— Вот как? — удивился я. — Ты обо всем успеваешь подумать заранее, Лэнки.
   Я чувствовал, что засыпаю, но долговязый велел мне держаться изо всех сил. Я открыл глаза и полюбопытствовал, за что я должен держаться.
   — Ну вот хотя бы за руку! — предложил он, протягивая мне свою лапищу. — А вот и Бобби! Бобби, ради Бога, спаси его!
   Я смутно различал лицо девушки на фоне рассветного неба.
   — Ну зачем ты так? — спокойно заметила она. — С ним все в порядке! Ты в полном порядке, слышишь, Нельс? Мы запросто вытащим тебя отсюда!
   — Да, я уверен, что выпутаюсь, — пробормотал я, — но только я совсем засыпаю… или дело в чем-то еще? Кажется, я плоховато тебя вижу…
   — Сегодня чертовски туманное утро, — услышал я голос Блонди. — Я и сам почти ничего не могу толком увидеть.
   — Да, никто в такой туман и собственного носа не разглядит, — фыркнул Лэнки. — Все дело в проклятом тумане. А с тобой все нормально, малыш.
   — Ага, я и сам знаю, что со мной ровно ничего не случилось, — уверил его я.
   А потом я поинтересовался, что сталось с бандой.
   — Четверо успели унести ноги, — сказал Лэнки. — А вот Экер как раз помер. Ты прикончил троих, сынок, а еще троих, если не больше, — ранил. Это была серьезная схватка.
   — Это была великая битва, — уточнил суровый и мощный голос Роберта Мида.
   — Это точно, — согласился я. — Так вы тоже здесь, сэр?
   — Да, мой мальчик, — проворчал он.
   — Я не могу как следует разглядеть вас… из-за тумана, — объяснил я.
   — И я тоже плохо тебя вижу, — торопливо отозвался мистер Мид. — Ох уж этот чертов туман…
   — Да, вся беда в нем, — подтвердил я.
   — Тебе уже намного лучше, — заметил старик. — Помни, ты нам очень нужен, и поэтому должен непременно поправиться.
   — Ты что, вздумала разреветься, как дура? — услышал я сердитое шипение Лэнки.
   — Я не плачу, — так же тихо ответила Бобби, — просто солнечный зайчик попал в глаз.
   Я смутно удивился, откуда взялся солнечный зайчик в такое дьявольски хмурое и туманное утро.
   — А этот сукин сын Картер вполне созрел для виселицы, — продолжал болтать Лэнки. — Экер прожил достаточно долго, чтобы рассказать все о банде, как они с Картером заправляли ею, а Дон Педро с начала и до конца оставался безобидным мексиканским призраком, чьим именем эти двое прикрывали свои делишки.
   — Можно теперь мне поговорить с ним? — спросил хорошо знакомый голос.
   — Держись отсюда подальше и будь проклят, — отрывисто бросил доктор.
   — Я и так уже проклят, — сказал голос.
   — Привет, Дэн, — поздоровался я. — Где ты там?
   — Вот он я, партнер, — ответил Дэн Порсон. — Тут, рядом с тобой. Ты меня видишь?
   — Конечно, Дэн, — солгал я. — Только проклятый туман стеной стоит между нами. Все в порядке, Дэн.
   — Знаешь, мне принесло бы много пользы, если б ты пару раз сказал, что я дерьмо и вонючка. Все на свете знают, кто я такой, но хотелось бы услышать это от тебя, — проговорил Дэн Порсон.
   — Да с тобой все в норме, Дэн, — успокоил его я, внезапно почувствовав, что мысленным взором могу видеть намного яснее и четче, чем глазами. — Тебе дали неправильную установку, вот и все. Твой отец подавал тебе плохой пример, а ступив на неверную дорожку, ты так и шел по ней. Но теперь все будет хорошо.
   — Ты прощаешь меня, Нельс? — выдохнул он..
   — Да, — ответил я.
   — Господи! — возопил Порсон-младший. — Ты настоящий мужчина, Нельс!
   — Ты, осел, перестань реветь и вали отсюда, — приказал Лэнки. — Ты говоришь так, будто что-то должно произойти. Но ничего не случится, уверяю тебя, кроме того, что он выживет!
   — Да, я, конечно, выберусь из этой передряги, — пробормотал я.
   Стало тяжело дышать.
   — Бобби… — позвал я.
   — Я здесь, — слабым голосом откликнулась девушка.
   — Бобби, — попросил я, — ухвати меня покрепче, я, по-моему, куда-то проваливаюсь.
   — Посмотри! — вскрикнула она. — Я держу тебя всей силой своей души!
   Мои глаза открылись, и я вдруг увидел ее лицо совершенно отчетливо, как и ослепительно золотой рассвет, а еще я заметил, что глаза у девушки покраснели от слез, но она улыбалась, как если бы плакала от счастья. И эта улыбка чудесным образом согрела меня.
   После этого мне дали наконец уснуть.
   Конечно, я должен был умереть. И доктор заявил об этом совершенно недвусмысленно. Он уверяет, что у меня не было ни единого в мире шанса выжить и он знал это с самого начала, даже готов был прозакладывать всю свою профессиональную репутацию, что я отправлюсь на тот свет, и без проволочек.
   Но Лэнки твердит, что у Бобби слишком крепкая хватка и она так просто меня бы не отпустила.
   А Бобби клянется, что это Лэнки спас меня, потому как, едва я чуть-чуть пришел в себя и начал бессвязно лепетать какой-то вздор, долговязый принялся рассказывать мне еще более нелепую и бессмысленную историю. Но похоже, рассказ доставил мне удовольствие. Потом я снова уснул, а проснулся, уже ухватившись за жизнь одним ноготком.
   Вот, в общем, и вся история.
   Картер?
   Ну, Картер всех поразил, отказавшись от адвоката, и защищал себя сам. Так или иначе, этот краснобай ухитрился-таки выболтать себе жизнь! Думаю, со временем язык поможет ему выбраться и из тюрьмы.
   Но я не возражаю против этого. Да и вообще против чего-либо. За все эти годы я не мог ни единому человеку пожелать беды, поскольку сам я поразительно, невероятно, сверхъестественно счастлив.
   Бобби, кажется, все-таки затаила больше злости и с крайним негодованием говорит о слухах, будто Картер делает много добра, спасая души других заключенных.
   Ну, он всегда умел обрушивать потоки слов в нужное русло и таким образом добиваться своего.
   Что касается Лэнки, то он не слишком-то много времени проводит с нами. Мой долговязый друг находит жизнь на ранчо чересчур однообразной. Мы никогда не знаем, в какой момент он опять сорвется с места. И не в силах угадать, когда он вернется. Но никто не назовет неудачным день, когда Лэнки вдруг является как ни в чем не бывало и, вытянув под столом длинные ноги, заявляет что-нибудь вроде: «Кстати, Бобби, это напоминает мне о тех временах, когда мы с одним джентльменом из Колорадо…»