— Именно! Голова у тебя работает, Уолт. Хорошо, выпивал ли Аллан, пока был в городе?
   — Я об этом не слыхал.
   — От него несло перегаром, когда он пришел к нам в тюрьму?
   — Так бы и сказал, ты, косноязычный лицемер! Нет!
   — Значит, идиотом он стал не из-за выпивки, а из-за женщины. И кто же эта женщина?
   — Может быть, та взбалмошная?
   — Ты имеешь в виду сестру Джима Джонса? Да, полагаю, это она.
   — Почему?
   — Она красива?
   — Как картинка!
   — То есть она чертовски хороша собой, так?
   — Именно.
   — Что ж, такие штучки и сводят мужчин с ума. Как ты думаешь, кому было нужно, чтобы Джим оказался на воле?
   — Ну, самому Джиму и его сестре.
   — Значит, Аллан сделал это ради девушки.
   — Думаю, да.
   — То есть он влюблен в нее по уши.
   — Похоже на то.
   — Если он от нее без ума, уедет ли он от нее далеко?
   — Ни за что!
   — Где она сейчас?
   — Да здесь, в Эль-Райделе.
   — Как ты думаешь, вернется ли он снова сюда?
   — Нет, если он не полный идиот.
   — Только что мы с тобой убедительно доказали, что он именно идиот, не так ли?
   — Ты имеешь в виду, что мы будем держаться неподалеку и понаблюдаем за девчонкой? — сообразил наконец Джардайн.
   — Она — наша приманка, малыш! Мы выследим и поймаем этого молокососа!
   — А как?
   — Пойдешь в гостиницу и снимешь нам номер. А если люди начнут болтать, пусть себе болтают. Мы будем следить за ней и просматривать ее почту.
   — Каким же образом?
   — Когда прибывает почта?
   — Раз в день, приблизительно в восемь вечера.
   — Когда почту рассортируют, письма, адресованные в гостиницу, туда и приносят?
   — Конечно.
   — И что дальше?
   — Их разносят и кладут под дверью номера.
   — Отлично, мой мальчик. Когда придут письма для Фрэнсис Джонс, мы заберем их прежде, чем это сделает она сама. Смысл? Даю голову на отсечение, что там найдется письмецо от этого молодчика Ала!
   Под давлением таких аргументов Джардайн согласился с предложенным планом. Друзья немедленно сняли комнату в гостинице, где зажили тихо и скромно, распустив слух, что собираются вскоре поохотиться в горах. А сами приступили к выполнению хитрого плана. Во-первых, держась в отдалении, они целыми днями неотступно следили за Фрэнсис Джонс, куда бы она ни пошла и что бы ни делала. Во-вторых, просматривали всю вечернюю почту на предмет писем, которые получает девушка.
   Привести этот план в исполнение оказалось проще простого. Во Фрэнки подозрительности было не больше, чем в ребенке. Жила она тихо, и, по-видимому, жизнь в Эль-Райделе ее устраивала. Днем она ездила в холмы на своем Крапчатом, утром и после обеда ходила в гости к знакомым в городке. И трех дней не прошло с момента ее появления здесь, как она уже знала всех и каждого в этих местах. Вечером она рано ложилась спать. А когда отправлялась кататься, Джонстон или Джардайн уже поджидали ее у дороги и всегда держались неподалеку. Ночью, когда прибывала почта, служащий гостиницы разносил письма к дверям номеров. Но хотя служащий обычно стучал в двери постояльцев, которым приходили письма, Фрэнки он не беспокоил, зная, что она уже спит. Ее почту он оставлял у порога, наполовину просунув в щель между дверью и подом. И тогда Элиас Джонстон легко и бесшумно, как змея, проскальзывал к ее номеру, забирал почту и приносил в свой номер. Там они вдвоем расклеивали конверты и просматривали содержимое.
   Через несколько дней Фрэнки начала получать довольно много писем, в основном от подруг из ее родного городка. Временами друзья находили корявые и неуклюжие послания от какого-нибудь юного джентльмена из тех же мест, явно лучше владевшего лассо и арапником, чем пером. Друзья продирались сквозь эти каракули до одурения и ночь за ночью, завершив просмотр, возвращали письма обратно, предварительно тщательно заклеив конверты.
   Обоих терзали угрызения совести. Но Элиасу Джонстону пришла в голову иезуитская мысль, которая заставила их совесть поутихнуть.
   — Мы всего лишь пытаемся оградить девушку от этого парня, — провозгласил он. — Ничего, кроме расходов и забот, мы с этого не имеем. Но может быть, нам удастся не допустить, чтобы этот бандит заморочил ей голову. Только так и можно рассматривать наше дело.
   Это обоснование их обоих удовлетворило, они вполне успокоились, и потом, когда добыча наконец попала им в руки, радость сыщиков-любителей не была омрачена укорами совести. Конверт ничем не выделялся среди прочих, разве что почти женской аккуратностью и четкостью, с которой был выведен адрес. Буквы были выписаны так тщательно, что исчезала всякая индивидуальность почерка.
   Элиас Джонстон предложил письмо не распечатывать:
   — Парень с такими лапищами, как у Ала, не смог бы так ловко водить пером.
   — Мы не должны упускать ни единого шанса, — ответил Джардайн. — Хотя, наверное, это писала девушка.
   Они распечатали конверт и погрузились в изучение написанного. Вот что они прочитали:
   «Дорогая Фрэнки!
   Джим считает, что писать тебе лучше буду я, потому что его почерк могут знать в Эль-Райделе. Сообщаем, что мы сейчас в безопасном месте в горах. Джим счастлив и выглядит вполне хорошо. Вероятно, мы вскоре будем неподалеку от Эль-Райдела. В город заезжать не будем, только проедем поблизости. Если получится, один из нас — или мы вместе — попытается незаметно пробраться в Эль-Райдел, чтобы повидать тебя. Правда, только если мы окажемся неподалеку ночью. Так что, если ты услышишь два коротких свистка и один долгий, знай, что один из нас — а может, мы оба — находится рядом с гостиницей. Выходи из гостиницы через черный ход. Мы будем ждать тебя в кустах за сараем.
   С глубоким почтением, твой Аллан.
   Джим очень скучает по тебе и все время только о тебе и говорит».
   Наконец-то в их руках находилось сокровище, вознаграждение за долгие мучения и бесконечное ожидание!
   — Но не похоже, чтобы его распирали нежные чувства, — сказал Уолтер Джардайн. — Любовь? Да здесь нет ни одного слова о любви, Джонстон. «С почтением, твой… « Какой идиот станет так подписывать письмо к любимой девушке?
   — Ты сам-то когда-нибудь писал любовные письма? — ухмыльнулся Джонстон.
   — Еще бы! — самоуверенно заявил Джардайн. — Да я их кучу написал! И даже худшее из них было горячее огня в сравнении с этим вот письмишком! Если здесь замешана любовь, значит, у меня не все в порядке с головой. Взгляни-ка на приписку в конце: «Джим очень скучает по тебе». Звучит так, будто Ал не сам писал это письмо, а под диктовку Джима. Такое теплое, доброжелательное послание мог бы написать брат своей сестрице.
   Элиас Джонстон некоторое время взвешивал соображения друга. Но наконец заявил:
   — Это трудно объяснить. Любовь — она вроде болезни. Иногда она заставляет смеяться. Иногда — проливать слезы. В другой раз он и рта не может открыть, молчит как сова. И нет определенного пути ее выражения. Так что, когда он пишет, что Джим, скучает по ней, он, скорее всего, имеет в виду себя самого.
   — Развел философию! Притом абсолютно бесполезную, — заупрямился Уолтер Джардайн. — Самое мудрое, что мы можем сделать, это сидеть и ждать их. Один шанс из десяти, что это окажется тот парень, что нам нужен. Но даже если придет один только Джим Джонс, все же это будет лучше, чем ничего.
   — Так-то оно так, — согласился Элиас. — Но ставлю десять против одного, что парнем, который сюда явится, будет молодой Аллан собственной персоной. Принимаешь?
   Уолтер Джардайн равнодушно смерил друга взглядом своих выпученных бычьих глаз. Затем поднялся со стула, пересек комнату, вынул из кармана куртки кошелек и протянул его Элиасу.
   — Здесь пятьсот долларов, — сказал он. — Можешь поставить против них пять тысяч, если они у тебя есть, приятель.

Глава 16
КРИСТОФЕР НЕДОВОЛЕН

   Проблема, вставшая перед Гарри Кристофером и его людьми, на первый взгляд казалась простой, но на самом деле была неимоверно сложной. В городе Галли Том Моррис должен был подсесть в поезд как один из охранников. Между этим городом и Кранстоном лежала местность, покрытая невысокими круглыми холмами. Миновав Кранстон, поезд выезжал на открытую равнину. Если поезд не захватить до Кранстона, ограбление придется предпринимать на густонаселенной территории, где сравнительно часто встречаются городки. Поселения соединены густой сетью телеграфных и телефонных линий, и любая новость распространяется там почти мгновенно. Так что сотни преследователей получат прекрасную возможность отрезать бандитам пути к отступлению, когда те будут наивно полагать, что их предприятие прошло успешно. Поэтому поезд непременно надо брать между Галли и Кранстоном.
   Место определилось. Но здесь тоже возникали трудности. В этой местности жили не скотоводы, а фермеры, в многочисленных небольших поселках. В целом, здесь, между Кранстоном и Галли, таились те же опасности, что подстерегали грабителей и за Кранстоном. Но здесь их легче было преодолеть. Во-первых, эти земли были менее оснащены такими благами цивилизации, как средства связи. Во-вторых, местность там была более гористая, тут и там попадались островки леса, где можно спрятаться и переждать хотя бы некоторое время, так что в тех местах грабителям было легче уйти от погони. Однако, если поднимется тревога, со всех ферм соберутся отряды на помощь преследователям, и погоня наверняка будет многочисленной и решительно настроенной. За последние два года в этой местности произошло с полдюжины различных преступлений, более или менее значительных, включая и крупное ограбление поезда. Так что местные жители успели научиться слаженно и дружно прочесывать свой округ. Более того, они хорошенько потрепали бандитов. В четырех случаях из шести преследователи настигли мерзавцев и отправили их на тот свет. Естественно, фермеры гордились своими достижениями. Они повсеместно хвастались, что волна преступности в их округе спадает и бандиты предпочитают убраться в другие, более безопасные для охоты земли.
   Кроме того, жители округа Кранстон были более склонны к активным действиям, чем это обычно свойственно мирным пахарям. Жили они, как упоминалось ранее, в районе холмистых предгорий, перемежающихся то тут, то там рощами и перелесками. За холмами вздымались ввысь уступы гор, в которых брала начало река Кранстон, сбегающая вниз, к равнинам, стремительным потоком. И осенью местные жители выбирались в горы на охоту. Про них говорили, что эти люди рождаются с винтовкой в руках. Все местные фермеры были заядлыми охотниками и меткими стрелками.
   И тем не менее поезд нужно было перехватить именно в этом районе. С этим ничего нельзя было поделать, и Гарри Кристофер честно предупредил своих дружков в шайке, что этим ограблением они растревожат гнездо самых опасных и грозных шершней, способных зажалить их до смерти. Сообщники Гарри и сами были не настолько глупы, чтобы преуменьшать степень риска. Все они были достаточно опытны и знали, какую опасность представляет объединение воинственного местного населения с блюстителями порядка для самых закаленных и закоренелых бандитов. Но куш был слишком велик. Если все пройдет гладко, им достанется семьсот пятьдесят тысяч долларов крупными купюрами. Эту сумму они разделят на девятнадцать человек, включая Тома Морриса, который будет ехать в поезде как охранник, и Джефа Стивенса, который в Галли постарается незаметно пробраться в поезд. В пути Джеф на заранее оговоренном месте проберется через тендер и повяжет кочегара и машиниста. С Гарри Кристофером было пятеро, а Стив Йеркс собрал в южных районах еще десяток давних приятелей Кристофера. Все они соберутся в условленном месте, чтобы выслушать последние инструкции главаря, чей незаурядный ум родил этот план. Девятнадцать человек составляли довольно крупную банду, но пытаться захватить поезд с меньшим количеством людей было бы затруднительно, если брать в расчет хорошо вооруженную охрану вагона с деньгами и то, что в поезде могут ехать около тридцати — сорока ковбоев, каждый с револьвером и знает, как с ним обращаться. Пассажиров следовало вывести из вагонов и выстроить в линию вдоль насыпи, чтобы они все время были в поле зрения грабителей и чтобы удобнее было их обыскивать и обчищать карманы, пока часть грабителей в курьерском вагоне набивает мешки главной добычей.
   Для такого дела, по зрелом размышлении, девятнадцати человек было не слишком много. И добыча должна попасться знатная. Главарю, Гарри Кристоферу, решено было выделить не менее четверти суммы. И даже после возмещения его добровольных затрат на нужды экспедиции ему причиталась сумма в сто пятьдесят тысяч долларов! А каждому менее значительному участнику предприятия должна была достаться сказочная сумма — не менее сорока тысяч долларов наличными!
   Бедному Аллану Винсенту требовалось напрячь все свое воображение, чтобы представить такую кучу денег. Его приучили думать о деньгах отвлеченно, не соотнося их с собственной персоной. Хотя, когда он работал в нью-йоркском банке, через его руки проходили огромные суммы, они имели для него не больше значения, чем если бы он читал о них в книге. К этим деньгам он не имел никакого отношения. Все его средства к существованию составляло мизерное, нищенское жалованье, которое он получал в конце каждой недели в небольшом конверте. И неожиданная перспектива получить сорок тысяч долларов — а то и больше! — ошеломила его.
   Не потому, что он собирался их тратить. Конечно же он не сможет этого сделать. Но если этот невозможный план все же удастся, в чем он лично сильно сомневался, Аллан собирался взять всю причитающуюся ему сумму и отослать обратно в банк, который они собирались так нагло ограбить.
   У него была только одна цель — держаться поближе к Джиму Джонсу и защищать его всеми возможными способами. Аллан знал, что это объяснение ничего не значит для закона. Но это имело большое значение в глазах Фрэнсис и огромное значение в его собственных глазах. Он привязался к Джиму.
   Размышляя таким образом над возможностями, лежащими перед ним, и о том, чем все это может закончиться для него самого, Аллан удивлялся, глядя на таких опытных и целеустремленных людей, как, например, Левша Билл, который сейчас беспечно и с легким сердцем подсчитывал, на какие удобства и удовольствия он истратит свою долю. Он, да и все остальные говорили об этом так уверенно, будто операция уже завершилась и денежки были уже у них в кармане. Лишь один из них, сам Гарри Кристофер, был исключением. Главарь оставался серьезным. Иногда Аллану казалось, что Кристофер, сидя как бы в стороне от прочих, с презрением смотрит на эти низшие существа, выполняющие его приказания, послушные и слепые к ожидающим впереди опасностям. Однажды, внимательно понаблюдав за Алланом, Кристофер, которого озарила вспышка прозрения, отозвал парня в сторону и спросил:
   — Винсент, а что ты рассчитываешь сделать с теми сорока тысячами, которые получишь?
   — Я их еще не видел, — ответил Аллан.
   — Увидишь, мальчик. И не сомневайся!
   Аллан только пожал плечами:
   — Я не рассчитываю на деньги, пока их не увижу.
   Главарь хмуро взглянул на него.
   — Если бы все были такими, как ты, — заявил он, — не было бы никаких ограблений. Все бы тихо сидели дома, жрали и спали, и все.
   Понятно, он не одобрял такую сдержанность среди своих сообщников. Ему были нужны бесшабашные искатели приключений, готовые пойти на любой риск. В их бесшабашной смелости Кристофер черпал ту энергию, которая помогала осуществлять его планы. В шайке не должно быть более одного сомневающегося. А Аллан стал вторым человеком в банде, способным рассуждать спокойно. И с этой минуты Гарри начал следить за парнем недобрым оком. Главарь невзлюбил нового члена банды за то самое, что больше всего ценил в себе самом!
   Частично Аллан догадывался об этом. Но полностью понять и оценить мысли Гарри Кристофера было ему не по силам. Этот разбойник походил на звезду — Аллан мог лишь наблюдать за ним в самых простых ситуациях. Но понять Кристофера в целом он был не способен.
   Приготовления к операции начались за неделю до назначенного дня. Гангстеры отправились к месту будущего преступления. Им предстоял довольно долгий путь, и главарь приказал не торопиться и беречь лошадей, потому что на них потом придется уходить от погони. Бандиты ехали не вместе, а поодиночке, и каждый — своей дорогой. Вдвоем поехали только Джим и Аллан, которым разрешили остаться вместе отчасти по просьбе Джима, отчасти потому, что Аллану действительно нужен был проводник по незнакомым местам, которые им предстояло проехать. Расставались они без особых церемоний. Главарь, прежде чем отпустить своих сообщников, произнес небольшую речь. Она не была ни изысканной, ни напыщенной. Все в ней было по делу.
   — Парни, — начал он, — у вас есть семь дней, чтобы добраться до того места, где мы встретимся. Что произойдет с вами за этот срок — не мое дело. Вы выбираете маршрут сами. Если по пути влипнете в историю — понятно, вы выходите из игры. Для того, кто попадет в переделку до дела, все этим и закончится. Я не желаю больше видеть его у себя. Когда вы приедете в назначенное время в назначенное место, я не собираюсь разглядывать вас. Я буду смотреть на ваших лошадей. Если они будут свежими и неуставшими, я пойму, что вы правильно использовали отпущенное время, покрывая каждый день небольшое расстояние. И вы будете в отличной форме для работы ради себя и остальных после того, как мы закончим дело в поезде. Но если я увижу, что кто-то приехал на загнанной и взмыленной лошади, он не пойдет на дело. И будь он даже моим родным братом, мне наплевать. Я прикажу ему немедленно убираться подальше, потому что он мне больше не нужен. Все, парни, до встречи! Удачи вам всем!
   С этими словами он их покинул, ускакав прочь на своей превосходной каурой кобыле, которая была его верной спутницей во всех приключениях последних пяти лет. За эти пять лет Гарри Кристофер успел широко прославиться. И его кобыла была так же знаменита повсюду, как и ее хозяин.
   Аллан поехал бок о бок с Джимом, размышляя над напутственной речью главаря.
   — Можно подумать, — произнес наконец он, — Кристофера не волнует, прибудут его люди на место или нет.
   — Ну что ты! — быстро ответил Джим.
   — А что будет, если большинство из них разочарует его и он не сможет взять поезд?
   — Тогда он потеряет время, двадцать тысяч, которые вложил в это дело, и все надежды. Но я слыхал, как он говорил, что лучше предпочтет потерять все это, чем иметь под рукой толпу болванов, на которых нельзя положиться. Понимаешь? Слабый человек в команде, говорит он, все равно что слабое звено в цепи: в один прекрасный момент из-за него может лопнуть все. Он хочет работать только с людьми, в которых уверен, с закаленными ветеранами.
   Внезапно он спросил:
   — А что не так между тобой и Гарри?
   — Я не знаю, — ответил Аллан. — Надеюсь, что ничего. Я выполнял все предписания.
   — И тем не менее что-то не так.
   — И что же?
   — Ну, я заметил, как он на тебя смотрит иногда. И могу поклясться, что он пытается изучить тебя и не может понять. Ей-богу, Ал, он тебя вроде даже побаивается!
   Аллан воспринял это замечание спокойно. Ему в голову пришло простое и в то же время удивительное объяснение ситуации. Вероятно, главарь не смог раскусить его потому, что впервые за всю свою жизнь он принял в банду честного человека. По крайней мере, эта мысль была приятной. Аллану хотелось знать, действительно ли дело было в этом.
   Следующее замечание Джима было не таким приятным:
   — И если я прав, тебе стоит поостеречься. Когда Гарри Кристофер кого боится, он не успокоится, пока не избавится от этого парня. Он такой!

Глава 17
АЛЛАН БРОСАЕТ ВЫЗОВ ОПАСНОСТИ

   Маршрут движения к Галли, который наметил Джим, проходил в непосредственной близости от Эль-Райдела, как и предполагал Аллан. Но так как Джим ничего не говорил насчет того, чтобы заехать в город и навестить сестру, у Аллана не нашлось достаточно мужества, чтобы самому выдвинуть такое предложение. На третий вечер их путешествия они разбили лагерь на краю ущелья, откуда сквозь стволы сосен были видны желтые огоньки Эль-Райдела, горящие в самом сердце долины, окутанной синим туманом. И как только Джим может спокойно смотреть на эти огни и не стремиться вниз, в долину? Аллан удивлялся этому, пока не вспомнил, что Джим приходился Фрэнсис только братом.
   Действительно, Джим ни словечком не обмолвился о своей сестре, пока они разбивали лагерь, стреноживали лошадей и готовили ужин на маленьком костерке, заботясь о том, чтобы свет огня нельзя было увидеть со стороны. Сам Аллан был настолько погружен в мысли об одном-единственном предмете, что лишь смутно слышал, что говорил ему Джим.
   Подобравшись так близко к Эль-Райделу, Джим конечно же постоянно думал о тех двух знаменитых стрелках, из чьих рук Аллан тогда его вырвал. Сейчас Джим сидел, прислонившись спиной к бугорку, и рассказывал о подвигах, которыми прославился каждый из них в отдельности, и еще более великих делах, которые они совершали вместе.
   — Но самое удивительное из всего, — заявил Джим, — что сейчас мы сидим целые и невредимые прямо у них на крыше и смеемся над ними обоими!
   — Может, сейчас они идут по нашему следу? — предположил Аллан.
   Это предположение бросило Джима в дрожь. Он невольно огляделся, опасливо всматриваясь в движение среди мягких и длинных теней, которые отбрасывали высокие сосны в свете луны. Но это всего лишь молодое деревцо качнулось под ветром.
   — Нет, не может быть, — выдохнул Джим. — Старик Кристофер следит за ними. Ему докладывают прямиком из Эль-Райдела. Они сидят тихо и кусают локти. Интересно, что у них на уме? Чего они задумали?
   Но Аллан был настолько погружен в раздумья на другую тему, что Джиму пришлось дважды раздраженно повторить последний вопрос, прежде чем он ответил:
   — Наверное, они боятся, Джим.
   Аллан ответил наобум, потому что не хотел забивать себе голову посторонними рассуждениями, и в ответ Джим бросил на него изумленный взгляд.
   — Боятся? — повторил он. — Да они вообще не знают, что такое страх! Они и слова-то такого не слышали! Боятся? Нас? Послушай, старик, да они сожрут дюжину таких, как мы с тобой, и еще будут жалеть, что не удалось как следует подраться!
   Но даже такая угроза не могла долго занимать мысли Аллана. Через минуту он вернулся к своим размышлениям. А Джим, оставив попытки втянуть в разговор своего необщительного спутника, завернулся в одеяло и растянулся на толстом ковре опавших сосновых иголок. Не успел он улечься со вздохом, предвкушающим отдых, как дыхание его стало глубоким, медленным и размеренным.
   И тут Аллан обнаружил, что остался один на один с полночью в горах. Осознание громадного пространства, болезненное ощущение расстояния от земли до макушек высоких сосен, от деревьев до горных пиков, от черных зубцов до холодных белых звезд, дрожащих в высоком, невообразимо высоком небе, — это удивительное чувство впервые закралось в его сердце. И первым его порывом было желание сбежать, укрыться под надежной крышей дома или опустить глаза. Но все же его разум преклонился перед этим необозримым величием. Прозябающие в городах не знают, что такое небо. Все, что им доступно, — это приятная голубизна да розоватые отсветы, ложащиеся на стены дальних домов; или же, проезжая на извозчике, видят они звездную карусель, сияющую в просветах серых туч, среди узеньких улочек, сдавленных с обеих сторон стенами высотных зданий. Вот и все, что знают о небе жители городов. И это же знал Аллан. Небо лишь тогда привлекало особое внимание, когда обрушивало на землю раскатистый гул грома, или потоки дождя, или мягкий, холодный снег.
   А здесь, на Западе, все было иначе. Сейчас Аллан сидел на земле, задрав голову, и смотрел ввысь, исполненный искреннего изумления и невыразимого счастья. Одна мысль терзала его неотступно, мысль о собственной глупости: он прожил столько лет с этим чудом над головой и ни разу даже не заметил его! Он походил на человека, обнаружившего, что соседская дочка неожиданно превратилась в очаровательную женщину. Что-то новое появилось в ее голосе, руках, глазах, что-то такое, что можно долго изучать и разглядывать, так и не раскрыв тайны ее прелести. Это и случилось с Алланом, на прогалине среди сосен, у обрыва каньона Эль-Райдел. Он по-новому ощутил одинокую красоту горной ночи, он упивался ею допьяна. И чем больше наполнялось его сердце этим новым блаженством, тем сильнее прикипал он взглядом к небесам. И невозможно было оторваться от этого зрелища и вернуться мыслью к бренной земле. Но единственный город… единственное существо…
   Для этого было достаточно опустить глаза. Сонм звезд скользнул за пределы его взора, поросшие лесом горы взметнулись в небо, и в самом сердце долины он отыскал взглядом желтую россыпь огоньков. Это и был Эль-Райдел. Днем поселение выглядело неказистым маленьким поселком, каким и было на самом деле. Ветхие некрашеные строения громоздились как попало, казалось, что их наскоро сбили и сбросили на дно огромного каньона Эль-Райдел. Но в ночи ничего этого не было видно. Лишь окна светились вдали, будто отражая свет людских душ, не менее загадочный и чудесный, чем великолепные звезды и горные пики.
   По крайней мере, так казалось Аллану. И это смутное тревожащее чувство очаровывало его. Он подумал о человечестве в целом — и оно взглянуло на него сияющими глазами Фрэнсис, ведь она тоже была там, среди этих желтых огоньков в долине!