Страница:
К чему такая работа над статьями и книгами по ночам? Тщеславие? Что же, оно необходимо для журналиста. Тщеславие, как допинг, помогает в творчестве. Оно, подобно наркотику, превращает тебя в раба пера. Хочется, чтобы имя не исчезало с газетной полосы, чтобы появлялись новые популярные книги, чтобы почта доставляла в редакцию и домой письма читателей со всех концов необъятной страны. Хочется, чтобы ты не отстал от коллег-журналистов, чьи корреспондентские сообщения из-за рубежа ложатся в основу книг о "стране пребывания". Ради этого ты, как завзятый наркоман ради дозы, готов отказаться от многих благ, в том числе от "кремлевки", что давала возможность твоей семье лечиться и отдыхать в местах, недоступных для "простых граждан".
Писать самому, не править других и терять время в газетном цеху! Признаюсь, именно это побудило меня перейти на работу в ТАСС из правительственной и популярной газеты. Генеральный директор агентства Леонид Замятин предложил мне поехать корреспондентом в любую страну мира не через нескольких лет обязательной отсидки в редакции "Известий", а сейчас же, немедленно. Я выбрал Австралию как менее известную читателю, о которой в то время практически не было популярных книг.
ЗНАКОМЬТЕСЬ - АВСТРАЛИЯ!
АКЦИЯ ТАЙВАНЬСКОЙ РАЗВЕДКИ
Велико расстояние между Студенческой улицей в Москве, где в доме с окнами на когда-то зеленый скверик проживала моя семья, и Элиот-стрит, на которой размещался корреспондентский пункт ТАСС в австралийской столице Канберре. Я почувствовал это уже в первом аэропорту - Сиднее. Вместе с женой и двумя детьми меня отфильтровали от остальных пассажиров и подвели к отдельному боксу. Мужчина огромного роста внимательно изучил наши паспорта, а потом заглянул в какой-то особый список. Через несколько минут он передал нас с рук на руки второму чиновнику. Тот был ростом пониже, но, очевидно, повыше рангом. Другие пассажиры бодро шествовали мимо в таможню и оттуда в зал к толпившимся родственникам, друзьям, а нам предстояла вторая ступень иммиграционного чистилища.
- Знаете ли вы, что ваша виза действительна только на месяц?
- Нет, я думал, по крайней мере, на год.
- Завтра же зайдите в министерство иностранных дел. Возможно, они сумеют договориться с иммиграционными властями.- И потом, испытующе глядя: - Чем думаете заняться в Австралии?
- Буду писать, я корреспондент.
- Что собираетесь писать?
Это походило на обыкновенный допрос.
- Статьи, информацию для ТАСС, наконец, письма родным и знакомым.
Он смерил меня долгим оценивающим взглядом, прежде чем разрешил перешагнуть иммиграционный барьер. Работники таможни оказались любезными. К удивлению, они не попытались даже перетряхнуть наш трехсоткилограммовый багаж. И все-таки характер вопросов заставлял почувствовать: ты в Австралии, а не в Европе или в Японии.
- Нет ли у вас с собой мясных продуктов? Что это у вас? Меха? Где и когда купили норковую шубу, миссис? Вы обязаны потом ее вывезти в Москву.
Через час - снова реактивный самолет, на сей раз значительно меньших размеров. Он, как и его межконтинентальный предшественник, круто ввинчивается в небесную высь и, не успев основательно лечь на курс, начинает так же быстро снижаться. Там, внизу, в обрамлении гор небольшой столичный аэродром Канберры.
Канберра... Профессия журналиста помогла до этого побывать во многих столицах мира. Париж и Рим поражали архитектурой, пестрыми толпами туристов, какой-то особой, присущей только им атмосферой вечного праздника жизни. Токио удивлял контрастами: огромные заводы и крохотные мастерские, десятиэтажные универмаги с лифтами для доставки машин покупателей на крышу, где находилась парковка, и тысячи лавчонок, чья торговая площадь не более двадцати квадратных метров, наконец, сочетание ультрасовременных платьев модниц и ярких кимоно, в которых женщины выглядели порхающими сказочными бабочками.
В Канберре нет всего этого. Она берет в плен патриархальностью. Здесь не слышно лязга строительных механизмов, ночью не будят сирены полицейских машин. Утром просыпаешься разве что под гомон птиц в твоем садике. Зеленые, красные попугайчики слетаются сюда с гор, чтобы вместе со скворцами деловито поклевать что-то в траве. Ветерок наполняет легкие запахом роз и свежескошенной травы. Из-за горной гряды встает багровое солнце, Его лучи проникают через тюлевые занавески, зажигают в саду желтым пламенем густые кроны цветущих мимоз, еще больше выбеливают лепестки вишен.
В пять утра к маленьким пернатым присоединяется огромный кокки. Я так и не узнал, откуда прилетал к нам этот какаду, не боявшийся людей. Стоило появиться в саду, как пернатый гость слетал с сушилки для белья, где он любил щелкать деревянные прищепки, и садился на протянутую руку. Кокки знал, что его ожидает лакомство. Проглотив его, он перелетал в сад к соседям.
В эти ранние часы в нашу дверь начинал кто-то бесцеремонно рваться. Этот "кто-то" звался Джулиусом. Ярко-рыжий ирландский сеттер привязался к нам сразу же после приезда. Он усвоил быстро, что в доме не скупятся на вкусные вещи и в нем он всегда самый желанный гость. Его хозяин, полковник австралийской армии, уехал в Сингапур командовать расквартированной там воинской частью, оставив собаку на попечение взрослых сыновей. Тем же не до Джулиуса, их одолевают заботы поважнее - жены, дети, спортивные машины. Джулиус энергично крутит хвостом, не спуская с меня взгляда. Словно хочет сказать: собирайся поскорее, пора в лес на утреннюю прогулку. В лесу его поджидает масса соблазнов: птицы в высокой бурой траве, дикие кролики - за ними можно с лаем побегать, купанье в пруду офицерской школы. Мы идем по еще пустынной Элиот-стрит мимо каменных одноэтажных коттеджей, цветущей японской сакуры, русской черемухи и белоствольных берез. Через несколько минут асфальт сменяет песчаная дорожка, а посаженные сакуру и березы родной для Австралии эвкалиптовый лес. Дорожка взбирается на гору к танку памятнику австралийским солдатам, павшим на полях сражений в Первую и Вторую мировые войны. Отсюда Канберра просматривается почти как с самолета. Немного воображения - и нет внизу зарешеченных окон военного министерства, островка высотных билдингов центра города. Перед тобой предстает первозданная красота горного уголка, взволновавшая два века назад переселенцев из далекой Европы,- яркая зелень долины в кольце фиолетовых гор. Я долго мучился, пытаясь сделать отсюда панорамный снимок, пока не понял всю абсурдность затеи. Слишком далеко разбросаны друг от друга кварталы. Это не Париж или Токио. Между островками домов обширные парки, поля для гольфа, бассейны, тенистые корты и гордость столицы озеро Барлей-Гриффин. Около века назад на месте озера протекала речушка, утопавшая в зарослях ивняка. Человек вырыл огромный котлован, построил плотину, и речушка превратилась в гигантское озеро, чьи берега не окинешь взглядом. Чтобы обойти искусственный водоем, даже закаленному спортсмену потребуется не менее дня. Да и всякий ли спортсмен сумеет за день пройти тридцать миль?
Воды озера бороздят сотни яхт с причудливыми парусами, а в центре его на семидесятиметровую высоту бьет фонтан "Джеймс Кук", названный в честь первооткрывателя Австралии. Алмазный шлейф фонтана стелется над озером, водяная пыль обдает камни, которые были когда-то частицей моста Ватерлоо в Англии, а затем, привезенные сюда из Европы, превратились в гранитное основание моста, переброшенного через озеро. Миллионы брызг долетают до людей на берегу, преграждают путь несущимся над озером черным бакланам.
У "Джеймса Кука" на озере есть достойный соперник - уникальная звонница "Карилон". Три бетонные плиты башни взмыли высоко в небо с небольшого зеленого островка. Рядом водная ширь, густые распущенные косы ив и белоствольные эвкалипты. Звонница часть уголка австралийской природы и в то же время она чужестранка. И не только потому, что ее строго очерченные геометрические формы резко контрастируют с окружающим ландшафтом. Надпись на одной из плит сообщает: "Звонница - подарок Великобритании в ознаменование пятидесятилетия Канберры. Открыта лично королевой Елизаветой Второй".
Каждое воскресенье в 2 часа 30 минут пополудни сюда съезжаются туристы, чтобы послушать музыку. Один из лучших музыкантов Канберры Джон Гордон поднимается на лифте к вершине звонницы (куполом ее не назовешь) и ударяет по клавишам инструмента. Над водной гладью вместе с черными тенями бакланов плывут тягучие бередящие душу звуки. Любимая мелодия Джона Гордона - негритянская песня-молитва "Никто не знает, какие несчастья я пережил". Грустная мелодия своеобразный символ жизненных трагедий и трудностей, которые для большинства австралийцев остались теперь позади.
Пора, к сожалению, пора возвращаться в корпункт. На лужайке перед домом ожидает объемистый рулон австралийских газет. Они окно в окружающий мир. Из них узнаешь, что происходит в Америке, Европе и даже под боком у тебя, в Канберре. Новости порой интересны своей необычностью. Как забыть заметку, которую прочитал одной из первых в популярной газете "Сандей миррор" под интригующим заголовком "Женщин - на службу бизнесу!" О какой же службе шла речь в статье? Оказывается, о привлечении женщин к... промышленному шпионажу.
Газета сообщала, что только в Сиднее насчитывается не менее 20 современных Мата Хари, посвятивших себя целиком сложной, но хорошо оплачиваемой профессии. Одна из них поделилась с корреспондентом газеты тайнами своего мастерства. Трудно выведывать секреты? Ничего подобного, заявила привлекательная мисс. Я обхожусь без кражи документов, без снятия фотокопий и подслушивающих аппаратов. Нужно лишь уменье влезть в душу боссу или его заместителю. Большинство бизнесменов чувствуют себя одинокими людьми. Им не с кем поделиться рабочими заботами. Тем охотнее они делают это со мной за стаканом виски или, в крайнем случае, в постели.
Промышленный шпионаж в Австралии принял такие размеры, что надоумил предприимчивых людей создать целые учебные заведения, в чью задачу входит подготовка дипломированных специалистов по шпионажу и контршпионажу. У подобных школ, констатировала газета, нет отбоя от желающих овладеть модной и прибыльной профессией.
Шпионаж... Готовя в Москву информацию по материалам газеты, я невольно думал о том, что тогда не мог написать,- о работе советской разведки в Австралии. А это, пожалуй, было бы интереснее сообщения австралийской газеты.
Еще в Москве задолго до отъезда в Австралию от ТАСС мне довелось познакомиться с нашим будущим послом Месяцевым. Главный редактор "Известий" Алексей Аджубей поручил взять интервью для газеты у только что назначенного председателем государственного комитета радиовещания и телевидения в ранге министра СССР. Им и оказался Месяцев. В кабинете на Пятницкой меня принял высокий, по-военному подтянутый мужчина. Он был сама любезность, без чиновного чванства и фанфаронства. Простой в общении, умно и обстоятельно отвечал на нестандартные вопросы. Мы расстались почти друзьями - насколько позволяла разница в положении между министром и простым журналистом. По дороге в редакцию я невольно думал: наконец-то министрами становятся те, кто по праву достоин этого. Позже это мнение подтвердили многие работники радио и телевидения. Далеко не щедрая на похвалы, моя подруга Екатерина Тарханова, кстати, пользовавшаяся заслуженным уважением на радио, в разговорах не раз отмечала демократичность нового министра, умение поддержать по-настоящему талантливых людей, его эрудицию в вопросах литературы, музыки и радиожурналистики. Умная, очаровательная Катя, да и я, не знали тогда многого. За плечами министра и будущего посла в Австралии была кадровая служба в органах контрразведки. В годы Отечественной войны Месяцев возглавлял следственный отдел во фронтовых органах военной контрразведки СМЕРШ. В 1951-1953 годы по решению Сталина руководство следственной части по особо важным делам МГБ было усилено. Среди пополнения оказался и Месяцев, который сам не раз принимал участие в допросах. По воспоминаниям полковника КГБ Ананьева, подследственных зверски избивали, помещали в камеры-карцеры со специальным охлаждением, почти постоянно держали в наручниках и кандалах. Не знаю, насколько объективен в отношении Месяцева Ананьев. Мне достоверно известно лишь то, что в шестидесятые Месяцев близко дружил с председателем КГБ Семичастным и его покровителем, членом правящего Политбюро ЦК КПСС Александром Шелепиным. С Шуриком, рассказывал он мне в Канберре, мы за стаканом водки на кухне его квартиры часто обменивались планами на будущее.
Дружба с Шуриком породила при Хрущеве нового министра, она же забросила его с глаз долой в далекую Австралию, когда Брежнев вкупе со своими сторонниками избавился от Хрущева, а затем и от Александра Шелепина, усмотрев в нем опасного честолюбивого конкурента.
За год общения с послом мне пришлось скорректировать прежнее лестное мнение о нем. Практика показала, что он не сумел с честью выдержать испытание немилостью. Английские каторжане, которых двести лет назад ссылали на пятый континент, проявляли чудеса приспособляемости к жизни на далекой и в то время дикой земле. Месяцев не смог приспособиться к современной Австралии. "Ссылка", к сожалению, выявила в нем, как в дипломате, ряд негативных черт,- в частности, неумение или нежелание понять необходимость постановки перед советским руководством актуальных вопросов политического и торгового сближения с Канберрой. Вместо того чтобы заняться делом, хотя бы тем, что было хорошо знакомо профессиональному разведчику, посол засыпал московских друзей просьбами помочь ему скорее возвратиться в столицу и занять руководящую должность. Ты знаешь, признавался он в минуту откровенности незадолго до моей высылки из Австралии, в Москве мне светит пост члена Верховного суда.
Но официальная Москва молчала, и посулы друзей не оправдывались с завидной регулярностью. И тогда полномочный представитель советского правительства на пятом континенте не выдержал, проявив губительную человеческую слабину. Бывший высокопоставленный сотрудник КГБ и министр пустился во все тяжкие: начал злоупотреблять горячительными напитками и чересчур увлекаться женским полом.
Говорят, что это и послужило поводом для последующей расправы с ним. Москва пошла на невиданный в дипломатической практике шаг - посла отозвали, исключили из партии. Вместо высоких должностей его пристроили научным сотрудником в один из московских исследовательских институтов.
По столице поползла пущенная КГБ зубодробительная легенда: отозван за попытку изнасилования в сиднейской гостинице приезжей советской балерины. Мы, работающие в Канберре, ничего не слышали о подобном инциденте. Да и вряд ли у посла была такая возможность. Во время поездок по стране он, как правило, всегда был не один. Его повсюду сопровождали лица, отвечающие за безопасность. Да и с точки зрения секса у посла не наблюдалось проблем. Зачем пускаться в сомнительные авантюры с приезжими, когда все необходимое под рукой, тут же в посольстве?
Опыт моей зарубежной работы подсказывал: послов никогда не отзывали и не исключали из партии за "невинные сексуальные шалости". Тем более при Брежневе, относившемся с пониманием к увлечению женским полом и выпивкой. Что же тогда послужило одним из поводов к кремлевской расправе над Месяцевым? Думаю, наряду с принадлежностью к клану Шелепина, гибель в Австралии единственного сына давнего друга и помощника Брежнева Цуканова. Проводив в Москву жену, он, по-видимому, решил поухаживать за симпатичной девушкой, приехавшей недавно на работу в Канберру. Мы все поглядывали на нее с интересом. Помимо внешних данных она обладала целым спектром талантов: прекрасно владела английским, отлично пела и играла на фортепьяно. Лично я понимал чувства Миши. Трудно не увлечься такой незамужней сотрудницей посольства, особенно в отсутствие жены. И вот однажды он решил подменить посольского шофера и забрать ее вместе с шифровальщиком и его женой из концертного зала после окончания выступления заезжего американского джазового ансамбля. Говорят, что до этого Миша с кем-то подвыпил и поэтому прямо горел желанием показать своё мастерство водителя. Шифровальщик с женой не раз просили его сбавить скорость, но он упрямо продолжал нажимать на педаль акселератора. В двухстах метрах от посольства легкая полугоночная машина не вписалась в поворот. Ее перевернуло и отбросило прямо в бетонный столб. Миша умер мгновенно, за жизнь девушки врачи напрасно боролись в больнице около двух часов. Шифровальщик и его жена, сидевшие позади, уцелели. В шоке они выбрались из автомобиля и дошли до посольства. Когда меня вызвали на место аварии, чтобы заснять результаты случившегося, остатки машины окружил уже плотный кордон полиции. Мишу было по-настоящему жалко, он зарекомендовал себя среди нас хорошим парнем. В 28 лет перед ним открывалась широкая дорога в жизнь. Он собирался посвятить себя модной в то время профессии разведчика. После окончания работы в Австралии его ждали в институте внешней разведки в Москве. Вместо этого цинковый гроб, траурная мелодия в зале и сделанные мной снимки прощания с Мишей - для его отца в далеком Кремле. Цуканов похоронил сына на Новодевичьем кладбище, неподалеку от могилы Хрущева. Выразить сочувствие помощнику Брежнева приехали министры, сотрудники аппарата ЦК КПСС. Я неоднократно бывал потом на могиле Миши. Надпись на памятнике гласит, что он погиб в Австралии при исполнении служебного задания.
Видимо, этот трагический инцидент и послужил заключительным поводом для расправы над Месяцевым. Плюс к нему добавили и другие - близость к Шелепину, пристрастие к алкоголю и увлечение сотрудницами посольства, о котором, конечно же, знали в Кремле, но до поры до времени не реагировали.
Так завершилась в Австралии дипломатическая страница жизни бывшего министра и сотрудника советской контрразведки. Характерно, что в роли самого близкого друга и собутыльника посла выступал в Канберре не резидент КГБ Геронтий Лозовик, работавший там под крышей корреспондента Агентства печати "Новости", а представитель Главного разведывательного управления Советской Армии Петропавловский - первый секретарь посольства и мой сосед по дому. Кому как не мне приходилось наблюдать эту дружбу почти каждый вечер, когда за тонкой стеной слышались громкие голоса, а по утрам бачки для мусора наполнялись очередной партией опустошенных бутылок? Что сближало этих разных по положению людей? Совместная в прошлом профессия? Или что-то еще? На мой взгляд, причина дружбы крылась в другом - культурном уровне и высоком профессионализме военного разведчика. Послу, не владевшему английским языком, необходим был советчик и поставщик информации, которую не всегда могут сообщить газеты, доступные переводчику посольства. Что касается Геронтия Лозовика, то он, возможно, был неплохим парнем, но в профессиональном и культурном плане хромал на обе ноги. Пришел в разведку КГБ по так называемому комсомольскому набору. Молодой энергичный национальный кадр из Белоруссии попал сначала в аппарат ЦК комсомола в Москве. Работал разъездным инструктором, в чьи обязанности входила проверка комсомольской работы на периферии и, естественно, сочинение критических бумаг по ее результатам на усмотрение своего и московского руководства. Но разведка требовала не критики и знания азов комсомольской работы, а умения добывать секретную информацию, искать пути вербовки новой перспективной агентуры и проявлять способности аналитически мыслить, составляя для начальства в Ясеневе и на Лубянке хорошо продуманную и верную общую картину положения дел в Австралии.
Легко понять, что дела у резидента шли неважно. Московское начальство бросило его, как того самого щенка, в воду с надеждой, что выплывет, не утонет. Увы, надежда не оправдывалась. Не было достоверной картины положения в политических, правительственных кругах, равно как и сообщений о вербовке ценной агентуры из среды сколько-нибудь значительных политических деятелей, бизнесменов, видных представителей общественности. Палочкой-выручалочкой служила лишь русская эмиграция. Значительную часть ее составляли переселенцы из Маньчжурии. Выдворенные из Китая Мао Цзэдуном, не все они сумели приспособиться к жизни в новой стране. Многие из них, введенные в заблуждение хрущевской оттепелью, космическими достижениями родины предков, мечтали о возвращении в Советский Союз. Им внушали: это благо надо заслужить. И они старались изо всех сил. Но возможности их доступа к нужной информации оказывались крайне ограниченными.
Стоит ли удивляться энтузиазму резидента, когда всерьез "запахло жареным". На одном из приемов в парламенте ко мне неожиданно подошел политический советник тайваньского посольства. Он предложил встретиться с ним в неофициальной обстановке, чтобы обсудить вопросы советско-китайских отношений, которые были начисто испорчены во времена Хрущева и еще далеко не отрегулированы с приходом Брежнева. Обе страны вслед за вооруженными стычками на государственной границе наращивали там военное присутствие. В зарубежной прессе поговаривали о возможности широкого вооруженного конфликта. Разумеется, в тот же вечер я сообщил о тайваньской инициативе резиденту. Это было по его линии, да и попробуй в то время этого не сделать. Решение было принято сразу же: встречаться, и как можно скорее.
На следующий день я позвонил по данному мне телефону. Встречу назначили в лучшем китайском ресторане Канберры. Пища была отменной. Но больше всего впечатляла тема разговора. Новый знакомый сделал весьма заманчивое предложение: регулярно поставлять информацию тайваньской агентуры о военных приготовлениях Пекина против Советского Союза. Удивленный, я спросил, есть ли у него веские доказательства серьезности такого намерения Тайбея. Будут, и весьма скоро, прореагировал политический советник.
Дня через три-четыре в корпункте ТАСС раздался звонок. В телефонной трубке зазвучал знакомый голос. Снова приглашение в ресторан и снова беседа с резидентом.
- Борис Иванович, эта встреча может оказаться опасной. Давайте мои люди вас подстрахуют! Вдруг провокация? Может быть, просто-напросто ловушка австралийской контрразведки. Не исключено, что ей потребовался материал для начала новой антисоветской кампании.
Я отказался от подстраховки. Раз уж попал в передрягу, следует выпутываться одному, не придавая ей характер массовости. Да и обстановка в мире говорила в пользу искренности моего знакомого. В Европе и Америке шел обвальный процесс разрыва дипломатических отношений с Тайванем и признания его неотъемлемой частью континентального Китая. Естественно, Тайбей лихорадочно стал искать новых союзников взамен утерянных традиционных.
Политический советник оказался человеком слова. Он представил веские доказательства правдивости намерений Тайбея - ряд документов разведки, напечатанных крупными иероглифами в одном экземпляре с пометкой "лично для Чан Кайши" - престарелого и слепнущего тайваньского руководителя, и подробную карту китайских военных баз у советских границ с особо важными данными о числе находившихся там самолетов, танков и других видов техники. В достоверности их не приходилось сомневаться. В Тайбее сидели не дураки. Они понимали, что "дезе" в данном случае не может быть места. Советская разведка тоже не дремлет и может проверить подлинность данных.
Как я и ожидал, у выхода из ресторана не оказалось агентов австралийской контрразведки. Никто не схватил меня с поличным и на стоянке, где была припаркована машина. Радости резидента не было границ. Еще бы интересное, нестандартное сообщение для Москвы! Знай, мол, наших, и мы в Австралии не бьем баклуши! Лозовик заверил меня, что через считанные дни материалы окажутся на столе у его руководства. С легким сердцем, посадив жену и детей в машину, я уехал в Сидней с целью написания очередного очерка по заказу "Нового времени", влиятельного политического еженедельника. Сидней - это настоящее лицо современной Австралии со всеми ее достижениями и проблемами. Неудивительно, что сбор материала для очерка занял больше дней, чем предполагалось. Да и куда спешить, хотелось приобщиться к цивилизации после полудеревенской жизни в столице. Когда моя машина подъезжала к корпункту, я заметил у дома знакомую фигуру. Это был резидент.
- Борис Иванович, прошу вас больше никуда не уезжать,- сказал он, отведя меня в сторону.- Поставленный нами вопрос будет обсуждаться на заседании политбюро. Вы можете срочно понадобиться.
К счастью, члены руководящего органа ЦК КПСС проявили на сей раз дальновидность. Через несколько дней в Канберру поступила шифровка с указанием отказаться в дальнейшем от всяких контактов с представителями Тайбея. Несмотря на заманчивость инициативы тайваньского руководства, здравый смысл в Москве возобладал.
КАРТИНКИ ЖИЗНИ НА ПЯТОМ КОНТИНЕНТЕ
Писать самому, не править других и терять время в газетном цеху! Признаюсь, именно это побудило меня перейти на работу в ТАСС из правительственной и популярной газеты. Генеральный директор агентства Леонид Замятин предложил мне поехать корреспондентом в любую страну мира не через нескольких лет обязательной отсидки в редакции "Известий", а сейчас же, немедленно. Я выбрал Австралию как менее известную читателю, о которой в то время практически не было популярных книг.
ЗНАКОМЬТЕСЬ - АВСТРАЛИЯ!
АКЦИЯ ТАЙВАНЬСКОЙ РАЗВЕДКИ
Велико расстояние между Студенческой улицей в Москве, где в доме с окнами на когда-то зеленый скверик проживала моя семья, и Элиот-стрит, на которой размещался корреспондентский пункт ТАСС в австралийской столице Канберре. Я почувствовал это уже в первом аэропорту - Сиднее. Вместе с женой и двумя детьми меня отфильтровали от остальных пассажиров и подвели к отдельному боксу. Мужчина огромного роста внимательно изучил наши паспорта, а потом заглянул в какой-то особый список. Через несколько минут он передал нас с рук на руки второму чиновнику. Тот был ростом пониже, но, очевидно, повыше рангом. Другие пассажиры бодро шествовали мимо в таможню и оттуда в зал к толпившимся родственникам, друзьям, а нам предстояла вторая ступень иммиграционного чистилища.
- Знаете ли вы, что ваша виза действительна только на месяц?
- Нет, я думал, по крайней мере, на год.
- Завтра же зайдите в министерство иностранных дел. Возможно, они сумеют договориться с иммиграционными властями.- И потом, испытующе глядя: - Чем думаете заняться в Австралии?
- Буду писать, я корреспондент.
- Что собираетесь писать?
Это походило на обыкновенный допрос.
- Статьи, информацию для ТАСС, наконец, письма родным и знакомым.
Он смерил меня долгим оценивающим взглядом, прежде чем разрешил перешагнуть иммиграционный барьер. Работники таможни оказались любезными. К удивлению, они не попытались даже перетряхнуть наш трехсоткилограммовый багаж. И все-таки характер вопросов заставлял почувствовать: ты в Австралии, а не в Европе или в Японии.
- Нет ли у вас с собой мясных продуктов? Что это у вас? Меха? Где и когда купили норковую шубу, миссис? Вы обязаны потом ее вывезти в Москву.
Через час - снова реактивный самолет, на сей раз значительно меньших размеров. Он, как и его межконтинентальный предшественник, круто ввинчивается в небесную высь и, не успев основательно лечь на курс, начинает так же быстро снижаться. Там, внизу, в обрамлении гор небольшой столичный аэродром Канберры.
Канберра... Профессия журналиста помогла до этого побывать во многих столицах мира. Париж и Рим поражали архитектурой, пестрыми толпами туристов, какой-то особой, присущей только им атмосферой вечного праздника жизни. Токио удивлял контрастами: огромные заводы и крохотные мастерские, десятиэтажные универмаги с лифтами для доставки машин покупателей на крышу, где находилась парковка, и тысячи лавчонок, чья торговая площадь не более двадцати квадратных метров, наконец, сочетание ультрасовременных платьев модниц и ярких кимоно, в которых женщины выглядели порхающими сказочными бабочками.
В Канберре нет всего этого. Она берет в плен патриархальностью. Здесь не слышно лязга строительных механизмов, ночью не будят сирены полицейских машин. Утром просыпаешься разве что под гомон птиц в твоем садике. Зеленые, красные попугайчики слетаются сюда с гор, чтобы вместе со скворцами деловито поклевать что-то в траве. Ветерок наполняет легкие запахом роз и свежескошенной травы. Из-за горной гряды встает багровое солнце, Его лучи проникают через тюлевые занавески, зажигают в саду желтым пламенем густые кроны цветущих мимоз, еще больше выбеливают лепестки вишен.
В пять утра к маленьким пернатым присоединяется огромный кокки. Я так и не узнал, откуда прилетал к нам этот какаду, не боявшийся людей. Стоило появиться в саду, как пернатый гость слетал с сушилки для белья, где он любил щелкать деревянные прищепки, и садился на протянутую руку. Кокки знал, что его ожидает лакомство. Проглотив его, он перелетал в сад к соседям.
В эти ранние часы в нашу дверь начинал кто-то бесцеремонно рваться. Этот "кто-то" звался Джулиусом. Ярко-рыжий ирландский сеттер привязался к нам сразу же после приезда. Он усвоил быстро, что в доме не скупятся на вкусные вещи и в нем он всегда самый желанный гость. Его хозяин, полковник австралийской армии, уехал в Сингапур командовать расквартированной там воинской частью, оставив собаку на попечение взрослых сыновей. Тем же не до Джулиуса, их одолевают заботы поважнее - жены, дети, спортивные машины. Джулиус энергично крутит хвостом, не спуская с меня взгляда. Словно хочет сказать: собирайся поскорее, пора в лес на утреннюю прогулку. В лесу его поджидает масса соблазнов: птицы в высокой бурой траве, дикие кролики - за ними можно с лаем побегать, купанье в пруду офицерской школы. Мы идем по еще пустынной Элиот-стрит мимо каменных одноэтажных коттеджей, цветущей японской сакуры, русской черемухи и белоствольных берез. Через несколько минут асфальт сменяет песчаная дорожка, а посаженные сакуру и березы родной для Австралии эвкалиптовый лес. Дорожка взбирается на гору к танку памятнику австралийским солдатам, павшим на полях сражений в Первую и Вторую мировые войны. Отсюда Канберра просматривается почти как с самолета. Немного воображения - и нет внизу зарешеченных окон военного министерства, островка высотных билдингов центра города. Перед тобой предстает первозданная красота горного уголка, взволновавшая два века назад переселенцев из далекой Европы,- яркая зелень долины в кольце фиолетовых гор. Я долго мучился, пытаясь сделать отсюда панорамный снимок, пока не понял всю абсурдность затеи. Слишком далеко разбросаны друг от друга кварталы. Это не Париж или Токио. Между островками домов обширные парки, поля для гольфа, бассейны, тенистые корты и гордость столицы озеро Барлей-Гриффин. Около века назад на месте озера протекала речушка, утопавшая в зарослях ивняка. Человек вырыл огромный котлован, построил плотину, и речушка превратилась в гигантское озеро, чьи берега не окинешь взглядом. Чтобы обойти искусственный водоем, даже закаленному спортсмену потребуется не менее дня. Да и всякий ли спортсмен сумеет за день пройти тридцать миль?
Воды озера бороздят сотни яхт с причудливыми парусами, а в центре его на семидесятиметровую высоту бьет фонтан "Джеймс Кук", названный в честь первооткрывателя Австралии. Алмазный шлейф фонтана стелется над озером, водяная пыль обдает камни, которые были когда-то частицей моста Ватерлоо в Англии, а затем, привезенные сюда из Европы, превратились в гранитное основание моста, переброшенного через озеро. Миллионы брызг долетают до людей на берегу, преграждают путь несущимся над озером черным бакланам.
У "Джеймса Кука" на озере есть достойный соперник - уникальная звонница "Карилон". Три бетонные плиты башни взмыли высоко в небо с небольшого зеленого островка. Рядом водная ширь, густые распущенные косы ив и белоствольные эвкалипты. Звонница часть уголка австралийской природы и в то же время она чужестранка. И не только потому, что ее строго очерченные геометрические формы резко контрастируют с окружающим ландшафтом. Надпись на одной из плит сообщает: "Звонница - подарок Великобритании в ознаменование пятидесятилетия Канберры. Открыта лично королевой Елизаветой Второй".
Каждое воскресенье в 2 часа 30 минут пополудни сюда съезжаются туристы, чтобы послушать музыку. Один из лучших музыкантов Канберры Джон Гордон поднимается на лифте к вершине звонницы (куполом ее не назовешь) и ударяет по клавишам инструмента. Над водной гладью вместе с черными тенями бакланов плывут тягучие бередящие душу звуки. Любимая мелодия Джона Гордона - негритянская песня-молитва "Никто не знает, какие несчастья я пережил". Грустная мелодия своеобразный символ жизненных трагедий и трудностей, которые для большинства австралийцев остались теперь позади.
Пора, к сожалению, пора возвращаться в корпункт. На лужайке перед домом ожидает объемистый рулон австралийских газет. Они окно в окружающий мир. Из них узнаешь, что происходит в Америке, Европе и даже под боком у тебя, в Канберре. Новости порой интересны своей необычностью. Как забыть заметку, которую прочитал одной из первых в популярной газете "Сандей миррор" под интригующим заголовком "Женщин - на службу бизнесу!" О какой же службе шла речь в статье? Оказывается, о привлечении женщин к... промышленному шпионажу.
Газета сообщала, что только в Сиднее насчитывается не менее 20 современных Мата Хари, посвятивших себя целиком сложной, но хорошо оплачиваемой профессии. Одна из них поделилась с корреспондентом газеты тайнами своего мастерства. Трудно выведывать секреты? Ничего подобного, заявила привлекательная мисс. Я обхожусь без кражи документов, без снятия фотокопий и подслушивающих аппаратов. Нужно лишь уменье влезть в душу боссу или его заместителю. Большинство бизнесменов чувствуют себя одинокими людьми. Им не с кем поделиться рабочими заботами. Тем охотнее они делают это со мной за стаканом виски или, в крайнем случае, в постели.
Промышленный шпионаж в Австралии принял такие размеры, что надоумил предприимчивых людей создать целые учебные заведения, в чью задачу входит подготовка дипломированных специалистов по шпионажу и контршпионажу. У подобных школ, констатировала газета, нет отбоя от желающих овладеть модной и прибыльной профессией.
Шпионаж... Готовя в Москву информацию по материалам газеты, я невольно думал о том, что тогда не мог написать,- о работе советской разведки в Австралии. А это, пожалуй, было бы интереснее сообщения австралийской газеты.
Еще в Москве задолго до отъезда в Австралию от ТАСС мне довелось познакомиться с нашим будущим послом Месяцевым. Главный редактор "Известий" Алексей Аджубей поручил взять интервью для газеты у только что назначенного председателем государственного комитета радиовещания и телевидения в ранге министра СССР. Им и оказался Месяцев. В кабинете на Пятницкой меня принял высокий, по-военному подтянутый мужчина. Он был сама любезность, без чиновного чванства и фанфаронства. Простой в общении, умно и обстоятельно отвечал на нестандартные вопросы. Мы расстались почти друзьями - насколько позволяла разница в положении между министром и простым журналистом. По дороге в редакцию я невольно думал: наконец-то министрами становятся те, кто по праву достоин этого. Позже это мнение подтвердили многие работники радио и телевидения. Далеко не щедрая на похвалы, моя подруга Екатерина Тарханова, кстати, пользовавшаяся заслуженным уважением на радио, в разговорах не раз отмечала демократичность нового министра, умение поддержать по-настоящему талантливых людей, его эрудицию в вопросах литературы, музыки и радиожурналистики. Умная, очаровательная Катя, да и я, не знали тогда многого. За плечами министра и будущего посла в Австралии была кадровая служба в органах контрразведки. В годы Отечественной войны Месяцев возглавлял следственный отдел во фронтовых органах военной контрразведки СМЕРШ. В 1951-1953 годы по решению Сталина руководство следственной части по особо важным делам МГБ было усилено. Среди пополнения оказался и Месяцев, который сам не раз принимал участие в допросах. По воспоминаниям полковника КГБ Ананьева, подследственных зверски избивали, помещали в камеры-карцеры со специальным охлаждением, почти постоянно держали в наручниках и кандалах. Не знаю, насколько объективен в отношении Месяцева Ананьев. Мне достоверно известно лишь то, что в шестидесятые Месяцев близко дружил с председателем КГБ Семичастным и его покровителем, членом правящего Политбюро ЦК КПСС Александром Шелепиным. С Шуриком, рассказывал он мне в Канберре, мы за стаканом водки на кухне его квартиры часто обменивались планами на будущее.
Дружба с Шуриком породила при Хрущеве нового министра, она же забросила его с глаз долой в далекую Австралию, когда Брежнев вкупе со своими сторонниками избавился от Хрущева, а затем и от Александра Шелепина, усмотрев в нем опасного честолюбивого конкурента.
За год общения с послом мне пришлось скорректировать прежнее лестное мнение о нем. Практика показала, что он не сумел с честью выдержать испытание немилостью. Английские каторжане, которых двести лет назад ссылали на пятый континент, проявляли чудеса приспособляемости к жизни на далекой и в то время дикой земле. Месяцев не смог приспособиться к современной Австралии. "Ссылка", к сожалению, выявила в нем, как в дипломате, ряд негативных черт,- в частности, неумение или нежелание понять необходимость постановки перед советским руководством актуальных вопросов политического и торгового сближения с Канберрой. Вместо того чтобы заняться делом, хотя бы тем, что было хорошо знакомо профессиональному разведчику, посол засыпал московских друзей просьбами помочь ему скорее возвратиться в столицу и занять руководящую должность. Ты знаешь, признавался он в минуту откровенности незадолго до моей высылки из Австралии, в Москве мне светит пост члена Верховного суда.
Но официальная Москва молчала, и посулы друзей не оправдывались с завидной регулярностью. И тогда полномочный представитель советского правительства на пятом континенте не выдержал, проявив губительную человеческую слабину. Бывший высокопоставленный сотрудник КГБ и министр пустился во все тяжкие: начал злоупотреблять горячительными напитками и чересчур увлекаться женским полом.
Говорят, что это и послужило поводом для последующей расправы с ним. Москва пошла на невиданный в дипломатической практике шаг - посла отозвали, исключили из партии. Вместо высоких должностей его пристроили научным сотрудником в один из московских исследовательских институтов.
По столице поползла пущенная КГБ зубодробительная легенда: отозван за попытку изнасилования в сиднейской гостинице приезжей советской балерины. Мы, работающие в Канберре, ничего не слышали о подобном инциденте. Да и вряд ли у посла была такая возможность. Во время поездок по стране он, как правило, всегда был не один. Его повсюду сопровождали лица, отвечающие за безопасность. Да и с точки зрения секса у посла не наблюдалось проблем. Зачем пускаться в сомнительные авантюры с приезжими, когда все необходимое под рукой, тут же в посольстве?
Опыт моей зарубежной работы подсказывал: послов никогда не отзывали и не исключали из партии за "невинные сексуальные шалости". Тем более при Брежневе, относившемся с пониманием к увлечению женским полом и выпивкой. Что же тогда послужило одним из поводов к кремлевской расправе над Месяцевым? Думаю, наряду с принадлежностью к клану Шелепина, гибель в Австралии единственного сына давнего друга и помощника Брежнева Цуканова. Проводив в Москву жену, он, по-видимому, решил поухаживать за симпатичной девушкой, приехавшей недавно на работу в Канберру. Мы все поглядывали на нее с интересом. Помимо внешних данных она обладала целым спектром талантов: прекрасно владела английским, отлично пела и играла на фортепьяно. Лично я понимал чувства Миши. Трудно не увлечься такой незамужней сотрудницей посольства, особенно в отсутствие жены. И вот однажды он решил подменить посольского шофера и забрать ее вместе с шифровальщиком и его женой из концертного зала после окончания выступления заезжего американского джазового ансамбля. Говорят, что до этого Миша с кем-то подвыпил и поэтому прямо горел желанием показать своё мастерство водителя. Шифровальщик с женой не раз просили его сбавить скорость, но он упрямо продолжал нажимать на педаль акселератора. В двухстах метрах от посольства легкая полугоночная машина не вписалась в поворот. Ее перевернуло и отбросило прямо в бетонный столб. Миша умер мгновенно, за жизнь девушки врачи напрасно боролись в больнице около двух часов. Шифровальщик и его жена, сидевшие позади, уцелели. В шоке они выбрались из автомобиля и дошли до посольства. Когда меня вызвали на место аварии, чтобы заснять результаты случившегося, остатки машины окружил уже плотный кордон полиции. Мишу было по-настоящему жалко, он зарекомендовал себя среди нас хорошим парнем. В 28 лет перед ним открывалась широкая дорога в жизнь. Он собирался посвятить себя модной в то время профессии разведчика. После окончания работы в Австралии его ждали в институте внешней разведки в Москве. Вместо этого цинковый гроб, траурная мелодия в зале и сделанные мной снимки прощания с Мишей - для его отца в далеком Кремле. Цуканов похоронил сына на Новодевичьем кладбище, неподалеку от могилы Хрущева. Выразить сочувствие помощнику Брежнева приехали министры, сотрудники аппарата ЦК КПСС. Я неоднократно бывал потом на могиле Миши. Надпись на памятнике гласит, что он погиб в Австралии при исполнении служебного задания.
Видимо, этот трагический инцидент и послужил заключительным поводом для расправы над Месяцевым. Плюс к нему добавили и другие - близость к Шелепину, пристрастие к алкоголю и увлечение сотрудницами посольства, о котором, конечно же, знали в Кремле, но до поры до времени не реагировали.
Так завершилась в Австралии дипломатическая страница жизни бывшего министра и сотрудника советской контрразведки. Характерно, что в роли самого близкого друга и собутыльника посла выступал в Канберре не резидент КГБ Геронтий Лозовик, работавший там под крышей корреспондента Агентства печати "Новости", а представитель Главного разведывательного управления Советской Армии Петропавловский - первый секретарь посольства и мой сосед по дому. Кому как не мне приходилось наблюдать эту дружбу почти каждый вечер, когда за тонкой стеной слышались громкие голоса, а по утрам бачки для мусора наполнялись очередной партией опустошенных бутылок? Что сближало этих разных по положению людей? Совместная в прошлом профессия? Или что-то еще? На мой взгляд, причина дружбы крылась в другом - культурном уровне и высоком профессионализме военного разведчика. Послу, не владевшему английским языком, необходим был советчик и поставщик информации, которую не всегда могут сообщить газеты, доступные переводчику посольства. Что касается Геронтия Лозовика, то он, возможно, был неплохим парнем, но в профессиональном и культурном плане хромал на обе ноги. Пришел в разведку КГБ по так называемому комсомольскому набору. Молодой энергичный национальный кадр из Белоруссии попал сначала в аппарат ЦК комсомола в Москве. Работал разъездным инструктором, в чьи обязанности входила проверка комсомольской работы на периферии и, естественно, сочинение критических бумаг по ее результатам на усмотрение своего и московского руководства. Но разведка требовала не критики и знания азов комсомольской работы, а умения добывать секретную информацию, искать пути вербовки новой перспективной агентуры и проявлять способности аналитически мыслить, составляя для начальства в Ясеневе и на Лубянке хорошо продуманную и верную общую картину положения дел в Австралии.
Легко понять, что дела у резидента шли неважно. Московское начальство бросило его, как того самого щенка, в воду с надеждой, что выплывет, не утонет. Увы, надежда не оправдывалась. Не было достоверной картины положения в политических, правительственных кругах, равно как и сообщений о вербовке ценной агентуры из среды сколько-нибудь значительных политических деятелей, бизнесменов, видных представителей общественности. Палочкой-выручалочкой служила лишь русская эмиграция. Значительную часть ее составляли переселенцы из Маньчжурии. Выдворенные из Китая Мао Цзэдуном, не все они сумели приспособиться к жизни в новой стране. Многие из них, введенные в заблуждение хрущевской оттепелью, космическими достижениями родины предков, мечтали о возвращении в Советский Союз. Им внушали: это благо надо заслужить. И они старались изо всех сил. Но возможности их доступа к нужной информации оказывались крайне ограниченными.
Стоит ли удивляться энтузиазму резидента, когда всерьез "запахло жареным". На одном из приемов в парламенте ко мне неожиданно подошел политический советник тайваньского посольства. Он предложил встретиться с ним в неофициальной обстановке, чтобы обсудить вопросы советско-китайских отношений, которые были начисто испорчены во времена Хрущева и еще далеко не отрегулированы с приходом Брежнева. Обе страны вслед за вооруженными стычками на государственной границе наращивали там военное присутствие. В зарубежной прессе поговаривали о возможности широкого вооруженного конфликта. Разумеется, в тот же вечер я сообщил о тайваньской инициативе резиденту. Это было по его линии, да и попробуй в то время этого не сделать. Решение было принято сразу же: встречаться, и как можно скорее.
На следующий день я позвонил по данному мне телефону. Встречу назначили в лучшем китайском ресторане Канберры. Пища была отменной. Но больше всего впечатляла тема разговора. Новый знакомый сделал весьма заманчивое предложение: регулярно поставлять информацию тайваньской агентуры о военных приготовлениях Пекина против Советского Союза. Удивленный, я спросил, есть ли у него веские доказательства серьезности такого намерения Тайбея. Будут, и весьма скоро, прореагировал политический советник.
Дня через три-четыре в корпункте ТАСС раздался звонок. В телефонной трубке зазвучал знакомый голос. Снова приглашение в ресторан и снова беседа с резидентом.
- Борис Иванович, эта встреча может оказаться опасной. Давайте мои люди вас подстрахуют! Вдруг провокация? Может быть, просто-напросто ловушка австралийской контрразведки. Не исключено, что ей потребовался материал для начала новой антисоветской кампании.
Я отказался от подстраховки. Раз уж попал в передрягу, следует выпутываться одному, не придавая ей характер массовости. Да и обстановка в мире говорила в пользу искренности моего знакомого. В Европе и Америке шел обвальный процесс разрыва дипломатических отношений с Тайванем и признания его неотъемлемой частью континентального Китая. Естественно, Тайбей лихорадочно стал искать новых союзников взамен утерянных традиционных.
Политический советник оказался человеком слова. Он представил веские доказательства правдивости намерений Тайбея - ряд документов разведки, напечатанных крупными иероглифами в одном экземпляре с пометкой "лично для Чан Кайши" - престарелого и слепнущего тайваньского руководителя, и подробную карту китайских военных баз у советских границ с особо важными данными о числе находившихся там самолетов, танков и других видов техники. В достоверности их не приходилось сомневаться. В Тайбее сидели не дураки. Они понимали, что "дезе" в данном случае не может быть места. Советская разведка тоже не дремлет и может проверить подлинность данных.
Как я и ожидал, у выхода из ресторана не оказалось агентов австралийской контрразведки. Никто не схватил меня с поличным и на стоянке, где была припаркована машина. Радости резидента не было границ. Еще бы интересное, нестандартное сообщение для Москвы! Знай, мол, наших, и мы в Австралии не бьем баклуши! Лозовик заверил меня, что через считанные дни материалы окажутся на столе у его руководства. С легким сердцем, посадив жену и детей в машину, я уехал в Сидней с целью написания очередного очерка по заказу "Нового времени", влиятельного политического еженедельника. Сидней - это настоящее лицо современной Австралии со всеми ее достижениями и проблемами. Неудивительно, что сбор материала для очерка занял больше дней, чем предполагалось. Да и куда спешить, хотелось приобщиться к цивилизации после полудеревенской жизни в столице. Когда моя машина подъезжала к корпункту, я заметил у дома знакомую фигуру. Это был резидент.
- Борис Иванович, прошу вас больше никуда не уезжать,- сказал он, отведя меня в сторону.- Поставленный нами вопрос будет обсуждаться на заседании политбюро. Вы можете срочно понадобиться.
К счастью, члены руководящего органа ЦК КПСС проявили на сей раз дальновидность. Через несколько дней в Канберру поступила шифровка с указанием отказаться в дальнейшем от всяких контактов с представителями Тайбея. Несмотря на заманчивость инициативы тайваньского руководства, здравый смысл в Москве возобладал.
КАРТИНКИ ЖИЗНИ НА ПЯТОМ КОНТИНЕНТЕ