Страница:
Первые дни в японской столице. Предшественник, Дима Петров, способный журналист, кандидат наук, автор толстых научных трудов, еще не уехал. Наносит прощальные визиты, делает последние покупки, пакует чемоданы. Чтобы не мешать, приходится жить с женой и грудным ребенком в маленьком номере дешевой гостиницы. Писать - никаких условий. Шестимесячный сын болеет, не дает покоя ни днем ни ночью. Работать над информацией приходится на стульчаке туалета. Смешно? Иначе поступить нельзя. Из Японии ждут ежедневную информацию в газету. Ты должен оправдать доверие Аджубея. Зять Хрущева пошел на риск, включив в созвездие лучших журналистов темную лошадку.
Наконец, теперь уже бывший известинский корреспондент улетел домой. Отныне ты полностью предоставлен себе и стал полноправным хозяином корреспондентского пункта. Первые дни жизни в незнакомом доме, первые впечатления. В Москве у тебя лишь комнатка в коммуналке, а тут двухэтажный домина со стеклянной террасой, выходящей в большой и тенистый сад, где круглый год радуют глаз цветы сливы, сакуры, ирисы и хризантемы. Построен он в тридцатые годы по проекту немецкого архитектора и отлично сохранился вопреки войне, американским бомбардировкам, землетрясениям и времени. Его хозяйка госпожа Со - тихая, скромно одетая пожилая женщина. Подумаешь, не из богатых. Но стоит бросить взгляд на ее руки, и эта мысль лопается мыльным пузырем. Высохшие пальцы украшены крупными бриллиантами. Позднее узнаешь: госпоже Со принадлежат в центре Токио несколько домов, и она сдает их иностранцам.
В доме у меня просторный рабочий кабинет и библиотека. В столовой стены и потолок отделаны красным деревом, встроенный массивный дубовый буфет блещет дорогой посудой. Рядом с ним обеденный стол на 12 персон, старинные мягкие кресла. Широкая лестница ведет на второй этаж. Здесь спальня и детская комната. На улице жарко, хочется принять душ. Включаешь газовую колонку,- увы, она не работает. В середине лета слишком слаб напор воды. Солнце и засуха высушили водоемы. Зимой столбик термометра приближается к отметке ноль градусов. Временами выпадает снег и не тает несколько дней. Наш дом зябнет, зябнут и его обитатели. Правда, внизу, в подвале, находится отопительная система. Нажмешь кнопку - и загорается топливо, керосин. К вечеру термометр показывает плюс 20. Время ложиться спать, отопление выключается. Боимся возможного пожара. К утру на градуснике плюс восемь. Холодный ветер с моря выдул тепло через щели. И так изо дня в день всю сырую промозглую зиму.
Ночью дом живет особой жизнью. Где-то скрипнула половица, ветер хлопнул ставнями. Без привычки вскакиваешь: кто там? Ежедневно газеты пишут об ограблениях и убийствах. Да и в Москве накануне отъезда в выездной комиссии ЦК КПСС настойчиво предупреждали: будьте начеку, опасайтесь провокаций со стороны японских спецслужб.
Провокации могут быть любыми, оградить себя ночью от них невозможно. Двери дома непривычно тонкие: нажал - и сломал замок, подцепил стамеской и вынул раму окна. Спускаешься вниз проверить. Там никого. Вернувшись в спальню, слышишь звонкое постукивание колотушки. Это полицейский совершает ночной обход. Полиции на нашей улице есть кого охранять. Сосед напротив стальной король, президент концерна, крупнейшего в стране. Слева американская чета, поселившаяся, видимо, всерьез и надолго. Чуть подальше особняк премьер-министра Эйсаку Сато.
Сон без привычки недолог. В пять утра под окнами раздается позвякиванье стекла. Это молочник. Бутылочный перезвон сменяет тарахтенье мотоцикла и резкий визг тормозов - приехал первый разносчик газет. За ним второй, третий. К шести почтовый ящик забит, часть газет и журналов валяется у калитки. Пора вставать, начинать работу. Все равно не уснешь, а в три часа на проводе будет Москва. В "Известиях" ждут материал из Токио. Так в первый, так и в последний день в Японии через пять лет.
В районе, где мы живем, бьется свой пульс, непохожий на обычный для столичных кварталов. Утром и вечером в часы пик здесь нет очередей на автобусных остановках. На работу отсюда едут на дорогих машинах. Ровно в девять к дому стального короля подкатывает "мерседес". Одетый в форму шофер долго смахивает пылинки с новой черной машины. Наконец, появляется сам господин Инаяма. Водитель кидается к двери и, согнувшись в поклоне, подсаживает стального магната. Рядом в таком же поклоне застыла его супруга. Этикет обязывает провожать мужа, и она свято соблюдает обычай. Пусть видят: в семье дорожат традициями старины.
За стальным королем уезжает высокопоставленный американец, а затем раздается звук полицейской сирены - в путь трогается Эйсаку Сато. Его также провожает в поклоне жена. Лимузины скрываются за углом, и женщины исчезают за раздвижными бумажными стенами домов, чтобы провести там весь день и выйти на улицу поздно вечером, заслышав знакомый автомобильный сигнал.
Замкнутость, изолированность - эти качества замечаешь в нашем районе сразу. Пять лет мы с женой вежливо раскланивались с соседями, приглашая их поначалу на чашку чая. Конечно, не премьера и стального магната. В одной из книг о японцах говорилось, что к этому обязывают правила японского этикета. И всегда звучал один и тот же ответ: очень благодарны, непременно зайдем, как только выберется свободное время. Свободное время так и не выбиралось. Думал, боятся человека из коммунистической страны. Нет, выяснилось, что они не ходят в гости даже друг к другу. Общаются только с теми, с кем связывают бизнес и общие, совсем не соседские, интересы.
Ну а американец? Сколько раз приходилось слышать об общительности его соотечественников, о быстроте, с которой они устанавливают контакты с людьми. Мой сосед, видимо госслужащий, выглядел иным человеком: он боялся меня как огня. В чем дело? Я поделился этой проблемой с моим другом, японским журналистом. "Ты чудак,- сказал он.- К чему американцу усложнять жизнь? Согласно правилам, он должен письменно сообщать своему начальству о каждой встрече и беседе с любым советским человеком".
Впрочем, границы полосы отчуждения, окружившей наш дом, вовсе недалеки. Стоит лишь выйти метров за триста на торговую улочку, и начинается другой мир. Здесь дома мелких служащих, лавчонки зеленщика, букиниста, аптекаря. Аптекарь сам зазывает к себе, расспрашивает о медицине в нашей стране, советует, как ухаживать за моей любимицей, грудной дочуркой Наташей. Потом зовет жену со второго этажа и просит:
- Налей-ка нам по стопке женьшеня! Жарко, надо взбодриться!
Женьшень настоящий, не плантационный. И стоит на вес золота: грамм растения - грамм желтого металла. Сколько раз я вспоминал слова старого дипломата Федора Ильича Рунова, проработавшего много лет в странах Дальнего Востока. "Увидите,- говорил он перед моим отъездом,- простые люди вам очень понравятся. А вернувшись на родину, будете долго вспоминать няню своих детей". Обе няни, Хироко-сан и Мабути-сан, в самом деле оставили в памяти яркий след. Они трогательно заботились о малышах, играли со старшим в забавные игры, рассказывали японские сказки. И дети платили за это любовью. А переводчик, Кудо-сан? Замечательный друг и работник, помогавший во всем и советом, и делом. Прошло много лет, судьба забросила меня в Австралию, Индию, Таиланд, но наша дружба и взаимное уважение сохранили былую силу.
Часам к трем газеты давно прочитаны, материал для "Известий" написан. Получасовой телефонный разговор с редакцией, и можно уезжать в город, брать интервью, встречаться с нужными людьми, собирать по крупицам информацию для новых статей и заметок. Сажусь в маленький "форд кортину" и сразу попадаю в водоворот машин. Улицы узкие, едва разъехаться двум автомобилям. Тротуаров нет, пешеходы жмутся к домам. На задних стеклах автомобилей непривычные для москвича надписи: "Вы самый лучший водитель!", "Не целуйте мою машину!", "Улыбайтесь всегда!". И в самом деле, порой приходиться улыбаться, правда, сквозь слезы.
Маршрут привычный. Сначала основа основ - визит в советское посольство. Формально корреспондент независим, у него свое начальство, причем далеко, в Москве. Он обязан подчиняться только указаниям из центра. Это чисто формально. На месте свои порядки. Ты всегда должен помнить: хозяин твоей судьбы - посол. Он, как Господь, выступает в трех лицах: полномочный представитель ЦК КПСС, правительства и спецслужб. Попробуй ему не угодить! Шифровка с компроматом в столицу - и тебя редакции не спасти. Так что изволь постоянно маячить перед глазами, налаживать хорошие личные и рабочие отношения. В том числе снабжать его "деликатной" информацией, которую посчастливилось раздобыть. Нам, корреспондентам, с послом, кажется, повезло. В этом качестве выступает член-корреспондент Академии наук СССР Николай Трофимович Федоренко. Он известный ученый-китаист, автор многих научных трудов и книг, когда-то переводил Сталина во время бесед с Мао Цзэдуном. У него мощные позиции в МИДе, и ему нет нужды заниматься "мелочевкой". У Николая Трофимовича в Токио, похоже, главное амплуа достойно представительствовать на дипломатических раутах. Высокий, всегда элегантно одетый, с платочком в нагрудном кармане и бабочкой вместо галстука, он умеет вызвать к себе расположение японских и американских дипломатов, заставить забыть о том, что джентльмен он вторично, первично же, как и все в посольстве, самый типичный продукт советской системы.
Послу не до повседневной дипломатической текучки и уж тем более не до нас, корреспондентов. В Токио он пишет очередную книгу о Китае. Пишет в своем кабинете стоя. Плотники изготовили для него специальную кафедру. Сидеть Николаю Трофимовичу трудно - он страдает профессиональной болезнью ученых, которая известна как геморрой. Мы еще не знаем, что за годы работы в Японии Федоренко "выстоит" не только толстенную книгу, но и прекрасное дипломатическое будущее. По решению ЦК КПСС он поедет на долгие годы в Нью-Йорк представителем Советского Союза в ООН. Вот уж, поистине, неисповедимы пути Господни!
Посол послом, но налаживать хорошие личные контакты нужно не только с ним. Восемьдесят процентов работников посольства отнюдь не относятся к категории дипломатов, хотя формально выступают в качестве таковых. Большинство из них - офицеры КГБ, остальные принадлежат к легендарной военной разведке ГРУ. Кто есть кто - для непосвященных самый большой секрет. Избави бог поинтересоваться тем, что тебе не положено знать. Об этом сразу доложат по инстанции. Впрочем, нет никакой необходимости задавать ненужные вопросы. Стоит только увидеть, кто периодически поднимается на верхний этаж, где расположились спецслужбы,- и все становиться ясным. У контрразведки "противника" свои ориентиры в выявлении работников КГБ. К их числу принадлежит и такой элементарный. Советник посольства Мамин вынужден ходить на работу пешком. В субботу или воскресенье, чтобы поехать отдохнуть за город, он должен просить коллег дипломатов уступить ему на день право пользования автомобилем. Машин для "чистых" сотрудников не хватает, каждая закреплена за несколькими людьми. Иное положение у тех, кто носит погоны. Если на работу в посольство приехал самый младший по рангу дипломат и тут же сел за руль "собственной" машины, гадать о его принадлежности к разведке излишне.
В то время как посол пишет книгу, а "чистые" дипломаты просиживают в кабинетах штаны, чтобы отослать раз в месяц диппочтой в Москву записи разных бесед и справок, офицеры КГБ и ГРУ делают настоящую работу. Высшим пилотажем у тех и других считается вербовка. Перед каждым ставится задача за годы работы завербовать хотя бы двух-трех агентов. Рекордсменом считается тот, кто сумел привлечь к сотрудничеству американского дипломата, офицера или бизнесмена. Потенциального агента тщательно проверяют на месте, Центр запрашивает сведения о нем у своей агентуры за океаном. Москва дает добро на вербовку, если убеждается, что потенциальный агент не является подсадной уткой. Штаб-квартира ЦРУ в Японии не дремлет, в ней работают способные люди.
Менее престижно, и все же достойно высокой похвалы, завербовать японского агента - сотрудника МИД, любого министерства, работника американской военной базы, полиции, бизнесмена. Тех офицеров КГБ, кто сумел выполнить поставленную задачу и не быть пойманным с поличным, ждут повышение в звании, новые зарубежные командировки. У неудачников перспективы значительно скромнее.
Задачи КГБ далеко не исчерпываются вербовкой. В их число входит добывание секретной политической, экономической, научно-технической информации, тайная закупка и переправка в Союз новейших компьютеров, приборов, других технических средств, в которых остро нуждаются военная и гражданская отрасли промышленности. И еще одна почетная, на сей раз контрразведывательная, миссия - обеспечить надежную слежку за самими офицерами политической и военной разведок, не говоря уж о дипломатах и журналистах. Вдруг кто-нибудь из них захочет переметнуться на американскую сторону и раскрыть вражеской разведке то, что ей не положено знать? Побеги на Запад приносят противнику не только пропагандистский успех. Как правило, они причиняют более значительный вред, ставя под угрозу агентурную сеть и судьбу наших разведчиков.
Принято считать, что элита советской разведки работает на Западе, в первую очередь в США. Возможно. Но Японию также не обделили асами Первого управления КГБ и талантливыми офицерами ГРУ. Мне вспоминается покойный генерал Животовский, который заложил фундамент агентурной сети на Японских островах в пятидесятые годы. Я встречался с ним, когда приезжал в составе профсоюзных делегаций. Рафинированный интеллигент, прекрасно игравший на фортепьяно, в совершенстве владевший английским, он к тому же обладал еще одним редким в то время для советских дипломатов качеством - слыл мастером игры в гольф. Последнее давало возможность устанавливать близкие контакты с зарубежными дипломатами и военными. Спустя четверть века, встретившись с ним случайно в Москве на Тверском бульваре, я поделился житейскими неприятностями. Он дал домашний телефон, обещал помочь. Я долго раздумывал, а когда позвонил, его уже не было в живых. Спорт не спас талантливого разведчика от нервных перегрузок.
Резидент КГБ в начале шестидесятых Юрий Иванович Попов в отличие от Животовского не был импозантным человеком. Его согнула болезнь, искривившая позвоночник. Но она не смогла помешать ему любить жизнь. Резидент не прочь был при случае посидеть за стаканом виски, поиграть в тесной компании в преферанс. Однако к числу его главных достоинств относились такие качества, как незаурядный ум и невероятная работоспособность. Он иногда возвращался домой на рассвете, с тем чтобы в девять утра снова исчезнуть за железной дверью своего посольского кабинета. О его заслугах можно только гадать. Вероятно, генералу удалось сделать многое. Не случайно впоследствии Попов получил назначение на пост резидента в Швейцарии - стране, где с довоенных времен находились европейские центры разведок мира.
Самый яркий след в памяти оставил другой резидент - полковник, в будущем генерал, Георгий Петрович Покровский. Он сменил Попова на этом посту. Жора, как мы звали его за глаза, сочетал в себе достоинства предыдущих коллег с завидными собственными. И прежде всего такими, как доброе отношение к людям, бескорыстное стремление помочь им в непростых ситуациях зарубежной жизни. В силу советских порядков ему была дана огромная власть над нашими гражданами в Японии. Он не спешил воспользоваться ей во вред.
Милой, отзывчивой была и его жена Муза. В силу своих человеческих качеств эта семья притягивала к себе как магнитом. Дружба с четой Покровских выдержала испытание временем. Когда в 1972 году ЦК КПСС по инициативе КГБ принял решение о досрочном отзыве меня из Австралии, Покровский, теперь уже генерал, нашел в себе мужество вопреки воле высокого начальства письменно поручиться за мою благонадежность. В брежневские времена сама по себе попытка защитить человека, лишенного "политического доверия" волей высоких инстанций, была настоящим гражданским подвигом.
Впрочем, у генерала было немало и прочих достоинств. В их числе высокий профессионализм в работе. Он прекрасно владел тремя иностранными языками: английским, французским и даже... японским. Закончил японское отделение Московского института востоковедения в годы Отечественной войны. А уже в 1947 году совсем молодым был направлен на работу в Соединенные Штаты Америки. Пять лет за океаном пролетели незаметно. Незаметно потому, что все это время не было ни одной свободной минуты. Началась и набирала силу холодная война. США - недавний союзник и друг - превращались в противника, а затем и вовсе стали врагом номер один, когда вспыхнула корейская война. Вопреки всем срокам, установленным ЦК КПСС, заменять Георгия Петровича не торопились. На то были веские причины. Вряд ли мы узнаем обо всех операциях, которые провел в Америке молодой чекист. Но об одной из них, пожалуй, стоит упомянуть. Благодаря информации, которую ему удалось добыть, Центр смог спасти от полного уничтожения с воздуха жизни солдат и офицеров целой советской дивизии в Корее.
За Соединенными Штатами были работа в Индии, учеба в Дипломатической академии, да мало ли что еще! Способный советский разведчик, видимо, привлек внимание штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Там давно и пристально наблюдали за ним и в конце концов приняли решение организовать похищение советского резидента в Японии. Надо констатировать: ЦРУ не приходилось занимать опыта в проведении таких операций, но к этой готовились особенно тщательно. Выполнение ее поручили трем асам разведывательного ведомства: Дэвиду Мерфи - начальнику русского отдела ЦРУ и двум сотрудникам, Калдерону и Томасу Райану, чьи должности остались для советской стороны неизвестными. Тройку похитителей снабдили всем необходимым, среди прочего специальным мешком, куда предполагалось затолкать жертву, двумя атташе-кейсами с набором шприцев и ампул, предназначенных для "отключения" похищенного. Надо ли говорить, что все трое в физическом плане не принадлежали к числу слабаков. Особенно Мерфи. Он в ЦРУ пользовался известностью и как опытный профессионал разведки, об успешных операциях которого по всему миру позднее напишут книгу, и как отличный спортсмен. Правда, не каратист. В то время в Америке еще не были популярны восточные боевые искусства. К операции в Токио подключили и японского агента американской разведки Масаки Мацумото. В его задачу входил хронометраж жизни и работы советского резидента: в какое время выезжает из дома на работу, что делает в течение дня за пределами посольства, когда по вечерам возвращается домой. В дом, где снимал квартиру Покровский, подселили одного из тройки - Калдерона. Он должен был "по-соседски" познакомиться с ним, войти в доверие как приятный в общении, расположенный к нему человек. Казалось, учтено все, промахи исключены. В Вашингтоне уже готовились к настоящей сенсации - в Японии сбежал резидент советской разведки! Он попросил политического убежища в США! О предстоящем успехе ЦРУ были информированы в строго секретном предварительном порядке трое особо доверенных журналистов в Америке и Европе. В их задачу входило после получения сигнала обрушить сенсацию на читателей в западных странах. Знать бы авторам, уверенным на сто процентов в своем опыте и успехе, русскую пословицу "и на старуху бывает проруха"! Да куда там!
При разработке акции в Лэнгли допустили сразу несколько ошибок. Во-первых, не информировали о грядущем похищении хотя бы высших руководителей японских спецслужб. Во-вторых, трио асов разведки выехали в Токио под видом бизнесменов, то есть без дипломатических паспортов и к тому же под своими подлинными фамилиями. В-третьих, не учли личного мужества Покровского, которое он, тогда еще почти юноша, проявил в Америке при попытке спецслужб скомпрометировать его, а затем завербовать. Главный инициатор попытки заработал сокрушительный удар, который вывел его из строя на несколько часов. Жора недаром сочетал занятия разными видами спорта с боксом. Тренером в его московской учебной группе был Михайлов - чемпион СССР и кумир болельщиков всей страны.
Были допущены и ошибки помельче, на сей раз самими участниками операции. Объект "охоты" имел обыкновение допоздна засиживаться на работе. Легко понять: резидент - не рядовой сотрудник разведки, ему необходимо каждый день подводить итоги полученной информации, проверять ее достоверность, встречаться самому с наиболее ответственной агентурой, составлять шифровки в Москву и делать многое-многое другое. Как-то, приехав около полуночи домой, он застал в коридоре Калдерона. Поздоровались и расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Через день или два встреча повторилась в то же самое время. Это не могло не насторожить. Когда то же случилось в третий раз, стало очевидным: будь готов ко всему! На этаже его снова встретил сосед. Он стоял, согнувшись, и держался за грудь.
- Плохо с сердцем,- пожаловался он.- Не могу двигаться. Очень прошу, пройдите в квартиру, принесите лекарство. Оно в холодильнике. Вот ключ, держите.
Отказать в помощи нельзя, все мы люди. Но как не задуматься о странности таких встреч поздно ночью и предложении пройти одному в квартиру американского "бизнесмена"! И тогда Петровский предложил проводить больного. Дверь открыли, и, несмотря на настойчивые предложения Калдерона войти первым, резидент все-таки последовал за ним. Дальше все произошло по законам детективного жанра. С лестницы двухэтажной квартиры на Покровского бросился человек. Впоследствии выяснилось, что им был начальник русского отдела ЦРУ Дэвид Мерфи. Жора смог увернуться - уроки Михайлова не пропали даром. Дэвид врезался в прыжке в стену коридора, а предполагаемая жертва, воспользовавшись помехой в лице Карделона, сумела быстро покинуть опасную квартиру. Машина была тут же, у дома. Поворот ключа - и через пять минут посольство, что находилось рядом. Бывает же такое везение! Ворота почему-то оказались открытыми, а на первом этаже после полуночи шла азартная баталия двух бильярдистов, консула и разведчика ГРУ. Резко, как приказ, прозвучала просьба: "Ребята, срочно в мою машину! На меня напали американцы. Надо их немедленно задержать! Попытаемся сдать в полицию!" Через несколько минут машина была у двери дома. Надо же, опять повезло! На пороге наши дипломаты столкнулись с тремя американцами, которые, наспех собравшись, пытались поймать такси. Завязалась схватка. Целью было не дать похитителям уехать, задержать их и сдать в местное отделение полиции. Легко сказать - задержать троих крепких мужчин, особенно дюжего Мерфи! Его схватил консул Шаров и сумел приемом повалить на асфальт. Шеф русского отдела ЦРУ отчаянно сопротивлялся. Он, как завзятый борец, вскидывал ноги, с тем чтобы суметь через голову перевернуться. Не на того напал! Консул крепко удерживал его голову и шею. Мерфи захрипел, и тогда Жора крикнул: "Смотри не задуши!" На шум прибежала Муза. Она хотела сразу вернуться в квартиру за кухонным ножом, но Жора, удерживая Райана, крикнул: "Не трогай нож, позвони и срочно вызови полицию!"
О, эти жены разведчиков! Они привыкли не теряться в любой ситуации! Через пару минут Муза вновь появилась на поле брани. Вместо ножа она держала в руках зонтик и тут же обрушила его на головы Мерфи и Райана. Полиция не заставила себя долго ждать. Всех участников поединка доставили тут же в участок. У американцев изъяли мешок и атташе-кейсы. Но просьбу русских открыть чемоданчики отклонили. Это, мол, сделает следствие. Через считанные минуты появился какой-то важный чин в штатском. В ходе допроса Покровский и двое других - обладатели дипломатических паспортов, гарантирующих личную неприкосновенность, проинформировали о нападении и поблагодарили японскую полицию за оперативно оказанную помощь. На этом все было закончено. В пять утра 17 марта 1966 года все трое русских вернулись домой, чтобы немного поспать перед работой, а американские "бизнесмены" стали звонить из участка в свое посольство. Их, конечно, выручили, и они тут же вылетели в Вашингтон.
Но шумиха вокруг акции ЦРУ не затихала долгие месяцы. Возмущались все. В японских правительственных и парламентских кругах были крайне недовольны беспардонным хозяйничаньем американцев, как будто бы они действовали у себя дома, а не в суверенной стране. Пресса под заголовками "Советский дипломат проявил находчивость", "Покровский благодарит японскую полицию за помощь" печатала многочисленные статьи, интервью и, естественно, фотографии советского резидента. Недоволен был и советский посол Владимир Михайлович Виноградов. Не знаю, что выводило его из себя,- то ли зависть к поднявшейся волне популярности его собственного советника, то ли личная неприязнь, то ли что-то еще, но он жестко прореагировал на случившееся. Посол прекрасно сознавал, что свалить резидента непросто. И все-таки понадеялся на свои силы и связи с Анастасом Микояном в Москве. В центр ушла серия шифровок с предложением срочно убрать Покровского. Из человека, который совершил геройский поступок, отбился от похитителей, хотели сделать мальчика для битья. Пусть, мол, не путается тут под ногами!
В отпуске резидента вызвали на ковер в ЦК КПСС. Выслушав его объяснения, заведующий элитным выездным административным отделом Панюшкин, курирующий, кстати, работу КГБ, МИД и ряда других авторитетных организаций, целиком одобрил поведение Покровского. То же сделали и непосредственные начальники резидента - председатель КГБ Семичастный и руководитель советской внешней разведки генерал Сахаровский, признанный ас своей нелегкой профессии и к тому же человек, не боявшийся в обстановке всеобщей перестраховки брать всю ответственность на себя. Недаром после его смерти коллеги Сахаровского воздвигли на его могиле на Новодевичьем кладбище огромный памятник из гранита. Как будто хотели сказать: добрая память о тебе сохранится в наших сердцах вечно, так же как вечен этот камень гранит. В итоге резидента наградили орденом Боевого Красного Знамени. Со временем он заслужил еще две высоких трудовых и боевых правительственных награды.
Наконец, теперь уже бывший известинский корреспондент улетел домой. Отныне ты полностью предоставлен себе и стал полноправным хозяином корреспондентского пункта. Первые дни жизни в незнакомом доме, первые впечатления. В Москве у тебя лишь комнатка в коммуналке, а тут двухэтажный домина со стеклянной террасой, выходящей в большой и тенистый сад, где круглый год радуют глаз цветы сливы, сакуры, ирисы и хризантемы. Построен он в тридцатые годы по проекту немецкого архитектора и отлично сохранился вопреки войне, американским бомбардировкам, землетрясениям и времени. Его хозяйка госпожа Со - тихая, скромно одетая пожилая женщина. Подумаешь, не из богатых. Но стоит бросить взгляд на ее руки, и эта мысль лопается мыльным пузырем. Высохшие пальцы украшены крупными бриллиантами. Позднее узнаешь: госпоже Со принадлежат в центре Токио несколько домов, и она сдает их иностранцам.
В доме у меня просторный рабочий кабинет и библиотека. В столовой стены и потолок отделаны красным деревом, встроенный массивный дубовый буфет блещет дорогой посудой. Рядом с ним обеденный стол на 12 персон, старинные мягкие кресла. Широкая лестница ведет на второй этаж. Здесь спальня и детская комната. На улице жарко, хочется принять душ. Включаешь газовую колонку,- увы, она не работает. В середине лета слишком слаб напор воды. Солнце и засуха высушили водоемы. Зимой столбик термометра приближается к отметке ноль градусов. Временами выпадает снег и не тает несколько дней. Наш дом зябнет, зябнут и его обитатели. Правда, внизу, в подвале, находится отопительная система. Нажмешь кнопку - и загорается топливо, керосин. К вечеру термометр показывает плюс 20. Время ложиться спать, отопление выключается. Боимся возможного пожара. К утру на градуснике плюс восемь. Холодный ветер с моря выдул тепло через щели. И так изо дня в день всю сырую промозглую зиму.
Ночью дом живет особой жизнью. Где-то скрипнула половица, ветер хлопнул ставнями. Без привычки вскакиваешь: кто там? Ежедневно газеты пишут об ограблениях и убийствах. Да и в Москве накануне отъезда в выездной комиссии ЦК КПСС настойчиво предупреждали: будьте начеку, опасайтесь провокаций со стороны японских спецслужб.
Провокации могут быть любыми, оградить себя ночью от них невозможно. Двери дома непривычно тонкие: нажал - и сломал замок, подцепил стамеской и вынул раму окна. Спускаешься вниз проверить. Там никого. Вернувшись в спальню, слышишь звонкое постукивание колотушки. Это полицейский совершает ночной обход. Полиции на нашей улице есть кого охранять. Сосед напротив стальной король, президент концерна, крупнейшего в стране. Слева американская чета, поселившаяся, видимо, всерьез и надолго. Чуть подальше особняк премьер-министра Эйсаку Сато.
Сон без привычки недолог. В пять утра под окнами раздается позвякиванье стекла. Это молочник. Бутылочный перезвон сменяет тарахтенье мотоцикла и резкий визг тормозов - приехал первый разносчик газет. За ним второй, третий. К шести почтовый ящик забит, часть газет и журналов валяется у калитки. Пора вставать, начинать работу. Все равно не уснешь, а в три часа на проводе будет Москва. В "Известиях" ждут материал из Токио. Так в первый, так и в последний день в Японии через пять лет.
В районе, где мы живем, бьется свой пульс, непохожий на обычный для столичных кварталов. Утром и вечером в часы пик здесь нет очередей на автобусных остановках. На работу отсюда едут на дорогих машинах. Ровно в девять к дому стального короля подкатывает "мерседес". Одетый в форму шофер долго смахивает пылинки с новой черной машины. Наконец, появляется сам господин Инаяма. Водитель кидается к двери и, согнувшись в поклоне, подсаживает стального магната. Рядом в таком же поклоне застыла его супруга. Этикет обязывает провожать мужа, и она свято соблюдает обычай. Пусть видят: в семье дорожат традициями старины.
За стальным королем уезжает высокопоставленный американец, а затем раздается звук полицейской сирены - в путь трогается Эйсаку Сато. Его также провожает в поклоне жена. Лимузины скрываются за углом, и женщины исчезают за раздвижными бумажными стенами домов, чтобы провести там весь день и выйти на улицу поздно вечером, заслышав знакомый автомобильный сигнал.
Замкнутость, изолированность - эти качества замечаешь в нашем районе сразу. Пять лет мы с женой вежливо раскланивались с соседями, приглашая их поначалу на чашку чая. Конечно, не премьера и стального магната. В одной из книг о японцах говорилось, что к этому обязывают правила японского этикета. И всегда звучал один и тот же ответ: очень благодарны, непременно зайдем, как только выберется свободное время. Свободное время так и не выбиралось. Думал, боятся человека из коммунистической страны. Нет, выяснилось, что они не ходят в гости даже друг к другу. Общаются только с теми, с кем связывают бизнес и общие, совсем не соседские, интересы.
Ну а американец? Сколько раз приходилось слышать об общительности его соотечественников, о быстроте, с которой они устанавливают контакты с людьми. Мой сосед, видимо госслужащий, выглядел иным человеком: он боялся меня как огня. В чем дело? Я поделился этой проблемой с моим другом, японским журналистом. "Ты чудак,- сказал он.- К чему американцу усложнять жизнь? Согласно правилам, он должен письменно сообщать своему начальству о каждой встрече и беседе с любым советским человеком".
Впрочем, границы полосы отчуждения, окружившей наш дом, вовсе недалеки. Стоит лишь выйти метров за триста на торговую улочку, и начинается другой мир. Здесь дома мелких служащих, лавчонки зеленщика, букиниста, аптекаря. Аптекарь сам зазывает к себе, расспрашивает о медицине в нашей стране, советует, как ухаживать за моей любимицей, грудной дочуркой Наташей. Потом зовет жену со второго этажа и просит:
- Налей-ка нам по стопке женьшеня! Жарко, надо взбодриться!
Женьшень настоящий, не плантационный. И стоит на вес золота: грамм растения - грамм желтого металла. Сколько раз я вспоминал слова старого дипломата Федора Ильича Рунова, проработавшего много лет в странах Дальнего Востока. "Увидите,- говорил он перед моим отъездом,- простые люди вам очень понравятся. А вернувшись на родину, будете долго вспоминать няню своих детей". Обе няни, Хироко-сан и Мабути-сан, в самом деле оставили в памяти яркий след. Они трогательно заботились о малышах, играли со старшим в забавные игры, рассказывали японские сказки. И дети платили за это любовью. А переводчик, Кудо-сан? Замечательный друг и работник, помогавший во всем и советом, и делом. Прошло много лет, судьба забросила меня в Австралию, Индию, Таиланд, но наша дружба и взаимное уважение сохранили былую силу.
Часам к трем газеты давно прочитаны, материал для "Известий" написан. Получасовой телефонный разговор с редакцией, и можно уезжать в город, брать интервью, встречаться с нужными людьми, собирать по крупицам информацию для новых статей и заметок. Сажусь в маленький "форд кортину" и сразу попадаю в водоворот машин. Улицы узкие, едва разъехаться двум автомобилям. Тротуаров нет, пешеходы жмутся к домам. На задних стеклах автомобилей непривычные для москвича надписи: "Вы самый лучший водитель!", "Не целуйте мою машину!", "Улыбайтесь всегда!". И в самом деле, порой приходиться улыбаться, правда, сквозь слезы.
Маршрут привычный. Сначала основа основ - визит в советское посольство. Формально корреспондент независим, у него свое начальство, причем далеко, в Москве. Он обязан подчиняться только указаниям из центра. Это чисто формально. На месте свои порядки. Ты всегда должен помнить: хозяин твоей судьбы - посол. Он, как Господь, выступает в трех лицах: полномочный представитель ЦК КПСС, правительства и спецслужб. Попробуй ему не угодить! Шифровка с компроматом в столицу - и тебя редакции не спасти. Так что изволь постоянно маячить перед глазами, налаживать хорошие личные и рабочие отношения. В том числе снабжать его "деликатной" информацией, которую посчастливилось раздобыть. Нам, корреспондентам, с послом, кажется, повезло. В этом качестве выступает член-корреспондент Академии наук СССР Николай Трофимович Федоренко. Он известный ученый-китаист, автор многих научных трудов и книг, когда-то переводил Сталина во время бесед с Мао Цзэдуном. У него мощные позиции в МИДе, и ему нет нужды заниматься "мелочевкой". У Николая Трофимовича в Токио, похоже, главное амплуа достойно представительствовать на дипломатических раутах. Высокий, всегда элегантно одетый, с платочком в нагрудном кармане и бабочкой вместо галстука, он умеет вызвать к себе расположение японских и американских дипломатов, заставить забыть о том, что джентльмен он вторично, первично же, как и все в посольстве, самый типичный продукт советской системы.
Послу не до повседневной дипломатической текучки и уж тем более не до нас, корреспондентов. В Токио он пишет очередную книгу о Китае. Пишет в своем кабинете стоя. Плотники изготовили для него специальную кафедру. Сидеть Николаю Трофимовичу трудно - он страдает профессиональной болезнью ученых, которая известна как геморрой. Мы еще не знаем, что за годы работы в Японии Федоренко "выстоит" не только толстенную книгу, но и прекрасное дипломатическое будущее. По решению ЦК КПСС он поедет на долгие годы в Нью-Йорк представителем Советского Союза в ООН. Вот уж, поистине, неисповедимы пути Господни!
Посол послом, но налаживать хорошие личные контакты нужно не только с ним. Восемьдесят процентов работников посольства отнюдь не относятся к категории дипломатов, хотя формально выступают в качестве таковых. Большинство из них - офицеры КГБ, остальные принадлежат к легендарной военной разведке ГРУ. Кто есть кто - для непосвященных самый большой секрет. Избави бог поинтересоваться тем, что тебе не положено знать. Об этом сразу доложат по инстанции. Впрочем, нет никакой необходимости задавать ненужные вопросы. Стоит только увидеть, кто периодически поднимается на верхний этаж, где расположились спецслужбы,- и все становиться ясным. У контрразведки "противника" свои ориентиры в выявлении работников КГБ. К их числу принадлежит и такой элементарный. Советник посольства Мамин вынужден ходить на работу пешком. В субботу или воскресенье, чтобы поехать отдохнуть за город, он должен просить коллег дипломатов уступить ему на день право пользования автомобилем. Машин для "чистых" сотрудников не хватает, каждая закреплена за несколькими людьми. Иное положение у тех, кто носит погоны. Если на работу в посольство приехал самый младший по рангу дипломат и тут же сел за руль "собственной" машины, гадать о его принадлежности к разведке излишне.
В то время как посол пишет книгу, а "чистые" дипломаты просиживают в кабинетах штаны, чтобы отослать раз в месяц диппочтой в Москву записи разных бесед и справок, офицеры КГБ и ГРУ делают настоящую работу. Высшим пилотажем у тех и других считается вербовка. Перед каждым ставится задача за годы работы завербовать хотя бы двух-трех агентов. Рекордсменом считается тот, кто сумел привлечь к сотрудничеству американского дипломата, офицера или бизнесмена. Потенциального агента тщательно проверяют на месте, Центр запрашивает сведения о нем у своей агентуры за океаном. Москва дает добро на вербовку, если убеждается, что потенциальный агент не является подсадной уткой. Штаб-квартира ЦРУ в Японии не дремлет, в ней работают способные люди.
Менее престижно, и все же достойно высокой похвалы, завербовать японского агента - сотрудника МИД, любого министерства, работника американской военной базы, полиции, бизнесмена. Тех офицеров КГБ, кто сумел выполнить поставленную задачу и не быть пойманным с поличным, ждут повышение в звании, новые зарубежные командировки. У неудачников перспективы значительно скромнее.
Задачи КГБ далеко не исчерпываются вербовкой. В их число входит добывание секретной политической, экономической, научно-технической информации, тайная закупка и переправка в Союз новейших компьютеров, приборов, других технических средств, в которых остро нуждаются военная и гражданская отрасли промышленности. И еще одна почетная, на сей раз контрразведывательная, миссия - обеспечить надежную слежку за самими офицерами политической и военной разведок, не говоря уж о дипломатах и журналистах. Вдруг кто-нибудь из них захочет переметнуться на американскую сторону и раскрыть вражеской разведке то, что ей не положено знать? Побеги на Запад приносят противнику не только пропагандистский успех. Как правило, они причиняют более значительный вред, ставя под угрозу агентурную сеть и судьбу наших разведчиков.
Принято считать, что элита советской разведки работает на Западе, в первую очередь в США. Возможно. Но Японию также не обделили асами Первого управления КГБ и талантливыми офицерами ГРУ. Мне вспоминается покойный генерал Животовский, который заложил фундамент агентурной сети на Японских островах в пятидесятые годы. Я встречался с ним, когда приезжал в составе профсоюзных делегаций. Рафинированный интеллигент, прекрасно игравший на фортепьяно, в совершенстве владевший английским, он к тому же обладал еще одним редким в то время для советских дипломатов качеством - слыл мастером игры в гольф. Последнее давало возможность устанавливать близкие контакты с зарубежными дипломатами и военными. Спустя четверть века, встретившись с ним случайно в Москве на Тверском бульваре, я поделился житейскими неприятностями. Он дал домашний телефон, обещал помочь. Я долго раздумывал, а когда позвонил, его уже не было в живых. Спорт не спас талантливого разведчика от нервных перегрузок.
Резидент КГБ в начале шестидесятых Юрий Иванович Попов в отличие от Животовского не был импозантным человеком. Его согнула болезнь, искривившая позвоночник. Но она не смогла помешать ему любить жизнь. Резидент не прочь был при случае посидеть за стаканом виски, поиграть в тесной компании в преферанс. Однако к числу его главных достоинств относились такие качества, как незаурядный ум и невероятная работоспособность. Он иногда возвращался домой на рассвете, с тем чтобы в девять утра снова исчезнуть за железной дверью своего посольского кабинета. О его заслугах можно только гадать. Вероятно, генералу удалось сделать многое. Не случайно впоследствии Попов получил назначение на пост резидента в Швейцарии - стране, где с довоенных времен находились европейские центры разведок мира.
Самый яркий след в памяти оставил другой резидент - полковник, в будущем генерал, Георгий Петрович Покровский. Он сменил Попова на этом посту. Жора, как мы звали его за глаза, сочетал в себе достоинства предыдущих коллег с завидными собственными. И прежде всего такими, как доброе отношение к людям, бескорыстное стремление помочь им в непростых ситуациях зарубежной жизни. В силу советских порядков ему была дана огромная власть над нашими гражданами в Японии. Он не спешил воспользоваться ей во вред.
Милой, отзывчивой была и его жена Муза. В силу своих человеческих качеств эта семья притягивала к себе как магнитом. Дружба с четой Покровских выдержала испытание временем. Когда в 1972 году ЦК КПСС по инициативе КГБ принял решение о досрочном отзыве меня из Австралии, Покровский, теперь уже генерал, нашел в себе мужество вопреки воле высокого начальства письменно поручиться за мою благонадежность. В брежневские времена сама по себе попытка защитить человека, лишенного "политического доверия" волей высоких инстанций, была настоящим гражданским подвигом.
Впрочем, у генерала было немало и прочих достоинств. В их числе высокий профессионализм в работе. Он прекрасно владел тремя иностранными языками: английским, французским и даже... японским. Закончил японское отделение Московского института востоковедения в годы Отечественной войны. А уже в 1947 году совсем молодым был направлен на работу в Соединенные Штаты Америки. Пять лет за океаном пролетели незаметно. Незаметно потому, что все это время не было ни одной свободной минуты. Началась и набирала силу холодная война. США - недавний союзник и друг - превращались в противника, а затем и вовсе стали врагом номер один, когда вспыхнула корейская война. Вопреки всем срокам, установленным ЦК КПСС, заменять Георгия Петровича не торопились. На то были веские причины. Вряд ли мы узнаем обо всех операциях, которые провел в Америке молодой чекист. Но об одной из них, пожалуй, стоит упомянуть. Благодаря информации, которую ему удалось добыть, Центр смог спасти от полного уничтожения с воздуха жизни солдат и офицеров целой советской дивизии в Корее.
За Соединенными Штатами были работа в Индии, учеба в Дипломатической академии, да мало ли что еще! Способный советский разведчик, видимо, привлек внимание штаб-квартиры ЦРУ в Лэнгли. Там давно и пристально наблюдали за ним и в конце концов приняли решение организовать похищение советского резидента в Японии. Надо констатировать: ЦРУ не приходилось занимать опыта в проведении таких операций, но к этой готовились особенно тщательно. Выполнение ее поручили трем асам разведывательного ведомства: Дэвиду Мерфи - начальнику русского отдела ЦРУ и двум сотрудникам, Калдерону и Томасу Райану, чьи должности остались для советской стороны неизвестными. Тройку похитителей снабдили всем необходимым, среди прочего специальным мешком, куда предполагалось затолкать жертву, двумя атташе-кейсами с набором шприцев и ампул, предназначенных для "отключения" похищенного. Надо ли говорить, что все трое в физическом плане не принадлежали к числу слабаков. Особенно Мерфи. Он в ЦРУ пользовался известностью и как опытный профессионал разведки, об успешных операциях которого по всему миру позднее напишут книгу, и как отличный спортсмен. Правда, не каратист. В то время в Америке еще не были популярны восточные боевые искусства. К операции в Токио подключили и японского агента американской разведки Масаки Мацумото. В его задачу входил хронометраж жизни и работы советского резидента: в какое время выезжает из дома на работу, что делает в течение дня за пределами посольства, когда по вечерам возвращается домой. В дом, где снимал квартиру Покровский, подселили одного из тройки - Калдерона. Он должен был "по-соседски" познакомиться с ним, войти в доверие как приятный в общении, расположенный к нему человек. Казалось, учтено все, промахи исключены. В Вашингтоне уже готовились к настоящей сенсации - в Японии сбежал резидент советской разведки! Он попросил политического убежища в США! О предстоящем успехе ЦРУ были информированы в строго секретном предварительном порядке трое особо доверенных журналистов в Америке и Европе. В их задачу входило после получения сигнала обрушить сенсацию на читателей в западных странах. Знать бы авторам, уверенным на сто процентов в своем опыте и успехе, русскую пословицу "и на старуху бывает проруха"! Да куда там!
При разработке акции в Лэнгли допустили сразу несколько ошибок. Во-первых, не информировали о грядущем похищении хотя бы высших руководителей японских спецслужб. Во-вторых, трио асов разведки выехали в Токио под видом бизнесменов, то есть без дипломатических паспортов и к тому же под своими подлинными фамилиями. В-третьих, не учли личного мужества Покровского, которое он, тогда еще почти юноша, проявил в Америке при попытке спецслужб скомпрометировать его, а затем завербовать. Главный инициатор попытки заработал сокрушительный удар, который вывел его из строя на несколько часов. Жора недаром сочетал занятия разными видами спорта с боксом. Тренером в его московской учебной группе был Михайлов - чемпион СССР и кумир болельщиков всей страны.
Были допущены и ошибки помельче, на сей раз самими участниками операции. Объект "охоты" имел обыкновение допоздна засиживаться на работе. Легко понять: резидент - не рядовой сотрудник разведки, ему необходимо каждый день подводить итоги полученной информации, проверять ее достоверность, встречаться самому с наиболее ответственной агентурой, составлять шифровки в Москву и делать многое-многое другое. Как-то, приехав около полуночи домой, он застал в коридоре Калдерона. Поздоровались и расстались, пожелав друг другу спокойной ночи. Через день или два встреча повторилась в то же самое время. Это не могло не насторожить. Когда то же случилось в третий раз, стало очевидным: будь готов ко всему! На этаже его снова встретил сосед. Он стоял, согнувшись, и держался за грудь.
- Плохо с сердцем,- пожаловался он.- Не могу двигаться. Очень прошу, пройдите в квартиру, принесите лекарство. Оно в холодильнике. Вот ключ, держите.
Отказать в помощи нельзя, все мы люди. Но как не задуматься о странности таких встреч поздно ночью и предложении пройти одному в квартиру американского "бизнесмена"! И тогда Петровский предложил проводить больного. Дверь открыли, и, несмотря на настойчивые предложения Калдерона войти первым, резидент все-таки последовал за ним. Дальше все произошло по законам детективного жанра. С лестницы двухэтажной квартиры на Покровского бросился человек. Впоследствии выяснилось, что им был начальник русского отдела ЦРУ Дэвид Мерфи. Жора смог увернуться - уроки Михайлова не пропали даром. Дэвид врезался в прыжке в стену коридора, а предполагаемая жертва, воспользовавшись помехой в лице Карделона, сумела быстро покинуть опасную квартиру. Машина была тут же, у дома. Поворот ключа - и через пять минут посольство, что находилось рядом. Бывает же такое везение! Ворота почему-то оказались открытыми, а на первом этаже после полуночи шла азартная баталия двух бильярдистов, консула и разведчика ГРУ. Резко, как приказ, прозвучала просьба: "Ребята, срочно в мою машину! На меня напали американцы. Надо их немедленно задержать! Попытаемся сдать в полицию!" Через несколько минут машина была у двери дома. Надо же, опять повезло! На пороге наши дипломаты столкнулись с тремя американцами, которые, наспех собравшись, пытались поймать такси. Завязалась схватка. Целью было не дать похитителям уехать, задержать их и сдать в местное отделение полиции. Легко сказать - задержать троих крепких мужчин, особенно дюжего Мерфи! Его схватил консул Шаров и сумел приемом повалить на асфальт. Шеф русского отдела ЦРУ отчаянно сопротивлялся. Он, как завзятый борец, вскидывал ноги, с тем чтобы суметь через голову перевернуться. Не на того напал! Консул крепко удерживал его голову и шею. Мерфи захрипел, и тогда Жора крикнул: "Смотри не задуши!" На шум прибежала Муза. Она хотела сразу вернуться в квартиру за кухонным ножом, но Жора, удерживая Райана, крикнул: "Не трогай нож, позвони и срочно вызови полицию!"
О, эти жены разведчиков! Они привыкли не теряться в любой ситуации! Через пару минут Муза вновь появилась на поле брани. Вместо ножа она держала в руках зонтик и тут же обрушила его на головы Мерфи и Райана. Полиция не заставила себя долго ждать. Всех участников поединка доставили тут же в участок. У американцев изъяли мешок и атташе-кейсы. Но просьбу русских открыть чемоданчики отклонили. Это, мол, сделает следствие. Через считанные минуты появился какой-то важный чин в штатском. В ходе допроса Покровский и двое других - обладатели дипломатических паспортов, гарантирующих личную неприкосновенность, проинформировали о нападении и поблагодарили японскую полицию за оперативно оказанную помощь. На этом все было закончено. В пять утра 17 марта 1966 года все трое русских вернулись домой, чтобы немного поспать перед работой, а американские "бизнесмены" стали звонить из участка в свое посольство. Их, конечно, выручили, и они тут же вылетели в Вашингтон.
Но шумиха вокруг акции ЦРУ не затихала долгие месяцы. Возмущались все. В японских правительственных и парламентских кругах были крайне недовольны беспардонным хозяйничаньем американцев, как будто бы они действовали у себя дома, а не в суверенной стране. Пресса под заголовками "Советский дипломат проявил находчивость", "Покровский благодарит японскую полицию за помощь" печатала многочисленные статьи, интервью и, естественно, фотографии советского резидента. Недоволен был и советский посол Владимир Михайлович Виноградов. Не знаю, что выводило его из себя,- то ли зависть к поднявшейся волне популярности его собственного советника, то ли личная неприязнь, то ли что-то еще, но он жестко прореагировал на случившееся. Посол прекрасно сознавал, что свалить резидента непросто. И все-таки понадеялся на свои силы и связи с Анастасом Микояном в Москве. В центр ушла серия шифровок с предложением срочно убрать Покровского. Из человека, который совершил геройский поступок, отбился от похитителей, хотели сделать мальчика для битья. Пусть, мол, не путается тут под ногами!
В отпуске резидента вызвали на ковер в ЦК КПСС. Выслушав его объяснения, заведующий элитным выездным административным отделом Панюшкин, курирующий, кстати, работу КГБ, МИД и ряда других авторитетных организаций, целиком одобрил поведение Покровского. То же сделали и непосредственные начальники резидента - председатель КГБ Семичастный и руководитель советской внешней разведки генерал Сахаровский, признанный ас своей нелегкой профессии и к тому же человек, не боявшийся в обстановке всеобщей перестраховки брать всю ответственность на себя. Недаром после его смерти коллеги Сахаровского воздвигли на его могиле на Новодевичьем кладбище огромный памятник из гранита. Как будто хотели сказать: добрая память о тебе сохранится в наших сердцах вечно, так же как вечен этот камень гранит. В итоге резидента наградили орденом Боевого Красного Знамени. Со временем он заслужил еще две высоких трудовых и боевых правительственных награды.