Страница:
Дэвид Брин
Небесные просторы
Террену Джекобсу Брину,
нашему исследователю и помощнику
в завершении работы
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
Акеакемаи — дельфин, член экипажа «Стремительного».
Аскс — член Совета высоких мудрецов Джиджо, представляющий расу треки.
Баскин Джиллиан — агент Террагентского Совета и врач, исполняющая обязанности капитана космического корабля «Стремительный» с экипажем из дельфинов.
Вер'Кв'квинн — босс Гарри в Институте Навигации.
Гарри Хармс — неошимпанзе, разведчик Института Навигации.
Гек — г'кек, прозвище (подражание людям) сироты, выросшей в Вуфоне. Подруга Олвина.
Грязнолапый — дикий нур, прозванный так Двером Кулханом.
Двер — сын бумажника Нело Кулхана, брат Сары и Ларка, главный следопыт Общины Шести Рас.
Дор-хуниф — молодая самка хун, дочь Твафу-ануфа.
Древние — общее название «ушедших на пенсию» рас из Фрактального скопления.
Йии — самец ур, изгнанный из домашней сумки прежней супругой. Позже «женился» на девушке сунере Рети.
Каа — дельфин, второй пилот «Стремительного». Прежде был известен как Счастливчик Каа.
Каркаетт — инженер, помощник капитана «Стремительного».
Кивеи Ха'аоулин — торговец-синтианец.
Кипиру — прежний главный пилот «Стремительного», пропавший на Китрупе.
Клешня — красный квуэн, друг Олвина, вырезавший батискаф «Мечта Вуфона» из древесного ствола.
Крайдайки — дельфин, бывший капитан корабля «Стремительный» с экипажем из дельфинов. Пропал на Китрупе несколько лет назад.
Ларк — брат Сары и Двера, младший мудрец Общины Джиджо.
Линг — женщина-даник, биолог.
Макани — самка дельфин, старший врач корабля «Стремительный». Оставлена на Джиджо, чтобы заботиться об умственно регрессировавших членах экипажа «Стремительного».
Нисс — псевдоразумный компьютер, предоставленный «Стремительному» агентами разведки тимбрими.
Олвин — человеческое прозвище Хф-уэйуо, хуна-подростка из поселка Вуфон.
Орли Томас — генетически преобразованный агент Террагентского Совета, приписанный к «Стремительному», пропал на Китрупе вместе с группой Крайдайки. Муж Джиллиан Баскин.
Пипое — дельфин, самка; генетик и медицинская сестра со «Стремительного». Похищена на Джиджо.
Прити — неошимпанзе; служанка Сары, увлекающаяся математикой.
Ранн — предводитель людей-даников на борту корабля ротенов.
Рети — девушка-сунер, бежала из варварского племени в Серых Холмах.
Ро-кенн — «повелитель» ротен.
Сара — дочь бумажника Нело Кулхана, сестра Двера и Ларка, ученый-математик и лингвист.
Суэсси Ханнес — инженер со «Стремительного», превращенный в киборга Древними.
Твафу-ануф — хун, таможенник с базы Каззкарк.
Тиуг — алхимик-треки из кузницы на горе Гуэнн, активный помощник кузнеца Уриэль.
Тш'т — дельфин, самка, некогда четвертая по старшинству в экипаже «Стремительного», сейчас вместе с Джиллиан Баскин выполняет обязанности капитана.
Уриэль — ур, мастер-кузнец с горы Гуэнн на Джиджо. Ур-ронн — урская подруга Олвина. Участница экспедиции на «Мечте Вуфона», племянница Уриэль.
Хуфу — любимый нур Олвина.
Эваскс — груда колец джофур, трансформировавшаяся из прежнего мудреца Аскса путем добавления мастер-кольца.
Эмерсон Д'Аните — человек, инженер, ранее был членом экипажа корабля Террагентского Совета «Стремительный».
Аскс — член Совета высоких мудрецов Джиджо, представляющий расу треки.
Баскин Джиллиан — агент Террагентского Совета и врач, исполняющая обязанности капитана космического корабля «Стремительный» с экипажем из дельфинов.
Вер'Кв'квинн — босс Гарри в Институте Навигации.
Гарри Хармс — неошимпанзе, разведчик Института Навигации.
Гек — г'кек, прозвище (подражание людям) сироты, выросшей в Вуфоне. Подруга Олвина.
Грязнолапый — дикий нур, прозванный так Двером Кулханом.
Двер — сын бумажника Нело Кулхана, брат Сары и Ларка, главный следопыт Общины Шести Рас.
Дор-хуниф — молодая самка хун, дочь Твафу-ануфа.
Древние — общее название «ушедших на пенсию» рас из Фрактального скопления.
Йии — самец ур, изгнанный из домашней сумки прежней супругой. Позже «женился» на девушке сунере Рети.
Каа — дельфин, второй пилот «Стремительного». Прежде был известен как Счастливчик Каа.
Каркаетт — инженер, помощник капитана «Стремительного».
Кивеи Ха'аоулин — торговец-синтианец.
Кипиру — прежний главный пилот «Стремительного», пропавший на Китрупе.
Клешня — красный квуэн, друг Олвина, вырезавший батискаф «Мечта Вуфона» из древесного ствола.
Крайдайки — дельфин, бывший капитан корабля «Стремительный» с экипажем из дельфинов. Пропал на Китрупе несколько лет назад.
Ларк — брат Сары и Двера, младший мудрец Общины Джиджо.
Линг — женщина-даник, биолог.
Макани — самка дельфин, старший врач корабля «Стремительный». Оставлена на Джиджо, чтобы заботиться об умственно регрессировавших членах экипажа «Стремительного».
Нисс — псевдоразумный компьютер, предоставленный «Стремительному» агентами разведки тимбрими.
Олвин — человеческое прозвище Хф-уэйуо, хуна-подростка из поселка Вуфон.
Орли Томас — генетически преобразованный агент Террагентского Совета, приписанный к «Стремительному», пропал на Китрупе вместе с группой Крайдайки. Муж Джиллиан Баскин.
Пипое — дельфин, самка; генетик и медицинская сестра со «Стремительного». Похищена на Джиджо.
Прити — неошимпанзе; служанка Сары, увлекающаяся математикой.
Ранн — предводитель людей-даников на борту корабля ротенов.
Рети — девушка-сунер, бежала из варварского племени в Серых Холмах.
Ро-кенн — «повелитель» ротен.
Сара — дочь бумажника Нело Кулхана, сестра Двера и Ларка, ученый-математик и лингвист.
Суэсси Ханнес — инженер со «Стремительного», превращенный в киборга Древними.
Твафу-ануф — хун, таможенник с базы Каззкарк.
Тиуг — алхимик-треки из кузницы на горе Гуэнн, активный помощник кузнеца Уриэль.
Тш'т — дельфин, самка, некогда четвертая по старшинству в экипаже «Стремительного», сейчас вместе с Джиллиан Баскин выполняет обязанности капитана.
Уриэль — ур, мастер-кузнец с горы Гуэнн на Джиджо. Ур-ронн — урская подруга Олвина. Участница экспедиции на «Мечте Вуфона», племянница Уриэль.
Хуфу — любимый нур Олвина.
Эваскс — груда колец джофур, трансформировавшаяся из прежнего мудреца Аскса путем добавления мастер-кольца.
Эмерсон Д'Аните — человек, инженер, ранее был членом экипажа корабля Террагентского Совета «Стремительный».
Часть первая
Пять Галактик
Какие эмблемы украшают носы наших быстрых кораблей?
Сколько спиралей вращается на носу каждого большого корабля, поворачиваясь снова и снова, символизируя наши связи? Сколько связей образует наш союз?
Одна спираль символизирует невозделанные планеты, спящие, медленно зреющие, томящиеся — где жизнь начинает свой долгий трудный подъем.
И из этого плодородия вырываются новые расы, готовые к Возвышению.
Вторая спираль символизирует звездные культуры, владеющие быстрыми кораблями, вначале как клиенты, затем как патроны, энергично преследующие свои юные желания — торгующие, сражающиеся и спорящие…
Стремящиеся вверх, пока не услышат зов манящих приливов.
Третья соответствует Древним, изысканным и утонченным, отказавшимся от звездных кораблей ради жизни, полной размышлений. Уставшим от маниакальных стремлений. Теснящимся ради самоусовершенствования.
Они готовятся к встрече с Великим Сортировщиком.
Четвертая означает Высоких Непостижимых, слишком могущественных, чтобы мы могли их понять. Но они существуют!
Строят планы, охватывающие все уровни пространства и времени.
Пятая — это галактики, великие клубы мерцающего света, наши острова в стерильном космосе, окруженные загадочной тишиной. Они бесконечно вращаются, выкармливая все многочисленные порядки жизни, вечно их связывая.
Вернее, так нас заверяли…
Сколько спиралей вращается на носу каждого большого корабля, поворачиваясь снова и снова, символизируя наши связи? Сколько связей образует наш союз?
Одна спираль символизирует невозделанные планеты, спящие, медленно зреющие, томящиеся — где жизнь начинает свой долгий трудный подъем.
И из этого плодородия вырываются новые расы, готовые к Возвышению.
Вторая спираль символизирует звездные культуры, владеющие быстрыми кораблями, вначале как клиенты, затем как патроны, энергично преследующие свои юные желания — торгующие, сражающиеся и спорящие…
Стремящиеся вверх, пока не услышат зов манящих приливов.
Третья соответствует Древним, изысканным и утонченным, отказавшимся от звездных кораблей ради жизни, полной размышлений. Уставшим от маниакальных стремлений. Теснящимся ради самоусовершенствования.
Они готовятся к встрече с Великим Сортировщиком.
Четвертая означает Высоких Непостижимых, слишком могущественных, чтобы мы могли их понять. Но они существуют!
Строят планы, охватывающие все уровни пространства и времени.
Пятая — это галактики, великие клубы мерцающего света, наши острова в стерильном космосе, окруженные загадочной тишиной. Они бесконечно вращаются, выкармливая все многочисленные порядки жизни, вечно их связывая.
Вернее, так нас заверяли…
ГАРРИ
Существует много разновидностей сигнала тревоги.
Одни призывают к вниманию, вырывая тебя из смертоподобного сна. Другие насыщают твои вены адреналином. На борту любого космического корабля есть сирены и гудки, которые предупреждают о столкновении, нарушении герметичности и о мириадах других причин неминуемой гибели.
Но сигнал тревоги, который услышал Гарри, был совсем иным. Это было легкое и жуткое поскрипывание по нервам.
Не торопись, словно шептал негромкий сигнал. Я могу подождать.
Но даже не думай снова уснуть.
Гарри перевернулся и с трудом взглянул на консоль рядом с подушкой. Многозначительно подмигивали светящиеся символы. Но те части его мозга, которые предназначены для чтения, были сконструированы недостаточно надежно. Им требовалось некоторое время, чтобы разогреться.
— Гух… — заметил Гарри. — Вух?
Сон по-прежнему не отпускал тело, утомленное долгой одиночной вахтой. Сколько дуров прошло с тех пор, как он упал на койку, дав себе клятву уйти со службы, когда закончится это дежурство?
Сон пришел быстро, но не принес покоя. Здесь, в Е-пространстве, сны Гарри всегда были полны видениями. В сущности, сны тоже были частью его работы.
В состоянии сна РЕМ Гарри даже посещал степи Хорста, где в детстве его всегда окружал пыльный горизонт. Заброшенная планета, на которой тяжелые темные тучи постоянно нависают над головой, но держат влагу в себе, почти не делясь ею с иссохшей почвой. Обычно после таких снов он просыпался с пересохшим ртом, с отчаянным желанием пить.
В других снах он видел Землю, шумную планету-город, переполненную высокими людьми: небоскребы и роскошная зелень запечатлелись в памяти за одно короткое посещение, много веков назад, в другой жизни.
Были еще кошмары с кораблями — огромными боевыми дредноутами и подобными спутникам ковчегами вторжения, освещенными звездным светом или окутанными темным свечением своих ужасающих силовых полей. Фрегаты-привидения, более ужасные, чем в реальной жизни.
Это были самые нормальные образы сна, которые находили себе место между необыкновенными видениями. Потому что по большей части сны Гарри были полны ошеломляющими, извивающимися аллафорами, возникающими в соответствии со странной полулогикой пространства Е. Даже защищенная каюта не была недоступна для щупалец контрреальности, проникавших через переборки в его сон. Неудивительно, что проснулся он ошеломленный, потерявший ориентацию, потрясенный сигналом тревоги.
Гарри смотрел на мерцающие буквы — каждая извивалась, словно спятивший живой иероглиф, жестикулируя на идеограмматическом синтаксисе галактического языка номер семь. Сосредоточившись, он перевел это сообщение на родной англик.
— Здорово, — сухим тоном заметил Гарри.
Очевидно, патрульный корабль снова приземлился.
— Просто замечательно.
Тон сигнала изменился. Оттолкнувшись от койки, Гарри босиком ступил на холодный пол и вздрогнул.
— Только подумать… мне говорят, что у меня склонность к такой работе.
Иными словами, нужно быть хотя бы частично спятившим, чтобы подходить для такой работы.
Стряхнув сонливость, он поднялся по лестнице на обсервационную платформу непосредственно над каютой — шестиугольное помещение в десять метров поперек с контрольной панелью в центре. Потянулся к кнопке сигнала тревоги и сумел отключить его, не приведя в действие вооружение и не выпустив атмосферу станции в пространство Е. Сводящий с ума гудок резко смолк.
— Ах… — Гарри вздохнул и едва не уснул снова прямо здесь, стоя за мягким командирским креслом.
Но тогда… если он опять уснет, то снова увидит сны.
Никогда не понимал «Гамлета», пока не получил это назначение. Теперь мне кажется, Шекспир побывал в пространстве Е, прежде чем написал «быть или не быть».
…уснуть? И видеть сны?..[1]
Старик Уилл, должно быть, знал, что бывают вещи похуже смерти.
Почесав живот, Гарри посмотрел на приборы. Никаких красных огней. Станция как будто функционирует нормально. Никаких крупных прорывов реальности. Со вздохом он сел в кресло.
— Режим наблюдения. Доложите о положении станции.
Загорелся голографический экран, в воздухе повисла синяя буква «Н» гротескового шрифта. От этой медленно поворачивающейся буквы послышался мелодичный голос:
Режим наблюдения. Единство станции в норме. Сигнал тревоги принят командиром станции Гарри Хармсом в 4-48-52 внутреннего времени по субъективной оценке…
— Я и есть Гарри Хармс. Почему бы не сказать мне чего-нибудь такого, чего я не знаю? Например, из-за чего сигнал тревоги, ты, неудачный предлог для парика на лыси…
Проклятие прервалось из-за чихания. Гарри тыльной стороной волосатой ладони вытер слезы.
Сигнал тревоги был дан из-за перерыва продвижения станции в пространстве Е, невозмутимо продолжал голос. Очевидно, станция застряла в аномальном регионе.
— Хочешь сказать, мы наткнулись на риф. Это я уже знаю. Но какой именно… — Он пробормотал: — Ну ладно, не важно. Пойду взгляну сам.
Гарри забрался к верху вертикальной занавески-жалюзи — такие жалюзи покрывали все шесть окон станции, просунул палец между двумя планками и развел их. Слегка поколебавшись, посмотрел одним глазом.
По крайней мере станция, кажется, приняла стандартный формат. Она не кит, не медуза, не аморфная капля, хвала Ифни. Иногда этот континуум оказывает на предметы очень странное, даже смертельное воздействие.
На этот раз контрольное помещение по-прежнему, как стеклянный купол, расположено на сплющенном белом сфероиде, открывая круговой обзор обширного метафорического царства, сомнительного, опасного, но никак не однообразного.
На удалении виднелись рваные черные горы, подобные эбеновым айсбергам; они величественно пронзали нечто напоминающее бесконечное море пурпурной травы. «Небо» красно-синего цвета, какой можно увидеть только в пространстве Е. И в нем дыры.
Пока все хорошо.
Гарри пошире развел планки, чтобы увидеть то, что ближе к нему, и удивленно замигал. Станция расположена на блестящей гладкой коричневой поверхности. И по всему пространству по крайней мере на километр во всех направлениях разлеглись толстые гигантские желтые морские звезды!
По крайней мере таково было первое впечатление. Гарри бросился к другому окну и опять выглянул. По эту сторону тоже морские звезды. Они покрывают поверхность так, что найти проход будет нелегко.
— Черт побери! — По опыту Гарри знал, что бесполезно пытаться перелететь над такими штуками. Если они представляют объекты в двух измерениях, преодолевать их тоже нужно в двух измерениях. Так действует аллофорическая логика в этой зоне пространства Е.
Гарри вернулся к контрольной панели и нажал кнопку. Все жалюзи отошли, неожиданно открыв панорамный вид. Горы и пурпурная трава на удалении. Коричневая гладкость ближе к станции.
И — да — станция полностью окружена морскими звездами. Желтые морские звезды со всех сторон.
— Фью! — Гарри содрогнулся. У большинства желтых чудищ по шесть лучей, хотя у некоторых по пять или по семь. И они как будто не движутся. По крайней мере это хорошо. Гарри терпеть не мог передвигающиеся аллафоры.
— Режим пилотирования! — приказал он.
С легким треском плывущее гельветическое «Н» сменилось курсивным «П».
— Слушаю, личность-командир. Куда направимся, Генри?
— Меня зовут Гарри! — рявкнул он. Возможно, на англике развязный тон режима пилотирования показался бы веселым и дружелюбным, но слова произносились на глупом галактическом семь. Однако единственная другая запрограммированная возможность — замена на галактический два, состоящий из свиста и щелканья. Даже на диалект губру. А Гарри не в таком отчаянном положении, чтобы испробовать это.
— Приготовься продвинуть нас над видимой плоской поверхностью с траекторией в два сорок градуса, с кораблем в центре, — приказал Гарри. — Очень медленно.
Как прикажете, босс-разумный. Приспосабливаю параметры интерфейса.
Гарри вернулся к окну и наблюдал, как станция отрастила четыре огромных колеса с толстыми шинами. Вскоре они начали поворачиваться. Сквозь толстые кристаллические оконные панели донесся резкий скрип, словно проводишь рукой по намыленной стойке бара.
Как он и опасался, у шин почти не было сцепления с гладкой коричневой поверхностью. Однако воздержался от принятия контрмер. Сначала нужно посмотреть, что получится.
Движение постепенно ускорялось. Станция приблизилась к ближайшей морской звезде.
И тут Гарри охватило сомнение.
— Может, стоит сначала поискать такие штуки. Возможно, они где-нибудь указаны.
Некогда, в то время когда он был официально признан первым добровольцем-рекрутом с Земли, зачисленным в исследовательский отдел Института Навигации — он был полон сведений из учебных лент и идеализма, — то обычно сразу углублялся в записи, как только Е-пространство обрушивало на него новый символизм. В конце концов галактическая цивилизация кислорододышащих рас исследует, каталогизирует и разведывает этот странный континуум уже полмиллиарда лет. Объем знаний, содержащихся даже в его небольшой корабельной Библиотеке, превосходит всю сумму человеческих знаний, накопленных до первого контакта с разумными обитателями космоса.
Впечатляющий запас… и, как оказалось, почти совершенно бесполезный. Возможно, он не в очень хороших отношениях со справочной личностью его Библиотеки. А может, проблема в том, что он происходит от земных обезьян. Во всяком случае, в пространстве Е он предпочитал доверять своим инстинктам.
Увы, у такого подхода есть серьезный недостаток. Когда все перед тобой лопается, винить приходится только себя.
Гарри заметил, что сутулится. Он выпрямился и сцепил руки, чтобы не чесаться. Но нервная энергия требовала выхода, поэтому он стал тянуть себя за большие пальцы. Один знакомый тимбрими как-то сказал ему, что такая привычка есть у многих представителей вида Гарри. Может быть, это симптом долгого трудного процесса Возвышения.
Передние шины достигли первой морской звезды. Обойти эту штуку невозможно. Остается только попытаться перебраться через нее.
При первом контакте Гарри затаил дыхание. Но прикосновение не вызвало никакой реакции. Препятствие прямо впереди, шесть длинных плоских полосок коричневато-желтого пятнистого вещества, расходящихся от центрального шишковидного бугра. Передние шины заскользили, и станция приподнялась, подталкиваемая задними колесами.
Она слегка наклонилась. Гарри тревожно почесал грудь, стараясь высвободить тревожное ощущение узнавания. Может быть, «морские звезды» — недостаточно хорошая аналогия для этих штук. Впрочем, они кажутся знакомыми.
Угол увеличился. Задние колеса тревожно взвыли, тоже коснувшись желтой поверхности.
И тут, потрясенный узнаванием, Гарри закричал:
— Нет! Назад. Это бана…
Слишком поздно. Задние колеса продолжали визжать, скользкая желтая поверхность полетела из-под них, трение неожиданно совершенно исчезло. Гарри перевернулся, ударился о потолок, отлетел к дальней стене, а платформа вертелась, катилась, снова начала вращаться… пока не остановилась с глухим ударом. Вцепившись в переборку, Гарри большими пальцами ног держался за перила, пока тряска не прекратилась.
— О… моя голова… — простонал он, поднимаясь.
По крайней мере все встало на место. Гарри добрался до консоли и принялся изучать показания приборов. Слава Ифни, станция почти не пострадала. Но Гарри слишком долго не прибирался, и теперь шарики пыли покрывали его шерсть с головы до ног. Он стряхивал их, поднимая облака пыли и вызывая свирепое чихание.
В тот момент когда станция сошла с ума, жалюзи автоматически закрылись, защищая глаза Гарри от потенциально опасных аллофоров.
Он мрачно приказал:
— Убрать жалюзи!
Возможно, резкие движения привели к переменам в местной фазе, заставив исчезнуть все эти отвратительные предметы. Так раньше случалось.
Не повезло, понял он, когда жалюзи ушли в промежутки между широкими окнами. Вид снаружи заметно не изменился. То же самое красновато-синее небо из швейцарского сыра расстилается над розовато-лиловыми пампасами, а на удалении мрачно возвышаются черные горы. По-прежнему его разведочный корабль находится на плоской вершине, окруженной со всех сторон желтыми многолучевыми фигурами.
— Банановые шкурки, — прошептал он. — Проклятые банановые шкурки.
Вот одна из причин того, что на таких кораблях бывает только один наблюдатель: когда несколько сознаний одновременно наблюдают за ними, аллофоры становятся еще более дикими и невероятными. «Объекты», которые он видит, это образы, созданные его сознанием и наброшенные поверх реальности, которую не может воспринять ни одно живое сознание. Реальности, которая изменилась и трансформировалась под воздействием его мыслей и ощущений.
Все это в теории звучит отлично. И ему следовало бы уже привыкнуть. Но Гарри тревожило то, что этот банановый аллофор уж слишком личный. Гарри терпеть не мог банальностей и стереотипов.
Он вздохнул и почесал бок.
— Стабильны ли все системы?
Все стабильно, хозяин пути командир Гарольд, ответил режим пилотирования. В данный момент мы застряли, но, кажется, в безопасности.
Гарри разглядывал обширные пространства за плато. На самом деле видимость в этом месте отличная. Особенно отчетливо видны дыры в небе. И тут ему в голову пришла мысль:
— А нужно ли нам сейчас передвигаться? Мы можем наблюдать за всеми транзитными путями прямо отсюда, до конца назначенного срока, верно?
Как будто правильно. В данный момент незаконное передвижение не может остаться незамеченным нами.
— Хм-м-м. В таком случае… — Гарри зевнул. — Пожалуй, снова пойду спать. У меня такое ощущение, что понадобятся все силы, чтобы выбраться отсюда.
Очень хорошо. Спокойной ночи, наниматель-наблюдатель Хармс. Приятных снов.
— Как же, — пробормотал он на англике, оставляя обсервационную платформу. — И закройте эти проклятые жалюзи! Неужели мне самому нужно обо всем здесь думать? Не отвечайте на это! Просто… ну, не важно.
Даже закрытые, жалюзи не могут помешать прорывам. Между планками проскальзывают мерцающие архетипы, словно стремясь прорваться в период сна РЕМ. Впиваются в его сновидения, как мелкие паразиты.
Этому ничем не поможешь. Когда Гарри впервые получил назначение в пространство Е, местный глава патрульной службы объяснил ему, что восприимчивость к аллафорическим образам — важная часть их работы. Размахивая тонкой, со многими суставами рукой, галактический чиновник на галшесть с нахаллийским акцентом признался, что удивлен назначением Гарри.
— Скептически мы были настроены, когда впервые услышали, что ваша раса может обладать полезными для нас особенностями.
Опровергнув наши сомнения, вы многого с тех пор достигли, наблюдатель Хармс.
Мы отныне присваиваем вам полный статус. Вы первый из своего вида, добившийся такой чести.
Вздыхая, Гарри снова забился под одеяло. Ему очень хотелось пожалеть себя.
Такой чести! Он с сомнением фыркнул.
Однако ему пока не на что особенно жаловаться. Его предупредили. И это не Хорст. По крайней мере он избавился от сухих однообразных пустынь.
И вообще только безумцы надолго сохраняют иллюзию, будто космос создан ради их удобства.
Существует множество противоречивых версий относительно того, кто много миллиардов лет назад создал эту безумную вселенную. Но еще до того, как он принял решение посвятить свою жизнь работе в Институте, даже еще до того, как услышал о существовании пространства Е, Гарри пришел к одному заключению относительно метатеологии.
Несмотря на всю свою силу и славу, Создатель был не очень разумен.
По крайней мере не так разумен, как неошимпанзе.
Одни призывают к вниманию, вырывая тебя из смертоподобного сна. Другие насыщают твои вены адреналином. На борту любого космического корабля есть сирены и гудки, которые предупреждают о столкновении, нарушении герметичности и о мириадах других причин неминуемой гибели.
Но сигнал тревоги, который услышал Гарри, был совсем иным. Это было легкое и жуткое поскрипывание по нервам.
Не торопись, словно шептал негромкий сигнал. Я могу подождать.
Но даже не думай снова уснуть.
Гарри перевернулся и с трудом взглянул на консоль рядом с подушкой. Многозначительно подмигивали светящиеся символы. Но те части его мозга, которые предназначены для чтения, были сконструированы недостаточно надежно. Им требовалось некоторое время, чтобы разогреться.
— Гух… — заметил Гарри. — Вух?
Сон по-прежнему не отпускал тело, утомленное долгой одиночной вахтой. Сколько дуров прошло с тех пор, как он упал на койку, дав себе клятву уйти со службы, когда закончится это дежурство?
Сон пришел быстро, но не принес покоя. Здесь, в Е-пространстве, сны Гарри всегда были полны видениями. В сущности, сны тоже были частью его работы.
В состоянии сна РЕМ Гарри даже посещал степи Хорста, где в детстве его всегда окружал пыльный горизонт. Заброшенная планета, на которой тяжелые темные тучи постоянно нависают над головой, но держат влагу в себе, почти не делясь ею с иссохшей почвой. Обычно после таких снов он просыпался с пересохшим ртом, с отчаянным желанием пить.
В других снах он видел Землю, шумную планету-город, переполненную высокими людьми: небоскребы и роскошная зелень запечатлелись в памяти за одно короткое посещение, много веков назад, в другой жизни.
Были еще кошмары с кораблями — огромными боевыми дредноутами и подобными спутникам ковчегами вторжения, освещенными звездным светом или окутанными темным свечением своих ужасающих силовых полей. Фрегаты-привидения, более ужасные, чем в реальной жизни.
Это были самые нормальные образы сна, которые находили себе место между необыкновенными видениями. Потому что по большей части сны Гарри были полны ошеломляющими, извивающимися аллафорами, возникающими в соответствии со странной полулогикой пространства Е. Даже защищенная каюта не была недоступна для щупалец контрреальности, проникавших через переборки в его сон. Неудивительно, что проснулся он ошеломленный, потерявший ориентацию, потрясенный сигналом тревоги.
Гарри смотрел на мерцающие буквы — каждая извивалась, словно спятивший живой иероглиф, жестикулируя на идеограмматическом синтаксисе галактического языка номер семь. Сосредоточившись, он перевел это сообщение на родной англик.
— Здорово, — сухим тоном заметил Гарри.
Очевидно, патрульный корабль снова приземлился.
— Просто замечательно.
Тон сигнала изменился. Оттолкнувшись от койки, Гарри босиком ступил на холодный пол и вздрогнул.
— Только подумать… мне говорят, что у меня склонность к такой работе.
Иными словами, нужно быть хотя бы частично спятившим, чтобы подходить для такой работы.
Стряхнув сонливость, он поднялся по лестнице на обсервационную платформу непосредственно над каютой — шестиугольное помещение в десять метров поперек с контрольной панелью в центре. Потянулся к кнопке сигнала тревоги и сумел отключить его, не приведя в действие вооружение и не выпустив атмосферу станции в пространство Е. Сводящий с ума гудок резко смолк.
— Ах… — Гарри вздохнул и едва не уснул снова прямо здесь, стоя за мягким командирским креслом.
Но тогда… если он опять уснет, то снова увидит сны.
Никогда не понимал «Гамлета», пока не получил это назначение. Теперь мне кажется, Шекспир побывал в пространстве Е, прежде чем написал «быть или не быть».
…уснуть? И видеть сны?..[1]
Старик Уилл, должно быть, знал, что бывают вещи похуже смерти.
Почесав живот, Гарри посмотрел на приборы. Никаких красных огней. Станция как будто функционирует нормально. Никаких крупных прорывов реальности. Со вздохом он сел в кресло.
— Режим наблюдения. Доложите о положении станции.
Загорелся голографический экран, в воздухе повисла синяя буква «Н» гротескового шрифта. От этой медленно поворачивающейся буквы послышался мелодичный голос:
Режим наблюдения. Единство станции в норме. Сигнал тревоги принят командиром станции Гарри Хармсом в 4-48-52 внутреннего времени по субъективной оценке…
— Я и есть Гарри Хармс. Почему бы не сказать мне чего-нибудь такого, чего я не знаю? Например, из-за чего сигнал тревоги, ты, неудачный предлог для парика на лыси…
Проклятие прервалось из-за чихания. Гарри тыльной стороной волосатой ладони вытер слезы.
Сигнал тревоги был дан из-за перерыва продвижения станции в пространстве Е, невозмутимо продолжал голос. Очевидно, станция застряла в аномальном регионе.
— Хочешь сказать, мы наткнулись на риф. Это я уже знаю. Но какой именно… — Он пробормотал: — Ну ладно, не важно. Пойду взгляну сам.
Гарри забрался к верху вертикальной занавески-жалюзи — такие жалюзи покрывали все шесть окон станции, просунул палец между двумя планками и развел их. Слегка поколебавшись, посмотрел одним глазом.
По крайней мере станция, кажется, приняла стандартный формат. Она не кит, не медуза, не аморфная капля, хвала Ифни. Иногда этот континуум оказывает на предметы очень странное, даже смертельное воздействие.
На этот раз контрольное помещение по-прежнему, как стеклянный купол, расположено на сплющенном белом сфероиде, открывая круговой обзор обширного метафорического царства, сомнительного, опасного, но никак не однообразного.
На удалении виднелись рваные черные горы, подобные эбеновым айсбергам; они величественно пронзали нечто напоминающее бесконечное море пурпурной травы. «Небо» красно-синего цвета, какой можно увидеть только в пространстве Е. И в нем дыры.
Пока все хорошо.
Гарри пошире развел планки, чтобы увидеть то, что ближе к нему, и удивленно замигал. Станция расположена на блестящей гладкой коричневой поверхности. И по всему пространству по крайней мере на километр во всех направлениях разлеглись толстые гигантские желтые морские звезды!
По крайней мере таково было первое впечатление. Гарри бросился к другому окну и опять выглянул. По эту сторону тоже морские звезды. Они покрывают поверхность так, что найти проход будет нелегко.
— Черт побери! — По опыту Гарри знал, что бесполезно пытаться перелететь над такими штуками. Если они представляют объекты в двух измерениях, преодолевать их тоже нужно в двух измерениях. Так действует аллофорическая логика в этой зоне пространства Е.
Гарри вернулся к контрольной панели и нажал кнопку. Все жалюзи отошли, неожиданно открыв панорамный вид. Горы и пурпурная трава на удалении. Коричневая гладкость ближе к станции.
И — да — станция полностью окружена морскими звездами. Желтые морские звезды со всех сторон.
— Фью! — Гарри содрогнулся. У большинства желтых чудищ по шесть лучей, хотя у некоторых по пять или по семь. И они как будто не движутся. По крайней мере это хорошо. Гарри терпеть не мог передвигающиеся аллафоры.
— Режим пилотирования! — приказал он.
С легким треском плывущее гельветическое «Н» сменилось курсивным «П».
— Слушаю, личность-командир. Куда направимся, Генри?
— Меня зовут Гарри! — рявкнул он. Возможно, на англике развязный тон режима пилотирования показался бы веселым и дружелюбным, но слова произносились на глупом галактическом семь. Однако единственная другая запрограммированная возможность — замена на галактический два, состоящий из свиста и щелканья. Даже на диалект губру. А Гарри не в таком отчаянном положении, чтобы испробовать это.
— Приготовься продвинуть нас над видимой плоской поверхностью с траекторией в два сорок градуса, с кораблем в центре, — приказал Гарри. — Очень медленно.
Как прикажете, босс-разумный. Приспосабливаю параметры интерфейса.
Гарри вернулся к окну и наблюдал, как станция отрастила четыре огромных колеса с толстыми шинами. Вскоре они начали поворачиваться. Сквозь толстые кристаллические оконные панели донесся резкий скрип, словно проводишь рукой по намыленной стойке бара.
Как он и опасался, у шин почти не было сцепления с гладкой коричневой поверхностью. Однако воздержался от принятия контрмер. Сначала нужно посмотреть, что получится.
Движение постепенно ускорялось. Станция приблизилась к ближайшей морской звезде.
И тут Гарри охватило сомнение.
— Может, стоит сначала поискать такие штуки. Возможно, они где-нибудь указаны.
Некогда, в то время когда он был официально признан первым добровольцем-рекрутом с Земли, зачисленным в исследовательский отдел Института Навигации — он был полон сведений из учебных лент и идеализма, — то обычно сразу углублялся в записи, как только Е-пространство обрушивало на него новый символизм. В конце концов галактическая цивилизация кислорододышащих рас исследует, каталогизирует и разведывает этот странный континуум уже полмиллиарда лет. Объем знаний, содержащихся даже в его небольшой корабельной Библиотеке, превосходит всю сумму человеческих знаний, накопленных до первого контакта с разумными обитателями космоса.
Впечатляющий запас… и, как оказалось, почти совершенно бесполезный. Возможно, он не в очень хороших отношениях со справочной личностью его Библиотеки. А может, проблема в том, что он происходит от земных обезьян. Во всяком случае, в пространстве Е он предпочитал доверять своим инстинктам.
Увы, у такого подхода есть серьезный недостаток. Когда все перед тобой лопается, винить приходится только себя.
Гарри заметил, что сутулится. Он выпрямился и сцепил руки, чтобы не чесаться. Но нервная энергия требовала выхода, поэтому он стал тянуть себя за большие пальцы. Один знакомый тимбрими как-то сказал ему, что такая привычка есть у многих представителей вида Гарри. Может быть, это симптом долгого трудного процесса Возвышения.
Передние шины достигли первой морской звезды. Обойти эту штуку невозможно. Остается только попытаться перебраться через нее.
При первом контакте Гарри затаил дыхание. Но прикосновение не вызвало никакой реакции. Препятствие прямо впереди, шесть длинных плоских полосок коричневато-желтого пятнистого вещества, расходящихся от центрального шишковидного бугра. Передние шины заскользили, и станция приподнялась, подталкиваемая задними колесами.
Она слегка наклонилась. Гарри тревожно почесал грудь, стараясь высвободить тревожное ощущение узнавания. Может быть, «морские звезды» — недостаточно хорошая аналогия для этих штук. Впрочем, они кажутся знакомыми.
Угол увеличился. Задние колеса тревожно взвыли, тоже коснувшись желтой поверхности.
И тут, потрясенный узнаванием, Гарри закричал:
— Нет! Назад. Это бана…
Слишком поздно. Задние колеса продолжали визжать, скользкая желтая поверхность полетела из-под них, трение неожиданно совершенно исчезло. Гарри перевернулся, ударился о потолок, отлетел к дальней стене, а платформа вертелась, катилась, снова начала вращаться… пока не остановилась с глухим ударом. Вцепившись в переборку, Гарри большими пальцами ног держался за перила, пока тряска не прекратилась.
— О… моя голова… — простонал он, поднимаясь.
По крайней мере все встало на место. Гарри добрался до консоли и принялся изучать показания приборов. Слава Ифни, станция почти не пострадала. Но Гарри слишком долго не прибирался, и теперь шарики пыли покрывали его шерсть с головы до ног. Он стряхивал их, поднимая облака пыли и вызывая свирепое чихание.
В тот момент когда станция сошла с ума, жалюзи автоматически закрылись, защищая глаза Гарри от потенциально опасных аллофоров.
Он мрачно приказал:
— Убрать жалюзи!
Возможно, резкие движения привели к переменам в местной фазе, заставив исчезнуть все эти отвратительные предметы. Так раньше случалось.
Не повезло, понял он, когда жалюзи ушли в промежутки между широкими окнами. Вид снаружи заметно не изменился. То же самое красновато-синее небо из швейцарского сыра расстилается над розовато-лиловыми пампасами, а на удалении мрачно возвышаются черные горы. По-прежнему его разведочный корабль находится на плоской вершине, окруженной со всех сторон желтыми многолучевыми фигурами.
— Банановые шкурки, — прошептал он. — Проклятые банановые шкурки.
Вот одна из причин того, что на таких кораблях бывает только один наблюдатель: когда несколько сознаний одновременно наблюдают за ними, аллофоры становятся еще более дикими и невероятными. «Объекты», которые он видит, это образы, созданные его сознанием и наброшенные поверх реальности, которую не может воспринять ни одно живое сознание. Реальности, которая изменилась и трансформировалась под воздействием его мыслей и ощущений.
Все это в теории звучит отлично. И ему следовало бы уже привыкнуть. Но Гарри тревожило то, что этот банановый аллофор уж слишком личный. Гарри терпеть не мог банальностей и стереотипов.
Он вздохнул и почесал бок.
— Стабильны ли все системы?
Все стабильно, хозяин пути командир Гарольд, ответил режим пилотирования. В данный момент мы застряли, но, кажется, в безопасности.
Гарри разглядывал обширные пространства за плато. На самом деле видимость в этом месте отличная. Особенно отчетливо видны дыры в небе. И тут ему в голову пришла мысль:
— А нужно ли нам сейчас передвигаться? Мы можем наблюдать за всеми транзитными путями прямо отсюда, до конца назначенного срока, верно?
Как будто правильно. В данный момент незаконное передвижение не может остаться незамеченным нами.
— Хм-м-м. В таком случае… — Гарри зевнул. — Пожалуй, снова пойду спать. У меня такое ощущение, что понадобятся все силы, чтобы выбраться отсюда.
Очень хорошо. Спокойной ночи, наниматель-наблюдатель Хармс. Приятных снов.
— Как же, — пробормотал он на англике, оставляя обсервационную платформу. — И закройте эти проклятые жалюзи! Неужели мне самому нужно обо всем здесь думать? Не отвечайте на это! Просто… ну, не важно.
Даже закрытые, жалюзи не могут помешать прорывам. Между планками проскальзывают мерцающие архетипы, словно стремясь прорваться в период сна РЕМ. Впиваются в его сновидения, как мелкие паразиты.
Этому ничем не поможешь. Когда Гарри впервые получил назначение в пространство Е, местный глава патрульной службы объяснил ему, что восприимчивость к аллафорическим образам — важная часть их работы. Размахивая тонкой, со многими суставами рукой, галактический чиновник на галшесть с нахаллийским акцентом признался, что удивлен назначением Гарри.
— Скептически мы были настроены, когда впервые услышали, что ваша раса может обладать полезными для нас особенностями.
Опровергнув наши сомнения, вы многого с тех пор достигли, наблюдатель Хармс.
Мы отныне присваиваем вам полный статус. Вы первый из своего вида, добившийся такой чести.
Вздыхая, Гарри снова забился под одеяло. Ему очень хотелось пожалеть себя.
Такой чести! Он с сомнением фыркнул.
Однако ему пока не на что особенно жаловаться. Его предупредили. И это не Хорст. По крайней мере он избавился от сухих однообразных пустынь.
И вообще только безумцы надолго сохраняют иллюзию, будто космос создан ради их удобства.
Существует множество противоречивых версий относительно того, кто много миллиардов лет назад создал эту безумную вселенную. Но еще до того, как он принял решение посвятить свою жизнь работе в Институте, даже еще до того, как услышал о существовании пространства Е, Гарри пришел к одному заключению относительно метатеологии.
Несмотря на всю свою силу и славу, Создатель был не очень разумен.
По крайней мере не так разумен, как неошимпанзе.
САРА
Существует специальное слово-глиф.
Оно называет пространство, в котором совпадают три состояния материи — два жидких и третье твердое, как коралл.
В таком месте может образоваться нечто вроде пены. Опасной, обманчивой пены, которую переносят злополучные течения.
Никто добровольно не углубляется в это волнение.
Но иногда сила, именуемая отчаянием, вынуждает благоразумных мореплавателей проложить курс по угрожающим отмелям.
Стройная фигура проносится через внешние оболочки гигантской звезды. Похожий на гусеницу, с рядами когтеобразных выступов, которые впиваются в пространство-время, корабль настойчиво прокладывает курс сквозь жесткое сияние.
Разреженное пламя лижет обожженные борта из древнего керометалла, прибавляя новые слои покровов из необычной сажи. Щупальца плазмы пытаются прорваться внутрь, но пока их отражают защитные поля.
Однако со временем жара найдет доступ.
В середине корабля вращается узкое колесо, как обручальное кольцо на нервном пальце. Мимо пролетают ряды окон. Темные изнутри, они отражают звездный свет.
Но вот становится виден прямоугольник, освещенный искусственным сиянием.
Оконное стекло, которое позволяет смотреть в двух направлениях. Изнутри вселенной и внутрь ее.
Размышляя над водоворотом, Сара вслух произнесла:
— Мои преступные предки провели свой корабль через этот ад на пути к Джиджо… запутывая следы под покровом Великой Измунути.
Думая о грандиозных силах, действующих совсем рядом, Сара провела пальцами по хрустальной поверхности, которая не дает фотохимическому жару прорваться внутрь. Частью сознания, той, что выросла на книгах и математике, она в состоянии воспринять физическую сущность звезды, радиус которой больше годовой орбиты ее родной планеты. Красный гигант, разбухший в последней стадии, выбрасывает из своего котла в черный космос мешанину разогретых атомов.
Абстрактные знания — это замечательно. Но по спине Сары пробегает и холодок страха перед сверхъестественным: ведь она жила жизнью дикого сунера на варварской планете. Возможно, земной корабль «Стремительный» — беспомощная добыча, стремящаяся уйти от титанического охотника, который во много раз превышает его по размерам, тем не менее корабль с экипажем из дельфинов казался Саре богоподобным и внушал благоговение. Ведь он несет большую массу, чем все деревянные строения Склона вместе взятые. Живя в древесном доме над вечно шумящей водяной мельницей, она в самых невероятных снах не могла представить себе такое будущее — дикий полет через окраины адской звезды.
Особенно через Измунути, само имя которой внушает страх. Для шести рас, в ужасе жмущихся на Джиджо, это была решающая ступень на пути, ведущем вниз. Дверь, которая раскрывается только в одну сторону — по пути в изгнание.
В течение двух тысяч лет эмигранты в поисках убежища на Джиджо пролетали мимо гигантский звезды. Первыми, спасаясь от геноцида, прилетели г'кеки на колесах. Затем треки — мягкие и деликатные груды восковых колец, которые стремились скрыться от своих собственных родственников-тиранов; за ними последовали квуэны, хуны, уры и люди. Все они селились на узкой территории между горами Риммер и берегом океана с его вечным прибоем. Каждая волна новых поселенцев отказывалась от космических кораблей, компьютеров и других высокотехнологичных устройств, отправляя все эти божественные машины в море, в глубочайшую пучину Джиджо. Порывая со своим прошлым, все шесть рас бывших звездных богов навсегда отказывались от неба и начинали простую деревенскую жизнь.
И так продолжалось, пока на беглецов наконец не натолкнулась цивилизация Пяти Галактик.
Рано или поздно этот день должен был прийти: так утверждали Священные Свитки. Никто из нарушителей законов не может прятаться вечно. Это невозможно в космосе, в котором больше миллиарда лет все заносится в каталоги, где такие планеты, как Джиджо, обычно объявляются невозделанными, чтобы они могли отдохнуть и восстановиться. Тем не менее мудрецы Общины на Джиджо надеялись, что у них есть еще время.
Время, для того чтобы расы изгнанников смогли подготовиться. Очиститься. Найти избавление. Забыть галактические ужасы, которые прежде всего и сделали их изгнанниками.
Оно называет пространство, в котором совпадают три состояния материи — два жидких и третье твердое, как коралл.
В таком месте может образоваться нечто вроде пены. Опасной, обманчивой пены, которую переносят злополучные течения.
Никто добровольно не углубляется в это волнение.
Но иногда сила, именуемая отчаянием, вынуждает благоразумных мореплавателей проложить курс по угрожающим отмелям.
Стройная фигура проносится через внешние оболочки гигантской звезды. Похожий на гусеницу, с рядами когтеобразных выступов, которые впиваются в пространство-время, корабль настойчиво прокладывает курс сквозь жесткое сияние.
Разреженное пламя лижет обожженные борта из древнего керометалла, прибавляя новые слои покровов из необычной сажи. Щупальца плазмы пытаются прорваться внутрь, но пока их отражают защитные поля.
Однако со временем жара найдет доступ.
В середине корабля вращается узкое колесо, как обручальное кольцо на нервном пальце. Мимо пролетают ряды окон. Темные изнутри, они отражают звездный свет.
Но вот становится виден прямоугольник, освещенный искусственным сиянием.
Оконное стекло, которое позволяет смотреть в двух направлениях. Изнутри вселенной и внутрь ее.
Размышляя над водоворотом, Сара вслух произнесла:
— Мои преступные предки провели свой корабль через этот ад на пути к Джиджо… запутывая следы под покровом Великой Измунути.
Думая о грандиозных силах, действующих совсем рядом, Сара провела пальцами по хрустальной поверхности, которая не дает фотохимическому жару прорваться внутрь. Частью сознания, той, что выросла на книгах и математике, она в состоянии воспринять физическую сущность звезды, радиус которой больше годовой орбиты ее родной планеты. Красный гигант, разбухший в последней стадии, выбрасывает из своего котла в черный космос мешанину разогретых атомов.
Абстрактные знания — это замечательно. Но по спине Сары пробегает и холодок страха перед сверхъестественным: ведь она жила жизнью дикого сунера на варварской планете. Возможно, земной корабль «Стремительный» — беспомощная добыча, стремящаяся уйти от титанического охотника, который во много раз превышает его по размерам, тем не менее корабль с экипажем из дельфинов казался Саре богоподобным и внушал благоговение. Ведь он несет большую массу, чем все деревянные строения Склона вместе взятые. Живя в древесном доме над вечно шумящей водяной мельницей, она в самых невероятных снах не могла представить себе такое будущее — дикий полет через окраины адской звезды.
Особенно через Измунути, само имя которой внушает страх. Для шести рас, в ужасе жмущихся на Джиджо, это была решающая ступень на пути, ведущем вниз. Дверь, которая раскрывается только в одну сторону — по пути в изгнание.
В течение двух тысяч лет эмигранты в поисках убежища на Джиджо пролетали мимо гигантский звезды. Первыми, спасаясь от геноцида, прилетели г'кеки на колесах. Затем треки — мягкие и деликатные груды восковых колец, которые стремились скрыться от своих собственных родственников-тиранов; за ними последовали квуэны, хуны, уры и люди. Все они селились на узкой территории между горами Риммер и берегом океана с его вечным прибоем. Каждая волна новых поселенцев отказывалась от космических кораблей, компьютеров и других высокотехнологичных устройств, отправляя все эти божественные машины в море, в глубочайшую пучину Джиджо. Порывая со своим прошлым, все шесть рас бывших звездных богов навсегда отказывались от неба и начинали простую деревенскую жизнь.
И так продолжалось, пока на беглецов наконец не натолкнулась цивилизация Пяти Галактик.
Рано или поздно этот день должен был прийти: так утверждали Священные Свитки. Никто из нарушителей законов не может прятаться вечно. Это невозможно в космосе, в котором больше миллиарда лет все заносится в каталоги, где такие планеты, как Джиджо, обычно объявляются невозделанными, чтобы они могли отдохнуть и восстановиться. Тем не менее мудрецы Общины на Джиджо надеялись, что у них есть еще время.
Время, для того чтобы расы изгнанников смогли подготовиться. Очиститься. Найти избавление. Забыть галактические ужасы, которые прежде всего и сделали их изгнанниками.