- Я долго ждала, - сказала Долорес. - И не обедала.
- А я обедал, - сказал я. - Цианидом. Очень плотно. Синева только что прошла.
- Мне сейчас не до смеха, амиго.
- Вам и не нужно смешить меня. Я смешу себя сам. Совершенно бескорыстное деяние. А потом катаюсь от смеха. Прошу.
Мы вошли в мой частный мыслительный салон и сели.
- Вы всегда носите черное? - спросил я.
- Ну да. Оно действует очень возбуждающе, когда я раздеваюсь.
- Вам необходимо говорить, как шлюха?
- Ты плохо знаешь шлюх, амиго. Они в высшей степени респектабельны. Кроме самых дешевых, конечно.
- Угу, - сказал я. - Спасибо, что просветили. Что это за срочное дело, о котором нам надо поговорить? Улечься с вами в постель - дело не срочное. Это можно устроить в любой день.
- Ты в дурном настроении.
- Да, в дурном.
Долорес вынула из сумочки длинную коричневую сигарету и осторожно вставила в золотые щипчики. Подождала, чтобы я поднес ей огонь. Не дождалась и прикурила сама от золотой зажигалки.
Держа щипчики рукой в черной перчатке с раструбом, она глядела на меня бездонными черными глазами, в которых уже не было смеха.
- Ты бы хотел улечься со мной в постель?
- Как и любой мужчина. Но давайте пока не будем касаться секса.
- Я не провожу резкой границы между делом и сексом, - спокойно сказала она. - И не пытайся меня унизить. Секс - это сеть, в которую я ловлю дураков. Кое-кто из них полезен и щедр. Иногда кое-кто бывает опасен.
И приняла задумчивый вид.
- Если вы хотите выяснить, - сказал я, - известно ли мне, что представляет собой определенный человек - то да, известно.
- Ты сможешь это доказать?
- Вряд ли. Полицейские не смогли.
- Полицейские, - с презрением проговорила Долорес, - не всегда говорят все, что знают. Не всегда доказывают все, что могут доказать. Ты, наверное, знаешь, что в феврале он десять дней просидел за решеткой.
- Да.
- Тебе не кажется странным, что он не освободился под залог?
- Я не знаю, на каком основании его держали в камере. Если как важного свидетеля...
- А ты не думаешь, что он бы мог изменить это самое основание на допускающее освобождение под залог - если бы захотел?
- Как-то не думал об этом, - солгал я. - Мы с ним не знакомы.
- Ты ни разу не разговаривал с ним? - небрежно, даже слишком небрежно, спросила Долорес.
Я не ответил.
Она коротко хохотнула.
- Совсем недавно, амиго. Возле дома, где живет Мэвис Уэлд. Я сидела в машине на другой стороне улицы.
- Я там случайно с кем-то столкнулся. Это он?
- Не пытайся обмануть меня.
- Что ж, ладно. Мисс Уэлд была со мной очень несдержанной. Я ушел злющим. И тут навстречу мне попался этот красавчик с ее ключом в руке. Я вырвал у него этот ключ и швырнул за кусты. Потом извинился, поднял ключ и вернул ему. Мне показалось, что он славный парень.
- Оч-чень славный, - протянула Долорес. - Он был и моим любовником.
Я хмыкнул.
- Как ни странно, мисс Гонсалес, ваша любовная жизнь меня мало интересует. Полагаю, в ней участвовало немало людей - от Стейна до Стилгрейва.
- Стейна? - негромко переспросила Долорес. - Кто такой Стейн?
- Бандит из Кливленда, которого в феврале застрелили перед вашим домом. Он снимал там квартиру. Думаю, вы могли его знать.
Она издала серебряный смешок.
- Амиго, есть мужчины, которых я не знаю. Даже в Шато-Берси.
- Газеты писали, что он был убит в двух кварталах оттуда, - сказал я. Меня бы больше устроило, если б это произошло прямо перед вашим домом. А вы смотрели из окна и все видели. Видели, как убийца дал деру, прямо под уличным фонарем оглянулся, свет упал на его лицо, и это оказался не кто иной, как старина Стилгрейв. Вы узнали его по накладному носу и высокой шляпе с сидящими на ней голубями.
Долорес не засмеялась.
- Тебя больше бы устроило такое положение дел, - промурлыкала она.
- Так мы загребли бы больше денег.
- Но Стилгрейв сидел в тюрьме, - улыбнулась Долорес. - А даже если бы и не сидел. Даже если бы, например, я оказалась в близких отношениях с неким доктором Чалмерсом, бывшим врачом окружной тюрьмы, который в одну из интимных минут сказал бы мне, что выдал Стилгрейву пропуск на посещение зубного врача - под конвоем, разумеется, - и как раз в тот самый день, когда произошло убийство. Пусть даже все это окажется правдой, разве лучшим способом использования этих сведений будет шантаж Стилгрейва?
- Не хочу хвастаться, - сказал я, - но я не боюсь Стилгрейва и даже дюжины таких, как он.
- Ну а я боюсь, амиго. В этой стране быть свидетелем убийства небезопасно. Нет, шантажировать Стилгрейва мы не станем. И будем помалкивать об убийстве мистера Стейна, которого я могла и не знать. Достаточно того, что Мэвис Уэлд - близкая подружка известного гангстера и появляется с ним на людях.
- Надо еще доказать, что он известный гангстер, - возразил я.
- Разве мы этого не можем?
- Каким образом?
Долорес разочарованно скривила губы.
- Но я была уверена, что именно этим ты и занимался последние два дня.
- Почему?
- У меня есть свои причины.
- Не представляю, какие.
Она бросила окурок коричневой сигареты в пепельницу. Я подался вперед и загасил его тупым концом карандаша. Долорес легонько коснулась моей руки пальцем в перчатке. Улыбка ее была очень соблазнительной. Она откинулась назад и забросила ногу на ногу, в глазах заплясали огоньки. С последнего заигрывания со мной, по ее меркам, прошло очень долгое время.
- Любовь - как скучно это звучит, - задумчиво сказала она. - Поражаюсь, что язык, столь изысканный в любовных стихах, может назвать ее таким слабым словом. В нем нет жизни, нет звучности. Оно ассоциируется у меня с маленькими девочками в платьицах с оборками, с розовыми улыбочками, робкими голосками и, очевидно, очень грязным бельем.
Я промолчал. Долорес снова перешла на деловой тон.
- Мэвис будет получать теперь семьдесят пять тысяч за фильм и в конце концов дойдет до ста пятидесяти. Она пошла вверх, и ничто ее не остановит. Разве что серьезный скандал.
- В таком случае, кому-то надо объяснить ей, кто такой Стилгрейв, сказал я. - Почему бы не вам? И кстати, если мы будем располагать неопровержимыми данными, то как поведет себя Стилгрейв, видя, что мы подбираемся к мисс Уэлд?
- А разве ему нужно знать? Не думаю, что она расскажет ему об этом. Собственно, я полагаю, что Мэвис порвет с ним напрочь. Но для нас это не будет иметь значения - если мы добудем доказательства. И если она будет знать, что они у нас есть.
Долорес рукой в черной перчатке с раструбом потянулась было к черной сумочке, потом побарабанила пальцами по краю стола и вернула руку на прежнее место. На сумочку она не смотрела. Не смотрел и я.
Я встал.
- У меня могут оказаться перед мисс Уэлд кой-какие обязательства. Вам это не приходило в голову? В ответ Долорес лишь улыбнулась. - И поскольку дело обстоит именно так, - сказал я, - не думаете ли вы, что вам пора убираться к черту?
Долорес взялась за подлокотники и, все еще улыбаясь, стала подниматься. Я схватил ее сумочку прежде, чем она успела протянуть к ней руку. Глаза ее вспыхнули. Она издала звук, похожий на плевок.
Открыв сумочку, я порылся в ней и обнаружил белый конверт, показавшийся мне довольно знакомым. Вытряс из него фотографию, сделанную в "Танцорах", - обе ее части были сложены и наклеены на листок бумаги.
Я закрыл сумочку и швырнул владелице.
Долорес уже встала, рот ее растянулся в усмешке, обнажив зубы. Она не издала ни звука.
- Интересно, - сказал я и щелкнул пальцем по глянцевой поверхности снимка. - Если только это не подделка. Кто с ней сидит, Стилгрейв?
Снова раздался серебряный смех.
- Нелепый ты человек, амиго. Я и не знала, что еще существуют такие люди.
- Довоенный фонд, - сказал я. - С каждым днем нас становится все меньше. Откуда у вас этот снимок?
- Взяла в гардеробной из сумочки Мэвис. Пока она была на съемке.
- Она знает? Интересно, откуда он у нее?
- Получила от тебя.
- Ерунда. - Я приподнял брови на несколько дюймов. - Где б это я мог его взять?
Долорес протянула руку через стол. Голос ее стал холодным.
- Пожалуйста, верни его мне.
- Я верну его Мэвис Уэлд. Мне неприятно говорить это, мисс Гонсалес, но на роль шантажиста я не гожусь. Обаяния не хватает.
- Отдай! - потребовала она. - Иначе...
И запнулась. Я молчал, давая ей досказать. На ее приятном лице появилась презрительная гримаса.
- Ну ладно, - вздохнула Долорес. - Это была моя ошибка. Я сочла тебя умным. Теперь вижу, что ты заурядный, тупой частный сыщик. Эта жалкая убогая контора, - она обвела ее рукой в черной перчатке, - и жалкое убогое существование должны были сказать мне, что ты за идиот.
- Они действительно говорят об этом, - согласился я.
Долорес медленно повернулась и пошла к выходу. Я вышел из-за стола, и она позволила мне распахнуть перед ней дверь.
Мисс Гонсалес медленно вышла. В деловых колледжах так выходить не учат.
По коридору она шла, не оглядываясь. У нее была красивая походка.
Дверь с тихим щелчком закрылась. На это, казалось, ушло много времени. Я стоял и смотрел, словно никогда не видел ничего подобного. Потом повернулся, пошел к столу, и тут раздался телефонный звонок.
Я поднял трубку и ответил. Звонил Кристи Френч.
- Марлоу? Нам хотелось бы видеть тебя в управлении.
- Сейчас?
- Чем быстрее, тем лучше, - сказал он и повесил трубку.
Я вынул из-под журнала для записей склеенный снимок и положил в сейф к остальным фотографиям. Надел шляпу и закрыл окно. Ждать было нечего. Поглядел на зеленый кончик секундной стрелки наручных часов. До пяти была еще масса времени. Секундная стрелка бежала и бежала по циферблату, как коммивояжер. Было десять минут пятого. Я снял пиджак, отстегнул наплечную кобуру и запер "люгер" в ящик стола. Полицейские не любят, когда приходишь с пистолетом на их территорию, даже если имеешь право носить оружие. Они любят, чтобы ты приходил заискивающим, держа шляпу в руке, говорил тихо, вежливо и ничего не выражал взглядом.
Я снова взглянул на часы. Прислушался. Здание казалось тихим. Вскоре оно станет безмолвным. И тогда по коридору, дергая дверные ручки, зашаркает мадонна темно-серой швабры.
Я снова надел пиджак, запер дверь между комнатами, выключил звонок и вышел в прихожую. Тут зазвонил телефон. Я бросился к нему, чуть не сорвав дверь с петель. Звонила Орфамэй, но такого тона у нее я еще не слышал. Холодный, уравновешенный, не категоричный, не пустой, не угрожающий и даже не детский. Голос девушки, которую я знал и вместе с тем не знал. Едва она произнесла первую пару фраз, я понял, чем вызван этот тон.
- Звоню, потому что вы просили позвонить, - сказала Орфамэй. - Но вам не нужно ничего рассказывать. Я ездила туда.
- Ездили туда, - сказал я. - Да. Понял. Ну и что?
- Я... одолжила машину. Поставила ее на другой стороне улицы. Там было столько машин, что вы не могли заметить меня. Возле похоронного бюро. Обратно я за вами не поехала. Попыталась было, но вдруг сообразила, что совершенно не знаю тамошних улиц. Потеряла вас. И вернулась.
- Зачем?
- Сама не знаю. Когда вы вышли, мне показалось, что у вас какой-то странный вид. Или, может быть, у меня возникло предчувствие. Как-никак он мой брат. Я вернулась и позвонила в дверь. Никто не ответил. Это тоже показалось странным. Может, я склонна к предчувствиям. Внезапно мне показалось, что необходимо войти в этот дом. Я не знала, как, но мне было необходимо сделать это.
- Со мной такое случалось, - выговорил я. Это был мой голос, но кто-то пользовался моим языком вместо наждачной бумаги.
- Я позвонила в полицию и сказала, что слышала выстрелы. Полицейские приехали, один из них влез в окно. Потом открыл дверь и впустил другого. Вскоре они впустили и меня. И не отпускали. Мне пришлось рассказать им все: кто он такой и что я солгала насчет выстрелов из страха за Оррина. Пришлось рассказать и про вас.
- Ничего. Мне пришлось бы самому рассказать им все это после того, как я рассказал бы вам.
- Вас, небось, по голове не погладят, так ведь?
- Да.
- Арестуют или что?
- Могут арестовать.
- Вы бросили его на полу. Мертвого. И, конечно, скажете, что вам больше ничего не оставалось.
- У меня были на то причины, - возразил я. - Они могут показаться не особенно убедительными, но они были. Ему уже ничто не могло помочь.
- Да, были, еще бы, - сказала Орфамэй. - Вы очень находчивый. У вас на все есть причины. Что ж, похоже, вам придется изложить их полицейским.
- Не обязательно.
- Придется, придется, - произнес голосок, в нем слышалось необъяснимое удовольствие. - Непременно. Вам развяжут язык.
- Оставим это, - сказал я. - Частный детектив всеми силами оберегает клиента. Иногда заходит слишком далеко. Вот я и зашел. Поставил себя в опасное положение. Но не только ради вас.
- Вы бросили его на полу, мертвого, - сказала Орфамэй. - И мне все равно, что сделают с вами полицейские. Если посадят в тюрьму, я, пожалуй, буду рада. Не сомневаюсь, что вы это воспримете мужественно.
- Конечно, - подтвердил я. - С веселой улыбкой, как всегда. Видели ли вы, что было у него в руке?
- В руке у него ничего не было.
- Вернее, лежало возле руки.
- Там не было ничего. Совершенно ничего. Что это была за вещь?
- Ну и прекрасно, - сказал я. - Рад этому. Что ж, до свидания. Я сейчас еду в управление полиции. Они хотят меня видеть. Если больше не увидимся, желаю вам удачи.
- Пожелайте лучше себе, - ответила Орфамэй. - Вам она может потребоваться. А мне нет.
- Я сделал для вас все, что мог. Может, если б вы с самого начала рассказали мне побольше...
Орфамэй, недослушав, резко повесила трубку. Я же положил свою на место бережно, как младенца. Достал платок и вытер ладони. Подошел к раковине, умылся. Поплескал в лицо холодной водой, сильно растер его полотенцем и погляделся в зеркало.
- Вот ты и съехал с утеса, - сказал я отражению.
24
Посреди комнаты стоял длинный желтый дубовый стол с беспорядочными жжеными следами от сигарет по краям. За ним было окно с проволочной сеткой поверх матового стекла. За столом перед грудой бумаг сидел лейтенант Фред Бейфус. У торца, откинувшись вместе с креслом назад, восседал рослый, крепко сбитый человек с бульдожьей челюстью. В зубах он держал огрызок плотницкого карандаша. Лицо этого человека я вроде бы видел недавно на газетном снимке. Глаза его были открыты, он дышал, но иных признаков жизни не подавал.
По другую сторону стола находились две шведские конторки и второе окно. К нему была повернута одна из конторок, за которой печатала какой-то отчет женщина с оранжевыми волосами. За другой - стоящей торцом к окну развалился во вращающемся кресле Кристи Френч. Водрузив ноги на угол конторки, он глядел в распахнутое окно и любовался прекрасным видом на стоянку полицейских машин и заднюю сторону доски объявлений.
- Сядь сюда, - указал мне Бейфус.
Я сел напротив него в дубовое кресло без подлокотников. Далеко не новое, да и в лучшие свои времена уродливое.
- Это лейтенант Мозес Мэглешен из полиции Бэй-Сити, - сказал Бейфус. Ему ты нравишься не больше, чем нам.
Лейтенант Мозес Мэглешен вынул изо рта карандаш, осмотрел следы зубов на его толстом восьмигранном конце. Затем обратил взгляд на меня. Неторопливо, изучающе, методично оглядел. И, не сказав ни слова, опять сунул карандаш в рот.
- Может, я извращенный тип, - сказал мне Бейфус, - но ты мне кажешься не привлекательнее черепахи. - Он полуобернулся к женщине, печатавшей в углу на машинке. - Милли!
Та оставила машинку и взяла стенографический блокнот.
- Имя - Филип Марлоу, - продиктовал ей Бейфус. - На конце "у". Номер лицензии?
И снова посмотрел на меня. Я назвал ему номер. Оранжевая красотка писала, не поднимая глаз. Сказать, что при виде ее лица встали бы часы, было бы оскорблением. При виде этого лица на всем скаку встала бы лошадь.
- Теперь, если у тебя есть желание, - обратился ко мне Бейфус, расскажи нам с самого начала, что ты делал вчера. Ничего не утаивая. Без запинок и пауз. Во лжи будешь уличен тут же - сведений у нас достаточно.
- То есть дать показания?
- Очень подробные, - сказал Бейфус. - Весело, а?
- Добровольно и без принуждения?
- Да, - усмехнулся Бейфус. - Все показания только так и даются.
Мэглешен глянул на меня в упор. Оранжевая красотка вновь принялась печатать. Записывать ей пока что было нечего. Тридцать лет работы отладили ее хронометраж.
Мэглешен достал из кармана толстую потертую перчатку из свиной кожи, надел на правую руку и сжал кулак.
- А это зачем? - спросил Бейфус.
- Я иногда грызу ногти, - ответил Мэглешен. - Как ни странно, только на правой руке. - Медленно поднял взгляд и уставился на меня. - Одни люди более разговорчивы, другие - менее, - небрежно сказал он. - Говорят, тут все дело в почках. Я знал неразговорчивых людей, которые быстро становились разговорчивыми, а потом несколько дней каждые четверть часа бегали в туалет. Словно бы у них вдруг открылось недержание мочи.
- Подумать только, - с удивлением произнес Бейфус.
- А еще есть такие, что могут говорить только хриплым шепотом, продолжал Мэглешен. - Как боксеры, которым часто доставалось по шее.
И поглядел на меня, словно бы предоставляя мне слово.
- Есть еще и такие, что не хотят ходить в туалет, - сказал я. - Что усердствуют сверх всякой меры. Сидят в таком вот кресле по тридцать часов. Потом валятся с разрывом селезенки или мочевого пузыря. Они слишком уж разговорчивы. И после утреннего заседания суда, когда в камере для пьяных никого нет, Ил находят мертвыми где-нибудь в темном углу. Может, их нужно было показать врачу, но всего не предусмотришь, так ведь, лейтенант?
- В Бэй-Сити мы все предусматриваем, - сказал он. - Когда есть что предусматривать.
На его лице играли твердые желваки. В глазах стоял какой-то красноватый блеск.
- Уж я бы устроил тебе веселую жизнь, - проговорил он, сверля меня взглядом. - Надолго б запомнилось.
- Не сомневаюсь, лейтенант. Бывая в Бэй-Сити, я всегда веселился - до потери сознания.
- У меня бы ты долго находился в сознании, малыш. Я бы специально позаботился об этом. Уделил бы личное внимание.
Кристи Френч, зевнув, медленно повернул голову.
- И что вы там в Бэй-Сити такие свирепые? - спросил он. - Как с цепи сорвались.
Бейфус кончиком языка облизнул губы.
- Мы всегда были свирепыми, - ответил Мэглешен, не глядя на Френча. Нам так нравится. Такие вот типы, как он, постоянно выводят нас из себя. И снова повернулся ко мне. - Значит, ты и есть тот самый голубчик, что позвонил нам насчет Клозена? Ты умеешь обращаться с телефоном-автоматом, верно, голубчик?
Я промолчал.
- Я с тобой разговариваю, голубчик, - сказал Мэглешен. - Я задал тебе вопрос, голубчик. Когда я задаю вопросы, мне отвечают. Ясно, голубчик?
- Продолжай дальше, и сам ответишь на свой же вопрос, - вмешался Кристи френч. - И если ответ тебе не понравится, ты можешь тогда так рассвирепеть, что начнешь сам себя лупить этой перчаткой. Испытаешь это удовольствие на себе.
Мэглешен выпрямился. На щеках его выступили большие красные пятна.
- Я приехал сюда за содействием, - неторопливо сказал он френчу. Насмешек мне дома хватает. От жены. И нечего делать из меня мишень для острот.
- Содействие тебе будет, - ответил Френч. - Только не пытайся заткнуть всех за пояс репликами из старых фильмов.
Потом развернулся вместе с креслом и взглянул на меня.
- Давай забудем все, что здесь говорилось, и сделаем вид, что дознание только начинается. Я знаю все твои доводы. И я им не судья. Однако выбирай: будешь говорить или сядешь в камеру как важный свидетель?
- Задавайте вопросы, - сказал я. - Если ответы не понравятся, можете меня арестовать. Если арестуете, мне понадобится позвонить по телефону.
- Правильно, - кивнул Френч. - Если арестуем. Только ведь сажать тебя не обязательно. Можно поездить с тобой по всем местам. На это уйдет несколько дней.
- А жить будешь на одних консервах, - весело заметил Бейфус.
- Строго говоря, это будет незаконно, - сказал Френч. - Но мы постоянно так делаем. Да и ты, возможно, не всегда бываешь безгрешен. Скажешь, что в этой истории ты вел себя строго по закону?
- Нет.
- Ха! - хрипло выпалил Мэглешен.
Я взглянул на молчаливую и равнодушную, снова взявшую свой блокнот оранжевую красотку.
- У тебя есть клиентка, которую ты должен оберегать, - сказал Френч. Возможно. - Так вот, она и донесла на тебя.
Я промолчал.
- Ее зовут Орфамэй Квест, - продолжил Френч, не сводя с меня взгляда.
- Задавайте вопросы, - повторил я.
- Что произошло на Айдахо-стрит?
- Я поехал туда искать ее брата. Клиентка сказала, что тот уехал из дома, и она приехала навестить его. Была встревожена. Управляющий оказался вдрызг пьян. Я заглянул в книгу регистрации и обнаружил, что в комнате Квеста живет другой человек. Поговорил с этим человеком. Ничего полезного не узнал.
Френч протянул руку, взял карандаш и постукал им по зубам.
- Потом ты видел еще этого человека?
- Да. Я сказал ему, кто я такой. Когда я спустился вниз, Клозен был мертв. И кто-то вырвал из книги регистрации лист с именем Квеста. Я позвонил в полицию.
- Но на месте не остался?
- У меня не было никаких сведений об убийстве Клозена.
- Но на месте не остался, - повторил Френч. Мэглешен громко рыгнул и со злостью отбросил плотницкий карандаш. Я проследил взглядом за тем, как он ударился о стену, упал на пол, подскочил и замер.
- Да, не остался.
- В Бэй-Сити, - прорычал Мэглешен, - мы бы могли тебя за это укокошить.
Он стал подниматься. Бейфус покосился на него и сказал:
- Предоставь заниматься этим Кристи. Еще будет и второе отделение.
- За это мы бы могли отстранить тебя от дела, - сказал Френч безо всякой интонации.
- Считайте, что отстранили. Все равно оно мне было не по душе.
- И ты вернулся к себе в контору. Что дальше?
- Сообщил обо всем клиентке. Потом позвонил какой-то человек и попросил приехать в отель "Ван Нуйс". Это оказался тот самый мужчина, с которым я разговаривал на Айдахо-стрит, но теперь он выступал уже под другим именем.
- Ты мог бы сказать нам об этом, не так ли? - Если бы сказал, пришлось бы рассказывать все. Это нарушило бы условия моего найма.
Френч кивнул и постучал карандашом по столу. Затем неторопливо проговорил:
- Убийство аннулирует подобные соглашения. Два убийства аннулируют их дважды. А два убийства одним методом - трижды. Ты выглядишь непорядочным, Марлоу. Совершенно непорядочным.
- После сегодняшнего я выгляжу непорядочным даже в глазах клиентки.
- Что случилось сегодня?
- Она сказала, что брат звонил ей из дома доктора Лагарди. Брату угрожала опасность. От меня требовалось поспешить туда и позаботиться о нем. Я поспешил туда. Доктор Лагарди и его сестра прекратили прием пациентов. Держались они испуганно. Там побывала полиция.
Я перевел взгляд на Мэглешена.
- Он опять позвонил, - буркнул Мэглешен.
- На сей раз не я.
- Ладно. Продолжай, - сказал Френч после паузы.
- Лагарди утверждал, что ничего не знает об Оррине Квесте. Медсестру он отправил домой. Потом подсунул мне одурманивающую сигарету. Когда я очнулся, то был в доме один. Но вскоре оказалось, что не совсем один: кто-то начал скрестись в дверь. Это был Оррин Квест на последнем издыхании, который, тем не менее, пытался из последних сил заколоть меня пешней.
Я повел плечами. На том месте между лопатками, куда он ткнул меня, слегка стянуло кожу, и только.
Френч сурово поглядел на Мэглешена. Тот покачал головой, но Френч продолжал глядеть на него. Бейфус стал негромко насвистывать. Сперва я не мог разобрать мелодию, потом вдруг сообразил, что это "Старый Мозес лег в могилу".
Френч повернулся ко мне и неторопливо произнес:
- У его тела не оказалось никакой пешни.
- Я оставил ее там, где она упала.
- Похоже, перчатка все же пригодится, - засопел Мэглешен и расправил ее между пальцами. - Кое-кто здесь лгун, и это не я.
- Оставь, - сказал ему Френч. - Ни к чему устраивать здесь представление. Если у парня была в руке пешня, это вовсе не значит, что он с ней и родился.
- Спиленная, - объяснил я. - Короткая. От рукоятки до основания три дюйма. Их в скобяных лавках такими не продают.
- А чего ради ему приспичило бросаться на тебя с пешней? - спросил Бейфус, иронически усмехаясь. - Ты же был его союзником. Приехал туда, чтобы оберегать его по просьбе сестры.
- Я был просто фигурой между ним и светом. Фигурой, которая двигалась, могла оказаться человеком, и даже тем, кто его ранил. Умирал он стоя. Прежде я его ни разу не видел. Если он до этого видел меня, то мне об этом не известно.
- У вас могла бы завязаться прекрасная дружба, - вздохнул Бейфус. Разумеется, если б не пешня.
- Из того, что он был вооружен ею и пытался меня заколоть, можно сделать кой-какие выводы.
- Например?
- В таком состоянии человек действует инстинктивно. Не изобретает новых способов. Квест ударил меня между лопатками и слегка проколол кожу, это было последнее усилие умирающего. Возможно, будь он в полной силе, пешня вошла бы в другое место и гораздо глубже.
- Долго мы еще будем болтать с этой обезьяной? - не выдержал Мэглешен. - Вы разговариваете с ним, как с человеком. Давайте я поговорю с ним по-своему.
- Капитану такие вещи не по душе, - небрежно заметил Френч.
- К черту капитана.
- Капитану не по душе, когда захолустные фараоны так говорят о нем, сказал Френч.
Мэглешен стиснул зубы, челюсть его побелела. Глаза сузились и заблестели. Он шумно втянул носом воздух.
- А я обедал, - сказал я. - Цианидом. Очень плотно. Синева только что прошла.
- Мне сейчас не до смеха, амиго.
- Вам и не нужно смешить меня. Я смешу себя сам. Совершенно бескорыстное деяние. А потом катаюсь от смеха. Прошу.
Мы вошли в мой частный мыслительный салон и сели.
- Вы всегда носите черное? - спросил я.
- Ну да. Оно действует очень возбуждающе, когда я раздеваюсь.
- Вам необходимо говорить, как шлюха?
- Ты плохо знаешь шлюх, амиго. Они в высшей степени респектабельны. Кроме самых дешевых, конечно.
- Угу, - сказал я. - Спасибо, что просветили. Что это за срочное дело, о котором нам надо поговорить? Улечься с вами в постель - дело не срочное. Это можно устроить в любой день.
- Ты в дурном настроении.
- Да, в дурном.
Долорес вынула из сумочки длинную коричневую сигарету и осторожно вставила в золотые щипчики. Подождала, чтобы я поднес ей огонь. Не дождалась и прикурила сама от золотой зажигалки.
Держа щипчики рукой в черной перчатке с раструбом, она глядела на меня бездонными черными глазами, в которых уже не было смеха.
- Ты бы хотел улечься со мной в постель?
- Как и любой мужчина. Но давайте пока не будем касаться секса.
- Я не провожу резкой границы между делом и сексом, - спокойно сказала она. - И не пытайся меня унизить. Секс - это сеть, в которую я ловлю дураков. Кое-кто из них полезен и щедр. Иногда кое-кто бывает опасен.
И приняла задумчивый вид.
- Если вы хотите выяснить, - сказал я, - известно ли мне, что представляет собой определенный человек - то да, известно.
- Ты сможешь это доказать?
- Вряд ли. Полицейские не смогли.
- Полицейские, - с презрением проговорила Долорес, - не всегда говорят все, что знают. Не всегда доказывают все, что могут доказать. Ты, наверное, знаешь, что в феврале он десять дней просидел за решеткой.
- Да.
- Тебе не кажется странным, что он не освободился под залог?
- Я не знаю, на каком основании его держали в камере. Если как важного свидетеля...
- А ты не думаешь, что он бы мог изменить это самое основание на допускающее освобождение под залог - если бы захотел?
- Как-то не думал об этом, - солгал я. - Мы с ним не знакомы.
- Ты ни разу не разговаривал с ним? - небрежно, даже слишком небрежно, спросила Долорес.
Я не ответил.
Она коротко хохотнула.
- Совсем недавно, амиго. Возле дома, где живет Мэвис Уэлд. Я сидела в машине на другой стороне улицы.
- Я там случайно с кем-то столкнулся. Это он?
- Не пытайся обмануть меня.
- Что ж, ладно. Мисс Уэлд была со мной очень несдержанной. Я ушел злющим. И тут навстречу мне попался этот красавчик с ее ключом в руке. Я вырвал у него этот ключ и швырнул за кусты. Потом извинился, поднял ключ и вернул ему. Мне показалось, что он славный парень.
- Оч-чень славный, - протянула Долорес. - Он был и моим любовником.
Я хмыкнул.
- Как ни странно, мисс Гонсалес, ваша любовная жизнь меня мало интересует. Полагаю, в ней участвовало немало людей - от Стейна до Стилгрейва.
- Стейна? - негромко переспросила Долорес. - Кто такой Стейн?
- Бандит из Кливленда, которого в феврале застрелили перед вашим домом. Он снимал там квартиру. Думаю, вы могли его знать.
Она издала серебряный смешок.
- Амиго, есть мужчины, которых я не знаю. Даже в Шато-Берси.
- Газеты писали, что он был убит в двух кварталах оттуда, - сказал я. Меня бы больше устроило, если б это произошло прямо перед вашим домом. А вы смотрели из окна и все видели. Видели, как убийца дал деру, прямо под уличным фонарем оглянулся, свет упал на его лицо, и это оказался не кто иной, как старина Стилгрейв. Вы узнали его по накладному носу и высокой шляпе с сидящими на ней голубями.
Долорес не засмеялась.
- Тебя больше бы устроило такое положение дел, - промурлыкала она.
- Так мы загребли бы больше денег.
- Но Стилгрейв сидел в тюрьме, - улыбнулась Долорес. - А даже если бы и не сидел. Даже если бы, например, я оказалась в близких отношениях с неким доктором Чалмерсом, бывшим врачом окружной тюрьмы, который в одну из интимных минут сказал бы мне, что выдал Стилгрейву пропуск на посещение зубного врача - под конвоем, разумеется, - и как раз в тот самый день, когда произошло убийство. Пусть даже все это окажется правдой, разве лучшим способом использования этих сведений будет шантаж Стилгрейва?
- Не хочу хвастаться, - сказал я, - но я не боюсь Стилгрейва и даже дюжины таких, как он.
- Ну а я боюсь, амиго. В этой стране быть свидетелем убийства небезопасно. Нет, шантажировать Стилгрейва мы не станем. И будем помалкивать об убийстве мистера Стейна, которого я могла и не знать. Достаточно того, что Мэвис Уэлд - близкая подружка известного гангстера и появляется с ним на людях.
- Надо еще доказать, что он известный гангстер, - возразил я.
- Разве мы этого не можем?
- Каким образом?
Долорес разочарованно скривила губы.
- Но я была уверена, что именно этим ты и занимался последние два дня.
- Почему?
- У меня есть свои причины.
- Не представляю, какие.
Она бросила окурок коричневой сигареты в пепельницу. Я подался вперед и загасил его тупым концом карандаша. Долорес легонько коснулась моей руки пальцем в перчатке. Улыбка ее была очень соблазнительной. Она откинулась назад и забросила ногу на ногу, в глазах заплясали огоньки. С последнего заигрывания со мной, по ее меркам, прошло очень долгое время.
- Любовь - как скучно это звучит, - задумчиво сказала она. - Поражаюсь, что язык, столь изысканный в любовных стихах, может назвать ее таким слабым словом. В нем нет жизни, нет звучности. Оно ассоциируется у меня с маленькими девочками в платьицах с оборками, с розовыми улыбочками, робкими голосками и, очевидно, очень грязным бельем.
Я промолчал. Долорес снова перешла на деловой тон.
- Мэвис будет получать теперь семьдесят пять тысяч за фильм и в конце концов дойдет до ста пятидесяти. Она пошла вверх, и ничто ее не остановит. Разве что серьезный скандал.
- В таком случае, кому-то надо объяснить ей, кто такой Стилгрейв, сказал я. - Почему бы не вам? И кстати, если мы будем располагать неопровержимыми данными, то как поведет себя Стилгрейв, видя, что мы подбираемся к мисс Уэлд?
- А разве ему нужно знать? Не думаю, что она расскажет ему об этом. Собственно, я полагаю, что Мэвис порвет с ним напрочь. Но для нас это не будет иметь значения - если мы добудем доказательства. И если она будет знать, что они у нас есть.
Долорес рукой в черной перчатке с раструбом потянулась было к черной сумочке, потом побарабанила пальцами по краю стола и вернула руку на прежнее место. На сумочку она не смотрела. Не смотрел и я.
Я встал.
- У меня могут оказаться перед мисс Уэлд кой-какие обязательства. Вам это не приходило в голову? В ответ Долорес лишь улыбнулась. - И поскольку дело обстоит именно так, - сказал я, - не думаете ли вы, что вам пора убираться к черту?
Долорес взялась за подлокотники и, все еще улыбаясь, стала подниматься. Я схватил ее сумочку прежде, чем она успела протянуть к ней руку. Глаза ее вспыхнули. Она издала звук, похожий на плевок.
Открыв сумочку, я порылся в ней и обнаружил белый конверт, показавшийся мне довольно знакомым. Вытряс из него фотографию, сделанную в "Танцорах", - обе ее части были сложены и наклеены на листок бумаги.
Я закрыл сумочку и швырнул владелице.
Долорес уже встала, рот ее растянулся в усмешке, обнажив зубы. Она не издала ни звука.
- Интересно, - сказал я и щелкнул пальцем по глянцевой поверхности снимка. - Если только это не подделка. Кто с ней сидит, Стилгрейв?
Снова раздался серебряный смех.
- Нелепый ты человек, амиго. Я и не знала, что еще существуют такие люди.
- Довоенный фонд, - сказал я. - С каждым днем нас становится все меньше. Откуда у вас этот снимок?
- Взяла в гардеробной из сумочки Мэвис. Пока она была на съемке.
- Она знает? Интересно, откуда он у нее?
- Получила от тебя.
- Ерунда. - Я приподнял брови на несколько дюймов. - Где б это я мог его взять?
Долорес протянула руку через стол. Голос ее стал холодным.
- Пожалуйста, верни его мне.
- Я верну его Мэвис Уэлд. Мне неприятно говорить это, мисс Гонсалес, но на роль шантажиста я не гожусь. Обаяния не хватает.
- Отдай! - потребовала она. - Иначе...
И запнулась. Я молчал, давая ей досказать. На ее приятном лице появилась презрительная гримаса.
- Ну ладно, - вздохнула Долорес. - Это была моя ошибка. Я сочла тебя умным. Теперь вижу, что ты заурядный, тупой частный сыщик. Эта жалкая убогая контора, - она обвела ее рукой в черной перчатке, - и жалкое убогое существование должны были сказать мне, что ты за идиот.
- Они действительно говорят об этом, - согласился я.
Долорес медленно повернулась и пошла к выходу. Я вышел из-за стола, и она позволила мне распахнуть перед ней дверь.
Мисс Гонсалес медленно вышла. В деловых колледжах так выходить не учат.
По коридору она шла, не оглядываясь. У нее была красивая походка.
Дверь с тихим щелчком закрылась. На это, казалось, ушло много времени. Я стоял и смотрел, словно никогда не видел ничего подобного. Потом повернулся, пошел к столу, и тут раздался телефонный звонок.
Я поднял трубку и ответил. Звонил Кристи Френч.
- Марлоу? Нам хотелось бы видеть тебя в управлении.
- Сейчас?
- Чем быстрее, тем лучше, - сказал он и повесил трубку.
Я вынул из-под журнала для записей склеенный снимок и положил в сейф к остальным фотографиям. Надел шляпу и закрыл окно. Ждать было нечего. Поглядел на зеленый кончик секундной стрелки наручных часов. До пяти была еще масса времени. Секундная стрелка бежала и бежала по циферблату, как коммивояжер. Было десять минут пятого. Я снял пиджак, отстегнул наплечную кобуру и запер "люгер" в ящик стола. Полицейские не любят, когда приходишь с пистолетом на их территорию, даже если имеешь право носить оружие. Они любят, чтобы ты приходил заискивающим, держа шляпу в руке, говорил тихо, вежливо и ничего не выражал взглядом.
Я снова взглянул на часы. Прислушался. Здание казалось тихим. Вскоре оно станет безмолвным. И тогда по коридору, дергая дверные ручки, зашаркает мадонна темно-серой швабры.
Я снова надел пиджак, запер дверь между комнатами, выключил звонок и вышел в прихожую. Тут зазвонил телефон. Я бросился к нему, чуть не сорвав дверь с петель. Звонила Орфамэй, но такого тона у нее я еще не слышал. Холодный, уравновешенный, не категоричный, не пустой, не угрожающий и даже не детский. Голос девушки, которую я знал и вместе с тем не знал. Едва она произнесла первую пару фраз, я понял, чем вызван этот тон.
- Звоню, потому что вы просили позвонить, - сказала Орфамэй. - Но вам не нужно ничего рассказывать. Я ездила туда.
- Ездили туда, - сказал я. - Да. Понял. Ну и что?
- Я... одолжила машину. Поставила ее на другой стороне улицы. Там было столько машин, что вы не могли заметить меня. Возле похоронного бюро. Обратно я за вами не поехала. Попыталась было, но вдруг сообразила, что совершенно не знаю тамошних улиц. Потеряла вас. И вернулась.
- Зачем?
- Сама не знаю. Когда вы вышли, мне показалось, что у вас какой-то странный вид. Или, может быть, у меня возникло предчувствие. Как-никак он мой брат. Я вернулась и позвонила в дверь. Никто не ответил. Это тоже показалось странным. Может, я склонна к предчувствиям. Внезапно мне показалось, что необходимо войти в этот дом. Я не знала, как, но мне было необходимо сделать это.
- Со мной такое случалось, - выговорил я. Это был мой голос, но кто-то пользовался моим языком вместо наждачной бумаги.
- Я позвонила в полицию и сказала, что слышала выстрелы. Полицейские приехали, один из них влез в окно. Потом открыл дверь и впустил другого. Вскоре они впустили и меня. И не отпускали. Мне пришлось рассказать им все: кто он такой и что я солгала насчет выстрелов из страха за Оррина. Пришлось рассказать и про вас.
- Ничего. Мне пришлось бы самому рассказать им все это после того, как я рассказал бы вам.
- Вас, небось, по голове не погладят, так ведь?
- Да.
- Арестуют или что?
- Могут арестовать.
- Вы бросили его на полу. Мертвого. И, конечно, скажете, что вам больше ничего не оставалось.
- У меня были на то причины, - возразил я. - Они могут показаться не особенно убедительными, но они были. Ему уже ничто не могло помочь.
- Да, были, еще бы, - сказала Орфамэй. - Вы очень находчивый. У вас на все есть причины. Что ж, похоже, вам придется изложить их полицейским.
- Не обязательно.
- Придется, придется, - произнес голосок, в нем слышалось необъяснимое удовольствие. - Непременно. Вам развяжут язык.
- Оставим это, - сказал я. - Частный детектив всеми силами оберегает клиента. Иногда заходит слишком далеко. Вот я и зашел. Поставил себя в опасное положение. Но не только ради вас.
- Вы бросили его на полу, мертвого, - сказала Орфамэй. - И мне все равно, что сделают с вами полицейские. Если посадят в тюрьму, я, пожалуй, буду рада. Не сомневаюсь, что вы это воспримете мужественно.
- Конечно, - подтвердил я. - С веселой улыбкой, как всегда. Видели ли вы, что было у него в руке?
- В руке у него ничего не было.
- Вернее, лежало возле руки.
- Там не было ничего. Совершенно ничего. Что это была за вещь?
- Ну и прекрасно, - сказал я. - Рад этому. Что ж, до свидания. Я сейчас еду в управление полиции. Они хотят меня видеть. Если больше не увидимся, желаю вам удачи.
- Пожелайте лучше себе, - ответила Орфамэй. - Вам она может потребоваться. А мне нет.
- Я сделал для вас все, что мог. Может, если б вы с самого начала рассказали мне побольше...
Орфамэй, недослушав, резко повесила трубку. Я же положил свою на место бережно, как младенца. Достал платок и вытер ладони. Подошел к раковине, умылся. Поплескал в лицо холодной водой, сильно растер его полотенцем и погляделся в зеркало.
- Вот ты и съехал с утеса, - сказал я отражению.
24
Посреди комнаты стоял длинный желтый дубовый стол с беспорядочными жжеными следами от сигарет по краям. За ним было окно с проволочной сеткой поверх матового стекла. За столом перед грудой бумаг сидел лейтенант Фред Бейфус. У торца, откинувшись вместе с креслом назад, восседал рослый, крепко сбитый человек с бульдожьей челюстью. В зубах он держал огрызок плотницкого карандаша. Лицо этого человека я вроде бы видел недавно на газетном снимке. Глаза его были открыты, он дышал, но иных признаков жизни не подавал.
По другую сторону стола находились две шведские конторки и второе окно. К нему была повернута одна из конторок, за которой печатала какой-то отчет женщина с оранжевыми волосами. За другой - стоящей торцом к окну развалился во вращающемся кресле Кристи Френч. Водрузив ноги на угол конторки, он глядел в распахнутое окно и любовался прекрасным видом на стоянку полицейских машин и заднюю сторону доски объявлений.
- Сядь сюда, - указал мне Бейфус.
Я сел напротив него в дубовое кресло без подлокотников. Далеко не новое, да и в лучшие свои времена уродливое.
- Это лейтенант Мозес Мэглешен из полиции Бэй-Сити, - сказал Бейфус. Ему ты нравишься не больше, чем нам.
Лейтенант Мозес Мэглешен вынул изо рта карандаш, осмотрел следы зубов на его толстом восьмигранном конце. Затем обратил взгляд на меня. Неторопливо, изучающе, методично оглядел. И, не сказав ни слова, опять сунул карандаш в рот.
- Может, я извращенный тип, - сказал мне Бейфус, - но ты мне кажешься не привлекательнее черепахи. - Он полуобернулся к женщине, печатавшей в углу на машинке. - Милли!
Та оставила машинку и взяла стенографический блокнот.
- Имя - Филип Марлоу, - продиктовал ей Бейфус. - На конце "у". Номер лицензии?
И снова посмотрел на меня. Я назвал ему номер. Оранжевая красотка писала, не поднимая глаз. Сказать, что при виде ее лица встали бы часы, было бы оскорблением. При виде этого лица на всем скаку встала бы лошадь.
- Теперь, если у тебя есть желание, - обратился ко мне Бейфус, расскажи нам с самого начала, что ты делал вчера. Ничего не утаивая. Без запинок и пауз. Во лжи будешь уличен тут же - сведений у нас достаточно.
- То есть дать показания?
- Очень подробные, - сказал Бейфус. - Весело, а?
- Добровольно и без принуждения?
- Да, - усмехнулся Бейфус. - Все показания только так и даются.
Мэглешен глянул на меня в упор. Оранжевая красотка вновь принялась печатать. Записывать ей пока что было нечего. Тридцать лет работы отладили ее хронометраж.
Мэглешен достал из кармана толстую потертую перчатку из свиной кожи, надел на правую руку и сжал кулак.
- А это зачем? - спросил Бейфус.
- Я иногда грызу ногти, - ответил Мэглешен. - Как ни странно, только на правой руке. - Медленно поднял взгляд и уставился на меня. - Одни люди более разговорчивы, другие - менее, - небрежно сказал он. - Говорят, тут все дело в почках. Я знал неразговорчивых людей, которые быстро становились разговорчивыми, а потом несколько дней каждые четверть часа бегали в туалет. Словно бы у них вдруг открылось недержание мочи.
- Подумать только, - с удивлением произнес Бейфус.
- А еще есть такие, что могут говорить только хриплым шепотом, продолжал Мэглешен. - Как боксеры, которым часто доставалось по шее.
И поглядел на меня, словно бы предоставляя мне слово.
- Есть еще и такие, что не хотят ходить в туалет, - сказал я. - Что усердствуют сверх всякой меры. Сидят в таком вот кресле по тридцать часов. Потом валятся с разрывом селезенки или мочевого пузыря. Они слишком уж разговорчивы. И после утреннего заседания суда, когда в камере для пьяных никого нет, Ил находят мертвыми где-нибудь в темном углу. Может, их нужно было показать врачу, но всего не предусмотришь, так ведь, лейтенант?
- В Бэй-Сити мы все предусматриваем, - сказал он. - Когда есть что предусматривать.
На его лице играли твердые желваки. В глазах стоял какой-то красноватый блеск.
- Уж я бы устроил тебе веселую жизнь, - проговорил он, сверля меня взглядом. - Надолго б запомнилось.
- Не сомневаюсь, лейтенант. Бывая в Бэй-Сити, я всегда веселился - до потери сознания.
- У меня бы ты долго находился в сознании, малыш. Я бы специально позаботился об этом. Уделил бы личное внимание.
Кристи Френч, зевнув, медленно повернул голову.
- И что вы там в Бэй-Сити такие свирепые? - спросил он. - Как с цепи сорвались.
Бейфус кончиком языка облизнул губы.
- Мы всегда были свирепыми, - ответил Мэглешен, не глядя на Френча. Нам так нравится. Такие вот типы, как он, постоянно выводят нас из себя. И снова повернулся ко мне. - Значит, ты и есть тот самый голубчик, что позвонил нам насчет Клозена? Ты умеешь обращаться с телефоном-автоматом, верно, голубчик?
Я промолчал.
- Я с тобой разговариваю, голубчик, - сказал Мэглешен. - Я задал тебе вопрос, голубчик. Когда я задаю вопросы, мне отвечают. Ясно, голубчик?
- Продолжай дальше, и сам ответишь на свой же вопрос, - вмешался Кристи френч. - И если ответ тебе не понравится, ты можешь тогда так рассвирепеть, что начнешь сам себя лупить этой перчаткой. Испытаешь это удовольствие на себе.
Мэглешен выпрямился. На щеках его выступили большие красные пятна.
- Я приехал сюда за содействием, - неторопливо сказал он френчу. Насмешек мне дома хватает. От жены. И нечего делать из меня мишень для острот.
- Содействие тебе будет, - ответил Френч. - Только не пытайся заткнуть всех за пояс репликами из старых фильмов.
Потом развернулся вместе с креслом и взглянул на меня.
- Давай забудем все, что здесь говорилось, и сделаем вид, что дознание только начинается. Я знаю все твои доводы. И я им не судья. Однако выбирай: будешь говорить или сядешь в камеру как важный свидетель?
- Задавайте вопросы, - сказал я. - Если ответы не понравятся, можете меня арестовать. Если арестуете, мне понадобится позвонить по телефону.
- Правильно, - кивнул Френч. - Если арестуем. Только ведь сажать тебя не обязательно. Можно поездить с тобой по всем местам. На это уйдет несколько дней.
- А жить будешь на одних консервах, - весело заметил Бейфус.
- Строго говоря, это будет незаконно, - сказал Френч. - Но мы постоянно так делаем. Да и ты, возможно, не всегда бываешь безгрешен. Скажешь, что в этой истории ты вел себя строго по закону?
- Нет.
- Ха! - хрипло выпалил Мэглешен.
Я взглянул на молчаливую и равнодушную, снова взявшую свой блокнот оранжевую красотку.
- У тебя есть клиентка, которую ты должен оберегать, - сказал Френч. Возможно. - Так вот, она и донесла на тебя.
Я промолчал.
- Ее зовут Орфамэй Квест, - продолжил Френч, не сводя с меня взгляда.
- Задавайте вопросы, - повторил я.
- Что произошло на Айдахо-стрит?
- Я поехал туда искать ее брата. Клиентка сказала, что тот уехал из дома, и она приехала навестить его. Была встревожена. Управляющий оказался вдрызг пьян. Я заглянул в книгу регистрации и обнаружил, что в комнате Квеста живет другой человек. Поговорил с этим человеком. Ничего полезного не узнал.
Френч протянул руку, взял карандаш и постукал им по зубам.
- Потом ты видел еще этого человека?
- Да. Я сказал ему, кто я такой. Когда я спустился вниз, Клозен был мертв. И кто-то вырвал из книги регистрации лист с именем Квеста. Я позвонил в полицию.
- Но на месте не остался?
- У меня не было никаких сведений об убийстве Клозена.
- Но на месте не остался, - повторил Френч. Мэглешен громко рыгнул и со злостью отбросил плотницкий карандаш. Я проследил взглядом за тем, как он ударился о стену, упал на пол, подскочил и замер.
- Да, не остался.
- В Бэй-Сити, - прорычал Мэглешен, - мы бы могли тебя за это укокошить.
Он стал подниматься. Бейфус покосился на него и сказал:
- Предоставь заниматься этим Кристи. Еще будет и второе отделение.
- За это мы бы могли отстранить тебя от дела, - сказал Френч безо всякой интонации.
- Считайте, что отстранили. Все равно оно мне было не по душе.
- И ты вернулся к себе в контору. Что дальше?
- Сообщил обо всем клиентке. Потом позвонил какой-то человек и попросил приехать в отель "Ван Нуйс". Это оказался тот самый мужчина, с которым я разговаривал на Айдахо-стрит, но теперь он выступал уже под другим именем.
- Ты мог бы сказать нам об этом, не так ли? - Если бы сказал, пришлось бы рассказывать все. Это нарушило бы условия моего найма.
Френч кивнул и постучал карандашом по столу. Затем неторопливо проговорил:
- Убийство аннулирует подобные соглашения. Два убийства аннулируют их дважды. А два убийства одним методом - трижды. Ты выглядишь непорядочным, Марлоу. Совершенно непорядочным.
- После сегодняшнего я выгляжу непорядочным даже в глазах клиентки.
- Что случилось сегодня?
- Она сказала, что брат звонил ей из дома доктора Лагарди. Брату угрожала опасность. От меня требовалось поспешить туда и позаботиться о нем. Я поспешил туда. Доктор Лагарди и его сестра прекратили прием пациентов. Держались они испуганно. Там побывала полиция.
Я перевел взгляд на Мэглешена.
- Он опять позвонил, - буркнул Мэглешен.
- На сей раз не я.
- Ладно. Продолжай, - сказал Френч после паузы.
- Лагарди утверждал, что ничего не знает об Оррине Квесте. Медсестру он отправил домой. Потом подсунул мне одурманивающую сигарету. Когда я очнулся, то был в доме один. Но вскоре оказалось, что не совсем один: кто-то начал скрестись в дверь. Это был Оррин Квест на последнем издыхании, который, тем не менее, пытался из последних сил заколоть меня пешней.
Я повел плечами. На том месте между лопатками, куда он ткнул меня, слегка стянуло кожу, и только.
Френч сурово поглядел на Мэглешена. Тот покачал головой, но Френч продолжал глядеть на него. Бейфус стал негромко насвистывать. Сперва я не мог разобрать мелодию, потом вдруг сообразил, что это "Старый Мозес лег в могилу".
Френч повернулся ко мне и неторопливо произнес:
- У его тела не оказалось никакой пешни.
- Я оставил ее там, где она упала.
- Похоже, перчатка все же пригодится, - засопел Мэглешен и расправил ее между пальцами. - Кое-кто здесь лгун, и это не я.
- Оставь, - сказал ему Френч. - Ни к чему устраивать здесь представление. Если у парня была в руке пешня, это вовсе не значит, что он с ней и родился.
- Спиленная, - объяснил я. - Короткая. От рукоятки до основания три дюйма. Их в скобяных лавках такими не продают.
- А чего ради ему приспичило бросаться на тебя с пешней? - спросил Бейфус, иронически усмехаясь. - Ты же был его союзником. Приехал туда, чтобы оберегать его по просьбе сестры.
- Я был просто фигурой между ним и светом. Фигурой, которая двигалась, могла оказаться человеком, и даже тем, кто его ранил. Умирал он стоя. Прежде я его ни разу не видел. Если он до этого видел меня, то мне об этом не известно.
- У вас могла бы завязаться прекрасная дружба, - вздохнул Бейфус. Разумеется, если б не пешня.
- Из того, что он был вооружен ею и пытался меня заколоть, можно сделать кой-какие выводы.
- Например?
- В таком состоянии человек действует инстинктивно. Не изобретает новых способов. Квест ударил меня между лопатками и слегка проколол кожу, это было последнее усилие умирающего. Возможно, будь он в полной силе, пешня вошла бы в другое место и гораздо глубже.
- Долго мы еще будем болтать с этой обезьяной? - не выдержал Мэглешен. - Вы разговариваете с ним, как с человеком. Давайте я поговорю с ним по-своему.
- Капитану такие вещи не по душе, - небрежно заметил Френч.
- К черту капитана.
- Капитану не по душе, когда захолустные фараоны так говорят о нем, сказал Френч.
Мэглешен стиснул зубы, челюсть его побелела. Глаза сузились и заблестели. Он шумно втянул носом воздух.