Бялко Анна. Счастливый слон

   – Да не в деньгах дело, Лиз. Денег не жалко, сделать надо хорошо.
   – Как это не жалко? Очень даже. Чего их зазря выбрасывать, идиотов-халтурщиков кормить? Хорошо – это когда все, что нужно, и все работает, а не когда в двадцать раз дороже. Это как раз плохо.
   – Ну уж и в двадцать? Это ты хватила.
   Я взяла со стола листок со сметой.
   – Знаешь, я думаю, тут примерно в двадцать как раз и получится. Я, конечно, в московских ценах не очень ориентируюсь, но что-то мне подсказывает, что тысяч в десять я уложусь. О'кей, не в двадцать раз будет дешевле, а только в двенадцать, но все равно.
   Сашка хмыкнул с сомнением.
   – Нет, ну развлекайся, конечно. Дело хозяйское.
   – Вот и чудненько. Так дашь машинку-то?
 
   Мы договорились, что Сашка пришлет мне машину завтра прямо к галерее. К машине в нагрузку прилагался еще и шофер. От телохранителя мне удалось отбиться, хотя Сашка очень настаивал, что мне при закупке материалов понадобится мужская сила. Вполне возможно, что в этом было рациональное зерно. Я, честно говоря, не очень представляла себе, куда мне нужно ехать и что именно там закупать. Но именно поэтому мне и не нужны были лишние свидетели моего возможного позора.
   Вечером я позвонила брату Мишке. Он, как человек, сделавший несколько ремонтов, должен был, по моему представлению, иметь каких-то знакомых рабочих или кого-то в этом роде.
   Предчувствия меня не обманули. Мишка, конечно, был страшно удивлен моему внезапному порыву сделать ремонт и долго объяснял мне, какой во всех отношениях выдающийся ремонт он сделал в моей квартире совсем недавно, трех лет еще не прошло, но в конце концов выдал мне искомый телефон, предупредив, что этот мастер, Леша, очень ценный специалист и наверняка будет страшно занят, потому что к нему всегда в очередь все стоят.
   Это меня расстроило, потому что ждать какой-то очереди мне не хотелось, но я все равно решила позвонить. В конце концов, может, этот Леша тоже мне кого-нибудь порекомендует. Но все оказалось проще. Ценный специалист Леша, услышав от меня примерное описание фронта работ, страшно обрадовался и выразил желание прямо завтра с утра встретиться со мной непосредственно на «объекте» и даже, может быть, вместе проехать посмотреть материалы.
   Дальше все завертелось. Мастер Леша, который оказался приземистым таким деловым мужичком в надвинутой на глаза кепке и золотым зубом спереди, оглядел помещение, сказал, что работы немного и что за неделю можно управиться, если я не буду требовать построить дворец. От дворца я решительно отказалась, и мы довольно быстро договорились, что же именно мы будем тут делать. Я хотела отциклевать и перекрасить полы, побелить потолки и обновить стенки. Возможно, даже не оклеивать их обоями, а попытаться обтянуть чем-то вроде холстины, по крайней мере те, что находятся ближе к окну. Леша сказал, что нет ничего невозможного. Кроме того, я придумала сделать несколько своего рода ширм, или стеллажей, вроде передвижных легких стенок, обтянутых той же холстиной. Я бы вешала картины на них и двигала туда и сюда по мере необходимости. Леша слегка удивился этой идее, но сказал, что, если я нарисую, чего хочу, и укажу все размеры, то проблем тоже быть не должно. Он самолично обмерил помещение и прикинул, чего и сколько примерно необходимо купить. Дополнительным бонусом для меня стал тот факт, что его расчеты довольно точно совпали с теми, которые я производила самостоятельно. Во-первых, потому что, выходит, я правильно все подсчитала и, следовательно, не идиотка, а во-вторых, это значило, что он меня не обманывает. Вроде и пустячок, а приятно.
   Под конец я спросила у Леши, почем будет стоить похоронить, в смысле, сколько денег он хочет за всю работу. Он помолчал, покачал головой, зажмурился и выдал – пять тысяч долларов. Немного поспорив, мы договорились на трех. Про себя я решила, что, если он сделает хорошо и действительно за неделю, как обещал, я заплачу ему и все пять, но озвучивать это благоразумно не стала.
   Закупка материалов заняла у нас два дня и обошлась практически без приключений, если не считать кучу времени, потраченного на стояние в пробках. Рынки материалов все, как один, находились за кольцевой дорогой, но при этом в разных концах Москвы. Конечно, все можно было купить и на одном, но мне хотелось разнообразия и выбора. Оттенок краски для пола, качество обоев для стен... Мне удалось найти холстинку, как раз такую, какую нужно, и бумажные обои точь-в-точь к ней в тон. Доски для стеллажей, плинтуса, колесики, что-то еще, еще, еще... Хорошо, что ангел Леша согласился сопровождать меня в этом анабасисе. Хорошо, что Сашка все же не послушал моих феминистических порывов и отрядил мне шофера. Было очень удобно ходить по рядам в сопровождении двух крепких товарищей и не таскать самой ведра с краской и прочее, а только деньги отсчитывать.
   Кстати, когда я по завершении закупок аккуратно сложила в стопочку все чеки, записала покупки в тетрадочку и подвела итог, оказалось, что в пересчете на условные единицы мои закупки встали мне в две с половиной тысячи. Всего навсего. Что, с учетом Лешиной работы, давало итоговую сумму порядка шести. Как я и говорила – в двадцать раз. Вуаля!
 
   Процесс приведения моей будущей успешной галереи в надлежащий внешний вид был запущен и шел полным ходом. Я проверяла это, заезжая туда каждый день и неизменно находя золотого Лешу в каких-нибудь праведных трудах. Он то белил потолки, то, покрикивая на свою помощницу, неопределенного возраста и вида тетку, стоял на стремянке и клеил на стены обои – в общем, честно старался и не отлынивал. Комнаты под его стараниями с каждым днем все ближе подходили к нужному виду, и на третий день я почти перестала волноваться за их судьбу. Теперь пришла пора подумать о ее внутреннем, то есть, так сказать, духовном содержимом. С ним было сложнее. С духовностью и внутренним миром, впрочем, всегда морока. Внутренность состояла как бы из двух частей – собственно картин, которые надо было развесить по свежеоклееным стенам, и узаконивания моих со всем этим отношений. Поскольку с картинами дело обстояло не так просто, а для придания законности мне нужен был только Сашка, к нему я, улучив нужный момент (он пришел ко мне в гости, поел и немного расслабился), и пристала.
   – Сань, я давно хочу тебя спросить – что мы будем с галереей-то делать?
   – В смысле? Ты же говоришь, у тебя ремонт идет, все в порядке.
   – Ремонт в порядке, я имела в виду, ее же оформить как-то нужно.
   – Лиз, да не думай ты об этом. Это ерунда. Если денег нужно, скажи, я тебе выдам, и все.
   – Денег нужно, наверное. Но дело не в этом. Саш, я хочу, чтобы все было оформлено по закону. Мне так спокойнее. И потом, там к моим рабочим уже участковый приходил, домогался, что и откуда.
   (Это я, допустим, придумала тут же на месте, для убедительности. Ничего невозможного, в принципе, в этом ведь не было. Когда я в Бостоне только начинала хоть какой-нибудь малюсенький ремонт, муниципальный инспектор появлялся у меня в тот же день, как по мановению волшебной палочки.)
   – Участковый? – Сашка, казалось, ничуть не взволновался.
   – Ну, я не знаю. Они сказали, вроде участковый. Или кто-то в этом роде.
   – Наплевать. Вот, возьми визитку, дай своим рабочим. Это моя служба безопасности. Если еще появится, пусть сразу им и звонит.
   Это был несколько не тот результат, которого я ожидала. Пришлось заходить с другой стороны.
   – Сань, безопасность – это, конечно, замечательно, но я хочу, чтобы все было в порядке.
   – А все и так в порядке.
   – Я хочу, чтобы все было по закону. Как полагается. Мне так спокойней, понимаешь?
   Он громко выдохнул.
   – Вот ведь неуемная, честное слово. Ну какого тебе закона? Я тебе говорю: все будет нормально, живи спокойно, работай – чего тебе еще? Ну хочешь, я скажу там, запишем твою галерею куда-нибудь на баланс, что тебе-то от этого?
   Я немного подумала.
   – Нет. К тебе куда-то на баланс, пожалуй, не хочу.
   – А чего тогда?
   Я снова подумала. Чего, действительно? Как же тут все трудно – ни закона, ни порядка, ни ясности, ничего. И как среди всего этого вертеться, когда даже не знаешь, в какой момент ты можешь нарушить что-нибудь, и во что это может вылиться, и от чего конкретно мне поможет Сашкина безопасность. Не хочу я зависеть от ничьих милостей, я хочу, чтобы все было четко записано.
   – Саш, я хочу, чтобы все было оформлено, как полагается. Что вот есть фирма, то есть галерея, она делает то-то и то-то, продает свои картины, у нее на все есть разрешения, все законно, все налоги платятся, управляют такие-то люди. И, кстати, мне бы хотелось, чтобы мы в этом деле были... Ну, партнеры, что ли. Чтобы я тоже была как человек, а не как бесплатная добавка. Я в этом смысле подумала, что я могу...
   В этом смысле я, на самом деле, думала довольно долго. Вкладывать в галерею свои деньги, добытые из продажи американского дома, мне не хотелось по ряду причин. Во-первых, страшновато было нести в дело с неясными перспективами свое единственное золотое яичко. Во-вторых, мне казалось ненужным, чтобы хоть кто-нибудь в этой стране вообще знал о моих деньгах. В-третьих... Не хотелось, и все. А кроме них и алиментов от мужа, на которые никакого серьезного дела не построишь, у меня почти ничего не было. Почти – потому что все-таки была еще московская квартира. Она должна была что-то стоить. И если ее не продать, а каким-нибудь хитрым образом щадяще заложить, скажем, тому же самому Сашке, то, думала я, долю в партнерстве я могла бы за это иметь совершенно честно.
   Вот это я ему и высказала, стараясь донести идею как можно понятнее. Поскольку я сама не очень ясно представляла, как именно это следует сделать, получилось довольно путанно. Сашка некоторое время смотрел на меня, сперва недоверчиво, потом удивленно, а под конец – почти восторженно. Когда я закончила, он искренне заржал.
   – Ну, Лиз, ты даешь! Я давно в бизнесе, но таких предложений, честно говоря, не упомню. Ты это всерьез – про квартиру-то?
   – Да, вполне. А что такого? У меня больше ничего нет. Ну, в смысле, чтобы для бизнеса. Но зато я, как выяснилось, умею считать и экономить. Я думала...
   – То, что ты думала, я уже понял. Я только не могу уяснить – на кой тебе все это?
   Тут уже не поняла я.
   – То есть как это – на кой? Мы с тобой начинаем дело. Вместе. Мы – партнеры. Значит, я тоже должна что-то туда вложить, иначе это несправедливо. Я так не хочу, я хочу на равных, по-честному.
   – А то, что я тебе предлагаю, – не по-честному, что ли?
   – По-другому. В том виде, что ты предлагаешь, я получаюсь какая-то содержанка на жалованьи. Мне так не нравится. Это бизнес, а не бордель. Партнеры так партнеры.
   Он только пуще заржал.
   – Ну да, ну да! «Я не халявщик, я партнер!» Ой, Лизка! Давно я так не радовался. А уж чтобы от бабы... Главное, ты же ведь это все и правда всерьез. Я уж и забыл, что такое в природе бывает. Слушай, – он внезапно посерьезнел, – а если бы вдруг я... В общем, если бы я тебя по-настоящему позвал в партнеры? Не по бизнесу, а вообще, по жизни? То есть – вышла бы за меня замуж?
   Каким неожиданным ни был этот переход, я не могу сказать, что очень уж удивилась. В жизни бывает всякое, уж это я теперь знала совершенно точно. Если гадости происходят, то почему бы и не случаться чему-то наоборот? Но дело даже не в этом. Главное, для себя я, похоже, давно определилась с ответом на этот потенциальный вопрос. Что, впрочем, не означало, что я готова была его озвучить тут же на месте. Приличная девушка должна пытаться кокетничать в любой ситуации.
   – Шуточки у тебя, Саш. Главное, нашел место и время.
   – Ну, в каждой шутке есть доля шутки. А все-таки?
   – Что – все-таки?
   – А если бы я не шутил?
   – Если бы ты не шутил, ты для начала не был бы женат, – огрызнулась я. – Многоженство тут у вас еще не разрешили, а у тебя уже есть одна жена, Лена зовут, remember?
   – Это вопрос решаемый.
   – В этом я не сомневаюсь. Но, на самом деле, если уж ты действительно всерьез, то, Сань, я не могу. Рада – но не могу.
   Такого он явно не ожидал. Видно было, что обиделся и разозлился, хотя изо всех сил старался этого не показать.
   – А можно узнать, почему? Раз уж мы так тут шутим?
   – Очень просто. По моему соглашению с мужем он платит мне алименты только до тех пор, пока я снова не выйду замуж. Ну, или пока не найду работу с зарплатой, эти алименты превышающей. Алименты приличные, мне на жизнь их вполне хватает. Прямой резон.
   Сашка выдохнул с явным облегчением.
   – Ну и балда ты, Лиз. Неужели ты думаешь, если б я на тебе женился, у тебя были бы хоть какие-то проблемы с деньгами? Да тебе эти алименты – тьфу!
   – Ты сам балда, Санечка. Так эти деньги, пусть они кому-то и тьфу, но мои, а если бы я вдруг вышла за тебя замуж, то своих у меня бы не было, все деньги были бы твоими. Почувствуйте, как говорится, разницу. А если потом ты решишь со мной развестись, а у вас тут, я смотрю, это еще проще, чем в Америке, хрен я у тебя что по закону получу, вот и останусь на бобах, как дура. У вас тут и законов-то толком нет. А если б и были, все равно. Детей-то у нас с тобой тоже бы не было...
   – А если бы, – он взглянул на меня как-то искоса, снизу вверх, очень серьезно и одновременно неуверенно, – а если бы мы вдруг взяли и завели, а? Можем мы с тобой родить ребенка?
   У меня словно сжалось что-то внутри. Быстро, больно, как ножом резануло. Я неожиданно для себя самой испугалась. И разозлилась.
   – Если б да кабы, Сань, то сам знаешь. Пошутили и будет. Не смешно. И потом, все равно, не только ты один тут женатый. Я тоже еще, между прочим, не развелась. И дети у всех уже свои есть.
   – И то правда, – согласился он. – Пошутили и будет. Так что там с твоей галереей, партнер?
   В конце концов мы решили, что оформим ее как отдельное частное предприятие, в равноценном партнерстве, пополам. Стартовый капитал, включая и помещение, обеспечит Сашка, а моей долей будет считаться рабочее участие – то есть я буду заниматься всем процессом от начала до конца, не получая за это никаких денег. От моей квартиры Сашка благородно отказался, что меня, если честно, в глубине души не могло не порадовать. Прибыль же, если таковая появится, мы будем делить пополам. Пакет акций, если такие появятся, тоже. Вот как-то примерно так. Оформление всех надлежащих бумаг, по Сашкиным же словам, было делом совершенно несложным. Просто покупается уже зарегистрированная маленькая фирмочка, каких везде полно, подписывается передача прав или что-то такое, и все – празднуется рождение нового юридического лица. Сашка обещал, что даст нужное указание, и все будет оформлено в ближайшие дни.
   Казалось бы, все устроилось. По крайней мере с легальной стороной бизнеса. Я не сомневалась, что Сашка оформит все в лучшем виде. Но прощались мы как-то неловко, да и после Сашкиного ухода все оставался и грыз, грыз меня какой-то нехороший осадок.
   Собственно, даже не какой-то. Шуточки, шуточки эти – вот что не давало мне покоя. И даже не сами шуточки, потому что, действительно, в каждой шутке есть доля шутки, и я ни на секунду не поверила, что отсюда могло бы и в самом деле вырасти что-то серьезное. Нет, еще раз – я не собиралась за Сашку замуж. Совершенно честно и искренне, этого не было даже в самых моих глубоких ночных мечтах, но вот когда он сказал эту фразу – про ребенка, где-то в глубине так схватило... И на какое-то дурацкое мгновение ведь мелькнула, мелькнула сумасшедшая мысль, что и действительно, мы же еще не старые, ведь можно же, наверное, наплевав на все, подхватиться, схватить, успеть... Мне же сорока еще нет, в Америке многие только начинают в этом возрасте заводить семью, современная медицина творит чудеса, особенно если помочь ей в этом деньгами, можно же было бы, наверное, прожить еще одну, совсем новую счастливую жизнь... И нужно-то для этого так немного... И он, Сашка, не придуривается на самом-то деле, ему ведь тоже хочется, среди всех его миллионов, просто нормального человеческого тепла, дома с запахом пирогов, разговоров за столом, детского смеха. И я могу ему все это дать. Он ведь хороший, нормальный мужик, он же, в сущности, не виноват, что, пока он наживал свои миллионы, ему было просто некогда жить по-человечески, строить не империю, а семью, он же... Как он посмотрел на меня, когда говорил про ребенка-то, а... Жалко ведь мужика...
   Жалко, да. Вот это-то и плохо. Самое страшное оно и есть. Известное дело, русская бабья любовь. Сперва пожалеть, потом привязаться. А там и не заметишь, как тебя – уже без всякой жалости – снова спишут в утиль.
   Но совесть снова лезла и все говорила, все шептала своими нелепыми горячечными губами, что вот зря я так, что так нельзя, что он всерьез, что замуж ведь звал, по-настоящему, что у нас все могло бы быть по-другому, не как у всех...
   Пришлось ее как следует одернуть, да и себя заодно. А то не оберешься ведь потом. Замуж звал? Хорошенькое дело – звать замуж уже замужнюю женщину, будучи при этом отчетливо женатым. Даже, можно сказать, очень хорошее дело, выгодное, практически беспроигрышное. И волки, как говорится, и овцы, всем сестрам по серьгам. Но что-то мне подсказывает, что порядочные люди с серьезными намерениями так не поступают.
   Но хорошо. Допустим, развод в такой ситуации действительно не проблема. А что тогда, позвольте спросить, остановило его, когда я объяснила – и очень четко ведь объяснила – финансовые причины своего отказа? Если ему так уж приспичило на мне жениться? Существует масса способов решения этой немудрящей финансовой проблемы, было бы, как говорится, желание. Брачный контракт, закрытие определенной суммы на мое имя, трастовый фонд... И не надо мне объяснять, что простой российский миллионер может ничего этого не знать. Все он прекрасно знает. И еще много такого, о чем я даже догадываться не могу. Захотел бы – все бы как следует решил, не такой уж непреодолимой высоты были возводимые перед ним бастионы.
   Так что – давайте-ка без этих вот сентиментальных глупостей, уважаемая Лизавета Дмитриевна. Живешь, радуешься, занимаешься делом – и продолжай себе на здоровье. Очень хорошо. Дурака только валять не надо.
 
   Таким образом, худо ли, бедно, но внутренне-технические вопросы можно было считать решенными. Оставалась духовная пища, то есть искусство в чистом виде. Где мне набрать содержимое моей галереи?
   Я, конечно, об этом думала. И какие-то предварительные идеи у меня были. Замечательный виртуальный е-бэй в Москве не работал, так что первым делом я отправилась к Центральному дому художника на Крымском валу.
   И, наверное, не зря. Там почти на всю набережную простиралась известная всей Москве то ли постоянная выставка, то ли перманентная ярмарка художников и их произведений. Вернисаж, в общем. Я больше двух часов бродила там между рядами, разглядывая картины и лица, но... Результат меня как-то разочаровал. Вернее, не было его, результата-то.
   Мне там ничего не понравилось. Ни одну из этих картин, а посмотрела я не одну сотню, мне не хотелось бы повесить у себя в комнате. Возможно, для будущего продавца картин этот критерий не является единственно верным, но других-то я пока не выработала. Как я могу продавать кому-то картины, которые не нравятся мне самой? А то, что я увидела, мне не нравилось. Сплошной кич, яркая мазня, лубки и коньюнктурное подхалтуривание. В общем, одно расстройство.
   В расстройстве я пошла собственно в здание ЦДХ. Выпила кофе в буфете, чтобы передохнуть, и пошла осматривать тамошние галереи. Не для того даже, чтобы что-то там выбрать, но, скорее, чтобы присмотреться, с чем работают так называемые коллеги по цеху. Или будущие коллеги.
   Этот поход оказался более плодотворным. Во-первых, я поняла, что настоящие, приличные картины все-таки существуют. А там, на вернисаже, очевидно, стоят те, которые никуда не берут. Это немного утешало. Раз что-то в принципе существует, значит, его можно где-то найти.
   Во-вторых, мне удалось выработать у себя примерное представление о том, как выглядит средняя галерея изнутри. Как угодно. Были галереи, выставляющие только работы нескольких определенных художников, были те, что специализировались на каком-то отдельном жанре, скажем, пейзаже, некоторые выставляли только антиквариат, некоторые ограничивали себя какими-то другими временными рамками, то есть выставляли, к примеру, только советское искусство тридцатых годов, и так далее. А некоторые представляли собой, без затей, простую сборную солянку. И эта концепция, если честно, была мне наиболее близка. В самом деле, если так можно, то начинать, наверное, надо именно с этого, а уже потом, разобравшись, как говорится, в теме, можно будет выбрать более узкую специализацию.
   Ну и, в-третьих, разговорившись там и сям с продавцами, которые легко вступали в беседу, я узнала несколько полезных адресов. Вернее, не адресов, а так, скорее, наметок. Например, мне сказали, что по субботам тут же, в фойе, многие галереи, расположенные в городе, распродают какие-то свои то ли остатки, то ли не вписывающиеся в концепцию работы. В общем, стоит прийти посмотреть. Еще я уяснила, что имеет смысл прогуляться по художественным училищам, посмотреть работы начинающих художников. Ну и еще другого-разного, по-мелочи. Но всякое лыко вставляется в строку, а десять старушек, как известно, рубль.
   В общем, через пару дней я, снова стрельнув у Сашки машину, отправилась в экспедицию. Машина мне на этот раз досталась без шофера, в личное пользование, чему я была страшно рада. Хотя и нервничала немного из-за того, что на мой вопрос: «Надеюсь, она у тебя застрахована?», Сашка громко расхохотался и дал мне еще одну визитку своей службы безопасности. «Вот твоя страховка». Я бы, если честно, предпочла бы нормальный страховой полис.
   Но дареному, а уж тем более одолженному, коню в зубы не смотрят, и я, стараясь быть предельно аккуратной, накручивала километры по Ярославскому шоссе. Я ехала в Хотьково и Загорск, где, согласно моим изысканиям, должны были во множестве водиться выпускники художественных училищ, не сильно избалованные вниманием столичных галеристов.
   И, в общем, все примерно так и оказалось. Поворот на Хотьково я, правда, с налету проскочила, так что первым пунктом моего маршрута оказался именно Загорск, который теперь назывался не Загорск, а вовсе даже Сергиев Посад, отчего я его тоже едва не проехала, но в итоге все вышло к лучшему. Запарковавшись в самом центре города, перед монастырем, я отправилась бродить по окрестностям, задавая прохожим разные нелепые вопросы, и уже очень скоро нашла на одной из боковых улочек небольшой и неприметный художественный салончик. Из примерно полусотни вывешенных там картин – ничего экзотического, те же пейзажи, натюрморты, виды монастыря и цветы – я выбрала около десятка таких, которые могла бы купить немедленно, не вступая в конфликт со своими представлениями о прекрасном.
   Казалось бы, странная штука. Ну пейзаж и пейзаж, не говоря уж о натюрморте, чего бы тогда было не купить все то же самое на ярмарке в Москве? Но нет. Почему-то здешние картины виделись мне гораздо более настоящими, что ли. Это были честные добротные работы, может быть, не гениальные, но уж в любом случае не халтура, не кич. И, что было дополнительно приятно, цены здесь были просто на порядок ниже, чем в Москве. Картина среднего размера стоила от двух до трех сотен долларов, что, конечно, не могло не радовать начинающего успешного галериста.
   Приглядевшись повнимательней, я поняла, что из десятка понравившихся мне работ четыре явно принадлежали руке одного человека, а еще две были тоже очень похожи. В разговоре со смотрительницей салона – язык как-то не поворачивался назвать эту серьезную тетеньку в синем деловом костюме продавщицей – моя догадка полностью подтвердилась. Да, это один и тот же художник, Исаев, а это – его сын. У них есть еще один брат, и тоже художник, только его картины как раз раскупили. И живут они тут неподалеку, и есть телефон, и они, наверное, будут рады, если возможный покупатель приедет к ним прямо на дом.
   Я страшно обрадовалась, записала дрожащей рукой телефон и купила не десять, а только семь картин, три из которых были исаевскими.
   Дойдя со всем эти грузом до машины и обругав себя за недогадливость – чего было таскать, когда можно было подъехать, я, наконец отдышавшись, вытащила из кармана телефон и набрала заветный номер.
   Художник – отец семества, старший Исаев – оказался дома, согласился меня принять и вполне толково (я заблудилась по дороге всего два раза) объяснил мне, как и где их найти. Во время своего визита я не сказала ему, что у меня открывается галерея, а просто притворилась почитательницей семейного таланта. Впрочем, почему притворилась? Мне и в самом деле очень нравились их работы. В них была какая-то легкая прозрачность, но без приторности, без желания во что бы то ни стало «сделать красиво»... В общем, я пока не профессионал, чтобы это описывать, но картины и вправду были хороши. Я бы даже у себя дома с удовольствием повесила несколько. Хотя, запросто ведь может случиться, что еще и повешу, если дело не пойдет. Ну и что, по крайней мере, все будет не совсем зря.
   В общем, в Москву я возвращалась, имея в багажнике уже не семь, а пятнадцать картин, ни за одну из которых мне было не стыдно. А цены у самого художника были еще приятнее, чем в салоне. Я как-то слегка печалилась в душе, терзаясь сомнениями, что, может быть, надо было сказать ему все как есть, в смысле, про галерею. Ну, если вдруг мне предстоит с ним потом долго сотрудничать, то начинать с обмана... И всякое такое. Но я решила, что большой беды в этом все-таки нет, и обмана тоже – в конце концов, я же пока не начала свою деятельность, так что, выходит, и не соврала, и потом, купив у него картины, я взяла на себя весь риск, так что ничего страшного. А выгорит дело – рассказать никогда не поздно, решила я и успокоилась.