пойдет в суд высшей инстанции. Так что никто не напрягался. Кроме
   судьи, конечно. Так что у тебя за срочные новости?
   - Похоже, ты был прав, это Вика. Нянька призналась,
   что видела ее в ночь убийства!
   Глаза Кострова блеснули, но он промолчал.
   - Похоже, настало время встретиться с Викой. И я
   знаю, где ее найти. Сегодня вечером она последняя на приеме у Гольдина.
   Он сам мне сказал.
   * * *
   - Изабеллочка, душа моя! - раздалось из трубки.
   Сима опешила и не сразу вспомнила, что так ее называет Арабский, вернее, под этим именем он ее знает.
   - Ой, Миша, как дела?
   - Думаю о тебе, дружочек, не хочешь со мной пообедать?
   - Конечно! - Тут Сима с сожалением вспомнила,
   что на ней довольно потертые джинсы, словом, узнать ее можно было только по росту.
   - Давай в "Царской охоте" на Рублевке, там днем
   никого нет.
   Знаменитый ресторан "Царская охота", где в свое
   время Ельцин давал неформальный обед для Жака Ширака, разочаровал
   Симу своей аляповатостью и эклектичностью. Здесь соседствовали стили "деревенская изба" с бревенчатыми стенами, грубыми деревянными столами, печью, огромной колодой непонятного назначения, подвешенной на цепях, и "царские покои" с китчевыми картинками на шелке, псевдомраморными бюстами царей, натыканными во все углы, резными шкафчиками ампир. Все это производило довольно странное впечатление, словно хозяин реализовал свое детское видение русских сказок, трансформированное изучаемым в школе романом "Война и мир". Правда, еда была неплохой, а официанты в поддевках предупредительными.
   Арабский очень обрадовался Симе, а еще больше
   он обрадовался тому, что она, оказывается, просто одетая девушка, явно промышляющая не на панели.
   - Слушай, здорово! - воскликнул он. - А
   я опять собрался уговаривать тебя бросить ночные занятия.
   - А я боялась тебя разочаровать, - рассмеялась Сима. - Да и зовут меня не Изабелла, а Серафима, Сима.
   - Здорово, - еще раз восхитился Арабский.
   - И вовсе я не из семьи алкоголиков, - призналась сыщица.
   - Да и я, если признаться, редко себе позволяю. А чем
   же все-таки ты занимаешься и что делала тогда в баре? - спросил Михаил.
   - Я вообще-то юрист, - уклончиво сказала Сима,
   а в баре... Понимаешь, с подружкой поспорили, ей все во мне не нравится: сидишь не так, стоишь не так, ходишь, как лошадь, топаешь, как полк солдат, одеваешься, как старая дева, помешанная на турпоходах...
   Ну, я ей и доказала.
   - А я, Сима, очень рад, что ты такая. Если честно,
   я просто боюсь эдаких женщин-вамп, пожирательниц сердец, - признался Арабский.
   - Да уж, это точно не обо мне. Слушай, а та фотография
   на камине, где это было? - спросила Сима, макая оленину в
   клюквенный соус.
   - Юго-Восточная Азия. Таиланд-Малайзия-Сингапур,
   года три назад, точно уже не помню. А почему тебе это интересно?
   - Я их дочку Вику знаю.
   - А ты уверена, что у них есть дочка? - спросил
   Михаил.
   - Его дочка, падчерица Светланы.
   - Странно, мне кажется, что он слишком молод, чтобы
   иметь дочку твоего возраста, - удивился Арабский.
   - Ну, она, конечно, немного моложе меня, но она точно
   дочка Артемова, а Светлана ее мачеха.
   - Артемова, которого убили, - воскликнул бизмесмен,
   но я же прекрасно его знаю! Прекрасно, и неоднократно с ним встречался! Светлана была там не с ним. Но вели они себя как муж и жена.
   К сожалению, не могу припомнить его имени. Алексей, Андрей...
   Нет! Какое-то распространенное русское имя. Такой симпатичный мужчина. Жаль, жена скоро поссорилась со Светланой из-за того, что та купила ту самую соломенную шляпку, на которую положила глаз моя жена.
   - Да ладно, наверное, это был первый муж Светланы, - как можно безразличнее сказала Сима. - Расскажи мне лучше, ты ведь специалист в античной истории, кто такая Электра?
   - Странно, что ты этим интересуешься. Электра
   героиня древнегреческих трагедий Эсхила, Софокла и Еврипида.
   - А ты не знаешь, какое отношение это имеет к психиатрии?
   - Ну, наверное, не к психиатрии, а к психо-анализу.
   Если я не ошибаюсь, комплексом Электры называют болезненную любовь к отцу и ненависть к матери.
   - Но какое отношение к этому имеет древнегреческая Электра?
   - Она была дочерью Агамемнона, слышала о герое Илиады? - Сима согласно кивнула, роясь в уголках памяти. - Сущностью Электры была неукротимая жажда мести убийцам ее отца, то есть матери и ее любовнику. - Арабский почувствовал себя в своей тарелке и вещал, плавно жестикулируя, словно с кафедры.
   Сима несколько запуталась в греческих именах и согласно кивала головой.
   - Но ведь Электра не убивала своего отца из ревности? - наконец задала она вопрос, который волновал ее более всего.
   - Нет, конечно! Наоборот, она мстила за него матери
   и ее любовнику!
   Сима почувствовала, что запуталась окончательно.
   ГЛАВА 13
   Серафима припарковала машину недалеко от приемной доктора
   Гольдина, чтобы видеть всех, выходящих из здания. Метрах в ста от нее стояла машина Вики - красный "Рено-Клио". Сима сразу его узнала. В ожидании она откинулась на сиденье, расслабилась, поставила любимую кассету Уитни Хьюстон и закурила. Чернильно-синие мартовские сумерки каким-то неуловимым оттенком отличались от зимних, возможно, намеком на то, что утром будет солнце.
   Сима сразу ее узнала: тонкая фигурка мелькнула в свете
   фонаря у входа, "Рено" пискнул и зажег фары, словно узнавая хозяйку. Сима бросила сигарету и, не заперев дверцу, бросилась к девушке. Ее спринтерский рывок не остался незамеченным: Вика застыла у открытой двери, не торопясь садиться в машину, только поплотнее запахнула скромную с виду куртку, подбитую песцом. Это была высокая худощавая брюнетка с длинными волосами, причесанными так, чтобы создавалось впечатление нарочитого отсутствия прически. Кажется, это стоит довольно дорого.
   - Вы ведь Вика? - спросила запыхавшаяся
   Сима, притормаживая у красного автомобильчика.
   - Вика, - сухо сказала девушка, ожидая продолжения.
   - Меня зовут Серафима Григорьевна, я помощник следователя и хочу задать вам несколько вопросов.
   - Я уже на все вопросы ответила в прокуратуре.
   - Думаю, что не на все. В ваших интересах поговорить здесь, а
   не быть доставленной для дачи показаний. - Сима, конечно,
   блефовала, но она прекрасно знала, что испуганный свидетель самый разговорчивый.
   Однако не было похоже, чтобы девушка особенно испугалась. Она вздохнула и скупым жестом пригласила Симу сесть в машину.
   - Я вас слушаю.
   Серафима хотела было следовательским тоном сказать: "Это
   я вас слушаю!", но передумала. Похоже, эту девчонку и так достаточно прессовали.
   - Я все знаю, - пошла Сима ва-банк.
   - Что именно? - Вика подняла на нее огромные черные
   глаза.
   По глазам ей можно было дать лет сто. Они чужеродно смотрелись на гладком юном лице. В полутьме были видны только провалы глаз и губ, как на печальной венецианской маске.
   - Что вы в ночь убийства были в доме вашего отца. Значит, вы знаете, кто убийца. - Сима не стала сейчас обвинять девчонку в убийстве отца, хотя эти слова вертелись у нее на языке.
   - Вы ошибаетесь, весь вечер и всю ночь я была
   дома. У вас неверные сведения. - Вика была на удивление спокойна.
   - Есть свидетели, кроме того, вашу машину видели в поселке
   ночью.
   Мимо них пролетали встречные машины, на доли секунды освещая салон "Рено".
   - Вы не против, если я закурю? - вежливо спросила Сима.
   Вика нажала кнопку прикуривателя и выдвинула пепельницу.
   - Пожалуйста, - безразлично сказала она.
   Сима прикурила, прикрыв глаза. Внезапно в глаза ударил яркий белый свет, отчего она на какое-то время ослепла. Это какой-то огромный внедорожник, увешанный люстрами и кенгурятниками, съехал с противоположной стороны и припарковался у них прямо перед носом.
   - Как же я ненавижу эти бандитские машины с их газоразрядными галогенами! - прошипела Сима.
   - Я тоже. Правда, не все они бандитские, - справедливо
   заметила Вика. Симе показалось, что она немного смягчилась.
   Сима повернулась к девушке, ярко освещенной фарами. От
   того, что она увидела, у нее перехватило дыхание. Сима открыла
   рот, чтобы заорать, но вовремя его захлопнула, сделав вид, что
   закашлялась дымом. Рядом с ней сидела девушка с видеопленки убийства
   Хлопина! Потрясенная этим открытием, Сима долго собиралась с мыслями, не зная, что сказать. По всему выходило, что Вика сначала съездила с Хлопиным в сексшоп, чтобы запасти необходимые для их игр аксессуары, затем довольно долго кувыркалась с ним в койке, а когда она ушла, ее сообщник убил несчастного любителя клубнички. Впрочем, не такого уж несчастного, ведь он пробавлялся шантажом, за что и пострадал. Потом, выходит, парочка направилась в родительский дом и грохнула папашу. Вот уж совсем непонятно зачем!
   - Так что же еще вы хотели у меня узнать? - довольно холодно поинтересовалась Вика.
   - Вы, конечно, знаете о смерти Хлопина. Можете что-нибудь
   о нем сказать?
   - Исполнительный водитель-телохранитель, четкий, обязательный, надежный. А его личная жизнь меня не касается, - слишком поспешно сказала она.
   - Вика, а как у вас складывались отношения со Светланой?
   не слишком тактично спросила Сима.
   - А как могут складываться отношения с мачехой?!
   взорвалась Вика. Затем взяла себя в руки. - После
   того как я уехала - нормально. Правда, я стала реже видеть
   отца, - уже спокойнее продолжила она.
   - Светлана в тюрьме, ее обвиняют в убийстве.
   - Знаю. Только, кроме нее, убить было некому,
   жестко заявила Вика. - А еще накануне папа звонил
   своему адвокату, Выгодскому, чтобы изменить завещание или начать развод.
   Они поссорились со Светланой.
   - Откуда вы знаете, ведь вас там не было?
   - Мне позвонил папа и сказал, что завтра к ужину
   будет Сан Саныч, просил быть и меня. Намекнул, что произойдет
   нечто важное, касающееся жизни всех членов семьи. Голос у него
   был взволнованный, но он держал себя в руках. Я хорошо знаю отца,
   его желание собрать всех вместе и пригласить адвоката свидетельствовало
   о каком-то важном шаге. Мне кажется, он собирался развестись.
   - И вы дали об этом показания? - спросила Сима.
   - Меня не спрашивали, - сухо ответила девушка.
   Ведь можно подумать, что я специально топлю ее, потому что она моя мачеха.
   - Но есть свидетели, что и вы там были, в ту ночь видели вашу машину, - справедливо заметила Сима.
   - Я не могу этого объяснить. Я была дома, хоть
   и не могу этого доказать. И вообще, зачем мне его убивать?
   Я же любила его, любила! - Вика заплакала, но не в голос, взахлеб, а сдержанно, как будто слезы преодолевали какую-то преграду. Из-за этого стало видно, как она страдает, не на публику, не для зрителя, а скрывая боль.
   - Из ревности! - ляпнула Сима, одержимая идеей
   комплекса Электры.
   Вика вытерла глаза и посмотрела на нее, как на идиотку.
   - Надеюсь, вы все спросили, - ледяным тоном
   сказала она.
   Симе ничего не оставалось, как попрощаться и выйти из машины.
   Она опаздывала к Гольдину, часы показывали четверть девятого,
   а договаривались они на восемь. Но из здания никто не выходил, а значит,
   доктор ждет ее. Сима заперла свою "девятку" и вошла в старый
   московский особняк, где располагалась приемная. Секретарь давно
   ушла, ее стол отличался полным отсутствием каких-либо бумаг.
   Верхний свет был погашен, горели только светильники в углах комнаты.
   Из-под двери кабинета Гольдина пробивалась узкая полоска желтого света. Сима пересекла приемную, постучала в массивную дубовую дверь и, не дожидаясь ответа, вошла. Большое помещение тонуло в полумраке, света от настольной лампы не хватало, и стеллажи, забитые книгами, сливались в темные пятна. Хозяина не было видно.
   - Борис Ефимович, - позвала Сима. Было очень
   тихо, так тихо, как никогда не бывает в центре Москвы. Наверное, специальная звуко-изоляция.
   Сима заметила еще одну дверь, вероятно, санузел. Она села
   в глубокое кожаное кресло и решила подождать. Через десять минут
   ей пришло в голову, что здесь что-то не так. Вокруг стояла все та
   же давящая на уши тишина, когда кажется, что ты внезапно оглох.
   Не было слышно ни шума льющейся воды, ни шагов - вообще ничего. Сима решительно подошла к двери, еще раз прислушалась, постучала, а затем распахнула ее. В туалете с душевой кабиной горел свет, но никого не было. Сима вернулась и села в кресло. Внезапно она заметила что-то черное, высовывающееся из-за массивной ножки стола. Она поднялась и нерешительно, как будто совершая что-то недозволенное, заглянула за стол.
   Тело Гольдина лежало на ковре за столом в неестественной позе, которая не оставляла надежд на то, что он жив. На всякий случай Сима, как их учили, попыталась нащупать пульс на сонной артерии. Бесполезно. На голове психиатра зияла страшная рана, орудие убийства - тяжелый антикварный бронзовый подсвечник, изображающий античную деву, держащую на плече амфору, - валялось рядом. Сима видела и не такое, пока работала в прокуратуре, но тут... Очаровательный, блистающий глубиной и остротой ума Борис Ефимович... Она вспомнила о его многочисленных женах и детях, особенно о младшенькой любимой Анечке. Сима перевела глаза на подсвечник в пятнах крови и мозгового вещества с налипшими на нем волосами, и ее замутило. В туалете она умылась ледяной водой и немного успокоилась. Гольдина не вернуть, но необходимо забрать то, ради чего она к нему пришла. Сима глубоко вздохнула, вошла в кабинет и, стараясь
   не смотреть на лежащее у стола тело, надела кожаные перчатки. Все-таки она нарушала закон и понимала это. В идеале она, ни до чего не дотрагиваясь, должна была вызвать милицию, дождаться их и начать давать показания как лицо, нашедшее труп. Как раз это и не входило в ее планы. Компьютер был включен, но содержал наброски научных статей, план монографии по психоанализу и деловую переписку, в том числе на английском и французском. Все делопроизводство, вероятно, находилось в руках у секретарши. Тайнами здесь и не пахло. Никаких паролей, скрытых файлов и тому подобного. Сима разочарованно отошла от стола, внимательно осмотрела полки. Кроме разнообразных медицинских изданий, ничего обнаружить не удалось. Остались ящички и шкафчики. Сима, теряя надежду, поочередно открывала их, обнаруживая счета, открытки, длинные конверты с приглашениями на конференции и прочую бесполезную ерунду. Она обнаружила сейф, но добраться до его содержимого не было никакой возможности. Кроме того, вряд ли доктор держал в сейфе аудиокассеты, с которыми работал.
   Наконец-то нашелся запертый шкафчик. Сима пошарила глазами по кабинету,
   соображая, где же мог быть ключ. Рыться в карманах у покойника
   она не решилась, поэтому пошарила в своей необъятной сумке, в которой,
   наверное, можно было бы при желании найти даже прокладку от
   текущего крана, и выудила пилочку для ногтей. Пятиминутное ковыряние
   в не слишком сложном замочке дало свои результаты: шкаф был сверху
   донизу забит кассетами. Оставалось только найти нужные. Поразмыслив,
   Сима решила, что раз Вика наблюдается уже восемь лет, то кассет должно быть много и датированы они начиная с 1992 года. А раз она только что покинула доктора, то они находятся где-то близко. Сима быстро нашла серию кассет с инициалами "В. А." и стала бросать их в сумку. Однако на последней из них была дата 15 февраля 2000 года. За четыре дня до убийства! А где же самое главное, а где же запись сегодняшней беседы?
   У нее зазвонил мобильный, и она ответила почему-то тихо, почти шепотом. Сергей поинтересовался, почему она так разговаривает.
   - Слишком много народу слушает, - солгала Сима.
   - У тебя ничего не случилось? - забеспокоился Сергей.
   - Все в порядке, позвоню завтра, просто не могу сейчас разговаривать.
   Сима отключилась, оглянулась по сторонам в поисках магнитофона.
   На столе она нашла компактный диктофон. Он был пуст. Значит, убийца забрал кассету! А может быть, доктора убили как раз из-за кассеты! Сима еще раз осмотрела кабинет и вышла в приемную. То, что ей сначала показалось стенным шкафом, оказалось дверью, ведущей
   на черную замусоренную лестницу с выходом в темные дворы. Замок
   двери был, похоже, сломан. Это, видимо, был путь, которым проник преступник.
   Больше здесь оставаться было нельзя. Сима вернулась, осторожно выглянула на улицу. Узкую московскую улочку подметал ветер, таская куски грязного целлофана. Припаркованные у офисных зданий машины разъехались, а прохожие уже давно сидели в теплых квартирах у телевизоров.
   Сима быстро завела машину, включила ближний свет и поехала домой.
   Она сама являлась свидетелем того, что последним человеком, покинувшим приемную доктора, была Вика. Но держалась она так спокойно, так невозмутимо, что ее трудно было заподозрить. С другой стороны, она не знала, что Сима сразу же после их разговора идет к доктору. Кроме того, она хрупкая девушка, а удар был нанесен физически сильным человеком. Хотя... В состоянии аффекта или даже эмоционального напряжения и параличные инвалиды могут горы свернуть. Но зачем ей убивать доктора? Только в том случае, если он стал свидетелем ее признания в другом убийстве...Тогда понятно, зачем она взяла последнюю кассету.
   * * *
   Голова у Симы шла кругом. Дома Марина Алексеевна смотрела свои любимые "Итоги" с Киселевым.
   - Сим! Ты за кого голосовать будешь? - спросила
   она дочку, надевая мягкие тапки и сгоняя с колен свернувшегося в огромный
   пушистый шар Гошу.
   - За Жирика! - брякнула Сима, не желавшая вступать с матерью
   в политические дискуссии. Марина Алексеевна, в отличие от дочери,
   была политически грамотна, следила за событиями и плавно, эволюционным
   путем проделала путь от умеренной коммунистки через отчаянную демократку
   до политической нигилистки. Ругала она все и вся, не верила никому
   и к превозносимому преемнику президента (читай - престолонаследнику)
   относилась с прохладцей. Это, впрочем, не мешало ей трезво оценивать
   обстановку и точно знать, что общая масса послушно проголосует
   за того, кого ей укажут.
   - А я голосовать пойду, чтобы моим голосом не могли распорядиться,
   и проголосую против всех, - заявила она, направляясь на кухню,
   чтобы накормить Симу заботливо приготовленным ужином.
   После увиденного в приемной доктора Симе кусок в горло не лез, ее слегка мутило. Чтобы не обижать мать, она сказала:
   - Ма, не беспокойся, я ужинала. Только чайку с лимоном попью. А котлетки оставь мне на завтрак.
   Марина Алексеевна с жалостью посмотрела на Симину худобу, но настаивать не стала. Что ж, в конце концов у них теперь мода такая. Сама Марина Алексеевна помнила времена, когда ценились круглые румяные щечки, налитые плечи, пышная грудь и увесистый зад, правда, при тонкой талии, сантиметров этак пятьдесят, что достигалось путем неимоверных утягиваний и шнурований.
   - У Борьки была? Дал он тебе кассеты?
   - Не-а, не успела, - безразлично протянула Сима,
   прихлебывая чай.
   Всю ночь ей снились бронзовые античные девы, замахивающиеся на нее огромными бронзовыми амфорами.
   * * *
   Аня открыла дверь мужчине и мельком взглянула на себя в зеркало. Царевна-лебедь, она была чудо как хороша. Тоненькая, с легкими светлыми волосами, в чем-то длинном, белоснежном, полупрозрачном, она действительно напоминала прекрасную птицу. Мужчина с порога протянул ей охапку кремовых, почти белых роз.
   - Ты сегодня удивительна, дорогая, - восхищенно
   сказал он. - Каждый из твоих образов по-своему неповторим.
   - На сей раз это не образ, это я, кем я себя чувствую,
   Одетта.
   - А разве прошлый раз тебе не понравилось?
   - Да, в тот момент, когда все происходило, я была
   в восторге. Я даже не думала, что сумею так перевоплотиться, из
   тихой скромницы - в женщину-вамп, из пушистого кролика - в тигрицу.
   - И из Одетты - в Одиллию, - добавил мужчина.
   - Не говори так, дуэт Одетта и Одиллия слишком
   много для меня значит.
   - Но ведь и Одетта, и Одиллия - всего лишь две стороны одного и того же, как добро и зло, которые никогда не существуют сами по себе, которые, лишенные друг друга, теряют всякий смысл.
   - Да, я понимаю, это философский взгляд, но есть еще
   и конкретный человек. Я - Одетта, она - Одиллия. Но не злая, она замечательная, мое второе "я".
   - Прости, милая, у тебя несколько детские представления о дружбе.
   - Все чистое кажется наивным. Если даже ты этого не понимаешь,
   зачем тогда жить... - грустно сказала девушка.
   Мужчина приблизился к ней и осторожно обнял, стараясь не измять прозрачные шелковые одежды. Он отвел от ее лица длинную прядь волос и прошептал:
   - Поверь мне, все только начинается. Расскажи мне лучше, что ты чувствовала в роли женщины-вамп.
   - Это была не я. И звали меня не Аня и не Одетта. Я
   была совсем другой личностью, да? Когда мы с тобой выпили это,
   я почувствовала себя сильной, бесстрашной, казалось, одним ударом
   я могу пробивать стены, одним движением переворачивать машины. И знаешь, что еще? Я больше не хотела умереть, я хотела жить вечно, меня захлестывали горячие волны, и я не сразу поняла, что хочу мужчину.
   Аня стыдливо подняла глаза и спросила:
   - Ты же знаешь, у меня никогда раньше не было мужчины... Я
   не знала, что такое сексуальное желание. Где же ты был? Почему
   ты меня бросил, почему не ты был со мной, не ты был у меня первым? Девушка была готова заплакать.
   - Ты потом поймешь, так нужно. Ты должна пройти через все
   это, чтобы найти себя. А сейчас ты хочешь? - Мужчина поднял
   ее голову за подбородок и посмотрел в глаза.
   Аня отвела взгляд.
   - Расскажи мне, как тебе с ним было. Все, до мельчайших подробностей, - потребовал он.
   - Я не могу.
   - Ты должна, иначе ничего не получится. - Он продолжал
   смотреть ей в глаза.
   - Как ты велел, я подошла к нему, когда он садился в машину.
   Я была так возбуждена, что расстегнула "молнию" на груди,
   и он не отрывал взгляда от движения змейки. Он открыл дверь и предложил
   мне сесть. Я села, и он сразу же расстегнул "молнию" до конца
   и стал целовать мою грудь. Раньше никто этого не делал. Я стала
   задыхаться, хотя этот человек был мне безразличен. Может, хватит,
   мне неприятно об этом говорить. - Аня покраснела и с трудом подбирала
   слова.
   - Нет, продолжай, - требовательно сказал мужчина.
   - Он почти раздел меня еще в машине и все время почему-то повторял,
   что я очень похожа на девушку, до которой он давно мечтал добраться.
   Я не знаю, что он имел в виду. Ты велел мне одеться как женщина-вамп, но мне кажется, я больше напоминала Одиллию, только очень агрессивную, раскованную и сексуальную. Затем он, видимо, взял себя в руки, и мы поехали в какой-то дурацкий магазин, где вся витрина была заставлена искусственными членами. Это отвратительное зрелище почему-то возбудило меня еще больше. Я не видела, что он купил. Он привез меня в свою квартиру, больше напоминавшую бордель. Странно, я только сейчас поняла, что даже не знаю, как его зовут. И я не помню, как к нему обращалась, надеюсь, что не "зайчик". Он высыпал что-то из пакетика и залил шампанским. Размешав, выпил сам и предложил мне. Он сказал, что от этого желание станет еще сильнее. Я ответила, что и так очень возбуждена, и это была правда, и отказалась. Потом он вытряхнул из пакета шелковый шарф, снял со стены наручники и предложил приковать его к кровати и завязать глаза. Тогда мне показалось это совершенно естественным, хотя я видела такое только в кино. Но ты не подумай, я вовсе не люблю смотреть такие фильмы. - Аня уже чуть не плакала от стыда.
   Мужчина ласково привлек ее к себе и погладил по волосам.
   - Ты не должна этого стыдиться. Ведь это тоже была
   ты - твоя подсознательная свобода, сексуальность, агрессивность, которую мы выпустили наружу. Продолжай, я слушаю...
   - Я сделала все, как он хотел, и стала его ласкать. Он пытался освободиться от наручников, умолял снять повязку с глаз. Я не стала, мне даже нравилось его мучить и дразнить. Кроме того, ведь он сам предложил такую игру! Он говорил, что хочет дотронуться до меня, видеть меня, но я не позволяла и довела и его, и себя до исступления. Мне кажется, мы даже кричали... Как ужасно все это рассказывать, я прошу тебя, давай прекратим! - взмолилась Аня.
   Мужчина только молча покачал головой. Он был весь внимание.
   - Ну, я впервые видела ЭТО у мужчины, - с ударением произнесла
   Аня. - И ЭТО не казалось мне ужасным и отвратительным. И тогда
   я сделала все сама. Я даже не помню, было ли мне сначала больно, но
   мы занимались любовью несколько часов, до самой ночи, я испытывала
   оргазм за оргазмом и не могла насытиться. Когда я видела, что он
   слабеет, я сыпала тот порошок в шампанское и давала ему выпить, не
   развязывая глаз. В какой-то момент я вдруг пришла в себя, возбуждение
   схлынуло, я испугалась того, что натворила, - ведь это была не
   я, я никогда бы не могла пойти на такое! Я быстро оделась и убежала,
   даже не развязав этого парня. Мне было так стыдно, что он увидит
   меня! Я выбежала, от слабости у меня подкашивались ноги. В машине
   ты что-то дал мне и на какое-то время я отключилась. Мы всю ночь не
   спали, я так хотела тебя, но ты почему-то возил меня по каким-то ночным