Наступила мертвая пауза. Потом доктор Лагарди произнес:
- По этому поводу мне нечего сказать.
- Мне тоже. Возможно, я вам еще позвоню. Поймите меня правильно, доктор Лагарди. Это не вымогательство. Я просто маленький, сбившийся с пути человек, которому нужен друг. Мне кажется, что доктор - как и священник...
- Я полностью к вашим услугам, - сказал доктор Лагарди. - Пожалуйста, приезжайте ко мне на консультацию без церемоний.
- Спасибо, доктор, - горячо поблагодарил я. - Большое, большое спасибо.
И повесил трубку. Если доктор Винсент Лагарди говорил правду, он позвонит в полицейское управление Бэй-Сити и все расскажет. Если не позвонит, значит, врал. Может, имело бы смысл узнать это, а может, и нет.
7
Телефон на моем письменном столе зазвонил ровно в четыре.
- Вы уже нашли Оррина, мистер Марлоу?
- Пока нет. Где вы?
- Да я в аптеке, рядом с...
- Поднимайтесь сюда и перестаньте корчить из себя Мату Хари.
- Вы хоть с кем-то бываете вежливым? - спросила Орфамэй.
Я повесил трубку и для поддержания духа перед разговором налил "Старого лесничего". Глотая виски, я услышал шаги Орфамэй по коридору. Подошел к двери и распахнул ее.
- Входите в эту дверь, чтобы не соваться в толпу.
Орфамэй села и со сдержанным видом приготовилась слушать.
- Мне только удалось выяснить, - сказал я, - что в этом притоне на Айдахо-стрит торгуют наркотиками. Сигаретами с марихуаной.
- Да что вы! Какая гадость.
- Нужно принимать в жизни и хорошее, и плохое, - заметил я. - Оррин, должно быть, узнал что-то и пригрозил донести в полицию.
- Вы имеете в виду, - спросила она в своей детской манере, - что с ним за это могли расправиться?
- Скорее всего, для начала просто припугнули.
- Нет, мистер Марлоу, Оррина на испуг не возьмешь, - решительно возразила Орфамэй. - Когда на него давят, он только становится зловредным.
- Не спорю. Но мы говорим о разных вещах. Напугать можно любого - если взяться за дело умеючи.
- Нет, мистер Марлоу, - упрямо повторила она. - Оррина на испуг не возьмешь.
- Ну ладно, - сказал я. - Не возьмешь, так не возьмешь. А если б ему отрезали ногу и били ею по его же голове? Как бы он повел себя после этого - стал бы писать в бюро по улучшению деловой практики?
- Вы насмехаетесь надо мной, мистер Марлоу, - вежливо сказала Орфамэй. Голос ее был холоден, как суп в пансионе. - Это все, что вы сделали за целый день? Выяснили, что Оррин съехал и что жил он в дурном окружении? Да я и без вас это знала, мистер Марлоу. Я полагала, что раз уж вы детектив...
Она не договорила, предоставив мне догадываться об остальном самому.
- Нет, не все, - сказал я. - Еще я подпоил джином управляющего, просмотрел регистрационную книгу и побеседовал с человеком по фамилии Хикс. Джордж У.Хикс. Он носит парик. Вы, скорее всего, не встречались с ним. Он занимает, вернее, занимал комнату Оррина. И я подумал, что... Теперь настал мой черед не договорить.
Орфамэй уставилась на меня бледно-голубыми, увеличенными линзами очков глазами. Маленький рот ее был твердо сжат, руки, лежавшие на квадратной сумочке, стискивали край стола, поза была высокомерной, напыщенной, церемонной и осуждающей.
- Вы получили от меня двадцать долларов, мистер Марлоу, - холодно сказала она. - Насколько я поняла, это оплата работы за день. Мне кажется, своей работы вы не выполнили.
- Не выполнил. Что правда, то правда. Но день еще не истек. А о двадцати долларах не беспокойтесь. Если угодно, можете получить их назад. Они даже не помялись.
Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул к ней. Она посмотрела на них, но не притронулась. Медленно подняла голову и уставилась мне в глаза.
- Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер Марлоу, что вы делаете все возможное.
- С теми сведениями, какими располагаю.
- Но я сказала вам все, что мне известно.
- Не думаю, - ответил я.
- Что вы думаете, - язвительно сказала Орфамэй, - это ваше дело. В конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?
- Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое-что смущает.
- Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне ли не знать его.
- Долго он работал в компании "Кал-Вестерн"?
- Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И сразу же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.
- Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?
- Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой, письмо были для нас обеих.
- О чем?
- Вы хотите узнать, о чем он писал?
- А что же еще?
- Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих там, иногда о представлении, на котором побывал. Или о Калифорнии. И о церкви тоже.
- А о девушках?
- По-моему, Оррин мало интересовался девушками.
- И он все время жил на одном месте?
Орфамэй недоуменно кивнула.
- Когда он перестал писать?
Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и подперла нижнюю кончиком пальца.
- Месяца три-четыре назад, - наконец сказала она.
- Каким числом было датировано последнее письмо?
- Я... я не могу назвать точную дату. Пришло оно, как я сказала, три-четыре ме...
Я прервал ее взмахом руки.
- Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?
- Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.
- В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?
Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать, потом резко потрясла головой.
- Нет.
- А где живет ваша сестра Лейла?
- При чем здесь она? - вскипела Орфамэй. - Я ищу своего брата. И я думала, что раз вы - детектив...
- Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.
- Говорить так - не очень-то деликатно, - заявила Орфамэй.
- Все, что я говорю, - неделикатно. Я не деликатен. По вашим меркам деликатным может быть лишь тот, у кого не меньше трех молитвенников под мышкой. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что вы, почему-то, ничего не боитесь. Ни лично вы, ни ваша мать. А вам бы нужно очень бояться.
Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.
- Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?
Голос ее упал до печального шепота, как у требующего плату вперед гробовщика.
- Насколько мне известно - ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая матушка неделю за неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее белье священнику. От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается за очередные кальсоны.
Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.
- Вы гадкий, отвратительный человек, - гневно заявила она. - Вы просто мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.
Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.
- Цена ваших волнений - двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому, о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к чему это знать. Суньте эти денежки в свою седельную сумку и забудьте о моем существовании. Завтра можете предложить их взаймы другому детективу.
Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.
- Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.
Я встал и вышел из-за стола.
- Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.
Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.
- Без очков эти глаза поистине прекрасны, - произнес я благоговейным тоном.
Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.
- Небось, вы поступаете так со всеми клиентками, - негромко сказала она. Руки ее упали. Сумочка ударилась о мою ногу. Орфамэй всей своей тяжестью повисла на моей руке. Если она давала понять, что хочет высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.
- Нельзя же было допустить, чтобы вы потеряли равновесие, - сказал я.
- Я знала, что вы предусмотрительны.
Она расслабилась еще больше. Голова ее запрокинулась. Веки опустились и чуть подрагивали, губы приоткрылись еще шире. На них появилась легкая обольстительная улыбка, учиться которой не нужно.
- Небось, подумали, я нарочно.
- Что нарочно?
- Ну, пошатнулась.
- Уф-ф.
Орфамэй быстро обняла меня за шею и притянула к себе. Я поцеловал ее. В противном случае пришлось бы ударить. Она на долгую минуту крепко прижала свои губы к моим, потом спокойно изогнулась в моих объятиях и очень удобно угнездилась в моих руках. Издала легкий, долгий вздох.
- В Манхеттене, штат Канзас, вас могли бы арестовать за это.
- По справедливости, меня нужно было бы арестовать лишь за появление там.
Хихикнув, Орфамэй притронулась пальцем к кончику моего носа.
- Вы, небось, предпочитаете легкомысленных девушек, - сказала она, искоса глядя на меня снизу вверх. - Что ж, зато вам, по крайней мере, не придется стирать помаду. Может, в следующий раз я подкрашу губы.
- Может, сядем на пол, - предложил я. - Рука у меня начинает уставать.
Она снова хихикнула и грациозно высвободилась.
- Небось, думаете, что я много целовалась.
- Как и всякая девушка.
Орфамэй кивнула и, чуть сощурясь, поглядела на меня снизу вверх.
- Девушки целуются даже на церковных собраниях.
- Иначе не было б никаких церковных собраний.
Мы поглядели друг на друга без особого выражения.
- Что ж... - наконец заговорила Орфамэй, но я перебил ее, вернув ей очки. Она их надела, потом открыла сумочку, погляделась в зеркальце, снова порылась и что-то вынула из сумки, зажав в кулак.
- Извините меня за вредность, - сказала она и сунула что-то под лежавший на столе журнал записей. Потом еще раз слегка улыбнулась мне, четким шагом подошла к двери и распахнула ее.
- Я позвоню, - ласково сказала она. Потом вышла и застучала каблучками по коридору.
Я поднял журнал и разгладил лежавшие под ним скомканные купюры. Поцелуй был не бог весть каким, но все же я получил новую возможность заработать двадцать долларов.
Едва я вспомнил о мистере Лестере Б.Клозене, как зазвонил телефон. Я рассеянно поднял трубку. Голос был резким, но глухим, нечетким, словно проходил через штору или длинную седую бороду.
- Марлоу?
- Слушаю.
- У тебя есть сейф, Марлоу?
Мне уже надоело быть вежливым.
- Кончайте спрашивать и начинайте излагать, - ответил я.
- Я задал тебе вопрос, Марлоу.
- А я не ответил. И все тут.
Протянув руку, я нажал рычаг на телефонном аппарате и не отпускал его, пока закуривал сигарету. Я знал, что этот человек позвонит снова. Некоторым людям необходимо произнести заключительную реплику. Когда звонок раздался опять, я снял трубку и заговорил первым.
- Если у вас есть предложение, скажите, в чем оно состоит. И, пока я не получил от вас никаких денег, обращайтесь ко мне "мистер".
- Не надо так горячиться, дружище. Я попал в переделку. Мне нужна помощь. Необходимо спрятать кое-что в надежном месте. На несколько дней. Не больше. А ты быстро заработаешь немного денег.
- Как немного? - спросил я. - И как быстро?
- Сотню. Она здесь, дожидается. Я грею ее к твоему приходу.
- Слышу, как она мурчит, - сказал я. - Где это - "здесь"?
Ответ я выслушал дважды: когда я слушал голос и когда он эхом отдавался у меня в голове.
- Отель "Ван Нуйс", номер триста тридцать два. Два частых стука в дверь и два редких. Не особенно громких. И пошевеливайся. Когда сможешь...
- Что нужно прятать в сейф?
- С этим подождем, пока не приедешь. Я сказал, что спешу.
- Как ваша фамилия?
- Номер триста тридцать два, это все.
- Спасибо, что позвонили, - сказал я. - До свидания.
- Эй, эй! Погоди, недотепа. Это не краденое, как ты подумал. Не алмаз, не изумрудные подвески. Просто для меня это стоит больших денег - и ничего не стоит для всех остальных.
- Сейф есть в отеле.
- Хочешь умереть бедняком, Марлоу?
- Почему бы и нет? Умер же Рокфеллер. Еще раз до свидания.
Голос изменился. Мягкость его исчезла. Он произнес быстро и резко:
- Как делишки в Бэй-Сити?
Я не ответил. Молча ждал. Послышалось, как в телефоне-автомате звякнула монета.
- Думаю, это может заинтересовать тебя, Марлоу. Номер триста тридцать два. Кати сюда, дружище. И побыстрее.
Раздался щелчок. Я повесил трубку. Со стола ни с того ни с сего скатился карандаш и сломался, ударившись о ножку стола. Я поднял его и старательно заточил в привинченной к оконной раме точилке. Потом положил его в корзину на столе и отряхнул руки. Мне некуда было девать время. Я поглядел в окно. И ничего не увидел. Ничего не услышал.
А потом и вовсе ни с того ни с сего мне привиделось лицо Орфамэй Квест, в очках, ухоженное, подкрашенное, с белокурыми, взбитыми высоко над перехваченным лентой лбом волосами. И с альковными глазами. Глаза у всех у них непременно должны быть альковными. Я сделал попытку крупным планом представить себе, как в это лицо зубами впивается некий самец из пользующегося дурной славой многолюдного бара "Романофф".
Путь до отеля "Ван Нуйс" занял у меня двадцать минут.
8
Когда-то этот отель, несомненно, отличался своеобразной изысканностью. Но она давно уже ушла в прошлое. Застарелый запах сигарного дыма с давних пор стойко держался в вестибюле, как и грязная позолота на потолке и продавленные кожаные кресла. Мраморная доска стала от времени желто-коричневой. Но ковровая дорожка была новой, жесткой с виду, как и портье. Пройдя мимо него, я направился к табачному киоску в углу, выложил двадцать пять центов и попросил пачку "Кэмел". За прилавком стояла соломенная блондинка с усталыми глазами и тонкой шеей. Она положила передо мной сигареты, прибавила к ним спички и бросила сдачу в стоявшую на прилавке коробку с прорезью. На коробке было написано: "Спасибо от благотворительного фонда".
- Вам хотелось, чтобы я это сделала, так ведь? - сказала блондинка, терпеливо улыбаясь. - Вам хотелось отдать свою мелочь несчастным приютским детишкам с рахитичными ножками, правда?
- А что, если нет? - спросил я.
- Я вытащу оттуда семь центов. Но это будет очень мучительно.
В ее слабом протяжном голосе звучала какая-то влажная, напоминающая сырое банное полотенце, нежность. Я вслед за семью центами опустил еще двадцатицентовик. Тут блондинка улыбнулась так широко, что стали видны ее гланды.
- Вы славный человек. Я вижу, что славный. Многие приходят сюда, чтобы заигрывать со мной. Подумать только. Из-за семи центов. Заигрывать.
- Кто сейчас детектив в отеле? - спросил я, не желая пользоваться предлагаемой возможностью.
- Их двое. - Блондинка стала неторопливо поправлять что-то на затылке, старательно демонстрируя при этом свои кроваво-красные ногти. - По ночам дежурит мистер Хэди, а днем - мистер Флэк. Сейчас день, значит, смена мистера Флэка.
- Где его можно найти?
Блондинка перегнулась через прилавок и, дав мне вдохнуть запах своих волос, указала длинным ногтем в сторону лифтов.
- В этом коридоре, сразу же за швейцарской. Швейцарскую вы заметите, там дверь из двух половинок, и на верхней золотыми буквами надпись "Швейцар". Только эта половинка откинута, так что, может, надписи вы и не увидите.
- Увижу, - пообещал я. - Хотя бы для этого пришлось привинтить к шее дверную петлю. Как выглядит этот Флэк?
- Ну, - сказала блондинка, - такой невысокий, коренастый, с усиками. Довольно плотный. Сложен крепко, только ростом не вышел.
Пальцы ее поползли по прилавку туда, где я бы мог, не двигаясь с места, коснуться их.
- Неинтересный он. Зачем он вам?
- Дела, - ответил я и поспешил отойти, пока она не вцепилась в меня.
От лифтов я оглянулся на блондинку. Она глядела мне вслед с выражением, которое считала, видимо, задумчивым.
Швейцарская находилась посредине коридора, ведущего к выходу на Спринг-стрит. Следующая дверь была приоткрытой. Я заглянул туда, потом вошел и прикрыл ее за собой.
За небольшим столом, на котором кроме пыли и большой пепельницы почти ничего не было, сидел человек. Невысокий и крепко сложенный. Под носом у него темнела колючая полоска, длиною в дюйм. Я уселся напротив него и положил на стол визитную карточку.
Он лениво потянулся к ней, прочел написанное, перевернул и так же внимательно прочел все на обороте. Достал из пепельницы недокуренную сигару и, разжигая ее, опалил себе нос.
- На что жалуешься? - пробурчал он.
- Ни на что. Флэк - это ты?
Ответить он не потрудился. Лишь устремил на меня пристальный взгляд, скрывающий его мысли, если только-ему было что скрывать.
- Мне хотелось бы узнать кое-что об одном из постояльцев, - сказал я.
- Как его имя? - спросил Флэк без особого воодушевления.
- Не знаю, под каким именем он здесь живет. У него триста тридцать второй номер.
- А как его звали в других местах? - спросил Флэк.
- Не знаю и этого.
- Ну а как он выглядит? - Флэк проникся подозрительностью, вновь перечел текст моей визитной карточки, однако никаких новых сведений не почерпнул.
- Насколько мне известно, я его ни разу не видел.
- Видно, я переутомился, - сказал Флэк. - Ничего не могу понять.
- Этот человек позвонил мне. Хотел меня видеть.
- Я тебя не задерживаю.
- Слушай, Флэк. У частного детектива иногда появляются враги. Ты должен это знать. Этот человек чего-то от меня хочет. Приглашает сюда, забывает представиться и вешает трубку. Я решил кое-что разузнать, прежде чем подниматься к нему.
Флэк достал изо рта сигару и терпеливо сказал:
- У меня просто голова кругом идет. Все равно ничего не понимаю. Хоть убей.
Я перегнулся через стол и неторопливо, отчетливо сказал:
- Возможно, это удобный способ заманить меня в отель, убрать и тихо смотаться. Тебе не хочется, чтобы такое случилось здесь, а, Флэк?
- Допустим, - сказал он. - А ты что, считаешь себя такой уж важной птицей?
- Тебе нравится эта гадость, которую ты куришь, или ты считаешь, что она придает тебе устрашающий вид?
- Разве я могу курить сигары получше, - сказал Флэк, упорно глядя на меня, - если получаю всего сорок пять монет в неделю?
- Я еще не получил денег. Пока ничем не могу помочь.
Флэк огорченно хмыкнул, устало поднялся и вышел. Я закурил сигарету и стал ждать. Вскоре он вернулся и положил на стол регистрационную карточку. На ней твердым округлым почерком было выведено: "Доктор Дж.У.Хэмблтон. Калифорния, Эль Сентро". Администратор написал на ней и другие сведения, включая суточную стоимость проживания. Флэк ткнул в карточку пальцем, нуждавшемся в маникюре или по крайней мере в щетке для ногтей.
- Занял номер 332 в два сорок семь, - сказал он. - То бишь сегодня. В счет ему ничего не занесено. Только плата за день проживания. Ни телефонных звонков, ни прочего. Тебе это нужно?
- Как он выглядит? - спросил я.
- Я его не видел. Думаешь, я стою и фотографирую постояльцев, пока они регистрируются?
- Спасибо, - сказал я. - Доктор Дж.У.Хэмблтон, Эль Сентро. Весьма признателен, - и вернул регистрационную карточку.
- Всегда рад поделиться тем, что знаю, - сказал Флэк, когда я выходил. - Не забывай, где я живу. Если только это можно назвать жизнью.
Я кивнул и вышел. Бывают такие дни. Встречаешься с одними недотепами. Начинаешь смотреть на себя в зеркало и удивляться.
9
Триста тридцать второй номер находился в глубине здания, неподалеку от выхода на пожарную лестницу. В коридоре пахло старыми коврами, мебельным лаком и однообразной безликостью тысячи неудавшихся жизней. Ведро для песка на полке под пожарным шлангом было полно скопившимися за несколько дней сигарными и сигаретными окурками. Через открытую фрамугу из приемника слышалась духовая музыка. Через другую доносился неудержимый смех. В конце коридора, у номера 332, было потише.
Как было условлено, я постучал с одним долгим и с одним коротким промежутками. Никакого ответа. Я почувствовал себя изнуренным и старым, словно всю жизнь стучался в двери номеров дешевых отелей, и никто ни разу не потрудился мне открыть. Постучал еще раз. Потом повернул ручку и вошел. Изнутри в замок был вставлен ключ с красной картонной биркой.
За дверью находилась небольшая прихожая с ванной по правую сторону. Из прихожей была видна кровать и лежащий на ней человек в рубашке и брюках.
- Доктор Хэмблтон? - спросил я.
Лежащий не ответил. Я направился было к нему, но вдруг ощутил возле ванной запах каких-то духов. Я повернулся, но недостаточно быстро. В дверном проеме, прикрыв полотенцем нижнюю часть лица, стояла женщина. Над полотенцем были темные очки. А над очками - широкополая соломенная шляпа пыльно-голубого цвета. Из-под шляпы выбивались пышные белокурые волосы. В их тени виднелись синие клипсы. Оправа очков была белой, с широкими заушниками. Платье цветом гармонировало со шляпой. Поверх платья была распахнутая вышитая шелковая жакетка. На руках - перчатки с крагами. Правой рукой женщина сжимала пистолет. Похоже, тридцать второго калибра.
- Повернитесь и заведите руки за спину, - сказала она. Приглушенный полотенцем голос значил для меня так же мало, как и темные очки. По телефону со мной говорил мужчина. Я не шевельнулся.
- Я не шучу, - сказала женщина. - Даю вам три секунды.
- А нельзя ли минуту? Мне приятно смотреть на вас.
Женщина сделала маленьким пистолетом угрожающий жест.
- Повернитесь, - резко приказала она. - Живо.
- Слышать ваш голос мне тоже приятно.
- Ну ладно же, - сдавленно сказала она. - Раз вы сами напрашиваетесь, будь по-вашему.
- Не забывайте, что вы дама, - сказал я, повернулся и поднял руки к плечам. Дуло пистолета уперлось мне в затылок. Дыхание женщины слегка щекотало мне кожу. Запах духов был, можно сказать, изысканным, не очень сильным, не очень резким. Дуло оторвалось от затылка, и в глазах у меня сверкнуло белое пламя. Я крякнул, повалился вниз лицом на четвереньки и быстро протянул руку назад. Рука коснулась ножки в нейлоновом чулке, правда, только вскользь. Погладить такую ножку было приятно. Еще один сильный удар по голове лишил меня этого удовольствия, я захрипел, как перед смертью. И бессильно распростерся на полу. Дверь открылась. Лязгнул ключ. Дверь закрылась. Ключ повернулся. Тишина.
Я с трудом поднялся и зашел в ванную. Приложил к ушибу смоченное холодной водой полотенце. Судя по ощущению, женщина била каблуком. Что не рукояткой пистолета - это определенно. Кровь выступила, но слегка. Я ополоснул полотенце и, поглаживая шишку, недоумевал, почему с воплем не бросился за женщиной. Передо мной над раковиной была открытая аптечка. Крышка жестянки с тальком откинута. Тальк рассыпан по всей полке. Тюбик с зубной пастой разрезан. Кто-то что-то искал.
Выйдя в прихожую, я подергал дверь. Заперта снаружи. Я нагнулся и глянул в замочную скважину. Замок оказался с наружной и внутренней скважинами на разных уровнях. Куколка в темных очках многого не знала об отелях. Я повернул отпирающую наружный запор ручку замка, открыл дверь, оглядел пустой коридор и закрыл снова.
Затем направился к лежащему на кровати человеку. Все это время он ни разу не шевельнулся, и я догадывался, почему.
За маленькой прихожей находилась комната с двумя окнами, в них, освещая лежащего с ног до шеи, падали косые лучи вечернего солнца. На грани света и тени торчало что-то сине-белое, блестящее, округлое. Человек лежал в удобной позе, на боку, вытянув руки вдоль тела, без обуви, щекой на подушке, и казался спящим. На голове у него был парик. В прошлый раз, когда я говорил с этим человеком, его звали Джордж У.Хикс. Теперь - доктор Дж.У.Хэмблтон. Инициалы те же самые. Впрочем, теперь это не имело значения. Он умолк навсегда. Крови не было. Ни капли. Это одно из немногих достоинств умелой работы пешней.
Я коснулся шеи лежащего. Она еще не успела остыть. Солнечные лучи сместились от рукоятки пешни к его левому уху. Я отвернулся и оглядел комнату. Телефонный аппарат был вскрыт. В углу валялась гидеоновская Библия. Письменный стол хранил следы обыска. Я подошел к чулану и заглянул в него. Только постельные принадлежности да чемодан, который я уже видел. Ничего такого, что могло бы представлять интерес. Я поднял с пола жесткополую шляпу, положил ее на стол и вернулся в ванную. Теперь меня занимало, удалось ли убийцам найти то, что они искали. Времени у них было в обрез.
Я старательно обыскал ванную. Снял крышку с бачка и спустил воду. Пусто. Заглянул в водослив. Нитки с привязанным к ее концу предметом не было. Обыскал комод. Там оказался только старый конверт. Отбросил крючки оконных сеток и пошарил под наружными подоконниками. Поднял с пола Библию и перелистал ее снова. Осмотрел три картины и обследовал кромку ковра. Он был плотно прибит к стене, в углубления от гвоздей набилась пыль. Лег и осмотрел пол под кроватью. Тоже ничего, кроме пыли. Встал на стул и заглянул в абажур. Только пыль и дохлые мотыльки. Оглядел постель. Она была застелена горничной, и с тех пор к ней никто не прикасался. Ощупал подушку под головой мертвеца, потом достал из чулана вторую и ощупал швы. Ничего.
- По этому поводу мне нечего сказать.
- Мне тоже. Возможно, я вам еще позвоню. Поймите меня правильно, доктор Лагарди. Это не вымогательство. Я просто маленький, сбившийся с пути человек, которому нужен друг. Мне кажется, что доктор - как и священник...
- Я полностью к вашим услугам, - сказал доктор Лагарди. - Пожалуйста, приезжайте ко мне на консультацию без церемоний.
- Спасибо, доктор, - горячо поблагодарил я. - Большое, большое спасибо.
И повесил трубку. Если доктор Винсент Лагарди говорил правду, он позвонит в полицейское управление Бэй-Сити и все расскажет. Если не позвонит, значит, врал. Может, имело бы смысл узнать это, а может, и нет.
7
Телефон на моем письменном столе зазвонил ровно в четыре.
- Вы уже нашли Оррина, мистер Марлоу?
- Пока нет. Где вы?
- Да я в аптеке, рядом с...
- Поднимайтесь сюда и перестаньте корчить из себя Мату Хари.
- Вы хоть с кем-то бываете вежливым? - спросила Орфамэй.
Я повесил трубку и для поддержания духа перед разговором налил "Старого лесничего". Глотая виски, я услышал шаги Орфамэй по коридору. Подошел к двери и распахнул ее.
- Входите в эту дверь, чтобы не соваться в толпу.
Орфамэй села и со сдержанным видом приготовилась слушать.
- Мне только удалось выяснить, - сказал я, - что в этом притоне на Айдахо-стрит торгуют наркотиками. Сигаретами с марихуаной.
- Да что вы! Какая гадость.
- Нужно принимать в жизни и хорошее, и плохое, - заметил я. - Оррин, должно быть, узнал что-то и пригрозил донести в полицию.
- Вы имеете в виду, - спросила она в своей детской манере, - что с ним за это могли расправиться?
- Скорее всего, для начала просто припугнули.
- Нет, мистер Марлоу, Оррина на испуг не возьмешь, - решительно возразила Орфамэй. - Когда на него давят, он только становится зловредным.
- Не спорю. Но мы говорим о разных вещах. Напугать можно любого - если взяться за дело умеючи.
- Нет, мистер Марлоу, - упрямо повторила она. - Оррина на испуг не возьмешь.
- Ну ладно, - сказал я. - Не возьмешь, так не возьмешь. А если б ему отрезали ногу и били ею по его же голове? Как бы он повел себя после этого - стал бы писать в бюро по улучшению деловой практики?
- Вы насмехаетесь надо мной, мистер Марлоу, - вежливо сказала Орфамэй. Голос ее был холоден, как суп в пансионе. - Это все, что вы сделали за целый день? Выяснили, что Оррин съехал и что жил он в дурном окружении? Да я и без вас это знала, мистер Марлоу. Я полагала, что раз уж вы детектив...
Она не договорила, предоставив мне догадываться об остальном самому.
- Нет, не все, - сказал я. - Еще я подпоил джином управляющего, просмотрел регистрационную книгу и побеседовал с человеком по фамилии Хикс. Джордж У.Хикс. Он носит парик. Вы, скорее всего, не встречались с ним. Он занимает, вернее, занимал комнату Оррина. И я подумал, что... Теперь настал мой черед не договорить.
Орфамэй уставилась на меня бледно-голубыми, увеличенными линзами очков глазами. Маленький рот ее был твердо сжат, руки, лежавшие на квадратной сумочке, стискивали край стола, поза была высокомерной, напыщенной, церемонной и осуждающей.
- Вы получили от меня двадцать долларов, мистер Марлоу, - холодно сказала она. - Насколько я поняла, это оплата работы за день. Мне кажется, своей работы вы не выполнили.
- Не выполнил. Что правда, то правда. Но день еще не истек. А о двадцати долларах не беспокойтесь. Если угодно, можете получить их назад. Они даже не помялись.
Открыв ящик стола, я вынул деньги, положил на стол и придвинул к ней. Она посмотрела на них, но не притронулась. Медленно подняла голову и уставилась мне в глаза.
- Вы не так меня поняли. Я знаю, мистер Марлоу, что вы делаете все возможное.
- С теми сведениями, какими располагаю.
- Но я сказала вам все, что мне известно.
- Не думаю, - ответил я.
- Что вы думаете, - язвительно сказала Орфамэй, - это ваше дело. В конце концов, зачем бы я обращалась к вам, если б знала то, что мне нужно?
- Я не говорю, что вы знаете все, что вам нужно. Речь идет о том, что я не знаю всего, нужного мне для выполнения работы. И в том, что я услышал от вас, меня кое-что смущает.
- Что смущает? Я сказала вам правду. Оррин мой брат. Мне ли не знать его.
- Долго он работал в компании "Кал-Вестерн"?
- Я говорила вам. Оррин приехал в Калифорнию около года назад. И сразу же стал работать, потому что еще до отъезда подыскал себе место.
- Часто он писал домой? До того, как перестали приходить письма?
- Каждую неделю. Иногда чаще. Поочередно то матери, то мне. Само собой, письмо были для нас обеих.
- О чем?
- Вы хотите узнать, о чем он писал?
- А что же еще?
- Не будьте таким резким. Писал о работе, о заводе, о людях, работающих там, иногда о представлении, на котором побывал. Или о Калифорнии. И о церкви тоже.
- А о девушках?
- По-моему, Оррин мало интересовался девушками.
- И он все время жил на одном месте?
Орфамэй недоуменно кивнула.
- Когда он перестал писать?
Над этим вопросом пришлось задуматься. Орфамэй поджала губы и подперла нижнюю кончиком пальца.
- Месяца три-четыре назад, - наконец сказала она.
- Каким числом было датировано последнее письмо?
- Я... я не могу назвать точную дату. Пришло оно, как я сказала, три-четыре ме...
Я прервал ее взмахом руки.
- Было там что-нибудь необычное? В строках или между строк?
- Да нет. Вроде бы оно ничем не отличалось от других писем.
- В Калифорнии у вас нет родственников или знакомых?
Орфамэй как-то странно поглядела на меня, хотела что-то сказать, потом резко потрясла головой.
- Нет.
- А где живет ваша сестра Лейла?
- При чем здесь она? - вскипела Орфамэй. - Я ищу своего брата. И я думала, что раз вы - детектив...
- Так. Теперь я скажу, что меня смущает. Не стану касаться того, что вы скрываете, где остановились. Возможно, это просто из опасения, что я вдруг заявлюсь к вам с бутылкой спиртного и начну приставать.
- Говорить так - не очень-то деликатно, - заявила Орфамэй.
- Все, что я говорю, - неделикатно. Я не деликатен. По вашим меркам деликатным может быть лишь тот, у кого не меньше трех молитвенников под мышкой. Но зато я дотошен. Портит всю эту картину то, что вы, почему-то, ничего не боитесь. Ни лично вы, ни ваша мать. А вам бы нужно очень бояться.
Орфамэй тонкими пальцами крепко стиснула сумочку и прижала ее к груди.
- Вы хотите сказать, с ним что-то случилось?
Голос ее упал до печального шепота, как у требующего плату вперед гробовщика.
- Насколько мне известно - ничего. Но я не представляю, как можно, зная, что за человек этот ваш Оррин, несколько месяцев не наводить о нем никаких справок. Не представляю, как можно не обратиться в полицию, где есть отдел розыска пропавших. И явиться к работающему в одиночку детективу, о котором вы никогда ничего не слышали, с просьбой порыться в мусорной куче. Не представляю, как ваша добрая старая матушка неделю за неделей сидит в Манхеттене, штат Канзас, штопая зимнее белье священнику. От Оррина нет писем, нет никаких вестей. А она лишь вздыхает и принимается за очередные кальсоны.
Орфамэй подскочила и бросилась в наступление.
- Вы гадкий, отвратительный человек, - гневно заявила она. - Вы просто мерзавец. Не смейте говорить, что мы с матерью не волновались. Не смейте.
Я еще ближе придвинул к ней лежащие на столе деньги.
- Цена ваших волнений - двадцать долларов, милочка. Но перейдем к тому, о чем вы умалчиваете. Мне, пожалуй, и ни к чему это знать. Суньте эти денежки в свою седельную сумку и забудьте о моем существовании. Завтра можете предложить их взаймы другому детективу.
Орфамэй убрала деньги и злобно щелкнула замком.
- Вряд ли мне удастся забыть ваше хамство. Еще никто на свете со мной так не разговаривал.
Я встал и вышел из-за стола.
- Не придавайте моему хамству особого значения. А то, чего доброго, оно вам понравится.
Протянув руку, я снял с нее очки. Орфамэй сделала полшага назад, пошатнулась, и я машинально подхватил ее. Округлив глаза, она двумя руками уперлась мне в грудь и толкнула. Котенок и то мог бы толкнуть сильнее.
- Без очков эти глаза поистине прекрасны, - произнес я благоговейным тоном.
Орфамэй расслабилась, откинула голову назад и чуть приоткрыла губы.
- Небось, вы поступаете так со всеми клиентками, - негромко сказала она. Руки ее упали. Сумочка ударилась о мою ногу. Орфамэй всей своей тяжестью повисла на моей руке. Если она давала понять, что хочет высвободиться, то перепутала способы выражения желаний.
- Нельзя же было допустить, чтобы вы потеряли равновесие, - сказал я.
- Я знала, что вы предусмотрительны.
Она расслабилась еще больше. Голова ее запрокинулась. Веки опустились и чуть подрагивали, губы приоткрылись еще шире. На них появилась легкая обольстительная улыбка, учиться которой не нужно.
- Небось, подумали, я нарочно.
- Что нарочно?
- Ну, пошатнулась.
- Уф-ф.
Орфамэй быстро обняла меня за шею и притянула к себе. Я поцеловал ее. В противном случае пришлось бы ударить. Она на долгую минуту крепко прижала свои губы к моим, потом спокойно изогнулась в моих объятиях и очень удобно угнездилась в моих руках. Издала легкий, долгий вздох.
- В Манхеттене, штат Канзас, вас могли бы арестовать за это.
- По справедливости, меня нужно было бы арестовать лишь за появление там.
Хихикнув, Орфамэй притронулась пальцем к кончику моего носа.
- Вы, небось, предпочитаете легкомысленных девушек, - сказала она, искоса глядя на меня снизу вверх. - Что ж, зато вам, по крайней мере, не придется стирать помаду. Может, в следующий раз я подкрашу губы.
- Может, сядем на пол, - предложил я. - Рука у меня начинает уставать.
Она снова хихикнула и грациозно высвободилась.
- Небось, думаете, что я много целовалась.
- Как и всякая девушка.
Орфамэй кивнула и, чуть сощурясь, поглядела на меня снизу вверх.
- Девушки целуются даже на церковных собраниях.
- Иначе не было б никаких церковных собраний.
Мы поглядели друг на друга без особого выражения.
- Что ж... - наконец заговорила Орфамэй, но я перебил ее, вернув ей очки. Она их надела, потом открыла сумочку, погляделась в зеркальце, снова порылась и что-то вынула из сумки, зажав в кулак.
- Извините меня за вредность, - сказала она и сунула что-то под лежавший на столе журнал записей. Потом еще раз слегка улыбнулась мне, четким шагом подошла к двери и распахнула ее.
- Я позвоню, - ласково сказала она. Потом вышла и застучала каблучками по коридору.
Я поднял журнал и разгладил лежавшие под ним скомканные купюры. Поцелуй был не бог весть каким, но все же я получил новую возможность заработать двадцать долларов.
Едва я вспомнил о мистере Лестере Б.Клозене, как зазвонил телефон. Я рассеянно поднял трубку. Голос был резким, но глухим, нечетким, словно проходил через штору или длинную седую бороду.
- Марлоу?
- Слушаю.
- У тебя есть сейф, Марлоу?
Мне уже надоело быть вежливым.
- Кончайте спрашивать и начинайте излагать, - ответил я.
- Я задал тебе вопрос, Марлоу.
- А я не ответил. И все тут.
Протянув руку, я нажал рычаг на телефонном аппарате и не отпускал его, пока закуривал сигарету. Я знал, что этот человек позвонит снова. Некоторым людям необходимо произнести заключительную реплику. Когда звонок раздался опять, я снял трубку и заговорил первым.
- Если у вас есть предложение, скажите, в чем оно состоит. И, пока я не получил от вас никаких денег, обращайтесь ко мне "мистер".
- Не надо так горячиться, дружище. Я попал в переделку. Мне нужна помощь. Необходимо спрятать кое-что в надежном месте. На несколько дней. Не больше. А ты быстро заработаешь немного денег.
- Как немного? - спросил я. - И как быстро?
- Сотню. Она здесь, дожидается. Я грею ее к твоему приходу.
- Слышу, как она мурчит, - сказал я. - Где это - "здесь"?
Ответ я выслушал дважды: когда я слушал голос и когда он эхом отдавался у меня в голове.
- Отель "Ван Нуйс", номер триста тридцать два. Два частых стука в дверь и два редких. Не особенно громких. И пошевеливайся. Когда сможешь...
- Что нужно прятать в сейф?
- С этим подождем, пока не приедешь. Я сказал, что спешу.
- Как ваша фамилия?
- Номер триста тридцать два, это все.
- Спасибо, что позвонили, - сказал я. - До свидания.
- Эй, эй! Погоди, недотепа. Это не краденое, как ты подумал. Не алмаз, не изумрудные подвески. Просто для меня это стоит больших денег - и ничего не стоит для всех остальных.
- Сейф есть в отеле.
- Хочешь умереть бедняком, Марлоу?
- Почему бы и нет? Умер же Рокфеллер. Еще раз до свидания.
Голос изменился. Мягкость его исчезла. Он произнес быстро и резко:
- Как делишки в Бэй-Сити?
Я не ответил. Молча ждал. Послышалось, как в телефоне-автомате звякнула монета.
- Думаю, это может заинтересовать тебя, Марлоу. Номер триста тридцать два. Кати сюда, дружище. И побыстрее.
Раздался щелчок. Я повесил трубку. Со стола ни с того ни с сего скатился карандаш и сломался, ударившись о ножку стола. Я поднял его и старательно заточил в привинченной к оконной раме точилке. Потом положил его в корзину на столе и отряхнул руки. Мне некуда было девать время. Я поглядел в окно. И ничего не увидел. Ничего не услышал.
А потом и вовсе ни с того ни с сего мне привиделось лицо Орфамэй Квест, в очках, ухоженное, подкрашенное, с белокурыми, взбитыми высоко над перехваченным лентой лбом волосами. И с альковными глазами. Глаза у всех у них непременно должны быть альковными. Я сделал попытку крупным планом представить себе, как в это лицо зубами впивается некий самец из пользующегося дурной славой многолюдного бара "Романофф".
Путь до отеля "Ван Нуйс" занял у меня двадцать минут.
8
Когда-то этот отель, несомненно, отличался своеобразной изысканностью. Но она давно уже ушла в прошлое. Застарелый запах сигарного дыма с давних пор стойко держался в вестибюле, как и грязная позолота на потолке и продавленные кожаные кресла. Мраморная доска стала от времени желто-коричневой. Но ковровая дорожка была новой, жесткой с виду, как и портье. Пройдя мимо него, я направился к табачному киоску в углу, выложил двадцать пять центов и попросил пачку "Кэмел". За прилавком стояла соломенная блондинка с усталыми глазами и тонкой шеей. Она положила передо мной сигареты, прибавила к ним спички и бросила сдачу в стоявшую на прилавке коробку с прорезью. На коробке было написано: "Спасибо от благотворительного фонда".
- Вам хотелось, чтобы я это сделала, так ведь? - сказала блондинка, терпеливо улыбаясь. - Вам хотелось отдать свою мелочь несчастным приютским детишкам с рахитичными ножками, правда?
- А что, если нет? - спросил я.
- Я вытащу оттуда семь центов. Но это будет очень мучительно.
В ее слабом протяжном голосе звучала какая-то влажная, напоминающая сырое банное полотенце, нежность. Я вслед за семью центами опустил еще двадцатицентовик. Тут блондинка улыбнулась так широко, что стали видны ее гланды.
- Вы славный человек. Я вижу, что славный. Многие приходят сюда, чтобы заигрывать со мной. Подумать только. Из-за семи центов. Заигрывать.
- Кто сейчас детектив в отеле? - спросил я, не желая пользоваться предлагаемой возможностью.
- Их двое. - Блондинка стала неторопливо поправлять что-то на затылке, старательно демонстрируя при этом свои кроваво-красные ногти. - По ночам дежурит мистер Хэди, а днем - мистер Флэк. Сейчас день, значит, смена мистера Флэка.
- Где его можно найти?
Блондинка перегнулась через прилавок и, дав мне вдохнуть запах своих волос, указала длинным ногтем в сторону лифтов.
- В этом коридоре, сразу же за швейцарской. Швейцарскую вы заметите, там дверь из двух половинок, и на верхней золотыми буквами надпись "Швейцар". Только эта половинка откинута, так что, может, надписи вы и не увидите.
- Увижу, - пообещал я. - Хотя бы для этого пришлось привинтить к шее дверную петлю. Как выглядит этот Флэк?
- Ну, - сказала блондинка, - такой невысокий, коренастый, с усиками. Довольно плотный. Сложен крепко, только ростом не вышел.
Пальцы ее поползли по прилавку туда, где я бы мог, не двигаясь с места, коснуться их.
- Неинтересный он. Зачем он вам?
- Дела, - ответил я и поспешил отойти, пока она не вцепилась в меня.
От лифтов я оглянулся на блондинку. Она глядела мне вслед с выражением, которое считала, видимо, задумчивым.
Швейцарская находилась посредине коридора, ведущего к выходу на Спринг-стрит. Следующая дверь была приоткрытой. Я заглянул туда, потом вошел и прикрыл ее за собой.
За небольшим столом, на котором кроме пыли и большой пепельницы почти ничего не было, сидел человек. Невысокий и крепко сложенный. Под носом у него темнела колючая полоска, длиною в дюйм. Я уселся напротив него и положил на стол визитную карточку.
Он лениво потянулся к ней, прочел написанное, перевернул и так же внимательно прочел все на обороте. Достал из пепельницы недокуренную сигару и, разжигая ее, опалил себе нос.
- На что жалуешься? - пробурчал он.
- Ни на что. Флэк - это ты?
Ответить он не потрудился. Лишь устремил на меня пристальный взгляд, скрывающий его мысли, если только-ему было что скрывать.
- Мне хотелось бы узнать кое-что об одном из постояльцев, - сказал я.
- Как его имя? - спросил Флэк без особого воодушевления.
- Не знаю, под каким именем он здесь живет. У него триста тридцать второй номер.
- А как его звали в других местах? - спросил Флэк.
- Не знаю и этого.
- Ну а как он выглядит? - Флэк проникся подозрительностью, вновь перечел текст моей визитной карточки, однако никаких новых сведений не почерпнул.
- Насколько мне известно, я его ни разу не видел.
- Видно, я переутомился, - сказал Флэк. - Ничего не могу понять.
- Этот человек позвонил мне. Хотел меня видеть.
- Я тебя не задерживаю.
- Слушай, Флэк. У частного детектива иногда появляются враги. Ты должен это знать. Этот человек чего-то от меня хочет. Приглашает сюда, забывает представиться и вешает трубку. Я решил кое-что разузнать, прежде чем подниматься к нему.
Флэк достал изо рта сигару и терпеливо сказал:
- У меня просто голова кругом идет. Все равно ничего не понимаю. Хоть убей.
Я перегнулся через стол и неторопливо, отчетливо сказал:
- Возможно, это удобный способ заманить меня в отель, убрать и тихо смотаться. Тебе не хочется, чтобы такое случилось здесь, а, Флэк?
- Допустим, - сказал он. - А ты что, считаешь себя такой уж важной птицей?
- Тебе нравится эта гадость, которую ты куришь, или ты считаешь, что она придает тебе устрашающий вид?
- Разве я могу курить сигары получше, - сказал Флэк, упорно глядя на меня, - если получаю всего сорок пять монет в неделю?
- Я еще не получил денег. Пока ничем не могу помочь.
Флэк огорченно хмыкнул, устало поднялся и вышел. Я закурил сигарету и стал ждать. Вскоре он вернулся и положил на стол регистрационную карточку. На ней твердым округлым почерком было выведено: "Доктор Дж.У.Хэмблтон. Калифорния, Эль Сентро". Администратор написал на ней и другие сведения, включая суточную стоимость проживания. Флэк ткнул в карточку пальцем, нуждавшемся в маникюре или по крайней мере в щетке для ногтей.
- Занял номер 332 в два сорок семь, - сказал он. - То бишь сегодня. В счет ему ничего не занесено. Только плата за день проживания. Ни телефонных звонков, ни прочего. Тебе это нужно?
- Как он выглядит? - спросил я.
- Я его не видел. Думаешь, я стою и фотографирую постояльцев, пока они регистрируются?
- Спасибо, - сказал я. - Доктор Дж.У.Хэмблтон, Эль Сентро. Весьма признателен, - и вернул регистрационную карточку.
- Всегда рад поделиться тем, что знаю, - сказал Флэк, когда я выходил. - Не забывай, где я живу. Если только это можно назвать жизнью.
Я кивнул и вышел. Бывают такие дни. Встречаешься с одними недотепами. Начинаешь смотреть на себя в зеркало и удивляться.
9
Триста тридцать второй номер находился в глубине здания, неподалеку от выхода на пожарную лестницу. В коридоре пахло старыми коврами, мебельным лаком и однообразной безликостью тысячи неудавшихся жизней. Ведро для песка на полке под пожарным шлангом было полно скопившимися за несколько дней сигарными и сигаретными окурками. Через открытую фрамугу из приемника слышалась духовая музыка. Через другую доносился неудержимый смех. В конце коридора, у номера 332, было потише.
Как было условлено, я постучал с одним долгим и с одним коротким промежутками. Никакого ответа. Я почувствовал себя изнуренным и старым, словно всю жизнь стучался в двери номеров дешевых отелей, и никто ни разу не потрудился мне открыть. Постучал еще раз. Потом повернул ручку и вошел. Изнутри в замок был вставлен ключ с красной картонной биркой.
За дверью находилась небольшая прихожая с ванной по правую сторону. Из прихожей была видна кровать и лежащий на ней человек в рубашке и брюках.
- Доктор Хэмблтон? - спросил я.
Лежащий не ответил. Я направился было к нему, но вдруг ощутил возле ванной запах каких-то духов. Я повернулся, но недостаточно быстро. В дверном проеме, прикрыв полотенцем нижнюю часть лица, стояла женщина. Над полотенцем были темные очки. А над очками - широкополая соломенная шляпа пыльно-голубого цвета. Из-под шляпы выбивались пышные белокурые волосы. В их тени виднелись синие клипсы. Оправа очков была белой, с широкими заушниками. Платье цветом гармонировало со шляпой. Поверх платья была распахнутая вышитая шелковая жакетка. На руках - перчатки с крагами. Правой рукой женщина сжимала пистолет. Похоже, тридцать второго калибра.
- Повернитесь и заведите руки за спину, - сказала она. Приглушенный полотенцем голос значил для меня так же мало, как и темные очки. По телефону со мной говорил мужчина. Я не шевельнулся.
- Я не шучу, - сказала женщина. - Даю вам три секунды.
- А нельзя ли минуту? Мне приятно смотреть на вас.
Женщина сделала маленьким пистолетом угрожающий жест.
- Повернитесь, - резко приказала она. - Живо.
- Слышать ваш голос мне тоже приятно.
- Ну ладно же, - сдавленно сказала она. - Раз вы сами напрашиваетесь, будь по-вашему.
- Не забывайте, что вы дама, - сказал я, повернулся и поднял руки к плечам. Дуло пистолета уперлось мне в затылок. Дыхание женщины слегка щекотало мне кожу. Запах духов был, можно сказать, изысканным, не очень сильным, не очень резким. Дуло оторвалось от затылка, и в глазах у меня сверкнуло белое пламя. Я крякнул, повалился вниз лицом на четвереньки и быстро протянул руку назад. Рука коснулась ножки в нейлоновом чулке, правда, только вскользь. Погладить такую ножку было приятно. Еще один сильный удар по голове лишил меня этого удовольствия, я захрипел, как перед смертью. И бессильно распростерся на полу. Дверь открылась. Лязгнул ключ. Дверь закрылась. Ключ повернулся. Тишина.
Я с трудом поднялся и зашел в ванную. Приложил к ушибу смоченное холодной водой полотенце. Судя по ощущению, женщина била каблуком. Что не рукояткой пистолета - это определенно. Кровь выступила, но слегка. Я ополоснул полотенце и, поглаживая шишку, недоумевал, почему с воплем не бросился за женщиной. Передо мной над раковиной была открытая аптечка. Крышка жестянки с тальком откинута. Тальк рассыпан по всей полке. Тюбик с зубной пастой разрезан. Кто-то что-то искал.
Выйдя в прихожую, я подергал дверь. Заперта снаружи. Я нагнулся и глянул в замочную скважину. Замок оказался с наружной и внутренней скважинами на разных уровнях. Куколка в темных очках многого не знала об отелях. Я повернул отпирающую наружный запор ручку замка, открыл дверь, оглядел пустой коридор и закрыл снова.
Затем направился к лежащему на кровати человеку. Все это время он ни разу не шевельнулся, и я догадывался, почему.
За маленькой прихожей находилась комната с двумя окнами, в них, освещая лежащего с ног до шеи, падали косые лучи вечернего солнца. На грани света и тени торчало что-то сине-белое, блестящее, округлое. Человек лежал в удобной позе, на боку, вытянув руки вдоль тела, без обуви, щекой на подушке, и казался спящим. На голове у него был парик. В прошлый раз, когда я говорил с этим человеком, его звали Джордж У.Хикс. Теперь - доктор Дж.У.Хэмблтон. Инициалы те же самые. Впрочем, теперь это не имело значения. Он умолк навсегда. Крови не было. Ни капли. Это одно из немногих достоинств умелой работы пешней.
Я коснулся шеи лежащего. Она еще не успела остыть. Солнечные лучи сместились от рукоятки пешни к его левому уху. Я отвернулся и оглядел комнату. Телефонный аппарат был вскрыт. В углу валялась гидеоновская Библия. Письменный стол хранил следы обыска. Я подошел к чулану и заглянул в него. Только постельные принадлежности да чемодан, который я уже видел. Ничего такого, что могло бы представлять интерес. Я поднял с пола жесткополую шляпу, положил ее на стол и вернулся в ванную. Теперь меня занимало, удалось ли убийцам найти то, что они искали. Времени у них было в обрез.
Я старательно обыскал ванную. Снял крышку с бачка и спустил воду. Пусто. Заглянул в водослив. Нитки с привязанным к ее концу предметом не было. Обыскал комод. Там оказался только старый конверт. Отбросил крючки оконных сеток и пошарил под наружными подоконниками. Поднял с пола Библию и перелистал ее снова. Осмотрел три картины и обследовал кромку ковра. Он был плотно прибит к стене, в углубления от гвоздей набилась пыль. Лег и осмотрел пол под кроватью. Тоже ничего, кроме пыли. Встал на стул и заглянул в абажур. Только пыль и дохлые мотыльки. Оглядел постель. Она была застелена горничной, и с тех пор к ней никто не прикасался. Ощупал подушку под головой мертвеца, потом достал из чулана вторую и ощупал швы. Ничего.