Страница:
И. Е. С. Эдвардс. «Пирамиды Египта»
Из этих (царей Четвертой династии) третьим был Суфий, строитель Великой пирамиды, которая, по Геродоту, была построена Хеопсом. Суфий презирал богов, но тем не менее именно он создал «Священную книгу», которую египтяне ценили очень высоко.
Мането, «Аегиптиака» (сокращено), согласно Евсебию
I
СОЕДИНЕНИЕ ПУТЕЙ
Направляясь в Оксфорд в это холодное утро, я включил обогреватель своей маленькой машины на полную мощность. Мне только недавно удалось избавиться от удивительно долгой легочной инфекции, подхваченной в Кашмире на севере Индии. Я прибыл туда на короткое время, чтобы проконсультировать строителей, и после этой поездки всецело погрузился в работу над книгой. Только через несколько месяцев при помощи антибиотиков мне удалось избавиться от инфекции, и теперь, на дороге М40, ведущей к Оксфорду, я чувствовал себя превосходно.
Мне хотелось купить перевод «Герметики», древнего собрания текстов, написанных в Александрии во II веке до н. э. греками-египтянами, приписывавшими эти работы Гермесу Трисмегисту, под которым, как полагают, подразумевался древнегипетский бог Тот, создатель наук и иероглифов[305]. Последний английский перевод был сделан в 1924 году специалистом по истории Греции Вальтером Скоттом, и я надеялся найти экземпляр книги в каком-нибудь букинистическом магазине Оксфорда. Но мне не повезло – эта книга появлялась здесь последний раз много лет тому назад. Когда я уже направлялся к выходу, меня окликнул молодой ассистент продавца. Его компьютер выдал информацию, что одно небольшое издательство в Дорсете, «Солос Пресс», распродало свое издание «Герметики» всего несколько дней назад. Я взял адрес, поскольку решил заказать книгу прямо в издательстве.
Владельцем «Солос Пресс» был Эдриан Джилберт. Он основал издательство всего два года назад и уже напечатал четыре книги, одну из которых написал сам[306]. Джилберт решил специализироваться на повторном выпуске редких книг, которые уже исчезли на рынке, но продолжали вызывать интерес публики; последним таким изданием стала «Герметика». Я позвонил в отдел распространения, чтобы попытаться узнать домашний телефон Джилберта, но по счастливой случайности владелец издательства оказался в офисе. Мы почти сразу поняли, что у нас есть много общего. Джилберт тоже долгое время интересовался Древним Египтом, и особенно пирамидами. Для собственного издания «Герметики» Эдриан написал свое длинное вступительное слово, посвященное Древнему Египту, и я был заинтригован некоторыми его комментариями, а также подмеченной им связью между «Герметикой» и древнеегипетскими текстами. Мы с удовольствием обменивались взглядами по этому интересующему нас обоих предмету, пока я не сообразил, что мы говорим по телефону уже час. Я рассказал Эдриану о моей близкой к завершению работе и спросил, не заинтересует ли его предложение эту книгу напечатать. Он ответил, что хотел бы прочитать рукопись, и мы договорились о скорой встрече.
Наша встреча состоялась в начале декабря, и всего за час мы решили выпустить целую серию книг, первой из которых стала бы «Тайна Ориона». Опыт Эдриана был неоценим – он быстро набросал рабочий план и через неделю или около того «Тайна Ориона» начала свой путь к читателю. Я чересчур долго работал в одиночестве, и неукротимая энергия Эдриана вселила в меня уверенность, что этот замысел скоро осуществится. Поскольку мы уже работали как одна команда, то задумали вместе набросать новые направления исследований, которые разделили между собой; при этом мы решили уделить внимание и другим неразгаданным тайнам звездного неба. Главными темами у нас стали таинственные реликты древности, камень Бенбен и эффект прецессии в связи с направленностью шахт пирамиды Хеопса[307].
Вскоре после этого мне позвонил доктор Эдвардс и поинтересовался, как идут мои исследования шахт погребальной камеры царицы пирамиды Хеопса. Я ответил, что опубликовал статью в «Дискуссиях по вопросам египтологии» два года назад. Ему нетерпелось узнать, что я думаю по поводу этих двух шахт, и я рассказал о вычислениях прецессии, которые показали направленность южной шахты на Сириус, откуда можно было заключить, что ни шахты, ни сама камера царицы не были брошены строителями. Он с сомнением отнесся к моим выводам и сказал, что собирается издать статью по этому поводу, которая увидит свет в следующем году и которую он обязательно мне пришлет[308]. Затем без всякого перехода сообщил, что немецкая научная группа под руководством доктора Райнера Штадельманна из Немецкого археологического института в Каире собирается заняться исследованием шахт. Это было очень важное известие, и я решил как можно скорее отправиться в Египет. Эдриан и его жена Ди, фотограф-любитель, которая уже приступила к работе над иллюстрациями к нашей книге, решили присоединиться ко мне. Мы планировали начать наш вояж приблизительно в конце 1993 года, что дало бы мне время для организации нескольких интервью, которые я намеревался взять в Египте. Особенно меня интересовали шахты Великой пирамиды; конечно, я надеялся узнать новые и более точные данные по углам наклона, если эти данные разойдутся с теми, что получил Питри.
К концу февраля мы с Эдрианом завершили первый черновик «Тайны Ориона». Нам и в голову не могло прийти, что неожиданные события заставят нас переписать книгу заново. Просто хотелось немного отдохнуть от работы, а что может быть лучше для отпуска, чем путешествие в Египет, где к тому же можно сделать несколько нужных снимков для книги. Благодаря моим знакомствам в Каире мне удалось договориться о встрече с доктором Штадельманном. Международная пресса в то время была полна сообщений о действиях террористов – сторонников религиозного фундаментализма, но это больше касалось Верхнего Египта; в Каире было относительно спокойно. Я позвонил в Египет моей двоюродной сестре Джозетте Орфаниди и спросил, не собираются ли покидать этот район туристы. Она сообщила, что египетские власти очень стараются замять неприятности и делают все возможное, чтобы туристы получали удовольствие от посещения памятников древности. Но все же количество туристов упало очень резко и археологические достопримечательности теперь свободны от обычных толп. Из этого я заключил, что именно сейчас для нас настало самое подходящее время. И 26 февраля мы отправились в Каир.
Мне хотелось купить перевод «Герметики», древнего собрания текстов, написанных в Александрии во II веке до н. э. греками-египтянами, приписывавшими эти работы Гермесу Трисмегисту, под которым, как полагают, подразумевался древнегипетский бог Тот, создатель наук и иероглифов[305]. Последний английский перевод был сделан в 1924 году специалистом по истории Греции Вальтером Скоттом, и я надеялся найти экземпляр книги в каком-нибудь букинистическом магазине Оксфорда. Но мне не повезло – эта книга появлялась здесь последний раз много лет тому назад. Когда я уже направлялся к выходу, меня окликнул молодой ассистент продавца. Его компьютер выдал информацию, что одно небольшое издательство в Дорсете, «Солос Пресс», распродало свое издание «Герметики» всего несколько дней назад. Я взял адрес, поскольку решил заказать книгу прямо в издательстве.
Владельцем «Солос Пресс» был Эдриан Джилберт. Он основал издательство всего два года назад и уже напечатал четыре книги, одну из которых написал сам[306]. Джилберт решил специализироваться на повторном выпуске редких книг, которые уже исчезли на рынке, но продолжали вызывать интерес публики; последним таким изданием стала «Герметика». Я позвонил в отдел распространения, чтобы попытаться узнать домашний телефон Джилберта, но по счастливой случайности владелец издательства оказался в офисе. Мы почти сразу поняли, что у нас есть много общего. Джилберт тоже долгое время интересовался Древним Египтом, и особенно пирамидами. Для собственного издания «Герметики» Эдриан написал свое длинное вступительное слово, посвященное Древнему Египту, и я был заинтригован некоторыми его комментариями, а также подмеченной им связью между «Герметикой» и древнеегипетскими текстами. Мы с удовольствием обменивались взглядами по этому интересующему нас обоих предмету, пока я не сообразил, что мы говорим по телефону уже час. Я рассказал Эдриану о моей близкой к завершению работе и спросил, не заинтересует ли его предложение эту книгу напечатать. Он ответил, что хотел бы прочитать рукопись, и мы договорились о скорой встрече.
Наша встреча состоялась в начале декабря, и всего за час мы решили выпустить целую серию книг, первой из которых стала бы «Тайна Ориона». Опыт Эдриана был неоценим – он быстро набросал рабочий план и через неделю или около того «Тайна Ориона» начала свой путь к читателю. Я чересчур долго работал в одиночестве, и неукротимая энергия Эдриана вселила в меня уверенность, что этот замысел скоро осуществится. Поскольку мы уже работали как одна команда, то задумали вместе набросать новые направления исследований, которые разделили между собой; при этом мы решили уделить внимание и другим неразгаданным тайнам звездного неба. Главными темами у нас стали таинственные реликты древности, камень Бенбен и эффект прецессии в связи с направленностью шахт пирамиды Хеопса[307].
Вскоре после этого мне позвонил доктор Эдвардс и поинтересовался, как идут мои исследования шахт погребальной камеры царицы пирамиды Хеопса. Я ответил, что опубликовал статью в «Дискуссиях по вопросам египтологии» два года назад. Ему нетерпелось узнать, что я думаю по поводу этих двух шахт, и я рассказал о вычислениях прецессии, которые показали направленность южной шахты на Сириус, откуда можно было заключить, что ни шахты, ни сама камера царицы не были брошены строителями. Он с сомнением отнесся к моим выводам и сказал, что собирается издать статью по этому поводу, которая увидит свет в следующем году и которую он обязательно мне пришлет[308]. Затем без всякого перехода сообщил, что немецкая научная группа под руководством доктора Райнера Штадельманна из Немецкого археологического института в Каире собирается заняться исследованием шахт. Это было очень важное известие, и я решил как можно скорее отправиться в Египет. Эдриан и его жена Ди, фотограф-любитель, которая уже приступила к работе над иллюстрациями к нашей книге, решили присоединиться ко мне. Мы планировали начать наш вояж приблизительно в конце 1993 года, что дало бы мне время для организации нескольких интервью, которые я намеревался взять в Египте. Особенно меня интересовали шахты Великой пирамиды; конечно, я надеялся узнать новые и более точные данные по углам наклона, если эти данные разойдутся с теми, что получил Питри.
К концу февраля мы с Эдрианом завершили первый черновик «Тайны Ориона». Нам и в голову не могло прийти, что неожиданные события заставят нас переписать книгу заново. Просто хотелось немного отдохнуть от работы, а что может быть лучше для отпуска, чем путешествие в Египет, где к тому же можно сделать несколько нужных снимков для книги. Благодаря моим знакомствам в Каире мне удалось договориться о встрече с доктором Штадельманном. Международная пресса в то время была полна сообщений о действиях террористов – сторонников религиозного фундаментализма, но это больше касалось Верхнего Египта; в Каире было относительно спокойно. Я позвонил в Египет моей двоюродной сестре Джозетте Орфаниди и спросил, не собираются ли покидать этот район туристы. Она сообщила, что египетские власти очень стараются замять неприятности и делают все возможное, чтобы туристы получали удовольствие от посещения памятников древности. Но все же количество туристов упало очень резко и археологические достопримечательности теперь свободны от обычных толп. Из этого я заключил, что именно сейчас для нас настало самое подходящее время. И 26 февраля мы отправились в Каир.
II
ВСТРЕЧА В ШАХТЕ ИСИДЫ-СИРИУСА
Эдриан и Ди поселились в старинном отеле «Виктория», в шумном районе неподалеку от площади Рамзеса; я остановился у Джозетты и ее мужа Джона, которые проживали в более тихом жилом квартале Маади. Погода стояла великолепная, было не очень жарко. Мы чувствовали необыкновенный прилив энергии, и Ди собиралась сделать свой первый снимок пирамид Гизе.
Однако не успели мы отправиться в путь, как узнали о взрыве на площади Тарир, рядом с Египетским музеем. Террористы оставили мощное взрывное устройство в маленьком, но людном кафе, где обычно собирались на обед студенты из Американского университета. Погибли два туриста, а четырнадцать человек, большей частью местные жители, были тяжело ранены. Нам посоветовали поменьше слоняться по центру Каира и держаться поближе к охране, которой египетские власти постарались снабдить все туристические группы. Но мы посчитали лучшим вообще ни к кому не присоединяться, а делать наши собственные дела, тем более, что для этого мы сюда и прибыли.
И первым, конечно, мы посетили Гизе. В тот день в Каире стояла великолепная погода: слабый бриз, мягкие солнечные лучи и безоблачное небо. Несколько часов мы бродили по плато пирамид, вдыхая воздух пустыни – тяжелый, но богатый кислородом. Мы начали свое путешествие с юго-запада, где с высокого холма открывался прекрасный вид на весь некрополь. К северо-востоку высились три гиганта – ближе всего находилась пирамида Менкаура, замыкала группу Великая пирамида. Даже с этого расстояния – в километр или около того – они производили большое впечатление.
Мы отправились к самой маленькой пирамиде и когда дошли до ее южной стороны, то как бы очутились лицом к лицу с каменной стеной; требовалось высоко задрать голову, чтобы увидеть небо. Обе большие пирамиды исчезли из вида, поэтому наша малышка показалась гигантом. Мы поднялись на одну из маленьких пирамид, находящихся рядом с сооружением Менкаура и, усевшись на вершину, поговорили о впечатлении, которое произвела на нас величественность этого монумента. Затем не спеша направились к восточной части, миновали храм с его громадными каменными блоками, вес которых порой превышает 200 тонн, и подивились, насколько точно эти блоки пригнаны. После десятиминутной прогулки наша маленькая группа добралась до второй пирамиды, – творения Хафра. Трудно описать свои впечатления, – сколько здесь бываю, каждый раз поражаюсь этой башне, устремленной в небеса. Мы решили не входить внутрь, а перейти к нашему главному объекту – Великой пирамиде с ее таинственными шахтами.
Мы поднялись на несколько ярусов вверх по северной грани пирамиды Хуфу (Хеопса), достигли входа аль-Мамуна и, согнувшись, стали в полной тишине продвигаться вперед. После долгого, казалось, бесконечного, путешествия, мы добрались до развилки, от которой начинались Большая галерея и горизонтальный коридор, ведущий в погребальную камеру царицы. Я глянул на Эдриана и, с трудом переводя дыхание, произнес: «Исида». Он кивнул. И, снова согнувшись, мы отправились к погребальной камере царицы. Это было 27 февраля 1993 года; через восемь дней Рудольф Гантенбринк проделает тот же путь, неся металлический ящик со своим роботом, и начнет исследование шахт.
К нашему удивлению, в погребальной камере кроме нас никого не было, что случается крайне редко; по-видимому, после взрыва бомбы туристы предпочли остаться в отеле. Мы внимательно рассматривали стены, потолок и большую «нишу» на восточной стороне; потом я показал отверстие южной шахты. До исторического открытия Гантенбринка оставалось три недели.
Однако не успели мы отправиться в путь, как узнали о взрыве на площади Тарир, рядом с Египетским музеем. Террористы оставили мощное взрывное устройство в маленьком, но людном кафе, где обычно собирались на обед студенты из Американского университета. Погибли два туриста, а четырнадцать человек, большей частью местные жители, были тяжело ранены. Нам посоветовали поменьше слоняться по центру Каира и держаться поближе к охране, которой египетские власти постарались снабдить все туристические группы. Но мы посчитали лучшим вообще ни к кому не присоединяться, а делать наши собственные дела, тем более, что для этого мы сюда и прибыли.
И первым, конечно, мы посетили Гизе. В тот день в Каире стояла великолепная погода: слабый бриз, мягкие солнечные лучи и безоблачное небо. Несколько часов мы бродили по плато пирамид, вдыхая воздух пустыни – тяжелый, но богатый кислородом. Мы начали свое путешествие с юго-запада, где с высокого холма открывался прекрасный вид на весь некрополь. К северо-востоку высились три гиганта – ближе всего находилась пирамида Менкаура, замыкала группу Великая пирамида. Даже с этого расстояния – в километр или около того – они производили большое впечатление.
Мы отправились к самой маленькой пирамиде и когда дошли до ее южной стороны, то как бы очутились лицом к лицу с каменной стеной; требовалось высоко задрать голову, чтобы увидеть небо. Обе большие пирамиды исчезли из вида, поэтому наша малышка показалась гигантом. Мы поднялись на одну из маленьких пирамид, находящихся рядом с сооружением Менкаура и, усевшись на вершину, поговорили о впечатлении, которое произвела на нас величественность этого монумента. Затем не спеша направились к восточной части, миновали храм с его громадными каменными блоками, вес которых порой превышает 200 тонн, и подивились, насколько точно эти блоки пригнаны. После десятиминутной прогулки наша маленькая группа добралась до второй пирамиды, – творения Хафра. Трудно описать свои впечатления, – сколько здесь бываю, каждый раз поражаюсь этой башне, устремленной в небеса. Мы решили не входить внутрь, а перейти к нашему главному объекту – Великой пирамиде с ее таинственными шахтами.
Мы поднялись на несколько ярусов вверх по северной грани пирамиды Хуфу (Хеопса), достигли входа аль-Мамуна и, согнувшись, стали в полной тишине продвигаться вперед. После долгого, казалось, бесконечного, путешествия, мы добрались до развилки, от которой начинались Большая галерея и горизонтальный коридор, ведущий в погребальную камеру царицы. Я глянул на Эдриана и, с трудом переводя дыхание, произнес: «Исида». Он кивнул. И, снова согнувшись, мы отправились к погребальной камере царицы. Это было 27 февраля 1993 года; через восемь дней Рудольф Гантенбринк проделает тот же путь, неся металлический ящик со своим роботом, и начнет исследование шахт.
К нашему удивлению, в погребальной камере кроме нас никого не было, что случается крайне редко; по-видимому, после взрыва бомбы туристы предпочли остаться в отеле. Мы внимательно рассматривали стены, потолок и большую «нишу» на восточной стороне; потом я показал отверстие южной шахты. До исторического открытия Гантенбринка оставалось три недели.
III
РОБОТ И ДВЕРЦА
За несколько последующих дней мы посетили ряд достопримечательностей Саккара, Дашур, Абусир, а также красочный базар старого Каира. В Саккара мой старый друг Ибрагим пожаловался на то, что поток туристов резко сократился; это уменьшило его недельный доход. «Маа-леш», – сказал ему я; это короткое слово означало, примерно, «не принимай близко к сердцу, это не очень важно». В этот день предметом нашего внимания стали еще несколько гробниц-мастаб Пятой и Шестой династий, расположенные с юго-восточной стороны пирамиды Джосера. Стены этих тробниц покрыты вырезанными сценами из повседневной жизни; кое-где сохранилась краска, и краска довольно яркая. Вот корова производит на свет теленка, и ей помогают два обнаженных египтянина; вот мать наряжает свою дочку; вокруг нее стоят корзины с финиками, апельсинами, дынями и фигами; юноша ловит рыбу с тростниковой лодки, его улов переливается чешуей в тростниковой корзине. Было трогательно видеть кусочки жизни людей, обитавших здесь 4000 лет назад, но эта атмосфера улетучилась, когда подошли туристы, которых взрыв в кафе, видимо, не напугал, и начали щелкать камерами под громкие объяснения своего гида. Настало время уходить.
Второго мая я повидал доктора Штадельманна, дружелюбного и обворожительного человека лет сорока. Он не стал скрывать что именно собирается исследовать в Великой пирамиде и рассказал, что проект стартовал в начале 1991 года, под руководством Рудольфа Гантенбринка, инженера и специалиста в роботехнике. Этот проект предусматривал изучение вентиляции Великой пирамиды.
Как мы уже говорили, пирамида Хеопса уникальна; не только своими впечатляющими размерами и удивительным геометрическим совершенством, но самой сложной системой организации погребальных камер. Именно эта пирамида является наиболее притягательным объектом для туристов, и сего обстоятельства, к сожалению, не смогли предусмотреть ее строители. Каждый посетитель оставляет после себя примерно двадцать граммов водяного пара; воздух внутри пирамид имеет повышенную влажность, и потому там очень душно. Это не только доставляет неприятные ощущения туристам, но приводит к появлению кристаллов соли в коридорах и погребальных камерах. Кое-где вода капает с потолка. Соли и минералы, содержащиеся в камне, растворяются от чрезмерной концентрации и выступают на поверхность, образуя неприглядные наросты, которые со временем вызовут расслоение камня. Необходимо предпринять какие-то меры прежде, чем камни начнут разрушаться. Именно решением этой задачи и занялся Немецкий археологический институт, руководство которого обратилось к Рудольфу.
Наиболее очевидным выходом из ситуации было улучшение циркуляции воздуха внутри пирамиды. Это представлялось не очень трудной задачей, поскольку уже существовали две шахты, идущие с поверхности пирамиды к погребальной камере царя (самой высокой из трех камер). В замысел входило прочистить их, позволив воздуху проникать внутрь пирамиды. Рудольф и его группа разработали и построили машину, которую они назвали УПУАТ (что переводилось как «открыватель дорог», а также совпадало с именем бога-шакала, ассоциировавшегося со смертью). Устройство имело вмонтированную камеру и могло катиться по шахте вверх и вниз; в случае аварии машину можно было вытащить обратно при помощи кабелей. После очистки шахт от тысячелетней пьши в них планировалось поставить несколько массивных электрических вентиляторов, чтобы свежий воздух мог поступать в камеру постоянно, в то время как влажный воздух будет уходить из пирамиды через вход.
Первая часть работы была уже завершена, и Гантенбринк вернулся домой в Мюнхен, чтобы привезти новый робот, УПУАТ-2, на этот раз предназначенный для исследования шахт погребальной камеры царицы. В отличие от первого робота, он имел гусеницы, так что мог самостоятельно передвигаться вверх и вниз по шахте без посторонней помощи. Он был также снабжен фарами, системой лазерной ориентации и маленькой видеокамерой, посылающей изображение на монитор. УПУАТ-2 являлся крайне сложным роботом и выглядел как управляемый с Земли луноход. Гантенбринк должен был возвратиться 6 марта, и Штадельманн пообещал мне договориться о нашей встрече с Рудольфом на 7 марта. Я огорчился, поскольку должен был в этот день покинуть Египет. Тогда Штадельманн предложил организовать встречу вечером б марта, но не стал обещать этого определенно.
Второго мая я повидал доктора Штадельманна, дружелюбного и обворожительного человека лет сорока. Он не стал скрывать что именно собирается исследовать в Великой пирамиде и рассказал, что проект стартовал в начале 1991 года, под руководством Рудольфа Гантенбринка, инженера и специалиста в роботехнике. Этот проект предусматривал изучение вентиляции Великой пирамиды.
Как мы уже говорили, пирамида Хеопса уникальна; не только своими впечатляющими размерами и удивительным геометрическим совершенством, но самой сложной системой организации погребальных камер. Именно эта пирамида является наиболее притягательным объектом для туристов, и сего обстоятельства, к сожалению, не смогли предусмотреть ее строители. Каждый посетитель оставляет после себя примерно двадцать граммов водяного пара; воздух внутри пирамид имеет повышенную влажность, и потому там очень душно. Это не только доставляет неприятные ощущения туристам, но приводит к появлению кристаллов соли в коридорах и погребальных камерах. Кое-где вода капает с потолка. Соли и минералы, содержащиеся в камне, растворяются от чрезмерной концентрации и выступают на поверхность, образуя неприглядные наросты, которые со временем вызовут расслоение камня. Необходимо предпринять какие-то меры прежде, чем камни начнут разрушаться. Именно решением этой задачи и занялся Немецкий археологический институт, руководство которого обратилось к Рудольфу.
Наиболее очевидным выходом из ситуации было улучшение циркуляции воздуха внутри пирамиды. Это представлялось не очень трудной задачей, поскольку уже существовали две шахты, идущие с поверхности пирамиды к погребальной камере царя (самой высокой из трех камер). В замысел входило прочистить их, позволив воздуху проникать внутрь пирамиды. Рудольф и его группа разработали и построили машину, которую они назвали УПУАТ (что переводилось как «открыватель дорог», а также совпадало с именем бога-шакала, ассоциировавшегося со смертью). Устройство имело вмонтированную камеру и могло катиться по шахте вверх и вниз; в случае аварии машину можно было вытащить обратно при помощи кабелей. После очистки шахт от тысячелетней пьши в них планировалось поставить несколько массивных электрических вентиляторов, чтобы свежий воздух мог поступать в камеру постоянно, в то время как влажный воздух будет уходить из пирамиды через вход.
Первая часть работы была уже завершена, и Гантенбринк вернулся домой в Мюнхен, чтобы привезти новый робот, УПУАТ-2, на этот раз предназначенный для исследования шахт погребальной камеры царицы. В отличие от первого робота, он имел гусеницы, так что мог самостоятельно передвигаться вверх и вниз по шахте без посторонней помощи. Он был также снабжен фарами, системой лазерной ориентации и маленькой видеокамерой, посылающей изображение на монитор. УПУАТ-2 являлся крайне сложным роботом и выглядел как управляемый с Земли луноход. Гантенбринк должен был возвратиться 6 марта, и Штадельманн пообещал мне договориться о нашей встрече с Рудольфом на 7 марта. Я огорчился, поскольку должен был в этот день покинуть Египет. Тогда Штадельманн предложил организовать встречу вечером б марта, но не стал обещать этого определенно.
IV
ВСТРЕЧА С ГАНТЕНБРИНКОМ
Пятого марта, после долгой вечерней прогулки по плато Гизе, над которым открывался прекрасный вид на звездное небо с созвездием Ориона, я заехал в отель, где обычно жил Рудольф Гантенбринк, и оставил для него записку. Я надеялся, что мы встретимся следующим утром и мне удастся с ним коротко переговорить.
На следующее утро Джон вернулся с работы в своем ослепительно белом «мерседесе», привлекшем внимание целой толпы уличных попрошаек, и отвез меня в отель. Служащий сообщил мне, что Гантенбринк только что приехал с двумя коллегами и просил меня позвонить ему в номер.
Рудольф Гантенбринк оказался молодым человеком приятной наружности, под сорок лет. Он очень дружелюбно со мной поздоровался и предложил присоединиться к их компании и вместе пообедать. С ним приехал кинопродюсер из Лос-Анджелеса, Джохен Брейтенстайн[309]. Гантенбринк объяснил, что они намереваются на следующий день исследовать южную шахту погребальной камеры царицы, сегодня же у них выходной. Конечно, мы сразу заговорили об Египте и пирамидах, а также о сложной политической ситуации и прискорбном состоянии памятников архитектуры. Джохен Брейтенстайн принимал все это близко к сердцу; его очень огорчало то, что древние памятники страдают от недостатка внимания и вандализма, поскольку за туристами особо не присматривали. Гантенбринка же особенно беспокоил кенотаф [пустая гробница, могила не содержащая погребения – прим. перев.]. Сети I в Абидосе и гробница в Луксоре. Он очень жалел, что удивительные рисунки и рельефы, в том числе и на астрономическую тему, несут на себе следы вандализма и явно подвергаются воздействию влажности. Гробница Сети I, как и многие другие, в частности – знаменитая гробница Тутанхамона, была закрыта, но реставрационных работ не проводилось, поскольку лишь немногие представляли себе, что именно следует сделать, и крыша кенотафа медленно разрушалась.
Интерес Рудольфа к египтологии возник в тот момент, когда он услышал о шахтах и понял, что его робот может здесь стать существенным подспорьем. К нашей встрече он уже запускал своего нового робота, УПУАТ-2, примерно на двадцать метров вверх по южной шахте погребальной камеры царицы, и получил доказательства, что шахта вовсе не была заброшена строителями. Исследователи на время прекратили свою работу, поскольку понадобилось внести изменения в их машину, чтобы она смогла пройти в шахту глубже. Насколько глубже – Гантенбринкне представлял, как, впрочем, и не знал, что ожидает увидеть в конце пути. Он попросил меня поделиться своими предположениями. Я ответил: что бы он ни увидел в конце шахты, это должно иметь отношение к Исиде и Осирису и быть чем-то связано со звездными отображениями этих богов. Он улыбнулся и заверил меня, что я буду первым, кто узнает о результатах. Он пообещал также прислать мне данные своих будущих измерений, намекнув, что результаты Питри не совсем точны. Это была волнующая новость. Результаты будут готовы в течение ближайшей недели или двух, и он пообещал выслать их мне по факсу так быстро, как это возможно. Мы расстались, обменявшись адресами, с надеждой встретиться снова.
Возвращались домой довольно поздно, хоть улицы и были полны народа. Каирцы праздновали Рамадан, и люди выходили на улицы, чтобы «подышать бризом» с Нила. Я заехал за Эдрианом и Ди, и мы направились через Гелиополь к аэропорту. Мои друзья только что вернулись из Луксора, где провели ночь, и с восторгом рассказали об удивительном зрелище, которое им довелось наблюдать. Я описал свою встречу с Гантенбринком» и мы пришли к выводу, что получили от поездки больше, чем ожидали.
На следующее утро Джон вернулся с работы в своем ослепительно белом «мерседесе», привлекшем внимание целой толпы уличных попрошаек, и отвез меня в отель. Служащий сообщил мне, что Гантенбринк только что приехал с двумя коллегами и просил меня позвонить ему в номер.
Рудольф Гантенбринк оказался молодым человеком приятной наружности, под сорок лет. Он очень дружелюбно со мной поздоровался и предложил присоединиться к их компании и вместе пообедать. С ним приехал кинопродюсер из Лос-Анджелеса, Джохен Брейтенстайн[309]. Гантенбринк объяснил, что они намереваются на следующий день исследовать южную шахту погребальной камеры царицы, сегодня же у них выходной. Конечно, мы сразу заговорили об Египте и пирамидах, а также о сложной политической ситуации и прискорбном состоянии памятников архитектуры. Джохен Брейтенстайн принимал все это близко к сердцу; его очень огорчало то, что древние памятники страдают от недостатка внимания и вандализма, поскольку за туристами особо не присматривали. Гантенбринка же особенно беспокоил кенотаф [пустая гробница, могила не содержащая погребения – прим. перев.]. Сети I в Абидосе и гробница в Луксоре. Он очень жалел, что удивительные рисунки и рельефы, в том числе и на астрономическую тему, несут на себе следы вандализма и явно подвергаются воздействию влажности. Гробница Сети I, как и многие другие, в частности – знаменитая гробница Тутанхамона, была закрыта, но реставрационных работ не проводилось, поскольку лишь немногие представляли себе, что именно следует сделать, и крыша кенотафа медленно разрушалась.
Интерес Рудольфа к египтологии возник в тот момент, когда он услышал о шахтах и понял, что его робот может здесь стать существенным подспорьем. К нашей встрече он уже запускал своего нового робота, УПУАТ-2, примерно на двадцать метров вверх по южной шахте погребальной камеры царицы, и получил доказательства, что шахта вовсе не была заброшена строителями. Исследователи на время прекратили свою работу, поскольку понадобилось внести изменения в их машину, чтобы она смогла пройти в шахту глубже. Насколько глубже – Гантенбринкне представлял, как, впрочем, и не знал, что ожидает увидеть в конце пути. Он попросил меня поделиться своими предположениями. Я ответил: что бы он ни увидел в конце шахты, это должно иметь отношение к Исиде и Осирису и быть чем-то связано со звездными отображениями этих богов. Он улыбнулся и заверил меня, что я буду первым, кто узнает о результатах. Он пообещал также прислать мне данные своих будущих измерений, намекнув, что результаты Питри не совсем точны. Это была волнующая новость. Результаты будут готовы в течение ближайшей недели или двух, и он пообещал выслать их мне по факсу так быстро, как это возможно. Мы расстались, обменявшись адресами, с надеждой встретиться снова.
Возвращались домой довольно поздно, хоть улицы и были полны народа. Каирцы праздновали Рамадан, и люди выходили на улицы, чтобы «подышать бризом» с Нила. Я заехал за Эдрианом и Ди, и мы направились через Гелиополь к аэропорту. Мои друзья только что вернулись из Луксора, где провели ночь, и с восторгом рассказали об удивительном зрелище, которое им довелось наблюдать. Я описал свою встречу с Гантенбринком» и мы пришли к выводу, что получили от поездки больше, чем ожидали.
V
УПУАТ В КОНЦЕ ШАХТЫ
Я решил разобраться с вопросом влияния прецессии на направленность шахт как только Рудольф пришлет последние результаты измерений. Несколько посланных мною в Каир факсов остались без ответа. Я знал, что Гантенбринк занят, и просил прислать данные тогда, когда он сможет это сделать. Мы вновь погрузились в свои исследования и вдруг узнали из газет, что в пирамиде Хафра взорвалась бомба. Это сообщение привело нас в замешательство, тем более, что не были известны подробности. Я послал доктору Штадельманну факс, спрашивая, все ли в порядке с Рудольфом, но ответа не получил. Первого апреля я решил позвонить: Штадельманна в Каире не было, а Рудольф вернулся в Мюнхен. Секретарша Штадельманна уверила меня, что это была не бомба, а плохое электрическое соединение, которое стало причиной взрыва во второй пирамиде. И именно в тот день я получил факс от Гантенбринка с извинениями за задержку и данными по наклону шахт погребальной камеры царя. Как я и подозревал, они несколько отличались от данных Питри и значительно – от тех, которые в своих расчетах использовали Бадави и Тримбл[310]. Таблица показывает эти данные в сравнении.
Я сразу понял, что, поскольку наклон шахт немного больше, чем тот, который я использовал в своих расчетах, истинный возраст пирамид должен быть несколько меньше. Я быстро произвел вычисления. Южная и северная шахты погребальной камеры царя были направлены на Ал-Нитак (Дзету Ориона) и Альфу Дракона; южная шахта погребальной камеры царицы – на Сириус. Привожу полученные мною данные:
Вывод сделать нетрудно. Великая пирамида построена где-то между 2475 и 2400 годами до н. э.; в среднем можно взять примерно 2450 год до н. э. Это была действительно новость. Я быстро позвонил д-ру Нибби, и она согласилась взять у меня две статьи для «Дискуссий по вопросам египтологии»[311].
Но наиболее волнующим для меня был тот факт, что последние измерения Рудольфа свидетельствовали: обе южные шахты были построены приблизительно в одно и то же время, причем верхняя шахта направлена на Ал-Нитак, самую низкую звезду пояса Ориона (а не среднюю Ал-Нилам), что полностью подтверждало теорию соответствия пирамид Гизе звездам пояса Ориона. Все три шахты теперь прекрасно соотносились со звездным небом приблизительно 2450 года до н. э. Рудольф не имел данных по северной шахте погребальной камеры царицы, но полагал, что наклон близок к 39 градусам. Быстрый расчет показал, что примерно в 2450 году до н. э. эта шахта указывала на центр группы из четырех звезд, составляющих «ковш» Малой Медведицы[312].
Рудольф рассказал мне о своих исследованиях по телефону, а 4 апреля из Мюнхена прибыла видеозапись. Я немедленно вставил кассету в видеомагнитофон и увидел, как Рудольф запускает робота в южную шахту погребальной камеры царицы и руководит им при помощи пульта дистанционного управления. Затем следует изображение того, что снял робот. Медленно и усердно взбираясь вверх, УПУАТ прошел примерно шестьдесят пять метров и остановился. Впереди ясно виднелось что-то вроде миниатюрной решетки, которыми древние египтяне закрывали погребальные камеры. Дальше за этой решеткой, или решетчатой дверью, лежали два медных инструмента, один из них был сломан. Стены этой последней части шахты были устланы плитами из турского известняка, такие плиты, как мы знаем, использовались внутри пирамид только для погребальных камер и считались строителями священными. Благодаря движениям луча лазера было видно, что решетка внизу не доходит до пола. Край одного угла дверцы был отломан, и за ней виднелось темное углубление. Хоть из видеозаписи этого заключить нельзя, но возможно, что решетка закрывала вход в еще какую-нибудь погребальную камеру.
Я снял трубку телефона и позвонил Рудольфу. Поздравив его с удивительным открытием, я обсудил с ним детали того, что только что увидел на видеопленке. Он, конечно, не предполагал, что может скрываться за «дверью», но попытка сдержать свое ликование по поводу этого неожиданного открытия ему явно не удавалась. Я сказал, что это настоящая сенсация и ему следует обратиться к прессе; мне в самом деле показалось странным, что египетские газеты проигнорировали этот факт. Рудольф слышал, что готовилось какое-то сообщение, но не был уверен, что оно попало в печать. Мы условились, что я попробую обратиться в британские средства массовой информации, сообщив, кто является главным автором открытия. Решив начать с «Тайме» и «Дейли Телеграф», я связался с редактором «Телеграф», Кристиной Маккурти, и договорился об интервью; оно увидело свет 7 апреля.
Рудольф позволил мне показывать кассету всем, кто ею заинтересуется, при условии, что видеозапись не будет использована в телепередаче и с нее не сделают фотоснимков. Я связался с Эдрианом и пригласил его к себе домой.
Шестого апреля, за день до того, как статья появилась в «Телеграф», мы с Эдрианом показали видеопленку доктору Малеку и его коллегам в Институте Гриффита. Ученые были ошеломлены и тут же начался яростный спор по поводу того, что же именно они увидели. Одно можно сказать наверняка – открытие Рудольфа оказалось очень важным. В пирамиде впервые был найден металлический предмет, и если в медной ручке на двери окажется, по крайней мере, 2 процента олова, начало бронзового века может быть перенесено на более раннее время. И даже скептики среди наших зрителей не могли скрыть свое возбуждение в связи с возможностью открыть за дверью что-то вроде гробницы Тутанхамона.
Затем мы отправились к доктору Эдвардсу и показали пленку ему. Увиденное потрясло старого египтолога, и он захотел получить об этом как можно больше информации. Мы позвонили Рудольфу в Мюнхен, и доктор Эдвардс долго беседовал с ним. Он посмотрел пленку несколько раз, каждый раз замечая какую-то новую деталь, и задавал все новые вопросы. Ему, конечно, очень хотелось знать, насколько шахта поднимается над уровнем пола погребальной камеры царя. Приблизительные подсчеты показали, что шахта уходит примерно на двадцать метров выше уровня пола, и уже одно это говорило, что шахта не была брошена. Прекращение ее прокладки входило в замысел строителей, и доктор Эдвардс предложил Рудольфу немедленно отправиться в Англию, чтобы сделать доклад в Британском музее.
Я сразу понял, что, поскольку наклон шахт немного больше, чем тот, который я использовал в своих расчетах, истинный возраст пирамид должен быть несколько меньше. Я быстро произвел вычисления. Южная и северная шахты погребальной камеры царя были направлены на Ал-Нитак (Дзету Ориона) и Альфу Дракона; южная шахта погребальной камеры царицы – на Сириус. Привожу полученные мною данные:
Вывод сделать нетрудно. Великая пирамида построена где-то между 2475 и 2400 годами до н. э.; в среднем можно взять примерно 2450 год до н. э. Это была действительно новость. Я быстро позвонил д-ру Нибби, и она согласилась взять у меня две статьи для «Дискуссий по вопросам египтологии»[311].
Но наиболее волнующим для меня был тот факт, что последние измерения Рудольфа свидетельствовали: обе южные шахты были построены приблизительно в одно и то же время, причем верхняя шахта направлена на Ал-Нитак, самую низкую звезду пояса Ориона (а не среднюю Ал-Нилам), что полностью подтверждало теорию соответствия пирамид Гизе звездам пояса Ориона. Все три шахты теперь прекрасно соотносились со звездным небом приблизительно 2450 года до н. э. Рудольф не имел данных по северной шахте погребальной камеры царицы, но полагал, что наклон близок к 39 градусам. Быстрый расчет показал, что примерно в 2450 году до н. э. эта шахта указывала на центр группы из четырех звезд, составляющих «ковш» Малой Медведицы[312].
Рудольф рассказал мне о своих исследованиях по телефону, а 4 апреля из Мюнхена прибыла видеозапись. Я немедленно вставил кассету в видеомагнитофон и увидел, как Рудольф запускает робота в южную шахту погребальной камеры царицы и руководит им при помощи пульта дистанционного управления. Затем следует изображение того, что снял робот. Медленно и усердно взбираясь вверх, УПУАТ прошел примерно шестьдесят пять метров и остановился. Впереди ясно виднелось что-то вроде миниатюрной решетки, которыми древние египтяне закрывали погребальные камеры. Дальше за этой решеткой, или решетчатой дверью, лежали два медных инструмента, один из них был сломан. Стены этой последней части шахты были устланы плитами из турского известняка, такие плиты, как мы знаем, использовались внутри пирамид только для погребальных камер и считались строителями священными. Благодаря движениям луча лазера было видно, что решетка внизу не доходит до пола. Край одного угла дверцы был отломан, и за ней виднелось темное углубление. Хоть из видеозаписи этого заключить нельзя, но возможно, что решетка закрывала вход в еще какую-нибудь погребальную камеру.
Я снял трубку телефона и позвонил Рудольфу. Поздравив его с удивительным открытием, я обсудил с ним детали того, что только что увидел на видеопленке. Он, конечно, не предполагал, что может скрываться за «дверью», но попытка сдержать свое ликование по поводу этого неожиданного открытия ему явно не удавалась. Я сказал, что это настоящая сенсация и ему следует обратиться к прессе; мне в самом деле показалось странным, что египетские газеты проигнорировали этот факт. Рудольф слышал, что готовилось какое-то сообщение, но не был уверен, что оно попало в печать. Мы условились, что я попробую обратиться в британские средства массовой информации, сообщив, кто является главным автором открытия. Решив начать с «Тайме» и «Дейли Телеграф», я связался с редактором «Телеграф», Кристиной Маккурти, и договорился об интервью; оно увидело свет 7 апреля.
Рудольф позволил мне показывать кассету всем, кто ею заинтересуется, при условии, что видеозапись не будет использована в телепередаче и с нее не сделают фотоснимков. Я связался с Эдрианом и пригласил его к себе домой.
Шестого апреля, за день до того, как статья появилась в «Телеграф», мы с Эдрианом показали видеопленку доктору Малеку и его коллегам в Институте Гриффита. Ученые были ошеломлены и тут же начался яростный спор по поводу того, что же именно они увидели. Одно можно сказать наверняка – открытие Рудольфа оказалось очень важным. В пирамиде впервые был найден металлический предмет, и если в медной ручке на двери окажется, по крайней мере, 2 процента олова, начало бронзового века может быть перенесено на более раннее время. И даже скептики среди наших зрителей не могли скрыть свое возбуждение в связи с возможностью открыть за дверью что-то вроде гробницы Тутанхамона.
Затем мы отправились к доктору Эдвардсу и показали пленку ему. Увиденное потрясло старого египтолога, и он захотел получить об этом как можно больше информации. Мы позвонили Рудольфу в Мюнхен, и доктор Эдвардс долго беседовал с ним. Он посмотрел пленку несколько раз, каждый раз замечая какую-то новую деталь, и задавал все новые вопросы. Ему, конечно, очень хотелось знать, насколько шахта поднимается над уровнем пола погребальной камеры царя. Приблизительные подсчеты показали, что шахта уходит примерно на двадцать метров выше уровня пола, и уже одно это говорило, что шахта не была брошена. Прекращение ее прокладки входило в замысел строителей, и доктор Эдвардс предложил Рудольфу немедленно отправиться в Англию, чтобы сделать доклад в Британском музее.