ощутила приступ ревности. Она попыталась взять себя в руки, подключив здравый смысл, который говорил ей, что она - старая дева за сорок, не страдающая избытком привлекательности или денежных средств. Со стороны молодого, красивого, сексуального самца эта связь - просто благотворительность. Ведь вокруг столько молодых, длинноногих, незакомплексованных... Ее размышления прервала остановившаяся у подъезда машина. Из нее вышла стройная женщина в длинном легком плаще и темных, несмотря на пасмурную погоду, очках. В ее движениях было что-то знакомое, даже очень хорошо знакомое. Как все близорукие люди, Вера определяла людей по движениям, походке, жестам. Она прижала очки к переносице, пытаясь рассмотреть женщину. Светлана! Ай да тихоня, ай да невестушка! Вера была так изумлена, что даже перестала ревновать.
Олег не стал оправдываться, просить прощения. Он просто расставил все на свои места. Да, у него много женщин. За счет одних он живет, с другими развлекается. Он альфонс, жиголо и немного шантажист.
- Хочешь, чтобы я ушел? - спросил Олег.
Вера бросилась к нему, обняла.
- Мне все равно, кто ты. Только не уходи! - Она исступленно целовала его, крепко обнимая за шею.
Олег мягко отстранил ее.
- А меня ты тоже хотел шантажировать? - оскорбленно спросила Вера.
- Честно говоря, вначале да, - признался Олег.
- Но что с тебя взять? - В голосе его звучало легкое презрение. - Я думал, братец твой пощедрее будет. А потом... привык
к тебе, что ли. Хорошая ты баба, душевная.
- А развлекался с кем? - ревниво спросила Вера,
с болезненным сладострастием выпытывая подробности.
- Да с разными... Им нравится то, что ты никогда
не будешь делать.
- Что же это такое? - обиделась Вера.
- Хочешь посмотреть?
- Да, - решилась она.
Олег достал из сумки видеокассету и включил видео. Неподвижно, словно завороженная, Вера сидела на полу перед телевизором и смотрела, как Олег ее Олег! - заковывает в наручники какую-то девицу, берет в руки хлыст... Вера смотрела на обнаженного Олега, слышала хриплые крики девицы, и волна возбуждения, смешанного с отвращением, прикосновением к чему-то скользкому и грязному, охватила ее. Трясущимися пальцами она развязала пояс и сбросила халат. Во рту пересохло, язык плохо слушался.
- Возьми меня. Сейчас.
* * *
- А Светлана? Она тоже твоя любовница? - спокойно, даже с некоторым удовлетворением спросила Вера.
- Светлана? Ну было кое-что, давно, она еще здесь
работала.
- И как она? - поинтересовалась Вера.
- Рыба мороженая. Не как ты. - Олег провел рукой
по ее груди, и она задрожала. Этот мальчишка знал, что с ней делать, она была полностью в его власти. - Не беспокойся, она тебе не соперница. Меня интересовали только деньги. Я записал некоторые сцены на видео, ну типа того, что ты видела, и сказал, что покажу их Артемову. Я думаю, ему все равно, когда это снято. Если бы у нас были деньги, мы могли бы пожениться.
- Правда? - Вера приподнялась на локте,
вглядываясь в лицо Олега. Казалось, он был совершенно серьезен. - Но зачем тебе это? Ты же знаешь, насколько я старше тебя. Я уже не могу иметь детей.
- Мысли о детях приводят меня в ужас, - рассмеялся Олег. - Но если ты хочешь, можно что-нибудь придумать: говорят, теперь медицина может все. Просто мне хорошо с тобой, спокойно, уютно. - Он прижал Веру к себе и погладил ее волосы. - Но для этого нужны деньги.
- А твоя квартира? - осторожно спросила Вера.
- Она останется. Это условие, - жестко ответил
Олег.
Она подумала:
- Я согласна.
* * *
Вере идея понравилась. Брат действительно не отличался щедростью, а Светлана, оказывается, еще та шлюха.
Но невестка оказалась крепким орешком. Она несколько раз
заплатила, а потом заартачилась. Олег пригрозил, что пришлет фотографии ее мужу. Та заметила, что в таком случае он вообще ничего не получит, так как муж с ней разведется. Олег парировал, что ему все равно, в каком из этих случаев он ничего не получит. Только во втором Светлану ждут серьезные неприятности.
И они это сделали. Внимательно отсмотрели пленку, отобрали
те кадры, где отчетливо видна Светлана, перекинули картинки на Верин компьютер и отредактировали, изменили дату. Получилось впечатляюще.
Решив не предупреждать Светлану о том, что ее муж вскоре
получит сюрприз, Олег опустил два одинаковых продолговатых конверта
в почтовый ящик на шумных трех вокзалах. Она получит точно
такие же одновременно с мужем.
* * *
Но что-то не сработало. Что-то сорвалось. Сначала исчез Олег,
она никак не могла его найти. Даже если он собирался развлечься,
он всегда предупреждал ее. Вера злилась, но молчала, считая,
что врага надо знать в лицо. Потом позвонила Шура и прорыдала в трубку,
что хозяина убили, а Светлану забрали. Вера меряла быстрыми
шагами комнату и время от времени пила успокаивающее, такие таблетки
водились у нее в бессчетном количестве. Но в ней росла уверенность
в том, что Олег, ее Олег, ее мальчик мертв. И это была правда. Его
убили. Сквозь туман транквилизаторов Вера силилась понять, кто
это сделал. Если Светлана убила Володю из-за того, что он получил
фотографии, то кто же тогда убил Олега? Похоже, что они были
убиты в одну ночь. Зря она не сказала ничего той девчонке, следователю
или адвокату. Впрочем, еще не поздно.
Решение созрело быстро. Вера порылась в бумажнике и выудила карточку. Серафима Бовина. Детективное агентство "Пуаро", следователь. Адрес, телефон, адрес электронной почты. Вера села за компьютер и быстро набрала: sima poirot@newmail.com.
Вера завершила работу с программой и выключила компьютер.
Затем собрала все имеющиеся транквилизаторы и антидепрессанты, которыми пыталась спастись от тоски, тревоги и одиночества, какое-то время размышляла, складывая из разноцветных таблеток на полированном столе причудливую мозаику. Затем встала, вышла на кухню и вернулась со стаканом воды.
ГЛАВА 16
- Сима, ты знала, что Гольдина убили? - строго
спросила Марина Алексеевна, открыв дверь в комнату дочери.
- Да что ты? - Сима подняла на мать изумленные честные
глаза.
- Я же всегда знаю, когда ты врешь, не смей лгать матери,
тем более в таком деле!
Сима только вздохнула.
- Более того, я уверена, что ты там была и, что еще
страшнее, что ты кое-что украла!
- Я!!! - закричала Сима, переполненная негодованием.
- Ты!!! - в тон ей вскричала Марина Алексеевна, выхватывая
из-за спины Симину сумку, набитую кассетами.
- Ты рылась в моей сумке?! - закричала дочь, беря на тон
выше.
- Я не рылась, я искала сигареты! - возмущенно сказала
Марина Алексеевна. - Ты же мои таскаешь!
- Я таскаю? Да их не то что курить, их нюхать невозможно, - злобно намекнула Сима на дешевую "Яву", которую курила мать.
- Ладно, - внезапно успокоилась Марина Алексеевна - Лучше скажи, что случилось? Ты там была?
- Была... Последней от него вышла Вика, я с ней разговаривала примерно полчаса. Вошла в его кабинет, а он мертвый, голову подсвечником проломили.
- Ужас! - выдохнула Марина Алексеевна. Такого
потрясения она не испытывала с тех пор, как нашла в прошлом году изуродованный труп своей подруги Анны.
- Только никто, кроме Снегирева, не знает, что я там была. А
то неприятностей не оберешься, милицию я не вызвала. А ты откуда об
этом знаешь?
- Уже позвонили. У нас все только об этом и говорят. Ведь
Гольдин был очень известным психиатром. Вот она, судьба врача! принялась разглагольствовать Марина Алексеевна на любимую тему. - Пришел душевнобольной и убил! Может, в его бред вплел.
- Погоди, - опешила Сима, - какой душевнобольной, какой бред?
- А кто же еще? - с искренним недоумением спросила мать.
- Да кто-то, связанный с делом Артемова! Я принесла
все записи, сделанные до убийства Артемова. Сеансы, записанные после 15 февраля, похищены. Ты понимаешь, что это значит? То, что Вика на этих сеансах сказала что-то очень важное, возможно, призналась в убийстве! Мне только непонятно, зачем тогда было признаваться! Проще вообще промолчать.
- Деточка, - менторским тоном произнесла Марина Алексеевна, - на сеансе у психоаналитика ты не просто все расскажешь, тебе душу наизнанку вывернут!
- Ну, ну... тогда я ставлю чайник, завариваю ведро чая и давай слушать.
* * *
@GLAVA-N1 = 11 мая 1993 года
- Меня зовут Вика, Вика Артемова. Мне тринадцать лет.
Голос Вики был совершенно детский, высокий, но она как будто говорила на одной ноте, старательно выговаривая слова.
- Меня зовут Борис Ефимович. Я врач. Теперь ты будешь приезжать ко мне, может, раз или два в неделю, ты мне расскажешь о себе.
- Что?
- Что захочешь: о своем детстве, о том, что тебе нравится или
не нравится, о своих друзьях, о своих родителях...
- Не хочу о родителях.
- Ну, может быть, потом, когда захочешь. Договорились?
- ... - Скорее всего Вика кивнула.
- Мы живем в большом доме: папа, я и моя няня Шура. Она очень добрая, и я ее люблю. Папа работает в офисе, я не очень хорошо понимаю, что он там делает.
Когда я была маленькой, Шура пекла маленькие хрустящие печеньица
с начинкой из варенья, я их запивала молоком. Было очень вкусно. У нас часто бывали гости, тогда Шура готовила много-много еды, а я ей помогала: взбивала яйца, накрывала на стол: вилки слева, ножи справа. А если подавали рыбу, то я клала рыбный нож, знаете, такой, похожий на маленькую узенькую лопаточку для торта. Мне это нравилось. А еще, если это было летом, я брала ножницы и шла в сад, чтобы срезать цветы и составить букеты. У нас росли замечательные розы, лилии, но я не помню, кто за ними ухаживал. Папа любил гостей. Я не очень, потому что меня заставляли читать стихотворения, а я стеснялась, краснела, запиналась, и оттого получалось еще хуже. Мне больше нравилось с Шурой на кухне. Она даже разрешала мне мыть посуду! И не ругала, если я что-то разбивала. Посуда была дорогая, ее называли каким-то английским словом. А еще я любила ездить на море. Папа становился очень веселым, не говорил о работе, брал меня с собой на рыбалку на яхте. Это очень интересно, однажды я сама поймала рыбу, кажется, тунца. Он был большой, гладкий, темно-серый с синим отливом. Красивый. Мне стало его жалко, и я попросила его отпустить. А еще я люблю читать книжки. Я уже взрослая, поэтому мне нравится читать про любовь. Вы знаете, я прочитала всего Вальтера Скотта, Бальзака, Цвейга. "Амок". Читали? Очень грустно, но я не совсем поняла, что такое "амок". Вы не думайте, мне папа все разрешает, даже Мопассана. Я уже взрослая. Сейчас люблю Шелдона, прочитала почти все. Хоть и не про любовь, но очень интересно. В школе мне не нравилось. Я думаю, они смеялись надо мной из-за того, что я высокая, худая, черная, у меня очень тонкие ноги. Я с ними не общалась. Они говорят о каких-то глупостях, девчонки на уроки таскают Барби с полным комплектом одежды и чуть ли не с домиками. Соревнуются, у кого дороже. Это так глупо! Я не видела, с кем там можно подружиться. Честно говоря, я не очень-то и хотела. Больше всего мне нравилось проводить время с папой, но он почти всегда занят. Но вы не думайте, я хорошо училась. Я делала уроки с Шурой. Она не очень образованная, просто сидела рядом со мной, хвалила меня. С уроков меня забирал папин водитель. Он веселый, молодой. Его зовут Олег. Тайком от папы он сажал меня на колени и давал порулить. У меня получалось, и это было здорово. Папа спрашивал меня, почему я никогда не приглашаю к нам домой своих друзей, но я не сказала ему, что у меня их нет и что они мне не нужны. А нужен только он, вместо всех...
@GLAVA-N1 = 22 июля 1993 года
- А твоя мама? Где она была?
- Мама? Ну да, конечно, у меня была мама. Ее звали Валерия, и все говорили, что она очень красивая. Мне сказали, что она умерла. Но, честно говоря, я в этом не уверена. Мне кажется, она бросила нас с папой. Но это все равно что умерла.
@GLAVA-N1 = 27 июля 1993 года.
- Ты слышишь только мой голос. Расслабься, почувствуй, какими
тяжелыми стали веки, ты даже не можешь пошевелиться, попробуй сосредоточиться на том, как кровь течет по сосудам, приносит кислород в каждую клеточку тела...
@GLAVA-N1 = Сегодня 15 октября 1993 года. Утро.
- Я проснулась. Мне очень не хочется идти в школу. Наверное,
надо сказать, что у меня болит горло. За окном еще темно, идет дождь.
Моя самая нелюбимая погода. Я знаю, что в машине тепло, Олег поставит мне мою любимую кассету, но все равно не хочу выходить из дома. В конце концов, у меня просто плохое настроение. Я нехотя вылезаю из-под одеяла и в одной пижаме выхожу в коридор. Моя комната на втором этаже. Снизу доносятся запахи кофе и поджаренного хлеба, это Шура готовит завтрак. Еще я слышу голос Олега, который уже пришел, чтобы отвезти отца в город, а меня в школу. На кухне работает телевизор. Мне холодно, я забыла надеть тапки. Спальня родителей находится через дверь от моей комнаты. Я тихонько приоткрываю дверь, может, они еще не проснулись, тогда я не стану их будить. То, что я вижу, ужасно.
В школе девчонки шептались об этом, это было что-то грязное и запретное. Они называли это противными словами. Но я была уверена, что мои родители этого не делают, что мой папа не опускается до такого. Но он делает это с ней! Я знаю, что нужно закрыть дверь и тихо уйти, но не могу оторваться от отвратительного зрелища. Меня тошнит. Ладно она, я давно подозревала, что она мне не родная, но папа... Затем она поднимается с постели и идет в ванную. Я стою, прижавшись спиной к холодной стене в коридоре. Меня она не видит. Я на днях смотрела фильм по Шелдону, "Мельницы богов" называется. Я перед глазами вижу сцену, где убивают, бросив в ванну включенный фен. Я трясу головой, но видение возвращается. Я наяву вижу большую комнату, где посредине стоит ванна на ножках... Одновременно я слышу шум воды в нашей ванной. Я вспоминаю мерзкую сцену в родительской спальне... Чужая, чужая, притворяется моей мамой, отобрала у меня отца, заставляет его делать эти гадости! Я вхожу в ванную. Она уже лежит в джакузи, заполненной пеной. Все очень напоминает сцену из фильма. Она что-то спросила, удивленная, я вижу, как она приподнимает брови. Но я молчу, я ничего не слышу. Уши заложены. В ее улыбке я вижу что-то насмешливое, издевательское. Фен лежит на мраморном столике, включенный в розетку. Я делаю какие-то автоматические движения, беру фен, но не чувствую его в руке. Словно идет фильм и светловолосая женщина из него моей рукой нажимает кнопку и бросает его в ванну. Все происходит очень быстро.
Я не хочу убивать, я просто вспомнила фильм. Правда, отец теперь навсегда только мой. Мне страшно, очень страшно! Я понимаю, что натворила. Наверное, теперь и мне лучше умереть. Нет, я никого не хочу видеть, слышать, не хочу, чтобы меня обвиняли. Я ложусь на пол и сворачиваюсь клубочком, закрыв лицо руками и крепко зажмурившись. Я знаю, что надо мной стоит отец, я слышу крики, но не понимаю, что кричат. Меня обволакивает холодный черный туман, набивается мне в уши, в нос, запечатывает меня в самой себе, я больше не слышу, не вижу, не говорю. Внутри меня плачет маленькая трехлетняя девочка, я сама. Теперь я навсегда останусь такой. Я чувствую только страх...
@GLAVA-N1 = 11 января 1995 года.
Я почти не помню, что со мной было целый год. Мне сказали, что это из-за смерти мамы. Но я помню только черный липкий туман, который наползал на меня со всех сторон. Я не знаю, сколько времени прошло. Временами я понимала, что нахожусь в больнице, мне делали уколы, от которых липкий черный страх превращался в плотную вату, от которой я тупела, ею была забита моя голова, я не могла думать, говорить. Помню, приходил отец, вытирал салфеткой слюну с моего подбородка и плакал. Наверное, он думал, что я навсегда останусь такой. Я смотрела на него, видела его, кажется, понимала, что этот седеющий красивый мужчина - мой отец.
Потом я опять погружалась во тьму.
@GLAVA-N1 = 24 апреля 1997 года.
- Буду поступать на филологический в университет. Преподаватели говорят, что у меня хорошие способности к языкам. Вам нравится это платье? Папа привез из Флоренции. Он считает, что у меня очень современный тип внешности. А мне кажется, я слишком длинная и худая.
Нет, парня нет. А зачем? Я везде бываю с папой. Дома все хорошо, после экзаменов папа обещал свозить меня на Французскую Ривьеру: кажется, он собирается купить там виллу. На яхте покатаемся. Правда, тут одна фифа ему на шею вешается, наверное, будет уговаривать, чтобы он взял ее с собой. Ну, это я беру на себя. Никуда она не поедет. Я чудесно научилась с ними расправляться. Больше месяца никто не удерживается. Ну как им объяснить, что мой папа - только мой!
@GLAVA-N1 = 3 марта 1999 года.
- Он все-таки женится! На этой медсестре, этой плебейке!
Что он в ней нашел? Смотреть не на что, тише воды ниже травы. Но я уверена, что это до поры до времени. Она еще покажет зубки, эта мышка! С папой она ну просто хоть к ране прикладывай! Со мной - совсем по-другому. Хочет показать мне, что она будет хозяйкой
в этом доме. Я папе сказала, чтобы он хоть бы проверил ее прошлое прежде, чем женится. Так он отчитал меня. Впервые. Я не знаю, что делать. Но как минимум я объявляю ей войну.
@GLAVA-N1 = 18 сентября 1999 года.
- Я проиграла. Теперь живу одна, на Вернадского. Мне даже подарили машину. Она заставила папу принять такое решение, якобы мне тяжело жить за городом, ездить на занятия, общаться с друзьями. С какими друзьями? У меня только Анька. Да и то мы общаемся в основном в Паутине, ну, в сети. Правда, тут дурак один пришел, стал лапать меня своими мерзкими ручищами, так я его чуть не убила. Папа никогда не простил бы мне, никогда. Эта грязь невыносима. Но это еще не все, я еще покажу отцу, на что способна эта медсестричка, эта тихоня...
@GLAVA-N1 = 9 января 2000 года.
- Я убью эту сволочь! Она не пустила меня встретиться с отцом на Новый год и Рождество! Обставила все так, как будто подарок мне делает, в Вену на праздники! Зачем мне одной Вена? Я там сто раз с отцом была, бродила по улицам, сидела в кафе, где раньше мы вместе были, и плакала. Она разлучила меня с отцом! А он, разве он не понял, что предал меня, что променял меня на эту дрянь? Никогда, никогда не прощу ему! Никогда! Я так его любила...
* * *
- Это последняя кассета, больше месяца до убийства.
Что же случилось за это время? Это только угрозы, но способна
ли Вика действительно отомстить отцу и заодно подставить Светлану? Сима вопросительно посмотрела на Марину.
Та только покачала головой:
- Это будут только домыслы.
- Но, мама, она уже убивала! Она из ревности убила свою
мать!
- Все гораздо сложнее. - Марина Алексеевна прикурила сигарету. - Вика очень своеобразная личность, чтобы не сказать больше. Как минимум шизотипическое расстройство. Она чрезвычайно болезненно привязана к отцу, при этом сомневается в том, что мать ей родная. Она холодна к ней. Девочка одинока, замкнута, у нее нет друзей, она испытывает трудности в общении, но не тяготится этим. Если рассматривать отдельно убийство, то я бы отметила, что увиденная девочкой сексуальная сцена между родителями, безусловно, потрясла ее. С одной стороны, ребенок, знающий о взаимоотношении полов только то, что это нечто грязное, запретное, отвратительное, с другой - она видит, что в этом омерзительном действе принимает участие отец, равный в ее глазах едва ли не богу. А затем тяжелейший реактивный психоз, наверное, затяжной, раз она лечилась около двух лет. Да, интересный случай. - Марина Алексеевна была явно увлечена,
- А теперь что с ней? - спросила Сима.
Судя по всему, она практически выздоровела, но так и осталась патологической личностью. Она знает, что произошло?
- Она вспомнила все в состоянии гипнотического сна.
Она ведь неосознанно вытесняет все воспоминания, связанные с матерью: помнишь самое начало, где она описывает свое детство, членов семьи и не упоминает мать? Любые воспоминания о матери - табу для ее сознания. Только после прямого вопроса она формально соглашается, что, да, мать у нее была. Ей сказали, что она умерла, но она не уверена в этом. Гольдин использовал метод гипнокатарсиса с установкой на стирание фрустрирующих переживаний. Она опять пережила этот момент, но о нем не помнит. Психотерапевтическое же действие тем не менее сохраняется.
- Последние записи похищены, - сокрушенно сказала Сима. - Если она под гипнозом рассказывает о смерти матери, то, может, как раз на похищенных кассетах есть ее признание в убийстве отца?
Вместо ответа Марина Алексеевна выдохнула длинную струйку дыма.
ГЛАВА 17
Шум из приемной не проникал сквозь плотно закрытую дверь кабинета Кострова. Несмотря на начало дня, вид у адвоката был уставший: покрасневшие глаза, землистый цвет тщательно выбритого лица. Сима с сочувствием и нежностью посмотрела на него: похоже, он всю ночь работал над документами, о чем свидетельствовали закатанные рукава рубашки, ослабленный узел галстука, стойкий сигарный запах. Она почему-то почувствовала себя виноватой, хотя для этого совершенно не было повода. Ее никто не обязывал работать с ним ночь напролет. Но, может быть, это как раз то, что надо. Сима представила себя, самоотверженно, несмотря на слипающиеся глаза и отчаянную зевоту, склонившуюся над важными документами, настоящую помощницу и боевую подругу любимого мужчины. Они соприкасаются плечами, головами, тонкая металлическая оправа его очков задевает ее щеку, его темные волосы смешиваются с ее рыжеватыми, она чувствует его влажное теплое дыхание совсем близко от своих губ, а потом... Сима встряхнула головой, чтобы отогнать видение. Костров несколько минут что-то ей говорил, но она прослушала.
- Сима, ты где? - насмешливо спросил Сергей.
Сима схватила чашку и сделала большой глоток кофе.
- Ничего, все в порядке, просто не выспалась.
- Покуришь? Правда, кроме сигар, ничего нет. Но они отменные.
- Нет, - поморщилась Сима, - у сигарного дыма запах как у "Явы", которую курит мама. Ужас!
- Это лучшие яванские сигары, мне привезли их из Голландии, рассмеялся Костров. - Знаешь, это как с маслинами, икрой, устрицами. Нужно распробовать и привыкнуть.
Сима пожала плечами. Она не понимала, зачем к этому нужно привыкать.
К тому же женщина с толстенной сигарой во рту смотрится несколько странно, правда, надо отдать должное, эротично. Но частному детективу эротичность ни к чему. В основном.
- Словом, вляпалась я по самую маковку. Пока я разговаривала
с Викой, кто-то убил Гольдина. Если не она сама. Я консультировалась,
она вполне могла признаться ему в убийстве отца и сделать это в состоянии транса во время сеанса. А потом, осознав происшедшее, убить свидетеля и забрать кассету. Так что я нашла труп и не сообщила об этом в милицию, что, в общем, очень и очень неправильно. Но в противном случае я потеряла бы массу времени и не смогла бы взять то, ради чего приходила. Сима сделала эффектную паузу и торжествующе посмотрела на Кострова.
Он промолчал, вопросительно глядя на нее.
- Я полночи слушала весь этот бред, начиная с ее раннего детства, и... - Сима замолчала, готовясь к ожидаемому эффекту.
- И? - нетерпеливо спросил адвокат.
- Она убила свою мать, - торжествующе выпалила Сима.
- Что? Какую мать, когда? - растерялся Костров. Наверное, он ожидал услышать что-то другое.
- Короче, опускаю психиатрические подробности, - произнесла Сима с тем чувством превосходства, с которым специалист беседует с дилетантом. - Вика своеобразная личность, у которой сформировался комплекс Электры: болезненное влечение к отцу, что сочеталось с ревностью и ненавистью к матери. Смерть матери произошла не в результате несчастного случая. Это Вика сбросила в ванну включенный фен. После
этого у нее в течение длительного времени было психическое расстройство. Эту часть я пропускаю, тебе неинтересно. О том, что произошло на самом деле, знали только Гольдин и Артемов. Да и то отец знал со слов психиатра. Сама Вика об этом не помнит, это такой феномен, когда сознание, не в силах перенести тяжесть воспоминаний, помещает их в подсознание. Собственно говоря, когда после женитьбы Артемова на Светлане ситуация в доме накалилась до предела, Вику отселили как раз по совету Гольдина, чтобы избежать трагедии.
Костров завороженно слушал, не отводя от Симы глаз. Ей показалось, что он даже восхищен ею, ее познаниями.
- Значит, она могла убить и отца по болезненным мотивам? - наконец спросил он.
- Теоретически - да. Но если рассматривать патологические
мотивы, то скорее пострадала бы Светлана, как то самое препятствие
между отцом и ею. Единственным мотивом убийства отца в таком случае
могла быть месть, - пояснила Сима, почти цитируя свою мать
и даже произнося это Марининым менторским тоном.
- А если представить, что Вика попыталась убить двух зайцев,
с одной стороны - отомстить отцу за то, что он, по ее мнению,
предал ее, а с другой - обвинить в убийстве Светлану и таким
образом избавиться от нее? - предположил Костров.
Сима недоверчиво покачала головой:
- Мне кажется, это слишком сложно для нее. Хотя... Вполне
возможно. Тогда Вика могла сфабриковать компрометирующие
Олег не стал оправдываться, просить прощения. Он просто расставил все на свои места. Да, у него много женщин. За счет одних он живет, с другими развлекается. Он альфонс, жиголо и немного шантажист.
- Хочешь, чтобы я ушел? - спросил Олег.
Вера бросилась к нему, обняла.
- Мне все равно, кто ты. Только не уходи! - Она исступленно целовала его, крепко обнимая за шею.
Олег мягко отстранил ее.
- А меня ты тоже хотел шантажировать? - оскорбленно спросила Вера.
- Честно говоря, вначале да, - признался Олег.
- Но что с тебя взять? - В голосе его звучало легкое презрение. - Я думал, братец твой пощедрее будет. А потом... привык
к тебе, что ли. Хорошая ты баба, душевная.
- А развлекался с кем? - ревниво спросила Вера,
с болезненным сладострастием выпытывая подробности.
- Да с разными... Им нравится то, что ты никогда
не будешь делать.
- Что же это такое? - обиделась Вера.
- Хочешь посмотреть?
- Да, - решилась она.
Олег достал из сумки видеокассету и включил видео. Неподвижно, словно завороженная, Вера сидела на полу перед телевизором и смотрела, как Олег ее Олег! - заковывает в наручники какую-то девицу, берет в руки хлыст... Вера смотрела на обнаженного Олега, слышала хриплые крики девицы, и волна возбуждения, смешанного с отвращением, прикосновением к чему-то скользкому и грязному, охватила ее. Трясущимися пальцами она развязала пояс и сбросила халат. Во рту пересохло, язык плохо слушался.
- Возьми меня. Сейчас.
* * *
- А Светлана? Она тоже твоя любовница? - спокойно, даже с некоторым удовлетворением спросила Вера.
- Светлана? Ну было кое-что, давно, она еще здесь
работала.
- И как она? - поинтересовалась Вера.
- Рыба мороженая. Не как ты. - Олег провел рукой
по ее груди, и она задрожала. Этот мальчишка знал, что с ней делать, она была полностью в его власти. - Не беспокойся, она тебе не соперница. Меня интересовали только деньги. Я записал некоторые сцены на видео, ну типа того, что ты видела, и сказал, что покажу их Артемову. Я думаю, ему все равно, когда это снято. Если бы у нас были деньги, мы могли бы пожениться.
- Правда? - Вера приподнялась на локте,
вглядываясь в лицо Олега. Казалось, он был совершенно серьезен. - Но зачем тебе это? Ты же знаешь, насколько я старше тебя. Я уже не могу иметь детей.
- Мысли о детях приводят меня в ужас, - рассмеялся Олег. - Но если ты хочешь, можно что-нибудь придумать: говорят, теперь медицина может все. Просто мне хорошо с тобой, спокойно, уютно. - Он прижал Веру к себе и погладил ее волосы. - Но для этого нужны деньги.
- А твоя квартира? - осторожно спросила Вера.
- Она останется. Это условие, - жестко ответил
Олег.
Она подумала:
- Я согласна.
* * *
Вере идея понравилась. Брат действительно не отличался щедростью, а Светлана, оказывается, еще та шлюха.
Но невестка оказалась крепким орешком. Она несколько раз
заплатила, а потом заартачилась. Олег пригрозил, что пришлет фотографии ее мужу. Та заметила, что в таком случае он вообще ничего не получит, так как муж с ней разведется. Олег парировал, что ему все равно, в каком из этих случаев он ничего не получит. Только во втором Светлану ждут серьезные неприятности.
И они это сделали. Внимательно отсмотрели пленку, отобрали
те кадры, где отчетливо видна Светлана, перекинули картинки на Верин компьютер и отредактировали, изменили дату. Получилось впечатляюще.
Решив не предупреждать Светлану о том, что ее муж вскоре
получит сюрприз, Олег опустил два одинаковых продолговатых конверта
в почтовый ящик на шумных трех вокзалах. Она получит точно
такие же одновременно с мужем.
* * *
Но что-то не сработало. Что-то сорвалось. Сначала исчез Олег,
она никак не могла его найти. Даже если он собирался развлечься,
он всегда предупреждал ее. Вера злилась, но молчала, считая,
что врага надо знать в лицо. Потом позвонила Шура и прорыдала в трубку,
что хозяина убили, а Светлану забрали. Вера меряла быстрыми
шагами комнату и время от времени пила успокаивающее, такие таблетки
водились у нее в бессчетном количестве. Но в ней росла уверенность
в том, что Олег, ее Олег, ее мальчик мертв. И это была правда. Его
убили. Сквозь туман транквилизаторов Вера силилась понять, кто
это сделал. Если Светлана убила Володю из-за того, что он получил
фотографии, то кто же тогда убил Олега? Похоже, что они были
убиты в одну ночь. Зря она не сказала ничего той девчонке, следователю
или адвокату. Впрочем, еще не поздно.
Решение созрело быстро. Вера порылась в бумажнике и выудила карточку. Серафима Бовина. Детективное агентство "Пуаро", следователь. Адрес, телефон, адрес электронной почты. Вера села за компьютер и быстро набрала: sima poirot@newmail.com.
Вера завершила работу с программой и выключила компьютер.
Затем собрала все имеющиеся транквилизаторы и антидепрессанты, которыми пыталась спастись от тоски, тревоги и одиночества, какое-то время размышляла, складывая из разноцветных таблеток на полированном столе причудливую мозаику. Затем встала, вышла на кухню и вернулась со стаканом воды.
ГЛАВА 16
- Сима, ты знала, что Гольдина убили? - строго
спросила Марина Алексеевна, открыв дверь в комнату дочери.
- Да что ты? - Сима подняла на мать изумленные честные
глаза.
- Я же всегда знаю, когда ты врешь, не смей лгать матери,
тем более в таком деле!
Сима только вздохнула.
- Более того, я уверена, что ты там была и, что еще
страшнее, что ты кое-что украла!
- Я!!! - закричала Сима, переполненная негодованием.
- Ты!!! - в тон ей вскричала Марина Алексеевна, выхватывая
из-за спины Симину сумку, набитую кассетами.
- Ты рылась в моей сумке?! - закричала дочь, беря на тон
выше.
- Я не рылась, я искала сигареты! - возмущенно сказала
Марина Алексеевна. - Ты же мои таскаешь!
- Я таскаю? Да их не то что курить, их нюхать невозможно, - злобно намекнула Сима на дешевую "Яву", которую курила мать.
- Ладно, - внезапно успокоилась Марина Алексеевна - Лучше скажи, что случилось? Ты там была?
- Была... Последней от него вышла Вика, я с ней разговаривала примерно полчаса. Вошла в его кабинет, а он мертвый, голову подсвечником проломили.
- Ужас! - выдохнула Марина Алексеевна. Такого
потрясения она не испытывала с тех пор, как нашла в прошлом году изуродованный труп своей подруги Анны.
- Только никто, кроме Снегирева, не знает, что я там была. А
то неприятностей не оберешься, милицию я не вызвала. А ты откуда об
этом знаешь?
- Уже позвонили. У нас все только об этом и говорят. Ведь
Гольдин был очень известным психиатром. Вот она, судьба врача! принялась разглагольствовать Марина Алексеевна на любимую тему. - Пришел душевнобольной и убил! Может, в его бред вплел.
- Погоди, - опешила Сима, - какой душевнобольной, какой бред?
- А кто же еще? - с искренним недоумением спросила мать.
- Да кто-то, связанный с делом Артемова! Я принесла
все записи, сделанные до убийства Артемова. Сеансы, записанные после 15 февраля, похищены. Ты понимаешь, что это значит? То, что Вика на этих сеансах сказала что-то очень важное, возможно, призналась в убийстве! Мне только непонятно, зачем тогда было признаваться! Проще вообще промолчать.
- Деточка, - менторским тоном произнесла Марина Алексеевна, - на сеансе у психоаналитика ты не просто все расскажешь, тебе душу наизнанку вывернут!
- Ну, ну... тогда я ставлю чайник, завариваю ведро чая и давай слушать.
* * *
@GLAVA-N1 = 11 мая 1993 года
- Меня зовут Вика, Вика Артемова. Мне тринадцать лет.
Голос Вики был совершенно детский, высокий, но она как будто говорила на одной ноте, старательно выговаривая слова.
- Меня зовут Борис Ефимович. Я врач. Теперь ты будешь приезжать ко мне, может, раз или два в неделю, ты мне расскажешь о себе.
- Что?
- Что захочешь: о своем детстве, о том, что тебе нравится или
не нравится, о своих друзьях, о своих родителях...
- Не хочу о родителях.
- Ну, может быть, потом, когда захочешь. Договорились?
- ... - Скорее всего Вика кивнула.
- Мы живем в большом доме: папа, я и моя няня Шура. Она очень добрая, и я ее люблю. Папа работает в офисе, я не очень хорошо понимаю, что он там делает.
Когда я была маленькой, Шура пекла маленькие хрустящие печеньица
с начинкой из варенья, я их запивала молоком. Было очень вкусно. У нас часто бывали гости, тогда Шура готовила много-много еды, а я ей помогала: взбивала яйца, накрывала на стол: вилки слева, ножи справа. А если подавали рыбу, то я клала рыбный нож, знаете, такой, похожий на маленькую узенькую лопаточку для торта. Мне это нравилось. А еще, если это было летом, я брала ножницы и шла в сад, чтобы срезать цветы и составить букеты. У нас росли замечательные розы, лилии, но я не помню, кто за ними ухаживал. Папа любил гостей. Я не очень, потому что меня заставляли читать стихотворения, а я стеснялась, краснела, запиналась, и оттого получалось еще хуже. Мне больше нравилось с Шурой на кухне. Она даже разрешала мне мыть посуду! И не ругала, если я что-то разбивала. Посуда была дорогая, ее называли каким-то английским словом. А еще я любила ездить на море. Папа становился очень веселым, не говорил о работе, брал меня с собой на рыбалку на яхте. Это очень интересно, однажды я сама поймала рыбу, кажется, тунца. Он был большой, гладкий, темно-серый с синим отливом. Красивый. Мне стало его жалко, и я попросила его отпустить. А еще я люблю читать книжки. Я уже взрослая, поэтому мне нравится читать про любовь. Вы знаете, я прочитала всего Вальтера Скотта, Бальзака, Цвейга. "Амок". Читали? Очень грустно, но я не совсем поняла, что такое "амок". Вы не думайте, мне папа все разрешает, даже Мопассана. Я уже взрослая. Сейчас люблю Шелдона, прочитала почти все. Хоть и не про любовь, но очень интересно. В школе мне не нравилось. Я думаю, они смеялись надо мной из-за того, что я высокая, худая, черная, у меня очень тонкие ноги. Я с ними не общалась. Они говорят о каких-то глупостях, девчонки на уроки таскают Барби с полным комплектом одежды и чуть ли не с домиками. Соревнуются, у кого дороже. Это так глупо! Я не видела, с кем там можно подружиться. Честно говоря, я не очень-то и хотела. Больше всего мне нравилось проводить время с папой, но он почти всегда занят. Но вы не думайте, я хорошо училась. Я делала уроки с Шурой. Она не очень образованная, просто сидела рядом со мной, хвалила меня. С уроков меня забирал папин водитель. Он веселый, молодой. Его зовут Олег. Тайком от папы он сажал меня на колени и давал порулить. У меня получалось, и это было здорово. Папа спрашивал меня, почему я никогда не приглашаю к нам домой своих друзей, но я не сказала ему, что у меня их нет и что они мне не нужны. А нужен только он, вместо всех...
@GLAVA-N1 = 22 июля 1993 года
- А твоя мама? Где она была?
- Мама? Ну да, конечно, у меня была мама. Ее звали Валерия, и все говорили, что она очень красивая. Мне сказали, что она умерла. Но, честно говоря, я в этом не уверена. Мне кажется, она бросила нас с папой. Но это все равно что умерла.
@GLAVA-N1 = 27 июля 1993 года.
- Ты слышишь только мой голос. Расслабься, почувствуй, какими
тяжелыми стали веки, ты даже не можешь пошевелиться, попробуй сосредоточиться на том, как кровь течет по сосудам, приносит кислород в каждую клеточку тела...
@GLAVA-N1 = Сегодня 15 октября 1993 года. Утро.
- Я проснулась. Мне очень не хочется идти в школу. Наверное,
надо сказать, что у меня болит горло. За окном еще темно, идет дождь.
Моя самая нелюбимая погода. Я знаю, что в машине тепло, Олег поставит мне мою любимую кассету, но все равно не хочу выходить из дома. В конце концов, у меня просто плохое настроение. Я нехотя вылезаю из-под одеяла и в одной пижаме выхожу в коридор. Моя комната на втором этаже. Снизу доносятся запахи кофе и поджаренного хлеба, это Шура готовит завтрак. Еще я слышу голос Олега, который уже пришел, чтобы отвезти отца в город, а меня в школу. На кухне работает телевизор. Мне холодно, я забыла надеть тапки. Спальня родителей находится через дверь от моей комнаты. Я тихонько приоткрываю дверь, может, они еще не проснулись, тогда я не стану их будить. То, что я вижу, ужасно.
В школе девчонки шептались об этом, это было что-то грязное и запретное. Они называли это противными словами. Но я была уверена, что мои родители этого не делают, что мой папа не опускается до такого. Но он делает это с ней! Я знаю, что нужно закрыть дверь и тихо уйти, но не могу оторваться от отвратительного зрелища. Меня тошнит. Ладно она, я давно подозревала, что она мне не родная, но папа... Затем она поднимается с постели и идет в ванную. Я стою, прижавшись спиной к холодной стене в коридоре. Меня она не видит. Я на днях смотрела фильм по Шелдону, "Мельницы богов" называется. Я перед глазами вижу сцену, где убивают, бросив в ванну включенный фен. Я трясу головой, но видение возвращается. Я наяву вижу большую комнату, где посредине стоит ванна на ножках... Одновременно я слышу шум воды в нашей ванной. Я вспоминаю мерзкую сцену в родительской спальне... Чужая, чужая, притворяется моей мамой, отобрала у меня отца, заставляет его делать эти гадости! Я вхожу в ванную. Она уже лежит в джакузи, заполненной пеной. Все очень напоминает сцену из фильма. Она что-то спросила, удивленная, я вижу, как она приподнимает брови. Но я молчу, я ничего не слышу. Уши заложены. В ее улыбке я вижу что-то насмешливое, издевательское. Фен лежит на мраморном столике, включенный в розетку. Я делаю какие-то автоматические движения, беру фен, но не чувствую его в руке. Словно идет фильм и светловолосая женщина из него моей рукой нажимает кнопку и бросает его в ванну. Все происходит очень быстро.
Я не хочу убивать, я просто вспомнила фильм. Правда, отец теперь навсегда только мой. Мне страшно, очень страшно! Я понимаю, что натворила. Наверное, теперь и мне лучше умереть. Нет, я никого не хочу видеть, слышать, не хочу, чтобы меня обвиняли. Я ложусь на пол и сворачиваюсь клубочком, закрыв лицо руками и крепко зажмурившись. Я знаю, что надо мной стоит отец, я слышу крики, но не понимаю, что кричат. Меня обволакивает холодный черный туман, набивается мне в уши, в нос, запечатывает меня в самой себе, я больше не слышу, не вижу, не говорю. Внутри меня плачет маленькая трехлетняя девочка, я сама. Теперь я навсегда останусь такой. Я чувствую только страх...
@GLAVA-N1 = 11 января 1995 года.
Я почти не помню, что со мной было целый год. Мне сказали, что это из-за смерти мамы. Но я помню только черный липкий туман, который наползал на меня со всех сторон. Я не знаю, сколько времени прошло. Временами я понимала, что нахожусь в больнице, мне делали уколы, от которых липкий черный страх превращался в плотную вату, от которой я тупела, ею была забита моя голова, я не могла думать, говорить. Помню, приходил отец, вытирал салфеткой слюну с моего подбородка и плакал. Наверное, он думал, что я навсегда останусь такой. Я смотрела на него, видела его, кажется, понимала, что этот седеющий красивый мужчина - мой отец.
Потом я опять погружалась во тьму.
@GLAVA-N1 = 24 апреля 1997 года.
- Буду поступать на филологический в университет. Преподаватели говорят, что у меня хорошие способности к языкам. Вам нравится это платье? Папа привез из Флоренции. Он считает, что у меня очень современный тип внешности. А мне кажется, я слишком длинная и худая.
Нет, парня нет. А зачем? Я везде бываю с папой. Дома все хорошо, после экзаменов папа обещал свозить меня на Французскую Ривьеру: кажется, он собирается купить там виллу. На яхте покатаемся. Правда, тут одна фифа ему на шею вешается, наверное, будет уговаривать, чтобы он взял ее с собой. Ну, это я беру на себя. Никуда она не поедет. Я чудесно научилась с ними расправляться. Больше месяца никто не удерживается. Ну как им объяснить, что мой папа - только мой!
@GLAVA-N1 = 3 марта 1999 года.
- Он все-таки женится! На этой медсестре, этой плебейке!
Что он в ней нашел? Смотреть не на что, тише воды ниже травы. Но я уверена, что это до поры до времени. Она еще покажет зубки, эта мышка! С папой она ну просто хоть к ране прикладывай! Со мной - совсем по-другому. Хочет показать мне, что она будет хозяйкой
в этом доме. Я папе сказала, чтобы он хоть бы проверил ее прошлое прежде, чем женится. Так он отчитал меня. Впервые. Я не знаю, что делать. Но как минимум я объявляю ей войну.
@GLAVA-N1 = 18 сентября 1999 года.
- Я проиграла. Теперь живу одна, на Вернадского. Мне даже подарили машину. Она заставила папу принять такое решение, якобы мне тяжело жить за городом, ездить на занятия, общаться с друзьями. С какими друзьями? У меня только Анька. Да и то мы общаемся в основном в Паутине, ну, в сети. Правда, тут дурак один пришел, стал лапать меня своими мерзкими ручищами, так я его чуть не убила. Папа никогда не простил бы мне, никогда. Эта грязь невыносима. Но это еще не все, я еще покажу отцу, на что способна эта медсестричка, эта тихоня...
@GLAVA-N1 = 9 января 2000 года.
- Я убью эту сволочь! Она не пустила меня встретиться с отцом на Новый год и Рождество! Обставила все так, как будто подарок мне делает, в Вену на праздники! Зачем мне одной Вена? Я там сто раз с отцом была, бродила по улицам, сидела в кафе, где раньше мы вместе были, и плакала. Она разлучила меня с отцом! А он, разве он не понял, что предал меня, что променял меня на эту дрянь? Никогда, никогда не прощу ему! Никогда! Я так его любила...
* * *
- Это последняя кассета, больше месяца до убийства.
Что же случилось за это время? Это только угрозы, но способна
ли Вика действительно отомстить отцу и заодно подставить Светлану? Сима вопросительно посмотрела на Марину.
Та только покачала головой:
- Это будут только домыслы.
- Но, мама, она уже убивала! Она из ревности убила свою
мать!
- Все гораздо сложнее. - Марина Алексеевна прикурила сигарету. - Вика очень своеобразная личность, чтобы не сказать больше. Как минимум шизотипическое расстройство. Она чрезвычайно болезненно привязана к отцу, при этом сомневается в том, что мать ей родная. Она холодна к ней. Девочка одинока, замкнута, у нее нет друзей, она испытывает трудности в общении, но не тяготится этим. Если рассматривать отдельно убийство, то я бы отметила, что увиденная девочкой сексуальная сцена между родителями, безусловно, потрясла ее. С одной стороны, ребенок, знающий о взаимоотношении полов только то, что это нечто грязное, запретное, отвратительное, с другой - она видит, что в этом омерзительном действе принимает участие отец, равный в ее глазах едва ли не богу. А затем тяжелейший реактивный психоз, наверное, затяжной, раз она лечилась около двух лет. Да, интересный случай. - Марина Алексеевна была явно увлечена,
- А теперь что с ней? - спросила Сима.
Судя по всему, она практически выздоровела, но так и осталась патологической личностью. Она знает, что произошло?
- Она вспомнила все в состоянии гипнотического сна.
Она ведь неосознанно вытесняет все воспоминания, связанные с матерью: помнишь самое начало, где она описывает свое детство, членов семьи и не упоминает мать? Любые воспоминания о матери - табу для ее сознания. Только после прямого вопроса она формально соглашается, что, да, мать у нее была. Ей сказали, что она умерла, но она не уверена в этом. Гольдин использовал метод гипнокатарсиса с установкой на стирание фрустрирующих переживаний. Она опять пережила этот момент, но о нем не помнит. Психотерапевтическое же действие тем не менее сохраняется.
- Последние записи похищены, - сокрушенно сказала Сима. - Если она под гипнозом рассказывает о смерти матери, то, может, как раз на похищенных кассетах есть ее признание в убийстве отца?
Вместо ответа Марина Алексеевна выдохнула длинную струйку дыма.
ГЛАВА 17
Шум из приемной не проникал сквозь плотно закрытую дверь кабинета Кострова. Несмотря на начало дня, вид у адвоката был уставший: покрасневшие глаза, землистый цвет тщательно выбритого лица. Сима с сочувствием и нежностью посмотрела на него: похоже, он всю ночь работал над документами, о чем свидетельствовали закатанные рукава рубашки, ослабленный узел галстука, стойкий сигарный запах. Она почему-то почувствовала себя виноватой, хотя для этого совершенно не было повода. Ее никто не обязывал работать с ним ночь напролет. Но, может быть, это как раз то, что надо. Сима представила себя, самоотверженно, несмотря на слипающиеся глаза и отчаянную зевоту, склонившуюся над важными документами, настоящую помощницу и боевую подругу любимого мужчины. Они соприкасаются плечами, головами, тонкая металлическая оправа его очков задевает ее щеку, его темные волосы смешиваются с ее рыжеватыми, она чувствует его влажное теплое дыхание совсем близко от своих губ, а потом... Сима встряхнула головой, чтобы отогнать видение. Костров несколько минут что-то ей говорил, но она прослушала.
- Сима, ты где? - насмешливо спросил Сергей.
Сима схватила чашку и сделала большой глоток кофе.
- Ничего, все в порядке, просто не выспалась.
- Покуришь? Правда, кроме сигар, ничего нет. Но они отменные.
- Нет, - поморщилась Сима, - у сигарного дыма запах как у "Явы", которую курит мама. Ужас!
- Это лучшие яванские сигары, мне привезли их из Голландии, рассмеялся Костров. - Знаешь, это как с маслинами, икрой, устрицами. Нужно распробовать и привыкнуть.
Сима пожала плечами. Она не понимала, зачем к этому нужно привыкать.
К тому же женщина с толстенной сигарой во рту смотрится несколько странно, правда, надо отдать должное, эротично. Но частному детективу эротичность ни к чему. В основном.
- Словом, вляпалась я по самую маковку. Пока я разговаривала
с Викой, кто-то убил Гольдина. Если не она сама. Я консультировалась,
она вполне могла признаться ему в убийстве отца и сделать это в состоянии транса во время сеанса. А потом, осознав происшедшее, убить свидетеля и забрать кассету. Так что я нашла труп и не сообщила об этом в милицию, что, в общем, очень и очень неправильно. Но в противном случае я потеряла бы массу времени и не смогла бы взять то, ради чего приходила. Сима сделала эффектную паузу и торжествующе посмотрела на Кострова.
Он промолчал, вопросительно глядя на нее.
- Я полночи слушала весь этот бред, начиная с ее раннего детства, и... - Сима замолчала, готовясь к ожидаемому эффекту.
- И? - нетерпеливо спросил адвокат.
- Она убила свою мать, - торжествующе выпалила Сима.
- Что? Какую мать, когда? - растерялся Костров. Наверное, он ожидал услышать что-то другое.
- Короче, опускаю психиатрические подробности, - произнесла Сима с тем чувством превосходства, с которым специалист беседует с дилетантом. - Вика своеобразная личность, у которой сформировался комплекс Электры: болезненное влечение к отцу, что сочеталось с ревностью и ненавистью к матери. Смерть матери произошла не в результате несчастного случая. Это Вика сбросила в ванну включенный фен. После
этого у нее в течение длительного времени было психическое расстройство. Эту часть я пропускаю, тебе неинтересно. О том, что произошло на самом деле, знали только Гольдин и Артемов. Да и то отец знал со слов психиатра. Сама Вика об этом не помнит, это такой феномен, когда сознание, не в силах перенести тяжесть воспоминаний, помещает их в подсознание. Собственно говоря, когда после женитьбы Артемова на Светлане ситуация в доме накалилась до предела, Вику отселили как раз по совету Гольдина, чтобы избежать трагедии.
Костров завороженно слушал, не отводя от Симы глаз. Ей показалось, что он даже восхищен ею, ее познаниями.
- Значит, она могла убить и отца по болезненным мотивам? - наконец спросил он.
- Теоретически - да. Но если рассматривать патологические
мотивы, то скорее пострадала бы Светлана, как то самое препятствие
между отцом и ею. Единственным мотивом убийства отца в таком случае
могла быть месть, - пояснила Сима, почти цитируя свою мать
и даже произнося это Марининым менторским тоном.
- А если представить, что Вика попыталась убить двух зайцев,
с одной стороны - отомстить отцу за то, что он, по ее мнению,
предал ее, а с другой - обвинить в убийстве Светлану и таким
образом избавиться от нее? - предположил Костров.
Сима недоверчиво покачала головой:
- Мне кажется, это слишком сложно для нее. Хотя... Вполне
возможно. Тогда Вика могла сфабриковать компрометирующие