Брэнд Макс. Остаться в живых

   И все-таки стыд терзал меня. Я не раз слыхивал, как люди потешаются над совестью, но после той ночи знаю наверняка, что она могущественный деспот.
   Лэнки не стал спорить, лишь протянул руку и пожал мою.
   — Я знаю, нет смысла даже пытаться тебя отговаривать, — буркнул он. — Что ж, благослови тебя Господь, сынок! Ты — поистине благородный человек. И, если тебя убьют, я не успокоюсь, пока не отомщу каждому из них! Прощай, Нелли!
   Потом подъехал Блонди. Его искаженное гримасой лицо в лунном свете отливало золотом.
   Парень тоже крепко ухватил мою руку, далеко свесившись с седла.
   — По справедливости, это должен бы сделать я, — пробормотал он. — Но ты из тех людей, кто первым бросается в пламя и кого мир не забывает никогда!
   Блонди сказал это очень серьезно и искренне. Я же с трудом подавлял бешеное желание нервно расхохотаться, вспоминая дикое стечение обстоятельств, поставившее меня в совершенно не свойственное мне положение забияки и героя.
   А у героя отчаянно тряслись поджилки! Да плюс ко всему еще и Реджинальд Ченнинг Картер обернулся, явив мне зверски обезображенное злобой и ненавистью лицо.
   — С первой минуты, едва взглянув на тебя, я понял, что ты — всего-навсего мишень, пушечное мясо, прирожденная жертва! — рявкнул он. — Ну, теперь-то наконец они разнесут тебя в клочья и сожрут, ты, кретин!
   Мы как раз влетели в тень под сводами каньона, и я резко осадил пегого, а остальные двинули дальше легким галопом. Я видел, как пошатываются их усталые кони. Бедные животины ползли прямо-таки черепашьим шагом. За сколько же времени при такой скорости они покроют расстояние до Кэтхилла? И как много его пройдет, пока подоспеет столь необходимая мне помощь?
   Но раздумывать об этом было некогда.
   Я живо соскочил с седла, закинул поводья и велел пегому лечь на землю рядом. А бандиты уже во весь опор мчали к воронкообразному устью каньона.
   Я вскинул винтовку и открыл огонь. Стрелял я вслепую, и потом, в тот момент казалось, будто всадники — гораздо больше нормальных человеческих размеров, да и летят быстрее, чем ястреб кидается на добычу.
   Я почему-то считал, что мне никогда не замедлить эту бешенную скачку, что погоня пронесется по каньону, втоптав меня в землю или изрешетив пулями, а потом рванет дальше, чтобы уничтожить Лэнки и Блонди.
   Я выстрелил четыре или пять раз со всей возможной скоростью, целя наугад, в середину толпы. А когда я достаточно взял себя в руки и поглядел по сторонам, оказалось, что всех бандитов как ветром сдуло.

Глава 41
ОДИН ПРОТИВ МНОГИХ

   Да, я сидел в ущелье и знал, что разбойники теперь только и мечтают добраться до меня — недаром же они вопили и ругались как черти, сообразив, что вход перекрыт, а пока удастся устранить это препятствие, их босс попадет в кэтхиллскую тюрьму.
   Это означало развал банды, а для ее членов — конец и множество всяких других вещей. Вряд ли кто-то из разбойников, за исключением, пожалуй, Тома Экера, догадывался, что Картер на самом деле и есть Дон Педро. Зато ни один из них не сомневался, что этот тип занимает при главаре самый важный пост. А значит, все поголовно ожидали, что Дон Педро снимет с них скальпы, раз не смогли уберечь его драгоценного помощника.
   Больше всего, однако, этих дикарей, я полагаю, раздосадовало то, что добыча ускользнула из-под самого носа и готовые сомкнуться челюсти ухватили лишь пустоту. Потому-то они так злобно вопили, укрываясь за большими валунами, разбросанными у входа в каньон.
   Но вот крики стихли. Это означало, что бандиты совещаются. И тут же двое рванули вверх по крутому склону слева от меня, старательно выписывая зигзаги и прячась за камнями.
   Я тщательно прицелился в ожидании, когда кто-то из них вылезет на открытое пространство между двумя скалами.
   Тот, в кого я стрелял, с воплем подпрыгнул, но еще проворнее скользнул под защиту камня. Крик резанул мне ухо, но я знал, что не ранил бандита, а только напугал, заставив двигаться пошустрее.
   Поглядев направо, я увидел, как среди валунов мелькнула фигура еще одного головореза, потом другого.
   По моим прикидкам, за нами гналось человек десять— одиннадцать. Судя по всему, часть бандитов предприняли обходной маневр, рассчитывая пристрелить меня сверху, а покончив со мной, они бы просто убрались куда-нибудь в горы. Потеряв так много времени, уже не было смысла продолжать погоню и пытаться вызволить своего пленного вожака.
   Эти соображения не принесли мне особого счастья. Само собой, друзья мои остались живы и свободны, но меня-то все равно ждала неминуемая гибель!
   Руки начало так трясти, что, еще пару раз собираясь подстрелить лезущих на правую стену ущелья бандитов, я еще до того, как спустил курок, знал, что лишь напрасно потрачу пули.
   Меня охватило раздражение. Вскинув винтовку, я сразу тяжело уронил ее, и приклад больно долбанул мою левую руку о валун, который я использовал как упор для стрельбы.
   Рука онемела и стала совсем деревянной. Возможно, после этого удара я просто перестал ее чувствовать.
   Тут я увидел, как один малый перелетает со скалы на скалу, и резким выстрелом попытался его сбить.
   Бандит ткнулся в дальний камень, отскочил и рухнул на землю.
   Я видел, как он болезненно скорчился внизу, и меня невольно пронзило сострадание. И более того, духу не хватило выстрелить в бандита, скользнувшего следом за своим неудачливым товарищем, и я позволил ему найти безопасное место среди скал у самой вершины.
   Но теперь они держали меня в руках. Лучшее, что я мог сделать, — это поглубже забиться между парочкой самых больших камней, какие только сумел бы найти, и широко открытыми глазами следить за парой снайперов на вершинах ущелья по левую руку от меня и одним — по правую. Но лежать мне следовало лицом к горловине каньона, ибо в любой момент остальные могли рвануть напролом и уничтожить меня.
   Что касается второго малого справа от меня, то он больше не пытался лезть наверх. Я видел, как он передвигается на четвереньках среди камней. Бандит даже не думал прятаться, и я раз десять мог бы его прикончить, но так и не сумел спустить курок.
   Даже в тот момент я хотел всего лишь остановить их, а не убивать. Я по-прежнему не мог забыть, как падал и бился в агонии Джон Экер! Озираясь по сторонам, я проклинал яркость той самой луны, что позволяла мне так отчетливо видеть все вокруг. Те из вас, кто бывал на Диком Западе, знают, как ярко светят звезды, а луна, похожая на призрачное серебряное солнце, разбрасывает глубокие, угольно-черные тени.
   Ну а в ту ночь луна казалась раз в десять ярче, нежели я когда-либо видел, а я ведь не раз любовался и восхищался ею и прежде. Но с той ночи и до сих пор стоит появиться в небе круглой, полной луне, как меня пробирает дрожь и я закрываю глаза, в то время как другие люди возносят хвалу ночному светилу.
   Так вот, поскольку луна давала точно такое же превосходное освещение и парням на верхушках скал справа и слева от меня, я мог только свернуться калачиком среди валунов и надеяться, что меня не обнаружат.
   Будь камни вокруг достаточно велики, как в самом устье ущелья, я отыскал бы вполне безопасное укрытие. Но я засел среди сравнительно небольших обломков скал, и те ребята с верхотуры могли запросто превратить меня в дуршлаг, и я это знал. Однако вопреки здравому смыслу я продолжал надеяться и удерживать позицию, понимая, насколько она безнадежна.
   А потом в двух шагах от меня два раза подряд выстрелил револьвер, и Том Экер крикнул:
   — Эй там! Кто бы ты ни был, мы не тронем тебя, только не мешай нам проехать через ущелье! Слышишь? Мы оставим тебя целым и невредимым! И без того — помоги нам Господь!
   Думаю, на долю секунды меня прельстила эта мысль.
   Я стал лихорадочно соображать, успели ли три всадника отъехать достаточно далеко по дороге в Кэтхилл.
   Нет! Я помнил, как устало плелись их лошади, а мустанги приспешников Дона Педро скакали легко и бодро, как антилопы. Они еще могли перехватить Лэнки и отнять добычу!
   — Иди ты к дьяволу, Экер! — крикнул я. — Я не пропущу вас!
   — Ага, так там малыш? — воскликнул бандит. — Это ведь ты, Грэй?
   — Я!
   — Послушай меня, Грэй, мое слово твердо! Я похороню всякую вражду между нами и не стану точить на тебя зуб. Может, у вас с Джошем и в самом деле был честный поединок. Что касается меня, я всегда так думал. Слышишь,, Грэй, я готов зарыть томагавк. Уйди с дороги, малыш, и ты останешься цел! Но коли ты не уберешься с нашего пути, мы как следует набьем тебя пулями!
   — Валяй, выходи первым! — предложил я.
   Но горло у меня пересохло, и голос сильно поскрипывал.
   Дэн Порсон — вот кто должен бы стоять здесь, будь в мире справедливость! Ему, а не мне следовало бы торчать под огнем винтовок!
   Эта мысль будто нож вонзилась в мозг, и я невольно застонал.
   — Ты, идиот несчастный! — надрывался Том Экер. — Я предлагаю тебе жизнь! Ты для нас — пустое место, по сравнению с тем, за кем мы гонимся. Я предлагаю тебе жизнь, понял?
   — Знаю я, за кем вы гонитесь, — проорал я в ответ. — Вы хотите спасти Дона Педро, но я намерен сделать все, что в моих силах, лишь бы вы опоздали. Это тебе ясно?
   Я услышал, как он сыплет проклятиями, от души, но глухо, подобно человеку, для которого любые слова — слишком слабое выражение отчаяния и ярости.
   А потом он негромко и отчетливо, так как мы стояли почти рядом, бросил:
   — Тогда получай, на что нарывался, ты, скудоумный.
   Голос Экера раскатился, превращаясь в долгий, протяжный зов, — так с детства учат перекликаться жителей гор, и звук летит на немалое расстояние.
   — Эй, Джерри!
   А с вершины ущелья по левую руку от меня пришел едва различимый ответ:
   — Да, Том!
   — Он тут, — с растяжкой крикнул Том Экер, — рядом со мной, между двумя низкими черными валунами! Нашпигуй его хорошенько, этого кретина! Прикончи его, Джерри!
   Я скорчился, вжимаясь в самую землю, по-моему, в тот миг я сократил толщину своего тела вдвое! И с тоской оглянулся на другие камни вниз по ущелью.
   Все они почему-то стояли парами, и каждая пара выглядела мощнее и надежнее той, что я выбрал для своего временного форта.
   Затем мне пришло в голову, что я мог бы попробовать втащить наверх несколько тяжелых камней и положить на верхушки торчавших из земли. Тогда моя крепость стала бы намного надежнее, но теперь не осталось ни единого шанса провернуть этот нехитрый маневр, так как сверху за мной наблюдали опытные стрелки, готовые легчайшим нажатием пальца выпустить пулю.
   По глупости отвечая Тому Экеру, я дал бандитам засечь, где нахожусь. Иначе поиски заняли бы у них не меньше часа. Теперь Том Экер и его присные точно знали, где искать, и мне не удалось бы долго таиться от их пристальных взглядов.
   Только я подумал об этом, как что-то стукнуло о камень совсем рядом, длинный осколок, отлетев, угодил мне прямо в лицо.
   Да, они загнали меня в угол и скоро отыграются за все! Стреляли слева, так что этой милой шалостью я, очевидно, обязан был Джерри.
   Звук винтовочного выстрела громко прогремел у меня в ушах и эхом прокатился по всему ущелью.
   Где теперь Лэнки и его спутники на полумертвых, падающих с ног лошадях? Как далеко удалось им проехать по дороге к Кэтхиллу? Или, иными словами, сколько мне еще надо тут проторчать?
   А в общем, это теперь не имело значения. Несколько минут — вот и все, больше мне не протянуть в этом капкане.
   Сейчас я уже не так сильно боялся. Думаю, больше всего меня пугала мысль о боли от пронзающих мое тело пуль.
   Сначала я уговаривал себя, что смогу ее вынести, а потом вспомнил, как взвыл тот малый справа от меня, когда в него попал кусочек свинца.
   А ведь разбойник был таким же свирепым, как и все они, таким же лихим воякой, да и физически куда крепче меня. Но ужасного ощущения, когда металл разрывает плоть, показалось достаточно, чтобы лишить его мужества. Так чего я мог ожидать от себя? Наверняка завизжу, как побитая собака! Разве самого великого Дона Педро боль не заставила пресмыкаться в пыли и лизать бьющую его руку?
   Меня бросило в пот.
   Потом острая боль обожгла левую ногу, и от нее прокатилась горячая, вихрящаяся волна адской муки. Лишь после этого я уловил звук выстрела.
   Стрелял бандит, забравшийся на скалу справа от меня. И, хотите — верьте, хотите — нет, в тот миг я главным образом испытывал огромную признательность Всевышнему за то, что боль не сильнее, чем я могу вытерпеть.
   Мне было скверно, ужасно скверно, но случалось переносить и худшее. Например, как-то раз, прыгая с высокой насыпи, я приложился обеими коленками. В какой-то момент боль была резче, чем сейчас.
   И я продолжал размышлять. Что, если, оставаясь лежать неподвижно и беззвучно, я собью их с толку? Бандиты же не знают наверняка, что я именно тут? Продолжая вслепую палить сквозь щель в камнях и не видя никакого результата, они, видимо, в конце концов бросят эту затею, сочтя, что я перебежал куда-то еще.
   Но боль, казавшаяся мне сначала столь незначительной, вдруг приобрела гигантские размеры.
   Она накатывала как приливная волна и лупила меня, отдаваясь в каждом нерве. Видимо, первоначальный шок немного притупил мои ощущения. Но теперь все тело взорвалось нестерпимой, адской мукой, и мне хотелось заорать что есть силы, но язык намертво прилип к гортани.
   Допустим, я сейчас предложил бы бандитам проехать через ущелье? Согласились бы они не трогать меня?
   Может, мне и следовало попробовать, но в тот момент казалось, целый час миновал после разговора с Томом Экером и теперь мои враги не могли не понимать, что уже слишком поздно!
   Занятый своей болью, я какое-то время не обращал внимания на стены каньона, но тут вдруг заметил человека, бегущего к вершине по правую руку от меня. Я выстрелил навскидку и, по странной милости судьбы, тут же увидел, как бандит сложился пополам, подобно раненой гусенице!

Глава 42
В ОКРУЖЕНИИ

   В первую секунду я даже не понял, что произошло, только тупо наблюдал, как этот малый катится по камням вниз, и проследил за ним глазами. Теперь, когда я полностью осознал, что скоро умру, мне казалось только справедливым, если кто-то из этих негодяев тоже отправится на тот свет.
   Из-за камней чей-то голос крикнул:
   — Том! Эй, Том!
   И справа, где только что пропал из виду подстреленный мной бандит, негромко ответили:
   — Помогите!..
   Впереди послышалось восклицание:
   — Черт возьми, Тому крышка!
   — Парня сбили, но он жив, — возразил другой бандит. — Проберись туда и дай ему руку!
   — Вот сам иди туда и помогай, — огрызнулся первый. — Ты что, не видал, как этот Грэй стреляет?
   Я мог бы посмеяться в ответ, но всю охоту отбил шквальный огонь, обрушившийся на скалы вокруг меня. Если до сих пор бандиты и питали какие-то сомнения насчет моего убежища, то сделанный мною выстрел их полностью рассеял. И с обоих гребней скал ливанул непрерывный поток пуль.
   Словно молотом, меня долбануло по правому плечу. Вся сторона до самых кончиков пальцев полностью онемела, и ледяная волна докатила аж до сердца.
   Правое плечо… следовательно, и моя рабочая рука вышла из строя. Я больше не смогу стрелять!
   Надо было немедленно убираться оттуда, но как я мог это сделать с простреленной ногой?
   Я насчитал еще шесть выстрелов, сделанных один за другим с обеих сторон, но пули больше не задевали меня.
   Онемение прошло, но вместо него в мое тело впилась нестерпимая боль, расползаясь по всему телу. Раны в ноге и в плече объединились, чтобы превратить меня в комок измученной плоти. Что за нечеловеческие страдания!
   Новая лавина пуль хлынула со скал. И вдруг затуманенным от боли взглядом я увидел полдюжины фигур, вынырнувших из-за валунов впереди. Они с воплями ринулись в атаку.
   Я резко привскочил на колени и выстрелил в бандита, бежавшего справа.
   Он подпрыгнул как заяц и упал за камень. А я скорее почувствовал, чем услышал, как со странным бульканьем из него вышел и дух.
   Все прочие темные фигуры тут же исчезли, как по волшебству, а я, раз уж сумел встать на колени, поднялся в полный рост и быстро заковылял вниз по ущелью.
   Ну, может, в это трудно поверить, однако все, что я чувствовал тогда в раненой ноге, — это странная слабость, будто она вдруг превратилась в желе и мышцы как-то ужасно медленно повиновались приказам. Поэтому мне приходилось из кожи вон лезть, заставляя эту ногу шевелиться.
   Я нашел другую пару валунов в том месте, где ущелье снова немного сужалось, и только успел рухнуть между ними, как раскаленный нож боли вспорол мою спину. Да, вспорол — очень точное слово. Представьте себе, как раскаленный добела нож с зазубренным лезвием впивается в плоть, больше разрывая ее, чем разрезая. Вот это самое я и чувствовал.
   Теперь я сидел скрючась за парой других валунов. И я не ошибся — они и в самом деле оказались значительно крупнее прежних, а между камнями лежало немного гравия — наверное, в несколько дюймов толщиной. Раскидав его кое-как ногой, я смог залечь еще ниже, почти закопавшись в землю.
   Но бандиты знали, что мне конец, о, как прекрасно они это знали!
   — Он готов! — завопил парень на скале слева от меня. — Окружай его, ребята! Я точно влепил в него пулю!
   В такие минуты весь страх куда-то девается. По крайней мере, если уверен, что умираешь. А я ни на секунду не сомневался, что вот-вот испущу дух!
   Нет, чего по-настоящему хочется — так это отомстить тем, кто потопил твой корабль. И вот, увидев, как этот бандит спрыгнул со скалы и заплясал между большим камнем и кустом, я левой, неповрежденной рукой установил бездействующую правую, сунул приклад под мышку и поставил непослушный палец на спусковой крючок.
   Я мечтал сделать лишь еще один хороший выстрел, и тогда все остальное уже не имело бы значения.
   Так что я самым тщательным образом прицелился и только тут почувствовал, как кровь стекает по груди, по спине и по ноге. Странно ощущать, что истекаешь кровью! Ну, как если бы ты вдруг стал источником, готовым вот-вот пересохнуть…
   Но я все-таки навел прицел на этого скачущего как заяц бандита!
   Я слышал крики и вопли радости других разбойников, движущихся в самом начале каньона, и краем глаза улавливал их тени, когда вся свора кинулась ко мне.
   И все равно я был бы вполне доволен, достань моей правой руке силы спустить курок!
   И мало-помалу мышцы стали сокращаться, а тот кролик на вершине скалы все скакал, прыгал и радостно вопил. Тогда моя винтовка вдруг взорвалась выстрелом, несказанно удивив и обрадовав меня, хоть отдача в раненое плечо отозвалась всплеском смертной муки во всем теле.
   Скачущий кролик перестал плясать и подпрыгивать. Нет, словно ныряльщик, задумавший выполнить особо изящный и сложный прыжок с трамплина, он вытянулся с бровки скалы вперед и прянул вниз, войдя в глубокую черноту под скалой без ряби и всплеска.
   Я немного посмеялся, глядя, как он падает. Теперь уж наверняка хотя бы одна жизнь, одна полновесная жизнь пойдет в уплату за мою. И я не испытывал никаких угрызений совести — лишь огромное облегчение. Смерть меня отныне не пугала — напротив, казалась самым простым делом на свете.
   Я поглядел вперед, ожидая совсем близко увидеть окружавших меня бандитов и отлично понимая, что не смогу достаточно быстро взять прицел.
   Но все мои противники поисчезали. Лишь одна пара ног мелькнула, когда какой-то тип нырнул за камень.
   Я слышал, как перекликаются их удивленные и перепуганные голоса. Вдруг кто-то из разбойников с дикой злобой рявкнул:
   — Так что, один проклятый щенок остановит тут всю банду? А ну, выволоките его оттуда и съешьте живьем!
   И откуда-то снизу, от самой земли отозвался другой голос:
   — Лопай сам! У меня что-то весь аппетит пропал…
   Тут со всех сторон послышались смех, и крики, и улюлюканье, или все это мне померещилось? И только пару секунд спустя я сообразил, что это истерически хохочу я сам! Да, то был мой собственный голос!
   Я взял себя в руки, но отголоски безумного хохота еще долго раскатывались вверх и вниз по всему ущелью.
   На вершине скал по обе стороны от меня вновь заговорили винтовки, и еще одна пуля укусила меня, но я уже не мог определить, куда именно.
   Я чувствовал, что засыпаю.
   А это, я знал, предвещало близкую смерть. Так человек в снежной Арктике опасается сонного оцепенения, понимая, что это принесет ему погибель. А еще я смутно припоминал, что потеря крови вызывает головокружение и можно потерять рассудок.
   О чем я думал в эти минуты?
   Ну, главным образом о Дэне Порсоне, как ни стыдно в том признаваться. Думаю, на свете нашлись бы -герои, которые, попав в мое положение, были бы совершенно счастливы. Они с восторгом пожертвовали бы жизнью ради того, чтобы один законченный мерзавец угодил в руки правосудия, а двое хороших людей остались живы.
   Но я не стану притворяться героем такого склада. В основном, как уже говорилось, я думал о Дэне Порсоне. Я жаждал, чтобы это он лежал здесь сейчас, чувствуя, как кровь струится по его телу, и корчился от боли, пронзающей каждую клеточку.
   Но почему бандиты не накинулись на меня, когда я лежал там, беспомощный, почти потеряв сознание?
   Ну, полагаю, у них перед глазами все еще явственно стоял тот малый, кувырнувшийся со скалы.
   О, если бы каким-то чудом вышло так, что Дэн Порсон занял бы мое место, а я мог сидеть где-то под лучами настоящего, горячего солнца, наслаждаться теплом и непринужденно беседовать с Бобби Мид, рассказывая о самом ужасном моменте в моей жизни, когда я валялся на дне дикого ущелья, одна стена которого была совершенно белой от лунного света, а другую скрывала угольно-черная тень…
   Мысли о Дэне Порсоне ушли.
   Я вдруг понял, что сижу с Бобби Мид на веранде ее дома и рассказываю об этом самом, нынешнем своем лежании в ущелье. Я говорил, а где-то далеко грохотали винтовки, как будто неизвестные мне люди затеяли дурацкую стрельбу по мишеням.
   И тут какой-то неясный, но куда более близкий шум ворвался в мое сознание.
   Мгновенно меня оторвали от разговора с улыбающейся Бобби Мид, и я ощутил, что опять лежу на грубых камнях среди валунов, вокруг — эта проклятая долинка, зажатая меж высоких скал, из моего тела медленно сочится кровь и сам я становлюсь с каждой секундой все легче и невесомее.
   Да, я все еще лежал там. Вдруг рядом дико заорали какие-то люди, и чьи-то ноги побежали прочь, топая по гравию.
   А потом ущелье заполонил плавно нарастающий рев, и я удивился, уж не большой ли паводок двинул сюда мощный поток воды? Мне стало любопытно: если вода накроет меня с головой, окажусь ли я, потеряв столько крови, достаточно легким, чтобы, как щепка, запрыгать по волнам?
   Но тут до меня дошло, что это не паводок, а цокот множества копыт. И еще я услышал человеческие голоса!
   Люди из Кэтхилла! Лэнки! Блонди!
   На миг я позабыл и о ранах, и о своей слабости.
   Какие-то силы еще оставались в моей левой руке. Я ухватился ею за край одного валуна, кое-как втащил себя наверх и сел на камень. Тут я увидел, что кривую Дугу ущелья перерезал отряд выстроившихся в боевом порядке всадников. Это было самое прекрасное зрелище, какое когда-либо Бог являл глазам смертного!
   И еще мне показалось, что со скал и из-за валунов в горловине ущелья доносится какой-то писк, как если бы кто-то давил ногами крыс.

Глава 43
СКВОЗЬ ТУМАН

   В обморок я не падал, скорее, провалился в какую-то мглу, но полностью сознание не покидало меня ни на секунду. И я все помню. Особенно запомнилось, как Лэнки подхватил меня своими поразительно сильными руками и отнес к самой стене ущелья. Там он уложил меня на кучу попон, расстеленных поверх лапника.
   Помню, кто-то сказал:
   — Это испортит массу чертовски хороших лошадиных попон… — И сразу, запнувшись, голос добавил: — Я ничего такого не хотел сказать, просто…
   На парня тут же гаркнули:
   — Просто ты дурак и дешевка! Молчал бы лучше!
   С ними был и доктор, не специально привезенный, а оказавшийся тут по чистой случайности. Один из тех врачей, что постоянно лезут в самую гущу событий, а следовательно, классный спец по всякого рода ранениям. Это и стало главной причиной того, что я пишу сейчас эти строки, хоть и немало удивляюсь, видя, как моя правая рука водит пером по бумаге, а не рука призрака.
   Врач осмотрел меня и тут же провопил несколько распоряжений. Прежде всего он велел доставить из Кэтхилла лекарства, бинты и прочее, что надо для перевязки. И люди, развернув лошадей, опрометью поскакали в город.
   — Боюсь, от этого будет мало проку… — проворчал доктор, — но мы сделаем для мальчугана все возможное.
   Здоровенная лапища убрала мои волосы со лба, и я узнал Лэнки.
   — Ты починишь его, док, — сказал он, — а я потрачу остаток жизни, чтобы отплатить тебе.
   — К черту деньги! — рявкнул врач. — Много от них пользы этому малышу, после того как его эта забава довела до…
   — Замолчи! — прикрикнул Лэнки. — Возможно, он слышит тебя. — Он нагнулся поближе. — Чего бы тебе сейчас хотелось, сынок?
   — Воды… — прошелестел я.
   — Ты уже выпил целый галлон, — заметил долговязый. — Как, док, можно ему еще?
   — Доставь парню удовольствие, — махнул рукой тот.
   Я получил воду, и Лэнки поддерживал мне голову, пока я пил.
   Док продолжал перевязку. Тело ощущалось как плохо набитый тюфяк, но боль совсем исчезла.
   — Что еще? — снова спросил Лэнки.
   — Я бы хотел повидать Бобби Мид, если она не против тащиться в такую даль.
   — За твоей Бобби уже послано, — успокоил меня мой друг.