Страница:
На какое-то время они разделились, каждый ходил сам по себе; Миа увлеклась работами своих друзей и чуть не столкнулась с ними самими. Ей отнюдь не улыбалось повстречать кого-то из старых знакомых. Ей не хотелось пускаться в объяснения по поводу своего отъезда из Сан-Диего, или отвечав на участливые расспросы о здоровье, или знакомить их с Джеффом.
Через несколько минут она высмотрела в толпе посетителей Джеффа, оказавшегося уже в третьей комнате, и стала пробираться прямо к нему, но на полпути ее шаги невольно замедлились. Она разглядела статую, которая так привлекла его внимание: это была ее обнаженная фигура, вылепленная ко|да-то Гленом. Хотя он все равно вряд ли узнает ее. У нее были тогда длинные волосы. Да и выглядела она совсем по-другому.
Успокоив себя таким образом, она приблизилась к нему в ту минуту, когда он читал табличку, на которой наверняка было обозначено: «Солнышко». Терракота, отлитая в бронзе. Глен Джасперсон".
Он выпрямился, когда она оказалась рядом.
— Ну, Солнышко, — он с улыбкой кивнул в сторону статуи, — у меня такое ощущение, что я наконец-то познакомился с тобой поближе.
Она недовольно наморщила нос, поглубже натянув на глаза козырек и без того нахлобученной по самые уши кепки.
— Ты бы смог узнать меня без таблички?
— Ну… — Скрестив руки на груди, Джефф окинул статую важным взором. — Теперь у тебя другая прическа и гораздо меньше мяса на костях. И все же да, я полагаю, что смог бы узнать тебя и так.
Ее конической формы грудь торчала, словно буи на воде. Глен с таким же успехом мог назвать свою чертову скульптуру «Солнышкины груди». Она вообще удивлялась, как Джефф смог обратить внимание на какие-то другие детали.
— Ты выглядишь здесь счастливой, Миа, — сказал он.
— Я и была такой, — и она поглядела на вызывающую улыбку, на призывное выражение глаз. Словно увидела их впервые. Нет, ничему подобному больше нет места в ее жизни.
— Ты здесь выглядишь весьма игривой, — продолжал Джефф, — и это тем более удивительно для меня.
Миа прикрыла глаза рукой.
— Я полагаю, ты достаточно отпрепарировал меня, заключенную в этой скульптуре, — сказала она. — Мы можем наконец уйти отсюда?
— Разумеется. — Он рассмеялся и повернулся к дверям, ведущим в следующую комнату, но Миа застыла на месте. Там, куда направлялся Джефф, привалившись к косяку, стоял Глен, беседовавший с рыжеволосой особой в коротком черном платье. Глен выглядел рослым, цветущим и весьма привлекательным мужчиной в бежевом костюме, очень шедшем его светлой шевелюре. Он так и сиял от полноты жизни и казался целиком погруженным в беседу с рыжеволосой дамой.
Миа заглянула Джеффу в лицо.
— Здесь Глен, — тихо сказала она. — Пожалуйста, давай уйдем совсем?
Джефф засмотрелся было через ее плечо на парочку у дверей, однако Миа заторопилась к выходу. Когда он наконец догнал ее, она уже стояла, облокотившись на его машину, с трудом переводя дыхание.
— Ты выглядишь так, словно тебя чуть не убили в этой толчее, — заметил он, открывая перед нею дверь.
Она скользнула внутрь и бездумно уставилась на окружавшую их уличную суету, стараясь избавиться от облика Глена, такого веселого, такого красивого и, по всей видимости, весьма довольного жизнью.
Джефф не проронил ни слова, пока они не выехали на скоростное шоссе.
— Ну, хорошо, — произнес он так, словно продолжал прерванный несколькими минутами раньше разговор. — Логичнее всего выглядит предположение, что Глен смылся в компании с другой красоткой.
Она не в силах была подавить истерического смеха.
— Так я оказался достаточно близок к истине? — не унимался Джефф.
Миа глубоко вздохнула и посмотрела в окно на заходившее солнце.
— Если быть точным, он сбежал с моей сестрой, — сказала она.
— О! Мерзавец.
Он даже не подозревал, какой мерзавец.
— Мы уже обручились и вот-вот должны были пожениться, — продолжала Миа. — А туг Лауре приспичило вернуться домой из Санта-Барбары, где она жила уже много лет. Ее бывший воздыхатель бросил ее, и она очень переживала. Глен стал трогательно заботиться о ней, стараясь вовлечь буквально во все, чем бы мы ни занимались. Когда-то, когда мы были детьми, я всегда завидовала ей. Она была красавицей, я же оставалась невзрачной простушкой. У нее были толпы поклонников, а у меня была мать, за которой мне нужно было ухаживать. Ну а потом, как я сказала, у нее оказался и Глен. — Она прикусила губу, удивляясь тому, как агрессивно звучит ее голос. Она еще ни с кем не обсуждала этих событий.
Джефф не сводил глаз с дороги.
— Ты сильно любила его?
— Да. Я тогда как раз поправлялась после тяжелой болезни и искала работу, чтобы было на что жить и заниматься скульптурой. Наконец мне дали один адрес в бюро по найму, однако когда я пришла в первый день на работу, мне заявили, что в моих услугах не нуждаются. А когда я вернулась домой, то обнаружила Глена с Лаурой на полу в гостиной.
— Ты хочешь сказать, — он быстро взглянул на нее, — что они занимались любовью.
— Нет. Просто снюхались, как собаки.
Джефф снова уставился на дорогу, однако его лоб пересекла глубокая морщина.
— Как жестоко, — сказал он. — Как предательски. Миа лишь вздохнула в знак согласия.
— И они все еще вместе?
— О да. Лаура и Глен. Глен и Лаура.
— Чета мерзавцев. Она рассмеялась.
— После чего ты сбежала в Долину Розы и стала затворницей?
— Верно.
— И как долго ты намерена пребывать в бегах?
Она пожала плечами.
— Миа, — сказал он, — но ведь это не может быть серьезной причиной для бегства, да еще в такое захолустье, как ваша Долина Розы. Тебе надо жить где-нибудь в таком месте, где ты могла бы встречаться с людьми, с настоящими людьми, которые относились бы к тебе так, как ты того заслуживаешь, а не как к куче дерьма.
— Послушай, Джефф, — ей во что бы то ни стало надо было поменять тему разговора, — я ведь не пристаю к тебе с душеспасительными беседами по поводу твоего бегства, не приставай ко мне и ты, ладно? И к тому же я голодна.
Джефф улыбнулся и послушно свернул на первое же ответвление со скоростного шоссе.
— Миледи изволила проголодаться, — провозгласил он, съезжая вниз по эстакаде, — и неожиданно оскалила зубки. Непредсказуемость женской души. Робкая, а через мгновение дерзкая. Она позволяет мужчинам лепить себя в обнаженном виде, но превращается в глыбу льда, стоит прикоснуться к ней. Она…
— Пожалуйста, не надо! — воскликнула она. Скажи он еще слово — и Миа не выдержала бы и взорвалась.
Он остановился под красным сигналом светофора, но не двинулся с места, пока она не взглянула на него.
— Я прошу прощения, — сказал он, поймав ее взгляд.
— Все в порядке. — Она уже раскаивалась в своем припадке ярости, но по крайней мере ей все же удалось прекратить эти шуточки.
Они остановились у закусочной и купили кое-что на ужин. Увидев, как Джефф берет с прилавка бутылку вина, она тут же взяла вторую — ей вдруг захотелось как следует выпить сегодня вечером.
Они заперли котенка у Джеффа в коттедже и отправились к ней. Миа скатала в рулон пластик, покрывавший пол, и они уселись на ковре, прислонившись спиной к дивану, и принялись за ужин и вино. Миа как раз приканчивала второй стакан, когда Джефф снова вернулся к обсуждению деликатных сторон ее жизни.
— Итак, — начал он, — Глен делал свою статую с фотографий, или ты ему позировала? Или тебе все еще не хочется об этом говорить?
— Я позировала.
Миа завернула в бумагу оставшуюся половинку сэндвича и положила ее на кофейный столик.
— Ты чувствовала при этом неловкость?
Она отрицательно помотала головой и отпила еще глоток вина.
— В то время я относилась к таким вещам как к чему-то абсолютно естественному Но ведь тогда я была намного моложе.
— Да тебе и сейчас всего двадцать восемь, — рассмеялся Джефф. Он подлил себе еще вина. — Хотя я не могу не признать, что меня удивляет твоя прежняя бесшабашность.
— Почему?
Он долго и задумчиво жевал свой сэндвич, прежде чем заговорить опять.
— Потому что ты весьма замкнутая личность. В физическом плане. Ты так настороженно стараешься удержать эту ненормальную дистанцию между собой и остальными. Полагаю, что ты шарахаешься не только от меня?
Она кивнула, не сводя глаз со своих босых ног. Они выглядели такими бледными на фоне орехового цвета ковра. Как давно она была в последний раз на солнце?
— Это не было мне присуще раньше, — сказала она. — Когда я позировала Глену, я вообще не знала, что это такое.
— Неужели тебя сделала такой его измена с Лаурой?
Она лишь пожала плечами, не желая вдаваться в подробности.
Джефф прикончил свой сэндвич и откинул голову на диван, уставившись в потолок.
— Мне кажется, ты вовсе не невзрачная простушка.
Миа тоже откинула голову на диван. Потолок над ней слегка покачнулся.
— Ну, это бросалось в глаза оттого, что Лаура потрясающе красива.
— Ты говоришь, что она окрутила всех парней, в то время как ты ухаживала за матерью. — Джефф выпрямился, чтобы отпить вина. — Означает ли это, что Глен был у тебя первым?
Не отрывая головы от дивана, она повернула ее в сторону Джеффа, взглянув на него через паутину светлых волос.
— Мы говорим о первом поклоннике или о первом любовнике?
— Как ты сама решишь, — пожал он плечами.
— По правде, он был первым в обоих смыслах. — Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, отпив еще глоток вина, и снова откинулась на диван. — Я была поздним цветком.
— Значит, он был очень важен Очень значителен в твоей жизни.
— М-м-м. — Она разглядывала бурый потек от промочившего когда-то потолок дождя. — А как насчет тебя? Кто бы у тебя первой?
— Я был совсем молодым, даже юным.
— Насколько юным?
— Тринадцати лет отводу.
— Тринадцать?! — От неожиданности она подняла голову и тут же почувствовала головокружение. — А сколько же было девице?
— Семнадцать. Меня поймали на «слабо». Она была очень сексуальна и очень… беззаботна, что ли. Пожалуй, лучше сказать «излишне свободна в поведении». Кое-кто из моих друзей дал мне десять баксов, чтобы я сделал это с нею.
— Отвратительно. — Миа подлила себе вина.
— Ты уверена, что это именно то, чего ты хочешь? — Он показал на стакан с вином, и она кивнула.
— Конечно, — упрямо сказала она — Хочу напиться в стельку.
— Ну что ж, в чем-то ты права. — Джефф вернулся к разговору. — Я тоже сделал вывод, что это отвратительно, позже. В каком-то смысле это здорово отбросило меня назад. Они потребовали от нее полного отчета обо всем, прежде чем отдали деньги, и она заявила им, что впервые нарвалась на такого никчемного лопуха, как я. Она сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь. «Он даже не смог отличить замочную скважину от ключа».
Джефф пожал плечами, а Миа засмеялась. Вино определенно оказывало на нее свое действие, наполняя сердце живительным теплом и весельем.
— Словом, я настолько упал в собственных глазах, что решился на вторую попытку лишь через много-много лет. — С улыбкой глядя на нее, он скомкал обертку от своею сэндвича. Затем потянулся за ее альбомом для набросков, устроил его у себя на коленях и принялся изображать грубый рисунок фонтана с двумя подающими воду трубами. — Я все думал, не могла бы ты сделать эту часть пошире, — он указал на нижнюю часть рисунка, — или это невозможно?
— Наконец-то я обнаружила хоть что-то, в чем ты профан! — воскликнула она. — Ты же вовсе не способен рисовать.
С обиженным выражением лица он отодвинул от Миа свой рисунок и швырнул в нее скомканной оберткой. Потом положил альбом обратно на кофейный столик и обхватил руками колени.
— Ну, Миа, как ты думаешь, я смогу создать дождь?
— Нет, — хихикнула Миа.
— Так за каким чертом ты накупила сегодня все это барахло?
— Я думала, что это развлечет тебя.
— Кармен вполне могла додуматься подослать ко мне шпионов, которые проследили нас до самого Сан-Диего. Так что красоваться тебе сегодня в новостях, — и он заговорил с нарочито сильным испанским акцентом, пародируя Кармен: "Человек-загадка из Долины Розы, неуловимый Джефф Кабрио, был замечен сегодня в Сан-Диего с обаятельной секретаршей мэра Криса Гарретта, мисс Миа Таннер. Вышеупомянутый создатель дождя, мистер Кабрио, по всей вероятности, с успехом включил мисс Таннер в круг лиц, разделяющих его заблуждение по поводу своей способности сотворить дождь".
— О Боже, вот уж не хотела бы я оказаться в новостях. — Ее вдруг охватила тревога, однако она не могла уловить ее причину.
— Мистера Кабрио видели созерцающим обнаженную скульптуру мисс Таннер, — добавил Джефф. Он вдруг засмеялся:
— У меня перед глазами так и маячат заголовки завтрашних газет: «Секретарша позирует без ничего, кроме шарфа и шляпы, в то время как создатель дождя созерцает».
— Ох, нет, — со стоном промолвила Миа.
— А ведь ее шпионы могут наблюдать за нами в окно, вот прямо сейчас, пока мы с тобой болтаем. — Он драматически простер руки в сторону вечернего неба, полыхавшего оранжевым отблеском на стеклах окон в гостиной. — И мне кажется, мы должны подбросить им нечто стоящее для отчета перед укротительницей драконов.
И он, наклонившись, мягко привлек к себе Миа за плечи. Она мгновенно окаменела, ощущая непреодолимое желание отгородиться от его тела хотя бы непрочным барьером из своих рук. Однако он был уже слишком близко, и его губы, жадные, зовущие, прижались к ее губам. Когда Миа почувствовала, что его язык проскальзывает между ее губ, у нее в душе разыгралась настоящая баталия между естественным порывом ее измученной души и тела и невозможностью поддаваться такому ходу событий.
Она отшатнулась от него, слабо, но решительно упираясь руками ему в грудь. На нее вдруг накатила волна тошноты, и, с трудом проглотив отдававший перегаром комок, поднявшийся к горлу, она прошептала:
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, уходи.
Он поднялся, но не сразу, да и то лишь для того, чтобы усесться на диван. Потом он взял ее за руку.
— Поди сюда, дружище, — мягко сказал он, нежно поднимая ее с пола и устраивая у себя на коленях.
Она чувствовала себя неимоверно усталой, больной и измученной, чтобы оказывать сопротивление его ласкам. Она лишь крепко-накрепко прижала к себе руки, скрестив их у себя на груди. С силой зажмурив глаза, она позволила ему погладить себя по спине.
— Обнимая тебя, можно подумать, что держишь в руках огромную колючую ежиху, — сказал он. — Этот Глен оскорблял тебя?
Она лишь потрясла головой, всей спиной ощущая тепло его руки.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ушел? Она до крови прикусила губу.
— Мы не могли бы просто посидеть вот так еще несколько минут?
— Нет, — отвечал он, — только не так, так мы не сможем. Расслабься хоть чуть-чуть, Миа. Я не могу поцеловать тебя. Ну вот, теперь лучше.
Она почувствовала, как обмякло ее тело, и как только напряжение ушло из ее мышц, на смену ему пришли слезы. Он обнимал ее, гладил ей плечи, тихонько ласкал руки, а она едва слышно всхлипывала у него на груди.
— О Миа, — прошептал он. — Боль твоя огромна, она больше целого мира. — Он прижался губами к ее плечу, и сквозь ткань рубашки она ощутила живой трепет его губ — Боль твоя столь же огромна, как и моя.
Она отняла от его груди залитое слезами лицо.
— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — сказала она. — Но не больше. Мне нужно знать, что ты больше ничего не будешь пытаться сделать.
— Согласен, — отвечал он. Успокоенная ею обещанием, Миа наконец-то смогла раскрыться перед ним. Поцелуй Джеффа был медленным, завораживающим и таким нежным, что она осмелела. Миа приподнялась на коленях и слегка оттолкнула его.
— Я хочу прикоснуться к твоему лицу, — пояснила она. Закрыв глаза, она взяла его лицо в ладони и потом медленно провела пальцами по теплым дугам скул, по носу, вискам. Кожа на лбу оказалась шелковистой и гладкой, а подбородок кололся отросшей за день щетиной.
— Как хорошо, — сказал он.
Она опустила руки ему на плечи и снова устроилась у него на коленях, тут же почувствовав его эрекцию, несмотря на разделявшую их застежку его джинсов и грубую ткань ее шортов. Она поцеловала его, все крепче обхватывая ею бедрами, и вздрогнула, поняв, что вот-вот почувствует оргазм — оргазм неожиданный и столь желанный, хотя в равной степени неприемлемый для нее в такой унизительной, извращенной форме.
Джефф застонал, ею губы стали более требовательны, а руки одним неожиданным движением выдернули из-под пояса полы ее рубашки. Она испуганно почувствовала, как они скользнули под легкую ткань и гладят ее обнаженную спину.
Миа мгновенно выпрямилась и схватила его за руки, силой опуская их к себе на колени.
— Нет, — сказала она. — Теперь тебе действительно лучше уйти.
Он наблюдал за тем, как она встала и оправила рубашку, иронически прищурив глаза. Комната все еще слегка покачивалась перед Миа, но она чувствовала, что голова у нее абсолютно ясная, а мысли четкие.
Джефф поднялся с дивана и уставился на нее, уперши руки в бока, уставился в упор, так что волей-неволей ей пришлось ответить на его взгляд.
— Я был бы не прав, предполагая, что ты лишь дразнишь меня, не так ли? — спросил он.
Она съежилась под его взглядом.
— Да, — промолвила она внезапно охрипшим голосом. — Ты был бы не прав.
Он наклонился и легонько поцеловал ее в щеку.
— И все же ты отъявленная лгунья, Миа, — сказал он. — Твои желания определенно шли гораздо дальше поцелуя.
Он поднял с пола свой стакан и допил оставшееся в чем вино, прежде чем одарить ее прощальной улыбкой и продефилировать к двери.
Из окна темной спальни она следила за тем, как он идет к своему коттеджу, и котенок скачет возле его ног в лучах лунного света. Воспоминания, с которыми у нее больше не было сил бороться, овладели ее сознанием.
Выйдя из больницы после операции, Миа столкнулась с большими трудностями в поисках работы. То ли она не могла толком скрыть от своих нанимателей депрессию, ставшую последствием ее болезни и случайно подслушанного признания Глена по поводу его истинных чувств. То ли она не внушала доверия из-за того, что ее истинные интересы навсегда остались дома, в куске необработанной глины, и никто не хотел брать на работу такого сотрудника. Бюро по найму было ее последней надеждой. И когда она пришла в тот первый день на работу, но услышала, что в ней уже не нуждаются, она не сильно отчаялась. Она может вернуться к себе домой, прилечь отдохнуть. Никто не станет приставать к ней с утешением и вселять в нее бодрость.
Она была удивлена, увидев на подъездной дорожке обе их машины, однако еще большее удивление ждало ее возле входной двери. В ее воспоминаниях возникла картина, похожая на кошмарный сон. Ее сестра и Глен, оба голые, лежали на полу в гостиной напротив камина, свернувшись в клубок.
Первой заметила ее Лаура.
— Миа! — Она отпихнула Глена и уселась на ковре, сверкая на солнце своими красивыми грудями. Глен тоже повернулся к двери.
Миа развернулась на месте и бегом бросилась к машине. Однако Глен не отставал от нее в своем старом «лендровере». Он перехватил ее на первом же углу и выскочил из машины. На нем были надеты лишь джинсы, ширинку которых он застегнул, уже втиснувшись на пассажирское сиденье возле Миа.
— Выродок, — произнесла она. — Прочь отсюда!
— Нет, Солнышко. Поедем домой.
Она развернула машину на перекрестке и съехала на обочину, но не выключила зажигания. Глядя прямо перед собой, она размеренно промолвила.
— Убирайся из моей машины, Глен. Оставь меня. Он протянул руку и выключил зажигание. Машину затопила тишина.
— Солнышко. — Он попытался привлечь ее к себе, обнять, но она с силой оттолкнула его руки.
— Проваливай ко всем чертям! — Она прижалась к дверце машины, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. Про себя она удивлялась, что ей совершенно не хочется плакать. В эту минуту гнев пересилил в ней горе. Она жаждала мщения, ей хотелось как можно сильнее уязвить его.
— Я виноват, — сказал он. — Я так виноват. Мы с Лаурой в каком-то смысле стали как одно целое, пока заботились о тебе.
Она обратила на него разгневанный взор.
— Постарайся сочинить что-нибудь более заслуживающее внимания. Твои увертки слишком незатейливы, это даже оскорбительно.
— Мы вовсе не собирались влюбляться друг в друга. Все случилось само по себе. Иногда эти вещи совершенно непредсказу…
— Заткнись!
— Мы просто хотели обождать, пока ты наберешься сил, а уж потом сказать тебе обо всем.
— Какие вы оба заботливые. На мгновение Глен умолк.
— Я все еще люблю тебя, Солнышко, — тихо сказал он. — Просто теперь я чувствую это совсем по-иному.
Миа вся напряглась для уничтожительного ответа. Вот он, момент, когда она должна бросить правду ему в лицо.
— Я больше не возбуждаю тебя.
— Нет.
— И ты не можешь заниматься любовью со мной, зато, по счастью, у тебя совершенно не возникает проблем для занятий любовью с моей сестрой.
Она сорвала с пальца свое обручальное кольцо. Он попытался было выхватить его, но Миа успела открыть окно в машине и зашвырнуть кольцо как можно дальше вдоль дороги.
— Солнышко! Ты же законченная дура! — Глен распахнул дверцу и помчался по улице, спасая свой драгоценный бриллиант. Благодаря этому Миа смогла спокойно уехать прочь. Она не сомневалась, что он больше не вернется домой, если не считать вынужденного визита за вещами и кое-какими принадлежностями для работы.
С того дня она больше ни разу не взглянула на себя в зеркало. То, что отражала его бездушная поверхность, не могло быть ее телом, это всего лишь панцирь, временная оболочка.
Когда в коттедже у Джеффа погас свет, она сняла со стены зеркало, поставила его на туалетный столик и развернула так, чтобы видеть себя от пояса до подбородка. В окно лился бледный лунный свет. Она начала расстегивать на себе рубашку, делая это не торопясь, так, как это должен был бы делать мужчина, как это должен был бы делать Джефф.
Сможет ли она открыться Джеффу? Он совершенно ни в чем не похож на Глена. Может быть, он воспримет ее признание более отзывчиво. Не с унизительной жалостью, а с уважительным сочувствием. Возможно, он окажется способен созерцать последствия убытков, причиненных ее телу, не так собственнически, как это делал Глен.
Она скинула рубашку с плеч, однако не сразу преодолела внутреннее сопротивление, прежде чем заставила себя взглянуть в зеркало. Даже в рассеянном свете луны, даже при едва светившемся ночнике, ее уродство бросалось в глаза. Ее правая грудь, удачно подсвеченная ночником, привлекала взгляд совершенством своей формы. При взгляде на левую половину груди возникала мысль о девочке-подростке, напялившей мамино платье. Она с трудом отвела взгляд от зеркала и заставила себя выключить ночник.
Миа до боли кусала кончики пальцев, чтобы не закричать. Действительность оказалась гораздо хуже, чем она себе представляла. Место, где раньше была ее левая грудь, выглядело белесой гладкой пустыней, над которой, правда, возвышался сосок, однако прежде всего в глаза бросался уродливый грубый шрам, проходивший под ним.
Миа опрокинула зеркало на постель и зажмурила глаза.
Она позволит себе воспринимать его только как друга, только как друга. Она никогда больше не станет целоваться с ним, не позволит ему ни прикасаться к ней, ни тем более обнимать ее. Она не позволит их отношениям зайти слишком далеко. Она не имеет права ожидать любви от кого-то другого, если не может выносить самое себя.
ГЛАВА 28
Через несколько минут она высмотрела в толпе посетителей Джеффа, оказавшегося уже в третьей комнате, и стала пробираться прямо к нему, но на полпути ее шаги невольно замедлились. Она разглядела статую, которая так привлекла его внимание: это была ее обнаженная фигура, вылепленная ко|да-то Гленом. Хотя он все равно вряд ли узнает ее. У нее были тогда длинные волосы. Да и выглядела она совсем по-другому.
Успокоив себя таким образом, она приблизилась к нему в ту минуту, когда он читал табличку, на которой наверняка было обозначено: «Солнышко». Терракота, отлитая в бронзе. Глен Джасперсон".
Он выпрямился, когда она оказалась рядом.
— Ну, Солнышко, — он с улыбкой кивнул в сторону статуи, — у меня такое ощущение, что я наконец-то познакомился с тобой поближе.
Она недовольно наморщила нос, поглубже натянув на глаза козырек и без того нахлобученной по самые уши кепки.
— Ты бы смог узнать меня без таблички?
— Ну… — Скрестив руки на груди, Джефф окинул статую важным взором. — Теперь у тебя другая прическа и гораздо меньше мяса на костях. И все же да, я полагаю, что смог бы узнать тебя и так.
Ее конической формы грудь торчала, словно буи на воде. Глен с таким же успехом мог назвать свою чертову скульптуру «Солнышкины груди». Она вообще удивлялась, как Джефф смог обратить внимание на какие-то другие детали.
— Ты выглядишь здесь счастливой, Миа, — сказал он.
— Я и была такой, — и она поглядела на вызывающую улыбку, на призывное выражение глаз. Словно увидела их впервые. Нет, ничему подобному больше нет места в ее жизни.
— Ты здесь выглядишь весьма игривой, — продолжал Джефф, — и это тем более удивительно для меня.
Миа прикрыла глаза рукой.
— Я полагаю, ты достаточно отпрепарировал меня, заключенную в этой скульптуре, — сказала она. — Мы можем наконец уйти отсюда?
— Разумеется. — Он рассмеялся и повернулся к дверям, ведущим в следующую комнату, но Миа застыла на месте. Там, куда направлялся Джефф, привалившись к косяку, стоял Глен, беседовавший с рыжеволосой особой в коротком черном платье. Глен выглядел рослым, цветущим и весьма привлекательным мужчиной в бежевом костюме, очень шедшем его светлой шевелюре. Он так и сиял от полноты жизни и казался целиком погруженным в беседу с рыжеволосой дамой.
Миа заглянула Джеффу в лицо.
— Здесь Глен, — тихо сказала она. — Пожалуйста, давай уйдем совсем?
Джефф засмотрелся было через ее плечо на парочку у дверей, однако Миа заторопилась к выходу. Когда он наконец догнал ее, она уже стояла, облокотившись на его машину, с трудом переводя дыхание.
— Ты выглядишь так, словно тебя чуть не убили в этой толчее, — заметил он, открывая перед нею дверь.
Она скользнула внутрь и бездумно уставилась на окружавшую их уличную суету, стараясь избавиться от облика Глена, такого веселого, такого красивого и, по всей видимости, весьма довольного жизнью.
Джефф не проронил ни слова, пока они не выехали на скоростное шоссе.
— Ну, хорошо, — произнес он так, словно продолжал прерванный несколькими минутами раньше разговор. — Логичнее всего выглядит предположение, что Глен смылся в компании с другой красоткой.
Она не в силах была подавить истерического смеха.
— Так я оказался достаточно близок к истине? — не унимался Джефф.
Миа глубоко вздохнула и посмотрела в окно на заходившее солнце.
— Если быть точным, он сбежал с моей сестрой, — сказала она.
— О! Мерзавец.
Он даже не подозревал, какой мерзавец.
— Мы уже обручились и вот-вот должны были пожениться, — продолжала Миа. — А туг Лауре приспичило вернуться домой из Санта-Барбары, где она жила уже много лет. Ее бывший воздыхатель бросил ее, и она очень переживала. Глен стал трогательно заботиться о ней, стараясь вовлечь буквально во все, чем бы мы ни занимались. Когда-то, когда мы были детьми, я всегда завидовала ей. Она была красавицей, я же оставалась невзрачной простушкой. У нее были толпы поклонников, а у меня была мать, за которой мне нужно было ухаживать. Ну а потом, как я сказала, у нее оказался и Глен. — Она прикусила губу, удивляясь тому, как агрессивно звучит ее голос. Она еще ни с кем не обсуждала этих событий.
Джефф не сводил глаз с дороги.
— Ты сильно любила его?
— Да. Я тогда как раз поправлялась после тяжелой болезни и искала работу, чтобы было на что жить и заниматься скульптурой. Наконец мне дали один адрес в бюро по найму, однако когда я пришла в первый день на работу, мне заявили, что в моих услугах не нуждаются. А когда я вернулась домой, то обнаружила Глена с Лаурой на полу в гостиной.
— Ты хочешь сказать, — он быстро взглянул на нее, — что они занимались любовью.
— Нет. Просто снюхались, как собаки.
Джефф снова уставился на дорогу, однако его лоб пересекла глубокая морщина.
— Как жестоко, — сказал он. — Как предательски. Миа лишь вздохнула в знак согласия.
— И они все еще вместе?
— О да. Лаура и Глен. Глен и Лаура.
— Чета мерзавцев. Она рассмеялась.
— После чего ты сбежала в Долину Розы и стала затворницей?
— Верно.
— И как долго ты намерена пребывать в бегах?
Она пожала плечами.
— Миа, — сказал он, — но ведь это не может быть серьезной причиной для бегства, да еще в такое захолустье, как ваша Долина Розы. Тебе надо жить где-нибудь в таком месте, где ты могла бы встречаться с людьми, с настоящими людьми, которые относились бы к тебе так, как ты того заслуживаешь, а не как к куче дерьма.
— Послушай, Джефф, — ей во что бы то ни стало надо было поменять тему разговора, — я ведь не пристаю к тебе с душеспасительными беседами по поводу твоего бегства, не приставай ко мне и ты, ладно? И к тому же я голодна.
Джефф улыбнулся и послушно свернул на первое же ответвление со скоростного шоссе.
— Миледи изволила проголодаться, — провозгласил он, съезжая вниз по эстакаде, — и неожиданно оскалила зубки. Непредсказуемость женской души. Робкая, а через мгновение дерзкая. Она позволяет мужчинам лепить себя в обнаженном виде, но превращается в глыбу льда, стоит прикоснуться к ней. Она…
— Пожалуйста, не надо! — воскликнула она. Скажи он еще слово — и Миа не выдержала бы и взорвалась.
Он остановился под красным сигналом светофора, но не двинулся с места, пока она не взглянула на него.
— Я прошу прощения, — сказал он, поймав ее взгляд.
— Все в порядке. — Она уже раскаивалась в своем припадке ярости, но по крайней мере ей все же удалось прекратить эти шуточки.
Они остановились у закусочной и купили кое-что на ужин. Увидев, как Джефф берет с прилавка бутылку вина, она тут же взяла вторую — ей вдруг захотелось как следует выпить сегодня вечером.
Они заперли котенка у Джеффа в коттедже и отправились к ней. Миа скатала в рулон пластик, покрывавший пол, и они уселись на ковре, прислонившись спиной к дивану, и принялись за ужин и вино. Миа как раз приканчивала второй стакан, когда Джефф снова вернулся к обсуждению деликатных сторон ее жизни.
— Итак, — начал он, — Глен делал свою статую с фотографий, или ты ему позировала? Или тебе все еще не хочется об этом говорить?
— Я позировала.
Миа завернула в бумагу оставшуюся половинку сэндвича и положила ее на кофейный столик.
— Ты чувствовала при этом неловкость?
Она отрицательно помотала головой и отпила еще глоток вина.
— В то время я относилась к таким вещам как к чему-то абсолютно естественному Но ведь тогда я была намного моложе.
— Да тебе и сейчас всего двадцать восемь, — рассмеялся Джефф. Он подлил себе еще вина. — Хотя я не могу не признать, что меня удивляет твоя прежняя бесшабашность.
— Почему?
Он долго и задумчиво жевал свой сэндвич, прежде чем заговорить опять.
— Потому что ты весьма замкнутая личность. В физическом плане. Ты так настороженно стараешься удержать эту ненормальную дистанцию между собой и остальными. Полагаю, что ты шарахаешься не только от меня?
Она кивнула, не сводя глаз со своих босых ног. Они выглядели такими бледными на фоне орехового цвета ковра. Как давно она была в последний раз на солнце?
— Это не было мне присуще раньше, — сказала она. — Когда я позировала Глену, я вообще не знала, что это такое.
— Неужели тебя сделала такой его измена с Лаурой?
Она лишь пожала плечами, не желая вдаваться в подробности.
Джефф прикончил свой сэндвич и откинул голову на диван, уставившись в потолок.
— Мне кажется, ты вовсе не невзрачная простушка.
Миа тоже откинула голову на диван. Потолок над ней слегка покачнулся.
— Ну, это бросалось в глаза оттого, что Лаура потрясающе красива.
— Ты говоришь, что она окрутила всех парней, в то время как ты ухаживала за матерью. — Джефф выпрямился, чтобы отпить вина. — Означает ли это, что Глен был у тебя первым?
Не отрывая головы от дивана, она повернула ее в сторону Джеффа, взглянув на него через паутину светлых волос.
— Мы говорим о первом поклоннике или о первом любовнике?
— Как ты сама решишь, — пожал он плечами.
— По правде, он был первым в обоих смыслах. — Она то ли вздохнула, то ли всхлипнула, отпив еще глоток вина, и снова откинулась на диван. — Я была поздним цветком.
— Значит, он был очень важен Очень значителен в твоей жизни.
— М-м-м. — Она разглядывала бурый потек от промочившего когда-то потолок дождя. — А как насчет тебя? Кто бы у тебя первой?
— Я был совсем молодым, даже юным.
— Насколько юным?
— Тринадцати лет отводу.
— Тринадцать?! — От неожиданности она подняла голову и тут же почувствовала головокружение. — А сколько же было девице?
— Семнадцать. Меня поймали на «слабо». Она была очень сексуальна и очень… беззаботна, что ли. Пожалуй, лучше сказать «излишне свободна в поведении». Кое-кто из моих друзей дал мне десять баксов, чтобы я сделал это с нею.
— Отвратительно. — Миа подлила себе вина.
— Ты уверена, что это именно то, чего ты хочешь? — Он показал на стакан с вином, и она кивнула.
— Конечно, — упрямо сказала она — Хочу напиться в стельку.
— Ну что ж, в чем-то ты права. — Джефф вернулся к разговору. — Я тоже сделал вывод, что это отвратительно, позже. В каком-то смысле это здорово отбросило меня назад. Они потребовали от нее полного отчета обо всем, прежде чем отдали деньги, и она заявила им, что впервые нарвалась на такого никчемного лопуха, как я. Она сказала фразу, которую я запомнил на всю жизнь. «Он даже не смог отличить замочную скважину от ключа».
Джефф пожал плечами, а Миа засмеялась. Вино определенно оказывало на нее свое действие, наполняя сердце живительным теплом и весельем.
— Словом, я настолько упал в собственных глазах, что решился на вторую попытку лишь через много-много лет. — С улыбкой глядя на нее, он скомкал обертку от своею сэндвича. Затем потянулся за ее альбомом для набросков, устроил его у себя на коленях и принялся изображать грубый рисунок фонтана с двумя подающими воду трубами. — Я все думал, не могла бы ты сделать эту часть пошире, — он указал на нижнюю часть рисунка, — или это невозможно?
— Наконец-то я обнаружила хоть что-то, в чем ты профан! — воскликнула она. — Ты же вовсе не способен рисовать.
С обиженным выражением лица он отодвинул от Миа свой рисунок и швырнул в нее скомканной оберткой. Потом положил альбом обратно на кофейный столик и обхватил руками колени.
— Ну, Миа, как ты думаешь, я смогу создать дождь?
— Нет, — хихикнула Миа.
— Так за каким чертом ты накупила сегодня все это барахло?
— Я думала, что это развлечет тебя.
— Кармен вполне могла додуматься подослать ко мне шпионов, которые проследили нас до самого Сан-Диего. Так что красоваться тебе сегодня в новостях, — и он заговорил с нарочито сильным испанским акцентом, пародируя Кармен: "Человек-загадка из Долины Розы, неуловимый Джефф Кабрио, был замечен сегодня в Сан-Диего с обаятельной секретаршей мэра Криса Гарретта, мисс Миа Таннер. Вышеупомянутый создатель дождя, мистер Кабрио, по всей вероятности, с успехом включил мисс Таннер в круг лиц, разделяющих его заблуждение по поводу своей способности сотворить дождь".
— О Боже, вот уж не хотела бы я оказаться в новостях. — Ее вдруг охватила тревога, однако она не могла уловить ее причину.
— Мистера Кабрио видели созерцающим обнаженную скульптуру мисс Таннер, — добавил Джефф. Он вдруг засмеялся:
— У меня перед глазами так и маячат заголовки завтрашних газет: «Секретарша позирует без ничего, кроме шарфа и шляпы, в то время как создатель дождя созерцает».
— Ох, нет, — со стоном промолвила Миа.
— А ведь ее шпионы могут наблюдать за нами в окно, вот прямо сейчас, пока мы с тобой болтаем. — Он драматически простер руки в сторону вечернего неба, полыхавшего оранжевым отблеском на стеклах окон в гостиной. — И мне кажется, мы должны подбросить им нечто стоящее для отчета перед укротительницей драконов.
И он, наклонившись, мягко привлек к себе Миа за плечи. Она мгновенно окаменела, ощущая непреодолимое желание отгородиться от его тела хотя бы непрочным барьером из своих рук. Однако он был уже слишком близко, и его губы, жадные, зовущие, прижались к ее губам. Когда Миа почувствовала, что его язык проскальзывает между ее губ, у нее в душе разыгралась настоящая баталия между естественным порывом ее измученной души и тела и невозможностью поддаваться такому ходу событий.
Она отшатнулась от него, слабо, но решительно упираясь руками ему в грудь. На нее вдруг накатила волна тошноты, и, с трудом проглотив отдававший перегаром комок, поднявшийся к горлу, она прошептала:
— Пожалуйста, не надо. Пожалуйста, уходи.
Он поднялся, но не сразу, да и то лишь для того, чтобы усесться на диван. Потом он взял ее за руку.
— Поди сюда, дружище, — мягко сказал он, нежно поднимая ее с пола и устраивая у себя на коленях.
Она чувствовала себя неимоверно усталой, больной и измученной, чтобы оказывать сопротивление его ласкам. Она лишь крепко-накрепко прижала к себе руки, скрестив их у себя на груди. С силой зажмурив глаза, она позволила ему погладить себя по спине.
— Обнимая тебя, можно подумать, что держишь в руках огромную колючую ежиху, — сказал он. — Этот Глен оскорблял тебя?
Она лишь потрясла головой, всей спиной ощущая тепло его руки.
— Ты действительно хочешь, чтобы я ушел? Она до крови прикусила губу.
— Мы не могли бы просто посидеть вот так еще несколько минут?
— Нет, — отвечал он, — только не так, так мы не сможем. Расслабься хоть чуть-чуть, Миа. Я не могу поцеловать тебя. Ну вот, теперь лучше.
Она почувствовала, как обмякло ее тело, и как только напряжение ушло из ее мышц, на смену ему пришли слезы. Он обнимал ее, гладил ей плечи, тихонько ласкал руки, а она едва слышно всхлипывала у него на груди.
— О Миа, — прошептал он. — Боль твоя огромна, она больше целого мира. — Он прижался губами к ее плечу, и сквозь ткань рубашки она ощутила живой трепет его губ — Боль твоя столь же огромна, как и моя.
Она отняла от его груди залитое слезами лицо.
— Я хочу, чтобы ты поцеловал меня, — сказала она. — Но не больше. Мне нужно знать, что ты больше ничего не будешь пытаться сделать.
— Согласен, — отвечал он. Успокоенная ею обещанием, Миа наконец-то смогла раскрыться перед ним. Поцелуй Джеффа был медленным, завораживающим и таким нежным, что она осмелела. Миа приподнялась на коленях и слегка оттолкнула его.
— Я хочу прикоснуться к твоему лицу, — пояснила она. Закрыв глаза, она взяла его лицо в ладони и потом медленно провела пальцами по теплым дугам скул, по носу, вискам. Кожа на лбу оказалась шелковистой и гладкой, а подбородок кололся отросшей за день щетиной.
— Как хорошо, — сказал он.
Она опустила руки ему на плечи и снова устроилась у него на коленях, тут же почувствовав его эрекцию, несмотря на разделявшую их застежку его джинсов и грубую ткань ее шортов. Она поцеловала его, все крепче обхватывая ею бедрами, и вздрогнула, поняв, что вот-вот почувствует оргазм — оргазм неожиданный и столь желанный, хотя в равной степени неприемлемый для нее в такой унизительной, извращенной форме.
Джефф застонал, ею губы стали более требовательны, а руки одним неожиданным движением выдернули из-под пояса полы ее рубашки. Она испуганно почувствовала, как они скользнули под легкую ткань и гладят ее обнаженную спину.
Миа мгновенно выпрямилась и схватила его за руки, силой опуская их к себе на колени.
— Нет, — сказала она. — Теперь тебе действительно лучше уйти.
Он наблюдал за тем, как она встала и оправила рубашку, иронически прищурив глаза. Комната все еще слегка покачивалась перед Миа, но она чувствовала, что голова у нее абсолютно ясная, а мысли четкие.
Джефф поднялся с дивана и уставился на нее, уперши руки в бока, уставился в упор, так что волей-неволей ей пришлось ответить на его взгляд.
— Я был бы не прав, предполагая, что ты лишь дразнишь меня, не так ли? — спросил он.
Она съежилась под его взглядом.
— Да, — промолвила она внезапно охрипшим голосом. — Ты был бы не прав.
Он наклонился и легонько поцеловал ее в щеку.
— И все же ты отъявленная лгунья, Миа, — сказал он. — Твои желания определенно шли гораздо дальше поцелуя.
Он поднял с пола свой стакан и допил оставшееся в чем вино, прежде чем одарить ее прощальной улыбкой и продефилировать к двери.
Из окна темной спальни она следила за тем, как он идет к своему коттеджу, и котенок скачет возле его ног в лучах лунного света. Воспоминания, с которыми у нее больше не было сил бороться, овладели ее сознанием.
Выйдя из больницы после операции, Миа столкнулась с большими трудностями в поисках работы. То ли она не могла толком скрыть от своих нанимателей депрессию, ставшую последствием ее болезни и случайно подслушанного признания Глена по поводу его истинных чувств. То ли она не внушала доверия из-за того, что ее истинные интересы навсегда остались дома, в куске необработанной глины, и никто не хотел брать на работу такого сотрудника. Бюро по найму было ее последней надеждой. И когда она пришла в тот первый день на работу, но услышала, что в ней уже не нуждаются, она не сильно отчаялась. Она может вернуться к себе домой, прилечь отдохнуть. Никто не станет приставать к ней с утешением и вселять в нее бодрость.
Она была удивлена, увидев на подъездной дорожке обе их машины, однако еще большее удивление ждало ее возле входной двери. В ее воспоминаниях возникла картина, похожая на кошмарный сон. Ее сестра и Глен, оба голые, лежали на полу в гостиной напротив камина, свернувшись в клубок.
Первой заметила ее Лаура.
— Миа! — Она отпихнула Глена и уселась на ковре, сверкая на солнце своими красивыми грудями. Глен тоже повернулся к двери.
Миа развернулась на месте и бегом бросилась к машине. Однако Глен не отставал от нее в своем старом «лендровере». Он перехватил ее на первом же углу и выскочил из машины. На нем были надеты лишь джинсы, ширинку которых он застегнул, уже втиснувшись на пассажирское сиденье возле Миа.
— Выродок, — произнесла она. — Прочь отсюда!
— Нет, Солнышко. Поедем домой.
Она развернула машину на перекрестке и съехала на обочину, но не выключила зажигания. Глядя прямо перед собой, она размеренно промолвила.
— Убирайся из моей машины, Глен. Оставь меня. Он протянул руку и выключил зажигание. Машину затопила тишина.
— Солнышко. — Он попытался привлечь ее к себе, обнять, но она с силой оттолкнула его руки.
— Проваливай ко всем чертям! — Она прижалась к дверце машины, стараясь отодвинуться от него как можно дальше. Про себя она удивлялась, что ей совершенно не хочется плакать. В эту минуту гнев пересилил в ней горе. Она жаждала мщения, ей хотелось как можно сильнее уязвить его.
— Я виноват, — сказал он. — Я так виноват. Мы с Лаурой в каком-то смысле стали как одно целое, пока заботились о тебе.
Она обратила на него разгневанный взор.
— Постарайся сочинить что-нибудь более заслуживающее внимания. Твои увертки слишком незатейливы, это даже оскорбительно.
— Мы вовсе не собирались влюбляться друг в друга. Все случилось само по себе. Иногда эти вещи совершенно непредсказу…
— Заткнись!
— Мы просто хотели обождать, пока ты наберешься сил, а уж потом сказать тебе обо всем.
— Какие вы оба заботливые. На мгновение Глен умолк.
— Я все еще люблю тебя, Солнышко, — тихо сказал он. — Просто теперь я чувствую это совсем по-иному.
Миа вся напряглась для уничтожительного ответа. Вот он, момент, когда она должна бросить правду ему в лицо.
— Я больше не возбуждаю тебя.
— Нет.
— И ты не можешь заниматься любовью со мной, зато, по счастью, у тебя совершенно не возникает проблем для занятий любовью с моей сестрой.
Она сорвала с пальца свое обручальное кольцо. Он попытался было выхватить его, но Миа успела открыть окно в машине и зашвырнуть кольцо как можно дальше вдоль дороги.
— Солнышко! Ты же законченная дура! — Глен распахнул дверцу и помчался по улице, спасая свой драгоценный бриллиант. Благодаря этому Миа смогла спокойно уехать прочь. Она не сомневалась, что он больше не вернется домой, если не считать вынужденного визита за вещами и кое-какими принадлежностями для работы.
С того дня она больше ни разу не взглянула на себя в зеркало. То, что отражала его бездушная поверхность, не могло быть ее телом, это всего лишь панцирь, временная оболочка.
Когда в коттедже у Джеффа погас свет, она сняла со стены зеркало, поставила его на туалетный столик и развернула так, чтобы видеть себя от пояса до подбородка. В окно лился бледный лунный свет. Она начала расстегивать на себе рубашку, делая это не торопясь, так, как это должен был бы делать мужчина, как это должен был бы делать Джефф.
Сможет ли она открыться Джеффу? Он совершенно ни в чем не похож на Глена. Может быть, он воспримет ее признание более отзывчиво. Не с унизительной жалостью, а с уважительным сочувствием. Возможно, он окажется способен созерцать последствия убытков, причиненных ее телу, не так собственнически, как это делал Глен.
Она скинула рубашку с плеч, однако не сразу преодолела внутреннее сопротивление, прежде чем заставила себя взглянуть в зеркало. Даже в рассеянном свете луны, даже при едва светившемся ночнике, ее уродство бросалось в глаза. Ее правая грудь, удачно подсвеченная ночником, привлекала взгляд совершенством своей формы. При взгляде на левую половину груди возникала мысль о девочке-подростке, напялившей мамино платье. Она с трудом отвела взгляд от зеркала и заставила себя выключить ночник.
Миа до боли кусала кончики пальцев, чтобы не закричать. Действительность оказалась гораздо хуже, чем она себе представляла. Место, где раньше была ее левая грудь, выглядело белесой гладкой пустыней, над которой, правда, возвышался сосок, однако прежде всего в глаза бросался уродливый грубый шрам, проходивший под ним.
Миа опрокинула зеркало на постель и зажмурила глаза.
Она позволит себе воспринимать его только как друга, только как друга. Она никогда больше не станет целоваться с ним, не позволит ему ни прикасаться к ней, ни тем более обнимать ее. Она не позволит их отношениям зайти слишком далеко. Она не имеет права ожидать любви от кого-то другого, если не может выносить самое себя.
ГЛАВА 28
Роща авокадо занимала площадь чуть более пяти акров выжженной земли, покрывавшей террасы, уступами спускавшиеся в глубь Бурого Каньона. Кармен оставила машину на самой верхней точке склона и прошла к краю уступа, заслонив глаза от солнца и вглядываясь в лежавшую у нее под ногами местность. Невдалеке поднимался столб дыма с нового пожарища, которое ознаменовало последний этап победного шествия засухи по Долине Розы. Прошлой ночью пламя разрушило еще шесть домов и унесло жизнь девочки-подростка, которая слишком крепко спала у себя дома и не услышала об эвакуации. Глубокой ночью Кармен побывала на месте пожара в составе съемочной группы. Люди выглядели подавленно.
— Не знаю, долго ли еще мы сможем терпеть такое, — сказала в микрофон одна из потерявших кров женщин.
После этого ночного выезда Кармен спала беспокойно, преследуемая картиной жадных языков пламени, лизавших изуродованное тело девочки, обнаруженное в руинах одного из домов. Потому-то она и услышала шум машины Джеффа, промчавшейся по подъездной дорожке возле усадьбы. Было почти пять часов утра. Она накинула халат и выглянула из окна, но заметила лишь мигание его подфарников, исчезавшее вдали. Любопытство преодолело усталость. Она поспешно оделась и покатила по направлению к складу. Остановившись в квартале от уродливого здания, она увидела, как Джефф с Риком вытаскивают две приземистые тележки через боковые широкие двери. Держась на расстоянии, она проследила их до самой рощи, а потом по телефону, находившемуся у нее в машине, потребовала срочно прислать в этот укромный уголок Бурого Каньона оператора с камерой.
Рик остановил буксируемую им тележку на южном конце рощи, тогда как Джефф расположился на северном, в изрядном отдалении. Похоже, что точное место положения тележек имело большое значение, и оба экспериментатора долго смещали их то в одну, то в другую сторону, пока не достигли желаемого. Кармен не сразу поняла, что для сообщения они используют двухканальные радиопередатчики. Она увидела, как показавшийся из-за тележки Рик что-то говорит в маленькую черную коробочку у него в руке, а Джефф машет в ответ со своего конца рощи.
— Не знаю, долго ли еще мы сможем терпеть такое, — сказала в микрофон одна из потерявших кров женщин.
После этого ночного выезда Кармен спала беспокойно, преследуемая картиной жадных языков пламени, лизавших изуродованное тело девочки, обнаруженное в руинах одного из домов. Потому-то она и услышала шум машины Джеффа, промчавшейся по подъездной дорожке возле усадьбы. Было почти пять часов утра. Она накинула халат и выглянула из окна, но заметила лишь мигание его подфарников, исчезавшее вдали. Любопытство преодолело усталость. Она поспешно оделась и покатила по направлению к складу. Остановившись в квартале от уродливого здания, она увидела, как Джефф с Риком вытаскивают две приземистые тележки через боковые широкие двери. Держась на расстоянии, она проследила их до самой рощи, а потом по телефону, находившемуся у нее в машине, потребовала срочно прислать в этот укромный уголок Бурого Каньона оператора с камерой.
Рик остановил буксируемую им тележку на южном конце рощи, тогда как Джефф расположился на северном, в изрядном отдалении. Похоже, что точное место положения тележек имело большое значение, и оба экспериментатора долго смещали их то в одну, то в другую сторону, пока не достигли желаемого. Кармен не сразу поняла, что для сообщения они используют двухканальные радиопередатчики. Она увидела, как показавшийся из-за тележки Рик что-то говорит в маленькую черную коробочку у него в руке, а Джефф машет в ответ со своего конца рощи.