, его видели - все равно как тролля на холмах, что под лучами солнца обращается в камень, или стоячие камни, что водят хороводы в ночь полнолуния, - поддразнил Ланселет. - Всегда находятся люди, способные увидеть чего угодно: одним являются святые с чудесами, а другим драконы или древний народ фэйри. Однако в жизни я не встречал ни мужчины, ни женщины, которым и впрямь довелось бы переведаться с драконом либо с фэйри.
Моргейна услышала свой собственный пронзительный крик лишь после того, как он сотряс безмолвие зала. Веретено выпало из ее рук, покатилось в расползающуюся алую лужу крови, кровь растекалась, била струей, заливая очаг...
- Моргейна! Сестрица, ты, никак, о веретено укололась? Что с тобой?
- Очаг в крови... - с трудом выговорила Моргейна. - Глядите: вот, вот, прямо перед троном Верховного короля, в луже крови, жертва зарезана, точно овца, на глазах короля...
Элейна встряхнула ее за плечи; Моргейна огрешенно провела рукой по глазам. Никакой крови в помине не было; лишь отсвет полуденного солнца медленно скользил по полу.
- Сестрица, что ты такое увидела? - мягко спросила Гвенвифар.
"Матерь-Богиня! Опять!" Моргейна попыталась выровнять дыхание.
- Ничего, ничего... Наверное, я задремала и мне пригрезился сон...
- Ну, хоть что-то ты видела? - Калла, дородная жена эконома, так и ела Моргейну взглядом. Моргейна вспомнила, как последний раз, более года назад, она впала в транс, сидя за прялкой, и предрекла, что любимый скакун Кэя сломает ногу в конюшнях и ему придется перерезать глотку.
- Да нет же, просто сон, - досадливо отозвалась она. - Прошлой ночью мне снилось, будто я ем гусятину, а я ее с Пасхи в рот не брала! Неужто в каждом сне так уж нужно усматривать знамение?
- Моргейна, если ты и впрямь возьмешься пророчествовать, так будь добра, предскажи что-нибудь разумное, - поддразнила Элейна. - Например, когда мужчины вернутся домой, чтобы мы успели согреть вина, или для кого Мелеас шьет свивальники - для мальчика или девочки, или когда королева наконец забеременеет!
- Замолчи, негодница! - цыкнула на нее Калла, ибо глаза Гвенвифар тут же наполнились слезами. Голова у Моргейны раскалывалась - сказывались последствия нежданно накатившего транса, - перед глазами плясали крохотные искорки, бледные, мерцающие цветные змейки разрастались, затмевали взгляд. Молодая женщина понимала: надо бы пропустить шутку девушки мимо ушей, но, даже сознавая это, не сумела сдержаться:
- Как мне надоела эта затасканная острота! Я вам не деревенская ведунья какая-нибудь, чтобы возиться с талисманами на зачатие, приворотными зельями, гаданиями и наговорами! Я жрица, а не колдунья!
- Да полно тебе, полно, - примирительно промолвила Мелеас. - Оставьте Моргейну в покое. На такой жаре чего только не привидится; даже если она и впрямь видела кровь, разлитую перед очагом, так, чего доброго, какой-нибудь дурень-слуга опрокинет на пол недожаренную лопатку и разольет кроваво-красную подливку! Не хочешь ли попить, леди? - Она подошла к ведру, зачерпнула воды, подала ковш Моргейне; та жадно припала к нему. - Насколько я знаю, большинство пророчеств так и не сбываются: с таким же успехом можно спросить у нее, когда же отец Элейны наконец-то настигнет и сразит дракона, за которым гоняется и зимою, и летом!
Как и следовало ожидать, уловка сработала.
- Если, конечно, дракон и впрямь существует... - пошутила Калла. - А то, сдается мне, король просто изыскивает предлог уехать в странствие всякий раз, когда домашний очаг ему опостылит.
- Будь я мужем Пелиноровой супруги, - откликнулась Альенор, - я бы и впрямь предпочитала общество неуловимого дракона дракону в собственной постели.
- Элейна, а скажи-ка, дракон и вправду существует, или твой отец гоняется за ним лишь потому, что это - проще, нежели толком позаботиться о стаде? - полюбопытствовала Мелеас. - В военное время мужчинам сидеть и прясть не приходится, но в мирные дни, сдается мне, среди птичьих дворов и пастбищ им ничего не стоит соскучиться.
- Сама я дракона не встречала, - промолвила Элейна, - сохрани Господь. Но некое чудище и впрямь то и дело похищает скотину; а однажды я видела огромный слизистый след через поля; над ним поднимался смрад, и тут же лежал остов обглоданной коровы, покрытый вонючей липкой жижей. Здесь не волк потрудился и даже не росомаха.
- Подумаешь, скотина пропадает, - фыркнула Калла. - Народ фэйри, сдается мне, не такие уж добрые христиане; отчего бы им и не украсть корову-другую, ежели олени не попадаются.
- Говоря о коровах, - решительно объявила Гвенвифар, - пожалуй, спрошу-ка я Кэя, не забить ли овцу или, может, козленка. Нам нужно мясо. Вот вернутся мужчины нынче вечером или, скажем, завтра, не кормить же их всех овсянкой и хлебом с маслом! Да и масло по такой жаре того и гляди испортится. Моргейна, ступай со мной; хорошо бы, Зрение подсказало тебе, как скоро пойдет дождь! А вы все приберите со скамей пряжу и шерсть и разложите по местам. Элейна, дитя, отнеси мое вышивание ко мне в покой, да смотри, не замарай ненароком.
На полпути к дверям Гвенвифар тихо осведомилась:
- Моргейна, а ты вправду видела кровь?
- Мне все приснилось, - упрямо отозвалась молодая женщина.
Гвенвифар проницательно поглядела на собеседницу, но настаивать не стала: порою между ними вспыхивала искренняя приязнь.
- А если все-таки видела, дай Боже, чтобы то оказалась кровь саксов, пролитая вдали от сего очага. Пойдем, спросим Кэя, что там у нас со скотиной на убой. Для охоты время ныне неподходящее, и не хотелось бы мне, чтобы мужчины, едва приехав, тут же принялись носиться по окрестностям, загоняя зверя. - Королева зевнула. - И когда только закончится эта жара. Может, хоть гроза разразится... нынче утром даже молоко скисло. Надо сказать служанкам, чтобы остатки на творог пустили: не свиньям же выливать, в самом деле!
- Рачительная ты хозяйка, Гвенвифар, - криво улыбнулась Моргейна. Мне бы это и в голову не пришло; по мне, с глаз его долой, и чем скорее, тем лучше. Кроме того, теперь маслодельни будут кислым молоком благоухать! Право же, пусть лучше свиньи жиреют.
- По такой погоде свиньи и без того отъедятся вволю, желудей-то сколько созрело! - возразила Гвенвифар, вновь глядя на небо. - Посмотри-ка, это не молния, часом?
Проследив ее взгляд, Моргейна увидела, как в небе полыхнул огненный росчерк.
- Да, верно. Мужчины вернутся промокшие и промерзшие до костей; надо бы подогреть для них вина, - рассеянно проговорила она - и, вздрогнув, осознала, что Гвенвифар смотрит на нее во все глаза.
- Вот теперь я и впрямь верю, что ты обладаешь Зрением: воистину, не слышно ни цокота копыт, ни оклика со сторожевой башни, - промолвила Гвенвифар. - Однако ж, пойду скажу Кэю, чтобы мясо непременно было. - И королева ушла прочь, а Моргейна осталась на месте, прижав руку к ноющему лбу.
"Не к добру это". На Авалоне она научилась управлять Зрением и не давать захватить себя врасплох, когда меньше всего этого ждешь... А то вскорости она и впрямь сделается деревенской ведуньей, станет торговать амулетами да предсказывать будущим матерям, кто у них родится, мальчик или девочка, а девицам - новых возлюбленных, а все - от беспросветной скуки: уж больно ничтожна и мелочна жизнь среди женщин! Соскучившись в обществе сплетниц, она волей-неволей взялась за прялку, а за прялкой сама не заметила, как впала в транс... "В один прекрасный день я, чего доброго, паду так низко, что дам-таки Гвенвифар желанный амулет, чтобы она родила Артуру сына... бесплодие для королевы - тяжкое бремя, а ведь за эти два года признаки беременности проявились в ней только раз..."
И все же общество Гвенвифар и Элейны было более-менее терпимым; большинство прочих женщин в жизни своей не задумывались ни о чем, кроме следующей трапезы и следующего мотка пряжи. Гвенвифар с Элейной обладали хоть какой-то ученостью, и порою, непринужденно с ними болтая, Моргейна уже почти готова была вообразить, что мирно беседует со жрицами Дома дев.
Гроза разразилась на закате: во дворе, дробно отскакивая от камней, загрохотал град, хлынул проливной дождь, и когда со сторожевой башни сообщили о приближении всадников, Моргейна ни на минуту не усомнилась в том, что это - Артур и его люди. Гвенвифар приказала осветить двор факелами, и очень скоро Каэрлеон был уже битком набит конями и воинами. Королева загодя посовещалась с Кэем, и к ужину забили не козленка, а целую овцу; так что на огне жарилось мясо и кипел бульон. Большинство воинов легиона встали лагерем на внешнем дворе и в поле; и, как и подобает полководцу, Артур сперва позаботился о размещении своих людей и о том, чтобы коней поставили в стоила, и только потом поспешил во внутренний дворик, где ждала его Гвенвифар.
Под шлемом голова его была перевязана, а сам он слегка опирался на руку Ланселета, однако от расспросов жены Артур небрежно отмахнулся.
- Да небольшая стычка: юты вздумали поразбойничать. Союзные саксы уже почти очистили от них берег, когда подоспели мы. Ха! Пахнет жареной бараниной... да это магия, не иначе; вы же не знали, что мы возвращаемся?
- Моргейна сказала мне, что вы вот-вот будете; так что и подогретое вино есть, - отозвалась Гвенвифар.
- Ну и ну: великое это благо для изголодавшегося воина - сестрица, наделенная Зрением, - промолвил Артур, жизнерадостно улыбаясь Моргейне; улыбка эта болезненно подействовала ей на нервы, и без того расшатавшиеся, а голова разболелась еще сильнее. Артур поцеловал сестру - и вновь обернулся к Гвенвифар.
- Ты ранен, муж мой, дай, я позабочусь о тебе...
- Нет-нет, говорю же тебе, сущие пустяки. Ты же знаешь, крови я теряю немного, пока при мне эти ножны, - отмахнулся он. - Ну, а ты-то как, госпожа, спустя столько месяцев? Я надеялся, что...
Глаза королева медленно наполнились слезами.
- Я опять ошиблась. Ох, лорд мой, а ведь на этот раз я была так уверена, так уверена...
Артур сжал ее руку в своих, искусно скрывая разочарование при виде горя жены.
- Ну, право, полно; пожалуй, придется нам попросить у Моргейны какой-нибудь амулет для тебя, - небрежно промолвил он, глядя, как Мелеас приветствует Грифлета супружеским поцелуем и гордо выпячивает округлившийся живот, - и на лице его на миг обозначились мрачные складки. - До старости нам с тобой еще далеко, моя Гвенвифар.
"Но и молодой меня не назовешь, - подумала про себя Гвенвифар. Большинство знакомых мне женщин, за исключением разве незамужних Моргейны с Элейной, к двадцати годам уже обзавелись славными сыновьями и дочерьми; Игрейна родила Моргейну в пятнадцать лет, а Мелеас всего четырнадцать с половиной, не больше!" Она пыталась держаться спокойно и непринужденно, однако душу ей истерзало чувство вины. Что бы уж там еще ни делала королева для своего господина, первый и основной ее долг - подарить мужу сына; и долг этот она не выполнила, хотя и молилась до ломоты в коленях.
- Как моя дорогая госпожа? - улыбаясь, Ланселет поклонился королеве, и она протянула ему руку для поцелуя. - В который раз возвращаемся мы домой и обнаруживаем, что ты похорошела еще больше. Ты - единственная из дам, чья красота с годами не меркнет. Я начинаю думать, что так распорядился сам Господь: в то время как все прочие женщины стареют, толстеют и блекнут, ты остаешься ослепительно-прекрасной.
Гвенвифар одарила его ответной улыбкой - и утешилась. Пожалуй, оно и к лучшему, что она не забеременела и не подурнела... от взгляда ее не укрылось, что на Мелеас Ланселет глядит, чуть презрительно изогнув губы: мысль о том, чтобы предстать перед Ланселетом сущей уродиной, казалась ей просто кощунственной. Даже Артур выглядел не лучшим образом: можно подумать, он так и спал в одной и той же измятой тунике на протяжении всего похода, и заворачивался в добрый, изрядно поношенный плащ в слякоть и дождь, и непогоду; а вот Ланселет свеж и бодр: плащ и туника безупречно вычищены, точно владелец их принарядился к пасхальному пиру; волосы подстрижены и аккуратно расчесаны, кожаный пояс ярко блестит, орлиные перья на шапочке сухи и даже не поникли. "А ведь он больше похож на короля, нежели сам Артур", - подумала про себя Гвенвифар.
Служанки принялись обносить вновь прибывших круглыми блюдами с хлебом и мясом, и Артур привлек жену к себе.
- Иди-ка сюда, Гвен, садись между Ланселетом и мной, и мы потолкуем по душам... давненько не слышал я иного голоса, кроме мужских, грубых и хриплых, и не вдыхал аромата женского платья. - Артур погладил женину косу. - Иди и ты, Моргейна, посиди со мной рядом; я устал от войны и походов, хочу послушать дамские сплетни, а не солдатскую речь! - Он жадно вгрызся в ломоть хлеба. - То-то славно вновь отведать свежеиспеченного хлеба; до чего же мне опротивели жесткие галеты и протухшее мясо!
Ланселет обернулся к Моргейне, одарил улыбкой и ее.
- А как поживаешь ты, кузина? Я так понимаю, из Летней страны, или с Авалона, вестей по-прежнему нет? Есть тут еще кое-кто, кто порадовался бы новостям: мой брат Балан.
- Вестей с Авалона я не получала, - отозвалась Моргейна, чувствуя на себе взгляд Гвенвифар; или это она смотрит на Ланселета? - Однако и Балана я не видела вот уже много лет; пожалуй, его новости посвежее моих.
- Он вон там, - сообщил Ланселет, указывая на пирующих в зале. - Артур пригласил его сюда как моего родича; с твоей стороны было бы куда как любезно отнести ему вина с нашего стола. Как любой мужчина, он весьма порадуется женскому вниманию, даже если женщина эта - его родственница, а не возлюбленная.
Моргейна взяла со стола на возвышении один из кубков - тот, что из рога, отделанного деревом, - и дала знак слуге наполнить его вином. А затем, неся кубок в ладонях, обошла стол кругом, не без удовольствия ощущая на себе взоры рыцарей, даже при том, что знала: после стольких месяцев похода так они смотрели бы на любую изысканную, нарядно одетую женщину, и никакой это не комплимент ее красоте. По крайней мере, Балан, ее кузен, почти что брат, не станет пялиться на нее так жадно.
- Приветствую тебя, родич. Ланселет, брат твой, посылает тебе вина с королевского стола.
- Молю тебя пригубить первой, госпожа, - учтиво отозвался Балан, и тут же изумленно заморгал. - Моргейна, да это ты? Я тебя едва узнал: знатная дама, да и только! Я-то тебя всегда представлял в платье, как на Авалоне носят; но ты воистину похожа на мою мать как две капли воды. Как Владычица?
Моргейна поднесла кубок к губам: при здешнем дворе это было знаком учтивости, и только; но сам обычай, по всей видимости, восходил к тем временам, когда дары короля приходилось отведывать на глазах у гостя, ибо случалось и так, что владыкам-соперникам подсыпали яду. Молодая женщина вернула гостю кубок, Балан жадно отхлебнул вина - и вновь поднял глаза.
- Я надеялась узнать о Вивиане от тебя, родич... я не была на Авалоне вот уже много лет, - промолвила Моргейна.
- Да, я слышал, что ты жила при дворе Лота, - кивнул Балан. - Уж не поссорилась ли ты с Моргаузой? Говорят, женщины с нею с трудом уживаются...
Моргейна покачала головой:
- Нет, но мне хотелось оказаться как можно дальше, чтобы не угодить часом в постель Лота; а вот это, поверь мне, куда как непросто. От Оркнеев до Каэрлеона немало миль, да и то едва ли достаточно...
- Так что ты перебралась ко двору Артура и поступила в свиту к его королеве, - подвел итог Балан. - Да уж, смею заметить, здешний двор куда благопристойнее Моргаузиного. Гвенвифар держит своих девушек в строгости, глаз с них не спускает и замуж выдает удачно... вижу, госпожа Грифлета уже первенца носит. А тебе она мужа разве не подыскала, родственница?
- А ты, никак, мне предложение делаешь, сэр Балан? - деланно отшутилась молодая женщина.
- Не будь мы в родстве столь близком, уж я бы поймал тебя на слове, усмехнулся Балан. - Но доходили до меня слухи, будто Артур, дескать, прочит тебя в жены Кэю, и подумал я, что лучшего и желать нельзя, раз Авалон ты в конце концов покинула...
- Кэй заглядывается на меня не больше, чем я на него, - резко отпарировала Моргейна, - а я вовсе не говорила, что на Авалон возвращаться не собираюсь; однако произойдет это лишь тогда, когда Вивиана сама пришлет за мною, призывая назад.
- Когда я еще мальцом был, - проговорил Балан, - и на мгновение, под взглядом его темных глаз Моргейне померещилось, что между этим дюжим здоровяком и Ланселетом и впрямь есть некое сходство, - дурно я думал о Владычице, ну, о Вивиане: дескать, не любит она меня так, как полагается родной матери. Но с тех пор я поумнел. У жрицы нет времени растить сына. Вот она и поручила меня заботам той, у которой другого дела нет, и дала мне в приемные братья Балина... О да, в детстве я переживал: дескать, зачем я больше привязан к Балину, чем к нашему Ланселету, который - моя собственная плоть и кровь? Но теперь я знаю, что Балин мне и впрямь брат, он мне по сердцу, а Ланселет, хотя я и восхищаюсь им как превосходным рыцарем, каковой он и есть, всегда останется для меня чужим. Скажу больше, серьезно добавил Балан, - отослав меня на воспитание к госпоже Присцилле, Вивиана поместила меня в дом, где мне суждено было узнать истинного Господа и Христа. И ныне странным мне кажется, что, живи я на Авалоне со своею родней, я вырос бы язычником, вроде Ланселета...
Моргейна улыбнулась краем губ:
- Ну, здесь я твоей признательности не разделю; думается мне, дурно поступила Владычица в том, что собственный ее сын отрекся от ее богов. Но даже Вивиана частенько мне говаривала: должно людям получать то религиозное и духовное наставление, что лучше всего им подходит, - то ли, что в состоянии дать она, либо иное. Будь я в душе набожной христианкой, вне всякого сомнения, Вивиана позволила бы мне жить той верой, что крепка в моем сердце. Однако ж, хотя до одиннадцати лет меня воспитывала Игрейна, христианка самая что ни на есть ревностная, думаю, мне самой судьбою предначертано было видеть явления духа так, как приходят они к нам от Богини.
- Здесь Балин поспорил бы с тобою успешнее, чем я, - промолвил Балан, - он куда набожнее меня и в вере тверже. Мне, верно, следовало бы возразить тебе, что, как наверняка сказали бы священники, есть одна и только одна истинная вера и ее-то и должно держаться мужам и женам. Но ты мне родственница, и знаю я, что мать моя - достойная женщина, и верю я, что в день последнего Суда даже Христос примет в расчет ее добродетель. Что до остального, так я не священник и не вижу, почему бы не оставить все это церковникам, в таких вопросах искушенным. Я всей душой люблю Балина, да только надо было ему стать священником, а не воином; уж больно он совестлив и чуток и в вере ревностен. - Балан глянул в сторону возвышения. - А скажи, приемная сестрица, - ты ведь знаешь его лучше, чем я, - что так гнетет сердце брата нашего Ланселета?
Моргейна потупилась:
- Если мне то и ведомо, Балан, не моя это тайна и не мне ее выдавать.
- Ты права, веля мне не вмешиваться в чужие дела, - отозвался Балан, да только горько видеть мне, как он страдает, а он ведь и впрямь несчастен. Дурно думал я о матери, потому что отослала она меня прочь совсем маленьким, но она дала мне любящую приемную мать и брата моих лет, что рос со мною бок о бок и во всем был заодно со мною, и дом тоже. А вот с Ланселетом она обошлась куда хуже. Дома он себя нигде не чувствовал, ни на Авалоне, ни при дворе Бана Бенвикского, где до него и дела никому не было, - мало ли вокруг бегает королевских бастардов! Воистину, плохо поступила с ним Вивиана; хотелось бы мне, чтобы Артур дал ему жену и Ланселет обрел наконец дом!
- Что ж, - беспечно отозвалась Моргейна, - ежели король захочет выдать меня за Ланселета, так ему достаточно только день назвать.
- Ты и Ланселет? А вы, часом, не слишком близкая родня? - осведомился Балан и на мгновение призадумался. - Нет, пожалуй, что и нет; Игрейна с Вивианой - сводные сестры, а не родные, а Горлойс с Баном Бенвикском вообще не в родстве. Хотя кое-кто из церковников, пожалуй, сказал бы: в том, что касается брака, приемная родня приравнивается к кровной... ну что ж, Моргейна, с радостью выпью я за ваш союз в день, когда Артур отдаст тебя моему брату и повелит тебе любить его и заботиться о нем как следует, не чета Вивиане. И никому из вас не придется уезжать от двора: ты - любимица королевы, а Ланселет - ближайший друг короля. От души надеюсь, что так оно и выйдет! - Балан задержал на ней взгляд, исполненный дружелюбного участия. - Ты ведь уже в возрасте; Артуру давным-давно пора отдать тебя замуж.
"А с какой стати король должен отдавать меня кому-либо, точно я - его лошадь или пес?" - удивилась про себя Моргейна, но пожала плечами; она слишком долго прожила на Авалоне и теперь то и дело забывала: римляне повсюду ввели в правило, что женщины - лишь собственность своих мужчин. Мир изменился безвозвратно, и бессмысленно бунтовать против того, чего не изменишь.
Вскорости после того Моргейна двинулась назад вдоль огромного пиршественного стола - свадебного подарка от Гвенвифар Артуру. Просторный зал Каэрлеона, при всей его вместительности, оказался слишком мал: в какой-то момент ей пришлось перебираться через скамьи, притиснутые к самой стене, обходя крутой изгиб. Слуги и поварята с дымящимися блюдами и чашами тоже кое-как протискивались боком.
- А не здесь ли Кевин? - воззвал Артур. - Нет? Тогда придется нам попросить спеть Моргейну: я изголодался по арфам и цивилизованной жизни. Вот уж не удивляюсь, что саксы всю свою жизнь проводят в сражениях и войнах: слышал я унылые завывания их певцов и скажу, что дома им сидеть незачем!
Моргейна попросила одного из подручных Кэя принести из ее комнаты арфу. Перелезая через изгиб скамьи, паренек споткнулся и потерял равновесие; но проворный Ланселет, поддержав мальчика и арфу, спас инструмент от неминуемого падения.
- Очень великодушно было со стороны моего тестя послать мне этот огромный круглый пиршественный стол, - нахмурясь, промолвил Артур, - однако во всем Каэрлеоне нет для него зала достаточно вместительного. Когда мы раз и навсегда выдворим саксов из нашей земли, думаю, придется нам построить для этого стола отдельный чертог!
- Значит, не судьба этому чертогу быть построенным, - рассмеялся Кэй. - Сказать: "Когда мы раз и навсегда выдворим саксов" - все равно, что утверждать: "Когда возвратится Иисус", или "Когда заледенеет ад", или "Когда на яблонях Гластонбери земляника созреет".
- Или "когда король Пелинор поймает своего дракона", - хихикнула Мелеас.
- Не следует вам насмехаться над Пелиноровым драконом, - улыбнулся Артур, - ибо ходят слухи, будто чудище видели снова, и король выступил в поход, дабы на сей раз непременно отыскать его и убить; и даже справился у мерлина, не знает ли тот каких-либо заговоров на поимку дракона!
- О да, конечно же, его видели - все равно как тролля на холмах, что под лучами солнца обращается в камень, или стоячие камни, что водят хороводы в ночь полнолуния, - поддразнил Ланселет. - Всегда находятся люди, способные увидеть чего угодно: одним являются святые с чудесами, а другим драконы или древний народ фэйри. Однако в жизни я не встречал ни мужчины, ни женщины, которым и впрямь довелось бы переведаться с драконом либо с фэйри.