Страница:
– Привет, – сказала я, подойдя к ним. – Может, присядем и поговорим?
Жаннета благодарно взглянула на меня. Мы расселись вокруг столика и заказали по двойному эспрессо.
– Ну, – спросила Жаннета, сделав несколько глотков и от этого придя в себя, – что будем делать?
И тут Колюня поразил меня. Нет, он не стал биться головой о стол. Не стал стенать и оправдываться. И уж тем более не стал крыть Галку на чем свет стоит (хотя, признаться, было за что). Он размешал сахар в своем кофе и ровным голосом сказал:
– Решать тебе. Если тебя смущает мое отцовство и ты предпочла бы, чтобы отец ребенка, которого ты собираешься усыновить, был тебе неизвестен, то тогда пьем кофе и расходимся. Если же для тебя это не имеет значения, то задавай свои вопросы.
– Какие вопросы? – спросила ошарашенная Жаннета.
– Ну, конечно, не о том, как я дошел до жизни такой, – усмехнулся Колюня. – Ты ведь хотела что-то уточнить по поводу моего здоровья, верно?
– Верно, – кивнула Жаннета, – но, честно тебе скажу, я еще не успела понять, имеет для меня значение твое отцовство или нет.
– Понятно, – произнес Колюня. – Тогда думай. Вот, смотри, – он взял с рядом стоявшего стула папку, – здесь результаты обследования, которое я проходил с полгода назад. Там чего только нет. Отдаю тебе и надеюсь, – он криво улыбнулся, – ты не станешь носиться по городу и оглашать мои маленькие физиологические тайны.
– По городу я, конечно, носиться не стану, – медленно начала Жаннета, – но как же Галка?..
И тут Колюня поразил меня вторично.
– Здесь ничего не поделаешь, – сказал он, откидываясь в своем кресле, – это наши с Галкой проблемы, и мы сами будем в них разбираться. Но я знаю, что вы старые подруги, и поэтому не могу просить вас о том, чтобы вы ей ничего не говорили. Поступайте как знаете. Это ваше право.
Мы с Жаннетой открыли рты.
– А мне придется решать проблемы уже по мере возникновения, – усмехнулся он.
Невеселая это была усмешка. Я почувствовала, как у меня заскребло на душе. Вот уж мерзкая ситуация!
Колюня одним глотком осушил свою чашку, достал из внутреннего кармана пиджака деньги, бросил их на стол и поднялся:
– Пойду. У тебя теперь есть мой мобильный – позвонишь, когда решишься на что-нибудь. – И он ушел.
– Мужчина, – уважительно проговорила я.
– И как любой мужчина, козел, – подытожила Жаннета.
– Да, – хрипло сказала я в трубку, – слушаю вас.
– Привет, – услышала Жаннетин голос, – ты что, болеешь?
– Нет. – Я откашлялась. – Все нормально. Привет. Как дела?
– Дела? – Жаннета задумалась. – Не знаю. Что-то неважно. Видела ее?
«Ее» – это Галку.
– Видела.
– И как она?
– Жанн, у тебя затмение в мозгах? – удивилась я. – Она ж ничего не знает.
– А ты уверена? – засомневалась Жаннета.
– Я не имею в виду Николашин адюльтер, – пояснила я, подергав «мышку» на столе, чтоб хоть чем-то занять руки. – Я имею в виду – она даже не знает о твоих поисках.
Галке и впрямь ничего не известно о Жаннетиных планах взять на воспитание чужого ребенка. Жаннета поделилась ими только со мной. Иногда мне кажется, что она побаивается Галки. А та совсем недавно очень резко высказалась в адрес тех, кто рискует усыновить малыша. Галке просто не повезло в жизни. Ее как раз удочерили. Совсем маленькой, двух лет отроду. Она конечно же не помнит свою мамашку, которая отказалась от нее, и лет до пятнадцати считала людей, воспитывавших ее, настоящими родителями. Но потом у Галки случился переходный возраст, который проходил бурно, если не сказать, скандально. Родительские нервы не выдержали, и мало-помалу на Галку стала вываливаться информация, значение которой она сначала не понимала. Однако непонятная информация никуда не девалась, она оседала в не по возрасту сообразительной Галкиной головке, и в один – как Галка говорит, солнечный осенний денек – сложилась в законченную картинку. Галка охнула и побежала со своими догадками к родителям, и те, доведенные до эмоционального истошения ее очередным взбрыком, выдали ей страшную тайну. «Все изменилось, – рассказывала Галка, – с того самого момента и навсегда. Так что нет в этом никакой пользы – одна боль». Мы с Жаннетой убеждали ее, что не у всех так, но она отмахивалась и твердо держалась своей позиции. «Галка мне в этом деле не советчик, – категорично сказала Жаннета, объявив мне о своих намерениях. – Вернее, советчик наоборот. Нечего ей об этом знать». На том и постановили.
– Да, действительно, – все еще задумчиво тянула Жаннета в телефонной трубке, – она ничегошеньки не знает… Но все-таки как она?
Я воскресила в памяти утреннюю Галку и уверенно ответила:
– Отлично. В отличие от нас с тобой.
– Это хорошо, – вздохнула Жаннета.
Не поняла, что именно она считает хорошим, поэтому промолчала.
– Что будем делать? – опять возник в эфире волнующий голос Жаннеты.
– Не знаю.
Но делать что-то надо было. Для начала хотя бы принять решение: говорить или не говорить Галке о происшествии. Увидев ее утром, я почувствовала, что мое подвешенное состояние на этот счет не сможет продлиться долго. Раздвоенность – вообще не мой конек, а в отношении Галки тем более. Но одна я ничего не придумаю. Потому что главная у нас в этой ситуации – Жаннета. Ей решать.
– От тебя зависит, – говорю я вслух, – что решишь с ребенком?
– Ольк, – тихо отвечает Жаннета, – я в раздрае. В полном. Ребенок ведь на всю жизнь…
– Ты только что узнала об этом? – перебиваю я ее. – А чем ты думала, когда предпринимала чертову тучу попыток забеременеть? – Я верчусь на стуле, ловя в поле зрения дверь в кабинет, чтобы удостовериться, что никто не может подслушать мои слова.
– Подожди, подожди, – торопливо откликается Жаннета. – Не об этом речь. Я просто боюсь, что у меня будет слишком много времени, чтобы хотя бы раз проболтаться. Все-таки, согласись, одно дело, когда ребенок от незнакомых людей, а совсем другое – от Галкиного мужа.
Согласна. Жутко представить себе, как малыш будет подрастать, а мы с Жаннетой будем вглядываться в него и искать Николашины черты. И насчет «проболтаться» она права – не намеренно, разумеется, а так, к слову. Я ежусь:
– Да уж…
Дверь кабинета внезапно распахивается, и наш с Жаннетой тет-а-тет летит к черту.
– Эй! – приветствует меня с порога Лина. – К тебе можно?
Правильный ответ – «да». Лина наотрез отказывается понимать, когда ей в ответ говорят «нет». А сейчас у нее такой таинственный вид, что мне и не хочется выгонять ее, ссылаясь на занятость.
– Заходи, – машу я ей свободной рукой.
– Все, прощаюсь, – шепчет в трубку понятливая Жаннета. – Созвонимся.
– Ага, – говорю я, кладу трубку на аппарат и поворачиваюсь к Лине: – Ну что, дорогая, рассказывай.
– Я? – притворно удивляется Лина, с комфортом располагаясь в кресле для посетителей. – С чего ты решила, что мне есть что рассказывать? Это ведь ты у нас путешествовала. Вот тебе и карты в руки.
– Да брось ты. – Я морщу нос. – Что там может быть интересного в московском офисе? А вот здесь-то, наверное, что-то да произошло, верно?
Лина – великая сплетница. Номер три после Вики и Галки. У Вики сегодня отгул, с Галкой – сами понимаете… А у великой сплетницы Лины налицо явный зуд под названием «хочу-рассказать-не-знаю-кому».
– Лина, – я делаю умоляющее лицо, – не мучь меня. Сжалься над несчастной девушкой, которой пришлось ездить в гостинице на девятый этаж на лифте и толкаться в кошмарном московском метро.
– Беднушка, – принимается причитать Лина, наслышанная о моей нелюбви к лифтам и прочим замкнутым пространствам, – что ж тебя, никто на машине в офис не доставил?
– Да все сволочи, ты же знаешь, – утомленно закатываю я глаза.
Ни к чему трепаться о М.А. А «все сволочи» – это Линина излюбленная тема. Кто «все» – я до сих пор не имею четкого представления, что не мешает мне, пользуясь этим маневром, частенько ловко перебрасывать Линино внимание с одной темы на другую.
– Это точно, – энергично кивает Лина. – Наши не лучше. Представляешь…
Так, уже теплее. Лина выкладывает новости, а я тихо прихожу в ужас. Реорганизация. Так я и знала. Недаром в московском офисе такое оживление.
– То есть ты толком ничего не знаешь, – наконец удается мне вклиниться в Линии монолог.
– Не знаю, – со вздохом подтверждает она. – И никто не знает.
– Что, даже Вика? – усмехаюсь я.
– Даже Вика. – Лина поникает. – Только руководство. Ты же слышала – если бы не случайность, то…
Да, случайность – дама, без которой на этой планете ничего не происходит. В том числе и в нашей конторе. Хотя я к слову «случайность» добавила бы в этом случае еще и «хороший Линии слух», поскольку благодаря ему ей стало кое-что известно. Пара фраз из случайно подслушанного случайно телефонного разговора Юрика с неизвестным лицом. Фразы на самом деле ни о чем. Неужели она строит свои догадки только на них? Или чего-то не договаривает?
– И все? – Я внимательно смотрю на Лину. – Это все, что ты знаешь?
– Ну да. – Ясный Линии взор служит мне ответом.
– Маловато, – пренебрежительно кривлюсь я. – Может, ты ошибаешься?
– Ольга, – Лина смотрит на меня, как на тяжелобольную, – не будь дурой. Все это давно витает в воздухе.
Витает, не спорю. Но витает все шесть лет, которые я здесь работаю. К. этому «витанию» вес настолько привыкли, что даже исключили тему реорганизации из числа обеденных шуточек. Но кто его знает, может, в этот раз все действительно серьезно?
– Черт, черт, черт, – бормочу я. – Ненавижу всякие реорганизации и пертурбации.
– Тебе-то что беспокоиться? – удивляется Лина. – Ты в своем бюджетировании одна-одинешенька. Тебя никто не тронет. А вот нас могут перетасовать как угодно.
У нее звонит мобильник.
– Ой, – восторженно верещит она в трубку, – ты уже пришел? Счас спущусь. Сори, Ольга, – она вскакивает с кресла, подтягивает брюки, сползшие с мощных бедер до неприличного положения, и направляется к двери, – ко мне пришли. Попозже загляну. О'кей?
– О'кей, о'кей, – бормочу я, – попозже так попозже.
«Тебя никто не тронет»!.. Ее бы слова да богу в уши. А еще лучше – в приказ. Конечно, меня никто не уволит, но вот запихнуть кому-нибудь в подчинение – это запросто. А как было хорошо! Надо мной – только Юрик да финансовый директор. Юрику вообще все было безразлично, он только подписывал мои бумаги. Иногда, правда, для проформы задавал какие-нибудь вопросы, но не чаще одного раза в две недели. А финдир – Никита. С тем у нас классные отношения. «Так, может, – вдруг приходит мне в голову, – аккуратно провентилировать с ним вопрос о грядущих – если они действительно грядут – переменах?»
Даже если он не выложит все, что знает, все равно чем-нибудь выдаст себя. Да и потом, мне неинтересен весь план целиком, знать бы о своей судьбе – и достаточно. «Нет, – я усмехнулась своему отражению в экране компьютера, – кого я хочу обмануть?» Мне интересно. Наверное, я непроходимая дура, но я не умею работать где-нибудь и отстраненно взирать на то, что происходит вокруг. «Лелька, – укоряет меня всегда Галка, – это устаревший совдеповский подход к проблеме. Нельзя растворяться в работе». Я и не растворяюсь в работе, слава богу, уже нет, хотя лет в двадцать пять это за мной водилось. Я давно уже научилась отделять мух от всего прочего. Но компания, в которой я работаю, это для меня единый живой организм. И – уверена – когда выжму из Никитка все, что касается конкретно моей персоны в свете грядущего переустройства нашей жизни, не удержусь, чтобы не попробовать выпытать весь план переустройства. Такая натура. Что тут поделаешь? А кстати, на месте ли сегодня Никиток? Я тянусь к телефону в тот момент, когда дверь моего кабинета в очередной раз отворяется. Уппс!
– Еще раз здравствуйте, – говорит М.А., переступая порог. – Не заняты?
Я украдкой смотрю на часы на экране компьютера. Фьють! Десять. А я ни в одном глазу. Я имею в виду работу. Да-а, день не задался с самого начала.
– Да как вам сказать, – неопределенно тяну я.
Между прочим, он наверняка что-нибудь знает о нашем будущем. Было бы смешно, если бы не знал. Хотя с Юрика станется устроить из всего великую тайну и не посвятить в нее даже своих замов. Впрочем, даже если бы он и знал, не спросишь же его. Давно ли я стала такой неуверенной? Обычно у меня не вызывало проблем задать любой вопрос любой персоне, независимо от чина и положения. А М.А. парализует меня. Вот что ему нужно на этот раз?
– Вы произвели впечатление, – неожиданно говорит он, засовывая руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку.
– Э-э… – Я бессмысленно тычу в клавиши компьютера в тщетном желании преодолеть свою растерянность. – На кого же?
– На весь московский офис, – невозмутимо отвечает он, оглядывая мой кабинет.
И все? В этот момент я понимаю, что ожидала иного. Что он скажет: «На меня». И тогда… Что тогда? Вот уж точно дура. А похожая на топ-модель Алена?
Я молчу. Он тоже. Но уже не стоит праздно рядом с дверью, а ходит по кабинету. Все-таки что ему нужно?
– Вам что-то… – неуверенно начинаю я.
– Да. – Он резко поворачивается ко мне.
Я вздрагиваю. Ой!
– Честно говоря, – он трет ладонью лоб – знакомый жест, за столько лет он не избавился от него, – у меня возникла некоторая проблема.
– Какая? – вежливо интересуюсь я.
– Я тут подумал, – он смотрит мне прямо в глаза, – не знаете, где я мог бы…
Сердце ухает вниз, куда-то в район почек, там ни на секунду не задерживается и устремляется дальше, к коленкам, которые тут же начинают мелко трястись, и еще дальше к пяткам, и там замирает бездыханное. «Не знаете, где я мог бы видеть вас раньше?» – мысленно заканчиваю фразу за него. И что на это ответить? Я втягиваю ноздрями воздух и жалею о том, что не исповедую никакой религии – сейчас неплохо было бы помолиться.
– …найти данные по поставщикам сырья? – мучительно медленно заканчивает он.
«А-а-а!» – хочется кричать мне от облегчения, но я мощным усилием воли беру себя в руки, вновь делаю глубокий вдох и… молчу.
– Я зря к вам пришел? – озабоченно спрашивает М.А. – Извините. – И он делает движение по направлению к двери.
– Не-ет! – наконец-то выдыхаю я весь скопившийся внутри воздух.
М.А. останавливается и вопросительно смотрит на меня. Мне уже лучше, гораздо лучше. Можно сказать, я в обычной форме.
– Что именно по поставщикам? – деловито интересуюсь я.
– Знаете, – оживляется он, – мне необходимы данные по каждому поставщику, по каждому виду сырья – динамика цен. В идеале – за последние три года. Но вероятно, – неуверенно добавляет он, – такого готового анализа ни у кого нет. Хотя бы за год, – он кивает в подтверждение собственных слов, – за год было бы нормально. Вот я и подумал – вы можете знать, у кого поискать эту информацию.
– Здесь, – хрипло отвечаю я.
Он с недоумением смотрит на меня. Я откашливаюсь и повторяю:
– Здесь, – встаю, иду к стеллажу и достаю темно-вишневую папку. – Данные по каждому поставщику в разрезе партий и цен. За три полных года и три месяца этого года. – И протягиваю папку ему.
Он принимает папку, машинально говорит: «Спасибо», – вертит ее в руках с растерянным видом, затем внезапно кладет на стол и делает шаг в сторону стеллажа. Я отхожу в сторону. М.А. внимательно читает надписи на папках. Я слежу за тем, как его взгляд перемещается с верхней полки на среднюю, затем на нижнюю. Изучив все мое хозяйство, он тычет в сторону папок пальцем и спрашивает:
– Что это?
Странный он какой-то. Я пожимаю плечами:
– Данные.
– Я понимаю, – нетерпеливо говорит он. – Чьи это данные?
Он не просто странный. Он чемпион в этом виде спорта.
– Наши, – спокойно разъясняю я ему, – данные нашей компании.
– Я не это имел в виду, – усмехается он. – Кто их собирал?
– Я, кто же еще.
– Зачем? Любопытный тип.
– Для работы, конечно.
– Но ведь… – он хмурится, подбирая слова, – это не вы должны делать. Во всяком случае, – он обводит рукой стеллажик, – большую часть данных должны собирать другие службы. Или я чего-то не понимаю?
Ну, должны. Кто бы спорил. Так они же не собирают. У них не допросишься. Всегда отмахиваются: «Нам некогда. Приди тогда-то. И вообще не мешай». И как я должна в таких условиях работать? Как планы-то составлять, если нет нормальных данных за прошлые годы? А динамика? А тенденции? Галка говорит: «Плюнь на все. Кому это надо, если все так относятся?» Но я так не могу. Если работать, то работать как следует. А если не как следует, то тогда уж лучше не работать вовсе. Вот и пришлось возиться с чужими отчетами, ходить донимать всех вопросами, пока не разобралась окончательно во всей этой кухне. И поэтому компания для меня – живой организм. И поэтому мне ничто здесь не безразлично, как бы это странно ни выглядело в наше время.
– Э-э… – не знаю, как бы все это высказать ему наиболее удобоваримо, – так сложно всегда отвлекать занятых людей. В общем-то эти данные больше всех нужны мне…
– Да? – М.А. поднимает брови. – А я полагал, что всем.
Конечно всем. И я так полагаю. И еще Никиток так думает да замначальника отдела продаж, а все остальные работают по принципу: «Дыры заткнули – и ладно». Я поднимаю глаза. М.А. смотрит на меня и ждет ответа.
– Ну-у… – опять тяну я. – Может, я не права, что… Надо было их заставить, конечно… Но… – я пожимаю плечами, – как? Вот я и решила… что…
Я уже устала запинаться. Видно, страдание проступило на моем лице, и М.А. спешит мне на помощь:
– Я понял. – Он возвращается к столу, хлопает рукой по папке. – Я возьму?
– Да, конечно. – Я с облегчением киваю, но тут же спохватываюсь: – Только ненадолго. Мне на следующей неделе нужно…
– Я понял, – повторяет он и улыбается: – Клянусь, что к следующей неделе верну.
Дверь тихо затворяется за ним. Я в изнеможении падаю на стул. Кофе! Живительный кофе! Срочно!
Глава 17
Жаннета благодарно взглянула на меня. Мы расселись вокруг столика и заказали по двойному эспрессо.
– Ну, – спросила Жаннета, сделав несколько глотков и от этого придя в себя, – что будем делать?
И тут Колюня поразил меня. Нет, он не стал биться головой о стол. Не стал стенать и оправдываться. И уж тем более не стал крыть Галку на чем свет стоит (хотя, признаться, было за что). Он размешал сахар в своем кофе и ровным голосом сказал:
– Решать тебе. Если тебя смущает мое отцовство и ты предпочла бы, чтобы отец ребенка, которого ты собираешься усыновить, был тебе неизвестен, то тогда пьем кофе и расходимся. Если же для тебя это не имеет значения, то задавай свои вопросы.
– Какие вопросы? – спросила ошарашенная Жаннета.
– Ну, конечно, не о том, как я дошел до жизни такой, – усмехнулся Колюня. – Ты ведь хотела что-то уточнить по поводу моего здоровья, верно?
– Верно, – кивнула Жаннета, – но, честно тебе скажу, я еще не успела понять, имеет для меня значение твое отцовство или нет.
– Понятно, – произнес Колюня. – Тогда думай. Вот, смотри, – он взял с рядом стоявшего стула папку, – здесь результаты обследования, которое я проходил с полгода назад. Там чего только нет. Отдаю тебе и надеюсь, – он криво улыбнулся, – ты не станешь носиться по городу и оглашать мои маленькие физиологические тайны.
– По городу я, конечно, носиться не стану, – медленно начала Жаннета, – но как же Галка?..
И тут Колюня поразил меня вторично.
– Здесь ничего не поделаешь, – сказал он, откидываясь в своем кресле, – это наши с Галкой проблемы, и мы сами будем в них разбираться. Но я знаю, что вы старые подруги, и поэтому не могу просить вас о том, чтобы вы ей ничего не говорили. Поступайте как знаете. Это ваше право.
Мы с Жаннетой открыли рты.
– А мне придется решать проблемы уже по мере возникновения, – усмехнулся он.
Невеселая это была усмешка. Я почувствовала, как у меня заскребло на душе. Вот уж мерзкая ситуация!
Колюня одним глотком осушил свою чашку, достал из внутреннего кармана пиджака деньги, бросил их на стол и поднялся:
– Пойду. У тебя теперь есть мой мобильный – позвонишь, когда решишься на что-нибудь. – И он ушел.
– Мужчина, – уважительно проговорила я.
– И как любой мужчина, козел, – подытожила Жаннета.
***
Мои воспоминания прервал телефонный звонок.– Да, – хрипло сказала я в трубку, – слушаю вас.
– Привет, – услышала Жаннетин голос, – ты что, болеешь?
– Нет. – Я откашлялась. – Все нормально. Привет. Как дела?
– Дела? – Жаннета задумалась. – Не знаю. Что-то неважно. Видела ее?
«Ее» – это Галку.
– Видела.
– И как она?
– Жанн, у тебя затмение в мозгах? – удивилась я. – Она ж ничего не знает.
– А ты уверена? – засомневалась Жаннета.
– Я не имею в виду Николашин адюльтер, – пояснила я, подергав «мышку» на столе, чтоб хоть чем-то занять руки. – Я имею в виду – она даже не знает о твоих поисках.
Галке и впрямь ничего не известно о Жаннетиных планах взять на воспитание чужого ребенка. Жаннета поделилась ими только со мной. Иногда мне кажется, что она побаивается Галки. А та совсем недавно очень резко высказалась в адрес тех, кто рискует усыновить малыша. Галке просто не повезло в жизни. Ее как раз удочерили. Совсем маленькой, двух лет отроду. Она конечно же не помнит свою мамашку, которая отказалась от нее, и лет до пятнадцати считала людей, воспитывавших ее, настоящими родителями. Но потом у Галки случился переходный возраст, который проходил бурно, если не сказать, скандально. Родительские нервы не выдержали, и мало-помалу на Галку стала вываливаться информация, значение которой она сначала не понимала. Однако непонятная информация никуда не девалась, она оседала в не по возрасту сообразительной Галкиной головке, и в один – как Галка говорит, солнечный осенний денек – сложилась в законченную картинку. Галка охнула и побежала со своими догадками к родителям, и те, доведенные до эмоционального истошения ее очередным взбрыком, выдали ей страшную тайну. «Все изменилось, – рассказывала Галка, – с того самого момента и навсегда. Так что нет в этом никакой пользы – одна боль». Мы с Жаннетой убеждали ее, что не у всех так, но она отмахивалась и твердо держалась своей позиции. «Галка мне в этом деле не советчик, – категорично сказала Жаннета, объявив мне о своих намерениях. – Вернее, советчик наоборот. Нечего ей об этом знать». На том и постановили.
– Да, действительно, – все еще задумчиво тянула Жаннета в телефонной трубке, – она ничегошеньки не знает… Но все-таки как она?
Я воскресила в памяти утреннюю Галку и уверенно ответила:
– Отлично. В отличие от нас с тобой.
– Это хорошо, – вздохнула Жаннета.
Не поняла, что именно она считает хорошим, поэтому промолчала.
– Что будем делать? – опять возник в эфире волнующий голос Жаннеты.
– Не знаю.
Но делать что-то надо было. Для начала хотя бы принять решение: говорить или не говорить Галке о происшествии. Увидев ее утром, я почувствовала, что мое подвешенное состояние на этот счет не сможет продлиться долго. Раздвоенность – вообще не мой конек, а в отношении Галки тем более. Но одна я ничего не придумаю. Потому что главная у нас в этой ситуации – Жаннета. Ей решать.
– От тебя зависит, – говорю я вслух, – что решишь с ребенком?
– Ольк, – тихо отвечает Жаннета, – я в раздрае. В полном. Ребенок ведь на всю жизнь…
– Ты только что узнала об этом? – перебиваю я ее. – А чем ты думала, когда предпринимала чертову тучу попыток забеременеть? – Я верчусь на стуле, ловя в поле зрения дверь в кабинет, чтобы удостовериться, что никто не может подслушать мои слова.
– Подожди, подожди, – торопливо откликается Жаннета. – Не об этом речь. Я просто боюсь, что у меня будет слишком много времени, чтобы хотя бы раз проболтаться. Все-таки, согласись, одно дело, когда ребенок от незнакомых людей, а совсем другое – от Галкиного мужа.
Согласна. Жутко представить себе, как малыш будет подрастать, а мы с Жаннетой будем вглядываться в него и искать Николашины черты. И насчет «проболтаться» она права – не намеренно, разумеется, а так, к слову. Я ежусь:
– Да уж…
Дверь кабинета внезапно распахивается, и наш с Жаннетой тет-а-тет летит к черту.
– Эй! – приветствует меня с порога Лина. – К тебе можно?
Правильный ответ – «да». Лина наотрез отказывается понимать, когда ей в ответ говорят «нет». А сейчас у нее такой таинственный вид, что мне и не хочется выгонять ее, ссылаясь на занятость.
– Заходи, – машу я ей свободной рукой.
– Все, прощаюсь, – шепчет в трубку понятливая Жаннета. – Созвонимся.
– Ага, – говорю я, кладу трубку на аппарат и поворачиваюсь к Лине: – Ну что, дорогая, рассказывай.
– Я? – притворно удивляется Лина, с комфортом располагаясь в кресле для посетителей. – С чего ты решила, что мне есть что рассказывать? Это ведь ты у нас путешествовала. Вот тебе и карты в руки.
– Да брось ты. – Я морщу нос. – Что там может быть интересного в московском офисе? А вот здесь-то, наверное, что-то да произошло, верно?
Лина – великая сплетница. Номер три после Вики и Галки. У Вики сегодня отгул, с Галкой – сами понимаете… А у великой сплетницы Лины налицо явный зуд под названием «хочу-рассказать-не-знаю-кому».
– Лина, – я делаю умоляющее лицо, – не мучь меня. Сжалься над несчастной девушкой, которой пришлось ездить в гостинице на девятый этаж на лифте и толкаться в кошмарном московском метро.
– Беднушка, – принимается причитать Лина, наслышанная о моей нелюбви к лифтам и прочим замкнутым пространствам, – что ж тебя, никто на машине в офис не доставил?
– Да все сволочи, ты же знаешь, – утомленно закатываю я глаза.
Ни к чему трепаться о М.А. А «все сволочи» – это Линина излюбленная тема. Кто «все» – я до сих пор не имею четкого представления, что не мешает мне, пользуясь этим маневром, частенько ловко перебрасывать Линино внимание с одной темы на другую.
– Это точно, – энергично кивает Лина. – Наши не лучше. Представляешь…
Так, уже теплее. Лина выкладывает новости, а я тихо прихожу в ужас. Реорганизация. Так я и знала. Недаром в московском офисе такое оживление.
– То есть ты толком ничего не знаешь, – наконец удается мне вклиниться в Линии монолог.
– Не знаю, – со вздохом подтверждает она. – И никто не знает.
– Что, даже Вика? – усмехаюсь я.
– Даже Вика. – Лина поникает. – Только руководство. Ты же слышала – если бы не случайность, то…
Да, случайность – дама, без которой на этой планете ничего не происходит. В том числе и в нашей конторе. Хотя я к слову «случайность» добавила бы в этом случае еще и «хороший Линии слух», поскольку благодаря ему ей стало кое-что известно. Пара фраз из случайно подслушанного случайно телефонного разговора Юрика с неизвестным лицом. Фразы на самом деле ни о чем. Неужели она строит свои догадки только на них? Или чего-то не договаривает?
– И все? – Я внимательно смотрю на Лину. – Это все, что ты знаешь?
– Ну да. – Ясный Линии взор служит мне ответом.
– Маловато, – пренебрежительно кривлюсь я. – Может, ты ошибаешься?
– Ольга, – Лина смотрит на меня, как на тяжелобольную, – не будь дурой. Все это давно витает в воздухе.
Витает, не спорю. Но витает все шесть лет, которые я здесь работаю. К. этому «витанию» вес настолько привыкли, что даже исключили тему реорганизации из числа обеденных шуточек. Но кто его знает, может, в этот раз все действительно серьезно?
– Черт, черт, черт, – бормочу я. – Ненавижу всякие реорганизации и пертурбации.
– Тебе-то что беспокоиться? – удивляется Лина. – Ты в своем бюджетировании одна-одинешенька. Тебя никто не тронет. А вот нас могут перетасовать как угодно.
У нее звонит мобильник.
– Ой, – восторженно верещит она в трубку, – ты уже пришел? Счас спущусь. Сори, Ольга, – она вскакивает с кресла, подтягивает брюки, сползшие с мощных бедер до неприличного положения, и направляется к двери, – ко мне пришли. Попозже загляну. О'кей?
– О'кей, о'кей, – бормочу я, – попозже так попозже.
«Тебя никто не тронет»!.. Ее бы слова да богу в уши. А еще лучше – в приказ. Конечно, меня никто не уволит, но вот запихнуть кому-нибудь в подчинение – это запросто. А как было хорошо! Надо мной – только Юрик да финансовый директор. Юрику вообще все было безразлично, он только подписывал мои бумаги. Иногда, правда, для проформы задавал какие-нибудь вопросы, но не чаще одного раза в две недели. А финдир – Никита. С тем у нас классные отношения. «Так, может, – вдруг приходит мне в голову, – аккуратно провентилировать с ним вопрос о грядущих – если они действительно грядут – переменах?»
Даже если он не выложит все, что знает, все равно чем-нибудь выдаст себя. Да и потом, мне неинтересен весь план целиком, знать бы о своей судьбе – и достаточно. «Нет, – я усмехнулась своему отражению в экране компьютера, – кого я хочу обмануть?» Мне интересно. Наверное, я непроходимая дура, но я не умею работать где-нибудь и отстраненно взирать на то, что происходит вокруг. «Лелька, – укоряет меня всегда Галка, – это устаревший совдеповский подход к проблеме. Нельзя растворяться в работе». Я и не растворяюсь в работе, слава богу, уже нет, хотя лет в двадцать пять это за мной водилось. Я давно уже научилась отделять мух от всего прочего. Но компания, в которой я работаю, это для меня единый живой организм. И – уверена – когда выжму из Никитка все, что касается конкретно моей персоны в свете грядущего переустройства нашей жизни, не удержусь, чтобы не попробовать выпытать весь план переустройства. Такая натура. Что тут поделаешь? А кстати, на месте ли сегодня Никиток? Я тянусь к телефону в тот момент, когда дверь моего кабинета в очередной раз отворяется. Уппс!
– Еще раз здравствуйте, – говорит М.А., переступая порог. – Не заняты?
Я украдкой смотрю на часы на экране компьютера. Фьють! Десять. А я ни в одном глазу. Я имею в виду работу. Да-а, день не задался с самого начала.
– Да как вам сказать, – неопределенно тяну я.
Между прочим, он наверняка что-нибудь знает о нашем будущем. Было бы смешно, если бы не знал. Хотя с Юрика станется устроить из всего великую тайну и не посвятить в нее даже своих замов. Впрочем, даже если бы он и знал, не спросишь же его. Давно ли я стала такой неуверенной? Обычно у меня не вызывало проблем задать любой вопрос любой персоне, независимо от чина и положения. А М.А. парализует меня. Вот что ему нужно на этот раз?
– Вы произвели впечатление, – неожиданно говорит он, засовывая руки в карманы и покачиваясь с носка на пятку.
– Э-э… – Я бессмысленно тычу в клавиши компьютера в тщетном желании преодолеть свою растерянность. – На кого же?
– На весь московский офис, – невозмутимо отвечает он, оглядывая мой кабинет.
И все? В этот момент я понимаю, что ожидала иного. Что он скажет: «На меня». И тогда… Что тогда? Вот уж точно дура. А похожая на топ-модель Алена?
Я молчу. Он тоже. Но уже не стоит праздно рядом с дверью, а ходит по кабинету. Все-таки что ему нужно?
– Вам что-то… – неуверенно начинаю я.
– Да. – Он резко поворачивается ко мне.
Я вздрагиваю. Ой!
– Честно говоря, – он трет ладонью лоб – знакомый жест, за столько лет он не избавился от него, – у меня возникла некоторая проблема.
– Какая? – вежливо интересуюсь я.
– Я тут подумал, – он смотрит мне прямо в глаза, – не знаете, где я мог бы…
Сердце ухает вниз, куда-то в район почек, там ни на секунду не задерживается и устремляется дальше, к коленкам, которые тут же начинают мелко трястись, и еще дальше к пяткам, и там замирает бездыханное. «Не знаете, где я мог бы видеть вас раньше?» – мысленно заканчиваю фразу за него. И что на это ответить? Я втягиваю ноздрями воздух и жалею о том, что не исповедую никакой религии – сейчас неплохо было бы помолиться.
– …найти данные по поставщикам сырья? – мучительно медленно заканчивает он.
«А-а-а!» – хочется кричать мне от облегчения, но я мощным усилием воли беру себя в руки, вновь делаю глубокий вдох и… молчу.
– Я зря к вам пришел? – озабоченно спрашивает М.А. – Извините. – И он делает движение по направлению к двери.
– Не-ет! – наконец-то выдыхаю я весь скопившийся внутри воздух.
М.А. останавливается и вопросительно смотрит на меня. Мне уже лучше, гораздо лучше. Можно сказать, я в обычной форме.
– Что именно по поставщикам? – деловито интересуюсь я.
– Знаете, – оживляется он, – мне необходимы данные по каждому поставщику, по каждому виду сырья – динамика цен. В идеале – за последние три года. Но вероятно, – неуверенно добавляет он, – такого готового анализа ни у кого нет. Хотя бы за год, – он кивает в подтверждение собственных слов, – за год было бы нормально. Вот я и подумал – вы можете знать, у кого поискать эту информацию.
– Здесь, – хрипло отвечаю я.
Он с недоумением смотрит на меня. Я откашливаюсь и повторяю:
– Здесь, – встаю, иду к стеллажу и достаю темно-вишневую папку. – Данные по каждому поставщику в разрезе партий и цен. За три полных года и три месяца этого года. – И протягиваю папку ему.
Он принимает папку, машинально говорит: «Спасибо», – вертит ее в руках с растерянным видом, затем внезапно кладет на стол и делает шаг в сторону стеллажа. Я отхожу в сторону. М.А. внимательно читает надписи на папках. Я слежу за тем, как его взгляд перемещается с верхней полки на среднюю, затем на нижнюю. Изучив все мое хозяйство, он тычет в сторону папок пальцем и спрашивает:
– Что это?
Странный он какой-то. Я пожимаю плечами:
– Данные.
– Я понимаю, – нетерпеливо говорит он. – Чьи это данные?
Он не просто странный. Он чемпион в этом виде спорта.
– Наши, – спокойно разъясняю я ему, – данные нашей компании.
– Я не это имел в виду, – усмехается он. – Кто их собирал?
– Я, кто же еще.
– Зачем? Любопытный тип.
– Для работы, конечно.
– Но ведь… – он хмурится, подбирая слова, – это не вы должны делать. Во всяком случае, – он обводит рукой стеллажик, – большую часть данных должны собирать другие службы. Или я чего-то не понимаю?
Ну, должны. Кто бы спорил. Так они же не собирают. У них не допросишься. Всегда отмахиваются: «Нам некогда. Приди тогда-то. И вообще не мешай». И как я должна в таких условиях работать? Как планы-то составлять, если нет нормальных данных за прошлые годы? А динамика? А тенденции? Галка говорит: «Плюнь на все. Кому это надо, если все так относятся?» Но я так не могу. Если работать, то работать как следует. А если не как следует, то тогда уж лучше не работать вовсе. Вот и пришлось возиться с чужими отчетами, ходить донимать всех вопросами, пока не разобралась окончательно во всей этой кухне. И поэтому компания для меня – живой организм. И поэтому мне ничто здесь не безразлично, как бы это странно ни выглядело в наше время.
– Э-э… – не знаю, как бы все это высказать ему наиболее удобоваримо, – так сложно всегда отвлекать занятых людей. В общем-то эти данные больше всех нужны мне…
– Да? – М.А. поднимает брови. – А я полагал, что всем.
Конечно всем. И я так полагаю. И еще Никиток так думает да замначальника отдела продаж, а все остальные работают по принципу: «Дыры заткнули – и ладно». Я поднимаю глаза. М.А. смотрит на меня и ждет ответа.
– Ну-у… – опять тяну я. – Может, я не права, что… Надо было их заставить, конечно… Но… – я пожимаю плечами, – как? Вот я и решила… что…
Я уже устала запинаться. Видно, страдание проступило на моем лице, и М.А. спешит мне на помощь:
– Я понял. – Он возвращается к столу, хлопает рукой по папке. – Я возьму?
– Да, конечно. – Я с облегчением киваю, но тут же спохватываюсь: – Только ненадолго. Мне на следующей неделе нужно…
– Я понял, – повторяет он и улыбается: – Клянусь, что к следующей неделе верну.
Дверь тихо затворяется за ним. Я в изнеможении падаю на стул. Кофе! Живительный кофе! Срочно!
Глава 17
Жаннета звонит второй раз уже к концу дня.
– Да, – устало говорю я, – я могу говорить.
– Но не хочешь? – понимает она. -«.День не задался.
Не задался – еще мягко сказано. После М.А. явилась Галка с двумя чашками кофе в руках и трепом об Альбертино. Потом Никиток, из которого не удается выдавить ни единого полезного слова. А вслед за ними – Юрик. «Зайдите, – говорит, – ко мне». Да так официально, что я невольно вздрогнула. Но речь, как выяснилось, пошла только об очередном задании. Удивительно, правда, было слышать его из уст Юрика, не озабоченного проблемами нашего бюджетирования.
– Мне нужно, чтобы вы посчитали расходы наших филиалов на следующий год, – сообщил он.
– Каких филиалов? – спросила я, занося ручку над чистым листом блокнота. – Московского?
– Не только. – Он устремил взгляд на облака за окном.
– Простите, – растерялась я, – но разве у нас еще есть филиалы?
Юрик перевел взгляд с облаков на меня и меланхолично вздохнул:
– Будут.
Вот те раз!
– И чем они, – осторожно поинтересовалась я, – будут заниматься?
«Не ваше дело», – зажглось в Юриковых глазах. Он опять тяжело вздохнул:
– Работать.
– Понятно, – кивнула я, ничего не поняв, – но мне этой информации маловато для расчетов. Сколько филиалов, сколько людей, какие должности?
Юрик посмотрел на меня с тоской. Ясное дело, я потребовала от него таких мыслительных усилий, на которые он, скорее всего, не способен. «Боже мой, – подумала я, ожидая его ответа, – куда тебе управлять еще и филиалами! Тебе бы с собственным настроением справиться».
– Возьмите всю информацию у Максима Александровича, – заявил вконец утомленный Юрик.
У М.А.? Подумайте, какая связь? Кто-нибудь скажет мне, что творится в нашем сумасшедшем доме? Неужели филиалы у нас теперь в ведении замдира по производству? Но ведь там не будет заводов? Или?..
– Но ведь там не будет заводов? – не удержавшись, выпаливаю я.
– Пока нет, – ответил Юрик, – но все равно – вся информация у Максима Александровича. – И он взмахнул рукой в знак того, что мне пора оставить его в покое.
Я захлопнула блокнот, в котором мне не довелось сделать ни единой записи, поднялась со стула и направилась к двери. И тут Юрик вновь ожил:
– Да, и, Ольга Николаевна, не сочтите за труд полюбопытствовать, что нужно для регистрации филиалов.
Я резко затормозила, не веря своим ушам. Повернулась.
– Э-э… Я не поняла вас.
– Что ж тут непонятного? – снисходительно посмотрел на меня Юрик. – Уточните все вопросы по формальностям, которые нам светят, когда мы задумаем регистрировать филиалы.
«Но это не входит в мои обязанности!» – захотелось крикнуть мне. У Юрика вечная каша в голове, он не знает, кто и чем должен заниматься. «А кстати, – вдруг мелькнула мысль, – кто должен следить за появлением филиалов? Юристы!» – тут же появился ответ. Но своих юристов у нас нет, хотя давно пора ими обзавестись. Ладно, раз «вся информация у Максима Александровича», значит, будем разбираться с ним. Я молча повернулась и покинула Юрика.
М.А. разговаривал по телефону, когда я заглянула в его кабинет. «Можно?» – одними губами спросила я. Он удивленно вскинул брови, но махнул мне рукой, чтобы проходила и присаживалась. Болтал, похоже, с кем-то не по работе. Посмеивался, сыпал уклончивыми: «Да, конечно!» и «Ну, ты понимаешь!». Я тем временем осмотрелась. Он почти ничего не изменил в обстановке, только снял со стены жуткую картину, висевшую при его предшественнике и изображавшую постиндустриальное общество во всей его мрачной красе. Да жалюзи поменял. Все та же мебель, то же ковровое покрытие. Неужели ему не хочется выкинуть все это к чертовой матери?
– Не стал пока ничего менять, – неожиданно сказал он, вешая трубку.
Я покраснела. Наверное, покраснела – мне же самой не видно. Только почувствовала прилив крови к щекам от смущения. Он что, умеет читать мысли? Тогда плохо дело. Тем не менее нашла в себе силы выдавить:
– Почему?
– Ни к чему сейчас лишние расходы. – М.А. откинулся на спинку кресла, вертя в руках карандаш.
– А что такое у нас сейчас происходит? – Я перестала отводить глаза: любопытство есть любопытство.
– Вы не по поводу филиалов? – М.А. резко изменил тему.
– Да. – Я выпрямилась на своем стуле. – Юрик… Пардон, – спохватилась я, заметив легкую усмешку, проскользнувшую по лицу М.А., – Юрий Викторович сказал, что вся информация, которая мне нужна для расчетов, у вас.
Черт! Угораздило же меня! Теперь решит, что у нас Юриком шашни.
– У меня. – Кивнул М.А., залез в ящик стола и достал оттуда папочку ядовито-зеленого цвета. – Вот. – Он подтолкнул ее ко мне.
Папочка легко скользнула по поверхности стола. Я поймала ее.
– Там нечто вроде техзадания, – пояснил он. – Города, где мы планируем открыть филиалы, штаты, перечень оборудования, которое там будет. Если вам чего-то будет не хватать, смело спрашивайте. Я, правда, – он улыбнулся, – тоже пока все знаю на уровне предположений, но все-таки…
– К какому сроку сделать? – деловито осведомилась я.
– До конца недели. Нужен расчет на следующий год.
– Да, я уже поняла.
Он продолжал смотреть на меня, улыбаясь. Скажет еще что-нибудь – или на этом все? Он молчал. А чего я, собственно, ждала? «Давайте сходим вечерком куда-нибудь»? Дура.
– Тогда все? – тем не менее уточнила я. – Я пойду?
– Да, пожалуйста.
У двери я вспомнила:
– Да, директор сказал, чтобы я узнала, что необходимо для регистрации филиалов, – и посмотрела на его реакцию.
М.А. пожал плечами:
– Это было бы замечательно.
«Было бы» – так, значит, это не более чем пожелание? Лучше все-таки уточнить.
– То есть это желательно, но не обязательно? – спрашиваю я.
М.А. слегка усмехнулся:
– Действительно, так. Но разве вам самой не интересно?
Издевается, убедилась я. Увидел мои выстраданные папки на стеллаже и теперь будет насмехаться всю оставшуюся жизнь. Права была Галка – излишнее трудолюбие нынче не в моде.
– Хорошо, – сухо сказала я, – я все сделаю.
И про себя добавила: «Но в последний раз». Впрочем, сама не очень поверила этим своим добавлениям. Повернулась, чтобы уйти, и услышала брошенное мне в спину:
– Спасибо!
Честно сказать, «спасибо» выбило меня из колеи еще на какое-то время. У нас не принято говорить «спасибо» за то, что ты делаешь на рабочем месте. За все время моей работы здесь была только одна дама, которая всем за каждую мелочь говорила «спасибо». Народ дергался – это я отлично помню. «Дожили, – смеялась Жаннета, – на нормальное человеческое отношение реагируете, как на неприличное поведение». Хамство дается как-то легче, чем вежливость, не замечали? Любопытно было бы знать почему.
Всю вторую половину дня я провела в бдениях над ярко-зеленой папочкой и в звонках в юридическую фирму. Жаннета позвонила в тот момент, когда кое-что уже стало для меня проясняться.
– Да, – устало говорю я, – я могу говорить.
– Но не хочешь? – понимает она. -«.День не задался.
Не задался – еще мягко сказано. После М.А. явилась Галка с двумя чашками кофе в руках и трепом об Альбертино. Потом Никиток, из которого не удается выдавить ни единого полезного слова. А вслед за ними – Юрик. «Зайдите, – говорит, – ко мне». Да так официально, что я невольно вздрогнула. Но речь, как выяснилось, пошла только об очередном задании. Удивительно, правда, было слышать его из уст Юрика, не озабоченного проблемами нашего бюджетирования.
– Мне нужно, чтобы вы посчитали расходы наших филиалов на следующий год, – сообщил он.
– Каких филиалов? – спросила я, занося ручку над чистым листом блокнота. – Московского?
– Не только. – Он устремил взгляд на облака за окном.
– Простите, – растерялась я, – но разве у нас еще есть филиалы?
Юрик перевел взгляд с облаков на меня и меланхолично вздохнул:
– Будут.
Вот те раз!
– И чем они, – осторожно поинтересовалась я, – будут заниматься?
«Не ваше дело», – зажглось в Юриковых глазах. Он опять тяжело вздохнул:
– Работать.
– Понятно, – кивнула я, ничего не поняв, – но мне этой информации маловато для расчетов. Сколько филиалов, сколько людей, какие должности?
Юрик посмотрел на меня с тоской. Ясное дело, я потребовала от него таких мыслительных усилий, на которые он, скорее всего, не способен. «Боже мой, – подумала я, ожидая его ответа, – куда тебе управлять еще и филиалами! Тебе бы с собственным настроением справиться».
– Возьмите всю информацию у Максима Александровича, – заявил вконец утомленный Юрик.
У М.А.? Подумайте, какая связь? Кто-нибудь скажет мне, что творится в нашем сумасшедшем доме? Неужели филиалы у нас теперь в ведении замдира по производству? Но ведь там не будет заводов? Или?..
– Но ведь там не будет заводов? – не удержавшись, выпаливаю я.
– Пока нет, – ответил Юрик, – но все равно – вся информация у Максима Александровича. – И он взмахнул рукой в знак того, что мне пора оставить его в покое.
Я захлопнула блокнот, в котором мне не довелось сделать ни единой записи, поднялась со стула и направилась к двери. И тут Юрик вновь ожил:
– Да, и, Ольга Николаевна, не сочтите за труд полюбопытствовать, что нужно для регистрации филиалов.
Я резко затормозила, не веря своим ушам. Повернулась.
– Э-э… Я не поняла вас.
– Что ж тут непонятного? – снисходительно посмотрел на меня Юрик. – Уточните все вопросы по формальностям, которые нам светят, когда мы задумаем регистрировать филиалы.
«Но это не входит в мои обязанности!» – захотелось крикнуть мне. У Юрика вечная каша в голове, он не знает, кто и чем должен заниматься. «А кстати, – вдруг мелькнула мысль, – кто должен следить за появлением филиалов? Юристы!» – тут же появился ответ. Но своих юристов у нас нет, хотя давно пора ими обзавестись. Ладно, раз «вся информация у Максима Александровича», значит, будем разбираться с ним. Я молча повернулась и покинула Юрика.
М.А. разговаривал по телефону, когда я заглянула в его кабинет. «Можно?» – одними губами спросила я. Он удивленно вскинул брови, но махнул мне рукой, чтобы проходила и присаживалась. Болтал, похоже, с кем-то не по работе. Посмеивался, сыпал уклончивыми: «Да, конечно!» и «Ну, ты понимаешь!». Я тем временем осмотрелась. Он почти ничего не изменил в обстановке, только снял со стены жуткую картину, висевшую при его предшественнике и изображавшую постиндустриальное общество во всей его мрачной красе. Да жалюзи поменял. Все та же мебель, то же ковровое покрытие. Неужели ему не хочется выкинуть все это к чертовой матери?
– Не стал пока ничего менять, – неожиданно сказал он, вешая трубку.
Я покраснела. Наверное, покраснела – мне же самой не видно. Только почувствовала прилив крови к щекам от смущения. Он что, умеет читать мысли? Тогда плохо дело. Тем не менее нашла в себе силы выдавить:
– Почему?
– Ни к чему сейчас лишние расходы. – М.А. откинулся на спинку кресла, вертя в руках карандаш.
– А что такое у нас сейчас происходит? – Я перестала отводить глаза: любопытство есть любопытство.
– Вы не по поводу филиалов? – М.А. резко изменил тему.
– Да. – Я выпрямилась на своем стуле. – Юрик… Пардон, – спохватилась я, заметив легкую усмешку, проскользнувшую по лицу М.А., – Юрий Викторович сказал, что вся информация, которая мне нужна для расчетов, у вас.
Черт! Угораздило же меня! Теперь решит, что у нас Юриком шашни.
– У меня. – Кивнул М.А., залез в ящик стола и достал оттуда папочку ядовито-зеленого цвета. – Вот. – Он подтолкнул ее ко мне.
Папочка легко скользнула по поверхности стола. Я поймала ее.
– Там нечто вроде техзадания, – пояснил он. – Города, где мы планируем открыть филиалы, штаты, перечень оборудования, которое там будет. Если вам чего-то будет не хватать, смело спрашивайте. Я, правда, – он улыбнулся, – тоже пока все знаю на уровне предположений, но все-таки…
– К какому сроку сделать? – деловито осведомилась я.
– До конца недели. Нужен расчет на следующий год.
– Да, я уже поняла.
Он продолжал смотреть на меня, улыбаясь. Скажет еще что-нибудь – или на этом все? Он молчал. А чего я, собственно, ждала? «Давайте сходим вечерком куда-нибудь»? Дура.
– Тогда все? – тем не менее уточнила я. – Я пойду?
– Да, пожалуйста.
У двери я вспомнила:
– Да, директор сказал, чтобы я узнала, что необходимо для регистрации филиалов, – и посмотрела на его реакцию.
М.А. пожал плечами:
– Это было бы замечательно.
«Было бы» – так, значит, это не более чем пожелание? Лучше все-таки уточнить.
– То есть это желательно, но не обязательно? – спрашиваю я.
М.А. слегка усмехнулся:
– Действительно, так. Но разве вам самой не интересно?
Издевается, убедилась я. Увидел мои выстраданные папки на стеллаже и теперь будет насмехаться всю оставшуюся жизнь. Права была Галка – излишнее трудолюбие нынче не в моде.
– Хорошо, – сухо сказала я, – я все сделаю.
И про себя добавила: «Но в последний раз». Впрочем, сама не очень поверила этим своим добавлениям. Повернулась, чтобы уйти, и услышала брошенное мне в спину:
– Спасибо!
Честно сказать, «спасибо» выбило меня из колеи еще на какое-то время. У нас не принято говорить «спасибо» за то, что ты делаешь на рабочем месте. За все время моей работы здесь была только одна дама, которая всем за каждую мелочь говорила «спасибо». Народ дергался – это я отлично помню. «Дожили, – смеялась Жаннета, – на нормальное человеческое отношение реагируете, как на неприличное поведение». Хамство дается как-то легче, чем вежливость, не замечали? Любопытно было бы знать почему.
Всю вторую половину дня я провела в бдениях над ярко-зеленой папочкой и в звонках в юридическую фирму. Жаннета позвонила в тот момент, когда кое-что уже стало для меня проясняться.