8. МОЗЕС МБОПА
Бывший лидер группировки «Независимые черные»
Два японских грузовика «ЭМДеко» – не самый лучший транспорт для передвижения по саванне в условиях почти абсолютного бездорожья, но выбирать не из чего.
Излишне жесткая подвеска «ЭМДеко» позволяет ощутить каждую кочку собственной задницей, а уж про рытвины и ухабы говорить просто страшно. К тому же из Ламбразони водитель никакой. Нужно было сесть в другую машину, там за рулем Коваленко, у него с техникой проблем меньше. Мексиканец Карлито, сидевший слева от меня, на каждой кочке вздрагивал и бормотал что-то вроде молитвы, но с употреблением невероятно неприличных слов.
Машины шли параллельно друг другу, чтобы никому не пришлось глотать едкую пыль, что поднималась из-под колес и зависала в неподвижном воздухе. Замечательные следы мы оставляем, но с этим приходится мириться. К тому же погоне еще придется повозиться с персоналом станции, который заперт в катакомбах… Да еще в заминированную станцию нужно войти, пусть в качестве мин обычные «растяжки». Все-таки хоть какое-то время у нас есть.
К четырем часам мы прошли уже, наверное, километров восемьдесят, что для такой местности очень неплохо. На вертушке нас быстро нагонят, но это не сразу. К тому же для вертушки у нас имеется пара-тройка сюрпризов в виде нескольких миниатюрных «стингеров» старого образца, подобранных на уничтоженной станции.
Впервые за весь период этой исключительно неудачной кампании у меня появилась надежда. Пусть не выжить, но продать свою черную шкуру.
Трясясь в кузове грузовика, я мысленно вернулся в те дни, когда оказался при дворе Нкелеле, пытаясь разобраться в течениях, политике и интригах. Несмотря ни на опыт, ни на возраст, я не сразу понял, что стоит за всеми этими хитросплетениями.
«Независимые черные» после истории с алмазными НЕРвами продержались еще год. После чего русские вытеснили нас со всех территорий влияния, а затем в ходе короткой вооруженной борьбы просто развеяли «независимых» по ветру. Причем я на них даже не обижаюсь. Они были в своем праве. На своей территории, на своей земле. Просто случилось то, что должно было случиться давно.
Затем развернулась вся эта катавасия в Африке. И я оказался одним из многих при дворе маршала Нкелеле. Сначала в должности советника, потом действующего советника, а потом в должности боевого генерала. Звучало громко, а на самом деле боевой генерал – это всего только командир группы, предназначенной для выполнения спецзадания. Таких генералов в армии Анголы пруд пруди. Но пока я крутился в водоворотах дворцовой жизни, я понял, что должность боевого генерала – это лучшее, что можно получить. Потому что за взлетами и падениями при дворе, за сложными стратегическими ходами, за необсуждаемыми приказами и еженедельными расстрелами неугодных, слишком много узнавших, за «случайными» смертями стояло Ничто. Да, именно Ничто. В лице маршала Нкелеле. И это было страшно. У маршала была всеобъемлющая и всепроникающая власть. Он знал все и всех, вне зависимости от того, были представлены ему эти люди или нет. Семнадцать покушений на него провалились по совершенно невероятным причинам. Заговорщики просто исчезали из дворца. Их трупы обнаруживались неподалеку, во рву, предназначенном специально для этих целей.
Маршал был непобедим, потому что его сознание было постоянно, в любой момент времени связано со стратегическим центром, с ключевыми точками на фронте, с командирами крупных и мелких подразделений. Маршал был шизоидом, в голове которого постоянно жужжали голоса, звучали доклады тысяч и тысяч электронных мух… Никто не мог сказать, зачем Ангола и ее союзники нападают на Мозамбик. Зачем нужна эта война? Ради чего ведется? Какова ее цель?
Размышлявшие над этим склонялись к тому, что война нужна маршалу Нкелеле и его противникам. Чтобы двигать войска, как шахматные фигурки на поле, в тщетных попытках выяснить, кто же сильнее в стратегии, кто превосходит… Сумасшедшие?
Однако ни маршал Нкелеле, ни его противник маршал Ауи не были сумасшедшими… За ними стояло что-то могучее и словно бы неживое,
– Мой генерал, – прервал мои размышления Абе, перекрикивая рев мотора и грохот полуразбитых, незакрепленных бортов. – Мой генерал, дальше дороги нет…
Я посмотрел вперед.
Грузовики сбросили скорость и медленно пробирались среди высокой травы. Дороги дальше действительно не было. Просто саванна.
Я грохнул кулаком по зеленой крыше водительской кабины и заорал:
– Стой!! Выгружаемся… – Присмотревшись к линии горизонта, добавил: – Направление движения на три дерева, прямо по курсу…
Пока солдаты выпрыгивали из кузовов и медленно, слегка пошатываясь, разминали затекшие ноги, я подозвал водителей. Коваленко выглядел возбужденно, нервно улыбался. Ламбразони был угрюм, с его лица градом катился пот.
– Отгоните машины на километр к югу. Там, судя по карте, должен быть небольшой овражек. Оставьте машины в укрытии и бегом догонять группу. Все понятно?
Оба, ни слова ни говоря, откозыряли и разошлись по кабинам.
– Вперед! – Дьявол, так все время орать – глотка сядет…
Отряд двинулся в сторону виднеющихся на горизонте баобабов. Чиконе шел последним, он был бледен.
Я подозвал Абе:
– Послушай, ты у нас, если не ошибаюсь, владеешь языками вамакуа?
– Думаю да, мой генерал. Они говорят на смеси африкаанс, португальского и местного диалекта… Должны говорить…
– Ну вот и замечательно. Впереди у нас деревня, поселение местных жителей, которые живут тут с незапамятных времен. Мне не нужны осложнения с ними, ясно? Я надеюсь переночевать в этой деревне и получить воду.
– Вас понял, мой генерал, – ответил Абе.
Хороший парень…
Коваленко и мрачный Ламбразони догнали нас, когда я уже смог различить столбы дыма над местом предполагаемой стоянки.
В этом районе располагались три деревни, в которых жили племена, несомненно имеющие один корень, но по каким-то причинам не дружащие между собой. Мы пошли к самой дальней. До этой деревни наши преследователи доберутся в последнюю очередь.
Где-то рядом со мной, в темноте, возились мыши. Они боролись за территорию, за еду, за власть… Вся жизнь – борьба.
Я прикрыл глаза. Что ни говорите, а спать под крышей – это далеко не то же самое, что спать на открытом воздухе. Каким бы удобным и теплым ни был ваш спальный мешок, он не сможет заменить надежность крыши над головой. Пусть даже соломенной.
Деревня, в которую нас любезно пустили переночевать, была почти со всех сторон окружена деревьями. По здешним меркам это было большое, крупное поселение, включающее в себя около двух десятков хижин и редкий частокол.
Я и мой денщик были приглашены в дом, точнее, хижину вождя Вамакуа, носящего имя своего племени. Я так и не понял, было ли это имя собственное или так звали всех вождей этого племени.
Когда мы вошли в деревню, нас тут же окружила стайка страшненьких, худых ребятишек с выпуклыми от недоедания животами. Но они были приветливы, смеялись. Каждый почему-то считал своим долгом подкрасться и ущипнуть нас за ляжку, при этом все начинали тут же шумно галдеть и говорить так быстро, что Абе не успевал понять даже смысла сказанного.
– Ты думаешь, что все так хорошо, как хочется тебе, – услышал я сквозь сон чей-то голос, и сухой, прохладный палец ткнулся мне в середину лба.
Я подавил в себе желание вскочить, потому что знал, что увижу…
Черного, чернее самой ночи, человека с глазами-колодцами, говорящего множеством голосов богов и людей. Лоа Легба снова пришел в мой сон.
– А разве это не так? – спросил я тихо.
– Конечно нет, человечек. Все не может быть так, как хочется тебе. Мир слишком сложен, чтобы заботиться о людях. Вы просто научились выживать на этой площадке для чужих игр. Игр, которые кажутся вам странными и даже страшными только потому, что вы не способны понять их.
– Я не понимаю тебя.
– А это странно, человечек, потому что я говорю с тобой на твоем языке. Открой глаза…
Я открыл глаза и, обмирая от ужаса, увидел, что на моей груди сидит давешний коротышка вождь и искривленными, словно ветви дерева, руками выдирает из моей раскрытой груди пенящуюся массу легких… Кровь из страшной раны заливает его лицо, тело, покрывает меня с головой, и я захлебываюсь в этом кипящем потоке. Захлебываюсь, чтобы проснуться в холодном поту.
Зло хватая ртом воздух, я поднялся. От пережитого волнения меня тошнило. Стены хижины и крыша казались низкой клеткой ловушки.
С трудом отдышавшись, я вышел наружу.
Темнота, хоть глаз выколи. Только светился факел между теми лачугами, в которых спали мои солдаты.
Кстати, там должен быть часовой…
Которого нет.
Я вернулся в хижину, вздернул автомат на плечо. Задумался – не разбудить ли Абе, но потом решил не поднимать паники понапрасну. Парень устает гораздо больше меня…
Вдруг мое внимание привлек невнятный звук, доносящийся из-за плотно закрытых дверей хижины. Какое-то глухое мычание. Казалось бы, что такого? Какому-нибудь мальчонке привиделся дурной сон, чего тут не приснится… Саванна…
Не знаю, что заставило меня потянуть на себя ручку плетенной из толстых прутьев двери. Может быть, мой сон, может быть, предчувствие чего-то неладного, может быть… Дверь неожиданно легко распахнулась, мне под ноги выкатилось нечто страшное. Нечто живое… Гниющее заживо, безногое, безрукое, с обезображенным лицом. И одного взгляда хватило, чтобы вспомнить страшный рассказ вечно пьяного инструктора и то слово, которым он обозначил ЭТО.
Объедок.
Он лежал у меня в ногах, извиваясь тем, что у него осталось от человеческого тела. Ловя воздух безгубым ртом. От омерзения и какого-то животного ужаса у меня перехватило дыхание, а желудок зашелся в трепещущем спазме.
Я не успел сдернуть автомат, когда на меня навалились, казалось, со всех сторон и сбили на землю. Я упал лицом вниз и, стараясь подняться, чувствовал, как чьи-то на редкость острые зубы впились мне в заднюю часть ноги, как раз туда, куда старались ущипнуть нас ребятишки… Цепкие пальчики закрывали мне рот, а чей-то локоть давил на мое горло.
Понимая, что у меня в запасе есть одно, максимум два движения, я резко оттолкнулся от земли и упал на спину, придавив всем весом чье-то захрипевшее тельце. Когда ослаб захват на горле, я вложил все силы в крик:
– К оружию!!! К оружию!!!
В начавшейся всеобщей свалке мне удалось вырвать автомат из чужих рук, и преимущество огнестрельного оружия свинцовой плотностью отделило меня от происходящего.
Мы ушли, когда солнце еще не взошло. В лес. Оставив деревню догорать вместе со всеми ее страшными тайнами. Я видел, как черный, чернее ночи, человек ходит между пылающими хижинами. Я видел, что он улыбается.
Вместо двенадцати нас осталось только восемь. Включая меня и Абе.
Зато проблему с сержантом решать больше не нужно было. Он, два его конвоира и греческий парень по фамилии Кристакис навсегда остались в деревне.
9. КОНСТАНТИН ТАМАНСКИЙ
Лейтенант Национальной армии Мозамбика
Вертолет появился в начале пятого и разбудил свистом роторов всех, кто не бодрствовал. Судя по всему, о спецгруппе Эймса Индуны многие слышали.
Вертолет опустился на посадочную, площадку, расчищенную среди деревьев и низкорослых кустов мопане, – большой пятнистый «Сикорский», способный пролететь тысяч пять километров без подзарядки, несущий солидное вооружение. В войсках его называли «летающий форт», иногда – «летающий морг». Даванув на барабанные перепонки, в последний раз свистнули и резко остановились роторы. Из открывшейся дверцы на траву спрыгнул приземистый молодой африканец в защитном жилете и решительно направился к группе встречающих, а именно к майору Хоббсу, Нуйоме и двум лейтенантам, с которыми я так и не познакомился. Я стоял поблизости.
Лейтенант Эймс, а это, несомненно, и был он, отдал честь и пожал руки офицерам. Из вертолета в это время вылезли остальные бойцы: черные, белые и даже один азиат. Капитан Нуйома тут же взял Эймса за локоть и повел ко мне, в то время как майор остался стоять столбом и, кажется, был оскорблен.
– Таманский, – представил меня Нуйома. – Это лейтенант Эймс, он же Индуна.
Я пожал очень сильную руку лейтенанта. Он был красив, очень красив. Красив первобытной, дикой красотой, и металлический обруч оливкового цвета на курчавых волосах, подстриженных шашечками, только подчеркивал эту красоту. На поясе у лейтенанта помещались подсумки с гранатами и два пистолета, из кармашков на жилете торчали запасные обоймы и батареи.
– Вы штатский? – спросил, а вернее, уточнил он.
– Да.
– Наденьте лейтенантские нашивки, – посоветовал он. – Мои люди не смогут работать со штатским. Мне сказали, что вы имеете боевой опыт.
– Имею, – кивнул я. – Правда, в городских условиях.
– Да, вы же из Москвы… Бывал там, – неожиданно сказал Эймс. – Хороший город. Но здесь лучше. Зовите меня Индуна.
Он говорил отрывисто и бесстрастно. Я решился и спросил прямо:
– Вы киборг?
– Конечно. Как и вся моя группа, – так же бесстрастно и отрывисто ответил он. – У вас есть еще вопросы?
– Нет, лейтенант.
– Зовите меня Индуна. Меня все зовут Индуна. И грузитесь в вертолет, нам пора.
Лейтенантские нашивки на меня нацепил Нуйома, отобрав их у одного из клевретов майора. Так я стал офицером мозамбикской армии. Неожиданно и не по своей воле.
Мы затащили свои нехитрые пожитки в прохладное нутро вертолета. Там, как ни странно, работала система «Микроклимат», из чего я сделал вывод, что группу Индуны снабжают хорошо.
Разместились вдоль бронестенок вертолета в мягких креслах. Федор ухитрился раздобыть два калебаса со своим любимым просяным пивом и теперь их поудобнее пристраивал. Эймс Индуна искоса посмотрел на него, но ничего не сказал. А один из бойцов, светлокожий европеец, даже улыбнулся. Насколько я понимал, глядя на их лица, это были киборги, но киборги нормальные, а не живые автоматы для убийства. Живых автоматов на такую работу не берут. Живой автомат – это более разумный аналог запрограммированного бабуина, и только.
Эти ребята мне нравились. Войт смотрел на них с опаской, ворочаясь в кресле. Федор таращился со смешанным чувством уважения и зависти, как и положено бывшему пехотинцу преступной группировки. Мой жирный вассал Карунга отчаянно трусил и потел, прижимая к животу вещмешок. Явно там лежала жратва.
Ни у кого из группы Индуны не было стандартных табличек с фамилиями, но из коротких реплик, с которыми они обращались друг к другу, я понял, что вон того мосластого черного, например, зовут Фиси. Имя это или кличка, я не знал. «Фиси» – значит «гиена», а гиена, вопреки известным примерам из классической литературы, считается хищником хитрым и беспощадным…
Белого, со щеточкой усов, зовут Борис. То ли русский, то ли француз, поди разбери. Разговаривали они все то на английском, то на африкаанс, иногда употребляли португальские слова.
Наконец задраили дверь, и вертолет поднялся. Шум моторов внутри почти не слышен, и я подумал, не вздремнуть ли – вон в какую рань подняли, но меня позвал Индуна. Он похлопал ладонью по сиденью рядом с собой.
– Что вы можете сказать о Мбопе? – спросил он, когда я сел.
– Не более, чем знаете вы. Осторожный, умный, расчетливый. Хороший тактик. Насколько мне известно, неплохой боец.
– Я не знаю, какова ваша реальная цель визита в Африку, но мы очень рады, что вы оказались в нужный момент в нужном месте, – честно сказал он, глядя мне в глаза.
Я уклончиво пожал плечами.
– Я имел беседу с генералом Мзандой, начальником оперативного штаба союзных сил, – продолжал Эймс Икдуна. – По ряду причин Мозес Мбопа для нас сегодня особенно опасен, и для его устранения послали мою группу. Я не знаю, чем вы сможете мне помочь, но генерал Мзанда просил передать вам привет от некоего Шептуна. Мне ничего не говорит это имя, но думаю, для вас оно что-то значит.
– Да, – Я вздохнул. Старина Шеп практически исчез из моей жизни, и расстались мы почти друзьями: долги исполнены, счета оплачены. Никак не думал, что он снова появится. Да еще здесь, в Африке! Феноменально. То ли этот Мзанда из его людей, то ли просто имеет свой интерес в делах Шептуна, то ли Шептун тут вообще ни при чем, а генерал играет на имеющейся у него информации обо мне и моем ярком прошлом…
– Вторая часть. Если вы скажете «да», я должен передать вам вот это, – Индуна вложил мне в ладонь небольшой плоский предмет.
Передатчик типа «болид», в просторечии почему-то именуемый «эфирным пердуном». Одноразовая штучка, очень дорогая, обслуживаемая только релейными станциями правительственных уровней стран первой пятерки, защищенная от любого – или почти любого – прослушивания и способная действовать практически на любом расстоянии.
– Что мне делать дальше? – спросил я, хотя и сам представлял, что именно.
– Я уже набрал код. Ответьте, когда загорится синий огонек.
Синий огонек тут: же послушно загорелся, я поднес приборчик к уху. Лейтенант деликатно отвернулся.
– Привет, Скример, – сказал полузабытый голос. Связь была столь четкой, что казалось, Шептун нагнулся ко мне и говорит вполголоса…
– Привет, Шеп, – ответил я.
– Летишь над африканскими просторами? – Кажется, он улыбнулся. – Занесло же тебя.
– Развлекаюсь. Ты мне что-нибудь объяснишь?
– Первое: с тобой рядом парень, которого зовут Индуна. Это не мой парень, это ничей парень, но ты на него полагайся. Второе: я ни за что не стал бы тебя доставать, потому что мы с тобой не имеем взаимных претензий, но меня заставили. Понимаешь?
Это я понимал. Шеп в последние годы отошел от активной деятельности, но это только упрочило его позиции. Раз уж кто-то его заставил, значит, этот Кто-то – именно так, с большой буквы, он и должен писаться – может себе позволить и большее. Например, передать мне вот этот «болид».
– Понимаю.
– Третье: от тебя пока ничего не требуется, просто ловите Мозеса. Помоги ребятам, если сможешь. Если не сможешь – постарайся по крайней мере уцелеть сам. Надо же, старина Мозес… – Похоже, что Шеп снова улыбнулся. – С тобой найдут способ связаться, можешь быть спокоен. И еще: не доверяй никому, кроме Индуны. И тем людям, что с тобой, тоже не доверяй. Это не совет, это настойчивая просьба. Теперь я выключаюсь. Удачи тебе, Скример.
– Пошел ты в задницу, Шеп, – сказал я в уже замолкший приборчик. Теперь его можно было просто выбросить.
Индуна ничего не стал спрашивать, просто швырнул «болид» в прикрепленную к стенке урну для мусора. Вертолет неожиданно заложил крутой вираж, затрещали автоматические пушки.
– Кто-то находится в зарослях, – сообщил пилот из кабины. – На всякий случай пальнули, мало ли что.
– Точка высадки недалеко, – сказал мне Индуна, сверившись с маленьким экраном-картой на запястье. – Потом придется двигаться пешком. Вертолет нас будет ждать в условленном месте.
– Почему не сразу на вертолете?
– Хорошая мишень, – лаконично сказал Индуна. – Видна и слышна издалека.
Я вернулся на свое место, покачал головой в ответ на вопросительный взгляд Войта. Карунга трясся, держась за вещмешок.
– Ты откуда? – спросил я его, припомнив, что так и не успел познакомиться с новым членом отряда.
– Машаила, господин, – ответил он. Название мне ничего не говорило: видимо, какая-то деревня, может быть, уже не существующая.
– Доброволец?
– Да. Полгода в армии.
– Деньги?
– Нет, господин. Мой отец погиб в Хараре, мой брат погиб, он был летчик, мои две сестры погибли, они служили в ПВО. Моя мать умерла от «желтого Джека».
– Стало быть, месть?
– Не знаю, господин. Я очень толстый и трусливый, господин, в армии меня часто обижали. Я работал на складе, потом работал на кухне…
– Почему же капитан Нуйома всучил мне тебя?
– Наверное, он пошутил, господин. Он так шутит, господин.
Что ж, это было похоже на циничного философа и выпускника Вест-Пойнта – всучить белому в подручные жирного деревенского парня, который думает только о том, как набить брюхо и отсидеться в кустах. Естественно, Карунгу ему не жалко, а вот над шуткой он будет смеяться долго.
– Ты не бойся, – утешил я толстяка. – Смотри, какие храбрые парни летят вместе с нами. Мы вернемся, и тебе дадут орден. Я похлопочу.
– Правда, господин? – Он выпучил глаза.
– Правда, правда.
Кажется, это его несколько успокоило.
Я стал смотреть в иллюминатор. Чуть левее и ниже из-под брюха вертолета торчало рыло шестиствольной автоматической пушки. Еще ниже было видно шасси. А под нами, в сотне метров, проносились буйные заросли растительности, среди которых то и дело мелькали выжженные проплешины. Блеснула под солнцем река. На уютной равнине, поросшей зеленой травой, паслись антилопы, возможно, куду, я не разбирался в их породах. Паслись мирно и даже не среагировали на пролетающий вертолет.
Африканская природа, конечно, пострадала от войны больше, чем европейская после тактических ядерных ударов. Ядерный гриб давно уже перестал быть жутким пугалом, как в конце прошлого века. Дезактивация продвинулась далеко вперед, появились многочисленные лекарственные средства, так что последствия ядерного взрыва в сравнении с тотальным многолетним применением боевых мутагенов кажутся теперь ничтожными. Ну, не стало старой Москвы, не стало еще нескольких крупных городов в Европе и Америке, не стало десятка островов в мировом океане… Это не страшно. Все последствия можно было просчитать. А просчитать то, что творится на Черном континенте, невозможно. Ни маршал Ауи, ни его противник Нкелеле, ни десятки вояк рангом пониже не могут этого просчитать, да и не стремятся к этому.
Четыре года назад корреспондент «Крисчен сайенс монитор» взял интервью у Нкелеле. До того и с тех пор Нкелеле не общался с прессой и обращался к народам только посредством печатных пропагандистских листков.
Интервью произвело странное впечатление.
На вопрос, какова основная цель развязанной войны, Нкелеле ответил коротко: «Война».
На вопрос, когда он будет считать эту войну законченной, Нкелеле ответил: «Война не заканчивается. Она только затухает, как брошенный костер, но под золой всегда найдутся угли, либо на пепелище другой путник разожжет еще один костер…»
На вопрос о том, какое оружие нельзя использовать, Нкелеле ответил: «Такое, которое убивает слишком мало врагов».
Характерно, что тогда Нкелеле еще не считали кибернетическим шизоидом: он был одним из удачливых военных, сбросивших президента или императора, чтобы стать во главе государства самому. Поскольку за Нкелеле была сильная заирская армия и Ангола с ее вооруженными формированиями, многие страны стали искать с ним сотрудничества. Маршал Ауи появился менее эффектно, но сразу нашел себе верных союзников в лице Кении и Танзании Честно говоря, и маршал Ауи проигрывал в сравнении со своим кровожадным противником. Складывалось впечатление, что Ауи был каким-то… более настоящим, что ли. Хотя, когда речь идет о применении обеими сторонами боевых мутагенов и бактериологического оружия, о том, кто более настоящий и человечный, рассуждать не приходится.
Желудок холодным комом бросился к моему горлу, и я сообразил, что «летающий морг» садится. Кто-то из ребят Индуны распахнул дверь и спрыгнул вниз метров с двух, остальные посыпались следом. Я помог выбраться толстяку Карунге и Войту, тащившему свои камеры, потом выбрался сам – вертолет уже висел над самой землей, вернее, над густой порослью меч-травы. Федор выскочил последним, и «Сикорский» взмыл вверх. В бронеколпаке мелькнуло лицо пилота, машущего нам рукой, и машина по плавной дуге ушла на юг, скрывшись за кронами деревьев.
Федор громко, от души матюкнулся.
– Что такое? – спросил я.
– Пиво забыл!
– Пилоты будут рады, – хохотнул один из бойцов, белый крепыш. – Не переживай, земляк, ты сам бросил бы эти калебасы через полчаса.
Федор пожал плечами, потом присмотрелся к говорившему:
– Ты что, из наших?
– С чего бы? Просто русский знаю, – сказал тот на чистом русском и занялся своей поклажей.
– Идем вот туда. – Эймс Индуна указал на видневшийся в сырой дымке утес, поднимавшийся над лесом неприветливой глыбой. – Впереди – Фиси, Мерв, Джонни. Правый фланг – Борис, Зак, Уэстли. Левый – Макс, Алан, Лонг Джон. За тылом смотрят Эгон и Клод. Остальные идут в центре группами по двое-трое, интервал два метра.
Названные почти бесшумно исчезли в зарослях.
– Вы держитесь возле меня, – велел Индуна.
К его снаряжению, которое я видел при посадке, прибавился не очень большой рюкзак и крупнокалиберный пистолет-пулемет «астра» со страшного вида магазином. Эта махина легко пробивала бронетранспортеры, я такое видел.
Войт щелкнул его своей камерой, за что получил предупреждение:
– Не делайте так больше, пока я вам не разрешу.
Через пару минут меня укусила в шею буйволиная муха, чрезвычайно злобное насекомое. Насколько я помнил инструктаж, муха эта переносила много всякой дряни. Оставалось надеяться на прививки. По такому случаю я заглотил компенсаторы и угостил ими своих.
– Лейтенант, – позвал я Индуну, – Лейтенант, объясните мне, раз уж мы расхлебываем эту кашу вместе: какого черта вы решили, что Мбопа именно здесь?
– Данные спутниковой разведки.
– Свежие?
– Более чем. Кроме того, он оставляет за собой заметный след. Я думаю, пару деревень мы обнаружим, сами увидите. Это страшный человек.