Я злорадно фыркнула.
   – Думать, Александр, научиться в принципе невозможно. Тут уж либо можешь, либо нет. Так же, как и логике, собственно. Хотя... Мне в самом деле однажды довелось прослушать курс логики, правда, математической, если вы знаете, о чем я. Это, правда, не совсем то же самое и не имеет отношения...
   Он перебил меня:
   – Матлогику? Где это вы ее слушали?
   – Ну, на физтехе, курсе на втором или третьем, кажется, читали нам... Какая разница?
   – Вы учились на физтехе? Нет, правда? Не может быть! – Он страшно оживился. Глаза впервые за всю нашу содержательную беседу зажглись подлинным человеческим интересом, голос потеплел. Контраст был просто поразительный. Может, не такой уж он и говнюк?
   – Ну да, училась. А что такого-то?
   – Да я же тоже закончил физтех! А когда вы учились?
   – Да давно уже.
   – А все-таки? Я тоже ведь не вчера...
   – Ну-у... Я закончила в девяностом году. А поступила, соответственно, в восемьдесят четвертом. Говорю же – давно.
   – Ну да? Здорово! А я в восемьдесят пятом! Ты... Вы на каком факультете учились?
   – Общей физики. Можно, кстати, и на ты, раз уж мы оба физтехи.
   – Не может быть. Ты что-то путаешь.
   – Вот еще. Почему это? Что ж я, собственного факультета не знаю?
   – Я тоже на нем учился. Я бы тебя помнил.
   – Ну так и я тебя не помню, это еще ни о чем не говорит.
   – Очень даже. Я же мальчик, а на физтехе, как известно, что ни плюнь, то мальчик.
   – А что ни девочка, то плюнь, – подхватила я старую институтскую шутку. – Но бывают и исключения. Вот я, например, была из таких исключений.
   – Постой-постой... – он смотрел на меня прищурившись, явно что-то соображая. – Рыжая. Восемьдесят четвертый год... Не может быть! Хотя... Тебя же Лиза зовут, да? Точно. Ты – Лиза. Лиза Новинская?
   – Да. Она – это я.
   Он смотрел на меня сияющими глазами. В них горел прямо неземной восторг.
   – Фантастика! Это надо же – так вот встретиться! Та самая Лиза Новинская! Да про тебя такие легенды ходили... Только ты потом куда-то пропала, вот я сразу и не вспомнил.
   – Ну извини. Я не виновата. И никуда я не пропадала, просто замуж вышла, с ребенком сидела, на лекции не ходила. Хотя мы все равно в общаге жили, там же крутились.
   – А муж твой тоже, что ли, из наших? А кто – может, я его тоже знаю?
   Я чуть было не ляпнула на радостях, что моим мужем был Коля Будберг, но вовремя успела подумать о последствиях и прикусить язык. Конечно, он его знал, Кольку все знали, он был звездой физтеха, а уж про наш факультет и говорить нечего, так что если назвать его, то тут же придется рассказывать, что да как, а потом неизбежно всплывут подробности нашей личной жизни, а зачем это мне. Я еще не научилась спокойно рассказывать об этом первому встречному. Поэтому я неопределенно махнула рукой.
   – Из наших, да, только еще на пару лет старше, вряд ли ты его знаешь.
   Этот ответ совершенно удовлетворил моего собеседника.
   – Нет, ну здорово! Через столько лет, вот так, в кабаке... Ну а ты сейчас где, что вообще?
   – Вообще... Да как-то... Мы же сразу после института в Америку уехали. Муж в аспирантуру там поступил. Так и остались. Живем, работаем.
   – Здорово! А ты приехала, значит. Надолго?
   – Как получится, – неопределенно ответила я. В детали мне, по понятным причинам, вдаваться опять не хотелось. И, чтобы не пришлось, я, согласно всем правилам, перешла в наступление и начала спрашивать сама: – А ты чем занимаешься? Между прочим, я-то тебя так и не припомню. Ты вообще кто?
   – Я Сашка Орлов, – радостно засмеялся он. – Ясно, что ты меня не помнишь, я на год младше учился, ты на таких салаг и не смотрела. Но я-то теперь тебя вспомнил. Ты же у нас первая красавица считалась...
   Получи, фашист, гранату. Заслужила.
   – Что ж, выходит, были когда-то и мы рысаками... То-то ты меня не узнал.
   Он опомнился.
   – Я болван. Конечно, ты и сейчас красавица. Просто изменилась, повзрослела... И потом – я же не ожидал тебя здесь встретить. Вася говорит – такая женщина редкая...
   Я не выдержала и засмеялась.
   – Что ты смеешься? Я серьезно.
   – Я тоже. Редкая, как гремучая змея.
   – И это тоже есть. Не без того.
   И мы хором захохотали.
 
   В общем, все получилось очень славно. Мы болтали взахлеб, вспоминая «минувшие дни» и то и дело обнаруживая общих знакомых, которых оказалось поразительно много, что было одновременно естественным и немного странным. Столько лет бродить в одной толпе по тем же коридорам и так и не познакомиться? Зато сейчас все к лучшему. Надо сказать (еще одно забытое ощущение, на этот раз из приятных), давно я не помнила себя настолько в центре сосредоточенного мужского внимания. Ну, когда каждое твое слово интересно, и ты знаешь, что не можешь сказать глупость, даже если вслух произносишь и не одну... Но, если честно, тут было не только это. К сладостному дыму воспоминаний тонкой струйкой примешивалось что-то еще... Ну, или мне очень хотелось, чтобы оно примешивалось, настолько, что я его, это что-то, здесь увидела, а увидев, тем самым превратила в реальность, и тогда Саша увидел его тоже, и от этого оно стало реальным на самом деле...
   Короче говоря, похоже, я ему нравилась не только и не столько в качестве бывшего однокашника. По крайней мере мне так казалось. Потому что мне этого очень хотелось, на самом-то деле. Настолько, что я не могла себе в этом признаться. Впрочем, возможно, тут в мою пользу просто сработала магия времени, когда он вдруг увидел во мне не сорокалетнюю бабу, приставшую в ресторане к его приятелю, а красотку-второкурсницу, познакомиться с которой, будучи новичком-салагой, даже не мечтал. И вот – алле-гоп, мечты сбываются! Весь вечер на арене звезда балета!
   Все дело-то, конечно, просто в том, что стереотипы, запавшие в душу с юности, могут жить там, законсервированные в рутине будней, почти вечно. И, если их случайно расковырять, окажутся такими же свежими, как в первый день. Но какая разница, что за чем стоит? Главное – вот он, сидит напротив, смотрит, не отрываясь, за каждым случайным жестом с готовностью видит красоту, за каждым словом – залежи ума... И я, со своей стороны, окунувшись в этот фимиам, пусть даже несколько залежалый, тоже расцветаю навстречу и действительно с каждой минутой становлюсь все больше похожа на себя ту, которую он вспоминал...
   В общем, как бы там ни было, над нашим столиком в воздухе густо замешивалось то, что называется «химией». Хотя к реальной науке эта деликатная субстанция не имеет никакого отношения, уж кому бы это и знать, как не нам, выпускникам лучшего технического института страны. Наш купидон Василий, кстати говоря, так и пропал со своей девицей, но мы и не вспомнили о нем ни разу до того момента, как я, случайно глянув на часы, не увидела на них только одну стрелку вместо двух.
   – Мама дорогая! Это что же – уже двенадцать? Мне пора...
   – Да ладно, – махнул рукой Саша. – Чего пора, время детское. Посидим еще, хорошо ведь...
   – Хорошо, правда, но все равно поздно. Метро скоро закроется, и вообще...
   – Чего? Какое метро, ты о чем?
   – Обычное. Буква М такая, знаешь? И поезда под землей.
   – Да знаю я метро, но при чем тут оно?
   – Я на нем езжу.
   – Лиза, – он взял меня за руку, – ну какое метро? Если ты без машины, я тебя отвезу, не вопрос. Где ты живешь?
   – На «Аэропорте». Тут недалеко. Но я сама отлично доеду.
   – Аэропорт? Это «Шереметьево», что ли? Так туда метро не ходит, что ты мне голову морочишь?
   – Это метро «Аэропорт», ты сам все перепутал. Нет, я пойду. Я спать хочу, поздно уже.
   – Ну ладно. Я тебя провожу, а потом вернусь. Наш вечер только начинается. А может, останешься? Надоело здесь, поедем куда-нибудь в клуб посидим?
   При мысли о клубе я решительно бросила на стол салфетку и поднялась.
   – Нет, спасибо. Я не любитель клубной жизни. Мне и здесь достаточно накурено.
   – Правда? – он с изумлением обернулся по сторонам. – А я и не замечал никогда...
 
   Мы вышли на улицу. Накрапывал дождик. От одной из машин в нашу сторону шагнул плечистый молодой человек с раскрытым черным зонтом наготове.
   – Спасибо. – Саша взял у него зонт и поднял надо мной.
   Я вертела головой по сторонам.
   – Так. Это бульвар, это... Петровка, кажется. Значит, к «Пушкинской» – мне туда?
   – Наверное. Но зачем? Ты что – пешком, что ли, идти собралась?
   – Ну да. К метро же. Да чего тут идти-то? По бульвару десять минут, меньше даже.
   – Да я тебя отвезу.
   – Не надо. Отлично я дойду, не выдумывай.
   – А дождик?
   – А знаешь, мне даже нравится... Дождь, ночной бульвар, листья шуршат, капли стучат... Как будто я снова студентка, буду идти по бордюру и прыгать через лужи. Класс!
   Меня до сих пор не отпустило то восхитительное, давно забытое, пьяное ощущение собственной абсолютной красоты и уверенности, что можно делать и говорить что угодно, все будет услышано и воспринято именно так, как надо. Саша посмотрел на меня как-то странно, но протянул руку.
   – Ну пошли, студентка.
 
   На бульваре было почти сухо. Кроны старых лип, перехлестнувшись где-то в вышине, не пускали вниз слабенькие струйки дождя, но воздух был влажным и свежим. Пахло почему-то скошенной травой. Мы, не закрывая зонта, шли под руку, и я боком чувствовала твердый локоть. Хотелось ткнуться головой в плечо, и пусть бы меня вели, вели... От плеча слегка пахло табаком, и мне почему-то это нравилось. Привыкаю?
   Мы шли молча, но это не мешало, наоборот. Бывает такое хорошее молчание, когда понимаешь, что молчишь вместе. Практически хором. Не потому, что не о чем говорить, а потому, что слова как-то не нужны, и без того славно. Хотелось идти и идти, но бульвар быстро кончился. Впереди появились огни Пушкинской площади. Я свернула с главной аллеи налево, к переходу.
   – Пойдем лучше справа перейдем, – остановил меня Саша.
   – Почему?
   – Потому что вдоль бульвара движение одностороннее.
   – Ну и что? – не поняла я.
   – Так слева – встречка, – пояснил он.
   Я все равно не поняла.
   – Машина там не проедет, по встречке-то.
   – Да какая машина? Ты о чем?
   Он подвел меня к краю бульвара. Там, на проезжей части, метрах в пяти от нас, прижавшись почти вплотную к левой кромке, то есть к самой бульварной ограде, стоял здоровенный джип.
   – Что это? Он что, за нами едет?
   – Ну да. Это моя машина, там ребята. Куда я – туда и они. А ты их хочешь на встречку загнать.
   – Извини, я не знала... Давай, я дальше уж сама. А то неудобно. Я гуляю по ночному бульвару, а за мной таскается сто человек.
   – Ну, не сто. Водитель и два охранника.
   – И еще ты. Ты такая крутая шишка, да?
   – Ну, не такая уж и крутая. Просто порядок такой.
   За время этой беседы мы дошли до самой площади. Впереди ясно горела красная буква М. Джип перебрался от левого края дороги к правому и медленно крался в пяти метрах за нами. Я чувствовала себя, как под прицелом. Все очарование ночной прогулки рассеялось. Уже не хотелось никуда идти, хотелось нырнуть в метро и избавиться от этого хвоста. Я ускорила шаг.
   – Все. Я пришла. Вот метро.
   – Может, все-таки подвезти?
   – Да нет, спасибо. Тут две остановки, я быстрее доеду.
   – А от метро?
   – И там два шага.
   – Лиз, знаешь что? Если ты такая самостоятельная, возьми зонтик. У тебя своего нет, чтобы ты там не намокла.
   – Ну спасибо. А как я тебе его отдам?
   – А ты мне позвони, и мы договоримся. И вообще не теряйся. Я страшно рад, что мы с тобой встретились.
   – Я, в общем, тоже. Спасибо за зонтик. Ну, я пошла.
   Я повернулась и толкнула тяжелую стеклянную дверь. Обернувшись, я еще успела увидеть, как Александр захлопывал за собой дверцу огромной черной машины. Спускаясь по эскалатору, я внутренне улыбалась сама себе. Хорошо.
 
   Все это происходило в пятницу. А позвонила я ему в воскресенье – не на следующий день, чтобы не мельтешить, а через один, чтобы повод совсем уж не смылился. Мне же нужно было вернуть зонтик, а как же? Нам чужого не надо.
   Выждала время, чтоб не с утра, чтоб наверняка не разбудить, не мешаться. Три часа дня – вполне по любым меркам прилично для умеренно-делового звонка.
   – Саша? Привет, не помешала? Это Лиза Новинская.
   – Лиза! Привет. Рад тебя слышать. – Голос слегка заспанный, хотя довольно бодрый.
   – Я тебя, похоже, разбудила?
   – Нет-нет. Все нормально. Ты позвонила через три минуты после будильника. Просто военная точность.
   – Все равно извини. Я как-то не рассчитала. А почему у тебя будильник? Сегодня же выходной.
   – Вот чтобы весь его не проспать, потому и будильник.
   – Понятно. То есть непонятно, но все равно здорово. Я, собственно, что звоню-то? Я должна вернуть тебе зонт.
   – Зонт. Точно. Без зонта мне никуда. Давай так – я сейчас тут встану-умоюсь, и через пару часов тебя подхвачу. Придумаем что-нибудь. Ты где живешь?
   – «Аэропорт». Который не «Шереметьево», а станция метро. На Ленинградке.
   – Классно. Значит, где-то в районе пяти. Я, как буду выезжать, тебе звякну. Созвон?
   – Созвон.
 
   И действительно, через два часа, как и было задумано, я села к нему в машину на Ленинградском шоссе. Машина в этот раз была другая – узкая серебристая двухместная сосиска, сидеть в которой, прямо скажем, не очень удобно. Зато отсутствовали шофер с охранниками, и это радовало. Я начала с того, что вручила пресловутый зонт владельцу.
   – Вот. Возвращаю в целости и сохранности.
   – Класс. Спасибо. Особенно Витек как рад будет... – Саша, не глядя, кинул зонт на заднее сиденье.
   – Какой Витек?
   – Да шофер мой. Это ж его зонт. То есть представительский, но он его блюдет, как родной.
   – Ах вот оно что. Ты, значит, передо мной чужими зонтами выпендривался. Знала бы – не взяла б.
   Ответом мне был непонимающий взгляд. Значит, надо тоньше.
   – Ну, или вернула бы прямо завтра, то есть вчера еще. Тебе хиханьки, а человек над казенным имуществом убивается. Он, может, ночь не спал, твой Витек...
   На этот раз подействовало. Засмеялся.
   – Н-да. Витек, не спящий над зонтом... Трагический образ. Куда поедем?
   – Откуда ж я знаю. Я тут, можно сказать, гость столицы. Погулять куда-нибудь... А знаешь что, – посетила меня идея, – поедем храм Христа Спасителя посмотрим. Который вместо бассейна «Москва». Я его и не видала толком еще.
   – Нет, поедем, конечно, – голос звучал как-то озадаченно. – Но я, вообще-то, имел в виду покушать...
   – Ну, съедим там чего-нибудь по дороге, если надо.
 
   Храм Христа Спасителя, возле которого мы запарковали машину с такой легкостью, как будто это было не в самом центре мегаполиса, меня поразил. Нет, подавил. Собственно, мельком и издали я видела его и раньше, и впечатление было примерно тем же – подавляющим, но когда вот так, вблизи... Огромный. На язык навязчиво просилось слово «монструозный», но про храм так говорить нельзя. Очень значительный. Из-за этой его величины даже нельзя было понять, красивый ли он. Почтительно задирая голову и глядя снизу вверх, мы обошли его по периметру. Это заняло у нас минут пятнадцать, потому что с задранной головой быстро ходить не получается. Завершив круг почета, я, потирая шею, решительно направилась к переходу, на Гоголевский бульвар.
   – Ты куда? – остановил меня Саша. – Мы же покушать хотели...
   – Да? Я вроде не хотела, но даже если и так? Я хотела по Гоголевскому пройти. Это противоречит?
   – Нет, нисколько. Просто вон там, – он махнул рукой в сторону Остоженки, – ресторанчик есть неплохой.
   – Да ну. Опять эту вашу фуа-гра перемороженную за бешеные деньги жрать? Пойдем, дойдем до Арбата, там чего-нибудь перекусим. А если не найдем, вернемся сюда. Машину-то ты все равно тут оставил.
   – Ну пойдем, пойдем, – вздохнул он сокрушенно. – Я уже понял: ты любишь гулять по бульварам. Пойдем.
   – Я просто гулять люблю, – возразила я. – Хотя по бульварам – тоже. А Гоголевский – вообще мой почти самый любимый.
   – Почему почти?
   – Потому что самый – Тверской. И еще Никитский.
   – Я же и говорю – любительница гулять по бульварам.
   – Ну и что – мне теперь взять вот так и признать, что ты прав?
   – А почему нет? Кроме того, я всегда прав.
   – Глупости, – фыркнула я. – Так не бывает. А если вдруг, то тебе же хуже.
   – Почему? – искренне поразился он.
   – Потому что хуже нет человека, который всегда прав. «Бойтесь того, кто скажет: я знаю, как надо!»
   – Почему – бойтесь? Кого я должен бояться?
   – Никого. Это цитата. Но если ты всегда прав, бояться тебе надо себя самого.
   Он озадаченно замолчал. Потом вдруг спросил:
   – Лиз, а ты кем работаешь?
   – Я? Никем. Я домохозяйка. А чего вдруг?
   – Ну, я просто подумал – если что, тебя же никакой начальник не вынесет.
   – Видишь, как всем повезло? У меня нет начальников.
   – А муж? В смысле, он разве тебе не начальник?
   Мне не хотелось вдаваться в подробности этой скользкой темы. Лучший способ перевести разговор – увести мяч на поле собеседника. Все так любят говорить о себе, что могут и не заметить неловкого перевода.
   – Ну, а сам-то ты? Судя по всему, большой начальник? И кем ты командуешь?
   Саша внезапно смутился. Совсем слегка, но тем не менее.
   – Ну, я так... Ерунда... Небольшой заводик...
   – А! – несколько преувеличенно обрадовалась я. – Ты не начальник! Ты у нас владелец заводов, газет, пароходов! Давай подробности!
   Собственно, я просто молола всякую ритмичную чушь, чтобы сбить его с темы моей семейной жизни, но неожиданно задела какую-то важную точку. Он весь подобрался и враз из расслабленного стал закрытым и колючим. Почти как тогда, в ресторане, когда Вася нас познакомил.
   – Откуда ты знаешь?
   – Что? Что я такого знаю?
   Господи, как же трудно с этими... Новыми русскими... Слова уже не скажи.
   Он смотрел на меня с подозрением, сквозь прищур.
   – Про пароход? Откуда? Я только в пятницу контракт подписал, еще и сделка-то не объявлена.
   Я заржала в голос.
   – Сашка, может, у тебя и есть пароход, но ты все равно балда! Это стихи! Детский стишок, Маршак написал, не помнишь, что ли? Их еще в школе учили.
   И я процитировала:
 
Мистер Твистер, бывший министр,
Мистер Твистер, миллионер,
Владелец заводов, газет, пароходов,
Едет туристом в СССР.
 
   Он заметно расслабился уже на фамилии Маршака, а к концу четверостишия тоже смеялся.
   – Надо же. Действительно забыл. Забавно. Тогда казалось – буржуйская жизнь такая, а теперь слушаешь – как прямо про нас он писал.
   – Почему про нас?
   – Ну как же? Я – владелец, а ты вот – турист.
   – Ну, если так... Может, у тебя еще и газета есть для полного сходства?
   Спросила, чтобы поддержать шутку, и опять попала. Он снова слегка застеснялся, как с заводиком.
   – Ну есть. Небольшая.
   – Как заводик?
   – Типа.
   – Газетка, заводик, и теперь еще – пароходик? А министром ты, случайно, не был?
   – Лизка! Перестань издеваться! Может, я сейчас копну поглубже, и окажется, что это ты – никакой не турист, а бывший министр.
   – Нет, – ляпнула я в запале. – Я не министр, тем более бывший, я просто миллионер.
   И сразу осеклась. Потому что – ой, не надо было. Ой, нельзя.
   Но он, к счастью, принял это за удачное продолжение шутки. Обошлось.
 
   Потом мы еще долго гуляли по Арбату, и Сашка, очевидно, вдохновленный моими литературными реминисценциями, зачем-то рассказывал мне историю своей жизни. Вернее, не всей жизни, а ее части, связанной с трудовыми подвигами. Как он, закончив физтех, сразу решил забросить науку и пошел заниматься только-только зарождающимся в стране бизнесом. В то время как мы с Ником поступали в аспирантуру и уезжали в Америку, Сашка стал хозяином небольшой фирмы, занимающейся всем на свете, но в основном, конечно, так называемым «купи-продай». Потом ему пришло в голову организовать частный банк, потом – небольшую, почти карманную биржу... А поскольку с головой у выпускника физтеха, в отличие от многих конкурентов, было все хорошо, то дело пошло на лад, да еще как пошло.
   Конечно, я не наивная девочка, и прекрасно понимала, что он не рассказывал мне всех подробностей, среди которых наверняка были и не очень приглядные, и не все в его жизни шло так гладко, как в этой немудрящей изустной истории, но масштабы содеянного все равно потрясали. Мы с Ником и сами, в общем-то, не сидели все это время на жопе и кое-чего достигли, но это было совершенно ничто в сравнении с... Ну и, конечно, мужчине, рассказывающему мне о подобных бизнес-подвигах так вот запросто, с полусмущенной-полуторжествующей улыбкой на лице, трудно было не вырасти в моих глазах.
   А в остальном, прекрасная маркиза... Да и в остальном все было хорошо. Мы бродили себе так, бродили, потом ужинали в маленьком грузинском подвальчике с замечательными шашлыками, потом, часам к девяти, Сашка отвез меня домой. Намекал на зайти выпить кофе, но я решительно заявила, что у меня не убрано. Хлопнула дверцей машины и зацокала к подъезду. Да, между прочим – я же весь вечер проходила на каблуках.
   Он позвонил через час. То есть я не знала, что это он, просто в сумке зазвонил телефон, я побежала в прихожую, долго не могла его там нашарить, наконец исхитрилась.
   – Ну, как уборка?
   – Какая уборка?
   – Ты же сказала – не убрано. Я подумал, может, ты уже прибралась?
   – С ума сошел? Я прибираюсь по средам, а сегодня что?
   – А-а. Значит, нельзя зайти? А то я тут недалеко.
   – Нет, пока нельзя. Спокойной ночи.
   Я улыбнулась и повесила трубку. Из зеркала напротив в полутьме прихожей на меня смотрело мое старое фото в полный рост. Глаза сияют, волосы вьются кольцами. Восемнадцать лет.
 
   Весь следующий день я прыгала вокруг телефона, как ненормальная. Как будто мне и в самом деле восемнадцать. «Может, не надо было вчера выпендриваться, а просто позвать на кофе-то, – лезли в голову умные мысли. – А то так и все, с концами». Просто дура. Единственным разумным действием, которое я сумела в этот день предпринять, было прогнать Сашкины имя-фамилию через интернетовский поисковик. И найденные результаты меня так впечатлили даже на фоне уже имеющихся сведений, что мысли заметались как-то еще нервнее. Поймите меня правильно, не то чтоб я была корыстной – я, в конце концов, и сама неплохо обеспечена, но когда понимаешь, что твой новый знакомый – владелец не только заводов, газет, пароходов, но и много-много чего другого, и вообще – фигура, как-то трудно оставаться совсем равнодушной. А я и до того находилась в растрепанных чувствах. В общем, подавив в себе судорожный позыв утащить мобильник вечером в ванную на время душа, я поняла – так дальше нельзя.
   И поэтому, как только наступило очередное утро, я вышла из дома, зашла в ближайшее турбюро и купила себе горящую путевку в Турцию. Вылет через три дня. На неделю.
   Следующие три дня у меня были плотно заняты делом. Оформить в агентстве загадочный ваучер, купить и поставить автоответчик на телефон, чтоб без меня был порядок, объяснить маме по телефону же, почему мне приспичило ехать на море... Оказалось, что мне еще купальник надо купить... Не так, кстати, просто было найти в Москве подходящий симпатичный купальник. В общем, думать глупости мне было просто некогда, мобильник болтался забытым в сумке, в конце концов он там разрядился и бесславно сдох. А заряжать его до отъезда я не стала, так и бросила дома незаряженным, и в Турцию с собой не взяла. Отчасти из высших соображений, отчасти же и потому, что мне надоело дергаться на Дашкины бесконечные звонки. Она мне трезвонила еще с субботы после вечера в «Оранжерее», но я не отвечала, потому что мне как-то не хотелось пока ей ничего рассказывать. Хотя и рассказывать толком-то было нечего, но почему-то тем более не хотелось. Свинство, конечно, но ведь не очень большое... Я твердо пообещала себе потом исправиться и все загладить.
   Да, и отчасти поэтому я сообщила Мишке, что улетаю на неделю, в самый последний момент, уже выходя из дома с чемоданом. Позвонила на работу, быстренько сказала – и была такова. И только уже садясь в самолет, я поняла, как ужасно хочу на море, и как мне нужен был этот отъезд. Вот нипочему, просто нужен просто мне, и все.
   Так оно всю неделю и было. Я и море. Мой отельчик оказался самым крайним в череде других отелей на пляжной полосе, и каждый день с утра я уходила далеко-далеко вдоль берега, на совсем дикий пляж, где была одна. Там не было ни лежаков, ни серфингистов, ни прочих купальщиков, только песок, серая мелкая галька и редкие жестковатые кустики полыни. И море, конечно же. Бросив полотенце на песок, я заплывала подальше и лежала там на прозрачной упругой воде, раскинув руки и ноги, как морская звезда. И это было замечательно, особенно потому, что при этом мне еще удавалось ни о чем не думать. То есть ни – о – чем, абсолютно. Счастье. Как будто мозг взял и выключился из действительности на неделю. Да так оно, строго говоря, и было.
 
   Когда я вернулась домой, на моем автоответчике было шестнадцать звонков. Десять – от Ника (интересно, что ему вдруг понадобилось?), два от Дашки, один неизвестно от кого, и три – Сашиных. Проигнорировав пятнадцать, на один я перезвонила. Трубку на другом конце взяли практически сразу.
   – О-о! Какие люди! Куда ты пропала?
   – Ездила отдыхать. А что?
   – Отдыхать? От чего? Ты же сюда за этим приехала?
   – От жизни, Сань. Это никогда не мешает.
   – Эт-точно. И как? Отдохнула?