Увы, после того как Том героически исчез на Китрупе, это увлечение начинало все сильней сказываться на рассудительности Эмерсона. Он начал рисковать, стараясь соперничать с Орли. Пытался доказать ей, что он достойная замена.
   Глупая попытка, но вполне естественная. И она оправдалась на Оакке, где чиновники Библиотеки и Института Миграции изменили своей клятве, попытавшись перехватить груз «Стремительного», чтобы передать его своим родным кланам, а не всей цивилизации. Здесь Эмерсон начал безумную игру, и его смелость оправдалась, помогла победить в безнадежной ситуации — еще одно освобождение ненадолго, — чтобы улететь и продолжить борьбу.
   Но здесь…
   Он покачал головой. Просматривая на борту видеозаписи отлета «Стремительного», он понял, что его самопожертвование в небольшом теннанинском разведчике не имело почти никакого значения. Он еще не успел отлететь, не обращая внимания на просьбы Джиллиан вернуться, как перед «Стремительным» начали открываться ворота к спасению. Он все равно полетел бы на Джиджо, но в гораздо более комфортных условиях, если бы остался на борту и не попал в когти Древних.
   Разглядывая края отверстия Фрактального Мира, он увлекся картиной спасательных действий. Эмерсон не мог больше опираться на числа и уравнения, но у него сохранился инженерный инстинкт, и этот инстинкт ожил при виде того, как машины укрепляют огромные участки льда и углерода. Он никогда не видел сотрудничества гидрос, кислородных существ и машин в таких масштабах.
   И это зрелище делало космос более привлекательным.
   Проходило время. Эмерсон больше не думал в терминах минут и часов — или дуров и мидуров, но ориентировался на неравные субъективные интервалы между голодом, жаждой или иными физическими потребностями. И тем не менее он начал испытывать напряженное ожидание.
   Неуловимое ощущение, что что-то идет не так.
   Какое-то время ему трудно было уточнить это ощущение. Дельфины на мостике казались спокойными. Все идет нормально. Ни на одном из экранов не видно признаков тревоги.
   Совещание в ситуационной комнате прервалось, все разошлись по своим местам или наблюдали за обширными видами за бортом. Никто не казался встревоженным.
   Эмерсон передал маленькому прибору свое желание воспользоваться ближними сканерами и осмотреть корабль и его ближайшее окружение. Он дважды проделал это, и странное ощущение усилилось. Однако он по-прежнему не мог его уточнить.
   Вызвав Джиллиан, он увидел, что она тоже кажется обеспокоенной — словно какая-то мысль мелькает за порогом восприятия, но ускользает от всех попыток ее уловить. Перед Джиллиан было голографическое изображение. Эмерсон заметил, что она разглядывает корпус корабля в районе хвоста.
   Хмыканьем и жестами Эмерсон приказал изображение своего экрана переместить туда же. Камера прошла вдоль внешнего корпуса корабля, покрытого толстым слоем звездной сажи, и Эмерсон испытал усиливающееся облегчение. Если Джиллиан смотрит сюда же, значит, ему не показалось. Больше того, инстинкт подсказывает ей, что пока ничего серьезного не происходит. Если бы возникла серьезная угроза, Джиллиан уже начала бы действовать.
   Эмерсон почувствовал себя еще лучше, когда изображение миновало выступы вероятности и приблизилось к корме корабля.
   Для Эмерсона это послужило первым намеком.
   То, что он стал чувствовать себя лучше.
   Как ни иронично, но это его встревожило.
   На Джиджо, когда он, слабый, в бреду, с искалеченным телом и поврежденным мозгом, пришел в себя в древесном доме Сары, одно удовольствие превосходили все остальные. Оно было сильней успокаивающих мазей аптекарей-треки. Сильней удовлетворения от возвращавшегося здоровья, от ощущения силы в теле. Сильней удивительных видов, звуков и запахов Джиджо. Даже сильней мягкого любящего общества дорогой Сары. Одно благословение превосходило все остальное.
   Это происходило, когда боль прекращалась.
   Когда навязанная ему боль, запрограммированная в изувеченной коре головного мозга, неожиданно отпускала его — внезапное исчезновение врага ощущалось как своего рода экстаз.
   Так происходило, когда он прекращал делать то, чего Не должен был делать. Например, пытаться вспомнить. Всякая попытка вспомнить вызывала волны острой боли. И вначале награда была даже еще более эффективной. Гедонистическое удовлетворение приходило после отказа от Попыток вспомнить.
   И теперь Эмерсон испытывал нечто подобное.
   О, это было не так интенсивно. Награды и антипатии проявлялись на гораздо более тонком уровне. Он вообще мог бы не заметить этого, если бы не битвы, проведенные на Джиджо, когда он учился упрямо преодолевать боль. Так преследуемая дичь обращается против хищника… и тогда охотник может стать преследуемым. Это был жестокий урок, но со временем он его усвоил.
   Не… здесь… подумал он, с трудом формируя слова, по одному за раз, чтобы ухватить свирепую решимость.
   Возвращайся… назад…
   Все равно что идешь против сильного ветра или плывешь против течения. Всякий раз как голографическое изображение приближалось к носу корабля, он испытывал в себе странное ощущение. Как будто сам концепт этой части «Стремительного» был необычным и почему-то неправильным. Все равно что пытаешься представить себе пятое измерение.
   Больше того, очевидно, с компьютерами происходило то же самое. Инструменты упрямились. Как только изображение доходило до первого набора выступов, камера начинала отклоняться в сторону, пропускала цель и возвращалась к корме.
   Эмерсон испустил поток проклятий и брани. Этот поток, богатый и выразительный, выходил так же легко, как когда-то, до ранения, вообще речь. Подобно песням или стихам, бранные выражения исходили из того участка мозга, который не был затронут Древними. Этот поток нецензурностей произвел на Эмерсона успокоительное воздействие, и он отвернулся от искусственных орудий и образов. И наоборот, прижался лицом к выпуклому окну, сделанному из какого-то прозрачного, необыкновенно прочного материала, который не смогли воспроизвести самые передовые технологии Земли. Эмерсон посмотрел вперед, в сторону носа «Стремительного».
   Впечатление такое, словно смотришь через собственное слепое пятно. Но он сосредоточился, сопротивляясь чувству отвращения с помощью приемов, которыми овладел на Джиджо.
   И наконец ему удалось разглядеть в темноте какое-то движение.
   Чувствуя его сильное желание видеть, симбионт реук скользнул вперед и вниз, покрыв своей пленкой глаза — переводя, усиливая, меняя цвета, пока Эмерсон удовлетворенно и удивленно не хмыкнул.
   Вокруг носа «Стремительного» собрались какие-то объекты. Это роботы или существа, похожие на маленькие корабли. Они мечутся из стороны в сторону у той части корпуса, о которой, кажется, все забыли!
   Эмерсон видел, как вспыхивают язычки яркого пламени. Отблески химического огня.
   Он не стал тратить времени на проклятия. На четвереньках выбрался из своего обсервационного купола, построенного какой-то расой, гораздо меньше людей, которая владела этим кораблем до того, как он через пятые руки не был продан невежественным волчатам, только что вышедшим из изоляции, такой глубокой, что вся вселенная дивилась, как это они выжили в одиночестве.
   У него не было возможности рассказать о своем открытии. Не было слов, чтобы прокричать в интерком. Если он отправится в ситуационную комнату, схватит Джиллиан за плечи и заставит посмотреть вперед, она, вероятно, так и сделает. Но сколько времени на это потребуется?
   Что еще хуже, это может означать риск для ее жизни. Какие бы средства ни использовали эти существа, нацеливая это свое заклинание, оно в чем-то сходно с той обработкой, которой подвергли его, и Эмерсон узнавал в этом знакомую безжалостность. Те, кто это делает, могут уловить настороженность Джиллиан и поспешно заставить замолчать, действуя через ее пси-способности.
   Он не может рисковать и подвергать ее опасности.
   Сара? Прити? Они его друзья и дороги ему. Та же самая логика справедлива и по отношению к другим членам экипажа «Стремительного». К тому же у остальных слишком мало времени, чтобы быть полезными. Иногда приходится действовать самому.
   Поэтому Эмерсон побежал. Он выбежал в просторный ангар — внешний шлюз, который заполняет нос «Стремительного». Все меньшие корабли, которые стояли тут на причале, когда «Стремительный» покидал Землю, теперь исчезли. Второй по размерам корабль и скиф потеряны на Китрупе вместе с Орли и остальными. И еще до этого капитанский катер взорвался в Мелком скоплении — это была первая ужасная цена, которую пришлось заплатить за сокровище Крайдайки.
   Теперь в доке только маленькие теннанинские разведчики, взятые из старых кораблей, оживленных экипажем. Каким знакомым кажется вход в одно из этих бронированных суденышек. Он делал это однажды и раньше — включал двигатели, сражался с приборами, созданными для расы с гораздо более мощными руками, и привел в действие механизмы, которые направили кораблик по узкому рельсу в туннель и выбросили в…
   Эмерсон постарался забыть об этом последнем старте, иначе решимость могла бы его покинуть. Вместо этого он сосредоточился на экранах и шкалах приборов, показания которых больше не может читать, надеясь, что старые навыки, мастерство и удача Ифни помешают ему отлететь от приборов в тот момент, когда корабль минует внешние двери.
   В его сознании возникла непрошеная песня-гимн пилоту, устремляющемуся в черную бездну, но Эмерсон стиснул зубы и не стал произносить ее вслух. Он был слишком занят для этого.
   Если бы у него была возможность мыслить отчетливыми фразами, Эмерсон, возможно, удивился бы тому, что пытается сделать и как он сумеет помешать нападающим. На маленьком разведчике есть оружие, но год назад он не сумел с ним справиться. А теперь не может даже прочесть показания приборов.
   Тем не менее он может поднять шум. Отвлечь нападающих. Сбросить их покров иллюзий и предупредить экипаж землян о грозящей опасности.
   Но что это за опасность?
   Не важно. Эмерсон знал, что его мозг больше не способен решать сложные проблемы. Если все, чего он добьется, это привлечет внимание зангов и заставит их обратить защитный гнев против нарушителей, этого будет достаточно.
   Раненый Фрактальный Мир повернулся перед ним, когда шлюз закрылся и Эмерсон осторожно привел в действие двигатели корабля, направляя его в сторону нападающих. По мере приближения волны отвращения стремление повернуть назад все усиливались. Боль и удовольствие, отвращение и зачарованность — эти и многие другие чувства накатывались на него каждый раз-, как взор или мысли Эмерсона уходили от того, что делается впереди, наказывали каждую попытку сосредоточиться. Без опыта, полученного на Джиджо, он не сумел бы преодолеть такую концентрацию. Но Эмерсон многому научился. Он научился искать неприятностей — как ребенок все время трогает выпадающий зуб, привлеченный новыми приступами боли, пока старый зуб не уступит место новому.
   Помог и маленький реук. Чувствуя его потребности, он продолжал менять цвета, передавая ускользающие образы, Добиваясь превращения их в отчетливые очертания.
   Это машины.
   Наконец он узнал десяток угловатых фигур, прикрепившихся к корпусу «Стремительного» в районе носа. Они вцепились, словно насекомые-стервятники в глаз беспомощного животного. И если бы их целью было просто разрушение, все было бы уже кончено. Но у них должна быть более сложная цель.
   Эмерсон узнал яркий огонь резака. Либо они пытаются прорезать борт корабля, чтобы ворваться внутрь, либо…
   Или они что-то срезают. Может быть, берут образец. Но образец чего?
   Эмерсон представил мысленно «Стремительный», подробный зрительный образ, на восприятие которых не распространялась речевая афазия. Это воспоминание было бессловным, почти осязаемым — после многих лет, проведенных в любви к этому старому корпусу, в такой любви, какая никогда не бывает у мужчины к женщине, — любви к кораблю, преобразованному и ставшему гордостью земного клана.
   И сразу вспомнил, что лежит под этим сверканием.
   Символ. Эмблема, которая предположительно помещается на все корабли кислорододышащих звездных рас.
   Спираль с лучами — знак цивилизации Пяти Галактик.
   И Эмерсона охватило ощущение несообразности. Вначале он подумал, что это еще один трюк, еще одна попытка изменить его восприятие, заставить думать, что это и есть цель. К чему затрачивать столько усилий лишь для того, чтобы «Стремительный» лишился своего символа на носу?
   Во всяком случае, машинам приходилось трудней, чем они рассчитывали. Толстый слой углерода, отягощавший «Стремительный», оказался чрезвычайно упрям и сопротивлялся всем попыткам команды Ханнеса Суэсси убрать его. Приближаясь, Эмерсон заметил, что и машинам пока удалось немного, они обнажили только небольшой участок корпуса корабля.
   Затруднения чужаков его едва не рассмешили. Но тут он оглянулся и увидел.
   Множество машин. Целые рои их, появляющиеся на фоне звезд. Несомненно, подкрепления, предназначенные для ускорения работы.
   Пора действовать. Эмерсон потянулся к орудийной консоли, выбрав самые маломощные лучи, чтобы случайно не повредить «Стремительный».
   Вот вам кое-что для начала, подумал он.
   Искренне надеюсь, что это подействует.
   Он был так сосредоточен на прицеливании, осторожно перемещая перекрестие, что даже не заметил того, что только что произошло в его искалеченном мозгу.
   Он использовал два отчетливых предложения, одно за другим, выразив в них свое чувство иронии и надежду.

ДЖИЛЛИАН

   Словно раскаты грома, возникло осознание. Она отдала резкий приказ:
   — Тревога!
   В полупустых коридорах «Стремительного» прогремели клаксоны, и дельфины торопливо разошлись по своим боевым позициям. Постоянный гул двигателей изменил тон, это экипаж приводил в готовность силовые поля и оружие.
   — Нисс, отчет!
   Вертящаяся голограмма заговорила быстро, без привычной язвительности.
   Мы как будто исподтишка подверглись пси-нападению, которое должно было отвлечь защитников «Стремительного», и органических, и приборы. То, что вы и я одновременно пришли в себя, свидетельствует, что источник воздействия был неожиданно уничтожен или отключен. Предварительные данные свидетельствуют, что использовано сложное логическое существо, чей меметический уровень должен относиться к классу не менее…
   — Есть ли непосредственная опасность? — оборвала Джиллиан.
   Я не фиксирую никаких оружейных импульсов, нацеленных на этот корабль. Но несколько находящихся по соседству автоматов обладают латентным энергетическим уровнем, который может быть опасен на близком расстоянии.
   Но пока они как будто стреляют только друг в друга.
   Джиллиан повернулась к дисплею, на который камера посылала изображение носа корабля… в направлении, противоположном тому, которое она рассматривала раньше, заподозрив какую-то неведомую опасность. Сердце ее забилось, когда она увидела, насколько все близко. Все могло бы уже кончиться, если бы нападающие не начали сражаться друг с другом. Сверкали яркие вспышки, паукообразные фигуры набрасывались друг на друга, неприятно близко отбрасывая тени.
   — Где эти проклятые занги? — негромко спросила Джиллиан.
   Сканируя пространство, где раньше находился корабль водорододышащих, инструменты не видели никаких его признаков… только волнующееся продолговатое облако движущихся ионов. Возможно, это след работы их двигателей, а сами они улетели по какому-то срочному делу. И в любой момент могут вернуться.
   Ее сознание отшатывалось от другой возможности — что какое-то оружие вообще устранило зангов, убрало их из окрестностей. Оружие настолько мощное, что оставляет только след выведенных из состояния равновесия атомов.
   В любом случае атака пси должна была скрыть от нас исчезновение наших защитников. Кто-то приложил массу усилий, чтобы мы какое-то время оставались на месте.
   Она слышала, как включились двигатели Суэсси: это Каа начал пятиться от водоворота сражения. Но не успел он хоть немного удалиться, как рой сражающихся последовал за ним, словно привязанный к «Стремительному» невидимой нитью.
   — Есть ли представление о том, что…
   Никто из сражающихся не идентифицировал себя.
   — Тогда чего они пытаются…
   Похоже, некоторые группы стремятся похитить архив ИРП со «Стремительного».
   — Архив «Стремительного»?..
   Слова застряли в глотке. Джиллиан поняла и резко закрыла рот.
   По закону каждый галактический корабль обязан нести на себе «наблюдателя» — устройство, записывающее основные события полета. Некоторые такие устройства весьма сложны. Другие — те, которые может себе позволить бедный клан, — примитивные приборы, способные только записывать местоположение корабля и идентифицировать другие корабли, оказывающиеся по соседству. Все эти устройства относятся к категории «только записывающих», то есть они могут записывать сведения, но прочесть эти сведения нельзя. По крайней мере нельзя в текущую эпоху. Предполагается, что со временем все эти сведения окажутся в бесконечных архивах Великой Библиотеки и будут впоследствии изучаться обитателями будущей эры, когда страсти текущей будут представлять только исторический интерес. И сразу Джиллиан поняла смысл нападения.
   — Древние… должно быть, они открыли коды, которые позволяют им прочесть ИРП («исключительно-регистрирующую память»). И тогда они узнают, где побывал «Стремительный»!
   Это позволит им пройти нашим маршрутом и отыскать Мелкое скопление.
   Джиллиан испытывала смешанные чувства. С одной стороны, она негодовала; существа, которые вмешивались в ее сознание и хотели лишить «Стремительный» его сокровища, вызвали у нее гнев. Ведь она сама и весь экипаж так давно защищают эти сведения, а Том и Крайдайки отдали за них жизнь.
   Но с другой стороны, если бы похитителям удался их замысел, это решило бы многие проблемы. Какой-нибудь могучий клан наконец овладел тайной и, может быть, использовал ее для того, чтобы господствовать в следующей эпохе. Развернулись бы грандиозные битвы, создавались новые союзы, и, может быть, Земле и ее колониям было бы позволено вернуться на окраины истории и какое-то время оставаться незамеченной и в безопасности.
   — Удивляюсь, что никто не пытался это проделать раньше, — сухо заметила она, наблюдая, как мини-сражение продолжает следовать за «Стремительным» в обширной полости Фрактального Мира.
   Действительно, кажется логичным попытаться забрать «наблюдателя» с нашего носа. Могу только предположить, что у предыдущих наших противников не было средств для того, чтобы прочесть коды ИРП.
   Если это так, что подтверждается нейтральность Института Библиотеки: самые богатые кланы и союзы не в состоянии взломать печати. Джиллиан задумалась. Может быть, предательство на Оакке было случайным отклонением? Может, просто обычная неудачливость «Стремительного» привела его к встрече с редкими предателями. А в других местах представители институтов — достойные существа.
   Если это так, стоит ли нам попытаться еще раз? — думала Джиллиан. Может, направиться на Танит и еще раз попробовать сдаться властям?
   Тем временем Нисс продолжал задумчиво вращаться. Созданное тимбрими виртуальное существо выровнялось, прежде чем заговорить снова.
   Им понадобилось много времени, чтобы, используя свое влияние старших членов порядка «ушедших в отставку», получить ключи. На самом деле…
   Паутина вращающихся линий напряглась, выражая тревогу.
   На самом деле это бросает пелену загадочности на наше предыдущее бегство отсюда.
   — О чем ты говоришь?
   Я говорю, что нам казалось, будто нам помогают альтруистически настроенные члены этого порядка, во имя справедливости благожелательно спасающие нас от преследователей. Но подумайте, как легко все тогда прошло! Ведь мы так быстро нашли в Библиотеке сведения о так называемой Тропе Сунеров…
   — Легко?! Да мне пришлось выдавливать эти сведения из захваченной ячейки, словно вино из камня! Это было…
   Это было легко. Теперь ретроспективно я это вижу. Должно быть, нас заразили слабым мемо паразитом, чтобы перспектива полета на Джиджо показалась нам соблазнительной. К ближайшему убежищу с единственным входом и выходом. К святилищу, единственный выход из которого ведет назад, сюда.
   Джиллиан мигнула. Неожиданно она поняла, к чему ведет машина.
   Предположим, одна фракция надеется захватить ИРП «Стремительного», но знает, что потребуется время, чтобы раскрыть коды доступа. Нельзя позволить беглым волчатам оставаться доступными кому угодно. Кто-нибудь другой может перехватить добычу!
   Лучше сохранить записывающее устройство, отправив его в укрытие, где его будет беречь инстинкт самосохранения экипажа, проверенного на способность выживания. Собственного экипажа земного корабля.
   Если бы мы сами не вернулись сюда, они, несомненно, прислали бы сообщение, заманивающее нас назад. План обладает особенностями — терпением и уверенностью, — которые выдают присутствие порядка «ушедших в отставку».
   Но теперь они не сумели захватить то, что им нужно, и поняли, что их планы рушатся. Не все пошло так, как они планировали. У этой фракции есть враги. Больше того, обратите внимание, как им не хватает сил в катастрофе.
   «Катастрофа» — подходящее слово. На глазах у Джиллиан схватка охватила все окружающее пространство. Тактические сенсоры свидетельствовали, что она все расширяется, доходя до края отверстия в структуре пространственного колодца.
   — В таком случае, — задумчиво сказала она, — кто-нибудь доберется и до мощных дезинтеграторов. И приведет их в действие. Может, нацелит на нас. Пожалуй, нам пора отсюда убираться.
   Доктор Баскин, пока мы разговаривали, я продолжал размышлять. Например, попытался связаться с нашим похитителем-защитником, кораблем зангов, но не смог. Самая вероятная гипотеза — корабль уничтожен.
   Джиллиан кивнула, придя к такому же заключению.
   — Что ж, если он не приходит, я не собираюсь здесь ждать его.
   Она громче заговорила в интерком:
   — Каа! Давай полную скорость. Уходим к п-пункту! Пилот отозвался потоком быстрых щелчков:
   Загнанные орками,
   Прижавшись спинами к острому кораллу,
   Посмотрим, как они пожирают планктон!
   «Стремительный» начал пятиться, но битва последовала за ним. Детекторы свидетельствовали, что со всех сторон собираются новые рои машин. Однако промежуток медленно увеличивался.
   Тут снова вмешалась машина Нисс:
   Доктор Баскин, я обратил внимание на кое-что такое, что должно вас заинтересовать.
   Пожалуйста, посмотрите.
   Изображение на главном экране переместилось в угол яростной схватки. «Стремительному» приходилось наблюдать и более мощные сражения, но на близком расстоянии и эти вспышки и взрывы казались очень яркими и угрожающими. При вспышках видно было, что сражающиеся — в основном машины, в них нет помещений, где бы мог находиться защищенный протоплазменный экипаж. Очевидно, различные фракции «ушедших в отставку» предпочитали воевать чужими руками, используя механических наемников и не рискуя собственной шеей.
   И тут на экране показался объект, отличающийся от остальных, — стрелообразный, закругленный и бронированный. Джиллиан узнала очертания теннанинского разведчика.
   — Ифни! — воскликнула она. — Он опять это сделал! Если вы имеете в виду инженера Эмерсона д'Аните, то могу сказать, что внутренние сканеры утверждают: на корабле его нет. Я предполагаю, что он там, стреляет и почти все время промахивается. Органическим существам не следовало схватываться с механическими на близком расстоянии. Это не в ваших силах.
    Постараюсь не забыть об этом, — сказала Джиллиан, не зная, что делать дальше.

ЭМЕРСОН

   Поняв наконец, что почти ни разу не попал — и что никто не стреляет в него, Эмерсон отключил орудийную консоль. Очевидно, никто не считает его достойным внимания или усилий. То, что его так игнорируют, раздражало, но по крайней мере ни одна фракция, кажется, не собирается ему мстить за роботов, которых он поразил несколькими первыми удачными выстрелами.
   Вокруг него кипела схватка. Машины сражались с машинами, и невозможно было не заключить, что за этой схваткой стоит кто-то.
   К тому же Эмерсон вскоре заметил, что происходит и кое-что другое. Гораздо более важное и личное, чем то, что снаружи.
   Сознание его было охвачено смятением.
   В этом нет ничего необычного. Он привык к отсутствию ориентации. Но сейчас ощущение потери ориентации было особым. Как будто расходятся темные тучи бреда. Как будто все раньше было частью яркого сна, подчиняющегося извращенной логике. Как бредящий ребенок, он очень долго не понимал, что происходит вокруг. Но на мгновение свет проник в темный угол, в котором он так давно находится.
   Словно намек, еле уловимый запах, это продолжалось одно мгновение и исчезло.