Царицын Владимир. Осенний лист или зачем бомжу деньги?

   Самсонов умолк, заметив удивленный взгляд Сидорова.
   - Нет, нет, ты меня не правильно понял, - сказал он, как бы оправдываясь. - Я не собираюсь умалить Катюшины заслуги в бизнесе.
   Мою помощь можно считать дополняющей и слегка корректирующей. Катя вполне бы обошлась и без нее. Она удивительно чутко ощущала перемены на рынке и всегда держала нос по ветру. А уж целеустремленности и работоспособности ей было не занимать. Этим она в меня. Трудоголик.
   И артистизм необходимый у нее был, и обаяние. Да ты знаешь, что тебе рассказывать?
   - Знаю, - кивнул головой Сидоров.
   - Но не мог же я быть простым наблюдателем… Помогал, особенно на первых порах, когда она еще не стала таким ассом в коммерции, какой ее все считали. Заслуженно считали.
   Вдруг Самсонов вскинул голову и как-то странно посмотрел Сидорову в глаза.
   - А хочешь, начистоту? - спросил он, и начал говорить, не дожидаясь согласия Сидорова на свою исповедь. - Я, конечно, старался, чтобы помощь моя была Катюше незаметна, но в душе мечтал, что греха таить? Мечтал, чтобы она когда-нибудь узнала, что ей помогают, и поняла, кто ей помогает. Что это я ей помогаю. И чтобы она не отвергла этой помощи и не послала меня, куда подальше…
   Полного бескорыстия не бывает. Я так считаю. Всегда человек преследует какую-нибудь цель. А я человек, обыкновенный грешный человек. Не бог, не Иисус Христос. Я мечтал, что Катя поймет, что я люблю ее, и что давно уже осознал свою вину перед ней. Пожалуй, единственное чего я хотел всю свою жизнь, это получить прощение у своей дочери. Но я так его и не получил. Не успел…
   - Вы получили это прощение, - сказал Сидоров, когда старик замолчал. - Больше того, Катя не только вас простила, но и осознала свою часть вины в ваших непростых отношениях. Мне кажется, Катя очень сожалела о том, что не успела сказать, что тоже была не права.
   Последними ее словами были такие: 'Прости меня, папочка…'.
   - Правда? - хрипло спросил Андрей Валентинович. - Она так сказала?
   Не может быть… - Сидоров увидел, что волевой подбородок Самсонова задрожал, нижние веки покраснели и в блеклых стариковских глазах засветились слезы. - Не может этого быть! Не может… Откуда ты знаешь, что говорила Катюша перед смертью? Откуда? Ты что, рядом был? Ты видел…? Ты слышал?
   - Не я. Альфред Молотилов. Абреки Пархома хотели убить не только
   Катю, но и ее гражданского мужа. Он ничего не мог сделать. Он был связан и избит.
   - Молотилов? Мои люди искали его, но не смогли его найти. Где он?
   Ты знаешь, где он?
   - Он в безопасности. Конечно, эта безопасность относительна…
   - Мне нужно, чтобы он был здесь. Ты меня понял? Здесь! Я засажу этого бандита, Пархома, за решетку! Мне надо, чтобы он сидел не только за свои махинации, я за Катюшу ему отомстить хочу! Альфред
   Молотилов - главный свидетель. Приведи его сюда, Алексей…
   Неожиданно в дверь постучались.
   - Войди, Николаша, - крикнул Самсонов, зная, что кроме, как его секретарю, некому стучать в дверь.
   На пороге возник вышколенный секретарь.
   - Андрей Валентинович, пришел господин Десницкий. - Николаша выразительно посмотрел на Сидорова.
   - Пусть заходит, - сказал Андрей Валентинович. - У нас с Десницким от Алексея Алексеевича секретов не будет.
   Николаша коротко кивнул и вышел.
   Человек, сменивший секретаря на пороге, был высок и строен, но не молод, о чем свидетельствовали седые виски и белые пряди волос, расходящиеся в разные стороны от ровного пробора. Впрочем, судить о его возрасте было трудно, ему можно было дать и сорок лет и шестьдесят. Темно-серый костюм сидел на нем, как влитой. В принципе, если бы не седина, он выглядел вполне моложаво.
   Вошедший легко мазанул взглядом светло-карих глаз по посетителю
   Самсонова. Легко и быстро. Если бы Сидоров не смотрел внимательно ему в глаза, то и не заметил бы этого взгляда. Но он его заметил и тут же ощутил себя просканированным и просвеченным насквозь.
   Помощник Андрея Валентиновича Самсонова, догадался Сидоров, вспомнив описание, данное майором Мотовило. Действительно, сильно смахивает на отставного гэбэшника - напускное безразличие в глазах, отсутствие каких-либо особенностей в чертах лица - ни красоты, ни изъянов. И вообще, лицо неподвижное, лишенное мимики. Фоторобот, а не живой человек. А выправка военная.
   - Познакомься, Денис, - сказал Самсонов. - Это мой зять, Сидоров
   Алексей Алексеевич. Десницкий Денис Александрович, начальник службы безопасности моего холдинга.
   - Очень приятно, Десницкий, - сказал Денис Александрович, протягивая руку. Ладонь была сухой и жесткой. А на запястье из-под белоснежного манжета выглянули часы на золотом браслете. Не тяп-ляп, узнал Сидоров знакомую дорогую марку. Радо.
   - Сидоров.
   Десницкий взглянул на часы, кивнул самому себе, подошел к минибару и, не спрашивая разрешения, налил себе виски. Потом сел на диван рядом с Андреем Валентиновичем и, сделав небольшой глоток из своего бокала, беззвучно покатал виски во рту, прислушиваясь к своим вкусовым ощущениям. Было заметно, что к дорогим напиткам Десницкий привык давно а, смакуя 'Болентайн', он всего лишь проверяет на вкус соответствие содержимого бутылки его названию. И еще Сидоров понял, что этого человека связывают с Самсоновым не просто служебные отношения, но и вероятно дружеские.
   - Рассказывай, Денис, - предложил Самсонов. - Можешь ничего не скрывать, Алексей Алексеевич в нашем лагере.
   - Я это уже понял… Итак, Пархом сядет, как миленький.
   Компромата на него я собрал достаточно. Наши московские товарищи обещали стопроцентный успех. Я только что с самолета. Вчера вечером встречался в белокаменной с заместителем генпрокурора и с его цепным псом, следователем по особо важным делам. Оболенцев, ты его знаешь.
   Обсуждали детали предстоящей операции. Группа уже создана, ждала только нашей отмашки. Я ее дал с твоего вчерашнего благословения.
   Завтра здесь будет жарко. Не поздоровится ни Пархому, ни местному городскому руководству - господам из мэрии и милицейским начальникам. Только…
   - Что 'только'?
   - Доказательства по организации многих Пархомовских афер имеются и они неоспоримы. Чего я не сделал, доделают спецы из генпрокуратуры.
   А вот по факту…, извини, Андрей…, по факту убийства твоей дочери, практически ничего нет. Одни лишь косвенные данные, да и то… Никто ничего конкретного не видел. Только соседи в коттеджном поселке наблюдали, как ее и Альфреда Молотилова чечены сажают в машину и куда-то увозят. И все. Куда, зачем и что с ними потом стало, никто сказать ничего не может. В Шугаевке все выгорело дотла.
   Кроме того домика еще два сгорело. Следов никаких. Сначала-то следы протекторов наверняка можно было отснять, но кому тогда это нужно было? А потом все размесили… Сторож слышал, что какие-то машины на территорию Садового общества въезжали, а потом выезжали, но ничего не видел. Было поздно, и все, кто на дачах находился, спали.
   Считай, конец октября. В это время на дачах мало кто ночует.
   Повторная экспертиза останков Екатерины Андреевны тоже скорей всего ничего не даст, так что на эксгумации настаивать не рекомендую. Да там судмедэкспертам и исследовать-то нечего, кости одни обугленные… Извини, Андрей Валентинович.
   Самсонов покивал головой.
   - Значит, Альфреда твои люди не нашли…
   - Нет. Затерялся. Где-нибудь среди бомжей отсиживается или вообще куда-нибудь уехал. Если, конечно, его раньше нас не нашли
   Пархомовские боевики. Может, потом, когда Пархома возьмут,
   Молотилова в розыск объявят. Но я сомневаюсь…
   - В розыск Молотилова объявлять не придется, - подал голос
   Сидоров. - Он жив и я знаю, где он…

2.

   - Может, консервы? - радостно предположил Окрошка. - Вот здорово было бы!
   - Плохо было бы, - возразил Альфред. - В это бомбоубежище минимум лет одиннадцать не ступала нога человека. Все консервы давно испортились. Если там действительно консервы, не вздумай их есть.
   Отравишься.
   - Ничего подобного, - начал спорить Окрошка. - Их в котелке прокипятить и ничего не отравишься. Они же запаянные. Что с ними будет? Да и проверить можно - если банка вздутая, ее, конечно, лучше бы выбросить, а можно и не выбрасывать, а прокипятить только. Если банка целехонька и не вздута, консервы лопай, прям так. Ни хрена не будет. Точно говорю.
   - И все же я не стал бы рекомендовать…
   - А мне по фигу твои рекомендации. Ты мне просто - Альф. Ты
   Ляксеичу родственник, а мне никто!
   - Да я не настаиваю, - разозлился Альфред. - Хочешь отравиться - травись. Твое дело. Но я предупредил.
   - А пошел ты! Родственник!
   - Может быть, сначала проверим, что там, а потом уже и выяснять будете, кто кому родственник, ешкин кот? - раздался за их спинами хриплый голос Бирюка. Альфред и Окрошка оглянулись. Окрошка посмотрел на Бирюка удивленно, словно недоумевал, почему этот уголовник все еще здесь, но ничего не сказал, только крякнул и резво поскакал в открытую дверь.
   - Свети, Альф, - приказал он Альфреду. - Вот сюда свети. Видишь, где я стою? У баррикады этой.
   Альфред подошел к стеллажу и посветил Окрошке, который, сгорая от нетерпения, пытался оторвать крышку от одного из ящиков.
   Бирюк остался у порога, он что-то шарил в темноте по стене.
   Ящиков было по два в глубину стеллажа и по пять по длине полок, а всего полок было шесть. Итого шестьдесят ящиков, наполненных неизвестно чем, но явно чем-то полезным. Пусть даже тушенкой.
   Окрошка частично прав. Альфред помнил, мама рассказывала, что если банка не вздута, ее, действительно можно открывать, и есть содержимое, не боясь отравиться. Правда, это касалось только тех консервов, срок годности которых не истек, но в теперешнем положении
   Альфреда, этим уточнением можно и пренебречь.
   Неожиданно раздался щелчок и вспыхнул яркий свет. Альфред зажмурил глаза.
   - Ешкин кот! - изумленно прохрипел Бирюк. - Я так, на всякий случай решил выключатель проверить. А напруга есть оказывается!
   - Ну да, - пояснил Альфред, сам только что догадавшийся о происхождении напряжения. - Все верно. В бомбоубежища электроэнергия подается по подземным коммуникациям напрямую с электростанции. Здесь и автономное питание должно быть. Аккумуляторный блок или дизель-генератор какой-нибудь. На случай ядерного удара. Он, наверное, там дальше, - Альфред указал в конец помещения. В дальней стене была еще одна дверь, тоже закрытая. - В какой-то другой комнате. Там должно быть много комнат. Бомбоубежище-то на всех работников цеха рассчитывалось, эдак человек на…
   - Хорош трындеть! - перебил Окрошка разглагольствования Альфреда.
   - Давай лучше смотреть станем - что там такое в ящиках.
   - Ну-к, дай-ка. - Бирюк достал из своей котомки фомку, и ловко подковырнув крышку, открыл ящик.
   Ящик был заполнен ровными рядами серых брусочков.
   - Чегой-то? - разочарованно спросил Окрошка. - Мыло что ли?
   Альфред вытащил один брусок из верхнего ряда, понюхал, помял в руках и заявил:
   - Пластит.
   - Чего? - переспросил Окрошка.
   - Пластит, - повторил Альфред. - Его на 'Искре' для Министерства
   Обороны в огромных количествах производили когда-то. Практически до девяносто четвертого года. Пластит - это взрывчатка такая, с большой мощностью взрыва…
   - Да знаю я, что такое пластид, - взорвался вдруг Окрошка. - Я, как-никак воин-интернационалист. Повидал я в Афгане этого пластида!
   Тебе и не снилось.
   - Ты хоть знаешь, где Афган находится-то? - с усмешкой в голосе спросил Бирюк. - Что ты за брехло такое?
   - Я брехло? - возмутился было Окрошка, но сразу поменял тактику, уразумев, что байка о его участии в боевых действиях советских войск в Афганистане не прокатит. Альфу еще можно лапшу на уши навешать, но
   Бирюк-то его, как облупленного знает. - Ну, не был я на войне, - сказал он, почесав в паху. - И что с того? Я в те времена, когда наши в Афган входили, уже ногу потерял в железнодорожной катастрофе.
   Но я же, почитай, уже лет пятнадцать роль воина-интернационалиста исполняю. Станиславский с Немировичем-Данченко как учили? Артист должен вжиться в свою роль, чтобы ему народ поверил и милостыню подал. За билет в театр чтобы, значит, заплатил. Я все детали знать должен. И про пластид этот.
   - Надо говорить пластит. 'Т' на конце, - вставил слово Альфред, но его никто не услышал.
   - Немирович? Станиславский? - спрашивал Бирюк. - А про них-то ты от кого узнал? От тех, что тебе, побирушке милостыню подает?
   - Я, между прочим, жизнь прожил. А до сорока годков нормальным человеком был. Инвалидскую пенсию получал. Телевизор у меня был.
   'Горизонт'! Комнату в коммунальной квартире имел…
   - Пока не пропил, - дополнил Бирюк. - Сначала 'Горизонт' свой, а потом и комнату.
   - Сволочь ты, Бирюк, - устало сказал Окрошка. - Бандитская рожа и сволочь… Ну ладно, что со взрывчаткой-то делать будем?
   Бирюк хмыкнул, а Альфред пожал плечами.
   - Может, ее продать? - задумчиво произнес Окрошка. - Интересно, а за сколько все это, - он быстро пересчитал количество ящиков, - за сколько это добро продать можно? Тыщь за шестьдесят?
   - Долларов, - добавил Альфред. - Вообще-то я не знаю, сколько пластит стоит…
   - И кому ты ее продавать собрался? - усмехнулся Бирюк. - И где?
   Сядешь на базаре, и будешь кричать: 'Кому пластид!?! Налетайте!'.
   - А это уже не твое дело кому, где и почем. Ляксеич придет, решит кому и почем. Ляксеич - голова!
   - А ты… - жопа, - подыскал нужную характеристику Окрошке старый уголовник и посмотрел на Молотилова. - Ну, что? Дальше будем ваше бомбоубежище осматривать?
   - Будем, - согласился Альфред.
   - Пошли, - скомандовал Окрошка. - Давай Бирюк, открывай вторую дверь. Надо к возвращению Ляксеича все эти катакомбы исследовать.
   Может, где-нибудь и консервы сыщутся?
   Со второй дверью Бирюк справился так же быстро, как и с первой.
   Взгляду исследователей подземелья представился длинный освещенный коридор с двумя рядами дверей по бокам. Эти двери Бирюк вскрывал играючи, едва прикасаясь к замочным скважинам своей универсальной отмычкой. Все помещения были стандартными и пустыми. Посредине стол, по стенам деревянные нары.
   - Это кубрики, - объяснял много знающий о бомбоубежищах Альфред. -
   В них люди должны были переждать воздействие ударной волны и проникающей радиации. А потом, когда ударная волна пройдет, а уровень радиации снизится, они могли бы, надев на себя специальные защитные костюмы, выбраться наружу и…
   Окрошка зевнул и перестал слушать объяснения Альфа. Он явно приуныл, и уныние его возрастало по мере того, как количество неисследованных отсеков подходило к концу. Надежды на неожиданную полезную находку таяли. Только в одном кубрике они нашли несколько противогазов, в беспорядке валяющихся на нарах. Некоторые противогазы были без сумок и почти все разукомплектованные. Да если бы они даже находились в полной боеготовности, эти средства индивидуальной защиты были бродягам ни к чему. На фиг им противогазы? Время мирное, а газами их травить пока никто не планировал. Тем не менее, Окрошка собрал из нескольких разукомплектованных противогазов один комплектный, перебросил сумку через плечо и, напялив на голову маску, пробубнил невнятно:
   - Бу-бу, бу-бу? Бу-бу бу бу-бу-бу бу-бу-бу.
   - Противогаз сыми, потом говори, - посоветовал ему Бирюк.
   Окрошка снял маску, не потому, что решил послушаться Бирюка, а потому, что противогаз мешал ему командовать. И повторил:
   - Чего стоим? Еще два кубрика осталось.
   В предпоследнем по счету с левой стороны отсеке их ждала удача - посредине на столе стоял большой зеленый ящик. Когда Бирюк его вскрыл, Окрошка ахнул.
   - От-те на! Теперь мы - сила!
   Ящик был забит автоматами Калашникова. В специальном отделе ровными рядами лежали автоматные рожки, заряженные патронами.
   - Никак воевать собрался? - с усмешкой спросил Бирюк.
   - А что? Воевать, не воевать, а оборону держать сможем.
   - Против кого оборону? - спросил Альфред.
   - Мало ли? - удивился Окрошка такому вопросу. - Время теперь хоть и мирное, но не спокойное. Коррумпированные чиновники, например.
   Захотят лишить нас крыши над головой, а мы их сюда не пустим. Или вот его, - Окрошка кивнул на Бирюка, - друзья-товарищи по криминальному прошлому заявятся. Мы, Альф, с тобой и с Ляксеичем в этом бомбоубежище оборону вечно держать сможем. Жаль, только - консервы не нашли!
   - Еще ты сможешь взорвать себя в знак протеста против разгула бандитизма, произвола властей и беспредельной коррупции, - добавил
   Бирюк, доставая из ящика автомат и пристегивая к нему магазин. С видом знатока он передернул затвор, желая проверить его работу, потом отстегнул рожок и хотел снова передернуть затвор, чтобы выкинуть патрон из патронника, но не успел - одноногий 'афганец' выхватил из его рук боевое оружие.
   - Ух, ты!
   Окрошка довольно улыбнулся и, направив ствол автомата в потолок, смело нажал на спусковой крючок, демонстративно проигнорировав окрик
   Бирюка: 'Осторожно! Он заряжен!'. Альфред тоже что-то крикнул, но было уже поздно. Раздался выстрел. Пуля ударилась в бетонное перекрытие и, отскочив от него, улетела куда-то в угол. На головы бродяг посыпалась выбитая пулей бетонная крошка, кубрик наполнился клубами пыли и пороховых газов. Выстрел, прозвучавший в замкнутом бетонном пространстве, был оглушительным, и у всех заложило уши. Как только барабанные перепонки не лопнули, и как только пуля, отрикошетив от потолка не попала в чью-нибудь голову?!
   Бирюк вырвал автомат из рук перепуганного насмерть и ничего не соображающего Окрошки.
   - Дурак! Не умеешь с оружием обращаться, не бери. Интернационалист липовый! Ешкин кот!
   Окрошка пучил глаза и, вставив мизинцы в уши, тряс головой, он почти оглох. Бирюк сказал Альфу:
   - Хорошо, что ты успел рот открыть в момент выстрела. Знал, что надо делать?
   - Нет. Не помню, - честно признался Альфред. - Я Окрошке кричал, чтобы он не стрелял. Пуля ведь в нас могла отрикошетить.
   - Могла. Хорошо, если бы в Окрошкину глупую голову. - Бирюк положил автомат в ящик. - Не надо бы никому рассказывать о нашей находке. Не ровен час…
   - Не надо, - согласился Альфред.
   - А Ляксеичу? - подал голос Окрошка.
   - Что, слух вернулся? - Бирюк насмешливо посмотрел на одноногого бомжа, с которого немного спала спесь, выглядел он как контуженный.
   - Сидорову расскажем, конечно. Ему об этом по должности знать положено. А больше никому. Ты меня понял, беженец?
   - Я че, не понимаю? - угрюмо буркнул Окрошка.
   - Язык у тебя, как помело. Не держится ничего.
   - Глаз завистливый, язык - помело. За что ты на меня, Бирюк взъелся? Я что, жить тебе мешаю, дорогу тебе перешел? Может, думаешь, я на тебя Ляксеичу стучу?
   - Может, и стучишь. Откуда я знаю?
   - А не знаешь, так и не… Короче. С этим кубриком все ясно.
   Дальше пошли. - К Окрошке, по-видимому, возвращались его прежние самоуверенность и гонор. - Осталось необследованным одно помещение.
   Может быть, в нем найдем продукты питания. А автоматы, кстати, тоже можно продать.
   - А от моих друзей-приятелей, чем обороняться будешь? - подковырнул Окрошку Бирюк, но Окрошка ничего не ответил, только молча кивнул Бирюку на выход из кубрика, мол, давай, пошевеливайся, бандитская рожа!
   Последняя дверь была совершенно такой же, как и все остальные двери в этом коридоре. Однако это был не кубрик, а довольно большой узкий зал, похожий на тир. Вдоль одной длинной стены тянулся ряд дверей на этот раз не закрытых на замок. Это были двери в помещения, где располагались системы жизнеобеспечения бомбоубежища и санитарно-бытовые комнаты - туалеты, душевые и прочие, о назначении которых можно было только догадываться. Возможно, они предназначались для дезактивации и дегазации, а может, в них должно было размещаться какое-то медицинское оборудование, которого здесь не было, но к которому были подведены какие-то трубы с узкими наконечниками, снабженными вентильками и множество электрических розеток и кнопок.
   В одном из помещений, в самом большом, в котором, по-видимому, должна была разместиться столовая или кухня, Окрошка нашел-таки, что искал - высокий, широкий и глубокий металлический шкаф, на дверце которого краснела трафаретная надпись: 'ПРОДУКТЫ'. На проушинах, приваренных к дверцам шкафа, висел могучий замок-калач. Окрошка подергал его руками, казалось, что без тяжелой кувалды или ломика здесь не обойтись.
   - Эй, Бирюк! Альф! - позвал Окрошка, пританцовывая от нетерпения на одной ноге и двух костылях рядом с продуктовым шкафом. - Идите сюда, скорей! Я нашел! Я нашел то, что мы искали!
   Бирюк подошел и, поковырявшись в замочной скважине, легко ударил по калачу маленьким молоточком из котомки. Секундная пауза, и тяжелый замок оказался у старого медвежатника в руках. Альфред не мог скрыть улыбки, наблюдая, как в глазах Окрошки сначала вспыхнули и загорелись огоньки несказанной радости, и как потом, когда он распахнул дверки шкафа, вытянулось его лицо от полного и окончательного разочарования. Полки шкафа оказались пустыми. На них не было ничего, кроме ровного слоя пыли.
   - Это…почему? Куда делось? Кто взял? - недоуменно спрашивал
   Окрошка, в его глазах появились слезы. Даже Бирюку стало его жалко.
   - Не горюй, Окрошка, - принялся он успокаивать товарища по несчастью. - Знаешь, сколько стоит на черном рынке автомат
   Калашникова с боекомплектом? Пятьсот долларов. А там их штук двадцать, этих калашей, не меньше. Двадцать на пятьсот - это десять тысяч долларов! А за десятку можно неплохую подержанную иномарку взять. Или новый жигуль.
   - Да на фиг он мне нужен? На фиг мне машина, если у меня одна нога? Как я на ней ездить буду? Разве что запорожец 'инвалидку', с ручным управлением?
   - Ну, это я так, для примера. На эти бабки можно штук шесть новых
   'инвалидок' купить, а консервов, так вообще - целую фуру. Мясных - фуру, а рыбных - две. До конца твоего века хватит.
   - А ты почем знаешь, каков мой век? - Окрошка склонил голову набок и с прищуром взглянул на Бирюка. - Что это ты меня хоронишь?
   - Да ничего я тебя не хороню, - в сердцах сплюнул Бирюк. - Живи хоть два века! Хоть целую вечность живи.
   - И проживу!
   - Ну, и живи!
   Окрошка потерял всякий интерес к дальнейшим поискам.
   - Пошли, мужики домой. Под землей хорошо, а на втором этаже лучше.
   Что-то замерз я.
   - Пошли, - согласился Альфред. - Только сейф попробуем открыть, и уйдем.
   - Какой такой сейф? - заинтересованно спросил Окрошка.
   - В дальней комнате стоит. Когда ты нас сюда позвал, я там был.
   Большой сейф, закрытый.
   - Ну-ка, ну-ка, - сказал Бирюк. - Сейфы потрошить я люблю. Пошли, посмотрим, что за сейф ты нашел.
   Сейф на деле оказался обыкновенным металлическим шкафом наподобие того, который нашел Окрошка в помещении, похожем на столовую. Разве что замка было два и оба врезные. На этот раз Бирюк колдовал над замками минуты две-три.
   - Может там бабло? - переминаясь с ноги на костыли, предположил
   Окрошка. - Или драгоценности?
   - Откуда в этом железном ящике драгоценностям взяться? - с грустью в голосе отозвался Бирюк, позвякивая своим инструментарием. - У советских руководителей среднего звена драгоценностей не было никогда. Начальник цеха, даже директор завода, это тебе не товаровед из ювелирного магазина.
   - А что? - начал спорить Окрошка. - Почему бы там драгоценностям не лежать? Коррупция, она, Бирюк, всегда была. И при советской власти и потом. Что если начальник этого взрывного цеха левые заказы выполнял, а с ним драгоценностями рассчитывались? Очень даже может быть.
   - Ну, да, - усмехнулся Бирюк. - А потом напрочь забыл, что и куда спрятал. Очень даже может быть.
   - Не забыл, а умер скоропостижно. Такое бывает. Вот у меня как-то…
   - Слушай, Окрошка, заткнись, пожалуйста, - попросил Бирюк. - Ты мне, ешкин кот, работать мешаешь.
   Окрошка замолчал, но ненадолго. Запретить себе мечтать и не рассказывать о своих мечтах и предположениях окружающим, было выше его сил и не соответствовало выработанному за долгие годы стилю поведения и сложившемуся имиджу.
   - Ну, если не драгоценности, так деньги. Деньги - тоже хорошо.
   - Боюсь тебя расстроить, Окрошка, но если там деньги, то сгодятся они нам разве что на растопку буржуек, - тихо, чтобы не мешать
   Бирюку, сказал Альфред.
   - Почему это?
   - Да потому, что на купюрах тогдашних красовался наш великий вождь и учитель, товарищ Ленин, - ответил за Альфреда Бирюк, поднимаясь с коленок, - а такие деньги нынче не в ходу… Ну, я закончил. Смотрите.
   В сейфе было два отделения. В верхнем лежало три связки ключей с прикрепленными к ним номерками, а в нижнем одна довольно толстая папка, серая, с черным коленкоровым корешком и красными тесемками.
   Бирюк протянул папку Альфреду и достал ключи.
   - А ключики-то верняк, от всех тутошних дверей. Не надо теперь отмычки использовать, - сказал он и стал перебирать ключи. - Вот этот, большой, от входа. Вот эти…
   - И че? Больше нет ничего, что ли? - совершенно расстроился
   Окрошка, и, оттолкнув Бирюка, сунул голову в железное нутро сейфа. -
   Да-а-а, - разочарованно произнес он, - хило…
   - Ну, - начал Бирюк, - не такие уж наши находки и хилые, господин заместитель директора завода. Их просто сожрать нельзя сразу. В том виде, что они сейчас, нельзя. Это не консервы, конечно. Но находки не хилые, это точно.