Даже его елейные лекции лучше страха ожидания. А может, я просто затягиваю время.
   Он поднимает голову и смотрит на меня. Занят, но всегда готов поучать.
   — Я называю его глазером.
   — Как?
   — Глазер.
   — Расшифруйте.
   — Потом. Ну, вам нравится?
   — Нравится? Мне…
   Уже начав отвечать, я чувствую удар последней волны и напрягаюсь, сопротивляясь спазмам. Больно, а тут еще это странное эхо… Но, к счастью, все быстро проходит. Вообще-то я уже как будто привыкаю.
   Странно, но в накатывающих приступах боли ощущается что-то еще. Что-то вроде музыки.
   — Нет… мне не нравится. Но почему вы выбрали такое ужасное название?
   Голем, убивший своего создателя и меня, реагирует на мою реплику громким смехом.
   — Что ж, признаюсь, мне просто захотелось сыграть шутку. Видите ли, я хотел провести параллель с…
   — …с лазером. Я не тупица, Махарал. Он удивленно моргает.
   — А что еще вы вычислили, Альберт?
   — Мы… оба дитто Морриса… Серый и Красный… мы, как два зеркала на концах лазера, да? А то, что подлежит усилению… проходит между нами.
   — Очень хорошо! Так вы ходили-таки в школу.
   — Штучки для детей, — бормочу я. — И не смотрите на меня свысока. Если мне предстоит снабдить вас инструментом для превращения в Бога, выкажите немного уважения.
   На мгновение зрачки дитто расширяются, потом он кивает:
   — Хорошо, пусть так и будет. Мне и в голову не приходило… Позвольте объяснить кое-что.
   Джефти Аннонас открыла Постоянную Волну как некое мерцание в фазовом пространстве между нейроном и молекулой, между телом и разумом. Бевисов научился впрессовывать так называемую эссенцию души в глину, доказав, что древние шумеры владели какой-то частицей утраченной истины. А потом мы, я и Бевисов, импринтировали в созданные Энеем Каолином автоматы мотивационную эссенцию. Результаты ошеломили нас и изменили весь мир.
   — И что? Какое отношение это имеет к…
   — Перехожу к этому. Поддерживаемая, как и все прочее, полями и атомами, Постоянная Волна тем не менее является чем-то много большим, чем суммой наших частей — наших воспоминаний и рефлексов, инстинктов и побуждений. Примерно так же морская зыбь показывает только поверхностную часть громадного комплекса глубинных напряжений.
   Я чувствую приближение еще одной вибрации. Наблюдая за платформой, я уже пришел к выводу, что пульсация происходит через каждые два-три качания.
   — Звучит распрекрасно, — говорю я дитЙосилу. — Но как быть с этим экспериментом? Постоянная Волна колеблется между нами, как между двумя зеркалами, из-за того, что у меня…
   Удар. Сильный! Я хриплю и натягиваю ремни. И тут же приходит эхо…
   …и передо мной на мгновение возникает залитый лунным светом ландшафт — темные равнины и овраги, покрытые опаловым сиянием и тенями… Все это перекатывается внизу, подо мной, как будто я смотрю на некое воздушное творение.
   Потом видение проходит.
   Я пытаюсь удержать цепочку мыслей, пользуясь разговором, как якорем, ведь мой реальный якорь, органический Альберт Моррис, мертв. По крайней мере так мне сказали…
   — Итак, вы используете мою Постоянную Волну… потому что я делаю хорошие копии. А у вас ничего не получается. Так, Йосил?
   — Грубовато, но верно. Понимаете, по сути, это вопрос учета…
   — Чего?
   — Учета. Этим занимаются физики. Складывают, раскладывают, считают наборы идентичных частиц. Или, если на то пошло, чего угодно. Вытащите из мешка пригоршню шариков… имеет ли значение то, какой из них какой, если они все выглядят одинаково? Как рассортировать их, если они одни и те же? Статистика будет совсем иная, если в каждом шарике есть что-то уникальное. Царапина, ярлычок, трещина…
   — О чем, черт возьми, вы толкуете?
   — На квантовом уровне отличия особенно важны. Частицы можно считать двумя способами — как фермионы и бозоны. Протоны и электроны относятся к фермионам: принцип исключения, более фундаментальный, чем энтропия, принуждает их держаться отдельно друг от друга. Даже если они кажутся идентичными и имеют один и тот же источник, их нужно считать индивидуально. Они занимают положения, разделенные определенным минимумом количества.
   А вот бозоны имеют тягу смешиваться, перекрываться, комбинироваться, поглощаться, шагать в ногу — например, в световых волнах, генерируемых лазером. Бозонами являются протоны. И уж они-то не любят держаться особняком! Идентичные, они легко соединяются, даже навязываются…
   — Давайте ближе к делу, а? — кричу я, подозревая, что это может длиться всю ночь.
   Призрак Йосила хмурится.
   — К делу? Голем-копия может быть очень близка к оригиналу, но всегда что-то не позволяет дубликату быть совершенно идентичным или соответствовать счетной единице по статистике Бозе. Это означает, что дубликат нельзя связно умножить, как свет в лазере. То есть нельзя было до тех пор, пока я не нашел способ! Я начал с того, что нашел прекрасный исходный образец для копирования и эго нужной эластичности…
   — Значит, в этом вашем лазере два меня выступают в качестве зеркал. Но какова ваша роль?
   Он усмехается.
   — Вы обеспечиваете чистый волновой носитель, Моррис. Но субстанция души, подлежащая усилению, будет моей.
   Слушая его и видя выражение его лица, я снова прихожу к выводу о наличии у Махарала комплекса Смерша-Фокслейтнера. По меньшей мере четвертая стадия. Аморален, параноидален и склонен к самообману. Такие люди вполне способны семнадцать раз сменить предмет веры до завтрака… и иногда блестяще совместить несовместимое к полудню.
   — Вы упоминали об уровне Бога. Разве это не ненаучно? — Я задаю вопрос, подозревая, что ответ может мне не понравиться. — Разве не отдает мистикой?
   — Не будьте так грубы, Альберт. Конечно же, это метафора. Пока мы не имеем слов для описания того, чего я намерен достичь. Это все равно что пытаться перевести внутренние монологи Гамлета на язык шимпанзе.
   — Да-да. Что-то в этом роде я уже слышал. Кто-то уже собирался создать машины для проецирования душ на небеса. Вы с Каолином заражены этой чушью несколько десятилетий. А теперь пытаетесь убедить меня в том, что здесь есть зерно правды?
   — Да, пытаюсь, но только пользуясь настоящей наукой, а не благими пожеланиями. Когда ваша собственная Постоянная Волна станет конденсатором Бозе…
   ДитЙосил замолкает, поворачивает голову и словно прислушивается к чему-то. Потом кивает, открывает рот, готовясь продолжать рассказ о своих далеко идущих планах, и…
   Какой-то звук проникает в подземную лабораторию… он уже вполне различим… За каменной стеной что-то громыхает.
   На приборной панели вспыхивают предупредительные красные и янтарные огоньки.
   — Вторжение, — объявляет киберголос. — Вторжение в туннель…
   В воздухе возникает голографический шар. Наше внимание для него, как дрожжи. Он растет, приближается… Мы видим неясные фигуры, марширующие по темному коридору между грубыми известковыми стенами. Внезапно порода словно вспыхивает. Одна из фигурок падает, разрезанная пополам, но остальные отвечают огнем, сжигая затаившихся в засаде роботов-часовых. Путь расчищен, и отряд четко марширует дальше.
   — Расчетное время прибытия — сорок восемь минут…
   Серый призрак качает головой;
   — Я надеялся, что времени у нас больше. Но успеть еще можно.
   Забыв о прерванном разговоре, он поспешно возвращается к приборам, возобновляя приготовления. Безумец не отказался от своей затеи использовать меня…
   — Использовать нас! — настаивает малыш Красный.
   — Использовать нас, чтобы вознести свою душу на некий невообразимый уровень могущества. Типичный случай болезни Смерша-Фокслейтнера. Болезни ученого-безумца.
   Неужели сработает? Неужели призрак мертвого профессора трансформирует себя в нечто, избавленное от потребности в органическом мозге или даже от физической связи с миром? Неужели он поднимется так высоко, что жизнь на планете станет унылой и скучной? Представляю, как этот макро-Махарал уносится в космос на поиск приключений вселенского масштаба. Круто. И я не против, но только пусть он оставит этот мир в покое.
   Однако меня одолевает беспокойное предчувствие — похоже, так далеко дитЙосил не собирается.
   У него на уме нечто менее грандиозное. Более провинциальное.
   И многим из тех, кого я знаю, не понравится то, чем он станет.
   Кроме того, для взлета ему нужны «зеркала». Каким бы ни был исход, не думаю, что мне/нам доставит удовольствие роль двигателя, несущего Махарала к его личной нирване.
   — Знаете… — начинаю я, надеясь отвлечь его.
   И тут меня настигает еще одна волна.

Глава 45
ПУСТЫННЫЙ РОК
…или как Зеленый доходит до отчаяния…

   И?.. После того как моя щедро продленная и богатая событиями трехдневная жизнь подошла к концу, что дальше?
   Да ничего, судя по скорости, с которой начало разлагаться мое тело. Я уже ощущал знакомые признаки старения и первые позывы «рефлекса лосося», тянувшего меня домой. Разгрузить память, избежать забвения, вернувшись в реальный органический мозг, дающий возможность жить дальше.
   Не исключено, что этот мозг еще существует. Едва успев свыкнуться с мыслью о его гибели, я начал будить в себе надежду. Предположим, Альберт Моррис жив, и я сумею каким-то образом добраться до него. Примет ли он меня? Предположим, что он жив…
   Проворный «харлей» Беты мчался сквозь ночь, а вероятность благоприятного исхода казалась мне все более реальной. В пользу такой версии говорили отклики посетителей Сети и официальные сообщения.
   — Вопрос ясен, — заявлял какой-то знаток дедукции. — Остатков протоплазмы в сгоревшем доме не обнаружено.
   — Посмотрите, как ведет себя полиция, — указывал другой. — Аудиторы из Департамента военного снабжения все еще копошатся на месте взрыва, а специалистов из Отдела защиты людей уже нет. Значит, там никого не убили.
   Мне бы радоваться, однако если Альберт жив, то он, наверное, уже имеет в своем распоряжении целую армию собственных двойников, в том числе высококачественных Серых и Эбеновых, которые идут по следу злодея, уничтожившего мой… наш… его сад. Зачем в таком случае ему нужен заблудший Зеленый, отказавшийся стричь газон?
   Хороший вопрос. Но чтобы получить на него ответ, я должен найти Альберта. Где он скрывался во время ракетной атаки? И где находится теперь?
   Свою теорию подбросил Бета, повернувшийся ко мне, чтобы перекричать шум двигателей.
   — Посмотрите, что отыскали любители-детективы во вторичных архивах систем наблюдения.
   Он кивнул в сторону «пузыря»-дисплея, показывающего дом на Сикамор-авеню до взрыва. Подавшись вперед, я наблюдал за тем, как в сером предрассветном свете из ворот гаража выползла машина.
   «Вольво».
   — Уехал! Но тогда почему все считают, что он был дома, когда ракета… А, понятно.
   При повороте машины с Сикамор-авеню на другую улицу в объектив камеры попал водитель. Это был Серый Альберта Морриса. Безволосый, глянцевый — настоящий голем. Если так, то реальный Моррис остался дома.
   Но Бета предложил другое объяснение.
   — Внешность ничего не значит. Ваш архи так же хорошо владеет искусством маскировки, как и я.
   — Какая похвала от мастера обмана! Но тогда где?..
   — Я хорошо заплатил одной профессиональной охотнице. Она проследила его вдоль шоссе Скайвей до вот этой дороги, на которой нет камер.
   ДитБета указал на тянувшуюся через пустыню тонкую нитку шоссе. Луна окрасила пейзаж в бледно-серые тона — совсем другой мир, не похожий на запруженный дитто город или на пригороды, где избавленные от необходимости трудиться реальные люди развлекают себя самыми разными хобби. Внизу правила природа… с согласия и позволения Департамента окружающей среды.
   — Что он задумал, поехав этой дорогой? — вслух удивился я.
   До полудня вторника у нас была общая память. Должно быть, что-то случилось уже после этого.
   — Вы не знаете?
   — Ну… я знаю, что во вторник звонила Риту Махарал, сообщившая о гибели ее отца в автокатастрофе. Я бы, наверное, отправился на место аварии.
   — Посмотрим. — Бета переключился на другую запись. В «пузыре» появилась другая «картинка» — скалистый участок под виадуком. Полицейские машины и фургоны службы спасения окружали груду покореженного металла. — Верно, — сказал Бета. — Это недалеко отсюда. И все же странно. Альберт проехал дальше: мы почти на полсотни километров южнее.
   — Южнее? Тогда…
   Меня осенило. Полигон. Он отправился повидаться с Кларой.
   — Вы что-то сказали? — спросил Бета.
   — Нет.
   Любовные дела Альберта не касаются этого типа. Но ведь я уже видел Клару сегодня, когда она ходила по пепелищу. Значит, они даже не связались. Что-то тут не так.
   Некоторое время мы летели молча, потом я попросил у Беты чадру. Он достал из «бардачка» компактную модель и передал мне. Кое-как напялив чадру на голову, я расправил голо-люминесцентные складки и начал диктовать отчет последних событий. Мне было безразлично, слушает Бета или нет.
   В любом случае он уже знал обо всем, что произошло после того, как мы с Пэллоидом вышли из Храма Преходящих.
   — Кому отправите отчет? — небрежно поинтересовался Бета, когда я вернул ему чадру.
   Какой же выбрать адрес? Шефа полиции? «Таймс»? А может, тем големам-астронавтам, которые исследуют Титан, меняясь через каждые пару дней ради экономии продуктов и топлива?
   Если я отправлю закодированное сообщение в каше Альберта, нет никакой гарантии, что Бета не запустит ему вслед «жучка». Кларе? Или Пэлу?
   Если предположить, что «восковые» не тронули моего друга в той перестрелке, то он пребывал сейчас не в лучшем настроении — еще бы! Потерять воспоминания Пэллоида. Если же ему стерли память, то Пэл в полном ступоре. Так или иначе, хранить секреты не в его характере.
   А если… Заодно и Бете наступлю на мозоль…
   — Инспектор Блейн из Ассоциации трудовых субподрядчиков, — сказал я, нажимая клавишу трансмиттера и кося глаз на моего врага.
   Бета лишь улыбнулся.
   — Приложите и копию пленки, — предложил он. — Той, что оставила Ирэн.
   — Но это же неприятности всем…
   — Промышленный шпионаж класса «Джинин». Ерунда. А вот попытка диверсии против «ВП» — дело серьезное. Пострадать могли реальные люди. Снимки доказывают, что Каолин…
   — Мы не знаем, что это был он. Зачем ему взрывать собственную фабрику?
   — Ради страховки? Или повод для списания оборудования? Каолин постарался замазать всех — Гадарина, Уэммейкер, Лума, меня…
   Я задумался.
   Что такое было в исследовательском отделе, что Каолин решился его уничтожить? Какая-то секретная программа, сокрытие которой он не мог оправдать?
   Или которой не желал делиться?
   Я знал — причем из первых рук — об одном открытии, способе омоложения големов, который подарил мне еще один насыщенный событиями день. Предположим, я в благодарность за это сохранил верность Каолину и принес ему пленку. Наградит ли он меня еще одним продлением жизни? Но соблазну предательства я не поддался. Наверное, все дело в привычке — пребывая в глиняном теле, чувствуешь себя расходным материалом.
   И все же, зачем скрывать такую технологию? Чтобы люди по-прежнему покупали много заготовок?
   Неубедительно. Продажа дорогостоящих холодильников, печей и импринтеров упала. Поговаривали о «консервации» — запасы высококачественной глины могут истощиться уже через два поколения. В этих условиях производство и предложение обновляющего оборудования принесли бы компании миллиарды. И еще одно: даже если бы все дитто в Исследовательском отделе были уничтожены, новость о столь впечатляющем прорыве все равно стала бы достоянием общественности.
   Причина должна быть, но я ее не видел.
   — Пленка могла бы доказать мою — и вашу — невиновность, — настаивал Бета. — У меня здесь есть сканер. — Он указал на приборную панель.
   — Нет, — осторожно сказал я. — Рано.
   — Блейн получил бы копию и…
   — Позже. — На меня опять накатил приступ непонятной головной боли, недолгий, но сильный, дезориентирующий, сопровождающийся тошнотворным клаустрофобическим ощущением. Казалось, что нахожусь в каком-то тесном помещении. Возможно, побочный эффект омоложения. — Приближаемся?
   — Последний след «вольво» был вон там. — Бета показал на изгиб дороги. — Потом — ничего. Следующая камера его уже не засекла. Я сделал облет, но Альберт, проказник, отсоединил транспордер. А ярлыков реальные люди, к сожалению, не носят. Не знаю, что и делать.
   — Если только…
   — Да?
   — …он не отправился в путь с запасным в багажнике.
   — Все равно ярлык дал бы ответный сигнал. Впрочем… давайте я сниму для сравнения ваш сигнал.
   Пошарив внизу, Бета достал портативный сканер. Если у Альберта была запасная заготовка, то, возможно, при совпадении марки производителя код мало чем отличался бы от моего. А стирать код Альберт обычно ленился.
   — Хорошая мысль. — Я отвел сканер в сторону. — Только не надо со мной играть. Мой сигнал вы уже сняли, я почувствовал это, когда запрыгнул сюда.
   Бета, как обычно, усмехнулся.
   — Ладно. Некоторая паранойя вам идет, Моррис. Я не Моррис, — подумал я, но уже без гордого чувства протеста.
   — Посмотрим, удастся ли нам отыскать что-то, — пробормотал пилот, поворачиваясь к панели. Скайцикл подпрыгнул.
   Прибыльное, должно быть, занятие — пиратство. Даже после того, как враг уничтожил империю Беты, у него хватает средств на хорошие копии и такие вот машины.
   — Есть, — сказал он спустя несколько минут. — Резонанс… черт! Машина шла на восток, в пустыню. Зачем Альберту ехать в такую глушь на «вольво»?
   Я пожал плечами, отметив, что сигнал становится сильнее. В городе такой фокус не прошел бы — там ярлыков слишком много, здесь же прием был вполне уверенный.
   — Осторожнее.
   В глубокие овраги не проникал даже лунный свет. Бета полагался на приборы, тщательно совершая самые простые процедуры. Через минуту моторы взревели, скайцикл тряхнулся, потом двигатели смолкли. Мы приземлились в узком каньоне.
   Прожектор высветил разбитый «вольво». Состояние у него было получше, чем у машины Махарала, но все равно он выглядел не лучшим образом.
   Как же это случилось? Может быть, Альберт все же погиб?
   Пришлось подождать, пока Бета откинет панель и выйдет первым. Поводив сканером, он убедился, что реальных людей поблизости нет. Хорошо. Мне не очень хотелось хоронить создателя. Значит, Альберт либо ушел, либо его увели.
   — Вся электроника выведена из строя. Похоже, применили импульсное оружие, — прокомментировал Бета. — Вероятно, около двух дней назад.
   — И за это время машину так и не обнаружили. Я посмотрел вверх.
   — А вот и мусор.
   Крышка багажника со стоном откинулась — под ней обнаружились небольшая портативная печь и взрезанный кокон упаковки. Голем так и не был активизирован. Но он не растворился, а только ссохся, как глиняная фигурка, потрескавшаяся от жары. Латентная жизнь, потенциальный Альберт, так и не получивший возможности подняться и произнести горькую сентенцию о превратностях бытия.
   В луче прожектора я увидел темное углубление у основания горла дитто.
   Мини-рекордер. Ими снабжены все мои Серые. Кто-то вырезал прибор. Но только Альберт знал, где он установлен.
   Бета, успевший с помощью фонарика осмотреть кабину, цветисто выругался.
   — Куда она могла уйти отсюда? Или их кто-то подобрал? Уж не собирается ли…
   — Она? Была пассажирка?
   Недавнее добродушие, еще совсем недавно звучавшее в голосе Беты, сменилось презрением.
   — Эх, Моррис, как всегда, на два шага позади. Неужели вы думаете, что я пустился в это путешествие только для того, чтобы найти вашего пропавшего рига?
   Я попытался сообразить.
   — Дочь Махарала. Она наняла Альберта для расследования смерти отца. Тогда… он мог отправиться для осмотра места происшествия. Или…
   — Продолжайте.
   — Или к тому месту, откуда ехал Махарал. Наверное, Риту знала, что это за место.
   Бета кивнул:
   — Не могу только понять, почему Моррис поехал туда сам. Да еще замаскировавшись под Серого. Может быть, он знал, что его дом на прицеле?
   Я помнил, в каком настроении пребывал Альберт во время импринтинга, и кое-какие идеи у меня имелись. Соскучился по Кларе, а тут совсем рядом полигон.
   — А что вам известно об убийцах? — спросил я, меняя тему.
   — Мне? Ничего.
   Ты что-то знаешь. Может быть, не все, но подозрения у тебя есть.
   А вот дальше — осторожнее.
   — Во вторник, после налета Блейна на Теллер-билдинг, я нашел на задворках разлагающегося Желтого. Он рассказал, что некий неизвестный противник прибирает к рукам ваш бизнес. Потом попросил меня сходить к Бетцалелю и защитить кого-то по имени Эммет… или эмет. Вы можете объяснить, что это все значит?
   — Должно быть, Желтый впал в отчаяние, если попросил о помощи вас, Моррис.
   В этом весь Бета. Ему только дай уколоть меня. Но я тянул время, осматриваясь. Ситуация могла измениться.
   — Я тогда устал и не придал его словам значения. Но кое-что показалось знакомым. И я стал вспоминать. Желтый ссылался на оригинальную легенду о Големе, чудовище из глины, созданном одним пражским раввином в XVI веке для защиты евреев от преследователей.
   «Эмет» — священное слово, написанное то ли на лбу того существа, то ли где-то во рту. На иврите оно означает «правда». Но может обозначать также «источник», то, из чего произошло все на свете.
   — Знаете, я тоже ходил в школу. — Бета зевнул. — А Бетцалель — другой раввин, занимавшийся тем же самым. И что?
   — А вот что… зачем вам понадобилось вести слежку за дочерью Махарала?
   Он вздрогнул.
   — У меня есть на то свои причины.
   — Не сомневаюсь. Сначала я думал, что она нужна вам в качестве матрицы для производства пиратских копий. Но Риту не похожа на женщину-вамп вроде Уэммейкер, на двойников которой большой спрос. Риту хорошенькая, но в голем-технологии физические качества не главное. — Я покачал головой. — Все дело в личности, в уникальной Постоянной Волне. Нет, вы следили за ней, чтобы найти источник. Ее отца. Вам был нужен секрет. Тот секрет, из-за которого Махарал начал изучать искусство маскировки. Тот страшный секрет, из-за которого он ночью в понедельник рванул через пустыню, преследуемый кем-то, кто в конце концов и убил его.
   Не услышав возражений, я продолжал:
   — В какую игру вы вовлечены? Что у вас общего с Махаралом и Энеем Каолином?
   Бета откинул голову и рассмеялся.
   — У вас ничего нет, Моррис. Вы рыщете наугад.
   — Да? Ну так объясните мне что к чему, мистер Мориарти! Никакого вреда уже не будет.
   Он задумчиво посмотрел на меня.
   — Предлагаю сделку. Вы передаете снимки. Я рассказываю.
   — Пленку Ирэн? Из «Салона Радуги»?
   — Вы знаете, о чем я говорю. Отправьте их инспектору Блейну. Ему известно, откуда у вас пленка, ведь ваш рапорт уже ушел. Передайте и назовите ваш код. Потом поговорим.
   Теперь паузу взял я. Он забрал меня с крыши, чтобы я помог отыскать реального Альберта… и Риту Махарал… а через нее тайное убежище ее отца.
   Я ему больше не нужен… если не считать пленки.
   — Вы хотите, чтобы передал я… Знаете, что мне поверят.
   — Вам верят больше, чем вы предполагаете, Моррис. Несмотря на неуклюжие попытки подставить вас, в верхах придерживаются иного мнения. А снимки только подтвердят вашу невиновность.
   — И вашу!
   — И что? Подозрение падет на Каолина. Но если пленку отправлю я, то кто поверит дитнэпперу? Все скажут, что я подделал снимки.
   Вот почему Бета просто не забрал у меня кассету! Но его терпение явно истощалось.
   — Я знаю вас, Моррис. Думаете, что получили рычаг давления. Но не переусердствуйте. У меня забот хватает.
   Меня охватило негодование.
   — Значит, в обмен на подтверждение причастности Каолина к диверсии вы вручите мне какую-то бесполезную информацию, которая так и останется без применения. Хорошая сделка.
   — Другой вам никто не предложит. А так вы по крайней мере удовлетворите любопытство.
   Да, не очень удобно иметь врага, который так хорошо тебя знает.
 
   Он не спускал с меня глаз, не отпуская от себя ни на шаг.
   — Никаких сообщений, — предупредил Бета, вставая возле открытого кокпита «харлея» и указывая на слот ридера-сканера. — Просто отсылаете, даете подтверждение и все.
   Он набрал электронный адрес Блейна, и на экране появилось:
   Подтвердите личность отправителя.
   Рядом вспыхнула цифра.
   6
   Не успев сообразить, я машинально нажал клавишу.
   3
   Прибор ответил:
   8
   Я нажал 3.
   Обмен продолжался. Это был код Альберта, хранившийся у Блейна и известный только ему.
   Я даже удивился, когда на экране засветилось:
   Принято.
   Бета удовлетворенно хмыкнул.
   — Хорошо. Теперь отойдите от кокпита.
   Мне ничего не оставалось, как только подчиниться, потому что в руке моего врага оказался пистолет.
   — Хотелось бы задержаться и поболтать, — сказал он, — но я и так уже потратил на вас слишком много времени.
   — Знаете, куда вам надо?
   — Я нашел две пары следов, идущих на юг, и думаю, что представляю, куда они направились. Вы мне мешаете.
   — Не объясните насчет Махарала и Каолина?
   — Если бы я сказал вам больше, мне пришлось бы вас застрелить. А так у вас есть еще крохотный шанс на спасение, Моррис. Что ж, растворяйтесь с миром.