Для выяснения этого нехитрого факта пришлось позвонить Сашке. Потому что календаря в обозримой близости не наблюдалось, вставать было лень, а телефон был под рукой. Сашка, напуганный звонком, крайне нелестно оценил ее умственные способности, сказав, что число вообще-то высвечивается на экранчике телефона, но, тем не менее, осветил суть вопроса. Число оказалось пятнадцатым. А месяц – маем, злорадно добавил муж, хотя это как раз было уже лишним. Что рожать ей в мае, она и сама прекрасно знала.
Пятнадцатое. Девятого, в праздник, мама звала ее поехать на дачу, а она отказалась. После этого Илья не звонил точно, а вот что было до… Первомай со всеми делами, так, тогда еще дождик шел, и Сашка торчал дома, надоедая ей диетической пищей. Но Илья не звонил. Пожалуй, последний раз это было где-то в конце апреля, точнее уже не вспомнить. Но тогда выходит – больше двух недель? Почти три. Это как-то неправильно. Он всегда звонил чаще, гораздо чаще, раз в неделю уж точно, иногда два… Нет, что-то здесь не то. Хотя что я? Это все как раз легко проверить.
Ирина, не мучаясь раздумьями, нажала на телефоне кнопку с номером Ильи. Соединение долго не проходило, потом раздались унылые гудки, потом включился автоответчик… Ну – значит, занят, не может подойти. Освободится, увидит вызов и перезвонит.
Через пару часов, так и не дождавшись, она позвонила снова – с тем же результатом. Тогда Ирина решила перезвонить поздно вечером, чтобы застать князя наверняка, но после прихода мужа как-то отвлеклась и о звонке позабыла.
Назавтра с утра Сашка возил ее на осмотр к врачу, тут уж ей было ни до чего, и про Илью она вспомнила снова только к вечеру. Схватилась за телефон – глухо.
Весь следующий день она набирала этот номер, как одержимая, раз в полчаса. Ну, или примерно так, она не считала. Бесполезно. Вернувшийся Сашка застал ее сидящей на кровати, злой и растрепанной, сжимающей в руке маленькую телефонную трубку, как горло злейшего врага.
– Что с тобой? – обеспокоился он.
– Да, черт, не могу князя нигде найти, – раздраженно ответила Ирина. – Уже три дня звоню, и все бестолку. Слов нет.
– Фу, слава Богу, а то я прямо испугался, – выдохнул Сашка с облегчением. – А зачем тебе князь? —
– Да, собственно, низачем. Просто вспомнила, что сто лет его не слышала, решила позвонить. И вот – не могу дозвониться. А я волнуюсь, где он.
Сашка, не знавший ничего о сложных историях Ильи и его бывших партнеров, не нашел в молчании Ильи ничего странного, и уж тем более ничего, из-за чего стоило бы волноваться. Ну, не отвечает, потом ответит. Но Ирину это не успокаивало.
– Нет, Саш, мне это не нравится. Он всегда звонил часто, а тут уже три недели, и телефон несколько дней молчит. Что-то не так.
Сашка пытался воздействовать на нее доводами разума.
– Ну хорошо, Ир, даже если что-то не так, что мы можем сделать?
– Хотя бы узнать.
– Ну, попробуй позвонить кому-то еще.
– Кому, Саш?! У него никого нет, по крайней мере, я никого не знаю. Не в посольство же обращаться. Санечка, ну ты же умный, ну подумай, как можно что-то узнать? Может, ты как-то через работу наведешь справки? У Ильи там компания, вы в бизнесе все друг друга знаете…
– Нет, я на тебя удивляюсь, – не выдержал Сашка. – Ты, в конце концов, журналист, или кто? Это твоя работа – добывать информацию, а ты сидишь, ноешь, и не даешь мне покою. Ты в интернете смотрела?
– Я в декретном отпуске, – огрызнулась Ирина. – Мне извинительно. Но, Санька, ты сто раз прав и вообще гений. Я сейчас же пойду поисковик запущу.
– Только вот не сейчас же, – ответил суровый Санька. – Ты и так достаточно вздрюченная, на сегодня тебе явно хватит. Сейчас ты пойдешь жрать кефир, потом – в душ под моим присмотром, а потом – в койку. А интернет завтра с утра будешь смотреть, уж за ночь-то точно ничего с твоим князем не произойдет.
Ирина, сознавая в душе мужнину правоту, неохотно подчинилась. Но уже на следующий день с утра она сидела перед компьютером, вздрагивая от нетерпения, как гончая собака, но при этом не очень понимая, с чего начинать. Все-таки надо было сделать это вчера, вместе с Сашкой, он бы наверняка знал, что делать, а у нее все мозги давно утекли куда-то в брюхо и сохранность интеллекта… Да какой там к черту интеллект!
Скорее от отчаяния, чем в расчете на реальную пользу, она ввела фамилию Ильи в окошечко большой поисковой программы. Через секунду на экране перед ней открылось двадцать с лишним страниц невнятных ссылок. Проглядев первые три, Ирина поняла, что этот вариант не проходит. Тут приводились ссылки были на всех возможных носителей этой фамилии, и, с учетом ее происхождения, это поле было не перепахать. К тому же здесь были в основном информационные справки, а то, что было нужно ей, могло относиться скорее к новостям.
Впрочем, новости – это тоже мысль. Есть же, в самом деле, новостные сайты. Ей нужен какой-нибудь французский, и если там будет впридачу свой поисковик… Да, но черт его знает, как Илья писал свою фамилию по-французски? Угадать это невозможно, а вариантов может быть куча. С этим, наверное, лучше дождаться Сашку, у нее и так уже начала болеть голова от этих буквиц и строчек.
И тут ее осенило. Конечно! Жж! Надо было сразу сообразить. Жж, или Живой журнал – это виртуальная тусовка, специальное пространство в сети, на страницах которого каждый, кто только хочет, может вести на любом языке свой дневник, открытый всему миру. Ну, или писать любые похожие глупости. Тут можно найти своих друзей детства, раскиданных по городам и весям, искать товарищей по любым экзотическим интересам, вешать любые объявления, участвовать в разнообразных нелепых конкурсах и многое другое. У Ирины была и своя страничка в жж, но это ей довольно быстро надоело, потому что тягу к писательству она вполне удовлетворяла на работе, где за это еще и денег платили, а жить виртуальной жизнью, где каждый может прикинуться кем угодно, она не любила. Лучше уж хоть какая, но настоящая и своя. Но вот в поисках Ильи жж вполне может ей помочь.
Ирина открыла основную страницу Журнала. Так. Наверняка здесь должно быть какое-то сообщество русскоговорящих жителей Франции. Да и Парижа тоже. И называться это должно достаточно просто. Попробуем так: france_ru.
Сработало. Перед ней раскрылась страничка искомого коммюнити. Ирина отлистала ленту дневника на месяц назад, до двадцатых чисел апреля, и побежала глазами по сторочкам.
– Дорожные работы под Амьеном;
– Как лучше добраться в Лион;
– Кто может посоветовать дешевые гостиницы в Париже;
– Выставка фотографии в Ницце;
– Впечатления от прогулки по горам.
Пожалуй, лучше посмотреть Париж. Она набрала в окошке новое имя: Paris_ru. Ну-ка, что здесь?
– Продам котят от чудесной ангорской кошки;
– Оказывается, в Париже на самом деле есть улица Старой Голубятни;
– Подписывайтесь на Парижский вестник, лучшую газету на русском языке;
– Вчерашние фотографии набережных Парижа.
Нет, это тоже, похоже, бесполезно. Если тут вдруг что-то и есть, ей этого никогда не найти в куче сообщений. А ведь еще есть комментарии. Ну-ка, а если попробовать пошарить тут поисковиком?
Она не сразу разобралась, где и что нужно правильно набирать, но в конце концов ей удалось справиться с задачей. По поиску на фамилию Ильи Живой журнал выдал ей всего восемь ссылок, и уже во второй из них Ирина прочитала следующее:
«Были вчера с Машей на кладбище Сен-Женевьев-Дю-Буа, на котором хоронят преимущественно всех наших. Маша захотела навестить могилу бабушки. Рядом проходили похороны, я заметила – было столько интересных людей. Узнала нескольких светских персонажей. Мы захотели узнать имя „виновника торжества“. Им оказался некто Илья Палей, потомок известной русской княгини, кажется, владелец какой-то крупной компании. Я поглядела – такой еще молодой, чуть больше сорока. Говорили – несчастный случай. Так бывает обидно, когда из жизни уходят молодыми, особенно если это мужчины, которых нам и без того не хватает».
Дальше шли пространные рассуждения автора по поводу одиночества в толпе людей и непонятой русской души, но Ирина уже бросила это читать. Наверняка, идиотка что-то перепутала. Надо посмотреть, что ей ответили – таких обычно быстро ставят на место. Под текстом было помечено восемнадцать комментариев, Ирина скорее щелкнула мышкой на эту страницу.
Первые несколько оказались беседой авторши поста с еще какой-то дурой, похоже, той самой Машей. Еще пара была просто не в тему, а в следующем комменте приводилась ссылка на статью из какой-то местной газетки.
«Наш корреспондент из Ниццы сообщает: вчера, тридцатого апреля, на приморском шоссе произошла крупная автокатастрофа. Автомобиль „Порше“, следующий в направлении города, не справился с управлением на крутом повороте, и, вылетев на высокой скорости за пределы шоссе, проломил ограждение, упал в пропасть и загорелся. Сообщение об аварии поступило от местного жителя, проезжавшего во встречном направлении. Водитель, оказавшийся широко известным в светских кругах Парижа князем Палей, очевидно, погиб на месте. Князь считался прекрасным водителем. Возможно, причиной аварии послужил внезапный разрыв шины, повлекший за собой потерю контроля над автомобилем на большой скорости, либо же неполадки с рулевым управлением. Полиция ведет расследование, но, поскольку автомобиль получил тяжелые повреждения во время пожара, установление точной причины аварии вызывает сомнения. Интересно, что подобным же образом, в случайной автокатастрофе на горной дороге, погибла в 1939 году бабушка покойного князя, светская красавица княжна Елена Палей. Трагическое совпадение невольно наводит на мысли о том, что семейные проклятия все же не являются предрассудками прошлого. Читайте об этом в наших следующих выпусках.
Редакция выражает глубочайшие соболезнования родным и близким покойного. Князь Палей будет предан земле на кладбище Сен-Женевьев-Дю-Буа, в фамильном склепе.»
Ирина отвела взгляд от экрана и закрыла лицо руками. Вот. Она как чувствовала. Ни фига, конечно, это не случайная авария. Больно уж вовремя она произошла – если, конечно, смотреть на ситуацию глазами месье Перена. Как говорится, кому выгодно… Но Илья, Илюша…
Все ее тело вдруг пронизала резкая боль. Ирина даже не обратила на это внимания, так было больно душе, но боль не отпускала, сосредотачиваясь в районе поясницы. Нечего было сидеть столько времени, скрючившись…
Она осторожно встала, держась руками за край стола, и тут ей на ноги неожиданно хлынул неизвестно откуда взявшийся поток горячей воды. Обругав себя коровой, Ирина стала искать глазами опрокинутую чашку, и только тут до нее дошло, что, собственно, происходит. Она схватилась за телефон.
– Сашка! Это я! Сашка, Илья погиб, разбился на машине. Я знаю, это подстроено. И да, вот еще что – я, кажется, все-таки собралась наконец рожать.
Все закончилось в тот же день, но уже поздно вечером. Роды прошли нормально, достаточно быстро – все же не в первый раз – и, можно сказать, легко. Если это слово в принципе уместно по отношению к такому процессу, как роды. Девочка родилась здоровенькой, нормального веса и роста.
Ирина лежала в своей палате, медленно приходя в себя. Сашка сидел рядом, держа жену за руку. Он мужественно пытался присутствовать во время родов, но после первой попытки упасть в обморок в родильном зале был врачами выдворен прочь, и остальное время просто пробегал в панике по коридору под дверью родильного отделения. К жене его пустили только тогда, когда все закончилось. В палату вошла сестра, неся запеленутую, как кокон, девочку.
– Дайте, дайте мне посмотреть, – протянула руки Ирина.
– Да куда вам, нельзя тяжелое, – медсестра вручила сверток Сашке.
– Нет, дайте сюда. Я не буду подымать. Сашка!
Муж протянул ей ребенка. Ирина перехватила дочку, прижала к себе, одновременно неловко пытаясь приподняться в кровати. Почувствовав эту возню, девочка тоже забеспокоилась, наморщила старческое розовое личико, пошлепала губами, открыла глаза. Сашка нагнулся к Ирине, помогая ей принять удобную позу, и получилось так, что она вдруг увидела перед собой две пары совершенно одинаковых карих глаз. Только одни большие, а другие маленькие и почти без ресниц. Она невольно разулыбалась им навстречу, чувствуя, как глаза наполняются слезами.
– Как мы ее назовем-то? – Спросил Сашка, забирая снова заснувшую девочку.
– Елена, – сразу ответила Ирина.
– Да? А что, вполне. Ленка. Аленка. Хорошо. Мне нравится. Ты это сейчас придумала, или давно решила?
– Давно, – ответила Ирина.
Она знала совершенно точно, что девочку должны звать именно так. И что это имя, без вариантов, было тем самым, которое Илья не назвал ей в день их последней встречи.
Спустя неделю, Ирина с дочкой благополучно вернулись домой. Как всегда бывает при появлении новорожденного ребенка, все в доме теперь было подчинено одной организующей идее и жило в едином ритме. Покормить, укачать, положить, переодеть, укачать, искупать, покормить – то, как работает этот метроном, известно каждой молодой матери. Между его четкими ударами с трудом удается выкраивать время для собственного сна, не говоря уже об удовлетворении каких-то иных потребностей. Ирина не была исключением. В ее случае ритм был задан тем более четко, что большинство времени она занималась девочкой одна. Мальчишки оставались на даче, ее мама организовывала их быт и не могла приехать помочь, Сашка, хоть и старался как мог, должен был все-таки еще и работать. Да Ирина и не возражала. Существование в режиме маятника, привязанного к младенцу, не являлось для нее чем-то новым и непривычным, в конце концов, третий раз – не первый, а навыки, казалось бы, надежно забытые с годами, легко восстанавливаются при первом же детском крике. Кроме того, для нее сейчас подобное состояние было практически целебным – в постоянной рутинной заботе о маленьком существе легко растворялись любые печальные переживания. Свежая боль и горечь воспоминаний об Илье постепенно вытеснялись из ее сознания необходимостью концентрации на уходе за дочкой, будучи словно стираемы мягкой детской губкой. Возможно, то, что она узнала о трагедии непосредственно перед началом родов, вызвало в Ирине некоторое странное, необъяснимое никакой логикой, но, тем не менее, устойчивое и успокаивающее ощущение непрерывности как перехода одного в другое. Илья исчез, но одновременно у нее появилась Аленка. Взамен утраченной привязанности образовалась новая, гораздо более сильная. Потеря друга смягчилась обретением дочери. Иррациональная идея того, что именно этот друг, убедивший ее в свое время сохранить эту дочь, теперь, исчезнув, как бы сохранился в ней, замкнув таким образом какой-то необъяснимый рассудком, но различимый подсознанием круг, странным образом не только помогала Ирине сохранять видимое и внутреннее спокойствие и не горевать слишком сильно, но как будто даже поддерживала ее чисто физически. Все трудные материнские обязанности первых дней, включая многочасовое ночное хождение с плачущей малышкой на руках, она выполняла легко и радостно, даже, казалось, не уставая и не нуждаясь в посторонней помощи. Молока хватало, грудь не болела, девочка исправно прибавляла в весе, сама Ирина не наблюдала у себя никаких осложнений, включая послеродовую депрессию, которой она побаивалась, помня ее прошлые проявления и зная свою к ней склонность. Но нет, на сей раз обошлось без этого. Все шло на удивление гладко.
Но в один из дней вдруг раздался телефонный звонок из Federal Express, почтовой службы срочной доставки. Вежливый формальный голос осведомился, точно ли она будет такой-то и такой-то, проживающей по этому адресу, и предупредил, что в течении двух часов ей будет доставлена посылка. В некотором недоумении Ирина решила, что это, должно быть, запоздавшее поздравление от каких-нибудь заграничных знакомых.
Через час с лишним посыльный в форме вручил ей небольшую коробку из серого федексовского картона. Адрес был надписан незнакомой рукой, по-английски, островатыми, немного готическими буквами. Ирина расписалась в ведомости, закрыла за посыльным дверь и пошла на кухню – вскрывать загадочную посылку.
Там оказалась упаковочная бумага. Даже скорее специальная пленка, вся в воздушных пупырышках, которые дети так любят раздавливать с легким хлопком. Ирина вытаскивала эту пленку слой за слоем, приходя все в большее недоумение. Так, борясь с пленкой, она почти упустила основное содержание посылки – черная бархатная коробочка размером чуть меньше ладони вывалилась вместе с очередным витком и упала к ее ногам. Ирина подняла коробочку, пожав плечами, тут же раскрыла…
На черном бархате перед ней лежала большая брошь – изящно изогнутая ветка, эмалевые листья, бриллиантовый цветок, и тут же яблоко – большой желтый камень. Ирина втянула в себя воздух, зажала рукой рот, чтобы не вскрикнуть. В происхождении этой броши у нее не было ни малейших сомнений – она своими руками купила ее в маленьком антикварном магазинчике на Арбате, и потом подарила Илье. Но что все это может значить?
Она ястребом накинулась на коробку. Там должно, просто обязано, находиться что-то еще, что-то, несущее в себе объяснение хоть чему-то… Вытряхнув остатки пленки, она на самом деле обнаружила на дне незаклеенный белый конверт.
Там было два письма. Вернее, два листка бумаги, исписанных менее, чем наполовину. Ни один из них не тянул на полноценное письмо. Один листок был исписан тем же остроугольным незнакомым почерком, что и надпись на самой коробке. Написано было по-французски. Ирина, не в состоянии ничего понять, досадливо отложила этот листок в сторону, посмотрела на другой…
Его написал Илья.
...«В связи с тем, как повернулись дела, я не могу быть уверен в том, что успею вернуться в Москву до торжественного события. В любом случае я хочу, чтобы малютка Елена (ты догадалась, что я выберу именно это имя, не правда ли?) получила мой подарок как можно быстрее после своего появления на свет. Я понимаю, что это всего лишь нелепый символ, но, тем не менее, мне хочется, чтобы это было именно так. Поэтому не удивляйся, получив неожиданную посылку. Если я опережаю события, просто отложи ее в сторону до нужного момента. Может быть, мне еще удастся вручить (таким маленьким детям возможно что-то вручить?) свой подарок самостоятельно. Но я хочу лишний раз подстраховаться – береженого, как говорится, Бог бережет.
Берегите и вы себя, мои девочки. С любовью,
Илья Палей.
30.04.
Париж».
Ирина, беззвучно плача, в который раз читала и перечитывала письмо. В дальней комнате проснулась малышка. Наступило время очередного кормления. Ирина побежала к ней, взяла на руки, занялась спасительной малышовой рутиной. Раздеть, протереть, оглядеть, надеть чистые вещички – этот нехитрый ритуал, будучи даже выполняем автоматически, тем не менее, оказал свое магическое успокоительное воздействие. Усевшись в свое кормильное кресло и поднеся малышку к груди, Ирина не только успокоилась, но и снова обрела способность мыслить логически.
Судя по дате, Илья написал это письмо в день аварии. Написал, приложил к нему брошь – и, очевидно, не успел отправить. Но кто-то все же сделал это теперь, месяц спустя. Тот же, кто написал другое письмо, французское. Может быть, как раз оно все объясняет? Зачем она не учила в детстве языков! Ну ладно, сейчас, вот только Аленка наестся, надо будет взять словарь и попробовать разобраться. Так. Но это не все. А брошка? Это тоже странно. Почему Илья прислал крестнице в подарок мою же брошь? Может быть, он хотел этим что-то сказать? Что может быть с ней связано, с этой брошью?
Ирина напрягала память так и этак, но в голове всплывал только вечер в посольстве и отвратительный Перен. Может, Илья хотел дать мне понять, что виноват именно он… Нет, глупо, потому что я и так знаю, что, если авария подстроена, то это сделал только Перен, а вот Илья-то как раз вообще не мог знать ни о какой аварии. Но было что-то такое, связанное с этим вечером, с этой брошкой, что должно навести на мысль…
Ну, а если все сначала? Мы пришли в посольство, я разделась, подошла к зеркалу, Илья подал мне брошь, я приколола ее к платью… Все-таки гадко со стороны Ильи было купить мне такое платье… Интересно, а где оно? Стоп! Я приколола брошь, но я же ее не откалывала! Мы встретили Перена, по дороге домой устроили разборку, я разозлилась на Илью и забыла отдать ему брошь… Черт возьми, так где же это проклятое платье?!
Ирина еле-еле поборола искушение вскочить и немедленно кинуться на поиски. И только когда малышка, причмокнув последний раз, отвалилась от груди с сонным видом, она тихонько поднялась, переложила свое сокровище в кроватку, и распахнула шкаф.
Вот оно, платье, висит себе прекрасненько в шкафу, застегнутое в чехле. Ирина вытащила вешалку, распахнула чехол – приколотая у плеча, там блестела золотая ветка.
Ирина дрожащими пальцами отцепила ее, вышла на кухню. Все это напоминало какой-то бредовый сон. Но нет – на кухне, в коробочке, по прежнему лежала вторая брошь. Ирина осторожно положила ту, что сжимала в кулаке, рядом.
И все поняла! Ну, может быть, не все, но хотя бы что-то. Илья прислал в подарок крестнице настоящую брошь! Ту самую, пожалованную Панае Государыней Императрицей! Фамильную реликвию, которую каким-то неизъяснимым образом ему удалось вернуть в свое владение. Но если Илья все же отнял ее у Перена, то кто же прислал ее в Москву после его смерти? Решительно, надо скорее прочитать чертово письмо.
Вооружившись французским словарем, с трудом разбирая готический почерк и тихо матерясь, через полтора часа Ирина методом даже не подстрочного, а подсловного перевода восстановила примерно следующее:
...«Chere Madame (это Ирина по понятным причинам переводить не стала),
Я был представлен вам… (следовали подробности знакомства), являясь близким другом князя Палей, приношу свои соболезнования (там тоже были подробности о том, какие именно соболезнования, Ирина не стала на них концентрироваться). Невосполнимая утрата… Утешение… Семейный злой рок… Князь не страдал перед смертью…
Как душеприказчик (сказано было не совсем так, там была длинная витиеватая фраза, но общий смысл сводился именно к этому), разбирая бумаги князя, я нашел вот это письмо, адресованное вам, а также вложение, каковые и направляю немедленно, согласно воле моего покойного друга.
Еще раз примите мои заверения… (следовал длинный перечень заверений).
С совершенным почтением,
Жоффруа Перен».
Когда вечером с работы вернулся Сашка, Ирина прямо с порога, торопясь и сбиваясь, стала рассказывать ему о происшедшем. Рассказ выходил путаный. История и сама по себе была достаточно смазанной, а то, что Ирина пыталась передать ее суть, обходя некоторые подробности, которых Сашке, как ей казалось, было лучше не знать, ясности отнюдь не добавляло. В конце концов ей все же удалось добраться до конца, и она потащила мужа смотреть письма и броши, так и лежавшие на кухонном столе.
Сашка прочел письма (он умел читать по-французски), покачал головой, внимательно оглядел обе броши.
– Н-да. Действительно, очень похожи, надо же. Хотя, если приглядеться, настоящая все-таки отличима. Камни совсем иначе играют. Сколько же может стоить такая штука?
– Господи, Сань, ну какая разница! Дорого, конечно, но дело сейчас не в этом! При чем тут брошка? Ведь он убил Илью, понимаешь, получил пакет акций и присвоил компанию.
Сашка покачал головой.
– Я в этом не уверен, Ир. И даже если вдруг так, доказать ничего невозможно. Уж если он на это пошел, то там все будет чисто, будь уверена. И потом, если все это так, с чего бы он тогда стал посылать тебе эту посылку?
– Ну как же ты не понимаешь? – Ирина прямо затряслась. – Именно то, что он послал, и говорит о его вине! Во-первых, его совесть мучила, он все-таки был с Ильей близок. А во-вторых, это такой красивый жест – дескать, вот вам ваши реликвии, последняя воля, нам чужого не надо. А на самом-то деле он гораздо больше получил, ему вся компания досталась! Ты пойми, он ведь и на самом деле думал, что мы с Ильей…
Тут она сообразила, что ляпнула лишнее, и осеклась. Но Сашка, кажется, не заметил. А может быть, подумала Ирина, рассказать ему все как есть? Про посольство, и про то, как Илья хотел обмануть Перена, показав ему меня, и… Хотя нет. Начнешь эдак откровенничать, увлечешься, да и ляпнешь еще чего лишнего. Правду, конечно, говорить легко и приятно, это все знают, а с другой стороны… «Не попадайся в час облавы, и не печатай дневников». Береженого Бог бережет. Она знает, что Аленка сашкина дочь, и помнит, что Илья для нее сделал, и этого хватит. Совершенно незачем отравлять сашкину душу ненужными сомненьями в попытках облегчить собственную совесть. Близких людей надо беречь, других не будет.
– Мне просто безумно жалко Илью, и обидно, что этот мерзавец так и останется… – несколько неуклюже повернула она разговор. – Сань, ну неужели мы совсем ничего не можем сделать? Может быть, если я все расскажу…
Сашка обнял жену за плечи, прижал к себе.
– Ириш. Я понимаю, что ты переживаешь, но ты сама подумай – кому ты расскажешь? И кто сможет принять тебя всерьез в такой ситуации? В лучшем случае решат, что ты охотишься за наследством. Кроме всего прочего, это может быть и небезопасно, а мне бы не хотелось, чтобы ты впуталась еще в какую-нибудь историю. Ведь если Илью на самом деле убрали, то там все очень серьезно, понимаешь? Так что оставь все, как есть. Нет, ну мы, конечно, будем его помнить, князя Илью. А потом Аленка вырастет, ты отдашь ей брошку и расскажешь всю историю. Может быть, даже напишешь наконец книжку. Про князя, про его замечательную бабку… Чтобы хоть что-то осталось.