Бялко Анна. Счастливый слон

   – Вполне.
   – Так жизнь, значит, теперь кипит? Может, и уборка тоже наконец сделана?
   Я деланно вздохнула. На самом деле, если кто-то считает, что меня в принципе хоть как-то волнует вопрос пыли на полу или еще где-то, он будет сильно разочарован. Человека, прожившего какое-то время в общаге физтеха, такие вещи волновать не могут в принципе. То есть я не против чистоты, но чтоб хоть в малейшей степени менять из-за этого планы по приглашению гостей...
   – Ну, в общем, можно считать. Меня не было, гадить в доме вроде некому было. Ты хочешь зайти в гости?
   – А то! Надо же мне посмотреть, как ты живешь.
   – Ну приходи. Когда?
   – Часа через два. Закончу тут кое-что, и мигом к тебе.
   – Договорились. Только учти – я сама недавно вернулась, поэтому разносолов особенных на ужин не ожидается.
   – Лиз, да ты что? Какой ужин? Мы в ресторан куда-нибудь сходим, у меня, кажется, даже столик был где-то заказан...
   – А это дудки. Если уж ты идешь ко мне в гости, то никаких ресторанов. Хозяйка я у себя дома или как?
   – Ну все, заинтриговала окончательно. Жди.
   Повесив трубку, я отправилась инспектировать съестные припасы. Выпендриваться каждый может, а вот как придется варить сейчас кашу из топора. Не то чтоб я не умела, мне в принципе не слабо бывает при случае и «судачки а-натюрель» в лучшем виде состряпать, но надо же, чтоб было из чего... Пятница, вечер, даже купить мало чего удастся, не говоря уже о том, что не побегу ж я по магазинам прямо вот так. Я, в конце концов, только с самолета...
   Но среди запасов оказалось вполне достаточное количество картошки, что само по себе было хорошо, а уж когда на нижней полке буфета я обнаружила банку тушенки, то и совсем успокоилась. Лук-чеснок тоже имелись, так что все в порядке.
   Вареная картошка с тушенкой – офигенная еда. Не было в студенческие годы ничего вкуснее, как сварить котелок картошки, слегка размять, опрокинуть туда баночку тушенки, покрошить лучку, перемешать... Особенно если все это дело происходило где-нибудь на природе, в походе, после долгого дневного пути... Не то чтоб я была такой уж заядлой походницей, но приходилось. Да и без похода, в общаге вечером, тоже бывало хорошо... Собственно, из соображений побаловать эту свою ностальгию я и держала в доме тушенку. А фуа-гра пусть в другом месте подают. Вот к этому делу еще бы водочки...
   Преодолев природную лень, я все же спустилась в ближайший магазин. К бутылке водки, лучшей из имеющихся в наличии, по заверениям продавщицы, мне удалось еще, проходя мимо метро, купить у кстати стоящей там бабульки пакетик соленых огурцов и пучок укропа. Теперь моя экипировка была полной. Гряди, олигарх!
   И грянул, грянул, двух часов не прошло. Как цыпочка, нарисовался у меня на пороге с огромным букетищем темно-бордовых роз, штук двадцать пять, не совру, бутылкой дорогого вина и коробкой конфет. Насколько они были дорогими, я оценила только сильно потом, когда, уже после его ухода, вытряхнула из пакета случайно завалявшийся там чек. Честно говоря, слегка вызверилась. Даже если ты миллионер, все равно глупо так бездарно тратить деньги на то, что можно купить дешевле. Но я не об этом.
   Сашка вошел, вручил мне свои дары, и сделал слабую попытку разуться. Я замахала на него рукой, после чего он попытку оставил и двинулся в глубь квартиры, с интересом изучая интерьер. Уж не знаю, волновал ли его вопрос чистоты и гигиены, но в целом, похоже, ему понравилось. Что он тут же искренне и озвучил.
   – Хорошо у тебя тут, Лиз. Книжек много, и вообще. Дом у тебя такой... необычный.
   – Что ж в нем необычного? Квартира как квартира.
   – Нет, не скажи. Она у тебя настоящая какая-то. И... Я не знаю, как сказать даже, но в общем...
   У тебя какой-то очень добрый дом. Правда.
   Забавно слышать такое от олигарха, наверняка живущего в хоромах из стекла и бетона, спроектированных по лучшему дизайну бла-бла-бла... Можно себе представить. Хотя, возможно, как раз именно поэтому... Я не стала с ним спорить. Мне, честно говоря, и самой нравится мое жилье. Я в нем, в конце концов, выросла.
   – Да, мне тоже нравится. Это, собственно, родительская еще квартира. Я тут и не меняла ничего почти, все так и осталось, как было.
   – А сами родители где?
   – Во Флориде. Они немного позже нас уехали, когда мы устроились уже. У них домик там, климат теплый, они довольны...
   – А тебе самой там нравится? Я был, мне всегда казалось, там скучища такая...
   – Это как посмотреть. Одно дело, когда на экскурсию съездить, а другое, если живешь.
   Жизнь, знаешь, она ведь нигде не скучная, если делом заниматься.
   Под все эти разговоры мы перебрались в кухню, где ждал накрытый стол, а на плите бодро булькала в кастрюльке картошечка. Я ткнула ее вилкой, проверяя на готовность, и, прежде чем потащить кастрюльку к раковине – слить воду, вручила Сашке банку тушенки и консервный нож.
   – На, поработай.
   Он уставился на меня с таким видом, будто перед ним разверзлась земля.
   – Лиз, что это? Не может быть! Тушенка?! Настоящая?! Господи, я сто лет ее не ел! Слушай, но к ней хорошо бы водки, чтоб уж все было правильно, а я вино притащил... Кто ж знал-то...
   Я с торжествующим видом открыла дверцу морозильника и выставила на стол успевшую запотеть бутылку.
   – Вот. Я правда не знаю, насколько она хорошая, но думаю, что сойдет. А еще у меня соленые огурцы есть, настоящие, из бочки.
   – Вот это да! Класс, Лизка! Я только сейчас понял, как давно тушенки не видел. Здорово ты придумала.
   – Ага! Только, знаешь, придумывать ничего особо не пришлось. Что нашла в доме, то и сделала. А тушенку нашла, потому что специально ей все шкафы набила. Я же тоже ее сто лет не ела. Соскучилась страшно. Но я, как в том анекдоте, понятно, а ты-то что? Это у нас там ее нету, а тебе что раньше мешало?
   Он даже нож положил.
   – Да черт его знает... Я как-то не задумывался. В кабаках, знаешь, тушенку особенно не подают.
   – Ну а дома?
   – Дома? Да я не помню, когда вообще дома ел-то в последний раз. Ну, в смысле, нормально ел, кроме завтрака...
   – Интересное дело. А ты женат?
   – Да. Но она тоже как-то дома не готовит...
   Я вывалила содержимое банки в кастрюльку с картошкой и быстро перемешала. Запахло так, что я еле удержалась, чтоб не набить себе тут же полный рот. Глотая слюнки, я быстро покромсала на доске луковку и пучок укропа, кинула в кастрюльку, размешала. Сашка, внимательно наблюдая за моими манипуляциями, разлил водку по рюмкам.
   – Все, давай быстро, пока горячее. Держи.
   Я отпила глоток. Бр-р. Наверное, все-таки это хорошо, но я пока не понимаю. Оно жжется. Сашка свою рюмку опрокинул залпом, быстро закусил огурцом.
   – Хо-ро-шо! – И запустил вилку в гору дымящейся картошки.
 
   Под картошку с соленым огурцом я незаметно допила свою рюмку водки, потом еще одну... Намечающуюся идиллию прервал раздавшийся некстати телефонный звонок. Чертыхнувшись – почему телефона никогда нет под рукой? – я побежала отвечать. Еще думала, пока бежала, кому это я могла понадобиться в пятницу вечером. Оказалось, Нику. От неожиданности я даже не выдала ему с ходу, что именно я думаю о нем и о том, кого он там напустил в мой дом без меня, а просто поздоровалась. Я поздоровалась, он поздоровался, а потом в трубке повисла невнятная пауза (вот как я люблю эту мужскую манеру – звонить и молчать). Чего звонил-то? Вполне вежливо осведомилась, чего ему от меня надо. В трубке раздался вздох.
   – Да нет, ничего, собственно. Я просто так. Как ты?
   – Я? Отлично. Почему тебя это интересует?
   – Лиз, ну не надо так. Я... Мы... Ну, мы же не чужие люди. И вообще...
   – Да?
   Я, главное, еще все время помнила, что через стенку у меня сидит другой мужик, на которого мне не совсем наплевать, и который, вполне вероятно, слышит мою сторону этой содержательной беседы. Ну и поэтому, конечно, тон у меня получался несколько более резким, чем, наверное, был бы без этого обстоятельства. Кто его знает, может, без рюмки водки и Сашки за стенкой я вообще бы расхлюпалась.
   – Я, собственно, хотел тебе сказать... – продолжал в трубке мой без малого бывший муж. – Я тут тебе денег перевел, чтобы ты не волновалась.
   – Я нисколько не волнуюсь. Хотя спасибо, конечно. Сам перевел, или тебе Марсия напомнила?
   – Какая Марсия?
   – Мой адвокат. Там как раз подошло время первой выплаты алиментов, насколько я помню.
   – А-а. Ну да, – согласился он как-то разочарованно, как будто рассчитывал, что я разрыдаюсь от его доброты. – Но я и сам помнил. Я хотел сказать, ты об этом не волнуйся.
   Хотел – и сказал. Уже два раза.
   – Как ты вообще? – все допытывался Ник. – У тебя все в порядке?
   – Вполне.
   Я старалась отвечать как можно короче, чтобы он скорей понял, что я, во-первых, страшно на него зла из-за последнего своего звонка, а во-вторых, мне действительно не хотелось с ним разговаривать в данных обстоятельствах. Да и вообще, если подумать. Но он почему-то не понимал.
   – А чем ты там занимаешься?
   – В данный момент? Или в целом?
   – И в данный, и в целом.
   – В целом особенно ничем. Так, гуляю, смотрю. А в данный момент я ужинаю, а ты меня отрываешь от полной тарелки. И не одна, между прочим, – мстительно добавила я, хотя это прозвучало как-то не очень к месту. Но Ник понял. И резко сник. Ник – сник. Стихи. Так ему и надо.
   – А-а. Понятно. Ну извини. Я просто думал... В общем, Лиз, ты имей в виду, я по тебе вообще-то соскучился, если что. – И повесил трубку.
   И что он хотел всем этим сказать? Что много думал? Хорошее дело, полезное, только не поздновато ли?
   Я вернулась на кухню и налила себе еще одну рюмку водки. Пожалуй, заслужила. Сашка сидел над своей уже почти пустой тарелкой с невозмутимым видом. Похоже, не слышал ничего. Я машинально нагребла ему добавки из кастрюли и села рядом.
   От выпитой водки и дурацкого звонка я не то чтобы обнаглела, но как-то расхрабрилась.
   – Саш, можно, я тебя спрошу? Только не обижайся.
   – Не буду. Спрашивай.
   – Вот ты, говоришь, женат. А почему тогда ты, такой весь из себя прекрасный, в пятницу вечером сидишь не дома с женой, а у какой-то малознакомой бабы на кухне?
   Он посмотрел на меня, как на больную мозгом.
   – Лиз, ты что, думаешь, моя жена сама сидит дома в пятницу вечером?
   – Это же неважно – где. Дома, не дома... Почему ты не с ней-то, где бы там она не была?
   Он, казалось, задумался...
   – Ну, знаешь... Как-то так уж сложилось... Не в жилу оно, понимаешь? Мне ее тусовка неинтересна, ей – моя. У нее там какие-то вечные бабы, тряпки, танцульки, а ей с моими мужиками скучно. Она, вообще-то, моложе сильно, ей еще и тридцатника нет.
   – Н-да. Давно вы женаты?
   – Года три. Это у меня вторая жена.
   – А дети у вас есть?
   – Нет. У меня есть дочка, там, от первого брака...
   – Ты с ней общаешься?
   – Я им помогаю, деньги там, все такое, квартиру купил, школу частную... А видеться – нет, не получается у меня часто. Конечно, на праздники там всякие, день рождения обязательно, подарки, но чтобы часто – нет, не выходит.
   – Понятно. Большая дочка-то?
   – Четырнадцать лет.
   Я вздохнула.
   – Помню. Самый возраст такой, вредоносный, трудный. Подросток. С виду большой, внутри – ребенок ребенком. На самом деле, зря ты это.
   – Что – это?
   – Что у тебя на своего ребенка времени нет. Ей сейчас самое важное, чтоб родители были поблизости. Особенно девочке – папа. Говорят, мальчикам нужен отец, а на самом деле – девочкам нужнее. И ты тоже... Что может быть важней своего ребенка-то?
   – Да она и сама не хочет особенно, – Сашка взъерошился, но как-то неубедительно. – И с Леной, ну, новой женой моей, у них не сложилось.
   – Почему меня это не удивляет? Сколько дочке было, когда вы с первой женой развелись?
   – Десять.
   – А сейчас четырнадцать. А женаты вы года три... Небось, и до этого были знакомы.
   – Ну, были.
   – Ну так что ж ты хочешь? За что ребенку ее любить, твою новую жену? Дети – они, между прочим, совсем не дураки, дважды два сложить – как нефиг делать. А уж подростки... И потом, они только с виду такие колючие, как будто взрослые, а на самом деле все равно дети. В общем, я не буду тебя грузить, ты сам большой. Но только я все равно не понимаю... С дочкой ты не общаешься из-за новой жены, с женой новой не общаешься, потому что тебе неинтересно...
   – Ну, не то чтобы вообще... Но хотя да... Она другая совсем. Вот мы с тобой треплемся и о том, и об этом, ты все понимаешь, а там... Нам как-то разговаривать не о чем. Кто что купил, какой подружке что подарили – у меня от скуки челюсти сводит.
   – Слушай, я заранее прошу прощения, но ты что – перед тем как жениться, вообще что ли с ней не разговаривал? Или тогда она говорила о сравнительных достоинствах Канта и Кьеркегора, а после свадьбы внезапно изменилась? Как-то я этого не понимаю – не о чем говорить. Ну и хрена было тогда жениться?
   Он выглядел смущенным.
   – Знаешь, вот ты сейчас говоришь, и я, чесслово, не знаю, что тебе сказать. Вот не помню, чего я тогда думал. Она красивая очень была, она и сейчас красивая, а тогда моделью работала – ну, знаешь, ноги от ушей, грудь, все такое... На нее все мужики оборачивались. И в койке тоже... А с Веркой – первая жена моя – мы уже больше десяти лет женаты были, привычка, то-се, потом разругались... В общем, глупо, наверное, если, как ты говоришь, вдуматься... Но мне казалось, я тогда ее любил...
   – Ну да. У нас это называется trophy wife – трофейная жена. Первая жена – для души, а вторая – чтобы перед партнерами выпендриваться.
   – Как-как? Жена-трофей? А знаешь, в этом даже что-то есть...
   – Даже и не что-то. Только с ней потом еще и жить ведь приходится, вот в чем штука-то. Что мы, собственно, на твоем примере и наблюдаем.
   Сашка задумчиво наклонил голову, а мне стало совестно. Ну и чего я завелась? Сижу тут, распинаюсь, учу жизни взрослого мужика, как заядлая сивилла, а сама-то, можно подумать...
   – Да ладно, Сань, не бери в голову... Я ж тебя не воспитываю... Мне, наверное, просто хочется вас, мужиков, понять. Потому что... Ты, может, думаешь, я вся из себя такая благополучная тут сижу, а на самом деле...
   И я, хлебнув очередную рюмку, поведала ему свою прекрасную душещипательную историю. Не всю, конечно, а с купюрами в нужных местах. В основном относящихся к вопросам благосостояния.
   Но Сашка про купюры не знал и слушал мою сагу, раскрыв глаза и затаив дыхание.
   – Ну и вот, – закончила я. – Вот я и приехала домой. Отдышусь, осмотрюсь... А там видно будет.
   – Ну и дурак же он! – выпалил Сашка.
   – Кто?
   – Да мужик этот твой! То есть так-то он, может, и умный, я не знаю, но тут – дурак.
   – Почему же это? – скептически спросила я. – Я – старая, он со мной двадцать лет прожил, привычка, то-се, а там – молодая, да еще, знаешь, китаянка. Экзотика. Трофей, опять же.
   – Ну и что он будет делать с этой экзотикой? Любая экзотика через год знаешь, где сидеть будет? Да раньше даже. Он еще пожалеет, приползет к тебе.
   – С чего бы? – Я всем своим видом выражала сомнение. Надо сказать, почти искреннее. Хотя, конечно, этот звонок...
   – Да потому что ты... Ты... В общем, если б ты была моей женой, я б тебя ни за что не отпустил.
   – Ты, Сань, только так говоришь, потому что тебе здесь и сейчас меня жалко, а на самом деле... Что-то мне сомнительно... То есть полгода назад я, может быть, в такое бы и поверила. Да что там – полгода назад, меньше даже, у меня и мыслей никаких не было. А теперь... Нет, вам, мужикам, только жопа гладкая нужна, ноги да морда двадцатилетняя.
   – Лиз, ты, конечно, в чем-то права. Мужик всегда будет смотреть и на ноги, и на, как ты говоришь, жопу. Тут ничего не поделать. Но жить-то, жить потом ведь с человеком хочется...
   – Особенно если это человек с модельной фигурой... Не уговаривай меня! Все равно моя жизнь бесплатная! Я себе даже операцию на морде сделать не смогла!
   Он, конечно, не перестал меня уговаривать. И утешать тоже отнюдь не перестал. И это, надо заметить, было отрадно. Подо все эти душеспасительные беседы уровень водки в бутылке заметно снизился, и Сашка начал вполне прозрачно намекать, что в таком состоянии он просто не в состоянии садиться за руль, а потому из соображений гуманности и человеколюбия я просто обязана оставить его ночевать... Но тут я была, как скала.
   – Сашечка. Ты, конечно, да. И я, конечно, тоже. Но ночевать ты поедешь домой. Не хочешь садиться за руль – могу вызвать тебе такси.
   Весь этот диалог происходил уже более-менее в прихожей, куда мы плавно переместились спустя какое-то время после того, как я решила, что вечер должен двигаться к завершению.
   – Лиза, ну что ты, как я не знаю... Как маленькая прям, честное слово. Ну какое, к чертям, такси? Мы же взрослые люди...
   – Вот именно. Именно что не маленькая. Мы взрослые люди. Ответственные. Так я звоню?
   – Куда?
   – В такси.
   Он, кажется, даже слегка протрезвел от изумления.
   – Лиза, ну ты... Ты уж вообще. Не надо мне никакого такси. Если уж ты такая взрослая, то вот я тебе прямо говорю – я хочу ночевать у тебя.
   – А я не хочу, чтобы ты тут ночевал.
   – Я тебе не нравлюсь? – Глаза такие круглые, обиженные.
   – Санечка, ты мне очень нравишься. Но это еще не повод. Мы взрослые люди. Взрослые люди не ночуют, где попало, а возвращаются домой и спят там, как порядочные. Тебя жена ждет.
   Он глупо присвистнул.
   – Тю-ю! Вот еще тоже придумала! При чем тут моя жена? Ее и самой дома нет. Это по пятницам-то! Она не заметит, даже если я и завтра весь день не приду.
   Тут я разозлилась, причем всерьез и совершенно по-честному.
   – Знаешь что? Твои отношения с твоей женой – это твоя проблема. Но я к этому отношения иметь не буду. Не хочу. И ночевать не оставлю, и вообще. Я в эти ваши игры не играю, мне и так хватит. Собирайся и поезжай. И кстати... – Я выбежала в комнату и вытащила там из вазы принесенный им букетище роз. Потом подумала – и отделила от него половину. – Вот. Отвези жене. Можешь не говорить, что от меня. Можешь вообще ничего не говорить. Но, поверь мне, так будет правильно.
   Это потрясло его настолько, что он оставил все дальнейшие попытки напроситься ко мне на ночлег. Взял цветы, со стеблей которых ему на брюки капала вода, тряхнул головой, повернулся и направился к двери. Я, прислонившись к косяку, стояла в проеме, дожидаясь, пока придет лифт. Сашка, словно вспомнив что-то, обернулся ко мне.
   – Лиза! Ты... – Он сделал паузу, подбирая нужные слова, но тут пришел лифт, и он, так и не договорив, шагнул в его коробку, закрыл за собой дверцу и ухнул в шахту. Но я его примерно поняла. Вернулась в квартиру, выдохнула и, борясь с подступившим неизвестно откуда дурацким счастьем, приступила к мытью посуды.
 
   Следующий раз Сашка пришел ко мне в гости снова в пятницу, через неделю. На неделе мы несколько раз созванивались и пытались как-то повстречаться, но не получалось. То у него были какие-то дела, то у меня. У меня, строго говоря, никаких специальных дел не было, но не признаваться же... И потом, я все равно не скучала. Встретилась наконец с Дашкой, сходила с ней в ее любимое кафе. Дашка немного дулась за мое молчание и внезапный отъезд на море, но тот факт, что из знакомства с банкиром Редькиным у меня ничего не вышло, ее вполне утешил. Она каким-то образом проглядела, что я познакомилась с Сашкой, и поэтому была совершенно не в курсе моих новых жизненных реалий. Ну, я и не стала ее вводить.
   Еще я получила деньги от Ника. Вернее, Ник перевел их на мой специальный алиментный счет, а написала мне об этом Марсия, мой адвокат. Еще она писала, что процесс идет успешно, противная сторона (в смысле Ник) никаких препятствий не выдвигает, и она надеется на успешный исход. Было немного странно читать этот отчет, который был настолько далек от моей сегодняшней жизни, как будто пришел не из другого полушария, а с того света. Я задумалась, обрадовали меня эти известия или огорчили. Радостно было то, что все получается, а огорчительно – что Ник не сопротивляется нашему разделению, как будто ему безразлично. Но на самом деле по-настоящему я не испытала ни того, ни другого. Мне было все равно. Вернее, не то чтобы совсем все равно – я механически отметила в себе и радость, и огорчение, но именно отметила, зарегистрировала, совершенно вчуже, без эмоций, как будто все это не имело ко мне прямого отношения. Прочитала, отметила, подумала, выключила компьютер и пошла в магазин за продуктами.
   Потому что мне на самом деле нужно было много чего купить. К следующему Сашкиному приходу я решила выступить более торжественно, чем в первый раз, и испечь пироги. Я считаю, это очень правильно – печь пироги. Во-первых, они чертовски вкусны в моем исполнении, а во-вторых, когда в доме пекут пироги, весь дом начинает как будто дышать и пахнуть свежим живым тестом, выпечкой и уютом.
   В общем, когда Сашка в пятницу вечером позвонил в мою дверь, я как раз только что вытащила из духовки один противень пирожков (с капустой), засунула на его место другой (с мясом) и занималась разделкой яблочного пирога. Поэтому руки у меня были в тесте, а сама я – по уши в муке.
   – Что это с тобой?
   Оценив мой вид, он было засмеялся, но почти тут же перестал, начав напряженно втягивать в себя воздух.
   – Что это? – повторил он. – Чем это таким пахнет? Я еще с лестницы чуял чертовски вкусный запах, а я голодный, как волк. Это у тебя? Не может быть!
   – Ну почему не может? Это я пироги пеку.
   – Пироги? Сама печешь пироги? Да ладно, не свисти. Так не бывает.
   Вместо ответа я просто ушла на кухню, взмахом руки предложив ему следовать за мной.
   Уже позже, убедившись в моей правоте, для чего ему потребовалось срубить половину капустных пирожков и утащить прямо с противня пару слегка недопеченных мясных, Сашка признался.
   – Ты знаешь, это было чудо. Ну вот, знаешь, бывает так, что идешь где-нибудь, и там чем-нибудь вкусно пахнет... И засада в том, что это всегда у чужих. То есть ты сам, может, и вкуснее где-то поешь, но пахнет всегда у других. Завидно страшно. А сегодня я иду, нюхаю, завидую – а потом выясняется, что это как раз у тебя. То есть там, куда я иду. Кайф.
   Я засмеялась.
   – Ну, это несложное чудо. Невелика хитрость – пирогов напечь.
   – Ну, я не знаю, – не согласился он. – Я, если честно, вообще не помню, когда последний раз домашние пироги видел. В детстве, когда еще бабушка была жива, она, бывало, пекла...
   – А я часто пекла. Дома... – Мне вдруг стало грустно.
   – А я тебе и говорю, что ты – нечто! Кстати, – сказал он мне каким-то вдруг заговорщическим голосом. – Моя жена вчера улетела. На курорт. На Лазурный берег.
   – Ну и что? – довольно резко спросила я. Как-то мало меня волновала его жена, разве что она бы улетела вообще на фиг. Да и момент был неподходящий.
   – Ну и то! – торжествующе ответил он. – Не будет у тебя в этот раз повода выпереть меня домой одного! Не отболтаешься. Я остаюсь здесь!
   Прозвучало это так гордо, что я не выдержала и заржала.
   – Это мы еще посмотрим.
   – На что это мы будем смотреть?
   – На твое поведение. Будешь хорошо себя вести, может, и оставлю.
   – Я буду. Буду очень хорошо, – сказал он и цапнул с противня очередной пирожок.
 
   Он сдержал слово, и, когда дело подошло к вечеру, то есть собственно к делу, я в ответ на невысказанный вопрос – да, собственно, даже вопроса тут почти никакого не было, так, формальность – только кивнула.
   – Ладно, так и быть. Оставайся. Комнат у меня две, в большой диван раскладывается, я тебе там постелю. Ночуй.
   Сашка попытался было что-то такое мне возражать, дескать, зачем же такие ненужные хлопоты, но я снова была сурова и непреклонна, как скала.
   – Знаешь, не нравится – не оставайся. Я это даже обсуждать не буду.
   Он сдался, ворча себе под нос что-то вроде: «Глупости, все равно только возня лишняя», и явно не веря до конца в мою решимость. Так, с недоверием в глазах, он и ходил за мной по квартире, наблюдая весь процесс – как я убирала на кухне, как раскладывала в гостиной тяжелый диван, как рылась в шкафу в поисках постельного белья, расстилала простынь и натягивала наволочку на подушку, доставала полотенце...
   Закончив, я обернулась к нему.
   – Вот. Вроде все. Только зубной щетки у меня лишней нет. Но ты можешь воспользоваться моей, я ее с мылом помою.
   Он недовольно пожал плечами.
   – Сурово. Я уж и не помню, когда в последний раз сталкивался с таким уровнем сервиса.
   – А вот тут ты обсдался, дружок, – отрезала я. – Это не сервис, это – дружеская услуга. И тебе с этим сильно повезло. Я боюсь, если бы это таки был сервис, тебе не хватило бы всех твоих миллионов, чтобы расплатиться со мной по тарифам, существующим на сегодняшний день.
   Надо сказать, прозвучало это достаточно резко, я и сама понимала. Может, немного даже излишне резко, но я-то тоже живая и была на некотором взводе. Сашка явно обиделся и только хотел что-то такое нелестное мне ответить, как я его опередила.
   – А если тебя что-то в происходящем не устраивает – так ты же свободный человек. То есть даже некоторым образом женатый и не обязан все это терпеть. Выход – вон, в пяти метрах за твоей спиной. Спокойной ночи, – бросила я через плечо, уходя в ванную и закрывая за собой дверь.
   Эту тираду я постаралась произнести мягче, чем предыдущую. Суть ее, впрочем, от этого все равно сильно не изменилась. Ну и ладно. Решит уйти – пусть уходит, так оно и проще. Расхлебывать потом не придется.
   Но, когда я, выйдя из ванной, осторожно заглянула краем глаза в большую комнату, он оказался там. Сидел боком на расстеленном диване и смотрел в пол. Его почему-то было жалко, и я, позабыв про все принципы, чуть было не ломанулась его утешать, сдержав себя буквально последним усилием воли. Услышав мои шаги, Сашка поднял глаза, увидел меня в проеме двери и улыбнулся.