Страница:
Из раздумий его бесцеремонно вывел тягучий скрип тормозов. Мазур торопливо поднял голову, решив было, что, зазевавшись, едва не угодил под колеса выскочившего из-за угла лихача. Перед ними затормозил открытый полугрузовичок черного цвета с лаконичной белой надписью «POLISIA», и из кузова прямо-таки посыпались люди в табачного цвета форме, загораживая дорогу. Улочка была тихая, неширокая, зевак не оказалось. Мазур оглянулся на Ольгу, ожидая инструкций.
Пятеро деловито их окружили, наставив все те же короткие бразильские «ины», шестой – явно офицер, судя по отсутствовавшим у остальных ярким цацкам на погонах и петлицах, – выступил вперед и небрежно щелкнул пальцами, рявкнул что-то требовательное. Совсем молодой, усики в ниточку.
– Покажи документы, – сказала Ольга, без всякого беспокойства раскрывая сумочку.
Мазур вытащил из бумажника заранее сложенные в пластиковый конвертик все необходимые здесь бумаги: дипломатический паспорт, разрешение на ношение оружия вне административной границы столицы, справки о прививках и прочие бюрократические изыски. Офицерик, поворошив в конвертике двумя пальцами, вдруг сунул его в карман. В свой собственный.
– Эй! – Мазур шагнул вперед.
Ствол автомата уперся ему в грудь, оттеснив на прежнее место, к глухой стене какого-то склада. Он увидел, как второй полицейский проворно выхватил у Ольги сумочку и выудил оттуда «беретту». Она что-то быстро сказала по-испански, но тут же вынуждена была отступить к Мазуру, увидев нацеленный автомат. Офицерик что-то заорал, энергично выдергивая пистолет из большой желтой кобуры.
Ольга, все еще спокойная, заложила руки за голову, сказала Мазуру:
– Делай то же самое. И без резких движений. Ничего не пойму, что за глупости…
– Эти-то настоящие? – спросил он по-русски, медленно поднимая руки к затылку.
– Настоящие, это-то и удивляет. Откуда здесь возьмутся…
Офицерик заорал что-то, Ольга спокойно ответила. Пятерка полицейских рассредоточилась полукругом, автоматы свободно болтались на ремнях, что было хорошим симптомом, да и взгляды у них не злые, скорее любопытные…
Офицер подошел, выдернул из кобуры Мазура револьвер, вмиг переправил себе в карман, отступил на исходную позицию. Чуть подумав, лениво коснулся козырька двумя пальцами левой руки:
– Лейтенант Орьенте, – сказал он на сносном английском. – Стоять не шелохнувшись, на вопросы отвечать моментально. Где раздобыли липовые документы? Я к тебе обращаюсь, длинный…
– Документы настоящие, – сказал Мазур. – Я русский дипломат, и в этом качестве…
Лейтенант что-то бросил солдатам через плечо – видимо, некую шутку, потому что они охотно заржали.
– Рассказывай, – сказал он весело. – А эта шлюха тоже дипломат? Я вас, мразь лесную, за милю чую…
– Давайте съездим к вашему начальству и посмотрим, какой у него нюх, – сказал Мазур.
– Ты меня не учи, законник траханый! – заорал лейтенант. – К начальству попадешь, не сомневайся!
Мазур вдруг вспомнил о Мэгги и Дике – черт, ярко выраженный европейский облик автоматически не спасает от подозрений в связях с герильей, вряд ли та парочка была единственной… По крайней мере, они не спешат, они уверены в себе – значит, не могут сами оказаться переодетыми герильеро. Ольга, в общем, спокойна, ей виднее…
– К начальству ты еще попадешь, – повторил лейтенант со зловещей многозначительностью. – Сначала и обыскать не помешает, начиная с твоей сучки…
Он махнул солдатам. Двое остались на прежнем месте, ухмыляясь во весь рот, трое обступили Ольгу. Она, не меняясь в лице, шевеля одними губами, громко бросила Мазуру по-русски:
– Что бы ни было, стой спокойно!
Это ничуть не походило на обыск, пусть даже непрофессиональный. Тот, что зашел Ольге за спину, ухватил ее за подол с двух сторон и, скатывая платье валиком, поднял его повыше живота. Второй, расстегнув все три пуговицы, распахнул платье на груди и запустил пятерни под белый кружевной бюстгальтер так нахально, что Мазур задохнулся от ярости, третий, даже не притворяясь, что обыскивает, гладил девушку по бедрам, потом оглянулся на Мазура с наглой ухмылкой, оттянул трусики указательным пальцем, заглянул туда, демонстративно вытянув шею, причмокнул.
Мазур скрипнул зубами, плохо веря, что это происходит пусть и на окраине, но все же большого города с населением в сотню тысяч человек, центра департамента, по российским меркам – областного центра. Не могло такого быть наяву, но, увы, продолжалось. Ольга стояла неподвижно, побледнев от гнева, прикусив нижнюю губу, а ей тем временем расстегнули спереди бюстгальтер, приспустили трусики, откровенно разглядывая, пересмеиваясь, гладили и лапали так, что никаким подобием обыска и не пахло. Реплик Мазур не понимал, но видел, что Ольга готова сорваться, у него самого уже дрожали от бешенства сплетенные на затылке пальцы. Смотреть на грубо шарившие ладони и ничего не делать было невыносимо, стыдно, он едва не прыгнул…
Сдержался. Лейтенант стоял, уставясь не на Ольгу, практически обнаженную, а на него, поигрывая пистолетом, глаза были холодные, ждущие…
В голове у Мазура шла молниеносная работа мысли. Конечно, провинция, захолустные служаки, привыкшие к безнаказанности и хамству, – но все равно чересчур. Чересчур явное презрение к дипломатическому паспорту, без раздумий объявленному липой, чересчур театральна сексуальная озабоченность, чересчур медленны шарящие движения, морды скорее азартные, чем похотливые, пару раз оглянулись на своего орла-командира, словно проверяя, правильно ли выполняют инструкции…
Между прочим, именно в республике Санта-Кроче давно тому назад придумали этакий заменитель смертной казни, именуемый «Ley fuga». Официально вышки в кодексе не существует, но «при попытке к бегству» перещелкали массу народа. Чего проще – нежелательный иностранец застрелен при нападении на патруль, против него масса свидетелей, а у него ни одного, да и как объяснишься с того света? Очень похоже… Возможно даже, что, наконец, встретилось на пути то, о чем предупреждал дон Себастьяно, – закулисные игры разных министерств, потаенные интриги… черт, как же из этого выпутываться-то?
Сохранять спокойствие пока что, вот и вся премудрость, ждать следующего хода…
Короткая команда на испанском – и Ольге навалились на плечи, поставили на колени, лейтенант подошел вплотную, жестом приказал, чтобы Ольгину голову приподняли за волосы, стал расстегивать брюки – опять-таки косясь на Мазура.
Мазур отвернулся, хотя далось это невероятно тяжело. Текли секунды, а в той стороне не слышалось ни борьбы, ни неминуемой возни, словно кинопленку остановили на середине… Полная тишина. И он начал думать, что рассчитал правильно. Рядом застучали подошвы по старой брусчатке. Краем глаза Мазур увидел, что лейтенант направляется к машине, Ольгу уже отпустили, и она с пылающими щеками торопливо приводит себя в порядок. Потом его недвусмысленно подтолкнули прикладом в поясницу, заставили подняться в кузов, толкнули следом Ольгу, попрыгали сами. Машина помчалась к перекрестку. Ничего особенного больше не происходило – только один из защитничков порядка забавлялся, стволом автомата стягивая с Ольгиного плеча бретельки платья и лифчика, но Ольга смотрела в сторону столь презрительно, что над прытким в конце концов стали посмеиваться свои, и он унялся.
Наручников ни на него, ни на Ольгу так и не надели. Машина, временами включая сирену, вывернула из старого города куда-то в центр. Это не ряженые, окончательно убедился Мазур. Они настоящие. Вот только легче ли от этого?
Вооруженный автоматом часовой распахнул решетчатые ворота, машина, лихо развернувшись, остановилась со скрежетом. Это оказался задний двор четырехэтажного здания, несомненно, имевшего к полиции самое прямое отношение: две овчарки в больших проволочных клетках, заботливо прикрытых тентом, три легковушки в полицейской раскраске, маленький четырехколесный броневичок с пулеметной башенкой, стоявший в глубине двора, вон прошли люди в форме, не обратив ни малейшего внимания…
– Прошу! – с издевательской вежливостью раскланялся лейтенант. – Посидите в камере, пока не появится начальство, – не стану же я из-за вас беспокоить хефе у него дома? А девка тем временем посидит в казарме, нужно же ее обыскать по всем правилам… Пошли, киска, я тебя познакомлю со специалистами по обыску, у тебя столько тайничков, которые следует проверить… – Он положил Ольге руку на плечо, запустил ладонь в вырез платья. – Всего хорошего, дипломат!
Интересно, почему он все это, до последнего слова, произнес по-английски, хотя не мог не знать, что Ольга – здешняя, не мог не видеть ее удостоверения личности?
Не оборачиваясь, Ольга воскликнула:
– Спокойно, и за меня не бойся!
Легко сказать… Мазур двинулся в ту сторону, куда его с веселой бесцеремонностью направили прикладом. Как он ни успокаивал себя – театр, провокация, инсценировка, на душе скребся легион кошек. Рассудок и сердце вещи сугубо разные…
Он вошел в низкую, обитую железом дверь, а там его опять ткнули прикладом в спину, направляя по лестнице, ведущей ниже уровня земли. Вряд ли трудно было бы их обезоружить, показав, что такое скоротечный контакт на замкнутом пространстве, – но что потом? Если тут и в самом деле закулисная грызня ведомств, провокация может оказаться особо масштабной и изощренной. Поневоле пожалеешь, что следом не топал Кацуба на предмет выявления возможного хвоста. А может, и топал? Но ведь мог и потерять их там, возле арены для петушиных боев, когда все смешалось, возникла жуткая сумятица и они драпанули очертя голову…
Сводчатый коридор откровенно тюремного вида – шеренга тусклых лампочек под потолком, грязь под ногами, черные двери камер с волчками и огромными засовами. Шаги гулко гремели. Воняло качественно.
Перекинувшись непонятными репликами, провожатые свернули к одной двери, со скрипом отодвинули ржавый засов, распахнули завизжавшую дверь и толкнули Мазура внутрь. Там было жарко, душно, вонюче. Под самым потолком обнаружилось окошечко размером с ладонь – добрую его половину закрывали толстые железные прутья крест-накрест. Вдоль трех стен тянулись деревянные нары, склизкие даже на вид.
Дверь захлопнулась. Оказавшись здесь единственным постояльцем, Мазур обошел камеру по периметру, держась подальше от мятого и ржавого ведра, здешних «удобств», снял пиджак, но по размышлении так и оставил его висеть на руке. Подпрыгнул, пытаясь заглянуть в окошечко, – не дотянулся, конечно. Стены покрыты рисунками и надписями, свеженькими и полустертыми. Смысл надписей непонятен, но рисунки загадки не содержат – женские органы, мужские, болтающемуся на виселице субъекту, чтобы зритель ненароком не ошибся, приданы все внешние признаки полицейского тщательно вырисованы фуражка, петлицы, френч… А вот второго полицейского поставили раком и имеют его, бедного, куда следует с помощью вовсе уж устрашающего мужского естества… «Вива революсьон!» это понятно… Ага, английская надпись: «Говорила Билли мамаша – не езжай к латиносам». Батюшки мои, а вот и три честных советских буквы: икс, игрек и еще кое-что из высшей математики…
Заскрипел засов. Мазур проворно обернулся к двери. Вошел самый обыкновенный человек средних лет, неброский и ничем не примечательный, чем-то удивительно напоминавший дона Херонимо: в сером костюме, темноволосый, но на здешнего уроженца вроде бы не похож…
В руке он держал две легких раскладных табуретки – брезент на дюралевых трубках, – тут же бросил одну Мазуру, уселся на вторую, подождал, когда закроется дверь (на сей раз снаружи ее не заперли, оставив даже щель), закурил, поморщился:
– Бог ты мой, как воняет… – и на столь же безукоризненном английском продолжал: – Что же, Кирилл Степанович, будем вместе думать, как вам выкарабкиваться из столь паршивой ситуации, да вдобавок вашу девушку вытягивать… Это нелегко.
Чтобы справиться с легкой растерянностью – что греха таить, имевшей место – и выиграть время, Мазур полез за сигаретами. Для того, что с большой натяжкой можно было именовать здешней атмосферой, лишняя порция табачного дыма ничего уже не решала.
– Хорошо держитесь, – сказал незнакомец. – Вы, конечно, не разведчик, но все равно – только слабый новичок начнет в такой ситуации делать глупую рожу и вопить: «Вы меня с кем-то путаете!..»
– Это же не теорема Ферма, – сказал Мазур. – Конечно, где-то на всех нас есть досье…
– …которые, уж простите, в нынешней обстановке пополнять легче, нежели при Советах, – подхватил незнакомец. – У нас на вас, у вас на нас… Короче, зовите меня Джон Смит, нужно же вам как-то ко мне обращаться, а? Вам объяснить, кого я представляю, или? Боитесь что-то сболтнуть? Ну, смешно… Хорошо, я конкурирующая фирма.
– Это которая? – спросил Мазур. – У вас их много…
– Господи, какая разница? Это в принципе неважно, а?
Кому-то может показаться странным, но Мазур немного успокоился: Ольге, теперь ясно, ничего не грозит, это не самодеятельность наглых нижних чинов, это фирма…
– Итак, – сказал Смит. – Кирилл Степанович Мазур, капитан первого ранга, «морской дьявол» экстра-класса, et cetera[29]… Что несколько пикантно, награжденный к тому же медалью ФБР за прошлогоднюю операцию «Медведь»… впрочем, ваши ее зашифровали как «Тайга», что, намой взгляд, столь же примитивно. Отчего это штабные крысы вечно выбирают из всех названий самое дурацкое? Вот и сейчас: вы свой рейд окрестили «Кайман», мы – «Анаконда». Бездна фантазии, а? Как убого…
– Не я же придумал.
– И не я, слава богу, – усмехнулся Смит. – Вы хорошо держитесь. Хотя не можете не отдавать себе отчета в серьезности вашего… и ее положения. Кирилл Степанович, ну какого черта вы вдруг связались с Глаголевым? Пиратствовали бы себе и дальше в теплых и холодных морях… Разведка, безусловно, не ваша стезя, вы же здесь не профи, а переучиваться слишком поздно…
– Хорошо, – сказал Мазур. – Считайте, я рыдаю по своей загубленной известными переменами жизни. На этом лирическое отступление кончится или нет?
– Положительно, вы мне нравитесь.
– Ничем не могу помочь, я гетеросексуален.
– Ах, Кирилл Степанович… Вы же напряжены, вы волнуетесь. Я бы тоже на вашем месте волновался…
«Ситуация, – подумал Мазур. – Вот поди угадай, что нужно делать – тянуть время или совсем наоборот? И подсказать некому… Или все же – тянуть? Или не тянуть?»
– Итак, побеседуем, как конкуренты…
– Нечестная конкуренция, – сказал Мазур.
– Вот уж нет, для этих игр самая честная… И коли уж вы начали в них играть, придется подчиняться правилам. Ситуация предельно проста: у вас есть приказ добыть нечто, у меня – обеспечить нашей стороне выполнение аналогичного приказа. Вы военный человек, прекрасно понимаете. Ничего личного. Я обязан выполнять приказ, вот ведь в чем сложность-то… Понимаете мое положение? Вижу, понимаете… И вряд ли станете ударяться в ненужную романтику: ругать меня последними словами, гордо становиться в позу… Я ж машина, инструмент, как и вы, дорогой. Война роботов, а? Что молчите?
– А что говорить? – пожал плечами Мазур.
– Верно. Прежде всего – оставьте иллюзии насчет того, что вас выручат, спасут, найдут. Вашего хвоста наши парни стряхнули еще на ярмарке… о, не злитесь, в разведке крайние меры применяются лишь в крайних случаях. Человеку просто стало плохо на жаре, отлежится, пройдет… Эти обезьяны – я имею в виду рядовых копов – искренне верят, что по приказу начальства взяли подозрительную парочку. Черт, да они и не поняли, что ваш паспорт был дипломатическим, простые ребята, не отличат дипломатический картон от медицинского диплома штата Юта…
– А лейтенант, конечно, ваш?
– Ну естественно. Иногда достаточно иметь одного-единственного человечка в ключевой точке. Словом, даже если вас уже и хватились, найдут очень не скоро – это не деревня, достаточно большой город… Я хочу, чтобы вы еще раз все обдумали и сами прониклись простой мыслью: помощи не будет.
– Предположим, проникся?
– Тогда пойдем дальше. Моя задача проста вы не должны добраться до озера… или оказаться в таком состоянии, что работать под водой заведомо не сможете. И путей для достижения этой незамысловатой цели у меня только три. Не более. Первый – остается труп. Ваш. Совершенно неважно, бесследно ли вы исчезнете или станете жертвой уличных грабителей. При любом раскладе этот вариант чреват излишними сложностями. Труп дипломата – это всегда скандал, шум, статьи в газетах… Мы, откровенно признаюсь, уже не имеем здесь того влияния, каким пользовались в былые годы. К чему лишний шум? Труп не проходит…
– Спасибо, – сказал Мазур.
– Кроме того, в большом городе гораздо труднее свалить все на герилью. Так что живите…
– Еще раз спасибо.
– Да что вы, не стоит, – небрежно отмахнулся Смит. – Нет тут ни капли гуманизма, просто такова игра… Вариант второй. Качественно ломаем вам руку, рациональнее всего – правую, после чего вы никак не сможете нырять… Не проходит. Можно оставить вас в камере на пару дней, напичкав препаратами, можно, вколов какую-нибудь гадость, подбросить на улицу. Опять-таки – шум, огласка, газеты, суета полиции… Отпадает. Руки у вас останутся целы, как и прочие детали организма…
– Спасибо, – поклонился Мазур.
– Не стоит… Что у нас остается? Третий вариант. Самый гуманный. Не стану испытывать вашу сообразительность, изложу сам. Незатейливый вариант под названием «Он выбрал свободу». Сразу скажу, не пытайтесь пообещать и не выполнить. Все уже просчитано. Для начала вы прямо здесь напишете кое-что достаточно, чтобы обратного пути не было и вы сожгли за собой мосты, потом несколько дней проведете в столице в надежном месте, а там – классическое выступление перед журналистами по весьма нехитрому сценарию…
– Чтобы тем временем ваша группа успела добраться до озер Чукумано?
– Естественно. Ну, само собой, деньги, «кадиллаки» и прочие пошлости автоматически. Более того, я уполномочен заверить: никто не собирается вас высасывать. В настоящий момент наша задача – не получить очередную пригоршню информации о вашем флоте, а извлечь наше нечто.
– И я должен вам верить?
– А у вас есть выбор, старина? Что-то не вижу… Итак… Как легко догадаться, у меня есть всего два метода – старые добрые пряник и кнут. Ну, с пряником просто – получите деньги, справим вам американский картон, поселитесь где-нибудь на морском побережье, катер купите… Годы уже не молодые, а? И это в любом случае лучше русской офицерской пенсии, вам не кажется? Ну, а кнут… Знаете, давайте сначала обговорим процедуру. Не нужно на меня прыгать, хорошо? Вы ведь оттого и уселись в такой позе, чтобы при необходимости попробовать меня достать… Кирилл Степанович, вы профессионал, но и я – тоже. Иначе бы, поверьте, до своих лет просто не дожил. Вам меня не взять, я успею отразить бросок, в самом лучшем для вас случае завяжется возня, этот орангутанг за дверью должным образом проинструктирован. – Смит оглянулся на приоткрытую дверь камеры. – По-английски он – ни в зуб ногой, но, едва начнется возня, обязан ворваться и дать вам прикладом по голове. После чего, как только вы придете в сознание, игра продолжится на тех же условиях… Не будете дергаться?
– Не буду, – угрюмо сказал Мазур.
– Буду верить… Так вот, окажись вы в одиночестве, у меня было бы гораздо меньше возможностей для нажима. Но в данном случае… Повторяю, я прилежно изучил ваше подробное досье, ваше прошлое… Она очаровательна, правда? Так похожа на вашу покойную жену… Поймите меня правильно, я не садист, не извращенец, у меня приказ… Привяжем вас к стеночке, так, чтобы ни в коем случае не смогли о нее расшибить голову, загоним взвод полицейских, снимут они штаны, и отдадут им сеньориту Ольгу на долгое веселье. Конечно, лейтенанта мы этим спалим – ну да черт с ним, ради успеха операции можно положить сотню таких обезьян… Эти болваны я о полицейских – и не будут знать сути, им-то скажут, что требуется расколоть бандитов из «Капак Юпанки». После налета на участок они обозлились, потеряв полдюжины своих. Здесь, в провинции, с герильеро не особенно возятся, это в столице еще сохраняют зыбкую видимость законности… Она-то в чем виновата? Совершенно посторонний в наших играх человек, обаяшка-аристократочка, жила себе, не ведая тревог, и вот из-за вас – такой конец… Конец, – повторил он с нажимом. – Ведь, если вы и после этого не согласитесь на нас работать, придется все-таки, не мудрствуя, оставить два трупа… А может, и не два. Один. Выбросим вас пьяного где-нибудь на улице, и, пока вы очухаетесь, ее уже найдут, и на трупе будет столько улик против вас – волосы там, кусок пиджака в руке, отпечатки пальцев, и убита-то она из вашего револьвера, и свидетели-то есть, почтенные граждане, даже лейтенант полиции среди них. Нажрался дипломат местной водки, пристукнул подружку – и не такое бывало. Вы, тем более, не аккредитованный здесь дипломат, а, по легенде, заезжий турист. Ничего вам местные власти сделать не смогут, но вышлют моментально. Что равносильно провалу возложенной на вас задачи. И вылетите вы дома в отставку, в лучшем-то случае, определят нищенскую пенсию, опять-таки в лучшем случае, и от некоторых жутких воспоминаний вы не отделаетесь до самой смерти, загадочная вы славянская душа… Вот так. Я вам изложил все. Ника ких поправок, корректив не будет. Все расписано, как по нотам. Строго определенное число ходов, вариантов, ответов на те или иные ваши действия. Вам нужно время на размышления? Могу дать, хоть и не особенно много, учитывая специфику ситуации. Ну… скажем, полчаса. Больше не могу при всем желании. Что скажете?
«Неожиданный ход, – сказал себе Мазур. – Единственный – черт, ну и зыбкий! – шанс в неожиданном ходе. Сейчас возможен один такой, не более, других просто нет…»
– Приведите Ольгу, – сказал Мазур.
– Что? – впервые за все время в глазах Смита мелькнула легкая растерянность.
– Вы что, не слышали? – грубо сказал Мазур. – Пусть приведут Ольгу.
– Зачем?
– Вы все верно рассчитали, – усмехнулся Мазур, превозмогая некоторое сопротивление собственной застывшей физиономии. – Кроме одного: в игре нас не двое, а трое. Она, конечно, в наших играх не замешана… но, коли уж речь идет и о ее жизни, имеет право сесть за рулетку рядом с нами. Пусть выслушает. Посмотрим, что она мне скажет.
– Вы серьезно?
– Совершенно, – огрызнулся Мазур грубо. – Никакого времени на размышления мне не нужно. Послушаю, что скажет Ольга… И тогда станет ясно, как мне поступить.
Пару минут стояла тишина. Смит напряженно думал, при этом не сводя с Мазура глаз, не расслабляясь. Бывает, люди от таких пауз седеют…
– Слушайте, Мазур, – отрывисто сказал, наконец, Смит. – До этого я мог довольно легко вас понимать. Сейчас, впервые за все время беседы, я вас не вполне понимаю. А это опасно. Не люблю я чего-то недопонимать в такой вот ситуации…
«Что тут непонятного, – мысленно сказал себе Мазур. – Единственный шанс красиво сдохнуть. Смит, судя по всему, не знает, что Ольга учена хитрым единоборствам… ее будут вводить в камеру, и появится шанс дернуться… наручников нет, она поймет и подхватит… Это шанс. Или-или. Или прорвемся наверх, если не придумает хитрый Смит какой-нибудь каверзы, или горячие латиноамериканские парни сгоряча порежут и меня, и ее из удобных, прикладистых бразильских автоматиков… и лучше уж так, чем пройти через все, что они нам приготовили, лучше уж так…»
– Не понимаю, – повторил Смит.
Собрав всю волю в кулак, Мазур с безразличным видом пожал плечами, ощущая холодную, смертную тоску:
– Что тут непонятного? Она имеет право участвовать в торге – и точка.
– Возможно, вы и правы… – задумчиво протянул Смит.
– Мне плевать, понимаете вы мою логику или нет, – совсем грубо сказал Мазур. – Либо играем втроем, либо… – Он сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек тонкую авторучку. – Меня не обыскивали, только оружие забрали… Говорите, вы тоже профи? Посмотрим. Но мне кажется, я успею всадить себе эту штуку в сонную артерию раньше, чем вы до меня доберетесь. И – все. Я имею в виду, для меня все кончится. Я не увижу, что вы будете с ней делать, если будете… Я соскочу с поезда, ясно вам? Потому что… с чего вы взяли, милейший Джон Смит, что у меня нет подстраховки? Что я – единственный аквалангист в группе? Вы уверены, что качнули всю информацию о группе?
– Блефуете? – быстро спросил Смит. Мазур трескуче рассмеялся:
– А у вас есть шанс это моментально определить? Старина, я не разведчик, но я ведь профессиональный убивец, не забыли? Умею драться… А если есть второй аквалангист, с вас снимут шкуру, загонят резидентом в Антарктиду вербовать пингвинов до конца жизни… Нет? Ну что, рискуем? Считайте и дальше, что аквалангист – один… Считайте, что я блефую. Ваше право, в покере карт на стол не выкладывают… Приведете Ольгу?
– Черт бы вас, славян, побрал…
– Просто время другое, – сказал Мазур. – Лет пятнадцать назад вы бы мне пели про свободный мир, как Одиссеева сирена, а я бы в ответ цитировал Ленина… Сейчас другие времена, Джон. Загадочная славянская душа научилась торговаться. Вы же так хотели нас перекроить на свой манер, что же теперь-то стоите, как шведский король, громко пукнувший на официальном приеме? Приведите Ольгу.
Пятеро деловито их окружили, наставив все те же короткие бразильские «ины», шестой – явно офицер, судя по отсутствовавшим у остальных ярким цацкам на погонах и петлицах, – выступил вперед и небрежно щелкнул пальцами, рявкнул что-то требовательное. Совсем молодой, усики в ниточку.
– Покажи документы, – сказала Ольга, без всякого беспокойства раскрывая сумочку.
Мазур вытащил из бумажника заранее сложенные в пластиковый конвертик все необходимые здесь бумаги: дипломатический паспорт, разрешение на ношение оружия вне административной границы столицы, справки о прививках и прочие бюрократические изыски. Офицерик, поворошив в конвертике двумя пальцами, вдруг сунул его в карман. В свой собственный.
– Эй! – Мазур шагнул вперед.
Ствол автомата уперся ему в грудь, оттеснив на прежнее место, к глухой стене какого-то склада. Он увидел, как второй полицейский проворно выхватил у Ольги сумочку и выудил оттуда «беретту». Она что-то быстро сказала по-испански, но тут же вынуждена была отступить к Мазуру, увидев нацеленный автомат. Офицерик что-то заорал, энергично выдергивая пистолет из большой желтой кобуры.
Ольга, все еще спокойная, заложила руки за голову, сказала Мазуру:
– Делай то же самое. И без резких движений. Ничего не пойму, что за глупости…
– Эти-то настоящие? – спросил он по-русски, медленно поднимая руки к затылку.
– Настоящие, это-то и удивляет. Откуда здесь возьмутся…
Офицерик заорал что-то, Ольга спокойно ответила. Пятерка полицейских рассредоточилась полукругом, автоматы свободно болтались на ремнях, что было хорошим симптомом, да и взгляды у них не злые, скорее любопытные…
Офицер подошел, выдернул из кобуры Мазура револьвер, вмиг переправил себе в карман, отступил на исходную позицию. Чуть подумав, лениво коснулся козырька двумя пальцами левой руки:
– Лейтенант Орьенте, – сказал он на сносном английском. – Стоять не шелохнувшись, на вопросы отвечать моментально. Где раздобыли липовые документы? Я к тебе обращаюсь, длинный…
– Документы настоящие, – сказал Мазур. – Я русский дипломат, и в этом качестве…
Лейтенант что-то бросил солдатам через плечо – видимо, некую шутку, потому что они охотно заржали.
– Рассказывай, – сказал он весело. – А эта шлюха тоже дипломат? Я вас, мразь лесную, за милю чую…
– Давайте съездим к вашему начальству и посмотрим, какой у него нюх, – сказал Мазур.
– Ты меня не учи, законник траханый! – заорал лейтенант. – К начальству попадешь, не сомневайся!
Мазур вдруг вспомнил о Мэгги и Дике – черт, ярко выраженный европейский облик автоматически не спасает от подозрений в связях с герильей, вряд ли та парочка была единственной… По крайней мере, они не спешат, они уверены в себе – значит, не могут сами оказаться переодетыми герильеро. Ольга, в общем, спокойна, ей виднее…
– К начальству ты еще попадешь, – повторил лейтенант со зловещей многозначительностью. – Сначала и обыскать не помешает, начиная с твоей сучки…
Он махнул солдатам. Двое остались на прежнем месте, ухмыляясь во весь рот, трое обступили Ольгу. Она, не меняясь в лице, шевеля одними губами, громко бросила Мазуру по-русски:
– Что бы ни было, стой спокойно!
Это ничуть не походило на обыск, пусть даже непрофессиональный. Тот, что зашел Ольге за спину, ухватил ее за подол с двух сторон и, скатывая платье валиком, поднял его повыше живота. Второй, расстегнув все три пуговицы, распахнул платье на груди и запустил пятерни под белый кружевной бюстгальтер так нахально, что Мазур задохнулся от ярости, третий, даже не притворяясь, что обыскивает, гладил девушку по бедрам, потом оглянулся на Мазура с наглой ухмылкой, оттянул трусики указательным пальцем, заглянул туда, демонстративно вытянув шею, причмокнул.
Мазур скрипнул зубами, плохо веря, что это происходит пусть и на окраине, но все же большого города с населением в сотню тысяч человек, центра департамента, по российским меркам – областного центра. Не могло такого быть наяву, но, увы, продолжалось. Ольга стояла неподвижно, побледнев от гнева, прикусив нижнюю губу, а ей тем временем расстегнули спереди бюстгальтер, приспустили трусики, откровенно разглядывая, пересмеиваясь, гладили и лапали так, что никаким подобием обыска и не пахло. Реплик Мазур не понимал, но видел, что Ольга готова сорваться, у него самого уже дрожали от бешенства сплетенные на затылке пальцы. Смотреть на грубо шарившие ладони и ничего не делать было невыносимо, стыдно, он едва не прыгнул…
Сдержался. Лейтенант стоял, уставясь не на Ольгу, практически обнаженную, а на него, поигрывая пистолетом, глаза были холодные, ждущие…
В голове у Мазура шла молниеносная работа мысли. Конечно, провинция, захолустные служаки, привыкшие к безнаказанности и хамству, – но все равно чересчур. Чересчур явное презрение к дипломатическому паспорту, без раздумий объявленному липой, чересчур театральна сексуальная озабоченность, чересчур медленны шарящие движения, морды скорее азартные, чем похотливые, пару раз оглянулись на своего орла-командира, словно проверяя, правильно ли выполняют инструкции…
Между прочим, именно в республике Санта-Кроче давно тому назад придумали этакий заменитель смертной казни, именуемый «Ley fuga». Официально вышки в кодексе не существует, но «при попытке к бегству» перещелкали массу народа. Чего проще – нежелательный иностранец застрелен при нападении на патруль, против него масса свидетелей, а у него ни одного, да и как объяснишься с того света? Очень похоже… Возможно даже, что, наконец, встретилось на пути то, о чем предупреждал дон Себастьяно, – закулисные игры разных министерств, потаенные интриги… черт, как же из этого выпутываться-то?
Сохранять спокойствие пока что, вот и вся премудрость, ждать следующего хода…
Короткая команда на испанском – и Ольге навалились на плечи, поставили на колени, лейтенант подошел вплотную, жестом приказал, чтобы Ольгину голову приподняли за волосы, стал расстегивать брюки – опять-таки косясь на Мазура.
Мазур отвернулся, хотя далось это невероятно тяжело. Текли секунды, а в той стороне не слышалось ни борьбы, ни неминуемой возни, словно кинопленку остановили на середине… Полная тишина. И он начал думать, что рассчитал правильно. Рядом застучали подошвы по старой брусчатке. Краем глаза Мазур увидел, что лейтенант направляется к машине, Ольгу уже отпустили, и она с пылающими щеками торопливо приводит себя в порядок. Потом его недвусмысленно подтолкнули прикладом в поясницу, заставили подняться в кузов, толкнули следом Ольгу, попрыгали сами. Машина помчалась к перекрестку. Ничего особенного больше не происходило – только один из защитничков порядка забавлялся, стволом автомата стягивая с Ольгиного плеча бретельки платья и лифчика, но Ольга смотрела в сторону столь презрительно, что над прытким в конце концов стали посмеиваться свои, и он унялся.
Наручников ни на него, ни на Ольгу так и не надели. Машина, временами включая сирену, вывернула из старого города куда-то в центр. Это не ряженые, окончательно убедился Мазур. Они настоящие. Вот только легче ли от этого?
Вооруженный автоматом часовой распахнул решетчатые ворота, машина, лихо развернувшись, остановилась со скрежетом. Это оказался задний двор четырехэтажного здания, несомненно, имевшего к полиции самое прямое отношение: две овчарки в больших проволочных клетках, заботливо прикрытых тентом, три легковушки в полицейской раскраске, маленький четырехколесный броневичок с пулеметной башенкой, стоявший в глубине двора, вон прошли люди в форме, не обратив ни малейшего внимания…
– Прошу! – с издевательской вежливостью раскланялся лейтенант. – Посидите в камере, пока не появится начальство, – не стану же я из-за вас беспокоить хефе у него дома? А девка тем временем посидит в казарме, нужно же ее обыскать по всем правилам… Пошли, киска, я тебя познакомлю со специалистами по обыску, у тебя столько тайничков, которые следует проверить… – Он положил Ольге руку на плечо, запустил ладонь в вырез платья. – Всего хорошего, дипломат!
Интересно, почему он все это, до последнего слова, произнес по-английски, хотя не мог не знать, что Ольга – здешняя, не мог не видеть ее удостоверения личности?
Не оборачиваясь, Ольга воскликнула:
– Спокойно, и за меня не бойся!
Легко сказать… Мазур двинулся в ту сторону, куда его с веселой бесцеремонностью направили прикладом. Как он ни успокаивал себя – театр, провокация, инсценировка, на душе скребся легион кошек. Рассудок и сердце вещи сугубо разные…
Он вошел в низкую, обитую железом дверь, а там его опять ткнули прикладом в спину, направляя по лестнице, ведущей ниже уровня земли. Вряд ли трудно было бы их обезоружить, показав, что такое скоротечный контакт на замкнутом пространстве, – но что потом? Если тут и в самом деле закулисная грызня ведомств, провокация может оказаться особо масштабной и изощренной. Поневоле пожалеешь, что следом не топал Кацуба на предмет выявления возможного хвоста. А может, и топал? Но ведь мог и потерять их там, возле арены для петушиных боев, когда все смешалось, возникла жуткая сумятица и они драпанули очертя голову…
Сводчатый коридор откровенно тюремного вида – шеренга тусклых лампочек под потолком, грязь под ногами, черные двери камер с волчками и огромными засовами. Шаги гулко гремели. Воняло качественно.
Перекинувшись непонятными репликами, провожатые свернули к одной двери, со скрипом отодвинули ржавый засов, распахнули завизжавшую дверь и толкнули Мазура внутрь. Там было жарко, душно, вонюче. Под самым потолком обнаружилось окошечко размером с ладонь – добрую его половину закрывали толстые железные прутья крест-накрест. Вдоль трех стен тянулись деревянные нары, склизкие даже на вид.
Дверь захлопнулась. Оказавшись здесь единственным постояльцем, Мазур обошел камеру по периметру, держась подальше от мятого и ржавого ведра, здешних «удобств», снял пиджак, но по размышлении так и оставил его висеть на руке. Подпрыгнул, пытаясь заглянуть в окошечко, – не дотянулся, конечно. Стены покрыты рисунками и надписями, свеженькими и полустертыми. Смысл надписей непонятен, но рисунки загадки не содержат – женские органы, мужские, болтающемуся на виселице субъекту, чтобы зритель ненароком не ошибся, приданы все внешние признаки полицейского тщательно вырисованы фуражка, петлицы, френч… А вот второго полицейского поставили раком и имеют его, бедного, куда следует с помощью вовсе уж устрашающего мужского естества… «Вива революсьон!» это понятно… Ага, английская надпись: «Говорила Билли мамаша – не езжай к латиносам». Батюшки мои, а вот и три честных советских буквы: икс, игрек и еще кое-что из высшей математики…
Заскрипел засов. Мазур проворно обернулся к двери. Вошел самый обыкновенный человек средних лет, неброский и ничем не примечательный, чем-то удивительно напоминавший дона Херонимо: в сером костюме, темноволосый, но на здешнего уроженца вроде бы не похож…
В руке он держал две легких раскладных табуретки – брезент на дюралевых трубках, – тут же бросил одну Мазуру, уселся на вторую, подождал, когда закроется дверь (на сей раз снаружи ее не заперли, оставив даже щель), закурил, поморщился:
– Бог ты мой, как воняет… – и на столь же безукоризненном английском продолжал: – Что же, Кирилл Степанович, будем вместе думать, как вам выкарабкиваться из столь паршивой ситуации, да вдобавок вашу девушку вытягивать… Это нелегко.
Чтобы справиться с легкой растерянностью – что греха таить, имевшей место – и выиграть время, Мазур полез за сигаретами. Для того, что с большой натяжкой можно было именовать здешней атмосферой, лишняя порция табачного дыма ничего уже не решала.
– Хорошо держитесь, – сказал незнакомец. – Вы, конечно, не разведчик, но все равно – только слабый новичок начнет в такой ситуации делать глупую рожу и вопить: «Вы меня с кем-то путаете!..»
– Это же не теорема Ферма, – сказал Мазур. – Конечно, где-то на всех нас есть досье…
– …которые, уж простите, в нынешней обстановке пополнять легче, нежели при Советах, – подхватил незнакомец. – У нас на вас, у вас на нас… Короче, зовите меня Джон Смит, нужно же вам как-то ко мне обращаться, а? Вам объяснить, кого я представляю, или? Боитесь что-то сболтнуть? Ну, смешно… Хорошо, я конкурирующая фирма.
– Это которая? – спросил Мазур. – У вас их много…
– Господи, какая разница? Это в принципе неважно, а?
Кому-то может показаться странным, но Мазур немного успокоился: Ольге, теперь ясно, ничего не грозит, это не самодеятельность наглых нижних чинов, это фирма…
– Итак, – сказал Смит. – Кирилл Степанович Мазур, капитан первого ранга, «морской дьявол» экстра-класса, et cetera[29]… Что несколько пикантно, награжденный к тому же медалью ФБР за прошлогоднюю операцию «Медведь»… впрочем, ваши ее зашифровали как «Тайга», что, намой взгляд, столь же примитивно. Отчего это штабные крысы вечно выбирают из всех названий самое дурацкое? Вот и сейчас: вы свой рейд окрестили «Кайман», мы – «Анаконда». Бездна фантазии, а? Как убого…
– Не я же придумал.
– И не я, слава богу, – усмехнулся Смит. – Вы хорошо держитесь. Хотя не можете не отдавать себе отчета в серьезности вашего… и ее положения. Кирилл Степанович, ну какого черта вы вдруг связались с Глаголевым? Пиратствовали бы себе и дальше в теплых и холодных морях… Разведка, безусловно, не ваша стезя, вы же здесь не профи, а переучиваться слишком поздно…
– Хорошо, – сказал Мазур. – Считайте, я рыдаю по своей загубленной известными переменами жизни. На этом лирическое отступление кончится или нет?
– Положительно, вы мне нравитесь.
– Ничем не могу помочь, я гетеросексуален.
– Ах, Кирилл Степанович… Вы же напряжены, вы волнуетесь. Я бы тоже на вашем месте волновался…
«Ситуация, – подумал Мазур. – Вот поди угадай, что нужно делать – тянуть время или совсем наоборот? И подсказать некому… Или все же – тянуть? Или не тянуть?»
– Итак, побеседуем, как конкуренты…
– Нечестная конкуренция, – сказал Мазур.
– Вот уж нет, для этих игр самая честная… И коли уж вы начали в них играть, придется подчиняться правилам. Ситуация предельно проста: у вас есть приказ добыть нечто, у меня – обеспечить нашей стороне выполнение аналогичного приказа. Вы военный человек, прекрасно понимаете. Ничего личного. Я обязан выполнять приказ, вот ведь в чем сложность-то… Понимаете мое положение? Вижу, понимаете… И вряд ли станете ударяться в ненужную романтику: ругать меня последними словами, гордо становиться в позу… Я ж машина, инструмент, как и вы, дорогой. Война роботов, а? Что молчите?
– А что говорить? – пожал плечами Мазур.
– Верно. Прежде всего – оставьте иллюзии насчет того, что вас выручат, спасут, найдут. Вашего хвоста наши парни стряхнули еще на ярмарке… о, не злитесь, в разведке крайние меры применяются лишь в крайних случаях. Человеку просто стало плохо на жаре, отлежится, пройдет… Эти обезьяны – я имею в виду рядовых копов – искренне верят, что по приказу начальства взяли подозрительную парочку. Черт, да они и не поняли, что ваш паспорт был дипломатическим, простые ребята, не отличат дипломатический картон от медицинского диплома штата Юта…
– А лейтенант, конечно, ваш?
– Ну естественно. Иногда достаточно иметь одного-единственного человечка в ключевой точке. Словом, даже если вас уже и хватились, найдут очень не скоро – это не деревня, достаточно большой город… Я хочу, чтобы вы еще раз все обдумали и сами прониклись простой мыслью: помощи не будет.
– Предположим, проникся?
– Тогда пойдем дальше. Моя задача проста вы не должны добраться до озера… или оказаться в таком состоянии, что работать под водой заведомо не сможете. И путей для достижения этой незамысловатой цели у меня только три. Не более. Первый – остается труп. Ваш. Совершенно неважно, бесследно ли вы исчезнете или станете жертвой уличных грабителей. При любом раскладе этот вариант чреват излишними сложностями. Труп дипломата – это всегда скандал, шум, статьи в газетах… Мы, откровенно признаюсь, уже не имеем здесь того влияния, каким пользовались в былые годы. К чему лишний шум? Труп не проходит…
– Спасибо, – сказал Мазур.
– Кроме того, в большом городе гораздо труднее свалить все на герилью. Так что живите…
– Еще раз спасибо.
– Да что вы, не стоит, – небрежно отмахнулся Смит. – Нет тут ни капли гуманизма, просто такова игра… Вариант второй. Качественно ломаем вам руку, рациональнее всего – правую, после чего вы никак не сможете нырять… Не проходит. Можно оставить вас в камере на пару дней, напичкав препаратами, можно, вколов какую-нибудь гадость, подбросить на улицу. Опять-таки – шум, огласка, газеты, суета полиции… Отпадает. Руки у вас останутся целы, как и прочие детали организма…
– Спасибо, – поклонился Мазур.
– Не стоит… Что у нас остается? Третий вариант. Самый гуманный. Не стану испытывать вашу сообразительность, изложу сам. Незатейливый вариант под названием «Он выбрал свободу». Сразу скажу, не пытайтесь пообещать и не выполнить. Все уже просчитано. Для начала вы прямо здесь напишете кое-что достаточно, чтобы обратного пути не было и вы сожгли за собой мосты, потом несколько дней проведете в столице в надежном месте, а там – классическое выступление перед журналистами по весьма нехитрому сценарию…
– Чтобы тем временем ваша группа успела добраться до озер Чукумано?
– Естественно. Ну, само собой, деньги, «кадиллаки» и прочие пошлости автоматически. Более того, я уполномочен заверить: никто не собирается вас высасывать. В настоящий момент наша задача – не получить очередную пригоршню информации о вашем флоте, а извлечь наше нечто.
– И я должен вам верить?
– А у вас есть выбор, старина? Что-то не вижу… Итак… Как легко догадаться, у меня есть всего два метода – старые добрые пряник и кнут. Ну, с пряником просто – получите деньги, справим вам американский картон, поселитесь где-нибудь на морском побережье, катер купите… Годы уже не молодые, а? И это в любом случае лучше русской офицерской пенсии, вам не кажется? Ну, а кнут… Знаете, давайте сначала обговорим процедуру. Не нужно на меня прыгать, хорошо? Вы ведь оттого и уселись в такой позе, чтобы при необходимости попробовать меня достать… Кирилл Степанович, вы профессионал, но и я – тоже. Иначе бы, поверьте, до своих лет просто не дожил. Вам меня не взять, я успею отразить бросок, в самом лучшем для вас случае завяжется возня, этот орангутанг за дверью должным образом проинструктирован. – Смит оглянулся на приоткрытую дверь камеры. – По-английски он – ни в зуб ногой, но, едва начнется возня, обязан ворваться и дать вам прикладом по голове. После чего, как только вы придете в сознание, игра продолжится на тех же условиях… Не будете дергаться?
– Не буду, – угрюмо сказал Мазур.
– Буду верить… Так вот, окажись вы в одиночестве, у меня было бы гораздо меньше возможностей для нажима. Но в данном случае… Повторяю, я прилежно изучил ваше подробное досье, ваше прошлое… Она очаровательна, правда? Так похожа на вашу покойную жену… Поймите меня правильно, я не садист, не извращенец, у меня приказ… Привяжем вас к стеночке, так, чтобы ни в коем случае не смогли о нее расшибить голову, загоним взвод полицейских, снимут они штаны, и отдадут им сеньориту Ольгу на долгое веселье. Конечно, лейтенанта мы этим спалим – ну да черт с ним, ради успеха операции можно положить сотню таких обезьян… Эти болваны я о полицейских – и не будут знать сути, им-то скажут, что требуется расколоть бандитов из «Капак Юпанки». После налета на участок они обозлились, потеряв полдюжины своих. Здесь, в провинции, с герильеро не особенно возятся, это в столице еще сохраняют зыбкую видимость законности… Она-то в чем виновата? Совершенно посторонний в наших играх человек, обаяшка-аристократочка, жила себе, не ведая тревог, и вот из-за вас – такой конец… Конец, – повторил он с нажимом. – Ведь, если вы и после этого не согласитесь на нас работать, придется все-таки, не мудрствуя, оставить два трупа… А может, и не два. Один. Выбросим вас пьяного где-нибудь на улице, и, пока вы очухаетесь, ее уже найдут, и на трупе будет столько улик против вас – волосы там, кусок пиджака в руке, отпечатки пальцев, и убита-то она из вашего револьвера, и свидетели-то есть, почтенные граждане, даже лейтенант полиции среди них. Нажрался дипломат местной водки, пристукнул подружку – и не такое бывало. Вы, тем более, не аккредитованный здесь дипломат, а, по легенде, заезжий турист. Ничего вам местные власти сделать не смогут, но вышлют моментально. Что равносильно провалу возложенной на вас задачи. И вылетите вы дома в отставку, в лучшем-то случае, определят нищенскую пенсию, опять-таки в лучшем случае, и от некоторых жутких воспоминаний вы не отделаетесь до самой смерти, загадочная вы славянская душа… Вот так. Я вам изложил все. Ника ких поправок, корректив не будет. Все расписано, как по нотам. Строго определенное число ходов, вариантов, ответов на те или иные ваши действия. Вам нужно время на размышления? Могу дать, хоть и не особенно много, учитывая специфику ситуации. Ну… скажем, полчаса. Больше не могу при всем желании. Что скажете?
«Неожиданный ход, – сказал себе Мазур. – Единственный – черт, ну и зыбкий! – шанс в неожиданном ходе. Сейчас возможен один такой, не более, других просто нет…»
– Приведите Ольгу, – сказал Мазур.
– Что? – впервые за все время в глазах Смита мелькнула легкая растерянность.
– Вы что, не слышали? – грубо сказал Мазур. – Пусть приведут Ольгу.
– Зачем?
– Вы все верно рассчитали, – усмехнулся Мазур, превозмогая некоторое сопротивление собственной застывшей физиономии. – Кроме одного: в игре нас не двое, а трое. Она, конечно, в наших играх не замешана… но, коли уж речь идет и о ее жизни, имеет право сесть за рулетку рядом с нами. Пусть выслушает. Посмотрим, что она мне скажет.
– Вы серьезно?
– Совершенно, – огрызнулся Мазур грубо. – Никакого времени на размышления мне не нужно. Послушаю, что скажет Ольга… И тогда станет ясно, как мне поступить.
Пару минут стояла тишина. Смит напряженно думал, при этом не сводя с Мазура глаз, не расслабляясь. Бывает, люди от таких пауз седеют…
– Слушайте, Мазур, – отрывисто сказал, наконец, Смит. – До этого я мог довольно легко вас понимать. Сейчас, впервые за все время беседы, я вас не вполне понимаю. А это опасно. Не люблю я чего-то недопонимать в такой вот ситуации…
«Что тут непонятного, – мысленно сказал себе Мазур. – Единственный шанс красиво сдохнуть. Смит, судя по всему, не знает, что Ольга учена хитрым единоборствам… ее будут вводить в камеру, и появится шанс дернуться… наручников нет, она поймет и подхватит… Это шанс. Или-или. Или прорвемся наверх, если не придумает хитрый Смит какой-нибудь каверзы, или горячие латиноамериканские парни сгоряча порежут и меня, и ее из удобных, прикладистых бразильских автоматиков… и лучше уж так, чем пройти через все, что они нам приготовили, лучше уж так…»
– Не понимаю, – повторил Смит.
Собрав всю волю в кулак, Мазур с безразличным видом пожал плечами, ощущая холодную, смертную тоску:
– Что тут непонятного? Она имеет право участвовать в торге – и точка.
– Возможно, вы и правы… – задумчиво протянул Смит.
– Мне плевать, понимаете вы мою логику или нет, – совсем грубо сказал Мазур. – Либо играем втроем, либо… – Он сунул руку во внутренний карман пиджака и извлек тонкую авторучку. – Меня не обыскивали, только оружие забрали… Говорите, вы тоже профи? Посмотрим. Но мне кажется, я успею всадить себе эту штуку в сонную артерию раньше, чем вы до меня доберетесь. И – все. Я имею в виду, для меня все кончится. Я не увижу, что вы будете с ней делать, если будете… Я соскочу с поезда, ясно вам? Потому что… с чего вы взяли, милейший Джон Смит, что у меня нет подстраховки? Что я – единственный аквалангист в группе? Вы уверены, что качнули всю информацию о группе?
– Блефуете? – быстро спросил Смит. Мазур трескуче рассмеялся:
– А у вас есть шанс это моментально определить? Старина, я не разведчик, но я ведь профессиональный убивец, не забыли? Умею драться… А если есть второй аквалангист, с вас снимут шкуру, загонят резидентом в Антарктиду вербовать пингвинов до конца жизни… Нет? Ну что, рискуем? Считайте и дальше, что аквалангист – один… Считайте, что я блефую. Ваше право, в покере карт на стол не выкладывают… Приведете Ольгу?
– Черт бы вас, славян, побрал…
– Просто время другое, – сказал Мазур. – Лет пятнадцать назад вы бы мне пели про свободный мир, как Одиссеева сирена, а я бы в ответ цитировал Ленина… Сейчас другие времена, Джон. Загадочная славянская душа научилась торговаться. Вы же так хотели нас перекроить на свой манер, что же теперь-то стоите, как шведский король, громко пукнувший на официальном приеме? Приведите Ольгу.