Царицын Владимир. Осенний лист или зачем бомжу деньги?

   - Не хочешь, не угощай, - обиделся было Сидоров, но Мотовило сказал миролюбиво:
   - Да ладно ты, не злись. Это я пошутил так неудачно. На, кури на здоровье. Что я не понимаю что ли? С любым такая хрень произойти может. А может, бутылочку раздавим в порядке знакомства?
   - У меня только подсолнечное масло в бутылке.
   - Рафинированное?
   - А кто его знает?
   Бутылка нашлась у капитана. Точнее, не бутылка, а двухсотграммовая фляжка с коньяком.
   - Всегда с собой носишь?
   - Всегда. Каждое утро перед выходом на службу кладу в карман две нераспечатанные пачки сигарет и наполняю коньяком фляжку.
   - А руководство как на это смотрит?
   - В ментуре все пьют. И руководство тоже. Если на этой чертовой работе не пить, запросто свихнуться можно.
   Они выпили и разговорились. Сидоров опьянел сразу. Может поэтому он излил свою душу капитану Мотовиле. А может быть, Сидорову просто необходимо было тогда рассказать кому-нибудь все, что его терзало и давило.
   Мотовило был трезв, как стекло. Видимо половина фляжки коньяку для него было ерундой, так, для улучшения аппетита. Он внимательно слушал Сидорова, не перебивал, не спорил.
   - Понимаешь, Гоша, - пьяно говорил Сидоров. В процессе распития коньяка они стали называть друг друга по именам. - Понимаешь, Гоша, она, тварь, меня ведь не только из своей жизни выкинула, она меня напрочь жизни лишила. Я теперь никто! Дома у меня нет. Дача только эта, так она развалится скоро. Квартиру свою продал, деньги ей отдал. Работы у меня тоже нет. Она, Катерина, уговорила меня дело свое продать, чтобы в ее бизнесе больше оборотных средств крутилось.
   Друзей, и тех у меня нет. Мои друзья - и ее друзья тоже. У нас все друзья общими были. И все они на ее стороне будут. Потому что зависят от нее, потому что не только друзья, но и партнеры. Да и не друзья они, холуи…
   - Да-а-а, Леха, - соглашаясь, вздохнул Мотовило, - попал ты, как кур в ощип. Окрутила она тебя. Обобрала.
   - Ага. А ведь мне говорили, что так и будет. Говорили…
   Представляю, как теперь злорадствуют… Но понимаешь, Гоша, не в том дело, что я нищим стал. Деньги снова заработать можно. И дом купить, и машину… Не хочу я ничего. Жить тошно…
   - Это ты брось! Жить-то все равно надо.
   - Хоть брось, хоть подними. Мертвый я. Не хочу ничего.
   - Может, тебе уехать куда?
   - От себя не уедешь. Все со мной останется. Лежал я тут, Гоша, лежал и думал: может, покончить со всем разом. С мыслями, с воспоминаниями. Утопиться в Шугаевке. Ерунда, что мелкая, утопиться и в луже можно. Или в петлю. Или в город приехать, забраться на крышу самого высокого здания, и…
   - Головой вниз, вдребезги?
   - Вдребезги!
   - И что не покончил? Страшно стало?
   - Да нет, не страшно. Стыдно. Скажут: из-за бабы мужик с ума сошел. Слабак!
   - Это точно, - поддержал Сидорова Мотовило, понимая, что Сидорова нужно подальше уводить от мыслей о смерти, - скажут. Да и кому ты что своей смертью доказал бы? А? Ты мужик, Леха. Я сразу понял, что ты мужик. Не стал сутяжничеством заниматься и на колени не опустился, унижаться не стал. Ушел и все. Она, говоришь, тебя из жизни своей вычеркнула? Нет, это ты ее вычеркни. Забудь о ней. И сначала все начни. Ты всем должен силу свою показать. И мудрость. А смерть - она дура. И ничего в ней нет красивого. Смерть отвратительно выглядит. Уж я то знаю. И в Чечне насмотрелся, да и на службе каждый день… Жить надо, Леха. Надо жить! Во что бы то ни стало, что бы с тобой не произошло, надо жить. Наплевать на все и жить!
   Они еще долго разговаривали, чуть ли не друзьями расстались.
   - Тебе время надо, чтобы в себя прийти, - сказал Мотовило, уходя.
   - Поживи пока здесь, пусть твоя душа оттает. Я тебя доставать не буду. Если хочешь, как-нибудь заеду, продуктов подброшу.
   - Приезжай. Можешь и без продуктов приехать. Просто так приезжай.
   Ты нормальный мужик, Гоша.
   - Приеду, обязательно приеду.

Сидоров прожил на даче до весны…

6.

 
   Первым, с кем решил встретиться Сидоров, был капитан Мотовило, опер из районного отделения милиции. Шел шестой час вечера и скорей всего Гоша Мотовило был еще на работе. Подойдя к отделению, Сидоров некоторое время постоял на крыльце, покурил, понемногу вытравливая из своего сознания бомжа и приводя себя в состояние человека, которому нечего бояться милиции. Докурив, выбросил окурок и, решительно открыв дверь, подошел к окошку дежурного. Дымчатые очки, добытые Окрошкой, оказались с небольшими диоптриями и слегка резали глаза, но Сидоров все-таки надел их, маскируясь под законопослушного легального гражданина.
   - Здравствуйте господин старший лейтенант, - поздоровался он с молоденьким коротко стриженным старлеем. - Как мне увидеть оперуполномоченного капитана Мотовило?
   - Капитана Мотовило? - переспросил дежурный мент. -
   Оперуполномоченного? У нас такого нет. Начальник оперативного отдела, майор Мотовило есть.
   - Ах, да, да! Конечно, майора, - поправился Сидоров. - Это я по привычке. Извините.
   - Ничего себе привычка! Мотовило уже почитай год, как майор. -
   Старлей внимательно посмотрел на Сидорова, но внешний вид посетителя не вызвал у него подозрений. - У вас заявление, гражданин?
   - Нет. Мне просто надо увидеть майора Мотовило. Сообщите, пожалуйста, Георгию Ивановичу, что его хочет увидеть Сидоров.
   Сидоров Алексей Алексеевич.
   - Хорошо, - буркнул старлей. - Посидите вон там, на стуле.
 
   …Тогда, в двухтысячном капитан сдержал свое слово, приехал на дачу к Сидорову перед самым Новым годом. Привез огромную сумку с продуктами, такую, с которыми мотаются челноки по заграницам. В сумке было много всяких вкусностей - большой шмат сала, консервы, пакет с домашними пирожками с капустой, сухая колбаса. Еще там была бутылка коньяка и бутылка шампанского.
   - Это тебе гостинчик к празднику.
   К сожалению, посидеть и поговорить им не удалось - Мотовило торопился, он должен был отбыть в командировку в Чечню буквально через несколько часов.
   - Они охренели? - возмутился Сидоров, имея в виду Мотовиловское начальство. - Перед самым Новым годом?
   - Служба, - развел руками капитан и браво добавил: - Безопасность
   Родины превыше всего.
   Мотовило уехал и больше на даче не появлялся. Сидоров решил, что больше его не увидит. В том, что Мотовило о нем не забыл и обязательно бы приехал, если б смог, Сидоров не сомневался, но Чечня
   - то место, откуда часто не возвращаются.
   И все-таки они встретились в третий раз. Года два назад.
   Сидоров был на тот момент уже не только бомжем, но и главным среди обитателей 'Искры'. Его в числе других бомжей загребли менты и поместили в обезьянник в рамках операции 'Чистота городских улиц и скверов'. Какая-то шишка из Москвы приезжала с проверкой, вот они и попали под раздачу. Мотовило, проходя мимо обезьянника, сразу узнал
   Сидорова и дал дежурному команду выпустить бомжей на волю, взяв с них железное обещание в течение суток не вылезать из своих нор.
   - А если кто нарушит это свое торжественное обещание, - грозно сказал он и показал всем свой убедительный кулак-аргумент, - того буду дуплить лично. И до посинения.
   А потом подошел к Сидорову, и, демонстративно пожав руку, как старому знакомому, отвел его в свой кабинет. День только начинался, и капитанская фляжка была наполнена коньяком до верху. И сигарет было как всегда две пачки.
   - Я приезжал к тебе по весне, - сказал Мотовило, - но тебя на даче не было. Раньше приехать не смог. Ранен был, в госпитале отлеживался. А потом дела закрутили. Служба. А ты, я вижу, решил побомжевать малость?
   - Релаксируюсь.
   - Ну, ну. У каждого свой срок релаксации.
   Мотовило не лез Сидорову в душу, не призывал его покончить с бродяжничеством и вернуться к нормальной жизни. О Катерине капитан разговора не заводил, и если бы Сидоров сам не спросил его, то и не узнал бы, что свое заявление Катерина забрала и искать Сидорова, хотя бы для того, чтобы с ним развестись, не стала. Так и осталась его женой. А с Альфредом живет в гражданском браке, как говорят церковнослужители - во грехе живут. Да и не смогла бы Катерина за
   Альфреда замуж выйти, с Сидоровым-то она в церкви венчана. А это кое-что значит. Тем не менее, на дачу за Сидоровым в ту долгую, мучительно долгую для него зиму, она все-таки не приехала. Капитан
   Мотовило сообщил Катерине о том, что нашел ее мужа, но она не приехала. Гордая. Вычеркнула, значит, вычеркнула. И точка. А может, ей было просто наплевать на него? Но и ему, Сидорову, тоже наплевать, он тоже вычеркнул ее из своей жизни.
 
   Майор Мотовило появился в дежурке минуты через две-три и направился к Сидорову, широко и дружелюбно улыбаясь. Сидоров снял очки, сунул их в карман пальто и тоже улыбнулся.
   - Привет, Леха! - пробасил Мотовило.
   - Здравствуй, Гоша!
   - Значит, решил вернуться? - спросил Мотовило после рукопожатия и склонил голову набок, рассматривая Сидорова в его парадном наряде.
   Сидоров пожал плечами.
   - Не знаю.
   - Ну, ну. - Мотовило посмотрел на свои командирские часы и сказал:
   - В принципе, я все дела на сегодня уже закончил. Может, ко мне?
   Жена моя, Надежда, свет Петровна, бросила меня…, в том смысле, что к родителям она своим в деревню Холмы уехала. На праздники, да тесть с тещей гостинец приготовили - поросенка закололи, сала насолили.
   Помощь деревни городу, так сказать… Так что, хата пустая.
   Посидим. Коньячку треснем. Или ты, Алексей, желаешь какое-нибудь питейное заведение посетить?
   Сидоров отрицательно помотал головой.
   - Если ты не против, лучше к тебе.
   - Добро!
   Жил майор Гоша Мотовило небогато, сразу видно - не оборотень в погонах. В двухкомнатной хрущевке (у Сидорова была точно такая до женитьбы на Катерине) ремонт не делался давно, но в прихожей, где они сняли верхнюю одежду, и на кухне, куда Сидорова привел Мотовило, было чисто, и во всем ощущался строгий армейский порядок, по-видимому, установленный самим Гошей и тщательно поддерживаемый его женой. Большой холодильник 'Минск' был забит продуктами под завязку. Когда Мотовило открыл его дверцу, Сидоров усмотрел с десяток кастрюль и кастрюлек, гирлянды сосисок, сарделек и множество пакетов и свертков.
   - Любимая моя Надежда, свет Петровна, уезжая на малую Родину, позаботилась о чреве мужа своего, - пояснил майор, зацепив взгляд
   Сидорова. - Наготовила на месяц, хотя на недельку-то всего и уехала.
   Котлет одних нажарила трехлитровую кастрюлю. Я, конечно, поесть со вкусом люблю, но тут и мне обжоре многовато будет. Так что, Леха, ты на моем горизонте вовремя обозначился, поможешь мне спасать продукты от противоестественной убыли.
   - А что ты называешь противоестественной убылью?
   - Пропадет же все, если не съесть! Употребить по назначению, то есть, скушать - это естественная убыль продуктов, а вот проквасить качественную пищу и выбросить на помойку - это противоестественно и даже грешно с моей точки зрения. Так, что не будем грешить! - подвел итог своей лекции Мотовило, достав из шкафчика над холодильником бутылку армянского коньяка и поставив ее на стол. - Вот с этим делом продуктов много не покажется.
   - И все же мне кажется, что все это за неделю съесть невозможно, - с сомнением в голосе сказал Сидоров. - Даже вдвоем.
   - А мы сильно постараемся, и все у нас получится.
   - А кем твоя жена работает? - спросил Сидоров, протискиваясь по узкому промежутку между столом и стенкой к табуретке, стоящей в уголке. Мотовило тем временем с сосредоточенным лицом выкладывал продукты на стол.
   - А не кем не работает, - отозвался он, закрыв, наконец, холодильник, и стал, кряхтя моститься за столом, одновременно отвинчивая крышку с бутылки. - Домохозяйка. Она ведь на 'Искре' работала до того, как все эти катаклизмы произошли. Секретаршей. Без образования, без всего. Из деревни моя Надежда приехала. Какой-то дальний родственник у нее на 'Искре' работал, вот и помог ей устроиться. По блату, так сказать. Надя потом документы в технологический подала, хотела институт закончить и инженером стать.
   А тут, блин, конверсия! Когда завод прикрыли, и Наденька моя работы лишилась, тут и не до института стало. Или в деревню к родителям, или в городе на панель… Ну, будем!
   Мотовило поднял рюмку, по емкости соответствующую граненому стакану, наполненную до края. Такая же стояла перед Сидоровым.
   Сидоров посмотрел на рюмку с опаской, но жеманничать не стал. Они чокнулись и выпили. Майор громко крякнул от удовольствия.
   - Закусывай, закусывай, Леха. Не стесняйся, - потчевал он гостя. -
   Котлеты бери, колбаску. Коньяк надо калорийной пищей заедать.
   Французы эти и прочие иностранцы ни хрена не понимают, лимончики там, шоколадик, писи-кола. Чушь. Котлета - это да! С котлетами коньяка много выпить можно. А французы от жадности своей придумали коньяк лимоном закусывать. О, блин! - спохватился вдруг Мотовило.
   - Что такое?
   - Соленья забыл! - Он встал и вытащил с антресолей трехлитровую банку соленых помидоров.
   - Может, не надо? - нерешительно предложил Сидоров. На самом деле соленых помидоров ему очень хотелось, даже больше, чем котлет. Он не ел домашних солений почитай лет десять. Только, когда мама была жива. Катерину хорошей, домовитой хозяйкой назвать было трудно, она в другом деле была виртуозка. Да и предыдущие его жены болезненной страстью к заготовкам не страдали, а если учесть то небольшое время, в течение которого он неоднократно пытался основать семью, первичную ячейку общества…
   - Надо, Леха, надо, - ответил Мотовило и, оторвав руками крышку от закатанной банки (Сидоров только головой покачал, изумленный силой его пальцев), поставил банку на стол. - Ну что? Под помидорчики?
   Деревенские. Из Холмов.
   Они снова выпили. Бутылка оказалась выпитой на две трети. Мотовило достал из шкафчика еще одну, а Сидоров решил, что пора переходить на половинную дозу и по возможности снизить частоту возлияний.
   - А дальше что было? - спросил он.
   - Ты имеешь в виду, что стало с Наденькой? Не пошла ли она на панель? Не пошла. И в деревню к родителям не вернулась. В те времена в деревне жить не мед был. Оно и теперь-то… Устроилась в продуктовый ларек. Ну, тут, как водится, рэкетиры, шалупонь эта мелкотравчатая. Наезды, угрозы, отъем выручки. Она, не будь дура, в милицию. Тут мы с ней и познакомились. Я ее сразу полюбил. А она…
   И теперь я не знаю, любит ли? Привыкла, наверное… Вот, детей у нас нет. Жалко…
   Мотовило снова налил, но по половинке. Без Сидоровского предупреждения.
   - Но ты ведь ко мне пришел не для того, чтобы историю моей супруги выслушать. Я же понимаю. Ты из-за своей Катерины ко мне пришел.
   - Расскажи мне, пожалуйста, все, что ты знаешь об этом убийстве, - попросил Сидоров майора. - Об этом деле.
   - Давай выпьем за упокой твоей законной жены Екатерины Андреевны.
   Пусть земля ей будет пухом.
   Они выпили не чокаясь. Мотовило проглотил помидорину и полез в карман за сигаретами. Сидоров тоже достал свою 'Приму'. Мотовило взглянул на красную пачку овальных сигарет, сгреб ее со стола и выбросил в мусорное ведро, стоящее под раковиной. Попал.
   - Говно теперь 'Прима'. Она и при коммунистах говном была, а теперь, так вообще. На. Кури. 'Петр первый'. Дешево и сердито.
   'Мальборо' и 'Кент' мне не по карману, денег только на жратву, коньяк и 'Петра первого' хватает.
   - Спасибо. Давай о деле.
   - Выпьем?
   - Позже.
   - О деле…, - задумчиво произнес Мотовило. - А дела никакого и нет. Сразу-то возбудили, но тут же закрыли. Очень быстро закрыли. И в архив. Несчастный случай в быту. Неосторожное того-самого с огнем.
   Я лично на пожарище выезжал. Судебно-медицинская экспертиза.
   Никакого криминала. Вот так.
   - Не вешай мне лапшу на уши, Гоша, - сказал Сидоров. - Я Альфреда встретил. Он мне рассказал все.
   - Молотилова Альфреда Аркадьевича?
   - Молотилова. Альфреда Аркадьевича. Он мне рассказал, как Катерину убили. О Пархоме рассказал. О банке 'Парус'. О чеченцах. О кидке, который Пархом организовал.
   - Стало быть не нашли чечены Альфреда. И то хорошо. - Гоша
   Мотовило налил себе коньяку и выпил, не предложив Сидорову. Потом с удивлением посмотрел на рюмку, налил еще и снова выпил. - Наверное, я трус, Леха. Трус, как ты считаешь?
   Сидоров промолчал. Он внимательно посмотрел Гоше в лицо и вдруг увидел перемены, происходящие с ним, словно майор вдруг резко и неожиданно устал, как собака, или словно маска показной веселости и жизнелюбия упала, тесемка лопнула и маска упала. Он заметил под
   Гошиными глазами дряблые голубоватые мешки, и что его левый глаз мелко дергается в нервном тике, что румянец с его щек сполз куда-то вниз, а все лицо майора стало похоже на сдувшийся первомайский шарик.
   - Коррупция, мать ее! - в сердцах произнес Мотовило. - Слияние криминала с властными структурами! - И так хватил кулаком по столу, что бутылка армянского коньяка подскочила, опрокинулась и, разливая остатки янтарного содержимого, покатилась со стола. Сидоров поймал ее почти у самого пола. - Все. Слышишь, Леха? Все кормятся со стола
   Пархома. И прокурор города и начальник ГУВД. Я не говорю уже про районное начальство. Да что там менты и прокуратура? Сам мэр у него в карифанах ходит. Не ходит, вру. Ездит. На 'Бентли' этого года выпуска, который ему Пархом на день рождения подарил. Сука! А жена его сучка на 'Джипе', тоже из Пархомова гаража.
   Гоша снова себе налил.
   - Будешь? - предложил Сидорову. Тот головой кивнул.
   - За слияние криминала с нашими козлами коррумпированными! Чтоб они все провалились! - и Гоша выпил не чокаясь.
   Сидоров свою рюмку только пригубил.
   - А Альфред, значит, выжил, еврейчонок худосочный, - продолжил
   Гоша закуривая. - Повезло. Это я его буквально из рук расстрельного конвоя выдернул и из отделения, чуть ли не пинком выпроводил. Не знаю, понял ли он мое напутствие? Наверное, понял, раз чечены
   Пархомовские его не нашли.
   - Не понял он ни хрена. Просто повезло. А его, Альфреда, кто-то кроме Пархома ищет? Милиция или прокуратура? РУОП?
   - А на кой он им нужен? Он же никто и звать его никак!
   'И я эти слова как-то произнес в адрес Альфреда', - подумал
   Сидоров. - 'Совпадение мнений!'.
   - У него же ничего не было, - продолжал Гоша. - Ни дома, ни машины, ни денег. Все твоей бывшей принадлежало. А он, так - бесплатное приложение. Впрочем, тебе это знакомо. А у него, у
   Альфреда, даже отметки в паспорте, что он Екатеринин муж не было…
   Мне его не жалко было нисколько, но человек все же!
   - А расстрельный конвой? - напомнил Сидоров.
   Мотовило пожал плечами:
   - Ну, это так, образно. На тот момент дело еще не закрыли.
   Молотилов по нему свидетелем проходил. А Пархом своим вассалам команду дал - найти Альфреда и тут же потерять. Только так, чтобы его уже никто больше не нашел. А теперь, когда дело закрыли, он и
   Пархому то не очень нужен. Но все-таки, лучше ему отсидеться где-нибудь, переждать. Он где обитает? На 'Искре'?
   - На 'Искре', - подтвердил Сидоров. - Я его в город не выпущу. Но сам-то я отсиживаться не собираюсь.
   - Ты что это надумал? - подозрительно покосился на Сидорова
   Мотовило. - Выбрось из головы. Официальным путем ни хрена не сделаешь. Тупик. Я тебе уже рассказывал. А если сам с Пархомом разобраться решил, даже не думай. Тебя к Пархому на пушечный выстрел не подпустят. У него в охране сотня чеченов. И в доме, и в банке, и вокруг него самого в три кольца. Черная сотня, как их сам Пархом называет. А ты не Рембо, хоть и мужик не слабый. Нет, Леха, не вздумай к Пархому соваться, пропадешь.
   - Я думал, ты поможешь.
   - Я? - Мотовило вскинул глаза на Сидорова и тут же их опустил.
   Помолчал, потом стал говорить, словно оправдываясь: - Я, Леха, не один, у меня семья. Жена, Наденька. Может, родит мне ребеночка…
   Да и знаю я, гиблое это дело. Ничего не получится. А работой своей я дорожу. Должность, звание. Я их не по блату получил. Верой и правдой
   Отечеству служил, преступников ловил, в Чечне воевал. Люблю я свою работу, Леха. Конечно, всех сволочей переловить и пересажать не могу, руки коротки, но ведь кроме Пархома и таких, как он, в мире полно всяких злодеев и маньяков. Их ведь тоже кто-то ловить и сажать должен. Извини, Леха, не могу я.
   - Гоша! Я тебя подставлять не собирался, и помочь мне Пархома грохнуть не просил. Я хотел, чтобы ты мне кое-какую информацию подкинул. И все. Я ведь от жизни отстал, не знаю, что в городе происходит. Что, как, кто?
   - Информацию? Ну, информацию…, это конечно. Что знаю, расскажу.
   Только все равно, не советую я тебе… А знаешь, я вдруг подумал, тебе к Самсонову надо. У него и финансы, и прочие ресурсы в наличии, и интересы ваши совпадают. Может, у вас вдвоем удастся Пархома уничтожить, не по закону, так…
   - Постой, Гоша. Кто такой этот Самсонов?
   - Самсонов? - удивился Мотовило. - Ты что, девичью фамилию своей
   Катерины забыл? Самсонов Андрей Валентинович - это ж родной папа
   Екатерины Андреевны, тесть твой.
   - Тесть? - пожал плечами Сидоров. - Я с Катиными родителями знаком не был. Даже не видел их никогда. Да и Катерина о них мне ничего не рассказывала. А кто он?
   - Олигарх, серьезный дядька, нефтяной король. Из Сибири. Из
   Таргани, есть такой городишко нефтяников на севере Западной Сибири.
   Приехал сюда неделю назад. Я совершенно случайно о его приезде узнал, в отделе один из моих оперов о Самсонове рассказывал. У него жена в гостинице 'Центральная' дежурным администратором работает.
   - У Самсонова?
   - Да нет, у опера у моего. Рассказывала, что занял старик лучшие апартаменты в гостинице и целыми днями там сидит, как сыч, не выходит. А у двери его два мордоворота дежурят постоянно. И еще четверо в соседних номерах. Живет Самсонов в апартаментах не один, с секретарем. Молодой парнишка, лет тридцати…, до тридцати. Кроме секретаря у Самсонова еще один помощник имеется, тоже в гостинице живет, но в других апартаментах, поскромнее. Похож этот помощник на отставного гэбэшника. В гостинице этот гэбэшник не живет почти, только ночевать приходит. И перед тем, как в свой номер идти, с докладом к старику, наверное, добытую за день информацию докладывает. Видать Самсонов желает до истины докопаться.
   - В милицию от Самсонова заявление не поступало?
   - Нет никакого заявления. Я же говорю, случайно узнал. В конторе обычная рутина - карманники, домушники, мошенники, маньяки и эксгибиционисты. О трупе в Шугаевке словно забыли все.
   - Тогда, с чего ты решил, что старик хочет найти убийц своей дочери? Может, это вообще какой-то другой Самсонов? Мало у нас
   Самсоновых что ли? Чуть меньше, чем Сидоровых.
   - Тот самый. Я факты сопоставил, и справки кое-какие навел.
   Аккуратно. Позвонил своему корешку из Новосибирска со своего домашнего телефона.
   Сидоров усмехнулся.
   - Ну, вот, - сказал он. - Говоришь: 'не могу я', а сам уже расследование начал. Мне даже кажется, что ты меня ждал. Я прав?
   Мотовило кивнул:
   - Прав. Я знал, что ты рано или поздно ко мне придешь. Не тот ты человек, чтобы в норе отсиживаться. Да и время, видать, твое подошло. Закончилась релаксация?
   - Закончилась.

7.

   Уходя в город, Сидоров привычно проинструктировал Окрошку, оставив его за себя главным на заводе на время своего отсутствия, и сообщил об этом всем, кто в тот момент находился в цехе. В принципе, этого объявления можно было и не делать, все и так знали, что Окрошка - самый близкий Ляксеичу человек, его верный адъютант, секретарь и помощник, почти кореш, и что Сидоров всегда, когда покидает развалины дольше, чем на одни сутки, оставляет за себя Окрошку.
   Знали и принимали это, как должное.
   Вообще-то, корешей у Сидорова не было, существовала некая дистанция между ним и остальными бомжами. Сидоров был одним из них, так же, как они, каждое утро уходил в поиск, был одет так же, как они, в тот же самый сэконд-хэнд с помойки, и даже разговаривал на понятном им языке. И, тем не менее, дистанция существовала. Не
   Сидоров ее установил, бомжи сами, чувствуя превосходство Ляксеича в познаниях, навыках и интеллекте, отдавали ему должное и к панибратству не стремились. Дистанция основывалась не на слепом подчинении, а на авторитете - на уважении личности Сидорова и на признании его заслуг перед вольным братством. Особенно сильно его авторитет вырос, когда ему удалось договориться с бригадой сантехников, выполняющей какой-то заказ в близлежащем к развалинам коттеджном поселке и осуществить с их помощью врезку в теплотрассу.
   У сантехников имелось газосварочное оборудование, возможность стырить трубы и желание слегка подкалымить. И не важно, кто платит.
   А кавардак в делах и нерадивость руководства, царившие в периферийных подразделениях Чубайса, помогли обитателям развалин не замерзнуть в лютые зимние морозы…
 
   Сидорова после того случая зауважали. Сильно зауважали. Даже предложили переселиться из холодной гардеробной в другую бытовку, где было теплей и которая находилась дальше от пролома в стене цеха.
   На второй этаж в кабинет начальника цеха сидоров перебрался после своего избрания старшим на заводе. Здесь Окрошка расстарался, мигом провел пиар-компанию. Возражений ни у кого не было - ни против кандидатуры Сидорова, ни против факта избрания старшего.
   - Ты что это затеял? - спрашивал у Окрошки Сидоров, услышав шушуканье бомжей у себя за спиной, увидев их взгляды и суетливое, скачкообразное мельтешение одноногого афганца-беженца.
   - Старшим тебя хочу сделать, Ляксеич, - отвечал Окрошка. - Старшим над всеми нами.