Бялко Анна. Счастливый слон

   Но мне снова не повезло. Чертов гном завозился с доставкой, и вместо шоппинга я просидела в номере весь вечер и все следующее утро, ожидая, пока мне привезут мою коллекцию. Ее доставили только к обеду, и, учитывая, что выбор шубы дело серьезное, найти ее в незнакомом городе без языка непросто, а улетаю я завтра с утра, шансы мои были невелики.
   Злая как черт, я сидела в гостиничном ресторане, ковыряя тефтели в сметанном соусе, когда меня неожиданно окликнули.
   – Госпожа Новинская?
   Я кивнула, от неожиданности не сразу сообразив, что со мной говорят на чистом русском языке.
   Ко мне обращался молодой человек несколько странного, даже специфического вида. Я, пожалуй, не могла четко сформулировать, в чем именно заключалась его странность, но то, что она присутствовала, сомнениям не подлежало. Вроде бы все было на месте – лоб, глаза, рот. Аккуратная, стильная, даже немного слишком, одежда. Ну, нос несколько кривоват, но дело не только в этом. Молодой человек сам был как будто кривоватым – каким-то извилистым, излишне жеманным. Что-то в нем было неуловимо женское, парфюмерно-парикмахерское, причем достаточно противное. В общем, он мне не понравился. Впрочем, я в принципе не люблю, когда мне мешают за едой посторонние люди.
   – А в чем, собственно, дело? – хмуро спросила я, не поворачивая головы. Подумаешь, соотечественник. Это еще не повод приставать ко мне за обедом. Сейчас я тебя отправлю.
   – Слава богу, что я вас нашел! – воскликнул молодой человек. Он, не спрашивая и уж тем более не дожидаясь разрешения, уже отодвигал стул, собираясь сесть за мой столик. – Вы позволите?
   – Не позволю, – буркнула я, но молодой человек уже уселся.
   – Позвольте представиться, – радостно продолжал он, протягивая мне визитку. – Ваш коллега, Олег Белоподольский.
   Я автоматически взглянула на карточку. Волнистые края, шершавая бумага с золотыми блестками, золотые же завитушки имени. Специалист по вопросам искусства. Только этого не хватало. Да к тому же голубой, не иначе. И что ему от меня нужно?
   Собственно, это можно и вслух спросить.
   – Что вам от меня нужно?
   – Сейчас, сейчас, – всплеснул руками господин Белоподольский. – Сейчас я вам все объясню. Только минуточку. Вы позволите, я попрошу попить? Я так рад, что мне удалось вас застать.
   Я отложила вилку, подперла голову рукой и уставилась на него в мрачном ожидании. Все равно – невозможно обедать в такой обстановке. Пусть говорит, чего ему нужно, и отваливает.
   Но моя неприветливость, казалось, нисколько его не смущала. Он, махая, подозвал официанта, бодренько заказал ему кофе, и воду, и что-то еще, и при этом все время слащаво улыбался, как будто ему ириска к зубам прилипла.
   – Госпожа Новинская! – наконец, закончив суетиться, обратил он внимание на меня. – Вообще-то у меня к вам, не буду скрывать, важное дело.
   Я скептически подняла одну бровь.
   – Да-да, – подтердил он. – Важное дело. Скажите, это же вы приобрели вчера коллекцию Свенсона?
   Так его звали Свенсон, этого любителя пейзажей. Или Свенсон – это жадный гном? Впрочем, какая разница.
   – Приобрела, – пожала я плечами. – И что с того?
   – Я хотел бы купить ее у вас, – заявил товарищ Белоподольский.
   – Пожалуйста, – улыбнулась я. – Вот вернемся в Москву, я приведу ее в порядок, оценю, экспонирую – и милости прошу. Всегда рады понимающим клиентам. Вам, как коллеге, скидка.
   Он снова всплеснул ручками.
   – Ой, ну вы же все шутите, а я вам серьезно говорю. Важное же дело. Я предлагаю вам выкупить эту коллекцию сейчас, на месте. И заплачу хорошо. Сколько вы хотите?
   – Нисколько не хочу. Я вам уже сказала.
   – Ну Елизавета Дмитриевна! – Надо же, и имя узнал. Хотя это, конечно, тоже не фокус. – Ну что вы упрямитесь? Зачем вам эта коллекция? Ведь, между нами-то говоря, там ничего пристойного-то и нет.
   – Во-первых, откуда вы знаете? – отрезала я. – А во-вторых, чего тогда так за нее бьетесь?
   – Я, между прочим, – обиженно ответил Белоподольский, – раньше вас обнаружил эту коллекцию. Я еще перед Рождеством про нее узнал. И приехал, а мне говорят – поздно. Упаковывают ее уже. И хозяин этот, противный, никак не соглашался ни показать, ни уступить. Еле-еле его уговорил сказать, кто покупатель. Вот и пришлось к вам мчаться, хорошо, что застал.
   Так вот, оказывается, почему мне доставку задержали. Но гном-то, каков молодец, даром что жадина.
   – Вы мне не ответили, – напомнила я. – Вам-то она зачем, эта коллекция?
   – Да не мне, – ручки снова заплескались в воздухе. – Если бы мне, стал бы я к вам приставать. Мне она и даром не нужна. Ерунда одна. Но клиент! – он сделал значительную паузу. – Клиент. Уперся – подавай ему эту коллекцию, и все. А я что – я человек подневольный. Есть заказ – надо обеспечить.
   – А он-то откуда узнал? – не поняла я. – Она только-только в продаже появилась.
   – Так я же говорю, – Олег прижал руки к груди, демонстрируя отчаяние. – Я ее обнаружил под Рождество. У меня сеть в интернете раскинута, ну да вы знаете. И рассказал. А он, клиент-то мой, как загорелся! Вынь да положь ему коллекцию! Вот я и поскакал прямо на праздниках. Елизавета Дмитриевна! Уступите, будьте такой душечкой. Я вам тридцать процентов сверху дам. Даже тридцать пять!
   Если бы он не был так изначально несимпатичен мне с виду, я бы, наверное, не стала упираться. В конце концов, бизнес есть бизнес. Накрутила бы его, конечно, не на тридцать процентов, а на все пятьдесят – полторы цены – и продала. Какая мне разница – была бы прибыль. Но тут на меня как нашло что-то.
   – Уж извините, Олег, – в притворном огорчении покачала я головой. – Но не могу. У меня на нее свои планы. Вы скажите своему клиенту, пусть недельки через две зайдет в «Новины». Всего хорошего.
   И попросила счет у удачно проходившего мимо официанта.
 
   Вернушись в номер, я довольным взглядом окинула стопку упакованных картин – повезло, оказывается, вовремя успела. И гном, выходит, не врал про конкурентов. Вот ведь пустяк, а приятно. Молодец, Лиза. Сейчас еще шубу купить – и вообще будет красота.
   Но сразу после обеда выходить на улицу не хотелось. Посижу чуть-чуть, решила я, устраиваясь на кровати. Чуть-чуть, полчасика, а потом вызову такси и отправлюсь по магазинам.
   Разбудил меня телефонный звонок. Чертыхнувшись, я схватила трубку гостиничного аппарата, спросонья не сообразив, что звонить-то мне сюда некому. Те, кому нужно, знают мой мобильный. Но было поздно.
   – Елизавета Дмитриевна? – заструился в трубке противно-знакомый голос. – Я вас ни от чего не отрываю?
   Свободной рукой я нашарила выключатель прикроватной лампочки, жмурясь от вспыхнувшего света, кинула взгляд на часы. Половина пятого. Если поторопиться, по магазинам еще можно успеть.
   – Я собиралась уходить, – сообщила я в трубку. – Вы поймали меня буквально на выходе.
   – Не могу ли я случайно составить вам компанию? – спросил меня этот нахал. – Дело в том, что я неплохо знаю город, и мог бы...
   – Навряд ли, – оборвала я его излияния. – Я собиралась пойти купить себе нижнее белье.
   Вот тебе! Получи, фашист, гранату.
   Но его и это не смутило.
   – И прекрасно, – застрекотал он в трубку. – Со здешними магазинами я тоже неплохо знаком, и думаю, что сумею помочь вам в выборе. Вы предпочитаете Агент Провокатер или местный лен и батист? Скаген Линте – настоятельно рекомендую. Они еще шьют копии исторического викторианского белья и ночных рубашек и держат небольшой музей оригиналов – очень интересно.
   Ну точно, голубой. Но слов у меня больше не было. Один – ноль, ничего не скажешь.
   – Так я подымусь за вами? – он явно принял мое молчание за согласие. – Буду через десять минут.
   За отведенное время я, проявив чудеса собранности, успела окончательно проснуться, умыться и даже кое-о-чем подумать.
   Мне не нравилась эта навязчивость. Чем она вызвана? Ну не желанием же помочь мне в покупке исторически достоверных трусов. Чего ему так сдалась эта старая коллекция? Может быть, она представляет из себя какую-то ценность, которую не уловили ни я, ни наследники, ни старый гном-антиквар? Тем более не следует ее продавать. Впрочем, этого я не собиралась делать в любом случае.
   Чем мне может все это грозить, помимо общения с искусствоведом? Может ли он, к примеру, сейчас стукнуть меня по голове, сбросить в море и прибрать коллекцию к рукам? Навряд ли. Коллекция и таможенные бумаги оформлены на мое имя, гном его видел-знает, так что незамеченным все это не пройдет. И потом, это все-таки Европа, а не Москва, тут действуют какие-то нормальные законы. А вот когда я вернусь на родину... Впрочем, напомнила я себе, там за мной стоит Сашка с его службой безопасности, так что тоже можно не беспокоиться.
   На этой оптимистической ноте мои рассуждения были прерваны стуком в дверь. Вздохнув, я пошла открывать.
   Войдя и едва поздоровавшись, мистер Белоподольский уставился на стопку картин. Ее, конечно, было трудно не заметить в крошечном номере. Пауза затягивалась.
   – Хочу напомнить вам, – ядовито произнесла я наконец. – Что собиралась уходить.
   – Да-да, конечно, – опомнился он. – Простите, я отвлекся. Просто, сами понимаете... Вы случайно не передумали?
   – С чего бы? – пожала я плечами.
   – Ну, я не знаю, – ответ прозвучал как-то неопределенно. – Мало ли, всякое ведь бывает. Мой клиент, как вы понимаете, он ведь не очень простой человек. Вы женщина, работаете в Москве, это непростой город. Возникают разные проблемы...
   О, так это он, кажется, меня запугивает! Здорово! Все-таки я – голова!
   – Проблемы, конечно, возникают, – ласково улыбнулась я в ответ. – Это жизнь. Но моя служба безопасности отлично с ними справляется. Мне в свое время рекомендовал ее господин Орлов. Не желаете ли получить визиточку для своего клиента? Ну, на случай, если вдруг будут какие-нибудь вопросы?
   Никаких вопросов, как я и ожидала, больше не оказалось.
   – Конечно-конечно, – озарился улыбкой мой милый собеседник. – Я и не сомневался, Елизавета Дмитриевна, что у вас дело поставлено на серьезной основе. Ни на секунду не сомневался. Вы готовы? Куда прикажете вас сопровождать?
   – Готова, – кивнула я. – Вот только обуюсь.
   – А не могли бы вы тогда дать мне на секундочку описание коллекции? Хоть одним глазком заглянуть? Я вас не задержу, клянусь, только гляну разочек. Пожалуйста, Елизавета Дмитриевна?
   Просьба звучала так жалостно, что я, решив, что в этом не будет большой беды, достала из шкафа папку и протянула ему. Он коршуном кинулся на нее и зашуршал страничками. Но, как только я, надев пальто, заявила о своей окончательной готовности к выходу, покорно все закрыл и с улыбкой вернул папку мне. Бросив папку на постель, я погасила свет и вышла из номера.
 
   Никогда в жизни я не думала и даже предполагать не могла, что мужчина может быть таким полезным спутником при походе по магазинам. До сих пор жизнь упорно убеждала меня в обратном. Все знакомые мне мужчины, с которыми мне доводилось попасть в магазин, вели себя одинаково, то есть отвратно. Но нынешний мой спутник оказался просто подарком небес.
   Он знал, где находятся лучшие магазины города, что именно в них продают и какой там ожидается уровень цен. Он был в состоянии на глаз определить не только мой размер, но и пристрастия, а также соответствующие им фирмы. Он мог объясниться с продавцами на их языке, его не раздражало, когда я не могла определиться с выбором, он искренне давал мне довольно толковые советы и с интересом наблюдал за процессом примерки – с внешней стороны кабинки, естественно. В общем, до белья дело не дошло, но результатом двухчасовой прогулки по магазинам стала покупка исключительно удачных черных брюк, кашемирового свитера и замечательной теплой куртки, в которой, по уверениям продавцов и обещаниям производителя, мне были не страшны никакие морозы. И стоило все это весьма умеренно, особенно на московский масштаб.
   За ужином в маленьком ресторанчике, который мы выбрали по рекомендации Олега, я выразила ему свое восхищение вместе с горячей благодарностью.
   – Да что вы, Елизавета Дмитриевна, – улыбнулся он. Эта улыбка уже не казалась мне такой противной. – Совершенно не стоит. Я и сам получил большое удовольствие, честное слово. У вас прекрасный вкус.
   – Спасибо, но тем не менее – вы же не обязаны были таскаться со мной целый вечер.
   – А что бы я делал? Сидел в гостиничном номере, как сыч, и размышлял о провалившейся поездке? Кстати, вы не...
   – Нет, – быстро ответила я. – И давайте лучше не будем начинать снова. Все было так хорошо.
   – Не будем, – кивнул он, грустно улыбаясь. – Клянусь вашим новым нарядом.
   Мне стало его жалко. Тоже ведь – поехал человек, на праздниках, не по своей воле, да еще оказалось – совершенно напрасно. И кто его знает, может, этот клиент и правда жутко противный – а это я легко могла себе представить, успела сама повидать всякого. Я-то сама себе хозяйка, а он еще будет теперь выслушивать... Может, и правда уступить? Вот только если бы не эта его настойчивость... Я страшно не люблю, когда на меня давят. Все-таки за этим может что-то стоять. Нет, подожду по крайней мере до Москвы.
   Нам принесли еду, которая действительно оказалась выше всяких похвал. Мы мирно болтали о том, о сем, обсуждая каких-то обнаружившихся общих московских знакомых, тенденции развития рынка, предстоящие выставки и антикварный салон. Уже под конец, когда нам принесли кофе, Олег вдруг посмотрел на меня печальными глазами.
   – Елизаета Дмитриевна! Я уже все понял про коллекцию и уважаю ваше решение, но поймите и вы меня. Я живу от клиента до клиента, и рекомендации для меня – больше половины дела. А этот, сволочь, еще такой вредный попался. Может быть, вы все же могли бы хоть немного пойти мне навстречу? Ну не коллекцию, но, может быть, хоть пару картин из нее? Чтоб мне не совсем уж с пустыми руками возвращаться? Как вы смотрите на такой вариант?
   Такой вариант был вполне созвучен моим собственным мыслям. Кроме того, отказывать человеку, который только что проявил себя почти ангелом, протаскавшись с тобой пару часов по магазинам и накормил вкусным ужином, гораздо труднее.
   – Я подумаю, – сказала я благостно. – А вы прямо знаете, какие именно картины понравятся этому вашему клиенту?
   – Конечно, – встрепенулся Олег. – Пятая и восьмая в перечне по описанию. Так вы правда подумаете? Елизавета Дмитриевна, душечка! Спасительница моя!
   Расставаясь с ним перед входом в отель, я в очередной раз заверила Олега, что буду думать всю ночь, и пообещала сообщить, как только.
   – Даже среди ночи звоните, если что! – умолял он меня. – Прямо в любое время! Я глаз не сомкну.
 
   В номере, умывшись и надев халат, я села на кровать и раскрыла папку с описанием. Пятая и восьмая? Ну и что там такого особенного?
   Ничего не то, что особенного, там и интересного-то особо не было. Обе картины принадлежали кисти некоего Юргена Иогансена, чье имя мне лично не говорило ни о чем. На обеих были изображены пейзажи, зимний и осенний. К описаниям прилагались маленькие фотографии картин. Снег, березки, неяркие цвета, серое небо... Да, прошлый век, да, симпатично, но не более того. Из-за чего такие страсти? Может, я чего-то не понимаю? Я внимательно прочитала аттрибуцию, то есть историю картин. Иногда бывает, что за работу одного художника принимают работу другого, гораздо более знаменитого, но это был не тот случай. Обе картины были куплены у самого автора, так что никаких разночтений тут быть не могло. Странно.
   На всякий случай я решила позвонить Николаю Михайловичу. В Москве, конечно, поздно, но я знаю, что старик любит засиживаться заполночь. Я набрала на мобильном знакомый номер.
   – Николай Михайлович? Добрый вечер. Это Лиза, я вас не разбудила? Простите, что так поздно.
   – Лизонька? Здравстуйте, дорогая. Нисколько не разбудили. Рад вас слышать.
   – Николай Михайлович, у меня к вам несколько странный вопрос. Дело в том, что тут у меня...
   Я постаралась изложить происходящее по возможности внятно и кратко. Николай Михайлович внимательно слушал, и я прямо чувствовала за трубкой, как коллекционер встает в охотничью стойку.
   Я прочла ему описание с аттрибуцией, несколько раз назвала фамилию художника, все даты, какие могла найти. Старик какое-то время раздумывал, потом спросил:
   – Сами картины сейчас у вас?
   – Да.
   – Вы можете на них посмотреть?
   – Могу, но что я должна там увидеть?
   – Иногда бывает, что под одной картиной написана другая, более старая. Холсты были дороги, начинающие художники их перегрунтовывали и писали поверх...
   – И как я могу это увидеть?
   – Да пожалуй, что никак. Это может увидеть только реставратор или эксперт. Но, честно говоря, Лизонька, я думаю, что там ничего и не будет. Ведь антиквары ее уже смотрели?
   – Смотрели. И наследники смотрели. Николай Михайлович, кто он такой-то, этот Иогансен?
   – Да никто. В смысле, имя этого художника мне ни о чем не говорит. А в коллекции есть еще его работы, кроме этих двух?
   Я сверилась со списком. Всего работ Иогансена было четыре.
   – Да, есть еще две.
   – Попробуйте предложить вашему покупателю другие работы того же художника вместо этих. Если он откажется наотрез, значит, дело в холсте. Но, честно говоря, я все же сомневаюсь.
   – А чем тогда может быть вызван такой интерес?
   – Ой, Лизонька, да тысячи причин. У коллекционеров столько разных причуд, тут ведь не угадаешь. Как, вы сказали, покупателя вашего зовут?
   – Белоподольский. Олег Белоподольский. Такой, странноватый какой-то.
   – Да, есть такой. Я о нем слышал. Сам дела с ним не имел, но слышал. Он из молодых, не так давно работает, но, говорят, неплохой мальчик, старательный.
   – Да, это как раз заметно. Даже, я бы сказала, навязчивый.
   – Ну так Лизонька, он же посредник, дилер, что же вы хотите? Его, как волка, ноги кормят. У него работа такая. Он ведь под заказ просит, не для себя?
   – Нет, говорит – для какого-то клиента. Прямо из кожи вылезает.
   – Ну вот видите. А клиенты – они же разные бывают. Коллекционеры – народ непростой. Может быть, его, этого клиента, бабушка дружила с художником лично? Да мало ли что еще. Когда вы возращаетесь в Москву?
   – Уже завтра.
   – Когда будет минутка, позвоните мне, расскажите, чем кончилось. Или, возможно, я сам к вам загляну, посмотрю на вашу коллекцию.
   – Договорились, Николай Михайлович. Спасибо вам.
   – Не за что, голубушка. Доброй ночи.
 
   После беседы с Николаем Михайловичем я разворошила стопку картин и раскопала те, о которых шла речь. Это оказалось несложно. Гном, отдать ему должное, отлично упаковал работы, обернул картины в плотную бумагу и специальную пленку с пузырьками, проложил чем-то жестким, заклеил и надписал на каждой название, автора и порядковый номер. Вскрывать такую красоту страшно не хотелось – мне в жизни потом так не завернуть.
   Поколебавшись, я все-таки вскрыла одну из работ. В конце концов, если я решу продать ее Олегу, он сам и будет возиться с упаковкой. Картина далась мне не так-то легко, я два ногтя сломала, пока вытащила ее из всех шкурок. И, главное, похоже, что напрасно.
   Ну, пейзаж. Ну снег, ну березка на первом плане, вороны на ветках. Подпись художника в правом нижнем углу. Иогансен. Трещинки, краска потемнела – все как положено. Я немного поскребла краску ногтем, пытаясь определить толщину слоя – ничего. Перевернула картину – холст, подрамник, гвоздики. Нет, ничего не вижу. Я вам и не эксперт.
   И что с этим делать? Главное – продавать или нет? Так, в галерее, я выручу за нее тысячи три. Да еще рама, которую надо сделать, да еще налог... Да еще непонятно, купит ли кто-нибудь ее вообще. У меня таких тридцать семь, не считая тех, что уже висят на продажу.
   Я позвонила по номеру, который мне оставил Олег. Он схватил трубку на первом гудке.
   – Олег? Добрый вечер. Вы знаете, я, пожалуй, соглашусь.
   – Ангел! Ангел Елизавета Дмитриена!
   – Подождите, это не все. Я соглашаюсь частично. Я не хочу продавать вам восьмую картину. Только пятую. Согласны?
   Пятая была та самая, которую я распаковала.
   – А восьмую никак?
   – Нет. Я вспомнила, что у меня тоже есть клиент, которому нравятся именно такие пейзажи.
   Это я, конечно, прямо на месте соврала, и, прямо скажем, довольно по-дурацки, но это было неважно.
   – Ужасно жаль. Елизавета Дмитриевна, а не могли бы вы тогда уступить мне еще двадцать четвертую картину?
   Я схватилась за описание. Двадцать четвертой была картина вообще другого художника, правда, тоже северный пейзаж. Ерунда какая.
   – Возможно, Олег. Я подумаю и над этим. Но мы не обсудили вопрос цены.
   – Это не вопрос. Сколько вы за них хотите?
   – По пять тысяч евро за каждую, – ответила я, зажмурившись от собственной наглости.
   – По три. Ну хорошо, с половиной.
   – Ничего себе. Я иду вам навстречу, а вы еще со мной торгуетесь?
   Сговорились на четырех. С четвертью.
 
   В Москву мы с Олегом возвращались вместе. Поскольку все картины были оформлены на меня, мы решили, что проще будет так и вывозить. Олег не отходил ни на шаг, оказыая мне всевозможную и даже несколько утомительную помощь. Все прошло гладко, хотя я и раньше не стречалась в этом месте с какими-то сложностями.
   Олега встречала машина. Я еще не успела сообразить, не опасно ли мне садиться в чужую машину на родной территории, а уже весь багаж был погружен, и Олег услужливо открывал передо мной дверцу. «Ладно, не пропаду», – решила я, садясь.
   Меня довезли до галереи, помогли выгрузить все картины и отпустили в лучшем виде, очередной раз рассыпавшись в благодарностях. Деньги Олег отдал мне наличными, а от официального оформления продажи отказался, заверив меня, что клиенту это не важно. Единственное, о чем он меня попросил – отдать ему листы с описанием этих картин из коллекции. Но отдавать нумерованные листы, нарушая порядок бумаг, я решительно не захотела. Тогда он попросил сделать хотя бы ксерокс с описания этих двух картин, что я тут же и произвела. На этом наше общение с господином Белоподольским, специалистом по вопросам искусства, оказалось завершенным. Я вернулась к своей обычной суетной светско-торговой жизни и, признаться, довольно быстро забыла об этом эпизоде.
 
   В конце февраля в ЦДХ проходил очередной антикварный салон. Я пришла туда в самый первый день работы, когда простых посетителей еще мало, а экспозицию изучают в основном свои, такие же интересанты, как я. Не то, что я всерьез рассчитывала найти там что-то для себя, в смысле, для галереи, но всегда интересно посмотреть на достижения коллег.
   Я пробродила по выставке около часа, и в глазах у меня начинало слегка рябить от изящных безделушек, драгоценностей в старинных оправах и мебели на выгнутых ножках. Картин было немного, впрочем, на антикварных салонах их много и не бывает. Я встретила нескольких знакомых, поболтала о том-о сем, и уже почти собралась уходить, когда увидела на стенде крупного антикварного магазина еще несколько картин. На автомате я подошла поближе – посмотреть, и среди прочего увидала знакомую вещь.
   Это была моя картина. Ну, не моя конечно, но лично мной купленная, а потом проданная еще тогда, в Копенгагене. Та самая, из коллекции, по которой так убивался знаток искусства Олег Белоподольский. Сперва я как-то глупо обрадовалась, точно встретив старого знакомого, и только потом удивилась, вспомнив, что он вымаливал ее у меня для злобного клиента. Недолго, однако, клиент наслаждался трофеем. Хотя – мне-то какая разница, я свое заработала. Кстати, интересно, за сколько они тут ее продают?
   Я зашла на территорию стенда и небрежно спросила у девушки-продавца, указывая на картину:
   – А вон тот пейзажик почем у вас?
   Девушка как-то слегка дернулась, пробормотала: «Минуточку, пожалуйста», и скрылась за ширмой ар-нуво, которая отгораживала от посетителей внутреннюю часть стенда. Через секунду она появилась оттуда в компании вальяжного господина с бородкой, очевидно, владельца.
   – Вот, – указала она на меня. – Дама картиной интересуется.
   Немного удивленная всей этой возней, я, тем не менее, снова задала свой вопрос, адресуясь уже к господину.
   – Сколько у вас стоит эта картина?
   – Эта? – как-то с придыханием переспросил господин. – А вы в качестве кого интересуетесь?
   Что за чертовня? Что за театр они мне тут устраивают?
   Я извлекла из сумки визитку и протянула ее вальяжному мужику.
   – Будем знакомы, коллега. Меня зовут Елизавета Новинская, галерея «Новины».
   Мужик, не моргнув глазом, тоже извлек визитку откуда-то из кармана.
   – Очень приятно. Иван Демидов. Проходите, коллега, присядем.
   Мы действительно сели тут же, не заходя за ширму, за старинного вида стол. Я в изумлении пялилась на происходящее.
   – Честно говоря, Иван, – я глянула на визитку. – Павлович, я как-то слегка не понимаю, что происходит. Я просто хотела узнать цену, потому что эта картина мне... Скажем так, немного знакома.