Чемберлен Диана. Огонь и дождь

   — Я как прокаженный, Миа. — Губы Джеффа плотно сжались, с них слетела и тень улыбки. Я стал для всех опасен. Я не имею права позаботиться даже об этой чертовой кошке. Тебе тоже лучше всего отправляться в свой коттедж и не высовывать оттуда носа. Запри получше дверь и не вздумай открывать мне, невзирая на то, как долго или как жалостно я буду тебя об этом просить.
   — Ты несешь несусветную чушь.
   — Хотел бы я, чтобы ты оказалась права. Снаружи послышался какой-то шорох.
   — Ш-ш-ш. — Она выпустила его руку и погасила лампу возле кровати. Поднявшись, она заглянула в щели жалюзи, надеясь уловить во тьме очертания удравшего котенка.
   — Ты что-нибудь видишь?
   — Нет, — прошептала она, прижавшись лбом к прохладным жалюзи, — да и вряд ли в такой тьме можно разглядеть черную кошку.
   Когда рука Джеффа в первый раз коснулась ее бедра — его пальцы лишь легко, едва уловимо задели полу халата, — можно было объяснить это случайностью. Однако Миа была уверена, что это вовсе не случайно. Да Джефф и не собирался притворяться по поводу своих намерений. В следующее мгновение он положил ей на бедро ладонь. Миа застыла. Она знала, что его необходимо остановить, однако у нее явно не хватало воли отказаться от восхитительной теплоты его руки.
   Он пододвинулся поближе и слегка приподнял полу халата — ровно настолько, чтобы можно было поцеловать ей колено. Миа лишь зажмурила глаза и вцепилась что есть силы в спинку кровати. Пока ей ничто не угрожает, бешено стучало у нее в мозгу.
   Он лежит у нее в ногах, он не сможет оттуда дотянуться до ее левой груди. Итак, она позволит себе наслаждаться его ласками. Его рука, гладившая ей бедра, сначала поверх халата, постепенно смелела, движения становились более уверенными, интимными. Миа слышала, как в мягком ночном воздухе разносится треск цикад в каньоне. Еще она слышала свое дыхание. Оно было глубоким и частым, когда рука Джеффа скользнула под полы ее халата, а потом она словно захлебнулась, когда пальцы его пробежали вверх по обнаженным бедрам.
   Какая-то часть ее сознания все еще рассчитывала: смотрит ли он ей в лицо? Укроет ли темнота выражение нестерпимого желания принадлежать ему, написанное на ее лице? А его пальцы уже ласкали влажный пушок между ее бедер и вот наконец проникли внутрь. И с этой минуты Миа утратила реальное ощущение того, что он творит с ее телом. Казалось, его пальцы одновременно ласкают все до одной чувствительные, интимные точки ее тела, ч она вся распахнулась им навстречу, отбросив последние остатки своей неприступности. Ее руки обхватили его плечи, и с удивлением она услышала свой собственный стон наслаждения, поглощенный темной бездной каньона.
   Джефф уселся в кровати, решительно привлек ее к себе и покрыл ее лицо и шею жадными поцелуями, пока не коснулся застежки халата.
   — Нет — Она пыталась оттолкнуть его, упершись ладонями ему в грудь. Мышцы ее бедер трепетали, разбуженные ласками Джеффа.
   — Миа, ради всего святого! — Отшатнулся он от нее. — Да что же с тобой творится?
   Она скрестила руки на груди в привычном оборонительном жесте, сжимая в пальцах верхнюю застежку халата. А он был совсем рядом, и глаза его ждали ответа. Она потупила взор, но Джефф взял в ладони ее лицо и приподнял его.
   — Ты должна рассказать мне, — настаивал он. — Чего ты так боишься?
   Она поколебалась всего мгновение, а потом пытливо заглянула ему в глаза.
   — У меня рак. И мне отняли одну грудь.
   На ею лице вначале отразилось безмерное удивление, но потом он зажмурил глаза и снова привлек ее к себе.
   — Такая молодая. — Только и сказал он с болью. Миа словно растворилась в его объятиях: он делал это так нежно и естественно, что даже не возникало мысли о том, что его пугает ее болезнь или ее тело. Она не сразу поняла, что он баюкает ее, словно ребенка. Тут последние преграды рухнули, и Миа дала волю слезам. Она припала к его груди и зарыдала, как маленькая.
   — Вот все и встало на свои места, — произнес Джефф.
   — О чем ты? — Она попыталась вытереть слезу тыльной стороной ладони, но лишь еще больше размазала их по щекам.
   — То, что ты застывала всякий раз, стоило мне лишь прикоснуться к тебе А сейчас, когда мои ласки были гораздо более интимными, чем все, что я позволял себе прежде, ты вдруг откликнулась на них. Я никак не ожидал от тебя такого страстного ответа.
   Миа покраснела при воспоминании об этом.
   — И мне он очень понравился, — продолжал Джефф. — Такой твой ответ.
   — Мне тоже.
   — И операция по мастэктомии объясняет то, что ты оказалась здесь, в Долине Розы, не так ли? Она объясняет, почему ты сбежала от всех и вся.
   Она наконец нашла в себе силы оторвать лицо от его груди и поднять глаза.
   — В октябре я смогу пройти курс восстановительной хирургии. А теперь я словно бы в зимней спячке.
   — Тебе удалили левую грудь, правильно?
   — Откуда ты знаешь? — настороженно нахмурилась она.
   — Ты все время стараешься ее прикрыть. — Он наклонился и нежно, не торопясь поцеловал ее, но вдруг резко выпрямился.
   — Глен, — вспомнил он. — А как он к этому отнесся?
   — Он не смог с этим смириться, — вздохнув, отвечала Миа. — Он сказал, что я выгляжу калекой.
   — Хам.
   — Но ведь он прав. Это просто ужасно.
   Он отстранился от Миа и захотел расстегнуть верхнюю пуговицу ее халата.
   — Нет, Джефф, пожалуйста, — перехватила она ею руку.
   — Ты хочешь, чтобы мы были друзьями или любовниками? — пытливо глядя ей прямо в глаза, спросил он.
   — И друзьями, и любовниками, — прошептала она.
   — Тогда ты должна мне разрешить сделать это.
   — Но я не могу отделаться от страха, что, если ты это сделаешь, мы уже не сможем быть любовниками. После того, как Глен увидел мой шрам, он заявил, что он… — Она запнулась, подбирая слова: — …что я его больше не интересую.
   Пока она говорила, Джефф продолжал невозмутимо расстегивать ее халат, но тут его пальцы застыли, и он на мгновение задумался. Затем он откинулся назад, оперся на локоть, расстегнул ремень и молнию на своих джинсах.
   — Это наша лакмусовая бумажка, — пояснил он, кивая на расстегнутую ширинку. — Проверим, как она отреагирует. — Он наконец расправился со всеми пуговицами. — Подними руки.
   Ей пришлось повиноваться. Он стянул с нее халат и отбросил на кровать.
   Джефф потянулся вперед, чтобы расстегнуть ее бюстгалтер, и Миа затаила дыхание, когда легкий шелк соскользнул с ее плеч. Увлекаемый тяжестью протеза, он упал ей на левое запястье. Воспоминание о том, как выглядело ее тело, отраженное в зеркале, молнией пронзило ей мозг, и она в отчаянии зажмурила глаза, стараясь побороть в себе желание сбежать, укрыться от его взгляда.
   — Ну же, Миа, — подбодрил он ее, и в голосе его послышалось удивление. — Ты словно кролик, попавший в ловушку. Ты что, не можешь расслабиться?
   Она лишь потрясла головой.
   — Но ведь все в порядке, — сказал он. — Я уже разглядел, как выглядит твоя грудь, и я все еще здесь, с тобой.
   — Глен тоже говорил, что все в порядке. Я узнала правду лишь случайно, услышав, как он жаловался моей сестре.
   — Как ты могла заметить, я вовсе не Глен.
   — Но ведь этот шрам такой уродливый, — не успокаивалась она. — Ты разве не чувствуешь отвращения?
   — Мне отвратительно до тошноты, но тем не менее я не намерен отступать.
   Она на мгновение застыла. Когда до нее дошло, что Джефф пошутил, ее охватил безудержный хохот.
   Он сбросил с себя джинсы, а потом поднял ее на ноги, и она повисла, обхватив его плечи, пока он расправлялся с ее трусами.
   — Мы… я обычно пользовалась диафрагмой, — прошептала она, — но я не захватила ее с собой в Долину Розы.
   — Я сделал себе вазэктомию. И впервые раскаялся в этом вот в этот самый миг. — Он наклонился, чтобы поцеловать ее, и снова обнял. Миа подумала, что никогда, наверное, не сможет насытиться его близостью.
   — Меня так давно никто не обнимал, — пожаловалась она Джеффу.
   — Мне необходим твой совет. — Он отклонился, в его глазах светилось сомнение.
   Что ты имеешь в виду?
   — Я не знаю, должен я игнорировать правую сторону твоей груди или нет.
   — Ох. — Она закрыла глаза, чувствуя, как твердеют соски от его прикосновений. — Пожалуйста, не игнорируй никакую из моих сторон.
   Он снова уложил ее на постель, и она вновь утратила ощущение реальности, вся отдавшись его восхитительным ласкам и даря ему взамен свои. И снова он был вокруг нее, внутри нее — повсюду, когда тишина ночи разлетелась на куски от громкого стука в дверь. Джефф тут же вздернул голову, и на его лице не было видно ничего, кроме отчаянного страха. Когда стук повторился, он уже был на ногах, спешно натягивая на себя джинсы. Миа тоже впопыхах накинула на себя халат, совершенно позабыв про нижнее белье, и поспешила следом за ним в гостиную. Он жестом приказал ей отступить подальше в коридор, а сам постарался собраться с духом и открыть входную дверь.
   На крыльце стоял Крис с котенком на руках.
   — Я нашел его в старой кроличьей норе под своим коттеджем, — пояснил он, входя в гостиную.
   Джефф захохотал, отступая внутрь комнаты, и его облегченный смех скорее напоминал истерику. Крис молча переводил глаза с него на стоявшую в глубине коридора Миа и обратно, и на его лице отразилась единственно верная догадка о том, что она здесь делает. Ее ноги были босы, а на халате она в панике успела застегнуть всего три пуговицы. На Джеффе, в свою очередь, не было рубашки, и, к своему смущению, он забыл застегнуть молнию на ширинке.
   Крис протянул ему котенка, и тот хрипло мяукнул, сворачиваясь в черный клубок на голой груди своего хозяина.
   — Я уже не надеялся, что он жив, — сказал Джефф. — Ты зайдешь ко мне?
   — Хм, нет, — ухмыльнулся Крис. — Мой внутренний голос говорит мне, что я здесь лишний.
   Джефф не стал его разубеждать. Он приподнял котенка.
   — Спасибо, что вернул его домой.
   Джефф закрыл за Крисом дверь, запер ее на задвижку и повернулся к Миа, все еще улыбаясь.
   — Пожалуйста, постарайся привести себя в божеский вид. Представляешь, что он о нас подумал?
   — Только из-за меня? — рассмеялась Миа. — А ты? Ты же побежал открывать дверь, чуть не потеряв по дороге штаны!
   — Ну, раз так… — Он обнял ее и повлек за собой обратно в спальню. — Раз наша репутация безнадежно утрачена в глазах Криса и он убежден, что мы уже успели заняться темными делишками, — не будем обманывать его ожиданий.
 
   — Ты знаешь, Миа, кто ты есть на самом деле? — спросил он позже, когда они лежали, охваченные сладкой истомой, насколько Миа могла судить, полностью удовлетворенные.
   — Кто?
   — Ты — принцесса эльфов, которая сбежала из леса и позволила себя заколдовать и заточить в кувшин.
   — О, — мрачно откликнулась она. — Но я все же надеюсь, что хотя бы иногда мне будет позволено из него вылезать.
   Джефф глубоко вздохнул и крепко прижал ее к себе.
   — Послушай-ка, Миа, — сказал он. — С тобой я… ты была так добра ко мне. Я и не предполагал, что сумею обрести друга в этой дыре. А найдя в тебе друга, я тут же понял, что нуждаюсь в тебе таким образом, каким не предполагал впредь вообще относиться к кому бы то ни было Я привязался к тебе теми нитями, которыми не хотел бы больше связываться ни с кем из ближних — это усложняет жизнь.
   На мгновение он умолк, и Миа затихла, вдыхая смешанный запах шампуня и пота, шедший от его кожи.
   — Но ты должна понять одну вещь, — наконец продолжил он. — Я не в состоянии предложить тебе ничего. Я не смогу надолго здесь задержаться и даже не смогу объяснить тебе, почему мне необходимо уехать. Я понимаю, что это бесчестно по отношению к тебе. Просто бесчестно.
   Она слушала его слова и не могла смириться с их содержанием.
   — Я хочу одного: быть с тобой, пока ты остаешься здесь. — Она вдруг смутилась от безапелляционности своего тона. Но ведь не оставит же он ее сейчас. Он просто не сможет.
   — И ты отдаешь себе отчет в том, что мой отъезд абсолютно не имеет отношения к тому, что у тебя отняли одну грудь, верно?
   Она молча кивнула, не поднимая головы.
   — Расскажи мне об этом, — попросил он. — Расскажи мне о твоем раке.
   Миа тихонько заговорила. Она старалась вытеснить из сознания мысли о раке, когда начала свою грустную историю. Ее слишком напугал опыт ее собственной матери и статистическая вероятность того, что она тоже заболеет раком. Про себя она решила, что начнет беспокоиться об этом, когда ей исполнится тридцать пять лет.
   — И я ни разу не проверялась. Я предпочла закрыть глаза на то, что могу заболеть. Я обнаружила уплотнение, когда принимала душ, но даже после этого не обратилась к врачу.
   — Вот уж никогда бы не подумал, что ты настолько нерациональна.
   — Я пошла к врачу, только когда оно уже переросло в рак груди. Они отсекли пораженную часть, но не смогли полностью прочистить протоки и потому решили пожертвовать всей грудью. И теперь я беспокоюсь еще и о том, как бы рак не успел проникнуть в правую грудь.
   — По мне, так удалить бы сразу обе груди да и не думать больше об этом.
   — Ты бы никогда так не сказал, если бы был женщиной.
   — Возможно, ты права. — Он приподнялся на локте, чтобы взглянуть на нее. Одна его рука покоилась на плоской стороне ее груди. — Ты заморозила в себе жизнь до того дня, когда тебе должны были восстановить грудь, но ты ожила раньше, Миа. Ты уже живая. Вовсе не надо ждать так долго.
   Она напряженно вглядывалась ему в лицо.
   — Хорошо, — наконец промолвила она, закидывая ногу поверх его бедер и прижимаясь к нему всем телом. — Давай же не будем ждать ни минуты.
   Часом позже, совершенно измотанные очередным любовным поединком, они тихонько лежали на промокших от пота простынях, когда за окном раздались аккорды гитары. Миа приподняла голову и прислушалась.
   — Огонь и дождь, — глухо проговорил Джефф, не отрывая лица от ее груди.
   — Что? — не поняла она.
   — Песня, которую он поет. Это ее название.
   — О, — только и сказала она, снова откинув голову на подушку, а он принялся играть ее волосами. Мышцы ее рук и бедер были совершенно расслаблены и ныли от усталости. За последние часы они наработались столько, сколько им не приходилось трудиться за весь прошедший год.
   — Джефф? — Она легонько хлопнула его по груди. — Как так вышло, что волосы на твоей груди и руках намного светлее, чем на голове?
   — Это не относится к твоей профессии, — усмехнулся он.
   Хотя Джефф пытался шутить, она не пропустила нотки серьезности в его голосе и почувствовала обиду. Он по-прежнему ей не доверяет.
   — Давай-ка прихватим из холодильника бутылочку вина и присоединимся к Крису, — предложил он, поднявшись с постели и сладко потянувшись.
   — Отлично. — Она встала на колени и, не слезая с кровати, попыталась отыскать в бледном свете луны свою одежду, как вдруг он схватил ее за руку. Опустив глаза, она увидела уже знакомое выражение страха у него на лице.
   — Обними меня еще раз, — попросил он. — Пожалуйста.
   И она заключила его в кольцо своих рук, ощущая в самой себе силу, в которой он так нуждался и о которой она уже забыла. После нескольких томительных минут Джефф отпрянул от нее.
   — Благодарю, — произнес он. Его улыбка стала какой-то сонной. — И, Миа?
   — Хм-м-м? — Она щелкнула его по колену.
   — Волосы на моей голове явно намного темнее твоих.
   Кармен раздевалась у себя в спальне, когда услышала музыку. Она выключила свет и встала на колени возле окна. Трое ее жильцов в полном составе сидели на крыльце Криса — он и Миа на плетеных стульях, а Джефф на ступеньке, прислонившись к перилам. Крис играл на гитаре, и Джефф самозабвенно отбивал ритм. Поначалу ей показалось, что у него на коленях есть какой-то тамбурин, но, вглядевшись повнимательнее, Кармен поняла, что он играет на ложках. Все трое пытались петь, безбожно перевирая слова «Дыхания волшебного дракона». Миа хохотала так, что едва не падала со стула.
   Кармен, невольно стараясь принять независимый вид, скрестила на груди руки. Она может надеть сейчас джинсы и рубашку, выйти и присоединиться к ним, но ей слишком хорошо было известно, что случится потом. Легкая непринужденность общения, витавшая между теми тремя, тут же разрушится, и она станет для них еще более неприятна, чем была до сих пор.
   Она долго простояла так возле окна — так долго, как смогла вытерпеть. А потом, когда чувство одиночества стало непереносимым, она закрыла окно и отправилась спать.

ГЛАВА 33

   Дом выглядел игрушечным — изящные легкие очертания, белоснежная штукатурка в испанском стиле — просто не дом, а картинка с рекламного проспекта по продаже недвижимости в заливе Санта-Моника. Кармен на всякий случай сверилась с адресом, записанным в ее блокноте. Нет, все верно. Жанет Сафер. Женщина, с которой Джефф был близок во время своего обучения в Эм-Ай-Ти.
   Кармен начала с оказавшихся весьма плодотворными проверок регистрационных книг в библиотеке Эм-Ай-Ти, — но тут выяснилось, что собственный муж библиотекарши учился вместе с Джеффом. Он был также приятелем Жанет Сафер, и у него имелся ее адрес в Санта-Монике. Кармен ужасно везло. Однако, живя в Калифорнии, Жанет Сафер почти наверняка могла слышать про кудесника из Долины Розы, и Кармен нужно было проявить предельную осторожность, объясняя свой интерес к личности Роберта Блекуэлла. Однако рекомендация, полученная ею у старого приятеля Жанет, сослужила ей хорошую службу.
   Вполне удовлетворившись ею, Жанет отнеслась к просьбе Кармен дать ей интервью даже с энтузиазмом. — Роб Блекуэлл! — воскликнула она. — Я часто думала о том, что с ним стало.
   Кармен осторожно последовала по извилистой крутой тропинке, ведущей к дому. Хотя сад перед домом выглядел опрятным и ухоженным, само здание при ближайшем рассмотрении выглядело так, словно оно подверглось нескольким землетрясениям. Штукатурка там и сям потрескалась, а от красных кирпичей фундамента поотвалились весьма изрядные куски. Однако дом все равно стоил немало, так как стоял на самом берегу залива.
   Женщина, открывшая Кармен дверь, оказалась всего лишь служанкой, а хозяйка стояла на крыльце дома.
   — Кармен Перес? — Жанет Сафер была высокой и привлекательной. Волосы она стягивала в конский хвост. Когда она улыбалась, на щеках появлялись чудесные ямочки.
   — Да. А вы — Жанет Сафер?
   — Именно. — Женщина отступила назад, давая ей пройти, и Кармен чуть не налетела на маленькую девочку, вцепившуюся в ногу Жанет. Кармен ласково приподняла лицо малышки, когда проходила мимо, и была захвачена врасплох, встретившись с глазами ребенка, отмеченными явными признаками синдрома Дауна. Ее сердце, казалось, остановилось. Ей надо было взять интервью у этой женщины по телефону.
   — Это Келли, — представила Жанет.
   — Пивет, — заулыбалась Келли.
   — Привет, Келли, — попыталась ответить ей улыбкой Кармен, которую бросало то в жар, то в холод. Келли было не больше четырех-пяти лет от роду, и поразивший ее недуг явственно проглядывал и в приземистом, широкоплечем теле, и в миндалевидном разрезе глаз. Кармен все время хотелось спрятать взгляд. Она еле справлялась с накатившей на нее волной страха — того животного, неумолимого страха, который испытывает человек, попавший в кипящий водоворот волн на утлой лодчонке с одним веслом. В последние пять лет она старалась не замечать существования на свете больных детей — а фактически, она отгородилась от всех детей вообще — даже встречая их на улице, она старалась перейти на другую сторону и потом постараться поскорее позабыть о встрече. И лишь во сне, в мучивших ее кошмарах, она не имела возможности от них спрятаться.
   Жанет провела гостью в маленькую кухню, где усадила Келли за детский столик, на котором лежал альбом и цветные мелки для рисования. Кармен совершенно не устраивало то, что девочка остается с ними — она смогла бы хоть немного прийти в себя, если бы этого ребенка тихонько препроводили в другое помещение, где она бы и оставалась в течение ближайшего часа.
   Кармен уселась возле покарябанного стола цвета опавшей дубовой листвы. Кухня ничем не выделялась среди сотен подобных ей, которые довелось посетить Кармен в этих старинных тесных калифорнийских домиках. Видавшая виды кухонная мебель выставляла напоказ свои бока, сменившие за долгую жизнь не менее десятка оттенков защищавшей их краски, — на сей раз она была ярко-синей. Стены покрывал потрескавшийся кафель.
   — Вы не выпьете грушевого сидра? — спросила Жанет, вынимая из холодильника запотевшую бутылку. — О, это было бы чудесно, — отвечала Кармен. Ее глаза безотрывно следили за Келли, которая все листала страницы своего альбома для раскрашивания, пока не остановилась на картинке с птичкой, сидевшей на дереве. — Роб Блекуэлл. — Жанет налила вино в бокалы и мечтательно покачала головой. — Вспышка прошлого. — Она пододвинула Кармен ее бокал и уселась за стол напротив нее, поближе к дочери. Волосы, собранные в хвост на затылке, делали ее намного моложе. В ушах у нее красовались тяжелые серебряные треугольники сережек, и к тому же с левого уха свисали три маленькие серебристые капельки, приятно сочетавшиеся с большими серьгами. Щеки ее вдруг порозовели, и Кармен отнесла это обстоятельство к действию на Жанет воспоминаний о прошлом.
   — Возьми, милая. — Жанет помогла Келли раскрыть коробку с мелками, а Кармен положила свой диктофон на середину стола и нажала кнопку.
   — Итак. — Жанет пододвинула детский стульчик поближе к столу. — Что бы вы хотели о нем узнать?
   — Постарайтесь рассказать мне про него все, что сумеете вспомнить. Опишите мне ваши с ним отношения.
   — Ну, — Жанет устроилась на своем стуле с нотами и обхватила колени, — Роба нельзя было назвать обычным парнем, если вы понимаете, про что я толкую.
   Кармен отпила глоток вина и кивнула.
   — У меня уже сложилось такое впечатление из разговоров с другими людьми. — Она не собиралась выдавать факт своего личного знакомства с Джеффом.
   — Он был во всех отношениях выдающейся личностью, — продолжила Жанет. — Единственное, с чем у него постоянно возникали трудности, — это связь с другими людьми. Он был одним из тех, кто боится слишком сближаться с другими. Он старался избежать излишней, по его мнению, близости. Сколько раз мы сходились с ним заново, и все было отлично, как вдруг он начинал ухаживать за какой-то другой девушкой, стараясь, чтобы я тут же об этом узнала. Поначалу я ничего не понимала.
   Мне казалось, что он делает это с целью возбудить во мне ревность. — Она улыбнулась, глядя на свой бокал. — Действительно, я ревновала. А он просто пугался, когда наши отношения заходили слишком далеко. Он по-настоящему любил меня, и это страшило его. Он потерял мать. Потом он потерял человека, которого считал своим отцом. Естественно, он боялся, что отныне ему предстоит лишь терять всех, кого бы он ни полюбил в своей жизни. Кармен нахмурилась. Джефф потерял своего приемного отца?
   Келли тем временем сосредоточенно пыталась нажать какую-то кнопку на лежавшем на столе диктофоне, пока мать не взяла ее за руку и не вернула на страницы альбома с картинками, не сказав ни слова.
   — Вы сказали, что он потерял своего отца, — произнесла Кармен. — Это значит, что он умер или по-прежнему находился под арестом, когда вы с Робом были близки?
   — Он сидел в тюрьме. Вам все известно об этом обстоятельстве?
   — Немного.
   — Как бишь его звали? — спросила Жанет. — Джефферсон?
   — Джефферсон Ваттс.
   — Роб был очень сильно привязан к нему, — покачала головой Жанет. — Он каким-то образом умудрялся совершенно не брать в расчет то, что этот человек нарушил закон — хотя это было очень давно — и даже убил двух человек.
   — Двух человек?
   — О да. Я не помню уже всех подробностей. Роб никогда толком ничего мне не рассказывал — не считал это существенным. Когда его отца арестовали, он давно уже вел честную жизнь, и мне кажется, что Роба больше всего волновало именно это. Я ни разу не встречалась с его отцом. Однако Роб постоянно писал ему письма И вспоминал его по всякому поводу.
   — Мам-м-м-а. — Келли отвлеклась от исчирканного жирными коричневыми и синими полосами рисунка. — Лам-мася. — И она протянула Жанет синий мелок, которым только что возила по бумаге.
   — Я сейчас починю его для тебя, мой цветочек. — Жанет отрезала от кончика мелка около дюйма и вернула его девочке, а у Кармен внезапно возникло желание изменить тему их интервью. Что вы ощущали, когда она родилась на свет? — хотелось ей спросить у Жанет. Вы впали в депрессию, из которой, казалось, уже не выкарабкаетесь до конца своих дней? Вам известны причины, вызвавшие эту болезнь? И считаете ли вы кого-нибудь — или что-нибудь — виновным в этом?
   — Однажды, — продолжала Жанет свой рассказ, — Роб зачем-то прочитал мне письмо своего отца. Он писал, что Роб должен как следует вкалывать в школе, что у него большие задатки и он многого может добиться собственными силами. Он советовал Робу жить в согласии с законами и никогда не впадать в ошибки, подобные тем, которые совершил он сам, — ну и все в таком духе.