Страница:
Пытаясь пересилить себя, он крепче сжал испанскую винтовку, большим пальцем левой давил на переводчик огня, и без того стоявший в положении «очередями», давил, давил – с трудом опомнился, палец соскользнул, потная ладонь легла под цевье…
– Не смей… – прошептала Ольга. – Бросится…
Посередине реки четко угадывались изгибы огромного тела – змея лежала на воде, поворачивая голову механическими движениями подъемного крана. Мазур так и не понял, то ли это он оглох от страха, то ли вокруг и в самом деле воцарилась тишина, заткнулись обезьяны, умолкли кайманы, их отсвечивающих красным глаз вокруг уже не видно…
Нет, не оглох. Лесная живность и в самом деле умолкла – появилась владычица, метров пятнадцать скользкого ужаса. Это было неправильно, человек не должен такое видеть, оно обязано было вымереть в незапамятные времена, оставшись лишь персонажем сказок о драконах и царь-змеях… но гигантская анаконда выглядела насквозь реальной, она лениво извивалась посередине реки, в скудном свете звезд. Быть может, яркий фонарь ей показался глазом то ли достойного противника, то ли добычи…
Сколько это продолжалось, неизвестно. Внезапно с середины реки покатились высокие волны, бурлящее храпение усилилось, и огромная змеища, вновь подняв голову над водой, поплыла прочь, с удивительной быстротой лавируя меж корягами.
Они еще долго сидели неподвижно, как китайские болванчики. Потом раздался смущенный голос Кацубы:
– Никто в штаны не наделал?
Признаний не последовало – судя по отсутствию запаха, все обстояло не столь уж скверно. Только сейчас Мазур обнаружил, что Ольга мертвой хваткой сжала его правую руку повыше локтя. Осторожно пошевелился. Она не сразу разжала пальцы.
«Надо же, – подумал он. – А я ведь не верил Сеньору Мюнхгаузену. Выходит, и записные врали иногда рассказывают сущую правду…»
– Слыхал, – сказал очумелым голосом Фредди. – Но не видал ни разу.
– Аналогично, – отозвался Кацуба.
– Говорят, их до черта в северных болотах. Реки, должно быть, вздулись, вот и шлепает…
– И ведь никто не поверит… – заключила Ольга сокрушенно. – Я сама никогда не верила, как бы ни божились… Знаете, что-то мне не хочется плыть в темноте.
– Говорят, кроме анаконд, есть еще всякие чудища, – обрадовал Фредди. – Здоровые, зубастые…
Кацуба решительно направил лодку к берегу. Они плыли еще минут десять, прежде чем отыскали кусок относительно твердой земли, особенного оптимизма он не внушал, но от добра добра не ищут, может оказаться, что это и есть сущий оазис на фоне необозримых болот…
Распугивая какие-то неопознанные мохнатые клубки, шустро улепетнувшие в чащу, высадились на берег. Ноги по щиколотку тонули в противно проседавшей под подошвой массе – густая грязь, спутанная трава, опавшие листья…
Надежно привязав лодку, взялись за работу.
Устраивать лагерь в сельве – занятие нехитрое. Нужно всего лишь пару часов помахать мачете от души, вырубив под корень всю растительность – чтобы не подкралась, прячась в траве, какая-нибудь ползучая или ходячая гадость.
Потом с тем же прилежанием следует обрубить лианы – опять-таки на большом пространстве, чтобы не заявились сверху змеи. Остаются мелочи – привязать гамаки к стволам, ставшим бесстыдно голыми, как телеграфные столбы, покрыть их тентами, москитными сетками, договориться, в какой очередности будут меняться часовые – и можно блаженно расслабиться, примостив рядом винтовку…
И напиться от души. У них в багаже хватало дезинфицирующих растворов, но Мазур прекрасно помнил, какая гадость – щедро обработанная хлором речная вода. Остальные тоже прекрасно это знали – вот и решили потерпеть. Сразу, как только причалили, Кацуба по непонятным непосвященному приметам выбрал несколько лиан, отрубил от них куски – и в подставленные фляги полилась чистейшая, холодная, вкусная вода. Есть светлые моменты и в шатаниях по сельве…
Вымотались так, что есть не хотелось. Фредди снял крышку с ящика и подсунул своим кошкам чашку с водой – но они, бедолаги, сидели в углу мохнатым клубком, тихонечко, прямо-таки по-змеиному, шипя. Мазур расслабился настолько, что мельком пожалел бедных кисок, угодивших в эти жуткие места отнюдь не по своему хотению – и прекрасно осознававших эту жуть…
Глава 11
– Не смей… – прошептала Ольга. – Бросится…
Посередине реки четко угадывались изгибы огромного тела – змея лежала на воде, поворачивая голову механическими движениями подъемного крана. Мазур так и не понял, то ли это он оглох от страха, то ли вокруг и в самом деле воцарилась тишина, заткнулись обезьяны, умолкли кайманы, их отсвечивающих красным глаз вокруг уже не видно…
Нет, не оглох. Лесная живность и в самом деле умолкла – появилась владычица, метров пятнадцать скользкого ужаса. Это было неправильно, человек не должен такое видеть, оно обязано было вымереть в незапамятные времена, оставшись лишь персонажем сказок о драконах и царь-змеях… но гигантская анаконда выглядела насквозь реальной, она лениво извивалась посередине реки, в скудном свете звезд. Быть может, яркий фонарь ей показался глазом то ли достойного противника, то ли добычи…
Сколько это продолжалось, неизвестно. Внезапно с середины реки покатились высокие волны, бурлящее храпение усилилось, и огромная змеища, вновь подняв голову над водой, поплыла прочь, с удивительной быстротой лавируя меж корягами.
Они еще долго сидели неподвижно, как китайские болванчики. Потом раздался смущенный голос Кацубы:
– Никто в штаны не наделал?
Признаний не последовало – судя по отсутствию запаха, все обстояло не столь уж скверно. Только сейчас Мазур обнаружил, что Ольга мертвой хваткой сжала его правую руку повыше локтя. Осторожно пошевелился. Она не сразу разжала пальцы.
«Надо же, – подумал он. – А я ведь не верил Сеньору Мюнхгаузену. Выходит, и записные врали иногда рассказывают сущую правду…»
– Слыхал, – сказал очумелым голосом Фредди. – Но не видал ни разу.
– Аналогично, – отозвался Кацуба.
– Говорят, их до черта в северных болотах. Реки, должно быть, вздулись, вот и шлепает…
– И ведь никто не поверит… – заключила Ольга сокрушенно. – Я сама никогда не верила, как бы ни божились… Знаете, что-то мне не хочется плыть в темноте.
– Говорят, кроме анаконд, есть еще всякие чудища, – обрадовал Фредди. – Здоровые, зубастые…
Кацуба решительно направил лодку к берегу. Они плыли еще минут десять, прежде чем отыскали кусок относительно твердой земли, особенного оптимизма он не внушал, но от добра добра не ищут, может оказаться, что это и есть сущий оазис на фоне необозримых болот…
Распугивая какие-то неопознанные мохнатые клубки, шустро улепетнувшие в чащу, высадились на берег. Ноги по щиколотку тонули в противно проседавшей под подошвой массе – густая грязь, спутанная трава, опавшие листья…
Надежно привязав лодку, взялись за работу.
Устраивать лагерь в сельве – занятие нехитрое. Нужно всего лишь пару часов помахать мачете от души, вырубив под корень всю растительность – чтобы не подкралась, прячась в траве, какая-нибудь ползучая или ходячая гадость.
Потом с тем же прилежанием следует обрубить лианы – опять-таки на большом пространстве, чтобы не заявились сверху змеи. Остаются мелочи – привязать гамаки к стволам, ставшим бесстыдно голыми, как телеграфные столбы, покрыть их тентами, москитными сетками, договориться, в какой очередности будут меняться часовые – и можно блаженно расслабиться, примостив рядом винтовку…
И напиться от души. У них в багаже хватало дезинфицирующих растворов, но Мазур прекрасно помнил, какая гадость – щедро обработанная хлором речная вода. Остальные тоже прекрасно это знали – вот и решили потерпеть. Сразу, как только причалили, Кацуба по непонятным непосвященному приметам выбрал несколько лиан, отрубил от них куски – и в подставленные фляги полилась чистейшая, холодная, вкусная вода. Есть светлые моменты и в шатаниях по сельве…
Вымотались так, что есть не хотелось. Фредди снял крышку с ящика и подсунул своим кошкам чашку с водой – но они, бедолаги, сидели в углу мохнатым клубком, тихонечко, прямо-таки по-змеиному, шипя. Мазур расслабился настолько, что мельком пожалел бедных кисок, угодивших в эти жуткие места отнюдь не по своему хотению – и прекрасно осознававших эту жуть…
Глава 11
ВОЛЬНЫЙ ГОРОД
Нельзя сказать, что им особенно везло. Нельзя сказать, что им так уж фатально не везло. Они четверо были попросту не жаждавшими романтики скаутами с перочинными ножичком и леденцом в кармане, а людьми разной степени опытности, уже бывавшими в подобных местах. И потому через трое суток добрались до Ирупаны, не уменьшившись числом ни на одну странствующую единицу (и люди, и кошки). Как выражался, по другому поводу, правда, один хороший писатель, им даже уши не оттоптали.
Были синяки, царапины и щедрые укусы прорывавшихся сквозь химзавесу насекомых – все это лечили прихваченным из столицы «перуанским бальзамом», чьи целительные свойства в свое время использовали на все сто конкистадоры.
Хлорированная забортная вода мало походила на нектар, но и повредить организму не могла. А дичи для пропитания в тех местах хватало – от диких свиней-пекари до разнообразных птиц, так и попадавших в желудки неопознанными, и орехов по имени кузи (растут гроздью по паре сотен, похожи на миндаль, если удастся сбить такую гроздочку точным выстрелом, хрустеть можешь полдня).
Несколько раз им-таки пришлось блуждать – даже с картой, компасом и специфическим жизненным опытом не так-то просто с первой попытки отыскать правильную дорогу в лабиринте протоков со стоячей тинистой водой, озер-близнецов и залитых горным половодьем равнин, прикидывавшихся то речками, то озерами…
Экзотики попадалось столько, что человеку со скромными запросами хватило бы на всю оставшуюся жизнь: сварливо лаявшие из воды крупные выдры; анаконды, значительно уступавшие длиной ночному чудовищу; осточертевшие хуже горькой редьки кайманы; электрический угорь, способный отвесить плюху в триста вольт, на которого Фредди, как ни осторожничал, едва не наступил при высадке на берег; ночной рев ягуара… Это все была экзотика, так сказать, неконтактная. Но попадалась и другая разновидность – экзотика пакостная.
Вроде огромных клещей-гаррапатас или жирных пиявок, которых приходилось прижигать зажигалкой у самого тела, иначе по-хорошему ни за что не отвалятся. Несколько раз попадались просторные отмели с прозрачной водой, где так и тянуло искупаться, – но на такое безумство они не решались. В здешних речках обитала милейшая рыбка под названием кандиру, каковая была по-страшнее пираний. Про кровожадных пираний знают все, но мало кому известно, что нападают они на людей не так уж часто. Зато крохотная кандиру с завидным постоянством стремится проникнуть во все естественные отверстия на теле человека или животного, а поскольку на жабрах у нее есть несколько загнутых крючков, извлечь незваного «постояльца» можно лишь в клинике, хорошо оборудованной для хирургических операций…
Словом, экзотики было много, а вот романтики – ни капли. Романтика хороша исключительно для туристов, мающихся бездельем. Человек, который одержим гораздо более прозаической потребностью – побыстрее попасть из одного места в другое, чтобы заняться серьезным делом, – попросту никогда даже и не подумает, что в его путешествии есть, оказывается, нечто романтическое…
Они выбирались трое суток, с нешуточной радостью отмечая, как меняются окружающие виды при неуклонном продвижении на восток. Лиан становилось меньше, стволы деревьев темнели, непроходимая стена сельвы по берегам все чаще разрывалась прогалинами с самой настоящей твердой землей, по которой можно было ступать, не рискуя провалиться. Поредели папоротники, поубавилось обезьян, вода стала светлее. Коряг, правда, не особо убавилось…
И наконец настал момент, когда моторка выплыла из узкого потока на спокойную гладь Ирупаны. Свидетелей сего достижения не сыскалось, за исключением каймана-недомерка. Обошлось без прочувствованных речей, братских объятий и триумфальных кликов – трехдневная гонка всех изрядно вымотала.
Откупорили бутылку виски и глотнули, кто сколько хотел, а кошкам в честь славного мига бросили в провонявший ящик остатки жареной пекарятины – в которую бывшие домашние киски, подрастерявшие за время странствий изящные манеры, вцепились, что твои ягуары в невезучего путника.
На какое-то время воцарилось блаженное безделье. Нравы их экспедиции давно уже исполнились суровой простоты, исключавшей любую эротическую подоплеку, – а потому в данный момент Ольгина златокудрая головка покоилась на животе у Мазура как наиболее подходящей подушке. Оказавшись на Ирупане, он отмяк душой настолько, что вдруг совершенно по-мальчишески принялся гадать: то, что она уже в третий раз выбрала именно его в качестве подушки, может означать что-то или все гораздо прозаичнее? Смущенно фыркнул – про себя, конечно.
– А вообще, насколько в этом Опаловом городе безопасно? – спросил Фредди не терявший даром времени Кацуба. – Слышать я о нем слышал, а вот бывать не доводилось…
Оказавшись в роли незаменимого эксперта, Кошачий Фредди даже приосанился. Прокашлялся, придал себе максимально солидный вид:
– Да чего там опасного? Порядок свой, порядок железный. Иначе нельзя властей-то вокруг никаких на полсотни миль. Еще никого не съели. Я ж там три раза бывал. Бывает, конечно, что в выходной перепьются и начнут придуриваться, так это опять-таки не страшно – в ухо запросто дать сможете при нужде. Сразу зауважают. Эт вы сможете, насмотрелся я на вас…. Только нам бы надо поубавить стволов, попрятать в сумки, что лишнее, а то решат, что к ним герильеро нагрянули, начнут палить сгоряча… Герильеро там не любят, да они особо и не суются – сунься-ка, когда в поселке пара сотен стволов, а в плен брать привычки нету…
Лишние стволы рассовали по сумкам, оставив лишь необходимый минимум, украшавший в этих местах всякого, считавшего себя мужчиной – кобура на поясе, карабин «гаранд» под рукой. По здешним меркам, набор столь же джентльменский, как серый цилиндр и сюртук на большом приеме у английской королевы в одном из ее парков. Пользуясь зеркальцем из Ольгиной косметички, кое-как побрились, сполоснули физиономии и выбили из пятнистых курток грязь, сколько удалось, немилосердно лупя по ним лезвиями мачете плашмя. Ольге пришлось потруднее – она долго расчесывалась, категорически отказавшись заявляться в поселок растрепой, попутно сокрушаясь вслух, что все пропотели насквозь так, что шарахнется любой кайман, и громко мечтая, как наденет нормальное платье, приняв душ в отеле. Фредди обнадежил ее на этот счет еще раньше, поведав, что в поселке есть некое подобие отеля с неким подобием душа – правда, эта роскошь по ценам превосходит иной столичный пятизвездочный отель, с ценами здесь та же петрушка, что когда-то в Калифорнии, на Клондайке и в Бонанзе…
Сочтя, что теперь они чуть больше похожи на странствующих ученых, чем час назад, пустились в плаванье. Примерно через четверть часа показались первые приметы цивилизации – на правом берегу появились неописуемые хижины, то сколоченные из досок, то без затей сбитые из распотрошенных картонных ящиков. Лачуги там и сям перемежались палатками, а то и домами, по здешним меркам невероятно роскошными – с крышей из рифленого железа, даже с крылечками в три ступеньки и неким подобием веранды (тент на дюралевых трубках). Мазуру уже доводилось видеть бедняцкие кварталы здешних городов – по сравнению с Поселком опалов они теперь для него выглядели дачами на Рублевском шоссе.
– Народ разный, – оживленно пояснял Фредди. – Кому и палатки достаточно, а кто хочет выглядеть техасским плантатором, вот и платит бешеные бабки за рифленку. Вон, видите? Даже стекло в окошке. По здешним ценам такое окошечко хозяину баксов в триста обошлось. Такие кысок и покупают. Один, простая душа, к себе в дом унитаз заказал – простите, мисс, за такую деталь… Вырыл яму, досками застелил, над дыркой унитаз приспособил – и теперь фасон держит, друзья в гости ходят, посидеть…
Лачуг, хижин, палаток, хибар и просто навесов с натянутыми под ними гамаками становилось все больше, а деревьев на правом берегу – все меньше. Повсюду виднелись похожие на лунные кратеры валы желто-бурой земли.
– Видите? – показал на них Фредди. – Это и есть ихние «бокаминас». – И захохотал так, будто сказанул что-то ужасно смешное.
Ольга пояснила Мазуру:
– Бокаминас – это вход в шахту, в настоящую шахту. Юмор такой.
– Ага, – подхватил Фредди. – Только вы при них это словечко не вспоминайте, побить могут. Говорите просто – «шахта». Они за «бокаминас» по шее дают враз… Во-он туда держи, Майк!
Кацуба повел моторку к длинному причалу, выглядевшему довольно новым, он был сколочен из досок явно фабричного изготовления, тянулся метров на триста, и возле него пестрело невероятное множество самых разных плавсредств – от надувных армейских лодок без мотора до парочки довольно приличных катеров с полузакрытой палубой.
– Эт вместо машин, – трещал Фредди. – Все время копаться в шахте – даже крот сбрендит. Вот и заводят лодки, на охоту там, просто проехаться, покатать… – он сбился, покосился на Ольгу, – дам, которые тут гм… обитают. Майк, давай в самый конец, во-он там у них для приезжих стояночка отведена, а то штраф выпишут, что твоя дорожная полиция, не посмотрят, что ты полковник и дипломат, на пару сотен баксов взгреют, и ничего ты не попишешь, везде свои законы… Во-он, сторожка стоит! Приготовсь, сейчас с нас за стоянку сотенку сдерут… я, конечно, долю внесу, я ж с вами бесплатно плыл, кой-чем обязан…
Правда, перепутать места для стоянки было бы мудрено – на столбике красовались две широченных стрелы, старательно вырезанные из фанеры, указывавшие в разные стороны, с надписями «ПРИЕЗЖИЕ» и «ГОРОЖАНЕ».
Привязав лодку, Кацуба первым прыгнул на причал. За ним полезли остальные. Из сторожки тут же появилась колоритная парочка – жилистый старик в джинсах и клетчатой рубашке, шляпа по тулье украшена множеством крокодильих зубов, на боку кобура с громадным револьвером и субъект помоложе, без шляпы, но со столь же впечатляющим ожерельем в три нитки на толстой шее, давненько нуждавшейся в мыле. Револьвер у него был еще больше.
Мазур огляделся. Рядом со сторожкой торчал щит, а на нем большими буквами изображено: «ГОРОД ОПАЛОВ. ВСЕ ЗДЕСЬ ИМЕЕТ ХОЗЯИНА. Говорят на всех языках, но не всегда». Пониже – шеренга знаков, напоминающих дорожные: в красном кружке перечеркнутая красным пятерня со скрюченными пальцами, тянущаяся к кошельку, в двух треугольниках – пистолет и петля. Простенько и доходчиво…
Старикан отдал честь двумя пальцами и объявил на чистом английском:
– Дама и господа, имею честь приветствовать вас в Вольном Городе опалов. Прошу заплатить налог за шлюпочную стоянку – сто долларов. Помощник, книгу регистрации!
Тот, что помоложе, нырнул в сторожку и тут же выкатился обратно с толстой конторской книгой и авторучкой. Мазур рассчитывался, Кацуба тем временем диктовал имена и род занятий.
– Джимми, что за свинство! – возмутился Фред. – Который раз сюда приезжаю…
– Во всем нужен порядок, – невозмутимо просветил старикашка. – Пиши, Чарли – Кошачий Фредди, антиквар, деловая поездка…
Дипломатические титулы не произвели на него ни малейшего впечатления.
Получив деньги, он немного повеселел, въедливо сообщил, что за провоз наркотиков полагается моментальная петля, а для дуэлей существует специально отведенная площадка, и всякое сведение счетов вне таковой карается, смотря по тяжести обстоятельств, либо кнутом, либо опять-таки петлей. Добросовестно подумав, что бы еще рассказать приятного, поскреб в затылке и вкрадчиво спросил:
– Сами пойдете искать мэра, дама и господа, или Чарли вас мигом проводит за десяток баксов?
– Сами найдем, – сказал Фредди. – Во-он туда…
– Ага! – фыркнул старик. – Это в прошлый раз ты там мэра застал, а теперь мы новую мэрию построили…
– Ладно, я заплачу, – сказал Мазур. – Слушайте, а как, интересно, понимать эту вот фразу – говорят на всех языках, но не всегда?
– Да просто понимать, – пожал плечами старикан. – Когда есть тот, что знает язык, тогда и говорят, а когда нету – уж не взыщите. Был тут у нас один, на малайском говорил, только его в шахте засыпало, соответственно, по-малайски больше говорить некому. Простые дела.
– А по-русски? – поинтересовался Мазур.
– Запросто, – обрадовал старикан. – Русских у нас с дюжину… – Он напрягся, пошевелил бледными губами: – Даже меня научили по-вашему здороваться… йоб твайя матсь! Растуй, писта!
Мазур покосился на Ольгу, но она, похоже, не поняла.
– Пошли? – предложил Чарли. – А что в сумках-то брякает?
– Пустяки, – сказал Мазур. – Автоматов парочка, штурмовые винтовки там, всякая мелочь…
– А… – невозмутимо сплюнул Чарли. – Только чтоб в поселке – ни боже мой! А то чихали мы на дипломатов…
Первого аборигена, вроде бы занятого честным трудом, они увидели, едва спустившись с причала. Правда, труд его выглядел весьма даже странно: абориген сидел на окружавшем вход в «шахту» земляном валу у собранного на живую нитку деревянного ворота – и старательно лизал языком бугристый кусок буро-желтой породы. Вид у него был серьезнейший, сосредоточенный.
– Вот, любуйтесь, – с ухватками заправского гида сообщил Чарли. – Человек только что добыл перспективный образец и сейчас его проверяет по единственному возможному здесь методу… Эй, Гуди, язык покажи!
Абориген, без всякого интереса покосившись на визитеров, на пару секунд высунул язык – такое впечатление, стертый до дыр, распухший. Потом показал свою каменюгу – на буро-желтом боку влажно отсвечивало черное.
– Опал, – пояснил Чарли, двигаясь дальше. – Нас так все и зовут – «стертые языки». Языком надежней всего, чутье какое-то даже прорезается… Только еще неизвестно, что там у него за опал. Может, он цельный. А может, его породой прорезало, и не стоит он ни черта… Тут уж нужно к шлифовальщику… – Он достал из кармана грязных джинсов спичечный коробок. – Вона что из путних получается…
В коробке лежало с дюжину ограненных черных камней, искрившихся загадочным блеском.
– Сколько стоит? – поинтересовался Кацуба.
– Черта с два я их кому продам! – сказал Чарли, глядя на свои камни, как завороженный. – Черта с два! Пошли… Вот тут у нас достопримечательность. Художник живет. Когда нечего делать, разрисовывает, что попадется под руку. Нет, давайте обойдем, мы с ним вчера подрались, вот меня и сунули на неделю в помощники к Джимми, а ему по заднице влепили десять горячих… Художества и отсюда видно. Во-он…
Торцовые стены трех стоявших рядком лачуг были украшены яркими картинами, выполненными в манере, крайне смахивавшей на старый добрый соцреализм: Билли Клинтон с женским лифчиком во рту, Карл Маркс с долларовой бумажкой во рту, сексапильная блондинка, а во рту такое… Мазур ускорил шаг, но Ольга прошествовала с самым невозмутимым видом. Чего в ней Мазур не подметил, так это ханжеского пуританства.
Он с нешуточной радостью подтолкнул локтем Кацубу, когда увидел в конце одной из здешних «авенид» забрызганный грязью джип. Карта не врала, отсюда и в самом деле ведет проезжая дорога, а значит, можно нанять машину, выбраться на «Карретера Панамерикана», Панамериканское шоссе, а там уж легче легкого попасть в Барралоче… Правда, судя по виду джипа, дорога немногим отличается от русских проселочных.
Мэрия, украшенная большой вывеской «Мунисипалидаде», оказалась самым большим зданием поселка – во всяком случае, среди тех, что они уже видели.
Вообще-то, она больше походила на длинный дощатый барак с крышей из рифленого железа – однако построенный на совесть, по здешним меркам чистый Капитолий… Три окна застеклены, а остальные завешаны противомоскитными сетками.
Постучав в дверь без таблички, Чарли просунул туда голову, перебросился с кем-то парой слов, отступил, недвусмысленно протягивая руку. Мазур сунул ему десять баксов и вошел первым.
Настоящий фабричный стол, дюжина стульев фабричной работы. На стене нечто похожее на диплом в рамке, портрет нынешнего президента, портрет Дона Астольфо, чуть поменьше размером, а также – «гаранд» с длинным магазином, револьвер в кобуре и оскаленная крокодилья башка.
Мэр вежливо встал навстречу – лысоватый субъект лет пятидесяти, одетый без затей, в здешнюю униформу – джинсы и клетчатая рубашка. Вид у него был мирный и добрый, но Мазур с ходу заподозрил в мэре большого прохвоста – чтобы исполнять эту должность в современном подобии Клондайка, нужно обладать немалой изворотливостью, иначе с разноплеменной оравой не управишься… Интересно, в чем его-то выгода?
– Прошу, дама и господа, – показал он на стулья широким жестом. – Сейчас что-нибудь придумаем… – Подбежал к стене, что есть мочи постучал по ней кулаком, заорал, надсаживаясь:
– Герцог, у нас приличные гости, волоки выпивку! Извините, у нас тут запросто, без всяких селекторов и телефонов… Сейчас придет советник по культуре, принесет выпить…
Не прошло и минуты, как появился Герцог – лет тридцати пяти, с длинным лошадиным лицом. Он нес в одной руке бутылку «Гордона», а в другой – башенку из надетых друг на друга толстостенных стаканов.
– Содовой нет, извините, – пояснил мэр, ловко разливая. – Мы тут как-то без содовой привыкли… Вот это – Герцог. Самый настоящий. Британский. В точности я вам все его фамилии не произнесу, но цифры помню точно: четырнадцатый герцог, седьмой пэр. Увы, у нашего герцога вышли неприятности с родными, наследства его лишили, хорошо хоть, титулов по каким-то их хитрым законам лишить не смогли, вот и подался парень сюда. Бзик у него: накопать столько опалов, чтобы стоили они раза в три побольше этого самого наследства, а потом, ясно, вернуться в Англию и ка-ак прокатиться с ветерком мимо папашиного поместья на полудюжине «роллс-ройсов» – в одном сам, во втором шляпа, в третьем прочее… Это ему русские насчет такого обычая растолковали, у нас тут русских хватает…
– Я нахожу, что этот интересный русский обычай как нельзя более подходит для избранного мною способа поведения, – кивнул Герцог, и в самом деле выговаривая слова с безукоризненной светскостью выпускника одного из старейших университетов. – Шесть «роллс-ройсов», я полагаю, произведут должное впечатление на обитателей поместья. В этом, к тому же, будет та экстравагантность, которой славились прадедушка и дедушка, но к ней оказался глух, увы, мой приземленный отец… Ваше здоровье, леди! Ваше здоровье, джентльмены!
– Во чешет! – хлопнул ладонью по столу мэр. – Он у меня главным насчет культуры – к нам же, бывает, журналисты приезжают, а то и политик перед выборами заглянет… Вас Дон Астольфо на стене не шокирует? Ну и лады. Понимаете, что бы он там у себя ни творил, а здесь он порядок навел. До него со старателей драли не налоги, а три шкуры, да еще требовали, чтобы четвертая побыстрее выросла, иначе штраф. И по лесам болталось немеряно гадов, которые на возвращавшихся в столицу охотились, как на обезьян. Умнейший человек был Дон Астольфо, он прикинул мозгами, всех разбойничков железной рукой повывел, а на поселок наложил простой налог: сорок процентов в казну, остальное тебе. Хоть мешок опалов накопай, процент не меняется. Кстати, этот порядок и новая власть до сих пор не поломала, потому что умно… Вы, часом, не покопаться ли хотите? Джимми мне брякнул по уоки-токи, что вы и вы – дипломаты, а сеньорита – большой человек в министерстве, но это ж без разницы, у нас тут никакой вам дискриминации, вон и герцог есть…
– Благодарствуйте, – покачал Мазур головой. – У нас свои заботы, мы, собственно, проездом…
Он преподнес ту же историю насчет следов древней забытой цивилизации – на сей раз в присутствии Ольги которая порой кивала, дополняла короткими репликами, он уже не касался себе таким уж идиотом, поскольку частичку лицедейства Ольга забрала себе…
– Браво, – резюмировал герцог, когда он закончил. – Мне во всем этом в первую очередь импонирует здоровая экстравагантность, прямо-таки скопированная с британской… И совершенно неважно, право, заброшенные пирамиды вас влекут или потерпевшая крушение летающая тарелка…
– Ну, чего ж… – сказал мэр. – Если вам деньги девать некуда, а времени не жалко… А как же получилось, что вы на пароходе не доплыли?
Поколебавшись, Мазур рассказал правду. Почти всю. Число трупов он основательно преуменьшил, чтобы не выглядеть в глазах здешних властей чересчур уж хватким – кто их знает, что может прийти на ум… О скрытом на пароходе оружии не умолчал, но остальное в его изложении выглядело проще: парочка психов из герильи, неопытных щенков, сама налетела на пулю. В конце концов, в этом все же было многое от истины – лопухи нарвались на профессионалов… Спутники – и Фредди в том числе – поняли его на лету, никто не пытался вносить вслух коррективы.
Были синяки, царапины и щедрые укусы прорывавшихся сквозь химзавесу насекомых – все это лечили прихваченным из столицы «перуанским бальзамом», чьи целительные свойства в свое время использовали на все сто конкистадоры.
Хлорированная забортная вода мало походила на нектар, но и повредить организму не могла. А дичи для пропитания в тех местах хватало – от диких свиней-пекари до разнообразных птиц, так и попадавших в желудки неопознанными, и орехов по имени кузи (растут гроздью по паре сотен, похожи на миндаль, если удастся сбить такую гроздочку точным выстрелом, хрустеть можешь полдня).
Несколько раз им-таки пришлось блуждать – даже с картой, компасом и специфическим жизненным опытом не так-то просто с первой попытки отыскать правильную дорогу в лабиринте протоков со стоячей тинистой водой, озер-близнецов и залитых горным половодьем равнин, прикидывавшихся то речками, то озерами…
Экзотики попадалось столько, что человеку со скромными запросами хватило бы на всю оставшуюся жизнь: сварливо лаявшие из воды крупные выдры; анаконды, значительно уступавшие длиной ночному чудовищу; осточертевшие хуже горькой редьки кайманы; электрический угорь, способный отвесить плюху в триста вольт, на которого Фредди, как ни осторожничал, едва не наступил при высадке на берег; ночной рев ягуара… Это все была экзотика, так сказать, неконтактная. Но попадалась и другая разновидность – экзотика пакостная.
Вроде огромных клещей-гаррапатас или жирных пиявок, которых приходилось прижигать зажигалкой у самого тела, иначе по-хорошему ни за что не отвалятся. Несколько раз попадались просторные отмели с прозрачной водой, где так и тянуло искупаться, – но на такое безумство они не решались. В здешних речках обитала милейшая рыбка под названием кандиру, каковая была по-страшнее пираний. Про кровожадных пираний знают все, но мало кому известно, что нападают они на людей не так уж часто. Зато крохотная кандиру с завидным постоянством стремится проникнуть во все естественные отверстия на теле человека или животного, а поскольку на жабрах у нее есть несколько загнутых крючков, извлечь незваного «постояльца» можно лишь в клинике, хорошо оборудованной для хирургических операций…
Словом, экзотики было много, а вот романтики – ни капли. Романтика хороша исключительно для туристов, мающихся бездельем. Человек, который одержим гораздо более прозаической потребностью – побыстрее попасть из одного места в другое, чтобы заняться серьезным делом, – попросту никогда даже и не подумает, что в его путешествии есть, оказывается, нечто романтическое…
Они выбирались трое суток, с нешуточной радостью отмечая, как меняются окружающие виды при неуклонном продвижении на восток. Лиан становилось меньше, стволы деревьев темнели, непроходимая стена сельвы по берегам все чаще разрывалась прогалинами с самой настоящей твердой землей, по которой можно было ступать, не рискуя провалиться. Поредели папоротники, поубавилось обезьян, вода стала светлее. Коряг, правда, не особо убавилось…
И наконец настал момент, когда моторка выплыла из узкого потока на спокойную гладь Ирупаны. Свидетелей сего достижения не сыскалось, за исключением каймана-недомерка. Обошлось без прочувствованных речей, братских объятий и триумфальных кликов – трехдневная гонка всех изрядно вымотала.
Откупорили бутылку виски и глотнули, кто сколько хотел, а кошкам в честь славного мига бросили в провонявший ящик остатки жареной пекарятины – в которую бывшие домашние киски, подрастерявшие за время странствий изящные манеры, вцепились, что твои ягуары в невезучего путника.
На какое-то время воцарилось блаженное безделье. Нравы их экспедиции давно уже исполнились суровой простоты, исключавшей любую эротическую подоплеку, – а потому в данный момент Ольгина златокудрая головка покоилась на животе у Мазура как наиболее подходящей подушке. Оказавшись на Ирупане, он отмяк душой настолько, что вдруг совершенно по-мальчишески принялся гадать: то, что она уже в третий раз выбрала именно его в качестве подушки, может означать что-то или все гораздо прозаичнее? Смущенно фыркнул – про себя, конечно.
– А вообще, насколько в этом Опаловом городе безопасно? – спросил Фредди не терявший даром времени Кацуба. – Слышать я о нем слышал, а вот бывать не доводилось…
Оказавшись в роли незаменимого эксперта, Кошачий Фредди даже приосанился. Прокашлялся, придал себе максимально солидный вид:
– Да чего там опасного? Порядок свой, порядок железный. Иначе нельзя властей-то вокруг никаких на полсотни миль. Еще никого не съели. Я ж там три раза бывал. Бывает, конечно, что в выходной перепьются и начнут придуриваться, так это опять-таки не страшно – в ухо запросто дать сможете при нужде. Сразу зауважают. Эт вы сможете, насмотрелся я на вас…. Только нам бы надо поубавить стволов, попрятать в сумки, что лишнее, а то решат, что к ним герильеро нагрянули, начнут палить сгоряча… Герильеро там не любят, да они особо и не суются – сунься-ка, когда в поселке пара сотен стволов, а в плен брать привычки нету…
Лишние стволы рассовали по сумкам, оставив лишь необходимый минимум, украшавший в этих местах всякого, считавшего себя мужчиной – кобура на поясе, карабин «гаранд» под рукой. По здешним меркам, набор столь же джентльменский, как серый цилиндр и сюртук на большом приеме у английской королевы в одном из ее парков. Пользуясь зеркальцем из Ольгиной косметички, кое-как побрились, сполоснули физиономии и выбили из пятнистых курток грязь, сколько удалось, немилосердно лупя по ним лезвиями мачете плашмя. Ольге пришлось потруднее – она долго расчесывалась, категорически отказавшись заявляться в поселок растрепой, попутно сокрушаясь вслух, что все пропотели насквозь так, что шарахнется любой кайман, и громко мечтая, как наденет нормальное платье, приняв душ в отеле. Фредди обнадежил ее на этот счет еще раньше, поведав, что в поселке есть некое подобие отеля с неким подобием душа – правда, эта роскошь по ценам превосходит иной столичный пятизвездочный отель, с ценами здесь та же петрушка, что когда-то в Калифорнии, на Клондайке и в Бонанзе…
Сочтя, что теперь они чуть больше похожи на странствующих ученых, чем час назад, пустились в плаванье. Примерно через четверть часа показались первые приметы цивилизации – на правом берегу появились неописуемые хижины, то сколоченные из досок, то без затей сбитые из распотрошенных картонных ящиков. Лачуги там и сям перемежались палатками, а то и домами, по здешним меркам невероятно роскошными – с крышей из рифленого железа, даже с крылечками в три ступеньки и неким подобием веранды (тент на дюралевых трубках). Мазуру уже доводилось видеть бедняцкие кварталы здешних городов – по сравнению с Поселком опалов они теперь для него выглядели дачами на Рублевском шоссе.
– Народ разный, – оживленно пояснял Фредди. – Кому и палатки достаточно, а кто хочет выглядеть техасским плантатором, вот и платит бешеные бабки за рифленку. Вон, видите? Даже стекло в окошке. По здешним ценам такое окошечко хозяину баксов в триста обошлось. Такие кысок и покупают. Один, простая душа, к себе в дом унитаз заказал – простите, мисс, за такую деталь… Вырыл яму, досками застелил, над дыркой унитаз приспособил – и теперь фасон держит, друзья в гости ходят, посидеть…
Лачуг, хижин, палаток, хибар и просто навесов с натянутыми под ними гамаками становилось все больше, а деревьев на правом берегу – все меньше. Повсюду виднелись похожие на лунные кратеры валы желто-бурой земли.
– Видите? – показал на них Фредди. – Это и есть ихние «бокаминас». – И захохотал так, будто сказанул что-то ужасно смешное.
Ольга пояснила Мазуру:
– Бокаминас – это вход в шахту, в настоящую шахту. Юмор такой.
– Ага, – подхватил Фредди. – Только вы при них это словечко не вспоминайте, побить могут. Говорите просто – «шахта». Они за «бокаминас» по шее дают враз… Во-он туда держи, Майк!
Кацуба повел моторку к длинному причалу, выглядевшему довольно новым, он был сколочен из досок явно фабричного изготовления, тянулся метров на триста, и возле него пестрело невероятное множество самых разных плавсредств – от надувных армейских лодок без мотора до парочки довольно приличных катеров с полузакрытой палубой.
– Эт вместо машин, – трещал Фредди. – Все время копаться в шахте – даже крот сбрендит. Вот и заводят лодки, на охоту там, просто проехаться, покатать… – он сбился, покосился на Ольгу, – дам, которые тут гм… обитают. Майк, давай в самый конец, во-он там у них для приезжих стояночка отведена, а то штраф выпишут, что твоя дорожная полиция, не посмотрят, что ты полковник и дипломат, на пару сотен баксов взгреют, и ничего ты не попишешь, везде свои законы… Во-он, сторожка стоит! Приготовсь, сейчас с нас за стоянку сотенку сдерут… я, конечно, долю внесу, я ж с вами бесплатно плыл, кой-чем обязан…
Правда, перепутать места для стоянки было бы мудрено – на столбике красовались две широченных стрелы, старательно вырезанные из фанеры, указывавшие в разные стороны, с надписями «ПРИЕЗЖИЕ» и «ГОРОЖАНЕ».
Привязав лодку, Кацуба первым прыгнул на причал. За ним полезли остальные. Из сторожки тут же появилась колоритная парочка – жилистый старик в джинсах и клетчатой рубашке, шляпа по тулье украшена множеством крокодильих зубов, на боку кобура с громадным револьвером и субъект помоложе, без шляпы, но со столь же впечатляющим ожерельем в три нитки на толстой шее, давненько нуждавшейся в мыле. Револьвер у него был еще больше.
Мазур огляделся. Рядом со сторожкой торчал щит, а на нем большими буквами изображено: «ГОРОД ОПАЛОВ. ВСЕ ЗДЕСЬ ИМЕЕТ ХОЗЯИНА. Говорят на всех языках, но не всегда». Пониже – шеренга знаков, напоминающих дорожные: в красном кружке перечеркнутая красным пятерня со скрюченными пальцами, тянущаяся к кошельку, в двух треугольниках – пистолет и петля. Простенько и доходчиво…
Старикан отдал честь двумя пальцами и объявил на чистом английском:
– Дама и господа, имею честь приветствовать вас в Вольном Городе опалов. Прошу заплатить налог за шлюпочную стоянку – сто долларов. Помощник, книгу регистрации!
Тот, что помоложе, нырнул в сторожку и тут же выкатился обратно с толстой конторской книгой и авторучкой. Мазур рассчитывался, Кацуба тем временем диктовал имена и род занятий.
– Джимми, что за свинство! – возмутился Фред. – Который раз сюда приезжаю…
– Во всем нужен порядок, – невозмутимо просветил старикашка. – Пиши, Чарли – Кошачий Фредди, антиквар, деловая поездка…
Дипломатические титулы не произвели на него ни малейшего впечатления.
Получив деньги, он немного повеселел, въедливо сообщил, что за провоз наркотиков полагается моментальная петля, а для дуэлей существует специально отведенная площадка, и всякое сведение счетов вне таковой карается, смотря по тяжести обстоятельств, либо кнутом, либо опять-таки петлей. Добросовестно подумав, что бы еще рассказать приятного, поскреб в затылке и вкрадчиво спросил:
– Сами пойдете искать мэра, дама и господа, или Чарли вас мигом проводит за десяток баксов?
– Сами найдем, – сказал Фредди. – Во-он туда…
– Ага! – фыркнул старик. – Это в прошлый раз ты там мэра застал, а теперь мы новую мэрию построили…
– Ладно, я заплачу, – сказал Мазур. – Слушайте, а как, интересно, понимать эту вот фразу – говорят на всех языках, но не всегда?
– Да просто понимать, – пожал плечами старикан. – Когда есть тот, что знает язык, тогда и говорят, а когда нету – уж не взыщите. Был тут у нас один, на малайском говорил, только его в шахте засыпало, соответственно, по-малайски больше говорить некому. Простые дела.
– А по-русски? – поинтересовался Мазур.
– Запросто, – обрадовал старикан. – Русских у нас с дюжину… – Он напрягся, пошевелил бледными губами: – Даже меня научили по-вашему здороваться… йоб твайя матсь! Растуй, писта!
Мазур покосился на Ольгу, но она, похоже, не поняла.
– Пошли? – предложил Чарли. – А что в сумках-то брякает?
– Пустяки, – сказал Мазур. – Автоматов парочка, штурмовые винтовки там, всякая мелочь…
– А… – невозмутимо сплюнул Чарли. – Только чтоб в поселке – ни боже мой! А то чихали мы на дипломатов…
Первого аборигена, вроде бы занятого честным трудом, они увидели, едва спустившись с причала. Правда, труд его выглядел весьма даже странно: абориген сидел на окружавшем вход в «шахту» земляном валу у собранного на живую нитку деревянного ворота – и старательно лизал языком бугристый кусок буро-желтой породы. Вид у него был серьезнейший, сосредоточенный.
– Вот, любуйтесь, – с ухватками заправского гида сообщил Чарли. – Человек только что добыл перспективный образец и сейчас его проверяет по единственному возможному здесь методу… Эй, Гуди, язык покажи!
Абориген, без всякого интереса покосившись на визитеров, на пару секунд высунул язык – такое впечатление, стертый до дыр, распухший. Потом показал свою каменюгу – на буро-желтом боку влажно отсвечивало черное.
– Опал, – пояснил Чарли, двигаясь дальше. – Нас так все и зовут – «стертые языки». Языком надежней всего, чутье какое-то даже прорезается… Только еще неизвестно, что там у него за опал. Может, он цельный. А может, его породой прорезало, и не стоит он ни черта… Тут уж нужно к шлифовальщику… – Он достал из кармана грязных джинсов спичечный коробок. – Вона что из путних получается…
В коробке лежало с дюжину ограненных черных камней, искрившихся загадочным блеском.
– Сколько стоит? – поинтересовался Кацуба.
– Черта с два я их кому продам! – сказал Чарли, глядя на свои камни, как завороженный. – Черта с два! Пошли… Вот тут у нас достопримечательность. Художник живет. Когда нечего делать, разрисовывает, что попадется под руку. Нет, давайте обойдем, мы с ним вчера подрались, вот меня и сунули на неделю в помощники к Джимми, а ему по заднице влепили десять горячих… Художества и отсюда видно. Во-он…
Торцовые стены трех стоявших рядком лачуг были украшены яркими картинами, выполненными в манере, крайне смахивавшей на старый добрый соцреализм: Билли Клинтон с женским лифчиком во рту, Карл Маркс с долларовой бумажкой во рту, сексапильная блондинка, а во рту такое… Мазур ускорил шаг, но Ольга прошествовала с самым невозмутимым видом. Чего в ней Мазур не подметил, так это ханжеского пуританства.
Он с нешуточной радостью подтолкнул локтем Кацубу, когда увидел в конце одной из здешних «авенид» забрызганный грязью джип. Карта не врала, отсюда и в самом деле ведет проезжая дорога, а значит, можно нанять машину, выбраться на «Карретера Панамерикана», Панамериканское шоссе, а там уж легче легкого попасть в Барралоче… Правда, судя по виду джипа, дорога немногим отличается от русских проселочных.
Мэрия, украшенная большой вывеской «Мунисипалидаде», оказалась самым большим зданием поселка – во всяком случае, среди тех, что они уже видели.
Вообще-то, она больше походила на длинный дощатый барак с крышей из рифленого железа – однако построенный на совесть, по здешним меркам чистый Капитолий… Три окна застеклены, а остальные завешаны противомоскитными сетками.
Постучав в дверь без таблички, Чарли просунул туда голову, перебросился с кем-то парой слов, отступил, недвусмысленно протягивая руку. Мазур сунул ему десять баксов и вошел первым.
Настоящий фабричный стол, дюжина стульев фабричной работы. На стене нечто похожее на диплом в рамке, портрет нынешнего президента, портрет Дона Астольфо, чуть поменьше размером, а также – «гаранд» с длинным магазином, револьвер в кобуре и оскаленная крокодилья башка.
Мэр вежливо встал навстречу – лысоватый субъект лет пятидесяти, одетый без затей, в здешнюю униформу – джинсы и клетчатая рубашка. Вид у него был мирный и добрый, но Мазур с ходу заподозрил в мэре большого прохвоста – чтобы исполнять эту должность в современном подобии Клондайка, нужно обладать немалой изворотливостью, иначе с разноплеменной оравой не управишься… Интересно, в чем его-то выгода?
– Прошу, дама и господа, – показал он на стулья широким жестом. – Сейчас что-нибудь придумаем… – Подбежал к стене, что есть мочи постучал по ней кулаком, заорал, надсаживаясь:
– Герцог, у нас приличные гости, волоки выпивку! Извините, у нас тут запросто, без всяких селекторов и телефонов… Сейчас придет советник по культуре, принесет выпить…
Не прошло и минуты, как появился Герцог – лет тридцати пяти, с длинным лошадиным лицом. Он нес в одной руке бутылку «Гордона», а в другой – башенку из надетых друг на друга толстостенных стаканов.
– Содовой нет, извините, – пояснил мэр, ловко разливая. – Мы тут как-то без содовой привыкли… Вот это – Герцог. Самый настоящий. Британский. В точности я вам все его фамилии не произнесу, но цифры помню точно: четырнадцатый герцог, седьмой пэр. Увы, у нашего герцога вышли неприятности с родными, наследства его лишили, хорошо хоть, титулов по каким-то их хитрым законам лишить не смогли, вот и подался парень сюда. Бзик у него: накопать столько опалов, чтобы стоили они раза в три побольше этого самого наследства, а потом, ясно, вернуться в Англию и ка-ак прокатиться с ветерком мимо папашиного поместья на полудюжине «роллс-ройсов» – в одном сам, во втором шляпа, в третьем прочее… Это ему русские насчет такого обычая растолковали, у нас тут русских хватает…
– Я нахожу, что этот интересный русский обычай как нельзя более подходит для избранного мною способа поведения, – кивнул Герцог, и в самом деле выговаривая слова с безукоризненной светскостью выпускника одного из старейших университетов. – Шесть «роллс-ройсов», я полагаю, произведут должное впечатление на обитателей поместья. В этом, к тому же, будет та экстравагантность, которой славились прадедушка и дедушка, но к ней оказался глух, увы, мой приземленный отец… Ваше здоровье, леди! Ваше здоровье, джентльмены!
– Во чешет! – хлопнул ладонью по столу мэр. – Он у меня главным насчет культуры – к нам же, бывает, журналисты приезжают, а то и политик перед выборами заглянет… Вас Дон Астольфо на стене не шокирует? Ну и лады. Понимаете, что бы он там у себя ни творил, а здесь он порядок навел. До него со старателей драли не налоги, а три шкуры, да еще требовали, чтобы четвертая побыстрее выросла, иначе штраф. И по лесам болталось немеряно гадов, которые на возвращавшихся в столицу охотились, как на обезьян. Умнейший человек был Дон Астольфо, он прикинул мозгами, всех разбойничков железной рукой повывел, а на поселок наложил простой налог: сорок процентов в казну, остальное тебе. Хоть мешок опалов накопай, процент не меняется. Кстати, этот порядок и новая власть до сих пор не поломала, потому что умно… Вы, часом, не покопаться ли хотите? Джимми мне брякнул по уоки-токи, что вы и вы – дипломаты, а сеньорита – большой человек в министерстве, но это ж без разницы, у нас тут никакой вам дискриминации, вон и герцог есть…
– Благодарствуйте, – покачал Мазур головой. – У нас свои заботы, мы, собственно, проездом…
Он преподнес ту же историю насчет следов древней забытой цивилизации – на сей раз в присутствии Ольги которая порой кивала, дополняла короткими репликами, он уже не касался себе таким уж идиотом, поскольку частичку лицедейства Ольга забрала себе…
– Браво, – резюмировал герцог, когда он закончил. – Мне во всем этом в первую очередь импонирует здоровая экстравагантность, прямо-таки скопированная с британской… И совершенно неважно, право, заброшенные пирамиды вас влекут или потерпевшая крушение летающая тарелка…
– Ну, чего ж… – сказал мэр. – Если вам деньги девать некуда, а времени не жалко… А как же получилось, что вы на пароходе не доплыли?
Поколебавшись, Мазур рассказал правду. Почти всю. Число трупов он основательно преуменьшил, чтобы не выглядеть в глазах здешних властей чересчур уж хватким – кто их знает, что может прийти на ум… О скрытом на пароходе оружии не умолчал, но остальное в его изложении выглядело проще: парочка психов из герильи, неопытных щенков, сама налетела на пулю. В конце концов, в этом все же было многое от истины – лопухи нарвались на профессионалов… Спутники – и Фредди в том числе – поняли его на лету, никто не пытался вносить вслух коррективы.