— Пойду в брюках, — решила Марина. — В конце концов, я на больничном.
Школа встретила её унылой тишиной. Уроки. Марина, не снимая пальто и прикрыв лицо шарфом — пусть думают, что для профилактики, зашла в учительскую. На столе у окна, не ошибёшься, лежала стопка её журналов. Выставляя оценки, Марина отметила, что Арина многих учеников оценивала выше, чем она сама, так что за вторую четверть успеваемость во всех трех классах вполне заметно повысилась. Особенно это проявилось в десятом. Марина этот класс не любила. «Подлизывалась она к ним, что ли? — подумалось ей, но тут же вспомнились проверенные Ариной тетрадки. — Хотя вроде нет, в тетрадках она честно все ставила. Неужели у неё и тут лучше получилось? Кстати, тетрадки-то я могла бы и с собой захватить, балда». Закончив с отметками, Марина снова сложила журналы в стопку и стала ждать завуча — отчитаться о проделанной работе. Та вошла в учительскую вместе со звонком. Сурово кивнула Марине, словно отпуская её. «А могла бы, между прочим, спасибо сказать, все-таки человек больной пришёл отметки выставлять. Уйду я отсюда, точно уйду», — думала Марина, спускаясь со школьного крыльца.
По пути домой она разменяла доллары, зашла в магазин, накупила нехитрой снеди. Магазины были все украшены к Новому году, но Марину это трогало мало. У неё ничего нового впереди не светило, а деньги надо было экономить, неизвестно ещё, что впереди будет.
Не успела она раздеться и поставить сумки на кухню, снова заверещал телефон. «Ну, если опять этой корове что-то понадобилось…» Марина резко сдёрнула трубку.
— Алло!
— Ариночка, детка, как дела?
Марина сразу узнала этот голос. Мама, то есть Елена Петровна, прекрасная дама. Все это время она так нравилась Марине, так хорошо с ней обращалась, что Марина робко надеялась на то, что они подружились. Сейчас новой болью резануло, что придётся, скорее всего, позабыть и об этом знакомстве.
— Елена Петровна, это я, Марина.
— Мариночка? Ты здесь? А Аринка где?
— В Швейцарии, с Валей.
— Да что ты? Правда? Ну, слава Богу, я очень рада.
«Ну, ещё бы», — подумала Марина. Опасения её подтверждались.
— Мариночка, а как ты? У тебя все в порядке?
— Вполне, спасибо, — она изо всех сил старалась, чтобы голос прозвучал бодро.
— Я так переживала, Арина устроила эту глупую авантюру, тебя втравила. Как хорошо, что все кончилось. Ведь кончилось, правда?
— Правда, Елена Петровна. Вы извините, я только вошла, мне бы раздеться.
— Да-да, конечно, я не буду тебя задерживать. С наступающим тебя, детка.
И трубка умолкла. Марина, подержав её минутку в руке, зачем-то дунула в неё и осторожно повесила на рычаг.
Дня через три в квартире вдруг раздался звонок в дверь. «Кого это нелёгкая принесла?» — подумалось Марине, пока она вскакивала с дивана, нашаривала тапки и скакала открывать.
За дверью, вся обвешанная пакетами, как новогодняя ёлка, стояла Елена Петровна. У Марины упала челюсть.
— Мариночка, детка, а я к тебе. Не прогонишь?
— Елена Петровна! Какой сюрприз! Конечно, пожалуйста, проходите, — лепетала ошарашенная Марина, пытаясь помочь гостье с сумками.
— Я подумала, дай заеду, поздравлю тебя с праздником. В сам Новый год суеты столько, так я пораньше. Вот эту сумку — на кухню, эту тоже, а вот тут я тебе купила кое-что, потом поглядишь, ничего особенного. С наступающим тебя, девочка.
— Спасибо, и вас тоже. Зачем вы, не надо было…
— Почему не надо? Что ты за ерунду говоришь, это же Новый Год.
Марина не выдержала и снова расплакалась. Глядя на неё, Елена Петровна тоже достала откуда-то платочек и промокнула глаза.
Потом они пили на кухне чай со всякими вкусностями. Принесённого Еленой Петровной хватило бы небольшой роте солдат примерно на неделю. Пили чай и болтали.
— Арина, конечно, психопатка, но у неё выдался такой период тяжёлый. Митя уехал. Ещё счастье, что она встретила именно тебя, ведь подумать, что могло бы случиться… Между нами, я считаю, Валя совершенно напрасно не давал ей работать. У неё такая изящная дамская специальность, непыльно, нетрудно, а была бы занята делом, не лезло бы в голову всякое. Хорошо, что все так закончилось, а то от неё можно было такого ждать… Завела бы, ещё не хватало, какого-нибудь любовника, узнал бы Валя, скандал и вообще…
«Это вы про меня не знаете», — мрачно подумала Марина. Но упоминание о работе натолкнуло её на мысль.
— Елена Петровна, — начала она, осторожно подбирая слова. — А вы не могли бы при случае… Понимаете, я… В школе не платят почти ничего, и я тут думала, не попробовать ли мне пойти в домработницы, что ли… Вы бы не дали мне рекомендацию? Или, может, вам из знакомых кому-нибудь нужно?
— Я так сходу не соображу, но узнать могу. И рекомендацию дам, конечно, какой вопрос. Ты же мне не чужой человек, дочка, можно сказать, — Елена Петровна хитро улыбнулась и подмигнула Марине. — Но ты не спеши. Мне почему-то кажется, что в этом году у тебя будут ещё сюрпризы.
Вопреки посулам Елены Петровны, оставшиеся до Нового года дни прошли совершенно без всяких приключений. Марина вела тихую размеренную жизнь и уже почти уговорила себя доработать все-таки в школе до лета, и только потом заняться поисками нового места. Тридцать первого декабря она, совершенно не собираясь ничего праздновать, часов в семь садилась за свой нехитрый ужин, рассчитывая потом сразу залезть в постель и посмотреть «Иронию судьбы», как зазвонил телефон. Голос был незнакомым, мужским:
— Ариш, привет. Это я. Как самочувствие?
— Нормально, — ответила было Марина, и только тут сообразила, что это, наверное, и есть Аринин мужик по имени Пётр, которому надо было сказать: «Болею». Поэтому она поправилась: — То есть получше, но все равно пока болею.
— То-то я смотрю, у тебя и голос какой-то странный, — согласился незнакомый Пётр. — Новый год дома встречаешь, болезная?
— Ну, а где же? — искренне ответила Марина.
— Ну ладно. Мои поздравления. — И трубку повесили.
Марина пожала плечами и вернулась к ужину с диваном.
Часов в десять, когда в телевизоре Женя с Надей вовсю пели друг другу песни и выясняли отношения, раздался звонок в дверь. «Небось, соседка баба Катя пришла поздравить», — решила Марина. Она открыла, даже не зажигая свет в прихожей.
На лестничной площадке было темно. Из темноты на неё надвигалось что-то большое и мохнатое. Марина завизжала и отскочила в коридор, споткнувшись о сапог и налетев по дороге на вешалку.
— Без паники, — сказал басовитый голос. — Это я, Дед Мороз, всем подарочки принёс.
— Какой ещё Дед Мороз?! — Марине наконец удалось нашарить выключатель.
Первое, что она увидела, были шевелящиеся на уровне её лица еловые ветки. На одной поблёскивал большой красный шар. «Фу, наверное, кто-то квартирой ошибся, значит, убивать не будут», — подумала Марина и постаралась заглянуть за куст. Там обнаружился довольно симпатичный коренастый дядька средних лет, в кожаной куртке, с кучей пёстрых пакетов. На голове у него красовался яркий дед-морозий колпак.
— Вы, наверное, дверью ошиблись? — поинтересовалась Марина.
— Наверное. Ну-ка подскажите, тут проживает больная девушка Арина?
События явно выходили из-под контроля. Опять какой-то неучтённый Аринин мужик. Что с ним делать на этот раз? Признаваться, или…
«Признавайся или раздевайся», — всплыла в Марининой голове дурацкая считалка из её подмосковного детства, когда девчонки, краснея и хихикая, играли за сараями в бутылочку на признания. Та, которая не хотела говорить, кто ей нравится, должна была что-нибудь с себя снять.
Мужик тем временем деловито снял с себя куртку, разулся, поискал тапки и, не найдя, прошлёпал со всеми сумками в кухню прямо в носках. Так и не решив, что делать, Марина отправилась за ним.
В кухне мужик вручил ей еловый букет, а сам занялся потрошением сумок. Марина заметила блестящее горлышко шампанского, ещё какую-то бутылку, коробку конфет…
— Ты ёлку-то поставь пока, — обратился он к ней. — У тебя ведь своей нету, я угадал?
— Нету, — подтвердила Марина и пошла выполнять задание. Пока она искала вазу, наливала воду и пристраивала косматое творение, ей удалось немного собраться с мыслями.
— Петь, — не совсем уверенно позвала она, вернувшись в кухню.
— Ну, — отозвался мужик, резавший в этот момент батон колбасы.
— А я ведь болею, я ж тебя предупреждала.
— Так я предупреждён. Я тебе тоже говорил: больные женщины — моя слабость. Только между прочим, Ариша, — тут мужик бросил колбасу и серьёзно посмотрел Марине в глаза. — Зря ты мне не сказала, что вы с Валькой расстались. И что ты совсем на мели сидишь, тоже. Чего тут стесняться? Это жизнь, все мы такие. Мне-то, как старому другу, уж точно могла бы сразу сказать.
«Вот — мужик, — пронеслось в голове у Марины. — Муж Валька ему до фени, убогая обстановка его не смущает. Больных женщин любит… Ну как Арине всегда такие достаются? Хотя почему — Арине? Разговаривает-то он со мной… И квартира — моя. И это как раз у меня нет денег и мужа Вальки, а у Арины наоборот. Сейчас-то это уж совсем взаправду. А мужик — Аринин. Нечестно как. Всегда она меня как-нибудь да обжулит».
Мысли были запутанными и торопливыми, да и вообще для произнесения вслух не годились. Но надо было что-то сказать в ответ. Марина напряглась и выдала:
— С чего ты все это взял? — Не лучшая реплика, но по обстоятельствам сойдёт.
— Так, матушка, я все-таки журналист, хоть и редактор. Да брось, забыли, тащи лучше тарелки и подставляй бокал. Будем проводить профилактику от болезни. — Петя взял в руки бутылку, не ту, что с шампанским, а другую.
Бутылка оказалась марочным коньяком, новогодний ужин — самым вкусным в Марининой жизни, а Петя — замечательным мужчиной, на плече которого Марина мечтала засыпать всю свою жизнь. Говорят, как год встретишь, так и проведёшь. У неё появились вполне реальные шансы…
Первые дни после возвращения из Швейцарии прошли для меня в непрерывной круговерти маленьких радостных открытий. Мне внезапно понравилась наша квартира — то ли оттого, что я успела соскучиться по ней, то ли потому, что жить в ней осталось недолго. Мы решили со всей определённостью перебраться в Женеву, и Валька говорил, что ему нужно месяца три за все про все, чтобы разобраться с делами, так что к лету мы точно уедем. Меня радовали какие-то простые вещи, вроде полотенец в ванной, бутербродов к завтраку и свитеров в шкафу. Мы просыпались вместе, Валька ухитрялся заскочить пообедать дома и вечером возвращался не поздно. Одним словом, полнейшая сбыча мечт.
Так продолжалось дня три. После этого я стала замечать в себе какие-то непонятные настроения, которые напоминали странную тоску по школе, забавным детским мордахам и моим рассуждениям на тему любви и дружбы. Интересно, как они там? Я же даже отметок за четверть не успела поставить. Конечно, это и без меня сделали, но все-таки… Одновременно появилось ещё некое чувство, напоминающее угрызения совести по отношению к Марине. Она, конечно, тоже хороша, но все-таки… И что с ней случилось на вечере в Думе? Поссорилась с Гришей? Из-за чего? Этот вопрос вообще было бы неплохо разъяснить.
В шкафу я нашла некоторое количество тряпок, появившихся там усилиями Марины. Несмотря на внешнее сходство, вкусы наши, мягко говоря, были различны. Ни одну из этих вещей я не стала бы носить по доброй воле, но какое теперь моё дело? Хотя, наверное, надо бы их как-то ей передать… Она их выбирала, они ей нравятся. Нехорошо будет, если пропадут.
Ещё меня грызла ситуация с Петей. И даже Бог с ним, с неслучившимся романом, но он печатал мои статьи. Пусть дело теперь не в деньгах, но мне, черт возьми, понравилось их писать. Если бы из этого выросла профессия… Даже немного обидно уезжать, бросив на полдороге. Хотя почему бросив? Компьютер не проблема, писать можно откуда угодно. Чего не надо делать — так это ссориться с главным редактором.
А я с ним, собственно, и не ссорилась. Я болела. Что мне мешает поправиться и переехать? Я же не говорила, что развелась с мужем насовсем, я говорила: «Сложный период». Все может быть.
Мысли мои, конечно, несли в себе немалую толику лукавства, я это отлично понимала, но решила глубоко не вникать. Жизнь дала, вернее, подарила мне хороший урок, глупо было бы совсем уж ничем не воспользоваться. Но начать все-таки надо с Марины. Это уж без всяких оговорок честно и правильно.
Собирая в пакет её вещи, я, кажется, начала догадываться о том, что случилось в Думе. Платье. Дешёвое, наглое, совершенно дурацкое платье в вульгарных серебряных блёстках. Бедная Марина. Так мечтала о новогоднем вечере. Если она действительно ходила в этом, все понятно. Тётки такого шанса не упустили. Интересно, как Валька пережил публичный женин позор? Может, он от позора-то и собрался в Швейцарию? Хотя то, что он мне ни слова на эту тему не сказал, пожалуй, говорит в его пользу. А Гришенька, похоже, спасовал. Ну и подумаешь. Никогда он мне не нравился, было в нем что-то… мелкое. Скажу Марине, пусть не переживает. Подумаешь, тоже мне, дресс-код. Глупость какая.
Я быстро добралась до ставшего почти родным Марининого дома, припарковала машинку, вытащила все свои пакеты и поскакала в подъезд. Лестница, дверь, звонок. Никто не открывал. Надо было, конечно, заранее предупредить, ну да куда бы Марине деться из дома в каникулы, с утра пораньше. Небось спит ещё.
Я позвонила ещё раз, долго-долго. За дверью зашаркали наконец шаги, открылась щёлка, и в неё выглянула взлохмаченная Марина. Так и есть, дрыхла.
— Привет! Это я, Дед Мороз. Вставай, красавица, проснись, — и я шагнула в квартиру.
Марина была какой-то не такой. Во-первых, правда лохматой, во-вторых, какой-то смущённой. Но я, решив, что она ещё не проснулась, и не обращая на это внимания, сняла пальто, привычно кинула его на вешалку…
Оп-па! Там висела куртка. Мужская. Что-то было в ней неуловимо знакомое, мне бы сообразить, но я, не успев ещё по инерции сбросить взятый разгон и отыграть назад, шагнула в комнату.
И первое, что я там увидела, был Петя. Очень по-домашнему сидевший на незастеленном диване. Хоть на нем и были штаны, вся обстановка допускала только одну трактовку, и никаких иных.
Я растерялась. И разозлилась. И почему-то обиделась, причём на всех сразу. Наверное, этот коктейль чувств и называется ревностью. При этом я понимала, что, в сущности, ревновать не имею никакого права, но от этого было как-то ещё обидней. Нет, ну каков мерзавец. А ещё говорил, что помнит меня двадцать лет. А сам! Только я за порог — вот, пожалуйста.
Я прошла через всю комнату, плюхнулась на стул у письменного стола и с укором на них воззрилась. Как пишут в романах, сгустилась зловещая пауза.
Марина, не выдержав, пробормотала что-то нечленораздельное на тему того, что все люди взрослые. Тогда уж не выдержала я:
— Взрослые! Половозрелые! Совести нет. Я, конечно, все понимаю, но это просто нечестно. Что у тебя, других знакомых нету, ты все моих пытаешься украсть? И кольца отдай!
Марина не осталась в долгу:
— Это я-то! А ты сама! Это ты крадёшь мою жизнь! Разберись сперва, кем ты сама-то быть хочешь?! Это не я твоих мужиков краду, это ты у меня. То есть у тебя! Тьфу! Ты мне всю жизнь позапутала, и ещё недовольна!
И непонятно, до чего мы бы с ней договорились, но тут наконец пришёл в себя третий участник композиции. А придя в себя, Петя первым делом обрёл голос:
— Ну вы даёте, девушки! Это ж надо! Читал про такое, но, если честно, не верил. Арина, я не знал, что у тебя есть близняшка.
Тут до него дошёл следующий бит информации.
— Стоп-стоп-стоп! Вы не близнецы, вы клоны. И что, обеих Ариной зовут?
— Я — Марина, — довольно злобно представилась Марина.
— Девочки, не ссорьтесь! Это же здорово! Потрясающе! А главное — если вас и в самом деле двое, теперь-то уж точно хоть одна достанется мне! И, между нами, — эти слова он произнёс, поднимаясь и направляясь из комнаты, остановился на пороге и подмигнул мне, — я предпочёл бы даму, не испорченную влиянием Вали Волковицкого. Он слишком крут, мне за таким уровнем не угнаться. Но в целом ситуация, я считаю, заслуживает того, чтобы выпить. Я за шампанским!
Вот, собственно, и конец истории. С тех пор прошло полгода. Мы с Валькой живём в Женеве, в домике с красной крышей и видом на озеро. Митя навещает нас по выходным. Мы много путешествуем по окрестным Европам, о чем я потом скрупулёзно отчитываюсь в своей рубрике «Путешествия дармоедки». Петя взял меня в свой журнал внештатным иностранным корреспондентом.
Они с Мариной поженились. Я ещё успела до отъезда побывать у них свидетелем на свадьбе. Они только долго не могли решить, с чьей именно стороны свидетелем я буду. Марина ушла из школы, ведёт домашнее хозяйство и совершенно счастлива. Скоро у неё должен родиться малыш.
Между прочим — вы только не смейтесь — у меня тоже. Врачи обещают девочку. Интересно, они с Марининой дочкой тоже будут похожи?
Валентин Сергеевич Волковицкий отложил прочитанные бумаги, откинулся на спинку кресла, потянулся. За окном переливалось солнечными бликами Женевское озеро. Где-то в квартире Арина звенела посудой. Хорошо… Из Москвы сегодня пришли исключительно обнадёживающие известия. Расчёты себя оправдывали. Жизнь продолжалась.
Школа встретила её унылой тишиной. Уроки. Марина, не снимая пальто и прикрыв лицо шарфом — пусть думают, что для профилактики, зашла в учительскую. На столе у окна, не ошибёшься, лежала стопка её журналов. Выставляя оценки, Марина отметила, что Арина многих учеников оценивала выше, чем она сама, так что за вторую четверть успеваемость во всех трех классах вполне заметно повысилась. Особенно это проявилось в десятом. Марина этот класс не любила. «Подлизывалась она к ним, что ли? — подумалось ей, но тут же вспомнились проверенные Ариной тетрадки. — Хотя вроде нет, в тетрадках она честно все ставила. Неужели у неё и тут лучше получилось? Кстати, тетрадки-то я могла бы и с собой захватить, балда». Закончив с отметками, Марина снова сложила журналы в стопку и стала ждать завуча — отчитаться о проделанной работе. Та вошла в учительскую вместе со звонком. Сурово кивнула Марине, словно отпуская её. «А могла бы, между прочим, спасибо сказать, все-таки человек больной пришёл отметки выставлять. Уйду я отсюда, точно уйду», — думала Марина, спускаясь со школьного крыльца.
По пути домой она разменяла доллары, зашла в магазин, накупила нехитрой снеди. Магазины были все украшены к Новому году, но Марину это трогало мало. У неё ничего нового впереди не светило, а деньги надо было экономить, неизвестно ещё, что впереди будет.
Не успела она раздеться и поставить сумки на кухню, снова заверещал телефон. «Ну, если опять этой корове что-то понадобилось…» Марина резко сдёрнула трубку.
— Алло!
— Ариночка, детка, как дела?
Марина сразу узнала этот голос. Мама, то есть Елена Петровна, прекрасная дама. Все это время она так нравилась Марине, так хорошо с ней обращалась, что Марина робко надеялась на то, что они подружились. Сейчас новой болью резануло, что придётся, скорее всего, позабыть и об этом знакомстве.
— Елена Петровна, это я, Марина.
— Мариночка? Ты здесь? А Аринка где?
— В Швейцарии, с Валей.
— Да что ты? Правда? Ну, слава Богу, я очень рада.
«Ну, ещё бы», — подумала Марина. Опасения её подтверждались.
— Мариночка, а как ты? У тебя все в порядке?
— Вполне, спасибо, — она изо всех сил старалась, чтобы голос прозвучал бодро.
— Я так переживала, Арина устроила эту глупую авантюру, тебя втравила. Как хорошо, что все кончилось. Ведь кончилось, правда?
— Правда, Елена Петровна. Вы извините, я только вошла, мне бы раздеться.
— Да-да, конечно, я не буду тебя задерживать. С наступающим тебя, детка.
И трубка умолкла. Марина, подержав её минутку в руке, зачем-то дунула в неё и осторожно повесила на рычаг.
Дня через три в квартире вдруг раздался звонок в дверь. «Кого это нелёгкая принесла?» — подумалось Марине, пока она вскакивала с дивана, нашаривала тапки и скакала открывать.
За дверью, вся обвешанная пакетами, как новогодняя ёлка, стояла Елена Петровна. У Марины упала челюсть.
— Мариночка, детка, а я к тебе. Не прогонишь?
— Елена Петровна! Какой сюрприз! Конечно, пожалуйста, проходите, — лепетала ошарашенная Марина, пытаясь помочь гостье с сумками.
— Я подумала, дай заеду, поздравлю тебя с праздником. В сам Новый год суеты столько, так я пораньше. Вот эту сумку — на кухню, эту тоже, а вот тут я тебе купила кое-что, потом поглядишь, ничего особенного. С наступающим тебя, девочка.
— Спасибо, и вас тоже. Зачем вы, не надо было…
— Почему не надо? Что ты за ерунду говоришь, это же Новый Год.
Марина не выдержала и снова расплакалась. Глядя на неё, Елена Петровна тоже достала откуда-то платочек и промокнула глаза.
Потом они пили на кухне чай со всякими вкусностями. Принесённого Еленой Петровной хватило бы небольшой роте солдат примерно на неделю. Пили чай и болтали.
— Арина, конечно, психопатка, но у неё выдался такой период тяжёлый. Митя уехал. Ещё счастье, что она встретила именно тебя, ведь подумать, что могло бы случиться… Между нами, я считаю, Валя совершенно напрасно не давал ей работать. У неё такая изящная дамская специальность, непыльно, нетрудно, а была бы занята делом, не лезло бы в голову всякое. Хорошо, что все так закончилось, а то от неё можно было такого ждать… Завела бы, ещё не хватало, какого-нибудь любовника, узнал бы Валя, скандал и вообще…
«Это вы про меня не знаете», — мрачно подумала Марина. Но упоминание о работе натолкнуло её на мысль.
— Елена Петровна, — начала она, осторожно подбирая слова. — А вы не могли бы при случае… Понимаете, я… В школе не платят почти ничего, и я тут думала, не попробовать ли мне пойти в домработницы, что ли… Вы бы не дали мне рекомендацию? Или, может, вам из знакомых кому-нибудь нужно?
— Я так сходу не соображу, но узнать могу. И рекомендацию дам, конечно, какой вопрос. Ты же мне не чужой человек, дочка, можно сказать, — Елена Петровна хитро улыбнулась и подмигнула Марине. — Но ты не спеши. Мне почему-то кажется, что в этом году у тебя будут ещё сюрпризы.
Вопреки посулам Елены Петровны, оставшиеся до Нового года дни прошли совершенно без всяких приключений. Марина вела тихую размеренную жизнь и уже почти уговорила себя доработать все-таки в школе до лета, и только потом заняться поисками нового места. Тридцать первого декабря она, совершенно не собираясь ничего праздновать, часов в семь садилась за свой нехитрый ужин, рассчитывая потом сразу залезть в постель и посмотреть «Иронию судьбы», как зазвонил телефон. Голос был незнакомым, мужским:
— Ариш, привет. Это я. Как самочувствие?
— Нормально, — ответила было Марина, и только тут сообразила, что это, наверное, и есть Аринин мужик по имени Пётр, которому надо было сказать: «Болею». Поэтому она поправилась: — То есть получше, но все равно пока болею.
— То-то я смотрю, у тебя и голос какой-то странный, — согласился незнакомый Пётр. — Новый год дома встречаешь, болезная?
— Ну, а где же? — искренне ответила Марина.
— Ну ладно. Мои поздравления. — И трубку повесили.
Марина пожала плечами и вернулась к ужину с диваном.
Часов в десять, когда в телевизоре Женя с Надей вовсю пели друг другу песни и выясняли отношения, раздался звонок в дверь. «Небось, соседка баба Катя пришла поздравить», — решила Марина. Она открыла, даже не зажигая свет в прихожей.
На лестничной площадке было темно. Из темноты на неё надвигалось что-то большое и мохнатое. Марина завизжала и отскочила в коридор, споткнувшись о сапог и налетев по дороге на вешалку.
— Без паники, — сказал басовитый голос. — Это я, Дед Мороз, всем подарочки принёс.
— Какой ещё Дед Мороз?! — Марине наконец удалось нашарить выключатель.
Первое, что она увидела, были шевелящиеся на уровне её лица еловые ветки. На одной поблёскивал большой красный шар. «Фу, наверное, кто-то квартирой ошибся, значит, убивать не будут», — подумала Марина и постаралась заглянуть за куст. Там обнаружился довольно симпатичный коренастый дядька средних лет, в кожаной куртке, с кучей пёстрых пакетов. На голове у него красовался яркий дед-морозий колпак.
— Вы, наверное, дверью ошиблись? — поинтересовалась Марина.
— Наверное. Ну-ка подскажите, тут проживает больная девушка Арина?
События явно выходили из-под контроля. Опять какой-то неучтённый Аринин мужик. Что с ним делать на этот раз? Признаваться, или…
«Признавайся или раздевайся», — всплыла в Марининой голове дурацкая считалка из её подмосковного детства, когда девчонки, краснея и хихикая, играли за сараями в бутылочку на признания. Та, которая не хотела говорить, кто ей нравится, должна была что-нибудь с себя снять.
Мужик тем временем деловито снял с себя куртку, разулся, поискал тапки и, не найдя, прошлёпал со всеми сумками в кухню прямо в носках. Так и не решив, что делать, Марина отправилась за ним.
В кухне мужик вручил ей еловый букет, а сам занялся потрошением сумок. Марина заметила блестящее горлышко шампанского, ещё какую-то бутылку, коробку конфет…
— Ты ёлку-то поставь пока, — обратился он к ней. — У тебя ведь своей нету, я угадал?
— Нету, — подтвердила Марина и пошла выполнять задание. Пока она искала вазу, наливала воду и пристраивала косматое творение, ей удалось немного собраться с мыслями.
— Петь, — не совсем уверенно позвала она, вернувшись в кухню.
— Ну, — отозвался мужик, резавший в этот момент батон колбасы.
— А я ведь болею, я ж тебя предупреждала.
— Так я предупреждён. Я тебе тоже говорил: больные женщины — моя слабость. Только между прочим, Ариша, — тут мужик бросил колбасу и серьёзно посмотрел Марине в глаза. — Зря ты мне не сказала, что вы с Валькой расстались. И что ты совсем на мели сидишь, тоже. Чего тут стесняться? Это жизнь, все мы такие. Мне-то, как старому другу, уж точно могла бы сразу сказать.
«Вот — мужик, — пронеслось в голове у Марины. — Муж Валька ему до фени, убогая обстановка его не смущает. Больных женщин любит… Ну как Арине всегда такие достаются? Хотя почему — Арине? Разговаривает-то он со мной… И квартира — моя. И это как раз у меня нет денег и мужа Вальки, а у Арины наоборот. Сейчас-то это уж совсем взаправду. А мужик — Аринин. Нечестно как. Всегда она меня как-нибудь да обжулит».
Мысли были запутанными и торопливыми, да и вообще для произнесения вслух не годились. Но надо было что-то сказать в ответ. Марина напряглась и выдала:
— С чего ты все это взял? — Не лучшая реплика, но по обстоятельствам сойдёт.
— Так, матушка, я все-таки журналист, хоть и редактор. Да брось, забыли, тащи лучше тарелки и подставляй бокал. Будем проводить профилактику от болезни. — Петя взял в руки бутылку, не ту, что с шампанским, а другую.
Бутылка оказалась марочным коньяком, новогодний ужин — самым вкусным в Марининой жизни, а Петя — замечательным мужчиной, на плече которого Марина мечтала засыпать всю свою жизнь. Говорят, как год встретишь, так и проведёшь. У неё появились вполне реальные шансы…
Первые дни после возвращения из Швейцарии прошли для меня в непрерывной круговерти маленьких радостных открытий. Мне внезапно понравилась наша квартира — то ли оттого, что я успела соскучиться по ней, то ли потому, что жить в ней осталось недолго. Мы решили со всей определённостью перебраться в Женеву, и Валька говорил, что ему нужно месяца три за все про все, чтобы разобраться с делами, так что к лету мы точно уедем. Меня радовали какие-то простые вещи, вроде полотенец в ванной, бутербродов к завтраку и свитеров в шкафу. Мы просыпались вместе, Валька ухитрялся заскочить пообедать дома и вечером возвращался не поздно. Одним словом, полнейшая сбыча мечт.
Так продолжалось дня три. После этого я стала замечать в себе какие-то непонятные настроения, которые напоминали странную тоску по школе, забавным детским мордахам и моим рассуждениям на тему любви и дружбы. Интересно, как они там? Я же даже отметок за четверть не успела поставить. Конечно, это и без меня сделали, но все-таки… Одновременно появилось ещё некое чувство, напоминающее угрызения совести по отношению к Марине. Она, конечно, тоже хороша, но все-таки… И что с ней случилось на вечере в Думе? Поссорилась с Гришей? Из-за чего? Этот вопрос вообще было бы неплохо разъяснить.
В шкафу я нашла некоторое количество тряпок, появившихся там усилиями Марины. Несмотря на внешнее сходство, вкусы наши, мягко говоря, были различны. Ни одну из этих вещей я не стала бы носить по доброй воле, но какое теперь моё дело? Хотя, наверное, надо бы их как-то ей передать… Она их выбирала, они ей нравятся. Нехорошо будет, если пропадут.
Ещё меня грызла ситуация с Петей. И даже Бог с ним, с неслучившимся романом, но он печатал мои статьи. Пусть дело теперь не в деньгах, но мне, черт возьми, понравилось их писать. Если бы из этого выросла профессия… Даже немного обидно уезжать, бросив на полдороге. Хотя почему бросив? Компьютер не проблема, писать можно откуда угодно. Чего не надо делать — так это ссориться с главным редактором.
А я с ним, собственно, и не ссорилась. Я болела. Что мне мешает поправиться и переехать? Я же не говорила, что развелась с мужем насовсем, я говорила: «Сложный период». Все может быть.
Мысли мои, конечно, несли в себе немалую толику лукавства, я это отлично понимала, но решила глубоко не вникать. Жизнь дала, вернее, подарила мне хороший урок, глупо было бы совсем уж ничем не воспользоваться. Но начать все-таки надо с Марины. Это уж без всяких оговорок честно и правильно.
Собирая в пакет её вещи, я, кажется, начала догадываться о том, что случилось в Думе. Платье. Дешёвое, наглое, совершенно дурацкое платье в вульгарных серебряных блёстках. Бедная Марина. Так мечтала о новогоднем вечере. Если она действительно ходила в этом, все понятно. Тётки такого шанса не упустили. Интересно, как Валька пережил публичный женин позор? Может, он от позора-то и собрался в Швейцарию? Хотя то, что он мне ни слова на эту тему не сказал, пожалуй, говорит в его пользу. А Гришенька, похоже, спасовал. Ну и подумаешь. Никогда он мне не нравился, было в нем что-то… мелкое. Скажу Марине, пусть не переживает. Подумаешь, тоже мне, дресс-код. Глупость какая.
Я быстро добралась до ставшего почти родным Марининого дома, припарковала машинку, вытащила все свои пакеты и поскакала в подъезд. Лестница, дверь, звонок. Никто не открывал. Надо было, конечно, заранее предупредить, ну да куда бы Марине деться из дома в каникулы, с утра пораньше. Небось спит ещё.
Я позвонила ещё раз, долго-долго. За дверью зашаркали наконец шаги, открылась щёлка, и в неё выглянула взлохмаченная Марина. Так и есть, дрыхла.
— Привет! Это я, Дед Мороз. Вставай, красавица, проснись, — и я шагнула в квартиру.
Марина была какой-то не такой. Во-первых, правда лохматой, во-вторых, какой-то смущённой. Но я, решив, что она ещё не проснулась, и не обращая на это внимания, сняла пальто, привычно кинула его на вешалку…
Оп-па! Там висела куртка. Мужская. Что-то было в ней неуловимо знакомое, мне бы сообразить, но я, не успев ещё по инерции сбросить взятый разгон и отыграть назад, шагнула в комнату.
И первое, что я там увидела, был Петя. Очень по-домашнему сидевший на незастеленном диване. Хоть на нем и были штаны, вся обстановка допускала только одну трактовку, и никаких иных.
Я растерялась. И разозлилась. И почему-то обиделась, причём на всех сразу. Наверное, этот коктейль чувств и называется ревностью. При этом я понимала, что, в сущности, ревновать не имею никакого права, но от этого было как-то ещё обидней. Нет, ну каков мерзавец. А ещё говорил, что помнит меня двадцать лет. А сам! Только я за порог — вот, пожалуйста.
Я прошла через всю комнату, плюхнулась на стул у письменного стола и с укором на них воззрилась. Как пишут в романах, сгустилась зловещая пауза.
Марина, не выдержав, пробормотала что-то нечленораздельное на тему того, что все люди взрослые. Тогда уж не выдержала я:
— Взрослые! Половозрелые! Совести нет. Я, конечно, все понимаю, но это просто нечестно. Что у тебя, других знакомых нету, ты все моих пытаешься украсть? И кольца отдай!
Марина не осталась в долгу:
— Это я-то! А ты сама! Это ты крадёшь мою жизнь! Разберись сперва, кем ты сама-то быть хочешь?! Это не я твоих мужиков краду, это ты у меня. То есть у тебя! Тьфу! Ты мне всю жизнь позапутала, и ещё недовольна!
И непонятно, до чего мы бы с ней договорились, но тут наконец пришёл в себя третий участник композиции. А придя в себя, Петя первым делом обрёл голос:
— Ну вы даёте, девушки! Это ж надо! Читал про такое, но, если честно, не верил. Арина, я не знал, что у тебя есть близняшка.
Тут до него дошёл следующий бит информации.
— Стоп-стоп-стоп! Вы не близнецы, вы клоны. И что, обеих Ариной зовут?
— Я — Марина, — довольно злобно представилась Марина.
— Девочки, не ссорьтесь! Это же здорово! Потрясающе! А главное — если вас и в самом деле двое, теперь-то уж точно хоть одна достанется мне! И, между нами, — эти слова он произнёс, поднимаясь и направляясь из комнаты, остановился на пороге и подмигнул мне, — я предпочёл бы даму, не испорченную влиянием Вали Волковицкого. Он слишком крут, мне за таким уровнем не угнаться. Но в целом ситуация, я считаю, заслуживает того, чтобы выпить. Я за шампанским!
Вот, собственно, и конец истории. С тех пор прошло полгода. Мы с Валькой живём в Женеве, в домике с красной крышей и видом на озеро. Митя навещает нас по выходным. Мы много путешествуем по окрестным Европам, о чем я потом скрупулёзно отчитываюсь в своей рубрике «Путешествия дармоедки». Петя взял меня в свой журнал внештатным иностранным корреспондентом.
Они с Мариной поженились. Я ещё успела до отъезда побывать у них свидетелем на свадьбе. Они только долго не могли решить, с чьей именно стороны свидетелем я буду. Марина ушла из школы, ведёт домашнее хозяйство и совершенно счастлива. Скоро у неё должен родиться малыш.
Между прочим — вы только не смейтесь — у меня тоже. Врачи обещают девочку. Интересно, они с Марининой дочкой тоже будут похожи?
Валентин Сергеевич Волковицкий отложил прочитанные бумаги, откинулся на спинку кресла, потянулся. За окном переливалось солнечными бликами Женевское озеро. Где-то в квартире Арина звенела посудой. Хорошо… Из Москвы сегодня пришли исключительно обнадёживающие известия. Расчёты себя оправдывали. Жизнь продолжалась.