Царицын Владимир. Осенний лист или зачем бомжу деньги?

   - Какое-то нехорошее у меня предчувствие…
   - Ты что, Леха, не доверяешь моему профессиональному опыту?
   - Ну а если он все-таки проскочит?
   - А если проскочит, мои люди его в аэропорту встретят.
   - Ты что все ментовские силы задействовал?
   - Только самых верных…Значит, усек? В три часа.
   - Буду даже раньше.
   - Кутузку подготовил?
   - Сейчас займусь этим вопросом. До встречи. - Сидоров захлопнул крышку телефона и сказал Окрошке и Бирюку: - Значит так, господа террористы, вам я доверяю самую главную часть нашей акции - организацию временного содержания Пархома в нашем бомбоубежище.
   Вести его в СИЗО нельзя, выйдет.
   - Ясен пень, - согласился Окрошка. - А что? Из бомбоубежища он никуда не денется. Вот только тюремщиком я никогда не был и сам в тюрьме не сидел. Не знаю, как там у них что, как что устроено. Но это ничего. Консультант имеется. Ешкин кот его зовут.
   И Окрошка исподлобья посмотрел на Бирюка.
 
   Пархом прохаживался по спецпомещению банка, поглядывая то на циферблат часов, то на мониторы камер наружного видеоконтроля.
   - А может выдать чеченам их деньги? - осторожно предложил Андрей
   Усков, сидевший в мягком кресле и хрустящий чипсами. - Чего напрасно рисковать? Вроде их нет нигде, но вдруг они где-то затаились и тебя поджидают? Ты из банка выйдешь, а они… Позвони Шамилю, пусть приедут. Не такие уж большие деньги.
   - Ты же им все выдал.
   - Не все. Сам знаешь, не все, что они требовали. Только Шамилю и восьмерым боевикам. А компенсацию за мертвых…?
   Пархом выкинул вперед в сторону своего компаньона левую руку со сжатым кулаком и ударил правой по бицепсу.
   - Вот их мертвецам! Знали, на что шли!
   - Но по контракту…
   - Посрать мне на контракт. Да и нет их, уехали в Ичкерию с федералами воевать. Знаю я их! Потусовались у дверей банка двое суток, погыркали, поняли, что ловить нечего и свалили.
   - А что же ты все время на мониторы смотришь? Боишься, что…
   - Я?! Я боюсь? Это моя страна и я в ней хозяин! - с пафосом и злостью произнес Пархом. - А не какие-то зверьки бородатые. Мне еще кто-то диктовать свои правила будет? Вот! - Пархом вновь изобразил неприличный жест. - Здесь я правила устанавливаю.
   - Извини, Макс. Я не то сказал.
   - Ладно, - примиряющим тоном сказал Пархом. - Ты мне лучше вот что скажи - ты лимон в тайник положил?
   - Конечно. Как ты велел, в тот же день.
   - Ну и зря. Да ладно, пусть там пока полежит. Не прокиснет. А по поводу моей доли активов…, не думаю, что я долго в чужом фатерлянде отдыхать буду. Вернусь, когда все уляжется, будем с тобой дальше бизнес двигать. Кое-какие задумки имеются… - Пархом вспомнил о своей идее организовать горнолыжный курорт и мечтательно ухмыльнулся. Потом снова посмотрел на мониторы и сказал: - Вернусь.
   У ментов на меня ничего нет.
   'Вот уж на кого у них действительно ничего нет, так это на меня',
   - подумал Усков. - 'И лучше бы ты, так называемый компаньон и друг детства, как можно дольше не возвращался на родину, или вообще навсегда остался за границей. А еще лучше…'
   У Ускова вдруг похолодело внутри и стало страшно от внезапно пришедшей в его голову мысли. План созрел молниеносно. Пархом что-то говорил, но Андрей Ильич не слышал его слов. Он размышлял о том, что сделает в ближайшее время, и его холодный страх постепенно уходил, вытесняемый более теплыми мыслями о будущем, о работе банка без
   Пархома и о своем собственном существовании без 'друга детства'.
   Закончилось детство, и уже давно закончилось! Пора решаться на взрослые поступки. Андрон всегда понимал, что с Пархомом его дальнейшая жизнь - череда потрясений и постоянных опасений за свою жизнь и свободу, а без него… Без Пархома, но с его долей банковских активов!
   Андрей Ильич даже зажмурился от весело заплясавших в его черепной коробке мыслей и радужных планов.
   - Чего жмуришься, как кот на сметану? - услышал он словно издалека голос приговоренного им 'товарища'. - Мечтаешь? Ждешь, не дождешься, когда я за кордон свалю? А может, ты меня кинуть надумал? Не советую. И даже тянуть с переводом не советую, если такая необходимость возникнет.
   - Пархом! - с обидой и возмущением в голосе воскликнул Андрей
   Ильич, стараясь вложить в него как можно больше этих эмоций. - Я тебя кидал когда-нибудь?
   - Не кидал, - согласился Пархом. - Но только потому, что я тебя под контролем держал. А теперь ты совершенно бесконтрольным остаешься. Без папки, так сказать…Запомни, сынок: не скинешь бабки по моему первому звонку, приеду, уши надеру. Чего ерзаешь?
   - Что-то живот крутит.
   - Обосрался? - участливо спросил Пархом. - А ты прекрати жрать постоянно. Ты можешь хоть пять минут ничего не жрать?
   - Нет, не могу, - попытался пошутить Андрон. - У меня детство тяжелое было. Не доедал.
   - Не надо мне лапшу на уши вешать. Детство у тебя сытое было. Не то, что у меня…Ну ладно, сходи, опорожни кишечник, а то нам еще на дорожку выпить надо и закусить. Не люблю я аэрофлотовские пайки.
   Пресное все. Даже перец в пакетиках никакой.
   - Да, схожу. А то что-то…, - Андрей Ильич покряхтел для виду и помассировал свой пухлый живот.
   - Смотри, печень не высри, - насмешливо произнес ему вдогонку Пархом.
   Выходя из спецпомещения и доставая из кармана сотовый телефон, он подумал: 'Только бы Шамиль и впрямь в горы свои не укатил'. Весь план Андрея Ильича Ускова строился на желании горца отомстить обидчику и заодно получить 'честно' заработанные деньги.
 
   Сидоров прибыл к профилакторию раньше назначенного времени, но
   Мотовило со своими людьми был уже там. Ждать пришлось долго - Пархом с выездом не торопился, наверное, хотел прибыть в аэропорт перед самым вылетом. Гоша каждые десять минут связывался по рации со своими, с теми, кого он поставил у банка, но ответ был один: 'Пока тихо. Объект из банка не выходил'. В семнадцать сорок рация в
   Гошиных руках ожила сама:
   - Объект вышел из банка и сел в машину. Идут двумя машинами.
   Спереди бронированный инкассаторский автомобиль, за ним мерс. Объект в 'инкассаторе'. Минут через десять будут у вас.
   - Понял!
   Гоша подал знак. Инспектор дорожно-патрульной службы в бронежилете, поверх которого был надет обычный - мышиного цвета с желтыми горизонтальными полосами и с буквами ДПС на спине - и с жезлом в руке вышел на обочину. На его голове был мотоциклетный шлем, а на плече висел АКМ. Рядом с инспектором возникло еще две фигуры в брониках и с автоматами. Гаишная 'Волга' тронулась с места и выехала на гравийную отсыпку, готовая по первому знаку капитана перегородить полосу, по которой должен был проследовать Пархомовский кортеж.
   Гошин жигуленок стоял на обочине встречной полосы. Гоша сел за руль своего 'боевого коня', окрашенного местами. Сидоров хотел сесть рядом, но Гоша отрицательно покачал головой.
   - Опасно. Ты бы укрылся за деревом, Алексей, а то мало ли что.
   Сидоров кивнул и послушно встал за толстый ствол сосны.
   Прошло семь минут.
   'Через три минуты, может, меньше', - подумал Сидоров и ощупал ТТ у себя за поясом.
   И вдруг все услышали громкий характерный звук, в котором любой, даже неискушенный в дорожных происшествиях человек угадал бы звук удара двух столкнувшихся машин, а уж гаишники, те сразу определили милый их сердцу звук. Они среагировали быстро - кинулись к 'Волге'.
   Это было где-то за поворотом дороги. Сразу вслед за ударом раздались автоматные очереди, а может быть, стрелять начали одновременно со столкновением.
   - Что за ерунда? - Гоша высунул голову из шестерки и через крышу удивленно посмотрел на Сидорова. Тот ни слова не говоря, бросился к
   'Жигулям' и бухнулся рядом с майором. - По машинам! - крикнул Гоша своим. - Оружие к бою! - И дождавшись, когда опера запрыгнут на заднее сиденье, тронулся.
   - Петровский! - обратился Мотовило к кому-то сзади.
   - Да, товарищ майор! - откликнулся молодой парнишка, рыжеватый и веснушчатый. В серых глазах паренька уже вовсю прыгали огоньки возбуждения от предстоящей заварушки.
   - Не вздумай геройствовать, стажер. Если тебя зацепит, с меня голову снимут. Понял?
   - Так точно! - бодро ответил стажер Петровский, но было совершенно понятно, что если он и принял к сведению распоряжение своего командира, то выполнять его не будет.
   Автоматные очереди смолкли резко и одновременно, словно при просмотре кинофильма вдруг отключили звук.
   Метров за триста до поворота дороги Гоша сбросил скорость и просигналил задними габаритами шедшей за ним 'Волге'. За поворотом взглядам Сидорова и Мотовило открылась картина, которую каждый из них примерно так себе и представлял. На обочине дороги косо стоял джип, а сзади, уткнувшись носом ему в бочину, - кремового цвета бронированный инкассаторский УАЗик. Чуть поодаль, по центру шоссе, намертво прирос спущенными шинами к асфальту черный 'Мерседес' с выбитыми стеклами. Если в его салоне и находился кто-нибудь, то только мертвецы.
   На противоположной стороне шоссе стояли еще два джипа, но рядом с ними не было видно ни души. Вообще на месте недавнего вооруженного столкновения не наблюдалось никакого движения. И все-таки Гоша подъезжал очень медленно, опасаясь, что напасть могут в любой момент и с любой стороны, скорей всего из кустов.
   Их обстреляли от УАЗика, спереди не было видно, что за ним кто-то скрывается. Пули ударили по капоту жигуленка, одна попала в лобовое стекло, но, слава богу, никого не задела, и это было чудом, так как салон был полон народу. Лобовик покрылся паутиной трещин и утратил прозрачность. Гоша вильнул влево и въехал в пространство между придорожными кустами, покрытыми хлопьями сырого снега. Гошины опера вывалились из машины и, укрывшись за кустами, стали отстреливаться.
   Однако их выстрелы не могли достичь цели, так как те, что стояли за
   'инкассатором' были надежно им защищены.
   - Обходить надо! - крикнул Гоша и посмотрел на открытое пространство между кустами и густым подлеском, оценивая расстояние.
   - Петровский, прикрой. А вы, двое за мной. Леша, ты тоже останься с
   Петровским и стреляй не переставая.
   Гоша с двумя операми уже приготовились к броску, но бежать не потребовалось - чеченцы (это были чеченцы, черные и бородатые в кожаных куртках) выскочили из укрытия и, веерно поливая кусты и дорогу, посреди которой остановилась 'Волга', очередями, бросились к ожидающим их джипам. Чеченцев было пятеро. Пархома среди них не было, во всяком случае, Сидоров его среди убегающих не заметил.
   Опера залегли. Чеченские пули били по кустам, сбивая снег им на головы и на спины.
   Захлопали дверцы джипов и машины, взревев моторами, рванули с места перестрелки. Петровский первым поднял голову, но Гоша легонько шлепнул его по макушке.
   - Куда, вперед батьки? - и сам осторожно приподнялся, осмотрел поле боя. - Вроде все спокойно.
   - Что, ушел Пархом? - спросил Сидоров.
   - Если и ушел, то не в сторону аэропорта, джипы в город поехали.
   Но я его не видел, там одни чеченцы были.
   Гоша достал рацию, с кем-то соединился и, продиктовав номера машин, сказал, что совершенно неплохо было бы их задержать.
   Предупредил, что в джипах вооруженные преступники, которые только что совершили ограбление инкассаторской машины.
   И как он умудрился номера запомнить?! удивился Сидоров.
   Из 'Волги' выбрались гаишники и вразвалочку подошли к сыщикам, преследовать джипы с чеченцами они и не думали. Капитан чесал задницу и вертел головой в шлеме.
   Лобовое стекло 'инкассатора' было густо забрызгано кровью, и через него невозможно было разглядеть тех, кто находился в кабине. Правая дверца взломана и слегка приоткрыта, из кабины несло смертью. Даже заглядывать туда не нужно было, чтобы убедиться, что живых там нет.
   А у подножки автомобиля на мокром гравии лежал на боку труп чеченца.
   - Надо же подстрелили одного! - удивился Гоша. Перевернул труп. -
   Ого! Сам Шамиль. Интересно, чья пуля его нашла? Не иначе стажер
   Шамиля завалил.
   Петровский заглянул через Гошино плечо:
   - А почему крови нет? - присел на корточки и протянул руку к черной голове. - А это что?
   - Руки! - Гоша уже и сам заметил красное пятнышко на лбу Шамиля и что-то блестящее посредине. - И чему вас только в институте учат?
   Сидоров подошел к УАЗику, потянул за искореженную ручку бронированной дверцы и столкнулся с взглядом черных мертвых глаз.
   - Это Пархом, - сказал Гоша. - Мертв.
   Орудие смерти искать не пришлось, оно было на виду - из груди
   Пархома там, где сердце, торчала костяная рукоятка кинжала.
   Сидоров внимательно, словно желая на всю оставшуюся жизнь запомнить черты лица своего врага, посмотрел на Пархома. Бледный. И непонятно - вызвана ли эта бледность смертью или лицо Пархома было бледным всегда? На фоне белого лица глаза с расширенными зрачками были похожи на две черных дыры, такие же черные, холодные и пустые, как его недобрая бандитская душа. Мертвый Пархом криво улыбался.
   Сидоров вспомнил описание Пархома, данное Альфредом в день их случайной встречи: 'У него глаза, как у мертвого - взгляд холодный и неподвижный. И вообще лицо такое…такое… И улыбочка…'.
   Соответствует на все сто процентов. Смерть мало изменила этого человека.
   Человека? Сидорову снова вспомнились слова Альфреда: 'Не человек он! Нелюдь! Упырь!'.
   Упырь. Точно, упырь. И кол осиновый в груди. Не кол, кинжал. Какая разница?
   Сидоров повернулся и молча пошел в лес. Отойдя достаточно далеко от людей, живых и мертвых, он нашел уютную полянку, окруженную молодыми стройными березками и осинками. Посреди полянки стоял пень
   - удобный, достаточно высокий, очень широкий срезом. И это было удивительно - кругом молодые деревья, а пень…, словно он сам сюда случайно забрел из какого-то другого леса и решил немного отдохнуть.
   Как-то не вписывался пень в общую картину. Лишним был он здесь.
   - Не обидишься, если и я тут посижу? На тебе? - Громко спросил
   Сидоров у пня и, не дождавшись ответа, сел и закурил.
   Сидоров курил, и мысли его текли медленно. Дым от сигареты бежал быстрее. Сидоров не испытывал радости от того, что Пархом мертв, что все виновные в смерти Катерины мертвы. Он вообще ничего не испытывал, кроме пустоты и одиночества, но именно одиночество ему было нужно сейчас. Может быть, потом? Чуть позже? Может, пройдет какое-то время и его потянет к людям? Может быть… Но именно сейчас он хотел побыть один.
   А нужен ли ему кто-то?
   Сидоров задумался. А нужен ли он кому-нибудь? И нужна ли ему самому эта жизнь? Может, время-то и пройдет, а вот изменится ли что?
   Изменится ли его отношение к тому, что его окружает? Это вопрос.
   …Кто мы? Кто мы, люди, вечно суетящиеся и стремящиеся все время куда-то попасть, куда-то выскочить, желательно вперед других, что-то найти, что-то, чего нет или мало у тех, кого мы обогнали? Зачем мы суетимся, и куда мы спешим? Что мы ищем? Деньги? Или возможность заработать их как можно больше? Сидоров знал, что без денег можно обойтись. С ними легче, но и без них жить можно. Не в деньгах счастье. А в чем? Наверное, в том, что рядом с тобой есть кто-то. А кто рядом с ним? Нет мамы, она умерла. Нет отца и уже давно нет. Нет
   Катерины, женщины, которую, оказывается, он любил всю свою жизнь, и которая любила его. Нет Катиного отца. Альфреда нет. Сашки Шульмана.
   Нет очень многих, кого он когда-то любил, уважал, жалел. Неужели он пережил всех? Всех обогнал, вырвался вперед…И оказалось, что рядом никого. Один…
   А может, ну ее на хер, жизнь эту!? Может взять пистолет, да и… разом покончить со всеми вопросами?
   Сидоров знал, что у него за поясом тэтэшник, патроны еще должны остаться. (Сидоров считал свои выстрелы, он выстрелил по чеченцам четыре раза). Вставить пистолет в рот и нажать курок? Он даже ощутил кислый вкус металла и еще более кислый вкус сгоревшего пороха у себя на языке. Представил, как от звука выстрела шумно снимутся с веток немного успокоившиеся после стрельбы лесные птицы.
   Ну что, трусишь Сидоров? спросил он себя. Боишься? Не хочешь умирать? Возьми пистолет, сделай это. Не хочешь? Понятно…, не хочешь. Ну и правильно. Зачем это делать сейчас и здесь? Лишнюю проблему Гоше подбросишь. Уж лучше потом, если подобные мысли не уйдут. И где-то в укромном месте, чтобы никто… Ты же бомж,
   Сидоров. Бомжи умирают незаметно.
   Недалеко от пня, на котором он сидел, росла молодая березка. Ее тонкие ветки клонил к земле прилипший к ним снег. На одной из веток подрагивал желтый листик. Единственный листик на всем деревце, он из последних сил держался за маму-ветку и никак не хотел падать. Все его братья уже давно слетели и превратились в серо-буро-желтый ковер, припорошенный снегом. Они умерли. Все. А этот листик жил, цеплялся за жизнь. Он не хотел умирать.
   А ведь я еще не был на Катюшиной могиле, подумал Сидоров. Надо сходить…
   Догоревшая до фильтра сигарета припекла пальцы. Сидоров выбросил окурок и вдавил его каблуком в землю. Он уже хотел встать и идти к людям, но услышал, что люди идут к нему. Хрустя павшими ветками и шурша листвой, шли двое. Сидоров разглядел их силуэты сквозь голый осенне-зимний лес и резко упавшие на него сумерки.
   - Вот он. На пеньке сидит, - услышал Сидоров Гошин басок. - Сидит, скучает… Ну, а я пойду к своим, пожалуй.
   - Да, Георгий Иванович, идите - сказал Гошин попутчик, голоса которого Сидоров не мог припомнить. Скорей всего, он его никогда не слышал. - Идите, командуйте там. У вас сейчас хлопот много будет.
   Вышедшему из леса человеку было лет шестьдесят, и Сидорову он был совершенно не знаком. У него было морщинистое лицо и внимательные серые глаза.
   - Здравствуйте, Алексей Алексеевич, - поздоровался неизвестный. -
   Меня зовут Ильей Михайловичем. Вы разрешите?
   Сидоров понял, что Илья Михайлович спрашивает его, можно ли сесть рядом с ним. Он пожал плечами и подвинулся.
   - Садитесь. Пень большой, места хватит.
   - Спасибо.
   - Кто вы? - спросил Сидоров, не глядя на собеседника.
   - Я человек, которому Денис Александрович Десницкий сообщил о том, что творится в вашем городе.
   - Десницкий жив? - Сидоров резко повернулся к Илье Михайловичу и увидел в его глазах затаившуюся боль.
   - Нет. Денис Александрович погиб.
   - Откуда же…?
   - Мы живем в просвещенное время, Алексей Алексеевич. Глобальная сеть.
   - Интернет?
   - Да. Перед вылетом в Москву Денис Александрович связался со мной по телефону, сказал, что у него имеется ко мне срочное дело. Мы договорились о встрече на вечер. Десницкий сообщил номер рейса и спросил мой электронный адрес. На всякий случай. Я назвал.
   - Он предвидел свою смерть? И подстраховался?
   - Денис Александрович был профессионалом. Он не исключал того, что в Москве его может ждать не только мой водитель.
   - Почему же вы не обеспечили его охрану? Почему вы лично не встретили Десницкого?
   - Я не смог. Звонок Дениса Александровича застал меня на пороге. Я спешил на встречу, которую не мог отменить…Поймите, Алексей
   Алексеевич, я на государевой службе, а звонок Десницкого был… несколько неожиданным и носил в некотором роде конфиденциальный характер. Когда я вернулся…, было уже поздно… А что? - Илья
   Михайлович как-то смущенно и потерянно, словно был напрямую виноват в смерти Десницкого, посмотрел в глаза Сидорову. - Если бы я вместе с ним взорвался, разве кому-то было бы лучше?
   Сидоров не ответил.
   - Я проверил электронную почту, - продолжил Илья Михайлович после минутного молчания. - Десницкий прислал шесть файлов. Досье на
   Пархоменкова, несколько десятков фотографий, вся информация по его афере и по убийству дочери Самсонова… Простите, по убийству вашей жены. Я в курсе дела, что Екатерина Андреевна была вашей женой. В информации Десницкого было и о вас кое-что.
   Сидоров хмуро кивнул головой и полез в карман за сигаретами.
   Закурил. Спохватившись, предложил московскому чиновнику. Тот отрицательно покачал головой:
   - Спасибо. Не курю. Уже пятнадцать лет.
   - Здоровый образ жизни? - усмехнулся Сидоров.
   - Проблемы с легкими.
   - Ясно.
   - Проблемы, связанные со старым ранением, - пояснил Илья
   Михайлович, хоть и подумал, что Сидорова вопрос о его здоровье совершенно не интересует. Однако Сидоров деликатно выдохнул дым в сторону и выбросил сигарету. - Да вы курили бы. Ничего.
   - Что вам от меня надо…, Илья Михайлович? - вдруг резко и с вызовом спросил Сидоров. - Зачем вы сюда приехали? Чтобы сказать мне, что вы в курсе, кто был мужем Екатерины Андреевны Сидоровой?
   - Я приехал, чтобы во всем разобраться, - спокойно ответил Илья
   Михайлович. - Разобраться и навести порядок в одном из регионов
   России. Кстати сказать, я здесь не просто так, не по своему собственному желанию, вернее, не только по нему, но и по поручению президента. В данном случае поручение Владимира Владимировича совпало с моим желанием.
   - А раньше нельзя было? Разобраться и навести порядок?
   - Россия большая. Сразу…одновременно навести порядок во всех городах и весях такой огромной страны, как наша невозможно. Это из области несбыточных мечтаний. Но мы работаем. Мы не опускаем руки и не отчаиваемся. Знаете, например, какова продолжительность рабочего дня у Путина и у тех, кто работает в его команде? И сколько у нас рабочих дней в году?
   - Зря вы сюда приехали, - не стал отвечать Сидоров. - Пархом мертв, как и все остальные участники этого дела. Все взяточники на том свете. И тех, кого кинули, больше нет, и того, кто кинул. И Кати нет, и тех, кто ее убивал. Из оставшихся в живых - только я, но я бомж. Так что, никому обвинение не предъявить. И некому его предъявлять. Можете с легким сердцем уезжать в Москву.
   - Алексей Алексеевич, дело ведь не только в Пархоме и в его афере.
   А те, кто у Пархома на окладе был не все мертвы. Мэра вашего менять надо, по нему давно тюрьма плачет. Новых руководителей ГУВД и прокуратуры надо назначать. Одним словом - порядок наводить нужно. И мы его уже наводим.
   - Майора Мотовило начальником милиции поставьте, - посоветовал
   Сидоров, вспомнив о товарище. - Гоша правильный мент, не взяточник.
   - Я это понял, - кивнул Илья Михайлович. - Особенно после того, как увидел его 'лимузин'…Хорошо, насчет кандидатуры майора
   Мотовило мы подумаем. А по поводу убийства вашей жены, вы не правы,
   Алексей Алексеевич. Справедливость должна всегда восторжествовать. И обвиняемые найдутся. В Берлине наши немецкие коллеги уже ищут партнеров Пархоменкова, мошенников из подставной фирмы. И найдут, можете не сомневаться, там крепкие профессионалы служат. К тому же
   Владимир Владимирович к ним лично обращался. Здесь тоже следы остались. Кредит в банке оформлялся, и не думаю, что партнер
   Пархоменкова гражданин Усков был не в курсе происшедшего. Лицензия банка 'Парус' в ближайшее время будет отозвана Центробанком. А сейчас Усков задержан и помещен в следственный изолятор.
   - Оперативно, - криво усмехнулся Сидоров.
   - Мы всегда оперативны.
   - Всегда? - с сомнением в голосе спросил Сидоров.
   - Всегда, - уверенно ответил Илья Михайлович. - Но иногда итоги нашей работы не объявляются.
   - С Пархомом у вас не шибко оперативно вышло, - напомнил Сидоров
   Илье Михайловичу о том, что московская бригада появилась на сцене, когда бандит уже пал от кинжала своих же головорезов.
   - Да, немного опоздали, - согласился чиновник и вдруг улыбнувшись, взглянул на Сидорова. - А может оно и к лучшему?
   - Но вы говорили о торжестве справедливости.
   - А я себе не противоречу. Виновный получил справедливое возмездие. Даже более справедливое, чем то, которое определил бы ему суд. Конечно, жену вашу не воскресить, но все, что Пархом у нее отнял можно вернуть. Ведь это ваши деньги, Алексей Алексеевич. И по оценкам Дениса Александровича немалые.
   - Ну и что? Зачем бомжу деньги?
   - Деньги нужны всем, - возразил Илья Михайлович. - Их можно потратить на глупости или хуже того, распоряжаться ими, как распоряжался Пархом и подобные ему, но можно и обратить их во благо.
   При помощи денег много хороших дел совершить можно.
   - Совсем недавно подобный разговор мы вели с Андреем
   Валентиновичем Самсоновым, - задумчиво произнес Сидоров. - А теперь вот…с вами. - И вдруг вспомнил: 'А ведь я и так уже богат. У меня в каком-то банке имеется счет, а на нем лежит два миллиона евро.
   Нужно разыскать Матвея Яковлевича Пальмана. Не думаю, что это трудно будет сделать'. - И сказал вслух: - Темно совсем стало. Пойдемте,
   Илья Михайлович.

ЭПИЛОГ

Зачем бомжу деньги?

 
   Старый бомж Бирюк, бывший вор в законе, а ныне обитатель Дома престарелых, который здесь называли 'Приютом убогих' и торжественное открытие которого произошло около полугода назад, еще при прежнем мэре, проснулся от гула за окном. Окно было еще новое, крепкое, не рассохшееся и не разбухшее, но обычное, совдеповское, не стеклоблок в пластиковом профиле. А потому и звуки далеких ударов были хорошо слышны, словно окно было открыто настежь.
   Проснулся Бирюк и сразу вспомнил: сегодня должны рушить устоявшие в давней битве с конверсией стены 'взрывного' цеха завода 'Искра'.
   Что могли уже разобрали и вывезли. Что могло пригодиться в новом строительстве, а такого добра оказалось мало, оставили. А вот