Страница:
- Говорил, - мрачно ответил Гоша, хоть Эдик и не спрашивал, а просто напоминал ему его же слова.
- Так вот - тебе и ему такая возможность представилась.
- Не понял.
- Труп этот вовсе и не труп.
- Что?
- Он жив и совершенно неплохо себя ощущает.
- Что? - заорал в трубку Гоша и от неожиданности ее выронил. Потом долго пытался поймать раскачивающуюся на металлическом шланге у самого тротуара трубку, наконец, поймал:
- Эй, Эдик! Повтори, что ты сейчас сказал!
- Я думал, что ты в обморок упал. Долго молчал.
- У меня трубка из руки выскользнула…Ты что, серьезно насчет
Сидорова?
- Так у него Сидоров фамилия? Живым твой Сидоров оказался.
- Но как же…? Ты же сам смерть констатировал?
- Констатировал. А он взял и ожил. Бывает такое. Видно не все еще дела на этой грешной земле человек сделал. Видать держит его что-то на ней. Или кто-то.
- Ты прав, есть у него здесь дела.
- Кому-то задолжал?
- Скорее ему задолжали… И где он сейчас? В морге?
- Зачем живого в морге держать? Раненного, но живого? Морг не больница. Я почему-то решил, что докладывать руководству о том, что труп ожил, не стоит. По-тихому перевез его к своему корешу. Ну, ты его знаешь, к Трудникову Семену.
- Во вторую городскую?
- Не совсем. В бывший профилакторий завода 'Искра'. Там есть все, что нужно - койки, матрацы, одеяла, даже кое-что из медицинского оборудования сохранилось. Все это богатство перешло на баланс второй городской после того, как завод развалили, там у них сейчас что-то вроде склада. Они там свои профессиональные праздники и дни рождения отмечают. Кстати сказать, сегодня вполне возможно годовщину победы над поляками справлять будут.
- А Сидоров как?
- А Сидоров не будет. Ему еще рано за стол садиться, и спирт медицинский пить рано.
- Да я же не о том!
- Шучу. Сидоров в процедурном кабинете лежит, а кабинет заперт.
Кроме того, процедурная на втором этаже, а гулянки свои медицинские работники в холе на первом этаже проводят. Да и я же сказал - возможно! Может и не будут. Праздник-то, сам понимаешь, не профессиональный. И вообще я думаю, они его еще вчера отметили.
- Я должен видеть Сидорова.
- Позже. Он сейчас спит. Я его только час назад прооперировал.
Извлек из спины четыре осколка. Один, самый здоровенный, рядышком с позвоночником сидел. Чуточку бы поближе к позвоночному столбу и кранты. В лучшем случае инвалидом не ходячим на всю жизнь остался бы…И сотрясение мозга у него не слабое, хоть и голова крепкая.
- Ты осколки, надеюсь, не выбросил? - осторожно поинтересовался
Мотовило, и ему вдруг сразу стало стыдно за свой вопрос.
- Эх, мент ты мент! - пристыдил его Эдик Мому. - Человек можно сказать с того света вернулся, а ты…, 'осколки не выбросил?'. Не выбросил я осколки. У меня они.
- И все же, когда я смогу его увидеть?
- Слушай, Гоша, иди-ка ты… домой. Я Сидорова твоего немного позже посмотрю, перевязку обновлю, потом тебе позвоню, и ты подъедешь. Ну, все, бывай. До связи.
- До связи…Эдик!
- Что?
- Спасибо тебе… за Сидорова.
- Я хоть и имею дело с трупами, но клятву врача тоже когда-то давал, - проворчал Эдик.
- И за то, что не доложил…
- Чего не сделаешь ради собутыльника.
- Спасибо.
7.
8.
- Так вот - тебе и ему такая возможность представилась.
- Не понял.
- Труп этот вовсе и не труп.
- Что?
- Он жив и совершенно неплохо себя ощущает.
- Что? - заорал в трубку Гоша и от неожиданности ее выронил. Потом долго пытался поймать раскачивающуюся на металлическом шланге у самого тротуара трубку, наконец, поймал:
- Эй, Эдик! Повтори, что ты сейчас сказал!
- Я думал, что ты в обморок упал. Долго молчал.
- У меня трубка из руки выскользнула…Ты что, серьезно насчет
Сидорова?
- Так у него Сидоров фамилия? Живым твой Сидоров оказался.
- Но как же…? Ты же сам смерть констатировал?
- Констатировал. А он взял и ожил. Бывает такое. Видно не все еще дела на этой грешной земле человек сделал. Видать держит его что-то на ней. Или кто-то.
- Ты прав, есть у него здесь дела.
- Кому-то задолжал?
- Скорее ему задолжали… И где он сейчас? В морге?
- Зачем живого в морге держать? Раненного, но живого? Морг не больница. Я почему-то решил, что докладывать руководству о том, что труп ожил, не стоит. По-тихому перевез его к своему корешу. Ну, ты его знаешь, к Трудникову Семену.
- Во вторую городскую?
- Не совсем. В бывший профилакторий завода 'Искра'. Там есть все, что нужно - койки, матрацы, одеяла, даже кое-что из медицинского оборудования сохранилось. Все это богатство перешло на баланс второй городской после того, как завод развалили, там у них сейчас что-то вроде склада. Они там свои профессиональные праздники и дни рождения отмечают. Кстати сказать, сегодня вполне возможно годовщину победы над поляками справлять будут.
- А Сидоров как?
- А Сидоров не будет. Ему еще рано за стол садиться, и спирт медицинский пить рано.
- Да я же не о том!
- Шучу. Сидоров в процедурном кабинете лежит, а кабинет заперт.
Кроме того, процедурная на втором этаже, а гулянки свои медицинские работники в холе на первом этаже проводят. Да и я же сказал - возможно! Может и не будут. Праздник-то, сам понимаешь, не профессиональный. И вообще я думаю, они его еще вчера отметили.
- Я должен видеть Сидорова.
- Позже. Он сейчас спит. Я его только час назад прооперировал.
Извлек из спины четыре осколка. Один, самый здоровенный, рядышком с позвоночником сидел. Чуточку бы поближе к позвоночному столбу и кранты. В лучшем случае инвалидом не ходячим на всю жизнь остался бы…И сотрясение мозга у него не слабое, хоть и голова крепкая.
- Ты осколки, надеюсь, не выбросил? - осторожно поинтересовался
Мотовило, и ему вдруг сразу стало стыдно за свой вопрос.
- Эх, мент ты мент! - пристыдил его Эдик Мому. - Человек можно сказать с того света вернулся, а ты…, 'осколки не выбросил?'. Не выбросил я осколки. У меня они.
- И все же, когда я смогу его увидеть?
- Слушай, Гоша, иди-ка ты… домой. Я Сидорова твоего немного позже посмотрю, перевязку обновлю, потом тебе позвоню, и ты подъедешь. Ну, все, бывай. До связи.
- До связи…Эдик!
- Что?
- Спасибо тебе… за Сидорова.
- Я хоть и имею дело с трупами, но клятву врача тоже когда-то давал, - проворчал Эдик.
- И за то, что не доложил…
- Чего не сделаешь ради собутыльника.
- Спасибо.
7.
- Вот эту приладу нужно будет воткнуть в пакет пластида…
- Пластита, - поправил Бирюка Окрошка. - Сколько раз повторять: не пластид, а пластит. Правильно говорить надо.
- Пластита…, - поправился Бирюк. - А потом… - Он продемонстрировал слушателям старый мобильный телефон с перемотанным синей изолентой корпусом. - Потом кнопку вызова абонента нажать и…ба-бах! - И нажал кнопку с изображенной на ней зеленой трубкой.
Окрошка отпрянул от Бирюка, как от чумного.
- Не боись, Окрошка! - усмехнулся старый вор. - Взрыватель-то вот он. Если бы он был в пластит воткнут, тогда…
- Раз в год и палка выстрелить может!
- Да? - удивился Бирюк. - Ни разу о таком не слышал…Дело тут в том, что подача сигнала на капсюль-детонатор приводит к тому, что контакты взрывателя…
- Стоп! - остановил его Окрошка. - Мне поровну, как и что там срабатывает. Лишь бы рвануло как надо. Чтобы дом этого мудака
Пархома взлетел в воздух. Будет взрыв, гарантируешь?
- Гарантирую.
- А сколько пластита с собой возьмем? - поинтересовался Альфред доселе молчавший и думающий о чем-то своем. - Здесь важно не просчитаться. Чтобы уж наверняка. Дом у Пархома большой.
- Думаю, двух-трех пакетов будет достаточно.
- Ну, уж хрен там! - запротестовал Окрошка. - Пластит халявный, чего его жалеть? Возьмем ящик, мало - два. Допрем, ничего. Ты, Бирюк обещал помочь? Значит, поможешь Альфу до места столько пластита допереть, сколько надо, чтобы все это осиное гнездо к чертям. А дальше уже наше дело.
- Ты ящиком полгорода взорвешь. И сам на тот свет улетишь.
- Так уж полгорода? - не поверил Окрошка.
- Ну, если не полгорода, так всему коттеджному поселку точно конец придет. А там не только Пархом живет, там простые люди проживают.
- Кто это там из простых живет? - ехидно поинтересовался одноногий бродяга. - В таких домищах-то?! Нет, Бирюк, простых людей в этом поселке нет. Одни сложные.
- Ну, неправильно выразился. Просто богатые люди там обитают. Они к Пархому может и отношения никакого не имеют. Они-то перед тобой в чем провинились? Их зачем взрывать?
- Да и хрен с ними, с мироедами! Не пахотой они свои миллионы нажили. Не честным трудом. Вот у меня…? У меня почему ничего нет - ни миллионов, ни Мерседесов, ни коттеджа? Я всю жизнь свою честно… я никого никогда не обманул. Вот и живу я в развалинах, и нет у меня коттеджа с сисястыми тетками.
- Охолонись, Окрошка! - Бирюк попробовал урезонить распалившегося попрошайку. - Остынь!
- Не остыну! И не Окрошка я тебе! Понял? У меня, между прочим, имя есть и фамилия, а не только прозвище, как у вас, у воров. Меня
Петром Васильевичем Грохотовым зовут!
- Кто зовет-то?
- А вот ты звать будешь!
- Так, все! - строго сказал Бирюк, убедительно сказал. - Хорош базарить, сявка! Надоело мне тебя слушать. Василич тут еще нашелся!
Ты кто такой? Ты при Сидорове шнырем был, таким ты и остался. Будешь возгудать, таких дюлей наваляю, не посмотрю, что у тебя одна нога. И не думай, что я старый и немощный. С тобой-то уж справлюсь. Хочешь старшим быть, значит, все по закону будет. Как при Сидорове было.
Успокоится все, соберем народ и спросим, кого он старшим над собой желает. Изберут тебя, будешь ты. А пока у нас равноправие и решать все будет большинство…Альфред, ты что молчишь?
- Я…, - замялся Альфред, потом сказал осторожно: - Я тоже считаю, что ящика пластита для взрыва, пожалуй, многовато будет.
Невинные люди пострадать не должны, ни при каких обстоятельствах.
Но…вот, сколько надо взрывчатки точно, я не знаю. Если бы у меня справочники были, литература какая-нибудь по взрывному делу, я бы посчитал, а так…на вскидку…
- Я и без справочников знаю, трех пакетов за глаза, - сказал
Бирюк. - Но если Окрошка так настаивает…, хорошо, возьмем пять пакетов. Чтобы уж наверняка.
- Нет, десять! - Окрошка смирился с тем, что его пока не признали старшим, но с малым количеством взрывчатки мириться не желал.
Бирюк пристально посмотрел на Окрошку и покрутил пальцем у виска.
Константин Леонтьевич сидел, запершись в кабинете и, разложив на столе всю свою оружейную коллекцию в два ряда.
Всего коллекция насчитывала одиннадцать предметов таящих в себе смерть. В верхнем ряду слева направо лежали револьверы и пистолеты.
Сначала револьверы - российско-бельгийский 'Наган', английский
'Бульдог' и кольт 'Питон' производства США. Далее шли пистолеты - австрийский 'Глок-17', австрийский же 'Штейр', бельгийский
'Браунинг', образца 1903 года, экзотический китайский 'Тип-64'.
Бесшумный пистолет, снабженный полным магазином хитрых специальных патронов 7,65х17, безфланцевых. Тяжелая пушка, восемьсот с лишним граммов! А замыкала верхний ряд еще более тяжелая 'Беретта' девяносто второй модели, которую Мараков сегодня забрал из бардачка своего покалеченного крузака и присоединил к остальной коллекции.
Полковник взял пистолет в руку, рукоятка так славно легла в ладонь, что класть 'Беретту' на место не хотелось.
Калибр девять миллиметров, пятнадцать патронов в обойме, вспомнил
Мараков тактико-технические характеристики 'Береты'. Вес восемьсот пятьдесят граммов. Длина ствола сто двадцать пять миллиметров, а общая длина пистолета - двести семнадцать. Классная пушка! В пархомовские апартаменты ее не пронести. Козлы черножопые обыскивать стали по приказу хозяина. Хотя…, какая разница? Не такой уж он идиот, чтобы брать с собой к Пархому 'Беретту' и устраивать стрельбу у него в доме. Пархомовский дом охраняется двумя десятками чеченских головорезов. Живым он оттуда все равно не вышел бы. А зачем убивать
Пархома, чтобы умереть самому? Его недвижимость в Турции ждет. И яхта, еще не купленная, но такая желанная… Надо что-то другое придумывать. Случая удобного ждать или самому этот случай организовывать. Вернее, именно так - организовывать идеальные условия для осуществления этой задумки. Так что, акция откладывается на неопределенное время. Она должна быть хорошо спланирована и тщательно подготовлена. Чтобы никто его, Мрака, не заподозрил в убийстве Пархома, особенно Шамиль и его отморозки обколотые.
С большим сожалением Мрак положил 'Беретту' на место и приступил к ревизии второго ряда.
Во втором ряду было не огнестрельное, но не менее смертоносное оружие. Если с коллекционными экспонатами первого ряда все было предельно ясно, понятен способ их применения, понятен и временно забракован полковником, то с орудиями убийства, или возмездия, как стал их мысленно называть Мараков, нужно было покумекать. Авось, это именно то, что ему нужно?
Всего во втором ряду было три предмета. Слева, под 'Питоном' лежал скромных размеров арбалет, стреляющий коротенькими стрелками с когда-то отравленными наконечниками. Арбалет он получил в наследство от своего предшественника на посту начальника ГУВД. Он-то, предшественник, и рассказывал, что стрелки на момент изъятия были отравленными, но, опасаясь, что кто-нибудь из домашних может случайно пораниться, бывший начальник городской милиции яд этот смыл специальным составом. Может, врал? Может, они и не были никогда отравленными? Да и хрен с ним! Яд для Константина Леонтьевича достать не проблема. Позвонит в лабораторию, прикажет и ему принесут и даже не спросят, зачем он ему понадобился. А когда, распотрошив хладный труп Пархома, обнаружат в его крови остатки этого самого яда, то и вовсе напрочь забудут о том, что некоторое время назад выполнили приказ начальника ГУВД.
Арбалет прицельно бил метров на тридцать. Подходяще. Мараков сам его пристреливал в лесу у себя на даче. Стрелки летели точно в цель, а с десяти метров пробивали дюймовую сосновую доску. Но такая убойная сила не требовалась при условии, что наконечники будут обработаны ядом. Достаточно легкой царапины и кырдык самозваному хозяину города. Тридцати метров вполне достаточно, чтобы выстрелить из укрытия, остаться незамеченным и спокойно уйти. Мараков даже знал, где можно организовать это укрытие - маршруты передвижения
Пархома он уже давно изучил. Они отличались однообразием. Дом - банк. Банк - дом. По субботам: Дом - ипподром - дом. На ипподроме в ложе Пархома и можно было достать, знал там Мараков одно укромное местечко, и как раз наискосок от Пархомовой ложи. Но вот сможет ли он попасть? Когда-то попадал в мишень, установленную на березе.
Правда, это было давно, лет десять назад. За эти десять лет и глаз у
Маракова не тот стал, что раньше и рука дрогнуть может. Надо бы потренироваться…
Справа с краю лежал нож, выстреливающий лезвиями. У него убойная сила невысокая, да и дальность выстрела так себе.
Нож не подходит, решил Мараков и взял в руки вещицу лежащую между ножом и арбалетом, которая казалось, попала в его коллекцию совершенно случайно. Это была зажигалка, обычная зажигалка в виде пистолетика, блестящая с выбитыми буквами внизу на рукоятке 'Made in
China'. Но изготовлена она была явно не в Китае, как утверждала надпись, а наверняка в одной из спецлабораторий ЦРУ и принадлежала когда-то какому-нибудь шпиону-диверсанту или спцагенту вышеназванной организации. Надпись была сделана специально, чтобы замаскировать смертельное оружие под китайский ширпотреб. Как эта зажигалка-убийца попала к Маракову, ясно - была изъята у одного из местных мафиози, который хозяйничал здесь еще до Пархома. А вот откуда эта штуковина появилась у мафиози, того уже никто и никогда не узнает - бандит был пристрелен при задержании.
Зажигалка находилась среди вещей, найденных в карманах убитого, и которые надо было приобщить к делу. Симпатичная штучка, подумал тогда Мараков, выглядит как настоящий кольт, только меньше размером.
Пощелкал - работает. Толстый палец полковника с трудом протискивался под скобу. Подарю племяннику, он уже вовсю курит. Сунул в карман, вычеркнул ее из списка вещдоков, но племяннику не отдал, так как в тот же день узнал истинное предназначение зажигалки. Причем, узнал совершенно случайно.
Он сидел в комнате для допросов, а напротив него нервно ерзал на жестком стуле младший брат и младший партнер того самого мафиози.
Задержанный уже давно раскололся и почти все рассказал следователю.
Почти, да не все. О своей роли в семейном бизнесе он не сказал ни слова. Некоторые факты, приведенные полковником Мараковым, сначала повергли братца в шок, но он быстро пришел в себя и стал торговаться. Теперь он сообщал гражданину начальнику некоторые конфиденциальные сведения, а конкретно - номер ячейки камеры хранения, в которой лежит кейс с пятьюдесятью тысячами американских рублей. Эту информацию он менял на свою свободу, сумма показалась полковнику вполне приемлемой. Внимательно слушая допрашиваемого, теперь уже практически свидетеля, и запоминая цифры, Мараков достал пистолет-зажигалку и стал машинально вертеть ее в руках. Нащупав винтик на рукоятке, и подумав, что его надо бы подкрутить, чтобы пластмассовая нашлепка не отлетела, не дай бог, он, используя ноготь большого пальца как отвертку, вставил его в шлиц винтика и повернул.
Китай, что ты хочешь, еще подумал, усмехнувшись. А когда поднял глаза и увидел страх в глазах братца, чуть не расхохотался:
- Ты что испугался, дурило? Это ж зажигалка. Думал я тебя из зажигалки застрелить хочу?
И щелкнул.
Братец побледнел и рухнул со стула на цементный пол. Мараков подошел к нему и, пощупав пульс на шее, убедился, что тот мертв. С чего это он вдруг, подумал полковник, с расстройства, что с бабками пришлось расстаться? Сердце не вынесло расставания? Вот малохольный!
И тут он заметил небольшое розовое пятнышко на лбу мертвеца, а посредине пятнышка какую-то занозу, похожую на осколок стекла.
Осторожно колпачком от авторучки он подковырнул занозу и поймав ее в колпачок как в ловушку, вызвал врача.
Вскрытие показало, что в крови погибшего находится яд. Яд не простой - из арсенала спецслужб США. Мараков не стал афишировать происшедшее, дело приказал закрыть. Стекляшка из головы братца оказалась миниатюрной ампулой. Позже разобрав 'зажигалку' и ознакомившись с ее устройством, он обнаружил, что в обойме осталось еще два патрончика.
Деньги, пятьдесят тысяч зеленых оказались на месте. На них Мрак купил 'Лэндкрузер'. Не тот, на котором он ездил сейчас, другой.
Неожиданные телефонные звонки были для Константина Леонтьевича делом привычным, но от этого он вздрогнул.
- Але, Мрак?
- Да, Максим Игоревич…, - растерянно пролепетал полковник.
Маракову вдруг показалась, что он не один в кабинете, и он ощутил то, что чувствует преступник, которого застукали на месте преступления. Словно чьи-то глаза наблюдали за ним откуда-то…из глубины кабинета - из-за книжного шкафа или из-за толстых воланов портьеры по бокам входной двери. И глаза эти смотрели внимательно и вместе с тем насмешливо. Страшные холодные глаза. Глаза Пархома, человека, о смерти которого он размышлял только что. У него даже спина под майкой вспотела. А может…? Да, нет, бред! Не может быть в его кабинете никакого видеонаблюдения. Ерунда!
- Ты еще трезвый? - со смешком спросил Пархом.
- Я всегда трезвый, - машинально и заученно ответил полковник.
- Тогда подгребай ко мне.
- Так у меня еще дела кое-какие имеются. Я еще должен Никиту
Ивановича отыскать…
- Зачем он тебе?
- Все бумаги по взрыву в гостинице готовы и находятся у следователя Байкалова. Только прокурором подписать постановление о прекращении дела в связи со смертью единственного подозреваемого. А он недоступен. И никто не знает где он.
- Байкалов уже в курсе, а вот ты не знаешь ни хрена. Ты Малюте, небось, последний раз минут двадцать назад звонил? То-то! Он уже давно доступен…Значит так, езжай в прокуратуру, возьми постановление у Байкалова. Он предупрежден и тебя ждет. Привезешь постановление ко мне, Малюта его прям здесь и подпишет. Он у меня.
Коньяк хлебает. Гы-гы-гы.
- Что же он трубу не брал?
- А у него…гы-гы-гы…батарейка в мобиле села. Ну, давай, ехай!
Я тут решил слегка это дело обмыть. И праздник заодно отметим. В моем зимнем саду, на лоне природы, так сказать. Посидим по-мужски - ты, я, Малюта. Без баб. Только мои куртизанки холодные. Гы-гы-гы. -
У Пархома было явно хорошее настроение. - Мальчишник, как сказать.
Тринкен шнапс. Ты, Мрак, теплей одевайся, на свежем воздухе бухать будем…А на закрытие банкета фейерверк забабахаем!
- Хорошо, выезжаю, - сказал Мараков. - Сейчас только переоденусь и… мигом.
- Только ты это…, не гони. Дорога скользкая. Хорошо, если крузак свой разобьешь, а если сам? Ты мне, Мрак, живой нужен. У нас с тобой еще дел выше крыши.
'О, блин!', - промелькнула мысль в тяжелой, словно с похмелья голове полковника. - 'Неужели он знает о том, что я сегодня утром чуть столб фонарный не снес?'.
- …А лучше такси возьми, - продолжал Пархом. - Обратно датый поедешь, а пьяный за рулем…, - Пархом сделал паузу.
- Убийца, - Мараков послушно закончил за Пархома известное всем и каждому изречение.
- Всегда помни об этом, Мрак!
- Так точно, - сказал Мараков в трубку, из которой уже раздавались короткие гудки отбоя.
'Неужели он следит за мной? Да нет, я бы заметил. Хотя… От Янки я уехал в таком состоянии, что вообще ничего не мог заметить. Если бы даже Пархом на заднем сидении моего 'Лэндкрузера' сидел. А может и правда, он там сидел…? Тьфу, ты черт! Так и крыша запросто съехать может! Ну, Пархом! Ну что ж ты за гадина такая? Нет, надо с тобой кончать. Иначе не домика тебе, Мрак, на берегу Эгейского моря, ни яхты, ни хрена тебе не видать. И не поживешь ты по-человечески, хотя бы напоследок, полковник, без пяти минут генерал-майор в отставке'.
Положив надрывающуюся гудками трубку, Мараков стал, не спеша убирать экспонаты своей коллекции обратно в сейф. Замечательную зажигалку-пистолет оставил на столе. Потом, облачившись в добротный шерстяной костюм-тройку, который одевал очень редко, только по большим праздникам, уже без внутреннего трепета опустил зажигалку в боковой карман пиджака.
А вдруг? Вдруг подвернется удобный случай?
Это было ошибкой. Роковой ошибкой.
Но поймет полковник это чуть позже, когда уже ничего нельзя будет изменить, когда маленькое, чуть не с булавочную головку отверстие на конце ствола этой смертельной штуковины, имеющей вид дешевой китайской поделки, заглянет в глубину его расширенных от страха зрачков.
Когда Гоша в назначенное Мому время подъехал к профилакторию, Эдик стоял на крыльце и нервно курил.
- Привет, сыщик, - хмуро поздоровался он. - Пошли. Твой Сидоров меня уже достал.
- Как он?
Эдик неопределенно пожал плечами:
- Нормально… Физически. Раны не смертельные. Жизненно важные органы не задеты. А вот с головой, похоже, у него не все в порядке.
Видать сильно ударился. Боюсь, что там не одно сотрясение мозга.
Вроде не бредит и в то же время… Я конечно не психиатр… Короче, пришлось мне его слегка зафиксировать. Сначала успокоительный укольчик поставил, обманным путем, потом, когда Сидоров твой уснул, ремнями его к койке пристегнул.
- А что такое?
- Ему лежать надо, а он все порывался встать и уйти, про одежду спрашивал. А одежду-то его я выбросил. Она вся рваная и в крови была. И ботинок один. А он… То Альфреда какого-то ему надо спрятать, то про окрошку бормотал. Меня что ли просил окрошки ему дать? Какая окрошка в ноябре месяце? Где я ему кваса для окрошки возьму?
- Окрошка - это бомж, - объяснил Гоша. - Одноногий бомж. Прозвище у него такое.
Эдик хмыкнул.
- Так он сейчас спит что ли? - спросил Гоша.
- Проснулся уже. Я ему небольшую дозу вколол. - Мому взглянул на часы. - Минут десять, как проснулся. Глаза открыл и говорит:
'Развяжи, сволочь очкастая. А то сам развяжусь, убью'. Садистом меня назвал, обматерил, как хотел. Я ремни проверил и ушел от греха подальше. Тебя дожидаться…Ну, в общем, пошли. Сам увидишь.
В двухэтажном здании бывшего профилактория завода 'Искра' было не теплей, чем в морге. Здание уже много лет не отапливалось, его отключили от теплосети практически сразу, как только закрылось некогда могучее градообразующее предприятие.
- Эдик! Да тут же околеть можно! Ты что, Сидорова из морга привез, чтобы его здесь заморозить? Так зря старался.
- В тепле твой Сидоров, - ворчливо ответил Эдик. - Трубы от теплотрассы обрезали, а ЛЭП то, вон она. Подключились. Я в процедурную калорифер масляный поставил. И еще один, плоский такой.
В ноги на стенку повесил.
В процедурном кабинете и, правда, был Ташкент. Сидоров, прикованный к койке, лежал и смотрел в потолок. Голова его была перемотана бинтом, через который проступало кровавое пятно, а на лице было написано мучение. Увидев вошедшего Мотовило, он слабым голосом, в котором звучало раздражение произнес:
- Ну, наконец-то! Давай-ка Гоша, развяжи меня побыстрей. И объясни своему гестаповцу, что я не псих.
Гоша повернулся к Эдику и подтвердил слова Сидорова:
- Он не псих.
Эдик пожал плечами:
- Не псих, так не псих. Но вставать с кровати, а тем более уходить из профилактория не рекомендую. Психом стать легко, а вот вылечиться
- хрен!
Вдвоем с Гошей они быстро освободили Сидорова от резиновых оков.
Сидоров попытался встать, но не смог.
- Голова кружится, - сказал он, облизывая губы.
- Доктор говорит, у тебя сотрясение мозга, - сказал Мотовило.
- Садист он, твой доктор… Гоша, фляжка с тобой?
- Как всегда.
- Выпить надо.
- А надо?
- Надо. Самсонова помянуть. И еще одного человека.
- В гостинице только два трупа было. Самсонова и…твой.
- Я, как ты видишь, живой. А второй… Он не в гостинице. Его в
Москве из гранатомета, как и Самсонова. Пархома работа.
- Ты о ком говоришь?
- О Десницком. Начальник службы безопасности сибирского предприятия Андрея Валентиновича. Десницкий Денис Александрович. Он летал в Москву, чтобы встретиться с одним человеком из администрации президента. А Пархом его… Давай Гоша, наливай.
Мотовило вопросительно посмотрел на судмедэксперта. Тот махнул рукой:
- Наливай. Только ему чуть-чуть.
- Пластита, - поправил Бирюка Окрошка. - Сколько раз повторять: не пластид, а пластит. Правильно говорить надо.
- Пластита…, - поправился Бирюк. - А потом… - Он продемонстрировал слушателям старый мобильный телефон с перемотанным синей изолентой корпусом. - Потом кнопку вызова абонента нажать и…ба-бах! - И нажал кнопку с изображенной на ней зеленой трубкой.
Окрошка отпрянул от Бирюка, как от чумного.
- Не боись, Окрошка! - усмехнулся старый вор. - Взрыватель-то вот он. Если бы он был в пластит воткнут, тогда…
- Раз в год и палка выстрелить может!
- Да? - удивился Бирюк. - Ни разу о таком не слышал…Дело тут в том, что подача сигнала на капсюль-детонатор приводит к тому, что контакты взрывателя…
- Стоп! - остановил его Окрошка. - Мне поровну, как и что там срабатывает. Лишь бы рвануло как надо. Чтобы дом этого мудака
Пархома взлетел в воздух. Будет взрыв, гарантируешь?
- Гарантирую.
- А сколько пластита с собой возьмем? - поинтересовался Альфред доселе молчавший и думающий о чем-то своем. - Здесь важно не просчитаться. Чтобы уж наверняка. Дом у Пархома большой.
- Думаю, двух-трех пакетов будет достаточно.
- Ну, уж хрен там! - запротестовал Окрошка. - Пластит халявный, чего его жалеть? Возьмем ящик, мало - два. Допрем, ничего. Ты, Бирюк обещал помочь? Значит, поможешь Альфу до места столько пластита допереть, сколько надо, чтобы все это осиное гнездо к чертям. А дальше уже наше дело.
- Ты ящиком полгорода взорвешь. И сам на тот свет улетишь.
- Так уж полгорода? - не поверил Окрошка.
- Ну, если не полгорода, так всему коттеджному поселку точно конец придет. А там не только Пархом живет, там простые люди проживают.
- Кто это там из простых живет? - ехидно поинтересовался одноногий бродяга. - В таких домищах-то?! Нет, Бирюк, простых людей в этом поселке нет. Одни сложные.
- Ну, неправильно выразился. Просто богатые люди там обитают. Они к Пархому может и отношения никакого не имеют. Они-то перед тобой в чем провинились? Их зачем взрывать?
- Да и хрен с ними, с мироедами! Не пахотой они свои миллионы нажили. Не честным трудом. Вот у меня…? У меня почему ничего нет - ни миллионов, ни Мерседесов, ни коттеджа? Я всю жизнь свою честно… я никого никогда не обманул. Вот и живу я в развалинах, и нет у меня коттеджа с сисястыми тетками.
- Охолонись, Окрошка! - Бирюк попробовал урезонить распалившегося попрошайку. - Остынь!
- Не остыну! И не Окрошка я тебе! Понял? У меня, между прочим, имя есть и фамилия, а не только прозвище, как у вас, у воров. Меня
Петром Васильевичем Грохотовым зовут!
- Кто зовет-то?
- А вот ты звать будешь!
- Так, все! - строго сказал Бирюк, убедительно сказал. - Хорош базарить, сявка! Надоело мне тебя слушать. Василич тут еще нашелся!
Ты кто такой? Ты при Сидорове шнырем был, таким ты и остался. Будешь возгудать, таких дюлей наваляю, не посмотрю, что у тебя одна нога. И не думай, что я старый и немощный. С тобой-то уж справлюсь. Хочешь старшим быть, значит, все по закону будет. Как при Сидорове было.
Успокоится все, соберем народ и спросим, кого он старшим над собой желает. Изберут тебя, будешь ты. А пока у нас равноправие и решать все будет большинство…Альфред, ты что молчишь?
- Я…, - замялся Альфред, потом сказал осторожно: - Я тоже считаю, что ящика пластита для взрыва, пожалуй, многовато будет.
Невинные люди пострадать не должны, ни при каких обстоятельствах.
Но…вот, сколько надо взрывчатки точно, я не знаю. Если бы у меня справочники были, литература какая-нибудь по взрывному делу, я бы посчитал, а так…на вскидку…
- Я и без справочников знаю, трех пакетов за глаза, - сказал
Бирюк. - Но если Окрошка так настаивает…, хорошо, возьмем пять пакетов. Чтобы уж наверняка.
- Нет, десять! - Окрошка смирился с тем, что его пока не признали старшим, но с малым количеством взрывчатки мириться не желал.
Бирюк пристально посмотрел на Окрошку и покрутил пальцем у виска.
Константин Леонтьевич сидел, запершись в кабинете и, разложив на столе всю свою оружейную коллекцию в два ряда.
Всего коллекция насчитывала одиннадцать предметов таящих в себе смерть. В верхнем ряду слева направо лежали револьверы и пистолеты.
Сначала револьверы - российско-бельгийский 'Наган', английский
'Бульдог' и кольт 'Питон' производства США. Далее шли пистолеты - австрийский 'Глок-17', австрийский же 'Штейр', бельгийский
'Браунинг', образца 1903 года, экзотический китайский 'Тип-64'.
Бесшумный пистолет, снабженный полным магазином хитрых специальных патронов 7,65х17, безфланцевых. Тяжелая пушка, восемьсот с лишним граммов! А замыкала верхний ряд еще более тяжелая 'Беретта' девяносто второй модели, которую Мараков сегодня забрал из бардачка своего покалеченного крузака и присоединил к остальной коллекции.
Полковник взял пистолет в руку, рукоятка так славно легла в ладонь, что класть 'Беретту' на место не хотелось.
Калибр девять миллиметров, пятнадцать патронов в обойме, вспомнил
Мараков тактико-технические характеристики 'Береты'. Вес восемьсот пятьдесят граммов. Длина ствола сто двадцать пять миллиметров, а общая длина пистолета - двести семнадцать. Классная пушка! В пархомовские апартаменты ее не пронести. Козлы черножопые обыскивать стали по приказу хозяина. Хотя…, какая разница? Не такой уж он идиот, чтобы брать с собой к Пархому 'Беретту' и устраивать стрельбу у него в доме. Пархомовский дом охраняется двумя десятками чеченских головорезов. Живым он оттуда все равно не вышел бы. А зачем убивать
Пархома, чтобы умереть самому? Его недвижимость в Турции ждет. И яхта, еще не купленная, но такая желанная… Надо что-то другое придумывать. Случая удобного ждать или самому этот случай организовывать. Вернее, именно так - организовывать идеальные условия для осуществления этой задумки. Так что, акция откладывается на неопределенное время. Она должна быть хорошо спланирована и тщательно подготовлена. Чтобы никто его, Мрака, не заподозрил в убийстве Пархома, особенно Шамиль и его отморозки обколотые.
С большим сожалением Мрак положил 'Беретту' на место и приступил к ревизии второго ряда.
Во втором ряду было не огнестрельное, но не менее смертоносное оружие. Если с коллекционными экспонатами первого ряда все было предельно ясно, понятен способ их применения, понятен и временно забракован полковником, то с орудиями убийства, или возмездия, как стал их мысленно называть Мараков, нужно было покумекать. Авось, это именно то, что ему нужно?
Всего во втором ряду было три предмета. Слева, под 'Питоном' лежал скромных размеров арбалет, стреляющий коротенькими стрелками с когда-то отравленными наконечниками. Арбалет он получил в наследство от своего предшественника на посту начальника ГУВД. Он-то, предшественник, и рассказывал, что стрелки на момент изъятия были отравленными, но, опасаясь, что кто-нибудь из домашних может случайно пораниться, бывший начальник городской милиции яд этот смыл специальным составом. Может, врал? Может, они и не были никогда отравленными? Да и хрен с ним! Яд для Константина Леонтьевича достать не проблема. Позвонит в лабораторию, прикажет и ему принесут и даже не спросят, зачем он ему понадобился. А когда, распотрошив хладный труп Пархома, обнаружат в его крови остатки этого самого яда, то и вовсе напрочь забудут о том, что некоторое время назад выполнили приказ начальника ГУВД.
Арбалет прицельно бил метров на тридцать. Подходяще. Мараков сам его пристреливал в лесу у себя на даче. Стрелки летели точно в цель, а с десяти метров пробивали дюймовую сосновую доску. Но такая убойная сила не требовалась при условии, что наконечники будут обработаны ядом. Достаточно легкой царапины и кырдык самозваному хозяину города. Тридцати метров вполне достаточно, чтобы выстрелить из укрытия, остаться незамеченным и спокойно уйти. Мараков даже знал, где можно организовать это укрытие - маршруты передвижения
Пархома он уже давно изучил. Они отличались однообразием. Дом - банк. Банк - дом. По субботам: Дом - ипподром - дом. На ипподроме в ложе Пархома и можно было достать, знал там Мараков одно укромное местечко, и как раз наискосок от Пархомовой ложи. Но вот сможет ли он попасть? Когда-то попадал в мишень, установленную на березе.
Правда, это было давно, лет десять назад. За эти десять лет и глаз у
Маракова не тот стал, что раньше и рука дрогнуть может. Надо бы потренироваться…
Справа с краю лежал нож, выстреливающий лезвиями. У него убойная сила невысокая, да и дальность выстрела так себе.
Нож не подходит, решил Мараков и взял в руки вещицу лежащую между ножом и арбалетом, которая казалось, попала в его коллекцию совершенно случайно. Это была зажигалка, обычная зажигалка в виде пистолетика, блестящая с выбитыми буквами внизу на рукоятке 'Made in
China'. Но изготовлена она была явно не в Китае, как утверждала надпись, а наверняка в одной из спецлабораторий ЦРУ и принадлежала когда-то какому-нибудь шпиону-диверсанту или спцагенту вышеназванной организации. Надпись была сделана специально, чтобы замаскировать смертельное оружие под китайский ширпотреб. Как эта зажигалка-убийца попала к Маракову, ясно - была изъята у одного из местных мафиози, который хозяйничал здесь еще до Пархома. А вот откуда эта штуковина появилась у мафиози, того уже никто и никогда не узнает - бандит был пристрелен при задержании.
Зажигалка находилась среди вещей, найденных в карманах убитого, и которые надо было приобщить к делу. Симпатичная штучка, подумал тогда Мараков, выглядит как настоящий кольт, только меньше размером.
Пощелкал - работает. Толстый палец полковника с трудом протискивался под скобу. Подарю племяннику, он уже вовсю курит. Сунул в карман, вычеркнул ее из списка вещдоков, но племяннику не отдал, так как в тот же день узнал истинное предназначение зажигалки. Причем, узнал совершенно случайно.
Он сидел в комнате для допросов, а напротив него нервно ерзал на жестком стуле младший брат и младший партнер того самого мафиози.
Задержанный уже давно раскололся и почти все рассказал следователю.
Почти, да не все. О своей роли в семейном бизнесе он не сказал ни слова. Некоторые факты, приведенные полковником Мараковым, сначала повергли братца в шок, но он быстро пришел в себя и стал торговаться. Теперь он сообщал гражданину начальнику некоторые конфиденциальные сведения, а конкретно - номер ячейки камеры хранения, в которой лежит кейс с пятьюдесятью тысячами американских рублей. Эту информацию он менял на свою свободу, сумма показалась полковнику вполне приемлемой. Внимательно слушая допрашиваемого, теперь уже практически свидетеля, и запоминая цифры, Мараков достал пистолет-зажигалку и стал машинально вертеть ее в руках. Нащупав винтик на рукоятке, и подумав, что его надо бы подкрутить, чтобы пластмассовая нашлепка не отлетела, не дай бог, он, используя ноготь большого пальца как отвертку, вставил его в шлиц винтика и повернул.
Китай, что ты хочешь, еще подумал, усмехнувшись. А когда поднял глаза и увидел страх в глазах братца, чуть не расхохотался:
- Ты что испугался, дурило? Это ж зажигалка. Думал я тебя из зажигалки застрелить хочу?
И щелкнул.
Братец побледнел и рухнул со стула на цементный пол. Мараков подошел к нему и, пощупав пульс на шее, убедился, что тот мертв. С чего это он вдруг, подумал полковник, с расстройства, что с бабками пришлось расстаться? Сердце не вынесло расставания? Вот малохольный!
И тут он заметил небольшое розовое пятнышко на лбу мертвеца, а посредине пятнышка какую-то занозу, похожую на осколок стекла.
Осторожно колпачком от авторучки он подковырнул занозу и поймав ее в колпачок как в ловушку, вызвал врача.
Вскрытие показало, что в крови погибшего находится яд. Яд не простой - из арсенала спецслужб США. Мараков не стал афишировать происшедшее, дело приказал закрыть. Стекляшка из головы братца оказалась миниатюрной ампулой. Позже разобрав 'зажигалку' и ознакомившись с ее устройством, он обнаружил, что в обойме осталось еще два патрончика.
Деньги, пятьдесят тысяч зеленых оказались на месте. На них Мрак купил 'Лэндкрузер'. Не тот, на котором он ездил сейчас, другой.
Неожиданные телефонные звонки были для Константина Леонтьевича делом привычным, но от этого он вздрогнул.
- Але, Мрак?
- Да, Максим Игоревич…, - растерянно пролепетал полковник.
Маракову вдруг показалась, что он не один в кабинете, и он ощутил то, что чувствует преступник, которого застукали на месте преступления. Словно чьи-то глаза наблюдали за ним откуда-то…из глубины кабинета - из-за книжного шкафа или из-за толстых воланов портьеры по бокам входной двери. И глаза эти смотрели внимательно и вместе с тем насмешливо. Страшные холодные глаза. Глаза Пархома, человека, о смерти которого он размышлял только что. У него даже спина под майкой вспотела. А может…? Да, нет, бред! Не может быть в его кабинете никакого видеонаблюдения. Ерунда!
- Ты еще трезвый? - со смешком спросил Пархом.
- Я всегда трезвый, - машинально и заученно ответил полковник.
- Тогда подгребай ко мне.
- Так у меня еще дела кое-какие имеются. Я еще должен Никиту
Ивановича отыскать…
- Зачем он тебе?
- Все бумаги по взрыву в гостинице готовы и находятся у следователя Байкалова. Только прокурором подписать постановление о прекращении дела в связи со смертью единственного подозреваемого. А он недоступен. И никто не знает где он.
- Байкалов уже в курсе, а вот ты не знаешь ни хрена. Ты Малюте, небось, последний раз минут двадцать назад звонил? То-то! Он уже давно доступен…Значит так, езжай в прокуратуру, возьми постановление у Байкалова. Он предупрежден и тебя ждет. Привезешь постановление ко мне, Малюта его прям здесь и подпишет. Он у меня.
Коньяк хлебает. Гы-гы-гы.
- Что же он трубу не брал?
- А у него…гы-гы-гы…батарейка в мобиле села. Ну, давай, ехай!
Я тут решил слегка это дело обмыть. И праздник заодно отметим. В моем зимнем саду, на лоне природы, так сказать. Посидим по-мужски - ты, я, Малюта. Без баб. Только мои куртизанки холодные. Гы-гы-гы. -
У Пархома было явно хорошее настроение. - Мальчишник, как сказать.
Тринкен шнапс. Ты, Мрак, теплей одевайся, на свежем воздухе бухать будем…А на закрытие банкета фейерверк забабахаем!
- Хорошо, выезжаю, - сказал Мараков. - Сейчас только переоденусь и… мигом.
- Только ты это…, не гони. Дорога скользкая. Хорошо, если крузак свой разобьешь, а если сам? Ты мне, Мрак, живой нужен. У нас с тобой еще дел выше крыши.
'О, блин!', - промелькнула мысль в тяжелой, словно с похмелья голове полковника. - 'Неужели он знает о том, что я сегодня утром чуть столб фонарный не снес?'.
- …А лучше такси возьми, - продолжал Пархом. - Обратно датый поедешь, а пьяный за рулем…, - Пархом сделал паузу.
- Убийца, - Мараков послушно закончил за Пархома известное всем и каждому изречение.
- Всегда помни об этом, Мрак!
- Так точно, - сказал Мараков в трубку, из которой уже раздавались короткие гудки отбоя.
'Неужели он следит за мной? Да нет, я бы заметил. Хотя… От Янки я уехал в таком состоянии, что вообще ничего не мог заметить. Если бы даже Пархом на заднем сидении моего 'Лэндкрузера' сидел. А может и правда, он там сидел…? Тьфу, ты черт! Так и крыша запросто съехать может! Ну, Пархом! Ну что ж ты за гадина такая? Нет, надо с тобой кончать. Иначе не домика тебе, Мрак, на берегу Эгейского моря, ни яхты, ни хрена тебе не видать. И не поживешь ты по-человечески, хотя бы напоследок, полковник, без пяти минут генерал-майор в отставке'.
Положив надрывающуюся гудками трубку, Мараков стал, не спеша убирать экспонаты своей коллекции обратно в сейф. Замечательную зажигалку-пистолет оставил на столе. Потом, облачившись в добротный шерстяной костюм-тройку, который одевал очень редко, только по большим праздникам, уже без внутреннего трепета опустил зажигалку в боковой карман пиджака.
А вдруг? Вдруг подвернется удобный случай?
Это было ошибкой. Роковой ошибкой.
Но поймет полковник это чуть позже, когда уже ничего нельзя будет изменить, когда маленькое, чуть не с булавочную головку отверстие на конце ствола этой смертельной штуковины, имеющей вид дешевой китайской поделки, заглянет в глубину его расширенных от страха зрачков.
Когда Гоша в назначенное Мому время подъехал к профилакторию, Эдик стоял на крыльце и нервно курил.
- Привет, сыщик, - хмуро поздоровался он. - Пошли. Твой Сидоров меня уже достал.
- Как он?
Эдик неопределенно пожал плечами:
- Нормально… Физически. Раны не смертельные. Жизненно важные органы не задеты. А вот с головой, похоже, у него не все в порядке.
Видать сильно ударился. Боюсь, что там не одно сотрясение мозга.
Вроде не бредит и в то же время… Я конечно не психиатр… Короче, пришлось мне его слегка зафиксировать. Сначала успокоительный укольчик поставил, обманным путем, потом, когда Сидоров твой уснул, ремнями его к койке пристегнул.
- А что такое?
- Ему лежать надо, а он все порывался встать и уйти, про одежду спрашивал. А одежду-то его я выбросил. Она вся рваная и в крови была. И ботинок один. А он… То Альфреда какого-то ему надо спрятать, то про окрошку бормотал. Меня что ли просил окрошки ему дать? Какая окрошка в ноябре месяце? Где я ему кваса для окрошки возьму?
- Окрошка - это бомж, - объяснил Гоша. - Одноногий бомж. Прозвище у него такое.
Эдик хмыкнул.
- Так он сейчас спит что ли? - спросил Гоша.
- Проснулся уже. Я ему небольшую дозу вколол. - Мому взглянул на часы. - Минут десять, как проснулся. Глаза открыл и говорит:
'Развяжи, сволочь очкастая. А то сам развяжусь, убью'. Садистом меня назвал, обматерил, как хотел. Я ремни проверил и ушел от греха подальше. Тебя дожидаться…Ну, в общем, пошли. Сам увидишь.
В двухэтажном здании бывшего профилактория завода 'Искра' было не теплей, чем в морге. Здание уже много лет не отапливалось, его отключили от теплосети практически сразу, как только закрылось некогда могучее градообразующее предприятие.
- Эдик! Да тут же околеть можно! Ты что, Сидорова из морга привез, чтобы его здесь заморозить? Так зря старался.
- В тепле твой Сидоров, - ворчливо ответил Эдик. - Трубы от теплотрассы обрезали, а ЛЭП то, вон она. Подключились. Я в процедурную калорифер масляный поставил. И еще один, плоский такой.
В ноги на стенку повесил.
В процедурном кабинете и, правда, был Ташкент. Сидоров, прикованный к койке, лежал и смотрел в потолок. Голова его была перемотана бинтом, через который проступало кровавое пятно, а на лице было написано мучение. Увидев вошедшего Мотовило, он слабым голосом, в котором звучало раздражение произнес:
- Ну, наконец-то! Давай-ка Гоша, развяжи меня побыстрей. И объясни своему гестаповцу, что я не псих.
Гоша повернулся к Эдику и подтвердил слова Сидорова:
- Он не псих.
Эдик пожал плечами:
- Не псих, так не псих. Но вставать с кровати, а тем более уходить из профилактория не рекомендую. Психом стать легко, а вот вылечиться
- хрен!
Вдвоем с Гошей они быстро освободили Сидорова от резиновых оков.
Сидоров попытался встать, но не смог.
- Голова кружится, - сказал он, облизывая губы.
- Доктор говорит, у тебя сотрясение мозга, - сказал Мотовило.
- Садист он, твой доктор… Гоша, фляжка с тобой?
- Как всегда.
- Выпить надо.
- А надо?
- Надо. Самсонова помянуть. И еще одного человека.
- В гостинице только два трупа было. Самсонова и…твой.
- Я, как ты видишь, живой. А второй… Он не в гостинице. Его в
Москве из гранатомета, как и Самсонова. Пархома работа.
- Ты о ком говоришь?
- О Десницком. Начальник службы безопасности сибирского предприятия Андрея Валентиновича. Десницкий Денис Александрович. Он летал в Москву, чтобы встретиться с одним человеком из администрации президента. А Пархом его… Давай Гоша, наливай.
Мотовило вопросительно посмотрел на судмедэксперта. Тот махнул рукой:
- Наливай. Только ему чуть-чуть.
8.
- А может, его дома нет? - спросил Альфред, поправляя на плече противогазную сумку, набитую брусками пластита. - Праздник все-таки сегодня. Может, он в ресторане или вообще уехал куда-нибудь?
- В ресторанах Пархом редко бывает, - отозвался Бирюк, шедший рядом налегке. - Я его сучью жизнь хорошо изучил. Привычки и повадки. Дома Пархом питается и все праздники дома отмечает. Соберет свое кубло и гужует всю ночь. Там он, чувствую. Меня, Альфред чутье редко подводило. И сейчас на него не жалуюсь. Жизнь у меня сложная была. Все время на чеку надо было находиться, врагов много было.
Чутье и выработалось. Как у волка. Меня через это Бирюком-то и прозвали.
- А если все-таки уехал? - не унимался Альфред. - Вообще уехал? Он ведь уезжает из города иногда?
- Уезжает. Зимой в Таиланд. Летом в Германию. Сейчас не лето и не зима. Межсезонье. Да и при таких обстоятельствах… Нет, дома он.
Можешь не сомневаться.
- Ну, не знаю… Хорошо, если так.
Окрошка плелся позади, шагах в десяти от Бирюка и Альфреда, и упрямо молчал, не желая принимать участия в разговоре. По-видимому, он был очень расстроен тем обстоятельством, что его старшинство не признали.
- Окрошка! - окликнул его Бирюк. - Ты что отстаешь? Смотри, крысы-мутанты сзади подкрадутся и покусают. - (О крысах Бирюку рассказал Альфред).
- Ты сам смотри! - огрызнулся Окрошка. - Эти крысы не дураки, они знают, кого кусать. В первую очередь они на престарелых уголовников нападают. Из нор своих из стены выпрыгивают и за шкварник!
Шедший у стены тоннеля Альфред, услышав про норы и про шкварник, вжал голову в плечи и отпрянул от стены, чуть не сбив с ног Бирюка.
- Ты чего? - удивленно спросил Бирюк. - Под ноги смотри.
- Запнулся…
- Не запнулся, а забздел, - заржал Окрошка, решив нарушить обет молчания. - Альф у нас всегда бздит, когда страшно. А страшно ему всегда. Да…, совсем забыл сказать! Крысы не только на престарелых уголовников нападают, они еще и на бздунов прыгают. По запаху, видать, определяют.
- В ресторанах Пархом редко бывает, - отозвался Бирюк, шедший рядом налегке. - Я его сучью жизнь хорошо изучил. Привычки и повадки. Дома Пархом питается и все праздники дома отмечает. Соберет свое кубло и гужует всю ночь. Там он, чувствую. Меня, Альфред чутье редко подводило. И сейчас на него не жалуюсь. Жизнь у меня сложная была. Все время на чеку надо было находиться, врагов много было.
Чутье и выработалось. Как у волка. Меня через это Бирюком-то и прозвали.
- А если все-таки уехал? - не унимался Альфред. - Вообще уехал? Он ведь уезжает из города иногда?
- Уезжает. Зимой в Таиланд. Летом в Германию. Сейчас не лето и не зима. Межсезонье. Да и при таких обстоятельствах… Нет, дома он.
Можешь не сомневаться.
- Ну, не знаю… Хорошо, если так.
Окрошка плелся позади, шагах в десяти от Бирюка и Альфреда, и упрямо молчал, не желая принимать участия в разговоре. По-видимому, он был очень расстроен тем обстоятельством, что его старшинство не признали.
- Окрошка! - окликнул его Бирюк. - Ты что отстаешь? Смотри, крысы-мутанты сзади подкрадутся и покусают. - (О крысах Бирюку рассказал Альфред).
- Ты сам смотри! - огрызнулся Окрошка. - Эти крысы не дураки, они знают, кого кусать. В первую очередь они на престарелых уголовников нападают. Из нор своих из стены выпрыгивают и за шкварник!
Шедший у стены тоннеля Альфред, услышав про норы и про шкварник, вжал голову в плечи и отпрянул от стены, чуть не сбив с ног Бирюка.
- Ты чего? - удивленно спросил Бирюк. - Под ноги смотри.
- Запнулся…
- Не запнулся, а забздел, - заржал Окрошка, решив нарушить обет молчания. - Альф у нас всегда бздит, когда страшно. А страшно ему всегда. Да…, совсем забыл сказать! Крысы не только на престарелых уголовников нападают, они еще и на бздунов прыгают. По запаху, видать, определяют.