Бурцев Виктор. Святой остров

   Много слез пролила девушка, предчувствуя, что если Алкиний покинет ее, то они никогда больше не увидятся.
   Страшное слово – НИКОГДА!
   Она не знала, что его ждет в этом опасном приключении, смерть или чудесное спасение, но ей казалось, что они расстаются навсегда. Алкиний как мог успокаивал девушку, убеждая, что, если останется жив, обязательно вернется, несмотря ни на что, обязательно вернется за ней.
   Между тем строительство кораблей подходило к концу. И все чаще молодой грек замечал влажный блеск в прекрасных грустных глазах любимой. Юноша ласкал девушку, уговаривая ее выкинуть из головы тревожные мысли, и Мида, казалось, смирилась, решив, что если они больше никогда и не увидятся, то последние дни проведут не расставаясь.
   Но все же девушка снова обратилась к сестре с просьбой. Только на этот раз она попросила Силею разрешить ей поплыть на остров Ахилла вместе с отрядом воительниц, утверждая, что лучше нее никто не сможет возглавить отряд, случись непредвиденное.
   – Глупышка! – смеялась царица. – Что может случиться непредвиденного, если на этом острове нет людей? Кто сможет нашим сестрам помешать забрать сокровища?
   – Но зачем тебе это? – удивлялась Мида. – Зачем тебе эти богатства?
   Силея высокомерно посмотрела на сестру.
   – Тебя никогда не интересовали государственные дела, – холодно ответила она. – За речкой у наших границ проживают скифы. Мне нужно золото, много золота, чтобы подкупить их вождей, иначе они нападут первыми, а очередная война была бы нам сейчас некстати.
   – Так ты отпустишь меня?
   – Нет, – резко отрезала Силея. – Ты единственная моя сестра, и я не хочу, чтобы ты рисковала своей жизнью по пустякам. Для этого у меня есть другие.
   – Но как ты не понимаешь!.. – в отчаянии закричала девушка.
   – Все я понимаю, – тяжело вздохнула Силея. – Девочка моя, он всего лишь мужчина, низкое существо, которое не может дать женщине ничего, кроме ребенка; жалкое существо, не способное ее защитить.
   – Это не так…
   – Так, так. И ты сама это прекрасно знаешь. Если бы мы, используя их, затем не убивали, они бы покорили весь наш народ, обращаясь с нами хуже, чем скифы обращаются со своими рабами. Это низкие похотливые существа, и тебе не стоит мучиться из-за одного из них.
   По ласковому твердому тону Силен Мида поняла, что все последующие попытки уговорить ее бесполезны. Сестра вполне могла разгневаться и приказать казнить юношу, дабы разрешить сразу все душевные терзания Миды.
   А время шло. Остовы кораблей, напоминающие скелеты выброшенных на берег гигантских морских животных, обрастали деревом, обрабатываемым смолой, а явное оживление работающих в поте лица моряков говорило о скором приближении срока отплытия. Во всяком случае, эллины были уверены, что половина их, отбывающая вместе с воительницами, наверняка спасется.
   В эти суматошные дни Алкиний имел неприятный разговор со стариком Медреем, который руководил постройкой кораблей, собственноручно выполнив все нужные чертежи и искусно подобрав дерево. Соплеменники очень доброжелательно относились к юноше, не без основания считая его своим спасителем, тем более что теперь он как бы был связующим звеном между ними и сестрой царицы Мидой, являющейся его возлюбленной.
   Кормчего Алкиний встретил поздно ночью. Старик сидел на досках у остова незаконченного корабля.
   – Что, не спится? – спросил старик, с грустью вглядываясь в темный горизонт, где колыхалась едва различимая черная вода.
   Юноша вздохнул и сел на доски рядом с моряком.
   – Тебя что-то беспокоит, Медрей?
   – Ты прав, – кивнул старик. – Беспокоит, и очень… Немного помолчав, он продолжил:
   – Боюсь я, что ждет нас скорая гибель, если мы действительно поможем амазонкам отправиться на остров Ахилла.
   – Что ты этим хочешь сказать? – изумился парень. – Разве у нас не появилась надежда на спасение?
   Старик хмыкнул:
   – Надеюсь, у тебя не вызывает сомнений цель, с которой амазонки собираются плыть на остров?
   – Видимо, они хотят ограбить его храм, – ответил юноша.
   – Не думаю, что им это удастся.
   – Почему?
   – На острове обитает дух Ахилла. Герой никогда не позволит чужеземцам надругаться над своим святилищем. Рассказывают, что пару раз нечто подобное пытались сделать жадные на наживу пираты, но, высадившись на острове, они бесследно исчезли. Моряки, приплывшие в храм вслед за ними, дабы совершить жертвоприношения, обнаружили лишь пустые дрейфующие корабли и ни одной живой души ни на суше, ни на море.
   – Значит, их покарал Ахилл? – спросил Алкиний.
   – Наверняка, – кивнул кормчий. – Некоторые считают Ахилла покровителем мореплавателей. И вот что я тебе расскажу: бывалые моряки, ходившие к острову, утверждают, что собственными глазами видели Ахилла. Он указывал им, где лучше стать кораблям на якорь. А если кто пристанет к северной или южной стороне острова и начнет подниматься ветер, способный повредить суда, то Ахилл извещает об этом моряков у кормы, приказывая им укрыться от ветра, переменив место стоянки.
   – А почему на острове запрещено ночевать? – удивился Алкиний, заинтригованный рассказом старого моряка. – Ты, кажется, упоминал об этом в недавней беседе.
   – Потому что существует негласный закон, – пояснил Медрей, – что после захода солнца люди должны непременно вернуться на свои корабли. Ни в коем случае они не могут ночевать на земле, а если отплыть не позволяет, скажем, погода, то можно заночевать на корабле, хорошо привязав его на случай разыгравшейся бури.
   – Но я не понимаю? – не унимался юноша. – Каков смысл в этом запрете?
   Моряк задумчиво погладил бороду:
   – Рассказывают, что ночью Ахилл гуляет вокруг храма со своими друзьями: Аянтом Оилеевым, Аянтом Теламоновым, Патроклом, Антиохом и возлюбленной своей Еленой. Ночующие на кораблях у берега моряки много раз слышали сладкозвучные переливы кифары и мелодичный голос Ахилла, воспевающего былые победы в Троянской войне…
   Между тем небо на горизонте немного посветлело. Близился рассвет.
   – Но ведь мы плывем на остров не по своей воле, – возразил Алкиний. – Ведь нас силой заставляют участвовать в этом.
   Медрей снова тяжело вздохнул:
   – В глазах Ахилла это не оправдание. Он страшен во гневе и разбираться, кто виноват больше, а кто меньше, не станет. Попомнишь мои слова, плыть на остров – верная смерть…
   От последнего слова, произнесенного стариком, юноша вздрогнул, и сердце его при мыслях о Миде заполнило отчаяние.
   …Расставание было тяжелым. Тягостное предчувствие на душе у юноши после недавнего разговора с Медреем не оставляло его ни на секунду. В тот день у Миды на лице снова были слезы. Алкинию все же приходилось покидать ее, обрекая на душевные муки, возможно, даже и несравнимые с его собственными. Но ничего нельзя было сделать. Изменить. Так распорядились боги и всемогущий рок.
   Корабли были сделаны на славу.
   Один из них был назван именем царицы Силен, второй, по настоянию Алкиния, эллины нарекли «Мидой», а третий остался безымянным, ибо на то, чтобы подобрать имя и ему, попросту не хватило времени – царица желала совершить набег на остров до конца весны.
 
   Воительницы грузились на корабли вместе с конями, поскольку и не мыслили себя без них, презирая пеший бой. Царица Силея лично следила за погрузкой, ожидая немедленного отплытия. Оставшиеся на берегу в качестве заложников эллины тоскливо, с двойственным чувством печали и радости, наблюдали за отплытием товарищей издалека. Среди них волей жребия оказался и Медрей, не рассчитывающий на то, что корабли благополучно вернутся назад.
   Предводительницей отряда амазонок, которые должны были напасть на храм Ахилла, была назначена любимица царицы Силен Дара. Уже немолодая, в многочисленных боевых шрамах, она вселяла в эллинов поистине мистический ужас своим исполинским ростом и выжженным правым глазом.
   Когда все уже погрузились на корабли, у моря остались стоять лишь Алкиний с Мидой, не в силах разжать объятий. Царица Силея, презрительно смерив юношу взглядом, отошла в сторону, давая возможность младшей сестре попрощаться.
   …Легкий бриз красиво разметал черные как смоль волосы девушки по плечам, а в ее глазах застыла, как показалось Алкинию, вечная печаль, и он почувствовал, что они прощаются навсегда. Это было невозможно, ведь только богам позволено предугадывать события наперед. Видеть будущее и, при желании, менять его.
   Протянув руку, Алкиний осторожно коснулся развевающихся волос девушки.
   – Прощай… – едва слышно прошептал он.
   Покинув устье Териодонта, корабли направились к острову Ахилла, до которого было около двух тысяч стадиев. Обученные греками мореходному искусству, воительницы с энтузиазмом взялись за весла. Женщины почти не разговаривали с моряками, держа их на дистанции, хотя все распоряжения, связанные с управлением кораблями, выполняли беспрекословно.
   Те несколько дней, пока они плыли, Алкиния не покидали тревожные предчувствия. И вот когда до острова оставалось совсем уже немного, Алкиния посетил удивительный сон.
   …Он долго блуждал темными лесными тропами, ища выход, спотыкаясь и падая, рассекая в кровь колени и руки. Ему все казалось, что где-то совсем недалеко его ждет Мида, он слышал ее голос, полный тоски. Она звала, но сомкнувшиеся вокруг деревья не пропускали Алкиния к ней. Потом он вдруг оказался у прекрасного храма с высокими колоннами и куполообразной крышей.
   Храм сиял неестественной белизной, резко выделяясь на фоне черного леса. Юноша сделал шаг и оказался на его пороге.
   Внутри храма был алтарь, у которого горел жертвенный огонь. Над ним высилась большая, в рост человека, мраморная статуя прекрасного молодого мужчины с чистым ликом божества, а вокруг блистало золото в туманном сияющем ореоле. Здесь были чаши, драгоценные камни, прекрасные перстни, чеканные тарелки из серебра и еще много других сокровищ…
   Алкиний не смог всего рассмотреть – его взгляд сразу же приковала статуя. Теперь он ни на секунду не сомневался, что во сне попал в тот самый храм Ахилла, куда и плыл.
   Когда он подошел к алтарю ближе, статуя вдруг ожила, и с пьедестала спустился высокий мужчина с золотыми волосами и в золотой накидке.
   Пораженный Алкиний понял, что ему явился сам Ахилл.
   – С миром ли ты пришел в мой храм, чужеземец? – спросил герой, легко касаясь ладонями жертвенного огня.
   …Алкиний отпрянул, видя, что руки героя не горят. Но ведь так и должно было быть, ведь это всего лишь сон?
   На какой-то миг юноша усомнился в реальности происходящего, но Ахилл, словно почувствовав, тут же грозно нахмурился:
   – Я вижу в твоем сердце великую скорбь и сомнение. С миром ли ты пришел сюда?
   Алкиний сделал шаг назад, ибо сон принимал зловещий оборот. Юноша хотел проснуться, но не мог, а лицо великого героя было уже совсем рядом…
   – Зачем спрашиваешь ты, если и сам прекрасно знаешь ответ, – еле выговорил молодой грек, пытаясь не смотреть на сияющие одежды победителя Трои.
   – Как смеете вы, эллины, участвовать в столь низком замысле? – гневно пророкотало под сводами храма. – Как смеете являться на мой остров с недостойными помыслами?
   – Нас заставили, – закричал Алкиний, ударяя себя кулаком в грудь. – Силой заставили сделать это. Наши братья остались на материке в заложниках. Мы не могли поступить иначе…
   Покачав головой, Ахилл сделал небрежный знак рукой:
   – Иди, смертный, все, что хотел, я уже сказал…
   В ту же секунду храм подернулся рябью, его очертания, словно отраженные в воде, расплылись. Яркий свет стал резать глаза, и Алкиний, инстинктивно прикрыв лицо, проснулся. Он лежал на палубе у мачты, и уже давно вставшее утреннее солнце нещадно светило ему в лицо, заставляя щурить глаза.
   Весла были убраны, и корабли шли на одних парусах, чему способствовал хороший попутный ветер.
   И Алкиний вдруг понял, что это был не просто сон. Это – предупреждение. Великий Ахилл знает о грабительских замыслах плывущих на его остров амазонок.
   Но в силах ли он, Алкиний, помешать святотатству? Можно поднять на кораблях бунт, но что сделают десять невооруженных эллинов против двухсот профессиональных воинов, не знающих ни страха, ни жалости? Можно под покровом ночи покинуть корабли и, привязав себя к пустым деревянным бочкам, дождаться какого-нибудь торгового судна, которые были частыми гостями в этих водах… Нет, и это не выход. Воительницы вполне могли и сами вернуться обратно, значит, заложников ждет неминуемая казнь. А если корабли вообще не возвратятся до начала осени, царица Силея наверняка прикажет убить эллинов, обвинив в вероломстве их же уплывших товарищей.
   Какие бы варианты будущих событий ни измышлял юноша, в любом случае оставшихся на материке эллинов ждала смерть. С другой стороны, то, что воительницам удастся безнаказанно ограбить остров, казалось теперь абсолютно невозможным. Алкиний уверился в этом после своего пророческого сна. Погибнут ли амазонки вследствие предательства эллинов или вследствие нападения на священный остров, значения не имело. В любом случае они не вернутся, подписав тем самым смертный приговор заложникам.
   Лишь одна мысль согревала юношу: как хорошо, что с ними не поплыла Мида. В любом из вариантов событий, которым суждено произойти в будущем, девушке абсолютно ничего не грозило, и это было единственное, что успокаивало Алкиния.
   Тем временем ведомые опытными, бывавшими не раз в этих водах моряками корабли приблизились к острову. Он был уже совсем рядом. Так близко, что можно было легко разглядеть густой зеленый лес у его берега.
   Всем сомнениям Алкиния должна была прийти скорая развязка.
   Остров действительно оказался прекрасен.
   Алкиний посещал его всего лишь второй раз в жизни, но все не переставал любоваться его природой. Вода вокруг острова казалась необычайно прозрачной, такой прозрачной, что можно было с борта корабля разглядеть морское дно вместе с его диковинными обитателями. На живописном каменистом берегу беззаботно резвились чайки. Количество кружащих над островом белых птиц поражало, ничего подобного юноша раньше не видел.
   Столпившиеся у бортов воительницы тревожно вглядывались в зеленый густой ландшафт острова, где вполне могла притаиться засада. Немногочисленные эллины предпочитали держаться от амазонок подальше, всем своим видом демонстрируя нежелание участвовать в чудовищном святотатстве.
   Предводительница отряда Дара решила пока не приставать к острову, а послать в разведку небольшую группу соплеменниц. Поскольку эллины уже бывали здесь, трем морякам, включая Алкиния, пришлось вместе с воительницами отправиться на сушу. Погрузившись в небольшую лодку, они быстро достигли каменистого берега, спугнув пронзительно кричащих чаек.
   Засады в лесу обнаружено не было. Исследовав значительную часть берега и начинающегося за ним густого леса, амазонки поспешно вернулись к кораблям, сообщив Даре, что никакой зримой опасности на острове обнаружить не удалось. Из обрывков разговоров эллины поняли, что Дара планирует высадиться на остров к вечеру.
   Все оставшееся время воительницы чистили оружие, проверяли луки и упражнялись в воинском искусстве. Многие после изнурительных упражнений тут же купались в море и, не стесняясь своей наготы, беззаботно загорали, укладываясь прямо на палубах кораблей.
   Высадка началась за час до заката.
   Все три корабля пристали к южной стороне острова, и воительницы, сойдя на берег, начали проворно выводить из трюмов соскучившихся по свежему воздуху лошадей. Грекам было приказано оставаться у кораблей в обществе десяти вооруженных женщин, выделенных на тот случай, если мужчинам вдруг придет в голову отплыть. Оседлав коней, женщины под предводительством Дары ринулись в глубь острова.
   Все это время Алкиний не находил себе места, понимая, какой ужасный поступок они сейчас совершают.
   Вскоре все воительницы вернулись невредимые и приказали грекам следовать за ними. Как оказалось, храм Ахилла находился на самой середине острова, окруженный священной рощей, в которой густо росли гигантские деревья. И как ни пытались воительницы, они не смогли обнаружить проход, дабы прорваться к храму.
   Посещая остров в прошлый раз, Алкиний не отходил от кораблей на большое расстояние и теперь видел храм Ахилла впервые. Точнее, видел его во второй раз, ибо первый раз он явился ему в его вещем сне.
   Храм был построен на небольшой возвышенности, а деревья в священной роще росли так, что совсем не закрывали его обзор, подчеркивая слепящую белизну мраморных колонн.
   Среди мореплавателей были те, кто посещал остров уже много раз, но и они не смогли отыскать места, позволяющего проникнуть в глубь рощи, – там, где раньше, по их утверждениям, был проход, теперь кустилась непроходимая зелень. Казалось, роща намеренно не желала впускать в себя чужестранцев.
   Недоуменно разводя руками, моряки сообщили амазонкам, что не могут обнаружить проход. Это страшно разгневало Дару, заподозрившую эллинов в нежелании помочь, тем более что соблазнительная цель была уже почти у них в руках. Угрожающе размахивая мечом, она заставила моряков вернуться к кораблям и принести с собой топоры.
   Топоров обнаружилось едва ли с десяток. Алкинию и еще двум морякам пришлось вернуться с пустыми руками. Боевые же топоры были слишком легки и для рубки леса явно не годились. Удовлетворенно кивнув, Дара приказала грекам прорубить проход в священную рощу…
   Первыми неладное почуяли кони. Беспокойно всхрапывая, они стали пятиться к лесу, не обращая внимания на яростные крики и понукания наездниц. Между тем эллины взмахнули топорами, выбрав своей первой жертвой толстоствольный вяз. Тяжелые лезвия с глухим стуком опустились на ствол…
   Внезапно остров вздрогнул, словно от подземного толчка. Мгновенно усилившийся ветер стал нещадно раскачивать ветви деревьев.
   …Топоры, не успевшие ударить вторично, вырвались из рук и, зловеще блеснув лезвиями, устремились к небу. Словно увидев перед собой стаю голодных волков, громко заржали кони, став на дыбы.
   Взбесившиеся топоры блестящими птицами закружились над поляной, все ускоряя свое вращение…
   Бросившись к лесу, Алкиний упал на землю, закрывая голову руками. Сделал он это вовремя. Успей остальные последовать его примеру, они бы могли уцелеть, но моряки, запрокинув головы, были, казалось, загипнотизированы вращающимся в небе стальным кольцом.
   …Секунда, и топоры со свистом, словно коршуны, увидевшие добычу, ринулись вниз. Брызнула кровь. В безумном танце смерти замелькали блестящие лезвия…
   Едва издавшие крик глотки захлебнулись собственной кровью.
   Алкиний зажмурился.
   Что-то непонятное кричали воительницы, по-прежнему не в силах справиться с визжащими лошадьми. Ветер усилился.
   Юноша открыл глаза.
   Эллины были мертвы. Утыканная багровыми лезвиями, шелестела, терзаемая порывами ветра, трава. Небо над лесом потемнело, а на дереве, в том месте, где его ствола касались лезвия топоров, выступила пузырящаяся белая пена.
   В два мощных рывка Алкиний достиг ближайших кустов, но ветер внезапно прекратился. С тяжелым тоскливым скрипом разошлись ожившие деревья, образуя широкий проход в священную рощу. Перед ними была аккуратная песчаная дорога, ведущая прямо ко входу в храм, который, несмотря на сгущающиеся сумерки, продолжал издавать мягкое белое сияние.
   «Точно как в том сне», – еще успел подумать Алкиний.
   Кони немного успокоились, и воительницы, позабыв обо всем, кроме вожделенной добычи, издали громкий боевой клич.
   – Вперед! – закричала Дара, выхватывая меч-акинак. – К храму!
   Алкиний не мог понять, как они не видят того, что перед ними ловушка. Неужели все только что произошедшее здесь совсем их не напугало? Кажется, жажда золота оказалась сильнее страха.
   – Вперед! – повторила Дара. Воительницы, стегая хрипящих лошадей, галопом помчались прямо в зияющий, ведущий в священную рощу проход.
   До храма Ахилла оставалось проскакать совсем немного, как лошади вдруг снова отказались слушаться наездниц. Пораженные столь свирепым неистовством животных, женщины стали падать на землю, не в силах удержаться на их спинах.
   Как завороженный наблюдал Алкиний за этой страшной сценой.
   …Лошади менялись на глазах. Вместо ржания из их взмыленных пастей стало доноситься утробное рычание. Грива встала дыбом, могучие крупы свело судорогой, и юноша в ужасе увидел, как в исходящих пеной пастях стали прорезаться острые клыки. Тела почернели, копыта превратились в упругие, с длинными когтями, лапы…
   Еще никогда в своей жизни Алкиний не слышал такого душераздирающего крика, полного неподдельного ужаса и отчаяния. Женщины визжали, катаясь по земле под ногами ужасных чудовищ. Порождения горячечного кошмара с воем набросились на свои жертвы, разрывая и пожирая окровавленную человеческую плоть.
   Борясь с отвращением, юноша старался не смотреть на кровавое пиршество. Все его естество кричало сейчас только об одном – БЕЖАТЬ. Бежать без оглядки, подальше от проклятого места, чтобы только не слышать зловещее рычание и хруст перемалываемых человеческих костей.
   Неведомая сила заставляла юношу взять в руки оружие. Подобрав один из рухнувших с небес топоров, Алкиний бросился в лес. Он бежал, как ему казалось, в направлении берега, где стояли на якорях корабли. Это был его единственный шанс.
   Страшный рев за спиной наконец стих. Либо кровавая трапеза была уже окончена, либо Алкиний успел удалиться от священной рощи на достаточно безопасное расстояние. Но он ошибался, решив, что все кошмары сегодняшнего дня остались позади.
   Услышав за собой тяжелое дыхание и шум ломающихся веток, юноша сообразил, что его кто-то преследует. До спасительного берега было еще очень далеко, силы на исходе, и молодой грек решил встретиться со своим преследователем лицом к лицу. Он остановился, перекладывая тяжелый топор в правую руку.
   …Густые кусты задрожали, послышался треск ветвей… Вот она! Одна из тех зловещих тварей, что некогда были обыкновенными лошадьми. Глаза чудовища, налившиеся кровью, казалось, издавали в сумерках красное свечение. Мощная пасть с двумя рядами острых зубов была хищно приоткрыта… Зверь прыгнул. Топор Алкиния мягко вошел прямо в ощерившуюся клыками окровавленную пасть, но когтистая лапа все же успела зацепить его грудь, распоров кожу от левого плеча к бедру. Застонав, юноша выронил оружие и упал в траву. Хрипящее чудовище, обильно орошая листву кровью, затихло рядом.
   Алкиний попытался приподняться. Это удалось с большим трудом. Грудь была вся залита сочащейся из ран кровью, одежда оказалась изорванной в клочья, но идти он все же мог.
   Пошатываясь, юноша побрел к виднеющемуся впереди в багровых лучах заката просвету, за которым должен был находиться желанный берег…
   На море бушевал яростный шторм, почему-то не задевавший самого острова. Острые гребни волн словно растворялись, не добежав до каменистого берега. Но Алкинию было не до этого. Он у моря… Что дальше? Прислонившись к большому валуну, юноша увидел, как сорванные с якорей корабли бьются невдалеке от берега, проламывая борта друг другу. Значит, не уплыть…
   Донесшийся откуда-то справа звериный рык заставил молодого грека обернуться. На большом скалистом выступе над водой он увидел страшную картину: сбившись в плотную группу, лишь отдаленно напоминающие лошадей чудовища бросались с обрыва в бурлящее море, издавая напоследок громкий, полный злобы, протяжный вой…
   Видимо, на какое-то время Алкиний потерял сознание. Когда же он очнулся, стояла глубокая ночь. Тихая, спокойная, безмятежная…
   Превозмогая боль во всем теле, юноша огляделся. Море было гладким, от берега до темного горизонта протянулась узкая серебряная дорожка. В небе ярко сияла полная луна. Ничто не напоминало о тех ужасных событиях, свидетелем которых он волей-неволей оказался.
   Алкиний вспомнил ВСЕ, что здесь с ним произошло, – сразу, до мельчайших подробностей. Вспомнил и удивился лишь одному – почему он до сих пор жив. Впрочем, он чувствовал, что опасность никуда не ушла и что она по-прежнему здесь, совсем рядом, на острове.
   Оставаться на берегу не следовало. С трудом поднявшись, Алкиний двинулся наугад в глубь острова.
   …Храм Ахилла возник перед слабеющим юношей внезапно, будто вырос из-под земли. Он светился – мягко, приветливо, словно ожидая гостя. Песчаная дорожка, ведущая к входу, была девственно чиста. Ни крови, ни кусков человеческой плоти…
   Подойдя поближе к храму, Алкиний заметил пасущуюся У самых его ступеней белую козу из тех, что оставляли на острове в дар Ахиллу мореплаватели. Это был шанс – единственный, как показалось Алкинию, шанс на спасение. Следовало во что бы то ни стало принести эту козу в жертву Хозяину острова. Иначе неизбежность, иначе смерть.
   Поймать козу юноше не составило большого труда. Животное было практически ручным. Втащив козу вверх по ступенькам, Алкиний с удивлением заметил, что она идет в храм сама, добровольно направляясь в сторону алтаря.