– Осталось. Очень даже много осталось. Я никогда Илью не забуду…
– Конечно. Я понимаю, это все тяжело, вы с Ильей много общались, особенно под конец… Но ведь, строго-то говоря, мы с ним сколько были знакомы? Год? Чуть больше? Он, конечно, был очень интересный, неординарный человек, но, повторяю, мне бы страшно не хотелось, чтобы с тобой из-за этого случилась хоть какая-то неприятность. Ты мне обещаешь, что не будешь никуда лезть? Ирка? Ведь знаешь же – в первую очередь ты очень нужна нам. Нам всем – и мне, и детям.
Словно бы в подтверждение последних сашкиных слов в комнате проснулась и захныкала Аленка. Ирина подняла голову, улыбнулась мужу сквозь заплаканные глаза и побежала к ребенку.
В середине июня Виктор сказал себе – пора. Пора позвонить Ирине и узнать. Что, собственно, он хочет узнать, он не проговаривал до конца даже сам с собой, он вообще не очень глубоко вдавался во все эти рассусоливания. Он просто знал, что время пришло, его ребенок должен был родиться на свет и он, Виктор, должен его увидеть. А уж когда увидит, тогда и будет думать, что – потом.
Телефон Ирины у него был давно, еще с зимы. И не мобильник, который может меняться хоть раз в неделю, а надежный, домашний номер. Найти его оказалось совсем несложно. Он посмотрел у Нельки телефон этой Алины Владимировны, на даче которой познакомился тогда с Ириной, позвонил ей, представился, все чин-чином, да и сказал, что вот, ее подруга Ирина сдала им машину в сервис, оставила телефон, по ходу дела возникли вопросы о запчастях, а дозвониться он и не может. Так не подскажет ли она какой-нибудь другой телефончик, а то прямо непонятно, что делать. Альбина, конечно, помялась-помялась, но все-таки дала ему домашний телефон. Он еще тогда же позвонил, проверил, кто подойдет – и действительно, это была иринина квартира, полный порядок.
Виктор не стал тогда же с ней разговаривать, чтобы не волновать. Беременная, ей вредно нервничать, кто ее знает, будет еще с ребенком чего не то. Пусть вот родится, тогда и поговорим.
И вот время пришло. Виктор выбрал, когда на работе будет день посовбодней, на всякий случай, может, надо будет сразу подъехать, и позвонил. С утра позвонил, часов в одиннадцать. Специально рассчитал время – не рано, чтобы не разбудить, но и не так, чтобы поздно. Расчет оказался правильным – на третьем гудке в трубке раздался знакомый иринин голос.
– Да?
– Здравствуй, – сказал он вежливо. – Тебя уже можно поздравить?
Она моментально напряглась.
– Откуда у тебя вообще мой телефон? И с чем конкретно ты хочешь меня поздравить?
– Ну, телефон в наше время найти – невелика штука, – фыркнул Виктор. – А с чем поздравить, ты, небось, и сама понимаешь. Я хочу видеть своего ребенка.
Так и сказал, прямо и без фокусов. Я хочу видеть своего ребенка.
Ирина в трубке молчала. Долго молчала, думала, наверное, как отвертеться. А потом сказала:
– Хорошо. Имеешь право. Ты знаешь, где я живу?
Он не то, чтобы знал, но район, конечно, по номеру телефона примерно вычислил. Точный адрес пока не искал, но это было плевое дело. Так он ей и сказал.
– Примерно знаю, а что?
Вместо ответа она назвала ему улицу и номер дома. Объяснила еще, как лучше проехать, как будто он совсем чайник.
– Там, немного не доезжая, с полквартала примерно, есть сквер. Через час я туда выйду гулятьс коляской. Приезжай, побеседуем.
И повесила трубку.
Через час Виктор, как штык, приехал к нужному месту. Запарковал машину, зашел в этот самый сквер, стал закуривать. Сигарета чего-то никак не зажигалась, и он вдруг понял, что у него трясутся руки. Он выбросил сигарету и засунул руки в карманы джинсовой куртки, сжав их внутри в кулаки. И тут же увидел Ирину – она сидела на лавочке в углу сквера. Рядом стояла зеленая большая коляска.
Он подошел, присел рядом. Она подняла на него спокойные глаза.
– Ну, здравствуй.
– Здравствуй, – хрипло ответил он.
– Можешь посмотреть, – кивнула она головой на коляску.
Он привстал и, неловко наклонившись, заглянул внутрь. Там, среди чего-то белого с оборочками, еле видное, было маленькое личико. Жутко маленькое. Такого он как-то не ожидал. Ему казалось, ребенок – это хоть и небольшой, но здоровый бутуз, а тут… И не разглядишь. А еще он вдруг понял, что ведь даже не знает, мальчик это, или девочка. Спрашивать было неловко, но он спросил.
– Это… кто?
– Это девочка, – мягко ответила Ирина. – Ее зовут Елена. Ей двадцать дней, в длину она пятьдесят два сантиметра, весит четыре килограмма. И все это не имеет к тебе ни малейшего отношения.
– Как это? – опешил он. Последняя ее фраза была неожиданной и выбила-таки его из равновесия. Засмотревшись в коляску, он как-то расслабился.
– Очень просто, – Ирина говорила все так же мягко. – Это не твой ребенок.
– Откуда ты знаешь? – огрызнулся он.
– Я знаю совершенно точно, – она была непробиваема. – И могу тебе доказать.
– Если ты такая умная, чего ж ты мне еще тогда голову морочила? Прибежала, нашумела… Ты и сейчас меня морочишь!
– Тогда я сама запуталась. И в этом я, конечно, перед тобой виновата. Глупость сделала, да. Собственно, я из-за этого с тобой тут сейчас и сижу. Чтобы выяснить это раз и навсегда, и разойтись спокойно. И потом – тогда мне нечего было тебе показать.
– А сейчас?
– А сейчас есть. Смотри! – она вынула что-то из сумки и протянула ему.
Виктор автоматически взял. Зеркальце.
– И что я должен с ним делать?
– Посмотри в него. Какого цвета у тебя глаза?
Виктор и без всякого зеркала это знал, но все-таки зачем-то заглянул в него, как дурак.
– Ну, голубые. Или светло-серые там, а что?
– А у меня какие? – Ирина специально расширила ему глаза, будто он так не видел.
– И у тебя серые.
– Вот, – сказала Ирина назидательно и поднялась со скамейки. – А у нее, у Аленки – карие. Точь-в-точь как у моего мужа, Сашки. Поэтому это – его ребенок. Ты генетику в школе учил?
Говоря все это, она осторожно вынула из коляски маленькое тельце, села вместе с девочкой обратно на скамейку, и осторожно, пальцем, стала теребить ее за нос.
– Ну проснись, проснись, малышка. Открой глазки. Ну, хоть на минуточку.
Девочка морщилась, забавно кривила губки. Виктор смотрел на нее, не отрывая взгляда. Малышке, очевидно, надоели иринины приставания, она захныкала, махнула вытащенной из-под одеяла крошечной лапкой – и открыла глаза.
Они показались Виктору огромными на этом крошечном личике. Огромные и темные, как вишни. Нет, даже как яблоки. Они смотрели прямо на него, и, казалось, все про него понимали. Виктору почему-то стало неловко.
– А при чем тут генетика? – Спросил он скорее для того, чтобы не молчать.
– Потому что кареглазость – ген доминантный, то есть он главнее, – охотно пояснила Ирина. – А светлоглазость рецессивный, или вторичный. Это значит, что у двух светлоглазых людей никак не может родиться темноглазый ребенок. И наоборот – если у ребенка карие глаза, значит, один из родителей должен обязательно быть кареглазым. Чтобы ему было откуда взяться, этому гену. Понимаешь?
– Ну и что? – тут же возразил он. – Ничего не значит. У меня вон и у матери, и у отца глаза карие, а я светлоглазый.
– Правильно, – кивнула Ирина. – Так может быть. Наоборот не может. Вот смотри, я тебе проще объясню. Ген, отвечающий за карий цвет – главный. За серый – слабый. У каждого человека – два гена, по одному от отца и от матери. Если из этих двух один попадется главный, будут карие глаза. Если оба слабые – серые. У твоих родителей было по два разных гена, у каждого – серый и карий. Они получились кареглазые. А тебе от них досталось, от каждого, по светлому гену. Поэтому ты светлоглазый и вышел. И со мной то же самое. Ни у тебя, ни у меня сильного карего гена нет. Вообще нет, а то бы он обязательно проявился. А у нее, – она кивнула на девочку. – Есть. И он мог ей достаться только от отца, моего мужа, потому что он кареглазый и у него этот ген присутствует. Теперь понятно?
Всю эту научную галиматью Виктор все равно, не сказать, чтобы так уж прямо и понял, но где-то внутри себя признал, что, пожалуй, верит Ирине. Не похоже было, чтобы она врала. Слишком уж она была спокойная и… уверенная, что ли. И девочка… Она не казалась ему своей. Глазища эти… Нет, наверное, все действительно так и есть, как Ирка объясняет.
Он, конечно, не стал ничего этого говорить вслух, еще не хватало. Просто сидел молча, но Ирина, похоже, все поняла и без слов. Она еще немного покачала девочку на руках, чтобы та снова задремала, потом, осторожно встав, вернула ее в коляску.
– Мы пойдем. Мне скоро кормить пора.
– Я вас провожу немного, – он тоже поднялся.
Они прошли несколько шагов, и уже возле самого выхода из скверика Ирина, словно вспомнив что-то, вдруг остановилась и повернулась к нему.
– Вить?
– Что?
– А вот скажи мне, вот ты пришел, нашел меня, стал разбираться со своим ребенком. Ну, и если бы я не смогла тебя убедить? Будь она, к примеру, голубоглазой, мне ведь и сказать было бы нечего. Или если бы вдруг и правда оказалось, что отец – ты. Что тогда? Что бы ты стал тогда делать, а?
Виктор секунду помолчал, не зная, что отвечать. Он и в самом деле не знал, что было бы, он не знал этого, идя сюда, не знал и теперь. Собственно, теперь это не имело никакого значения, но она спрашивала…
– Не знаю, – честно признался он. – Я про это не думал.
– Ну, смотри, – продолжала Ирина. – Вот есть я, моя семья, муж, дети, сама Аленка, ты со своей женой, это сколько человек? Семь? У всех своя жизнь, все устроено. И что – ты бы все это порушил? Из-за того, что что-то такое, по большому счету тебе не нужное, возможно, могло бы быть?
– Ну уж… Совсем, может, и не ненужное. Я еще не решил. И потом, ты это сама начала…
– Я начала, да. Сдуру. Глупость была, я себя потом уж сколько ругала. Но я, когда поняла, все время пыталась тебя остановить, а ты как трактор… Я, между прочим, почти не удивилась, когда ты сегодня позвонил. Я все время думала, что ты появишься. Но все равно тебе это было не нужно по-настоящему. Ребенок, когда он взаправду нужен, ради него такое делаешь, такие горы можешь свернуть… Только это каждый день, понимаешь? А не так, чтобы через полгода пойти искать. Тебе не нужно было, просто хотелось на своем настоять. Ну да ладно, оно так и к лучшему. Чего теперь ворошить? Я на тебя не в обиде, и ты меня прости, если что. По рукам?
Она протянула ему ладошку. Виктор подождал секунду – и торжественно ее пожал. Когда они разжали руки, Ирина кивнула ему, взялась за коляску и покатила ее вдоль тротуара. Виктор, стоя на месте, глядел ей вслед. Дойдя до угла ближайшего дома, она обернулась, помахала рукой – и скрылась. Виктор снова вытащил сигареты и, быстро затянувшись, пошел к машине.
Ирина вернулась с дочкой домой. Приближалось время очередного кормления, девочка, так и не уснув как следует после побудки, возилась и хныкала в коляске. Ирина быстро-быстро, торопясь, пока хныканье не перешло в громкий рев, вымыла руки, переоделась, стала разворачивать прогулочное одеяльце. На этом месте детское терпение кончилось. Все остальные процедуры пришлось-таки проводить под возмущенный детский аккомпанемент.
Уложив накормленную и затихшую дочку, Ирина прошлась по квартире, выпила чашку чая, пожевала чего-то из холодильника. Ни готовить, ни разогревать себе одной не хотелось. Вот вернется Сашка, он обещал не поздно, вместе есть гораздо интереснее. И вообще надо, пожалуй, в скором времени перебираться на дачу, а то мальчишки там с бабушкой совсем одичают, да и она по ним соскучилась. Пусть привыкают к новому члену семьи. Вообще здорово, когда они все вместе.
В спальне захныкала Аленка. Ирина вернулась туда, покатала тихонько кроватку туда-обратно. Малышка затихла. Ирина забралась на свою кровать, легла с краю, держась рукой за прутья детской кроватки и продолжая ее покачивать. Туда-сюда, туда-сюда. Тихо-тихо.
Разбудило ее хлопанье входной двери. Она вскочила, плохо соображая спросонок, что происходит. Угораздило же вот так заснуть в середине дня.
Выйдя в прихожую, она обнаружила там вернувшегося мужа. Сашка стоял в окружении многочисленных пластиковых пакетов из ближайшего супермаркета.
– Ой, Санька, – удивилась Ирина, протирая рукой глаза. – Ты уже! А чего это у тебя в мешках?
– Да вот, еды добыл, пока некоторые все на свете проспали, – бодро ответил муж. – Как вы тут?
Шагая к ней навстречу, чтобы обнять, он задел ногой один из пакетов. Тот рухнул на бок. По всей прихожей весело раскатились здоровенные краснобокие яблоки.
Эпилог
– Мам? Мама!
– Угм? Чего ты?
– Ты где?
– Ем.
– Почему ты все время ешь?
– Не все. Только когда работаю. И вообще – это яблоко, а даже не еда.
– У нас история была. Сочинение проверили.
– По истории? Сочинение?
– Ну мам! Ты же сама его и придумала. Помнишь?
– А! Точно-точно. И как?
– Вообще-то пятак поставили. Но училка сказала, это потому, что написано много, и видно, что я старался. А по содержанию, сказала, это не история никакая.
– А что же?
– Она не сказала, что.
– А ты бы спросил.
– Да ну еще! Пятак поставила, и ладно. А будешь спрашивать, она еще передумает.
– Вот так всегда – я стараюсь, а тебе лишний раз спросить лень. Ну вот как мы теперь узнаем, что это было? Я была уверена, что история. Даже, можно сказать, рассказ. И теперь мы навсегда останемся в неведении, и все из-за тебя. Если бы Пимен, к примеру, был такой же ленивый и нелюбопытный, нам бы вообще никакой истории не осталось.
– Ой, мам, ну вечно ты со своими глупостями. Дай лучше мне тоже яблока. У тебя осталось?