— Ал, — начал он, — я наблюдал за тобой все время, пока ты был с нами, и все ты делал правильно. Кое-чего ты не знаешь, но соображаешь всегда быстро. У тебя голова варит хорошо. Ты хладнокровен, умеешь хорошо рассчитывать время и быстро реагировать. Поэтому ты — единственный парень в команде, к которому я могу обратиться в таком случае, как этот. Нужно передать Левше Биллу письмо. Возьмешься за это дело?
Если бы Аллану предложили немедленно умереть, едва ли он обрадовался бы этому меньше, но Кристофер продолжал, будто не ожидая ответа сразу и не обращая внимания на побледневшее лицо юного соратника:
— Проскользнуть туда будет потруднее, чем для Цыпленка выбраться оттуда. Теперь Рэмзи будет внимателен, как кот на охоте. Потому я вынужден послать моего лучшего человека. Точнее, тебя, Ал. Что ты об этом думаешь?
— У меня нет выбора, — ответил Аллан.
— У тебя есть время. Я не хочу, чтоб ты соглашался сразу же. Я хочу, чтобы ты отнесся к этому спокойно и все обдумал как следует. Понятно? Это большой риск. И мне нужен человек с чутким сердцем, который сделает это. Ведь шестеро бедолаг сейчас умирают в каньоне. Вместе с запиской нужно передать кое-какую еду для них.
Он мастерски задел нужную струну и подавил ухмылку, увидев, что Аллан сжался и судорожно вздохнул.
— Кроме того, — тихо сказал Аллан, — я дал тебе слово, что буду делать все, что ты скажешь. Если ты выбрал меня, я думаю, мне нужно ехать. Когда отправляться?
Кристофер протянул руку и пожал руку Аллана.
— Сынок, — провозгласил он, — ты необыкновенный парень! И ты прорвешься и выиграешь в этой игре. Я это нутром чую. А когда все закончится, мы оба получим больше денег, чем когда-либо видели. Я держался с тобой настороже, Ал, потому что присматривался к тебе, но ты мне сразу понравился. Веришь?
Аллан промямлил в ответ что-то невразумительное. Он отправился искать Джима Джонса, поскольку хотел обсудить задание. И когда он отошел, Кристофер жестом подозвал Гира.
— Держите истинное положение вещей в тайне от Джима, — приказал он. — Он взбесится, если узнает, что это ловушка.
Глава 27
Глава 28
Глава 29
Если бы Аллану предложили немедленно умереть, едва ли он обрадовался бы этому меньше, но Кристофер продолжал, будто не ожидая ответа сразу и не обращая внимания на побледневшее лицо юного соратника:
— Проскользнуть туда будет потруднее, чем для Цыпленка выбраться оттуда. Теперь Рэмзи будет внимателен, как кот на охоте. Потому я вынужден послать моего лучшего человека. Точнее, тебя, Ал. Что ты об этом думаешь?
— У меня нет выбора, — ответил Аллан.
— У тебя есть время. Я не хочу, чтоб ты соглашался сразу же. Я хочу, чтобы ты отнесся к этому спокойно и все обдумал как следует. Понятно? Это большой риск. И мне нужен человек с чутким сердцем, который сделает это. Ведь шестеро бедолаг сейчас умирают в каньоне. Вместе с запиской нужно передать кое-какую еду для них.
Он мастерски задел нужную струну и подавил ухмылку, увидев, что Аллан сжался и судорожно вздохнул.
— Кроме того, — тихо сказал Аллан, — я дал тебе слово, что буду делать все, что ты скажешь. Если ты выбрал меня, я думаю, мне нужно ехать. Когда отправляться?
Кристофер протянул руку и пожал руку Аллана.
— Сынок, — провозгласил он, — ты необыкновенный парень! И ты прорвешься и выиграешь в этой игре. Я это нутром чую. А когда все закончится, мы оба получим больше денег, чем когда-либо видели. Я держался с тобой настороже, Ал, потому что присматривался к тебе, но ты мне сразу понравился. Веришь?
Аллан промямлил в ответ что-то невразумительное. Он отправился искать Джима Джонса, поскольку хотел обсудить задание. И когда он отошел, Кристофер жестом подозвал Гира.
— Держите истинное положение вещей в тайне от Джима, — приказал он. — Он взбесится, если узнает, что это ловушка.
Глава 27
УЛИТКА АЛ ОТПРАВЛЯЕТСЯ В ПУТЬ
План, предложенный главарем, был прост: Аллан должен подъехать к долине и, если проход охраняется не очень тщательно, проскочить через него и нестись на всей скорости вверх по каньону, прямо к хижине. Если удача улыбнется, его не заметят, пока он не подъедет к укрытию вплотную. И тогда он доверится быстроногой лошади и ночной тьме, чтобы избежать пули стрелков Рэмзи.
Если окажется, что вход в каньон под пристальным наблюдением, тогда он не станет пробовать прорваться в этом направлении, а подъедет верхом и спустится по отвесному склону к северу от хижины, оставив лошадь и драгоценную провизию, поскольку, в общем счете, записка, которую он везет, куда важнее еды, которую он должен передать осажденным. Спустившись в каньон, он должен попытаться проскользнуть сквозь цепь осаждающих и подобраться к хижине. Когда Аллан обсуждал это со своим другом, Джим Джонс с самого начала больше одобрил именно этот план. Сперва Джим вообще принялся горячо отговаривать Аллана от поездки, но последний был непреклонен. Он никогда не рвался вперед, пока находился среди преступников. Но сейчас у него была возможность оказать им услугу, не преступая закон, и он решил сделать все от него зависящее для успешного завершения дела.
Джим ничего не мог сделать для него, кроме как дать на прощанье хороший совет: относиться к людям Рэмзи как к диким зверям, потому что сам Рэмзи немногим лучше бешеного волка и он собрал к себе свору отчаянных головорезов, не признающих никакого закона, кроме своего собственного, полукровок и белых, для которых не осталось ничего святого.
— Помни это, — сказал Джим. — Потому что твоя проблема, Ал, в том, что ты считаешь каждого человека таким же благородным до мозга костей, как ты сам. Но если ты столкнешься с бандитами Рэмзи — стреляй!
С этим дружеским напутствием Аллан отправился в свое долгое путешествие по горам, ориентируясь по верхушке величественного пика Солисбери. К полудню он очутился неподалеку от входа в каньон, но, не доезжая до него, остановился, позволил своей лошади свободно пастись и устроился отдохнуть до сумерек. Отчасти потому, что и ему, и его лошади понадобятся все силы, чтобы совершить этот подвиг.
Аллан пустился в путь сразу же после захода солнца и добрался до каньона Солисбери, когда багрянец заката сузился в тоненькую полоску на горизонте, а звезды замерцали на черном куполе небосвода. Это походило на ворота в призрачный разрушенный город. Широкий просторный вход перерастал в бесконечный проспект, с мостовой, изъеденной чередой столетий. Справа высились огромные башни из красного камня, причудливо иссеченные ветрами. И эти отвесные скалы казались крепостным валом с разрушенными зубчатыми стенами. Аллан не мог представить, что скрывается за этими вратами. Вечер задернул свой сумрачный занавес, пронизанный высоким дрожащим воем койота, доносящимся откуда-то из глубины каньона.
Аллану советовали произвести разведку прежде, чем он двинется через вход в долину, но не сказали, как это сделать. И его лихорадочно работающий мозг не мог составить никакого подходящего плана. Потому Аллан пожал плечами и медленно, очень медленно поехал вперед. Едва ли примут за врага человека, едущего так спокойно и неспешно. И какими бы зверьми ни были люди Рэмзи, они вряд ли станут стрелять в него, пока не убедятся, что он из банды Гарри Кристофера.
Он уже проехал между двумя уступами, напоминавшими сторожевые башни, созданные самой природой, и тут его окликнули. Молодой человек взглянул направо и отчетливо разглядел длинный, тускло блеснувший ствол винтовки, глядящий прямо на него из-за нагромождения больших камней. От этого зрелища сердце Аллана заколотилось так отчаянно, что он начал вздрагивать всем телом в такт его ударам. Он подавил первый порыв пришпорить лошадь и помчаться вперед по ущелью что есть мочи. Вместо этого он остановил лошадь и сказал, пытаясь заставить голос звучать спокойно:
— Привет! Что там выше?
— Кто ты такой? — прорычали в ответ.
— Том Смит, — сказал Аллан, — с ранчо «О дробь Z».
Ему случалось видеть в горах скот с таким клеймом, и Джим объяснил ему, что оно значит. Конечно, могло быть и так, что часовой знает всех ковбоев с этого ранчо. Что ж, если так, Аллан получит пулю в лоб, только и всего.
— А что ты здесь делаешь, Том Смит? — спросил часовой, не опуская винтовки.
— У нас отбилось несколько коров. Я их разыскиваю. Вот хочу переночевать сегодня в каньоне Солисбери. Слишком далеко возвращаться обратно к ранчо, а лошадь моя устала.
— А по-моему, она еще вполне ничего, — заметил часовой, потому что в этот момент во тьме что-то зашелестело и лошадь Аллана испуганно взбрыкнула. Он стиснул зубы и успокоил животное, сильно сдавив ее бока коленями. Сейчас он пожалел, что не взял лошадь посмирнее.
— Она — пугливая дура! — в сердцах сказал Аллан. — Уже еле тащится, а все равно шарахается.
— Знаем таких, — уже более дружелюбно откликнулся часовой. — Был у меня чертов красноглазый длинномордый дурень, который тоже всегда гарцевал, словно ему не терпится пуститься в галоп, пока его не пришпоришь. А тогда он пятился и весь оставшийся путь шел прогулочным шагом. Но какого черта тебя несет в каньон на ночевку?
— Там стоит старая хибара, где можно достать воду. А у меня с собой достаточно еды, чтобы приготовить ужин и завтрак.
— С каких это пор старина Джеф с «О дробь Z» начал давать своим парням припасы в дорогу?
— Это моя привычка. Джеф ни при чем.
— Да ты запасливый, скажу я тебе!
— Никто не знает, что может случиться. Можно, например, приехать в знакомый каньон и напороться на парня с винтовкой. Что случилось, приятель?
Часовой захохотал:
— Я здесь сижу, чтобы сообщать всем, что каньон Солисбери сейчас — не самое лучшее место для ночлега.
— Там что-то стряслось?
— Вот именно! Жуткие вещи. В каньоне Солисбери ходит лихорадка, которую подхватывают те, кто задает слишком много вопросов. Кое-кто из них уже не встанет.
Ему так понравилась собственная острота, что он опять засмеялся.
— Ладно. — Аллан старался говорить как можно простодушнее. — Я не собираюсь туда соваться, если твоя винтовка против.
— Конечно против! Я вижу, Том Смит, что ты не силен в стрельбе.
— Я ношу револьвер для виду. И только.
Невидимый собеседник фыркнул то ли весело, то ли презрительно.
— Как там, на ранчо, поживает старина Кэри?
— Прекрасно, — ответил Аллан.
— Да ну? Говорили, доктор не надеялся, что он поднимется.
— Доктора тоже ошибаются, — заявил на это Аллан.
— Вообще-то да. Однажды меня пырнули ножом, и доктор признал меня безнадежным. А посмотри на меня сейчас!
Он поднялся, тень в тени, — высокий, широкоплечий здоровяк.
— Да ты настоящий великан! — тихо сказал Аллан. И добавил, похлопав себя по карманам: — Ох, я, кажется, потерял свои сигары! У тебя закурить не найдется, дружище?
Часовой помедлил. С одной стороны, он не хотел испытывать судьбу, но добродушие незнакомца, его простые манеры свидетельствовали о том, что здесь никакой опасности нет. Он взял оружие правой рукой, держа его нацеленным и не спуская пальца с курка. И подошел, протягивая бумагу и табак.
Аллан подъехал вплотную, чтобы взять курево, и разглядел лицо часового, такое же внушительное, как и его фигура, — широкая физиономия, окруженная короткой вьющейся бородкой. Его маленькие цепкие глазки впились в Аллана и его лошадь.
Между тем это была первая попытка Аллана свернуть самокрутку. Он оторвал полоску оберточной бумаги, высыпал на нее табак, как это часто делали на его глазах пастухи, и начал неуклюже сворачивать самокрутку. У него было на это всего несколько секунд. Еще немного, и его медлительность вызовет у часового подозрение». А винтовка в руке здоровяка все еще была нацелена прямо на него.
— Твоя лошадь не слишком-то и вспотела.
— Я останавливался неподалеку, высчитывал, ехать ли мне дальше или устраиваться на ночлег. Тогда она и остыла.
— Но на ней нет высохшего пота. Почему?
— Эти толстокожие никогда сильно не потеют!
— Это правда. Когда они начинают потеть, это значит, что они вот-вот откинут копыта. Чего ты там так долго возишься?
— Я порвал бумагу, — ответил Аллан и уронил самокрутку на землю.
— Ну, — проворчал охранник, — заклеивай ее теперь, если ты такой безрукий! Я не рвал бумагу для самокруток с детства!
— Ни разу?
— Говорю же, нет!
— Все дело в моей руке, — ответил Аллан. — Смотри.
Он протянул правую руку в сторону стража и в то же время высвободил ногу из стремени на противоположном боку лошади
— И что у тебя с рукой? — поинтересовался бандит. — Ничего необычного я не вижу. Что же с ней не так?
— Нервы, — ответил Аллан, и как только его рука оказалась всего в нескольких дюймах от лица часового, он резко выбросил ее вперед и вцепился прямо в плотную мускулистую шею под курчавой бородкой.
Бандит выронил винтовку и, задыхаясь, обеими руками оторвал от себя страшные тиски. Но Аллан уже соскакивал с седла и в падении нанес сокрушающий удар кулаком левой руки. Он пришелся прямо по зубам незнакомца и оборвал готовый вырваться у него крик. Часовой отлетел назад. Аллан тут же прыгнул на него как тигр, полный сил и ярости.
Наверняка рядом были и другие часовые. Они не должны услышать шума борьбы. И нельзя дать этому человеку возможность закричать.
Кулак снова врезался в лицо бандита. Казалось, он ударил скалу. На этот раз незнакомец, рыча, выдернул из заднего кармана револьвер. Аллан скользнул под прыгающее в его руке оружие, двинул противника плечом в бедро, и оба они упали на камни. Неожиданно Аллан почувствовал, что тело бандита обмякло, как будто он уснул.
Тяжело дыша, он поднялся на колени. Часовой лежал с закрытыми глазами, из пробитой острым выступом головы текла кровь. Мертв?
У Аллана не было времени выяснять это. Охваченный ужасом, он взлетел в седло и сразу взял с места в галоп. Далеко впереди расстилался озаренный мерцающим светом звезд подъем, с обеих сторон громоздились черные пики горных утесов, ограждающих каньон Солисбери. Местность между ними прекрасно просматривалась, и теперь Аллан знал, что ночь не укроет его, не спасет. О, если бы он смог проскочить мимо врагов незамеченным…
Не успел он додумать эту мысль до конца, как позади раздались крики и воздух взорвался неистовым громом ружейных выстрелов.
Если окажется, что вход в каньон под пристальным наблюдением, тогда он не станет пробовать прорваться в этом направлении, а подъедет верхом и спустится по отвесному склону к северу от хижины, оставив лошадь и драгоценную провизию, поскольку, в общем счете, записка, которую он везет, куда важнее еды, которую он должен передать осажденным. Спустившись в каньон, он должен попытаться проскользнуть сквозь цепь осаждающих и подобраться к хижине. Когда Аллан обсуждал это со своим другом, Джим Джонс с самого начала больше одобрил именно этот план. Сперва Джим вообще принялся горячо отговаривать Аллана от поездки, но последний был непреклонен. Он никогда не рвался вперед, пока находился среди преступников. Но сейчас у него была возможность оказать им услугу, не преступая закон, и он решил сделать все от него зависящее для успешного завершения дела.
Джим ничего не мог сделать для него, кроме как дать на прощанье хороший совет: относиться к людям Рэмзи как к диким зверям, потому что сам Рэмзи немногим лучше бешеного волка и он собрал к себе свору отчаянных головорезов, не признающих никакого закона, кроме своего собственного, полукровок и белых, для которых не осталось ничего святого.
— Помни это, — сказал Джим. — Потому что твоя проблема, Ал, в том, что ты считаешь каждого человека таким же благородным до мозга костей, как ты сам. Но если ты столкнешься с бандитами Рэмзи — стреляй!
С этим дружеским напутствием Аллан отправился в свое долгое путешествие по горам, ориентируясь по верхушке величественного пика Солисбери. К полудню он очутился неподалеку от входа в каньон, но, не доезжая до него, остановился, позволил своей лошади свободно пастись и устроился отдохнуть до сумерек. Отчасти потому, что и ему, и его лошади понадобятся все силы, чтобы совершить этот подвиг.
Аллан пустился в путь сразу же после захода солнца и добрался до каньона Солисбери, когда багрянец заката сузился в тоненькую полоску на горизонте, а звезды замерцали на черном куполе небосвода. Это походило на ворота в призрачный разрушенный город. Широкий просторный вход перерастал в бесконечный проспект, с мостовой, изъеденной чередой столетий. Справа высились огромные башни из красного камня, причудливо иссеченные ветрами. И эти отвесные скалы казались крепостным валом с разрушенными зубчатыми стенами. Аллан не мог представить, что скрывается за этими вратами. Вечер задернул свой сумрачный занавес, пронизанный высоким дрожащим воем койота, доносящимся откуда-то из глубины каньона.
Аллану советовали произвести разведку прежде, чем он двинется через вход в долину, но не сказали, как это сделать. И его лихорадочно работающий мозг не мог составить никакого подходящего плана. Потому Аллан пожал плечами и медленно, очень медленно поехал вперед. Едва ли примут за врага человека, едущего так спокойно и неспешно. И какими бы зверьми ни были люди Рэмзи, они вряд ли станут стрелять в него, пока не убедятся, что он из банды Гарри Кристофера.
Он уже проехал между двумя уступами, напоминавшими сторожевые башни, созданные самой природой, и тут его окликнули. Молодой человек взглянул направо и отчетливо разглядел длинный, тускло блеснувший ствол винтовки, глядящий прямо на него из-за нагромождения больших камней. От этого зрелища сердце Аллана заколотилось так отчаянно, что он начал вздрагивать всем телом в такт его ударам. Он подавил первый порыв пришпорить лошадь и помчаться вперед по ущелью что есть мочи. Вместо этого он остановил лошадь и сказал, пытаясь заставить голос звучать спокойно:
— Привет! Что там выше?
— Кто ты такой? — прорычали в ответ.
— Том Смит, — сказал Аллан, — с ранчо «О дробь Z».
Ему случалось видеть в горах скот с таким клеймом, и Джим объяснил ему, что оно значит. Конечно, могло быть и так, что часовой знает всех ковбоев с этого ранчо. Что ж, если так, Аллан получит пулю в лоб, только и всего.
— А что ты здесь делаешь, Том Смит? — спросил часовой, не опуская винтовки.
— У нас отбилось несколько коров. Я их разыскиваю. Вот хочу переночевать сегодня в каньоне Солисбери. Слишком далеко возвращаться обратно к ранчо, а лошадь моя устала.
— А по-моему, она еще вполне ничего, — заметил часовой, потому что в этот момент во тьме что-то зашелестело и лошадь Аллана испуганно взбрыкнула. Он стиснул зубы и успокоил животное, сильно сдавив ее бока коленями. Сейчас он пожалел, что не взял лошадь посмирнее.
— Она — пугливая дура! — в сердцах сказал Аллан. — Уже еле тащится, а все равно шарахается.
— Знаем таких, — уже более дружелюбно откликнулся часовой. — Был у меня чертов красноглазый длинномордый дурень, который тоже всегда гарцевал, словно ему не терпится пуститься в галоп, пока его не пришпоришь. А тогда он пятился и весь оставшийся путь шел прогулочным шагом. Но какого черта тебя несет в каньон на ночевку?
— Там стоит старая хибара, где можно достать воду. А у меня с собой достаточно еды, чтобы приготовить ужин и завтрак.
— С каких это пор старина Джеф с «О дробь Z» начал давать своим парням припасы в дорогу?
— Это моя привычка. Джеф ни при чем.
— Да ты запасливый, скажу я тебе!
— Никто не знает, что может случиться. Можно, например, приехать в знакомый каньон и напороться на парня с винтовкой. Что случилось, приятель?
Часовой захохотал:
— Я здесь сижу, чтобы сообщать всем, что каньон Солисбери сейчас — не самое лучшее место для ночлега.
— Там что-то стряслось?
— Вот именно! Жуткие вещи. В каньоне Солисбери ходит лихорадка, которую подхватывают те, кто задает слишком много вопросов. Кое-кто из них уже не встанет.
Ему так понравилась собственная острота, что он опять засмеялся.
— Ладно. — Аллан старался говорить как можно простодушнее. — Я не собираюсь туда соваться, если твоя винтовка против.
— Конечно против! Я вижу, Том Смит, что ты не силен в стрельбе.
— Я ношу револьвер для виду. И только.
Невидимый собеседник фыркнул то ли весело, то ли презрительно.
— Как там, на ранчо, поживает старина Кэри?
— Прекрасно, — ответил Аллан.
— Да ну? Говорили, доктор не надеялся, что он поднимется.
— Доктора тоже ошибаются, — заявил на это Аллан.
— Вообще-то да. Однажды меня пырнули ножом, и доктор признал меня безнадежным. А посмотри на меня сейчас!
Он поднялся, тень в тени, — высокий, широкоплечий здоровяк.
— Да ты настоящий великан! — тихо сказал Аллан. И добавил, похлопав себя по карманам: — Ох, я, кажется, потерял свои сигары! У тебя закурить не найдется, дружище?
Часовой помедлил. С одной стороны, он не хотел испытывать судьбу, но добродушие незнакомца, его простые манеры свидетельствовали о том, что здесь никакой опасности нет. Он взял оружие правой рукой, держа его нацеленным и не спуская пальца с курка. И подошел, протягивая бумагу и табак.
Аллан подъехал вплотную, чтобы взять курево, и разглядел лицо часового, такое же внушительное, как и его фигура, — широкая физиономия, окруженная короткой вьющейся бородкой. Его маленькие цепкие глазки впились в Аллана и его лошадь.
Между тем это была первая попытка Аллана свернуть самокрутку. Он оторвал полоску оберточной бумаги, высыпал на нее табак, как это часто делали на его глазах пастухи, и начал неуклюже сворачивать самокрутку. У него было на это всего несколько секунд. Еще немного, и его медлительность вызовет у часового подозрение». А винтовка в руке здоровяка все еще была нацелена прямо на него.
— Твоя лошадь не слишком-то и вспотела.
— Я останавливался неподалеку, высчитывал, ехать ли мне дальше или устраиваться на ночлег. Тогда она и остыла.
— Но на ней нет высохшего пота. Почему?
— Эти толстокожие никогда сильно не потеют!
— Это правда. Когда они начинают потеть, это значит, что они вот-вот откинут копыта. Чего ты там так долго возишься?
— Я порвал бумагу, — ответил Аллан и уронил самокрутку на землю.
— Ну, — проворчал охранник, — заклеивай ее теперь, если ты такой безрукий! Я не рвал бумагу для самокруток с детства!
— Ни разу?
— Говорю же, нет!
— Все дело в моей руке, — ответил Аллан. — Смотри.
Он протянул правую руку в сторону стража и в то же время высвободил ногу из стремени на противоположном боку лошади
— И что у тебя с рукой? — поинтересовался бандит. — Ничего необычного я не вижу. Что же с ней не так?
— Нервы, — ответил Аллан, и как только его рука оказалась всего в нескольких дюймах от лица часового, он резко выбросил ее вперед и вцепился прямо в плотную мускулистую шею под курчавой бородкой.
Бандит выронил винтовку и, задыхаясь, обеими руками оторвал от себя страшные тиски. Но Аллан уже соскакивал с седла и в падении нанес сокрушающий удар кулаком левой руки. Он пришелся прямо по зубам незнакомца и оборвал готовый вырваться у него крик. Часовой отлетел назад. Аллан тут же прыгнул на него как тигр, полный сил и ярости.
Наверняка рядом были и другие часовые. Они не должны услышать шума борьбы. И нельзя дать этому человеку возможность закричать.
Кулак снова врезался в лицо бандита. Казалось, он ударил скалу. На этот раз незнакомец, рыча, выдернул из заднего кармана револьвер. Аллан скользнул под прыгающее в его руке оружие, двинул противника плечом в бедро, и оба они упали на камни. Неожиданно Аллан почувствовал, что тело бандита обмякло, как будто он уснул.
Тяжело дыша, он поднялся на колени. Часовой лежал с закрытыми глазами, из пробитой острым выступом головы текла кровь. Мертв?
У Аллана не было времени выяснять это. Охваченный ужасом, он взлетел в седло и сразу взял с места в галоп. Далеко впереди расстилался озаренный мерцающим светом звезд подъем, с обеих сторон громоздились черные пики горных утесов, ограждающих каньон Солисбери. Местность между ними прекрасно просматривалась, и теперь Аллан знал, что ночь не укроет его, не спасет. О, если бы он смог проскочить мимо врагов незамеченным…
Не успел он додумать эту мысль до конца, как позади раздались крики и воздух взорвался неистовым громом ружейных выстрелов.
Глава 28
К УМИРАЮЩИМ ОТ ГОЛОДА
В тихом горном воздухе звуки стрельбы разнеслись по всему каньону Солисбери, из конца в конец, тысячекратно отраженные эхом от высоких утесов. Надежда уйти незамеченным пропала, но, по крайней мере, он был не настолько глуп, чтобы скакать посередине узкой долины. Аллан резко взял вправо и заставил лошадь замедлить бег, поскольку знал, что быстро движущийся объект заметить легче, чем неподвижный или медленно передвигающийся. Под прикрытием черной тени скал он снова пустил лошадь в галоп и сразу же увидел пятерых всадников, несущихся во весь опор к устью каньона. Они проскакали всего в какой-то сотне ярдов от него.
Если бы Аллан не свернул, они бы неминуемо столкнулись. Бандиты скакали, навстречу им выехал яростно вопящий соратник на большом коне. Оглянувшись, Аллан смутно разглядел его фигуру и услышал раскаты его голоса. И вся группа немедленно развернулась. Через мгновение они с бешеным ревом неслись прямо на него. Даже тень нависающей скалы не укрыла бы теперь Аллана от их ястребиных глаз. Он отпустил поводья, пришпорил свою лошадь и ринулся вперед.
Эта лошадь, сильная и выносливая, считалась лучшей в отряде Гарри Кристофера. Она достаточно отдохнула, чтобы в эту трудную для Аллана минуту показать все, на что способна. Но хотя животное летело как стрела, вопли, гремевшие позади, становились все ближе и ближе. Казалось, злость и негодование седоков придавали их лошадям новые силы.
Но была и другая причина, по которой они подняли такой шум. Крики должны были предупредить часовых, затаившихся выше по ущелью, и наверняка те уже подняли тревогу, услыхав ружейную пальбу. И верно, как только Аллан подумал об этом, он увидел их, скачущих навстречу, — всадник, еще один… Их было явно больше двух, и они растянулись редкой, но прочной цепью, чтобы отрезать ему путь к лачуге.
Увидев это, Аллан оглянулся. Преследователи нагоняли. Судя по всему, положение было безвыходное. И внезапно его охватила ярость. В нем пробудилось другое существо, как той ночью, после ограбления поезда, когда он выслеживал часового на плато. Из его горла вырвался дикий вопль, наполнив сердце неизъяснимым острым восторгом.
Лошадь под Алланом помчалась еще быстрее, как будто этот крик подстегнул ее сильнее острых шпор или плети. Животное неслось с удвоенной скоростью, и крики позади отдалились и стали тише.
Впереди четверка всадников приостановилась и сбилась теснее, так как теперь они определили место, куда он правил. В звездном свете Аллан видел их четко, очень четко, вплоть до мерцающего у них в руках оружия.
Он бросил лошадь в одну сторону, потом в другую, а потом направил послушное создание прямо на врагов.
Всадники располагались небольшим полукругом и непрерывно стреляли. Аллан вынул револьвер. Кто мог бы прицельно выстрелить с коня, несущегося на такой скорости? Но Аллан стрелял, стрелял, будто всю жизнь только этому и учился, — скупым движением указательного и среднего пальцев давя на спуск. Он стрелял. Четверо на конях оставались невредимы. Аллан выбрал центрального бандита, прямо перед собой, и снова выстрелил. Его лошадь храпела от страха — выстрелы гремели у нее над головой — и мчалась еще быстрее.
Человек в центре пошатнулся, вытянул руки, будто собирался на ощупь отыскивать путь в темноте. Потом завалился на бок и выскользнул из седла как тряпичная кукла. Он остался лежать на земле, а его конь вскинул голову, повернулся и исчез во мраке.
Трое остальных всадников все еще составляли полукруг, в центре которого теперь зияла брешь. Они держались уверенно и стреляли непрерывно. В этот момент что-то сильно обожгло Аллану кожу над ухом и заставило покачнуться в седле. Это было похоже на удар кулаком и в то же время на прикосновение раскаленного металла. Что-то теплое потекло по лицу Аллана, и только тогда он понял, что его задело случайной пулей. Жизнь его висела на тоненьком волоске!
Он выстрелил снова; трое все еще были перед ним. Он стрелял; три револьвера вели огонь из темноты, и теперь как лезвием ножа полоснуло правое плечо. Выстрел — и слетела его шляпа. Еще одна пуля пробивает развевающиеся от бешеной скачки полы его куртки. Аллан стрелял снова и снова — теперь уже лишь двое оставались в седле, и Аллан направил свою лошадь как раз между ними, в середину бывшего полукруга. Он тут же заметил, что их револьверы выстрелили еще раз, а потом отпрянули дулами в небо и застыли как завороженные. Он оказался как раз между стрелками, и они боялись подстрелить друг друга. Но еще один рывок, и, когда Аллан пронесся между ними, их револьверы заговорили опять. Лошадь Ала пронизала дрожь, но доброе животное еще скакало вперед, и в каких-то трехстах ярдах уже виднелась хижина, где он мог укрыться и куда вез еду умирающим товарищам.
Аллан натянул поводья. Джим говорил ему, что так успокаивают спотыкающуюся лошадь, а его скакун уже начал выдыхаться и терять скорость. Но все еще рвался вперед, хотя и спотыкаясь, и каждый рывок приближал к хижине хотя бы на несколько ярдов.
Впереди бушевал целый хоровод криков — в этих воющих стонах Аллан едва распознал людские голоса. Почему они не стреляют, чтобы отогнать преследователей? Наверное, опасаются попасть в него, несущего им надежду.
Седельные сумки с тридцатью фунтами провизии Аллан отвязал и держал в левой руке. Если бедная лошадь падет, он попытается дотащить их до укрытия сам. Еще сто ярдов позади. Оставалось двести. И тогда несчастное животное вскинуло голову и рухнуло с поистине человеческим стоном. Аллан кувырнулся вперед и так ударился об землю, что в глазах заплясали красные пятна.
Но это длилось лишь мгновение. Он медленно поднялся на ноги. За ним уже не гнались: заговорили винтовки укрывшихся в лачуге, и беспощадный огонь отогнал бандитов Рэмзи. Пальба продолжалась, но, когда Аллан поднял руку, тотчас же все смолкло. В маленькой хижине поднялась целая буря неудержимого веселья, и трое осажденных поспешили ему на помощь. Хотя Аллану не требовалось никакой поддержки, чтобы встать и побежать с богатством, оттягивавшим его левую руку. Он бросил прощальный взгляд на павшую лошадь. По воле случая погибло животное, а не всадник, и запекшаяся кровь на его голове, плече и боку свидетельствовала, насколько близко прошла рядом смерть.
Они не могли торжественно нести его на руках, но истощенные изголодавшиеся люди с ввалившимися глазами окружили спасителя, хлопали его по спине, кричали и плясали от радости. Они протолкнули его в дверь хибары.
— Я привез записку от Кристофера… — начал Аллан.
Но они не обратили бы на нее внимания, даже если бы это было письмо от самого Господа Бога. Взгляды несчастных были прикованы к плотно набитой сумке, висящей у него на руке. Их ноздри чутко трепетали, будто заслышав запах упакованной там свинины. И в тот же час измученные многодневным голодом люди оттеснили посланника с его невысказанным заявлением в угол и принялись готовить ужин.
В камине загудел огонь, быстро нарезали бекон, замесили тесто для лепешек из привезенной муки, по комнате поплыл ни с чем не сравнимый аромат свежезаваренного кофе. Все это время они приплясывали и пели. Несчастные хлопали друг друга по плечам, вопили и смеялись как сумасшедшие. Да они и вправду слегка сошли с ума.
В углу Аллан осматривал себя. Небольшим осколком зеркала он соскоблил волосы на голове вокруг раны. Пуля лишь слегка содрала кожу, хотя этот удар едва не оглушил его. Когда Аллан смыл кровь и перевязал рану, он почувствовал себя вполне сносно. Плечо тоже не вызывало беспокойства. Хотя рукав и промок от крови, попадание было несерьезным. Из-за падения с лошади все тело саднило от небольших кровоподтеков и синяков, а на макушке выросла огромная шишка. Но это были пустяки для человека, заглянувшего смерти в лицо и едва сумевшего спастись, чтобы выполнить свою миссию.
Когда еда была наполовину приготовлена и все сели ужинать, Аллану пришла в голову мысль, что на страже сейчас никто не стоит. И такой сообразительный бандюга, как Рэмзи, наверняка попытается застать их врасплох, поскольку знает, что голодающим привезли продукты и они забудут об опасности на время еды. Потому Аллан взял ружье и пошел к наполовину приоткрытой двери. Позади остались тепло очага, запахи жаркого и радостные голоса друзей. Впереди ждала ночная тишина и мягко мерцающие звезды.
Кто избрал такой пейзаж для места, где разворачивается трагедия? Из кустов доносились едва различимые шорохи, — видимо, какой-то любопытный койот, чью песню с вершины каньона он слышал этим вечером. За другим кустом проскользнула неясная тень. И когда из темноты поднялась фигура человека и двинулась к лачуге, Аллан вскинул ружье к плечу. Руки его не дрожали, хотя сердце трепетало от волнения. Выходит, он правильно просчитал ход мыслей главаря противников. Они шли сюда — двое, трое, четверо. Наверное, остальные подкрадывались с других сторон. Если он промедлит еще секунду и не поднимет тревоги, они ворвутся в хижину. Аллан прицелился как мог и нажал на спуск.
Уже стреляя, парень знал, что мишень ускользнула и он промажет. Но зрелище четверых бандитов, с воем удирающих в кусты, принесло ему немалое удовлетворение. Заросли трещали под напором спасающихся беглецов. Их крик подхватила дюжина глоток со всех сторон, и Ал услышал шум поспешного бегства. Рэмзи собрал всю свою банду для этого отчаянного прорыва, но, поняв, что их обнаружили, бандиты не проявили горячего желания бросаться на ружейные стволы в умелых руках.
Если бы Аллан не свернул, они бы неминуемо столкнулись. Бандиты скакали, навстречу им выехал яростно вопящий соратник на большом коне. Оглянувшись, Аллан смутно разглядел его фигуру и услышал раскаты его голоса. И вся группа немедленно развернулась. Через мгновение они с бешеным ревом неслись прямо на него. Даже тень нависающей скалы не укрыла бы теперь Аллана от их ястребиных глаз. Он отпустил поводья, пришпорил свою лошадь и ринулся вперед.
Эта лошадь, сильная и выносливая, считалась лучшей в отряде Гарри Кристофера. Она достаточно отдохнула, чтобы в эту трудную для Аллана минуту показать все, на что способна. Но хотя животное летело как стрела, вопли, гремевшие позади, становились все ближе и ближе. Казалось, злость и негодование седоков придавали их лошадям новые силы.
Но была и другая причина, по которой они подняли такой шум. Крики должны были предупредить часовых, затаившихся выше по ущелью, и наверняка те уже подняли тревогу, услыхав ружейную пальбу. И верно, как только Аллан подумал об этом, он увидел их, скачущих навстречу, — всадник, еще один… Их было явно больше двух, и они растянулись редкой, но прочной цепью, чтобы отрезать ему путь к лачуге.
Увидев это, Аллан оглянулся. Преследователи нагоняли. Судя по всему, положение было безвыходное. И внезапно его охватила ярость. В нем пробудилось другое существо, как той ночью, после ограбления поезда, когда он выслеживал часового на плато. Из его горла вырвался дикий вопль, наполнив сердце неизъяснимым острым восторгом.
Лошадь под Алланом помчалась еще быстрее, как будто этот крик подстегнул ее сильнее острых шпор или плети. Животное неслось с удвоенной скоростью, и крики позади отдалились и стали тише.
Впереди четверка всадников приостановилась и сбилась теснее, так как теперь они определили место, куда он правил. В звездном свете Аллан видел их четко, очень четко, вплоть до мерцающего у них в руках оружия.
Он бросил лошадь в одну сторону, потом в другую, а потом направил послушное создание прямо на врагов.
Всадники располагались небольшим полукругом и непрерывно стреляли. Аллан вынул револьвер. Кто мог бы прицельно выстрелить с коня, несущегося на такой скорости? Но Аллан стрелял, стрелял, будто всю жизнь только этому и учился, — скупым движением указательного и среднего пальцев давя на спуск. Он стрелял. Четверо на конях оставались невредимы. Аллан выбрал центрального бандита, прямо перед собой, и снова выстрелил. Его лошадь храпела от страха — выстрелы гремели у нее над головой — и мчалась еще быстрее.
Человек в центре пошатнулся, вытянул руки, будто собирался на ощупь отыскивать путь в темноте. Потом завалился на бок и выскользнул из седла как тряпичная кукла. Он остался лежать на земле, а его конь вскинул голову, повернулся и исчез во мраке.
Трое остальных всадников все еще составляли полукруг, в центре которого теперь зияла брешь. Они держались уверенно и стреляли непрерывно. В этот момент что-то сильно обожгло Аллану кожу над ухом и заставило покачнуться в седле. Это было похоже на удар кулаком и в то же время на прикосновение раскаленного металла. Что-то теплое потекло по лицу Аллана, и только тогда он понял, что его задело случайной пулей. Жизнь его висела на тоненьком волоске!
Он выстрелил снова; трое все еще были перед ним. Он стрелял; три револьвера вели огонь из темноты, и теперь как лезвием ножа полоснуло правое плечо. Выстрел — и слетела его шляпа. Еще одна пуля пробивает развевающиеся от бешеной скачки полы его куртки. Аллан стрелял снова и снова — теперь уже лишь двое оставались в седле, и Аллан направил свою лошадь как раз между ними, в середину бывшего полукруга. Он тут же заметил, что их револьверы выстрелили еще раз, а потом отпрянули дулами в небо и застыли как завороженные. Он оказался как раз между стрелками, и они боялись подстрелить друг друга. Но еще один рывок, и, когда Аллан пронесся между ними, их револьверы заговорили опять. Лошадь Ала пронизала дрожь, но доброе животное еще скакало вперед, и в каких-то трехстах ярдах уже виднелась хижина, где он мог укрыться и куда вез еду умирающим товарищам.
Аллан натянул поводья. Джим говорил ему, что так успокаивают спотыкающуюся лошадь, а его скакун уже начал выдыхаться и терять скорость. Но все еще рвался вперед, хотя и спотыкаясь, и каждый рывок приближал к хижине хотя бы на несколько ярдов.
Впереди бушевал целый хоровод криков — в этих воющих стонах Аллан едва распознал людские голоса. Почему они не стреляют, чтобы отогнать преследователей? Наверное, опасаются попасть в него, несущего им надежду.
Седельные сумки с тридцатью фунтами провизии Аллан отвязал и держал в левой руке. Если бедная лошадь падет, он попытается дотащить их до укрытия сам. Еще сто ярдов позади. Оставалось двести. И тогда несчастное животное вскинуло голову и рухнуло с поистине человеческим стоном. Аллан кувырнулся вперед и так ударился об землю, что в глазах заплясали красные пятна.
Но это длилось лишь мгновение. Он медленно поднялся на ноги. За ним уже не гнались: заговорили винтовки укрывшихся в лачуге, и беспощадный огонь отогнал бандитов Рэмзи. Пальба продолжалась, но, когда Аллан поднял руку, тотчас же все смолкло. В маленькой хижине поднялась целая буря неудержимого веселья, и трое осажденных поспешили ему на помощь. Хотя Аллану не требовалось никакой поддержки, чтобы встать и побежать с богатством, оттягивавшим его левую руку. Он бросил прощальный взгляд на павшую лошадь. По воле случая погибло животное, а не всадник, и запекшаяся кровь на его голове, плече и боку свидетельствовала, насколько близко прошла рядом смерть.
Они не могли торжественно нести его на руках, но истощенные изголодавшиеся люди с ввалившимися глазами окружили спасителя, хлопали его по спине, кричали и плясали от радости. Они протолкнули его в дверь хибары.
— Я привез записку от Кристофера… — начал Аллан.
Но они не обратили бы на нее внимания, даже если бы это было письмо от самого Господа Бога. Взгляды несчастных были прикованы к плотно набитой сумке, висящей у него на руке. Их ноздри чутко трепетали, будто заслышав запах упакованной там свинины. И в тот же час измученные многодневным голодом люди оттеснили посланника с его невысказанным заявлением в угол и принялись готовить ужин.
В камине загудел огонь, быстро нарезали бекон, замесили тесто для лепешек из привезенной муки, по комнате поплыл ни с чем не сравнимый аромат свежезаваренного кофе. Все это время они приплясывали и пели. Несчастные хлопали друг друга по плечам, вопили и смеялись как сумасшедшие. Да они и вправду слегка сошли с ума.
В углу Аллан осматривал себя. Небольшим осколком зеркала он соскоблил волосы на голове вокруг раны. Пуля лишь слегка содрала кожу, хотя этот удар едва не оглушил его. Когда Аллан смыл кровь и перевязал рану, он почувствовал себя вполне сносно. Плечо тоже не вызывало беспокойства. Хотя рукав и промок от крови, попадание было несерьезным. Из-за падения с лошади все тело саднило от небольших кровоподтеков и синяков, а на макушке выросла огромная шишка. Но это были пустяки для человека, заглянувшего смерти в лицо и едва сумевшего спастись, чтобы выполнить свою миссию.
Когда еда была наполовину приготовлена и все сели ужинать, Аллану пришла в голову мысль, что на страже сейчас никто не стоит. И такой сообразительный бандюга, как Рэмзи, наверняка попытается застать их врасплох, поскольку знает, что голодающим привезли продукты и они забудут об опасности на время еды. Потому Аллан взял ружье и пошел к наполовину приоткрытой двери. Позади остались тепло очага, запахи жаркого и радостные голоса друзей. Впереди ждала ночная тишина и мягко мерцающие звезды.
Кто избрал такой пейзаж для места, где разворачивается трагедия? Из кустов доносились едва различимые шорохи, — видимо, какой-то любопытный койот, чью песню с вершины каньона он слышал этим вечером. За другим кустом проскользнула неясная тень. И когда из темноты поднялась фигура человека и двинулась к лачуге, Аллан вскинул ружье к плечу. Руки его не дрожали, хотя сердце трепетало от волнения. Выходит, он правильно просчитал ход мыслей главаря противников. Они шли сюда — двое, трое, четверо. Наверное, остальные подкрадывались с других сторон. Если он промедлит еще секунду и не поднимет тревоги, они ворвутся в хижину. Аллан прицелился как мог и нажал на спуск.
Уже стреляя, парень знал, что мишень ускользнула и он промажет. Но зрелище четверых бандитов, с воем удирающих в кусты, принесло ему немалое удовлетворение. Заросли трещали под напором спасающихся беглецов. Их крик подхватила дюжина глоток со всех сторон, и Ал услышал шум поспешного бегства. Рэмзи собрал всю свою банду для этого отчаянного прорыва, но, поняв, что их обнаружили, бандиты не проявили горячего желания бросаться на ружейные стволы в умелых руках.
Глава 29
ОПАСНОЕ РЕШЕНИЕ
Ужин был прерван; все ринулись к двери и окнам с оружием в руках. Но успели дать лишь пару залпов по исчезающим фигурам. Потом вернулись к еде, более собранные и притихшие.
— Если бы эти сволочи рванулись вперед, когда мальчуган выстрелил, — хмуро проговорил Денвер Чарли, — они бы взяли нас легко и без потерь. Левша, ты — никудышный командир.
Все с упреком уставились на Левшу Билла. Все, кроме Тома Морриса, сыгравшего решающую роль в ограблении поезда и с тех пор имевшего неоспоримое право голоса.
— Здесь нет другого командира, кроме наших пустых желудков, — заявил он. — Не трожь Левшу. Он все делает правильно. У всех есть своя голова на плечах. Но никому в голову не пришла дельная мысль. Только этому парнишке… новичку! — И Том посмотрел на Аллана с восхищением. — Ал! Черт меня подери, если я буду не прав, когда скажу, что ты удивил нас всех. Во-первых, ты не дал нам загнуться от голода. Во-вторых, если бы не ты, эти убийцы перерезали бы нам глотки! Твою руку, приятель!
Он сердечно пожал руку Аллана, и все последовали его примеру. Это не было похоже на обычное рукопожатие, к каким Аллан привык, когда работал в банке. Они улыбались, крепко и осторожно сжимая его руку и глядя в глаза долгим, проникновенным взглядом. Они говорили что-то вроде: «Ей-богу, малыш:, ты — не худший из парней!» или «Старик, ты поступил чертовски благородно!». Но за их грубыми голосами и незатейливыми словами слышался далекий отзвук древнего священного обряда. Главное не высказывали вслух, и Аллан чувствовал, что сейчас его приняли в некое избранное товарищество, братство людей, которые будут с ним до конца, отдадут последние капли воды во фляге, останутся рядом до последнего патрона, встанут плечом к плечу против всего мира. И он был искренне благодарен товарищам.
Еще в нем зародилось ощущение, будто получил великую награду за незначительный поступок. Без сомнения, они восхищались его деяниями, но, вспоминая свое путешествие от входа в каньон Солисбери, скачку по долине и прорыв через оцепление часовых в конце пути, Аллан убеждался, что выжил лишь благодаря незнанию и счастливому случаю. В том, что он совершил, не было ничего выдающегося.
Поэтому, когда он выслушал их благодарственные речи и увидел распахнутые ему навстречу сердца, он не стал вступать в разговор как человек, получивший право высказывать свое мнение и быть выслушанным. Аллан отошел в сторонку и дал остальным распечатать письмо, привезенное от далекого главаря. И за это молчание и спокойствие его зауважали еще больше, чем за проявленный героизм. Ведь, помимо всего прочего, хороший или плохой, человек Запада ценил в своем товарище скромность.
Сперва Левша Билл прочел послание про себя. Затем вслух для соратников. Оно было выслушано в гробовом молчании. Дослушав письмо до конца, все продолжали безмолвствовать. Кто-то должен был первым начать обсуждение. Кто?
— Если бы эти сволочи рванулись вперед, когда мальчуган выстрелил, — хмуро проговорил Денвер Чарли, — они бы взяли нас легко и без потерь. Левша, ты — никудышный командир.
Все с упреком уставились на Левшу Билла. Все, кроме Тома Морриса, сыгравшего решающую роль в ограблении поезда и с тех пор имевшего неоспоримое право голоса.
— Здесь нет другого командира, кроме наших пустых желудков, — заявил он. — Не трожь Левшу. Он все делает правильно. У всех есть своя голова на плечах. Но никому в голову не пришла дельная мысль. Только этому парнишке… новичку! — И Том посмотрел на Аллана с восхищением. — Ал! Черт меня подери, если я буду не прав, когда скажу, что ты удивил нас всех. Во-первых, ты не дал нам загнуться от голода. Во-вторых, если бы не ты, эти убийцы перерезали бы нам глотки! Твою руку, приятель!
Он сердечно пожал руку Аллана, и все последовали его примеру. Это не было похоже на обычное рукопожатие, к каким Аллан привык, когда работал в банке. Они улыбались, крепко и осторожно сжимая его руку и глядя в глаза долгим, проникновенным взглядом. Они говорили что-то вроде: «Ей-богу, малыш:, ты — не худший из парней!» или «Старик, ты поступил чертовски благородно!». Но за их грубыми голосами и незатейливыми словами слышался далекий отзвук древнего священного обряда. Главное не высказывали вслух, и Аллан чувствовал, что сейчас его приняли в некое избранное товарищество, братство людей, которые будут с ним до конца, отдадут последние капли воды во фляге, останутся рядом до последнего патрона, встанут плечом к плечу против всего мира. И он был искренне благодарен товарищам.
Еще в нем зародилось ощущение, будто получил великую награду за незначительный поступок. Без сомнения, они восхищались его деяниями, но, вспоминая свое путешествие от входа в каньон Солисбери, скачку по долине и прорыв через оцепление часовых в конце пути, Аллан убеждался, что выжил лишь благодаря незнанию и счастливому случаю. В том, что он совершил, не было ничего выдающегося.
Поэтому, когда он выслушал их благодарственные речи и увидел распахнутые ему навстречу сердца, он не стал вступать в разговор как человек, получивший право высказывать свое мнение и быть выслушанным. Аллан отошел в сторонку и дал остальным распечатать письмо, привезенное от далекого главаря. И за это молчание и спокойствие его зауважали еще больше, чем за проявленный героизм. Ведь, помимо всего прочего, хороший или плохой, человек Запада ценил в своем товарище скромность.
Сперва Левша Билл прочел послание про себя. Затем вслух для соратников. Оно было выслушано в гробовом молчании. Дослушав письмо до конца, все продолжали безмолвствовать. Кто-то должен был первым начать обсуждение. Кто?