Вот и сегодня Марина Алексеевна громко, чтобы слышала Сима, приговаривала:
- Ешьте, мои золотые! Вкусная рыбка, да? Только вы и цените хорошее
отношение, только вы и есть настоящие дети, а не та злыдня,
тут Марина Алексеевна еще повысила голос, - которая дрыхнет,
как пьяный сапожник. А вы бы слышали, как от нее несет перегаром!
А вы бы видели, какая она вчера пришла! Одета, как уличная
девица, пьяная в лоскуты и тряпочки. Как вы думаете, киски, что это
она ночью на кухне делала? Так я вам скажу: это она водичку пила,
да еще и с таблеткой! А что же мы ей дадим на завтрак? Думаете, рюмку
водки на опохмел, так сказать, поправить здоровье? И в кого же она?
Ведь никто в семье не пил, даже никчемный муж мой бывший Григорий.
При этих словах Сима поморщилась, вспомнив, как объясняла Арабскому что-то о семье алкоголиков и неизбежной генетической предрасположенности. Выход был только один: дождаться, когда мать уйдет на работу, а до тех пор притворяться спящей.
* * *
Сима кое-как умылась, пару раз махнула щеткой по волосам, почти вслепую натянула джинсы и водолазку. Надо бы вернуть Инке шубейку, платьице, часы, сумку.
- Ин, это я. Если никуда не собираешься, я сейчас подъеду.
- Давай, и Володька дома. Выпьете кофейку и поедете на работу.
- Угу. - Сима положила трубку и вышла из дома,
избегая смотреть в зеркало. Ноги были ватными, она не сразу сумела
открыть дверцу машины. В салоне ей сначала было холодно и сыро, затем
стало жарко и душно, влажные волосы прилипли ко лбу. Удача, что
ехать недалеко, а то с такой реакцией можно и в аварию попасть.
В доме Снегиревых было тепло, уютно пахло булочками с корицей и крепким кофе, который мастерски варила Инка. Подруги обнялись, и Инка слегка поморщилась:
- Боже, что ты вчера пила?
- Чего я только вчера не пила... - вздохнула Сима. - Эх, тяжела и полна опасностей жизнь частного детектива.
- Ну, допустим, тебя никто не заставлял так напиваться!
не согласилась Инна.
- И ты, Брут! - горестно воскликнула Сима. - А
ты забыла, в каком состоянии я нашла тебя прошлой зимой на
своей даче?
- Ты сравнила! Моей жизни угрожала опасность! Меня могли убить!
А ты просто развлекалась!
- Я не развлекалась! Я работала! - не согласилась Сима.
- И поработала неплохо, - вклинился в их разговор Снегирев. - Молодец, Симка, отлично справилась с ролью "ночной бабочки", хоть и слегка перебрала. Я уже получил снимки, вот полюбуйтесь, есть на что взглянуть! Он протянул пачку фотографий.
Сима с интересом рассматривала их и себя не узнавала. Боже
мой, что за красавица! Какой взгляд, поворот головы, как соблазнительно струится шелк по стройному телу, как небрежно закинута нога на ногу, демонстрируя их почти нечеловеческую длину. Сима мысленно сравнила фотографии с тем, что она ежедневно наблюдала в зеркале, и вздохнула. Красиво, конечно, но совершенно непрактично. Инка тоже издавала сдавленные писки, свидетельствующие о высшей степени восхищения. Что же касается компромата, то его было предостаточно. Коленопреклоненный Арабский элегантно надевает туфлю на Симину ножку. Он же с неповторимой нежностью поит ее чем-то из своего бокала, воркует ей на ушко, держит за плечико, с вожделением заглядывает в декольте... Дальше еще хуже. Парочка уже изрядно пьяна. Дружеские лобзания вполне можно принять за любовные. Вот они садятся в машину, короткое Симино платье становится еще короче и открывает область, где наконец-то заканчиваются, казалось бы, бесконечно длинные ноги. Сима стоит у огромного окна в ярко освещенной комнате, Арабский обнимает ее за талию.
- Блеск, - не удержалась Инка. - Хороша, чертовка.
- Да, - неопределенно протянула Сима.
Володь, а у тебя есть негативы?
- А как же, вот они, останутся в архиве агентства.
Снегирев вынул из кармана пленку.
Сима покрутила ее в руках, а затем на глазах у изумленных
Снегиревых принялась рвать снимки на мелкие кусочки. Фотографии были плотные, и Сима от прилагаемых усилий даже покраснела.
- Ты что, с ума сошла?! - заорал Снегирев, пытаясь спасти хоть что-нибудь. - Это же заказ, нам за это заплатят деньги, и неплохие! Отдай немедленно пленку!
Но Сима уже изорвала снимки, а кассету с пленкой, похоже, отдавать не собиралась.
- Да какая муха тебя укусила?!
Сима как-то обмякла и заплакала:
- Я не отдам! Он мой друг! Он знаете какой? Одинокий, беззащитный, очень добрый. А эта стерва ему врет, содержит любовника, да еще собирается деньги оттяпать при разводе. Я не могу его предать! - Тут Сима почти заголосила, судорожно сжимая в кулаке пленку. - Ну Снегирев, миленький, ну пожалуйста, мы что-нибудь придумаем. Инка, помоги же мне!
Инка чуть не прослезилась и просительно посмотрела на мужа.
- Ну, правда, может, не надо?
- Да вы что говорите?! - окончательно
вышел из себя Снегирев. - Это работа, а вы сопли пускаете!
- Он мне в институт предлагал поступить, фирму открыть,
если я уйду с панели, - прорыдала Сима.
У Инны даже дыхание перехватило после этих слов. Вот это благородство!
Она вспомнила свою путанскую юность, и ей стало отчаянно себя жалко. Ну почему, почему ей никогда не встретился такой Арабский, который вместо того, чтобы отслюнявливать поутру зеленые купюры, просто сказал бы ей: "Детка, уходи отсюда, я тебе помогу".
Подруги обнялись, плечи их почти синхронно вздрагивали. Снегирев плюнул и ушел курить на кухню. Когда все немного успокоились и обсудили создавшееся положение, было принято решение: Сима пишет отчет, что, несмотря на все ее приставания, завлекания и заигрывания, клиент проявил нечеловеческую стойкость и безразличие к доступным радостям продажной любви. К этому прилагаются тщательно отобранные снимки: Сима стреляет глазами в Арабского, но он отвернулся, беседует с партнером, и все в таком духе.
Они уже мирно пили кофе, когда Сима вспомнила самое главное ! - Я видела у Арабского странную фотографию! Он, его жена и Светлана Артемова на фоне какой-то южноазиатской экзотики. Арабский не очень хорошо их помнит, это было мимолетное курортное знакомство, но, по его словам, Светлана была не с Артемовым, а с молодым мужчиной. Он, правда, считает, что это был ее муж.
- С кем же? - поинтересовалась Инна, наливая себе из джезвы густого кофе.
- В том-то и дело, он не помнит.
- А когда это было? - резонно спросил Снегирев.
- Черт! Не знаю! Но я же была пьяная, - сокрушенно ответила
Сима.
- Это могло быть до Артемова, - заметила Инна.
- Могло, но, судя по тому, что она мне рассказывала о себе, она
была бедна, если не как церковная мышь, то почти. Иначе зачем ей работать сиделкой у тяжелобольного? - заявила Сима.
- Справедливо, - заключил Снегирев.
- Ты должна узнать, что это была за поездка. Тем более ты теперь подруга Арабского.
Сима промолчала, только с вызовом посмотрела на шефа.
* * *
Трель мобильного воспроизвела навязшие на зубах "Подмосковные
вечера". Сима затормозила у светофора и ответила.
- Ну и чем же вчера занимался мой маленький детектив?
От бархатного голоса Кострова у Симы забилось сердце.
- Пришлось срочно выполнить одну работу. Это не связано с Артемовыми.
- И даже с другими мужчинами? - пытался пошутить Костров.
- Особенно с другими мужчинами, - многозначительно сказала
Сима.
- Как бы там ни было, нам нужно увидеться. Сегодня.
- Сейчас?
- Ну, если хочешь, сейчас, - засмеялся он. - Приглашаю
тебя на обед. Как насчет грузинской кухни?
- Хорошо, - как можно сдержаннее сказала Сима, лихорадочно прикидывая, успеет ли она переодеться.
- В четыре на пятнадцатом километре Осташковского шоссе.
Найдешь?
- Постараюсь. - Сима рванула домой, прикидывая, что
такое надеть, чтобы не быть совсем уж замарашкой, но в то же
время не переборщить с нарядом и не показать тщательную подготовку.
Дома она попыталась небрежно уложить волосы, как ее учила Инна, нанесла на лицо легкий светлый тон, чуть тронула ресницы тушью, дотронулась до губ каштановым блеском. Несмотря на вчерашнее возлияние, получилось неплохо. Затем Сима с удовольствием надела роскошные
брюки из тонкой шерсти шоколадного цвета, купленные
по настоянию все той же Инки на суперраспродаже при закрытии бутика Ферре, и нежнейший облегающий кашемировый свитер устричного цвета. Ботиночки на каблуках были неудобны, но не надевать же гриндеры! Несколько капель "Зеленого чая" завершили образ, полуспортивный, полуделовой, но очень симпатичный и привлекательный.
* * *
Скромный с виду загородный ресторанчик предлагал по-настоящему домашнюю грузинскую кухню, и ее спутника здесь хорошо знали. Окрыленная вчерашним успехом и мужским вниманием, Сима чувствовала себя уверенной элегантной дамой, а не зеленой смущающейся девчонкой в лапах опытного сердцееда.
Она со знанием дела принялась изучать карту вин, хотя большинство грузинских названий ничего ей не говорили.
- Говорят, 1995 год был хорош для виноделия? - блеснула она познаниями.
Сергей только удивленно приподнял брови.
- Я вижу, дама знаток, - с сильным кавказским акцентом угодливо произнес метрдотель. - Тогда сразу замечу, что хорошие года для французских вин не всегда совпадают с таковыми в Грузии. Вы меня понимаете?
- Конечно, тогда, может, вы сами предложите что-нибудь? - с достоинством спросила Сима.
- Да, мадам, это моя работа, - поклонился грузин, продемонстрировав аккуратную плешь среди черных вьющихся волос.
Костров с интересом следил за их диалогом.
Метрдотель щелкнул пальцами и негромко сказал несколько слов по-грузински подлетевшему официанту. Через пять минут тот бережно, как драгоценность, принес невзрачную бутылку темного стекла, покрытую пылью и паутиной.
- Надеюсь, вы понимаете, что пыль не стерта специально,
чтобы показать вам, что вино это действительно старое, что оно
долго хранилось в одном месте. Это настоящая "Хванчкара" урожая 1947 года из сталинских подвалов! - торжественно произнес он. - Драгоценное вино! Только для таких дорогих гостей, как вы!
Он осторожно вынул пробку, налил немного вина в бокал и отставил вино на поверхности могло впитать запах пробки. Затем наполнил на четверть второй бокал и предложил Кострову. Тот со знанием дела подержал бокал в руках, посмотрел на свет, вдохнул аромат, попробовал, перекатывая вино во рту, и наконец выдохнул:
- Восхитительно!
Сима тоже попробовала, стараясь повторять его действия.
Гранатовые капли растеклись по языку, наполнив рот вкусом солнца, травы, цветов, фруктов, выросших когда-то, более полувека назад, тщательно собранных и хранившихся все это время, чтобы дать ей, Симе, почувствовать аромат того послевоенного лета.
Она открыла глаза, Костров смотрел на нее нежно и немного насмешливо.
- А почему ты для них такой дорогой гость? - поинтересовалась Сима.
- Так, помог однажды. Что будем есть?
- Полностью доверяю тебе, дорогой, - многозначительно
произнесла Сима, пребывающая в романтической расслабухе, вызванной замечательным напитком.
Между лобио, сациви, чанахи и шашлыком разговор о деле все-таки состоялся.
- Я не понимаю, почему ты до сих пор не встретилась с Викторией, сказал Костров.
- Пойми, я хотела сначала собрать о ней как можно больше сведений, чтобы было о чем говорить, - оправдывалась Сима.
- И что же ты узнала? - Сергей аккуратно отрезал
сочащийся золотистым маслом кусочек ачма-хачапури.
- Ну, девочка она странная, возможно, психически больная,
до сих пор посещает психиатра. Я, кстати, была у него, кажется, все
беседы с пациентами он записывает на кассеты, потом их анализирует.
Мама говорит, что это обычная практика, чтобы не ускользнуло нечто
важное, на что можно не обратить внимания при беседе. Но, как ты понимаешь, это - врачебная тайна. Просидела я у него полтора часа, практически ничего не узнала, зато захотелось рассказать ему о себе - он психиатр от бога, мама говорит, этому не научишься, с этим надо родиться.
Сергей молча слушал, иногда одобрительно кивал, подливая в бокалы вино.
- Гораздо больше я узнала от ее няньки. Очаровательно говорливая старушка. Похоже, Вика не слишком любила свою мать, зато обожала отца. Но она стала свидетелем несчастного случая, происшедшего с матерью, и ее смерти. И впала в "реактивное состояние". Я немного знаю, что это. Обычно такие состояния довольно хорошо лечатся, но только не в Викином случае. Шли месяцы, а лучше ей не становилось. Пока не обратились к Гольдину. Она почти выздоровела, но, похоже, только "почти". Я была в университете, ее характеризуют замкнутой, малообщительной, странной, она не участвовала в студенческих тусовках, не принимала ухаживания сверстников, возможно, употребляла наркотики. Ты слышал о посттравматическом стрессовом расстройстве?
- Это что-то вроде вьетнамского, афганского или чеченского синдрома?
- Не только. Это психические расстройства после переживания
катастроф, - пояснила Сима. Выросшая в семье психиатра, она
чувствовала себя почти профессором. - Катастрофа может быть
любой: война, стихийное бедствие, угроза жизни, в данном случае
смерть матери у нее на глазах.
- Ты молодец, - похвалил Симу Костров. - Могла
бы Вика убить своего отца?
- Она очень его любила и патологически ревновала. Девочка она
как минимум психически неуравновешенная, всего можно ожидать. Но это
было бы слишком просто.
- Почему?
- Неясно, при чем здесь Хлопин. Затем, логичнее было
бы убить Светлану, как главную соперницу. Кроме того, в прошлом Светланы
не все чисто.
- С чего ты это взяла? - спокойно спросил Костров.
- Она говорит, что была бедна, приехала работать сиделкой.
Но в то же время я точно знаю, что у нее был, а может быть,
и есть, любовник. Кто и когда, - Сима предупредила вопрос
Сергея, - не знаю. Но обязательно узнаю.
Сергей пожал плечами.
- Не уверен, что это важно. А вот в чем у меня нет сомнения,
так это в том, что мы должны опередить следствие и найти настоящего
убийцу.
Сима немного поколебалась и сказала:
- Я не сказала самого главного. В поселке Артемовых
я встретила человека, который видел машину Вики, возможно, в ночь
убийства. В ней сидел мужчина. Правда, свидетель - пьяница,
и я не уверена, что ему можно верить.
Они прощались у Кольцевой дороги. Оба вышли из своих машин,
не глуша моторы и не выключая свет. Костров привлек к себе Симу
и поцеловал, впервые поцеловал по-настоящему, не щеку и не в макушку,
и не шутя. Она чувствовала это по его ставшим тяжелыми рукам, горячему
дыханию, по чему-то еще, не поддающемуся описанию, но более
всего напоминающему энергетический кокон, вне которого течет время,
идет мокрый снег, сигналят машины, хрипит динамик голосом Джо Кокера...
ГЛАВА 12
- Мамочка, а если я выпрошу у Гольдина его кассеты?
заискивающе спросила Сима у матери, которая в это время заваривала
чай.
Рука Марины дрогнула, и она перелила кипяток в заварочный чайник. По столу расползлось желтоватое пятно с чаинками.
- Что значит выпрошу? - Марина Алексеевна строго
посмотрела на дочь над очками. Вид у нее был совершенно учительский.
Неужели ты всерьез считаешь, что он даст тебе профессиональные записи? Смешно даже говорить об этом.
- А если я все же попробую? - не сдавалась Сима.
Она обожглась кипятком и старательно вдыхала воздух, смешно приоткрыв рот и маша руками.
- Пробуй, - сухо откликнулась Марина Алексеевна,
но я бы не дала.
Отдышавшись, Сима порылась в сумке и выудила оттуда потрепанную бумажку, на которой был записан телефон Гольдина. Марина Алексеевна с презрением посмотрела на беспорядок, царивший в Симиной сумке, - у нее самой все было идеально.
- Борис Ефимович, здравствуйте, дорогой, - ласково пропела Сима. - Это опять Серафима, дочь Марины Алексеевны.
Да, да, вы очень заняты? Как насчет завтра вечером? Последняя пациентка, и как раз Вика? Отлично! А можно к вам приехать, посоветоваться? Да-да, очень важно. Ладно, договорились, в восемь. - Сима положила трубку и посмотрела на мать.
Марина Алексеевна пожала плечами, прихватила под брюшко тяжеленного упирающегося Гошу и отправилась смотреть новости. Сима не разделяла материнской страсти к новостям, но уже привыкла, что та ежедневно смотрит "Сегодня", "Вести", программу "Время". Марина Алексеевна считала, что только анализ различных информационных программ, представляющих различные политические течения, может составить объективную картину мира.
Уже засыпая, Сима планировала завтрашний день: утром написать отчет для жены Арабского, позвонить самому Арабскому, узнать насчет Светланы и ее любовника, еще раз поговорить с нянькой, попытаться связаться с Викой, вечером - Гольдин...
* * *
Сима проснулась бодрая и свежая. Она закрыла глаза и вспомнила Кострова, его насмешливый взгляд, жест, которым он подавал ей руку, запах его теплой щеки, привкус табака на его губах... Она резким движением подняла сжатую в кулак руку и взвизгнула:
- Йес!
Через час она неслась по забитым транспортом улицам
Москвы в агентство. В полдень должна была прийти мадам Арабская
за вожделенными свидетельствами измены. Ну уж нет, она не могла подсунуть ее другу Мише такую свинью. Поэтому, когда, сидя в теплом офисе и прихлебывая противный растворимый кофе, она заканчивала отчет, Арабский в ее описании представал чистым и непорочным ангелом, спустившимся с небес и имевшим только один недостаток: некоторое пристрастие к алкоголю, да и то в силу духовной неудовлетворенности и душевного одиночества. Сей отчет мог даже из самого черствого сердца выдавить слезу и заставить каяться даже самую грешную душу. Ну, ясное
дело, только не мадам Арабскую. Оставив объясняться с ней Снегирева, Сима помчалась дальше, проверяя на ходу, хватит ли заряда у ее мобильного.
Из машины она позвонила Александре Васильевне:
- Я тут в ваших краях, рядом. Если вы не заняты, может, пригласите на чашечку чаю, он у вас просто замечательный, а на улице так сыро! - лисичкой запела Сима. Ей очень хотелось еще раз взглянуть на дом, поговорить с болтливой старушкой.
- Ой, деточка, конечно, как приятно, что вы
меня не забыли! - Александра Васильевна и впрямь обрадовалась. Может, по дороге чего-нибудь сладенького захватите?
- Непременно! - пообещала Сима и порулила в
ближайший "Перекресток".
Она припарковала машину у ворот и вошла во двор. Судя по неряшливо таявшему снегу, двор давно не убирали. Сима удивилась, как быстро становятся видны следы запустения. Александра Васильевна увидела подъехавшую машину и гостеприимно распахнула дверь, но не большую, дубовую, парадную, а боковую, неприметную, для прислуги. Здесь рядом была кухня и комната самой Александры Васильевны.
- Проходите, Симочка, как приятно, что навестили
старуху! Сижу здесь одна, как сыч, и словом перекинуться
не с кем. Чаек с мелиссой, с душицей, только что заварила. Садитесь к столу, грейтесь. Что нового?
Сима с удовольствием вытянула ноги, обутые в меховые хозяйские тапочки, взяла в руки знакомую цветастую чашку.
- Да какие новости? Светлана в тюрьме... - При
этих словах Александра Васильевна мелко сочувственно закивала. - Вот Вику найти не могу. Не звонила она вам?
- Как же, звонила. Бедная детка, такое горе, такое горе, сиротинушка. - Александра Васильевна попыталась впасть в кликушество и заголосить, как на похоронах.
Однако Сима довольно резко и невоспитанно ее оборвала:
- А что же трубку она не снимает, или ждет, что ее с
милицией на допрос привезут?!
Александра Васильевна мгновенно успокоилась.
- Ага, не снимает трубку, говорит, никого слышать
не хочет. А мне сама позвонила, голубка, ведь никого у нее, кроме
меня, на этом свете не осталось. - Голос ее взмывал все выше
и выше, приобретая истерическую пронзительность.
- А допрос? - громко и резко спросила Сима.
А как же допрос?
- Так допросили уже сердешную, нелюди. Им ведь все равно,
что у человека такое горе. Ах, деточка моя, ах, сиротинушка, зачем
пришла, зачем глупостей наделала? Я же видела все, видела! Что
же ты меня не послушала?! - обращалась сама к себе Александра Васильевна, раскачиваясь на стуле и глядя в одну точку.
У Симы даже пересохло в горле, и она отхлебнула горячего чаю, пытаясь сообразить, что происходит.
- Что же ты, голубка, как тать ночной прокралась? Что
же никого не пожалела? - продолжала нараспев страдать старушка.
Сима окликнула ее, но она не ответила. Тогда Сима
взяла ее за плечи и сильно встряхнула. Голова женщины безвольно
качнулась, из пучка волос выпали неопрятные седые космы.
Оставалось только одно средство: обрызгать ее водой, что Сима
и сделала. Поймав на себе осмысленный ее взгляд, Серафима строго спросила:
- Так когда это приходила Вика? В ночь убийства?
Вы ее окликнули? Что она сделала?
Александра Васильевна в отчаянии прикрыла рот морщинистой рукой и взирала на Симу с ужасом. По ее лицу стекала вода. Теперь главное - не позволить ей впасть в прежнее состояние. Поэтому Сима спокойно и твердо, держа ее за руку, сказала:
- Я поняла, в ночь убийства здесь была Вика. Она
прошла через черный ход мимо вашей комнаты, поэтому вы ее видели. Вы ее окликнули, но она не ответила, так?
Женщина молча кивнула. На ее лице был написан такой ужас, что Симе стало ее жаль.
- Когда она вернулась?
- Не знаю, быстро, я слышала, как захлопнулась дверь,
минут через пять. Я еще удивилась, зачем она приезжала, чтобы так
быстро уйти.
Внезапно старая няня упала перед Симой на колени и запричитала:
- Христом-богом молю, не говори никому. Я в милиции
не сказала и дальше отказываться буду, скажу, ты все придумала!
* * *
- Сергей, у меня новости! Надо срочно увидеться. Где
ты?
- В суде на процессе. Сейчас перерыв, суд на совещании,
быстро ответил Костров. - Когда ты можешь приехать?
- Мне нужно около получаса.
- Жду. Если заседание начнется, подожди, зал
номер восемь.
Через сорок минут Сима подъехала к относительно новому
зданию суда на севере Москвы. Она немного опоздала, заседание началось.
Дело рассматривалось в открытом слушании, поэтому она тихо проскользнула через боковую дверь и смешалась с сидевшими родственниками то ли потерпевших, то ли подсудимых. И у всех были напряженные лица, женщины сжимали в руках платочки. Преступники, парочка несовершеннолетних разбойников, довольно нелепо выглядели в специальной зарешеченной выгородке, как звери в зоопарке. Костров тихо переговаривался с другим адвокатом. Когда скрипнула дверь, он поднял голову, встретился с Симой взглядом и только слегка кивнул головой.
Сима много раз бывала в суде, особенно когда проходила
практику. С каждым годом помещения ветшали, компьютеры приходили в негодность, а судьи достигли того возраста, когда уже даже проблематично читать внукам сказки. Не из-за зрения, конечно.
Судья по имени Алла Тарасовна, зачитывавшая какую-то длинную малопонятную юридическую бумагу, похоже, работала еще с Вышинским и уже в те времена была зрелой дамой. Сначала до Симы донесся ее надтреснутый громкий голос с модными лет пятьдесят назад патетическими нотками. Заинтересованная Сима прищурила глаза, вглядываясь. Судья напомнила ей главную героиню из любимой в детстве книги "Безобразная герцогиня". Ужаснее всего было то, что Алла Тарасовна не хотела мириться с возрастом: неподвижное маскообразное лицо с отвисшими брылами покрывал слой пудры толщиной в палец. По этому грунту были нарисованы брови и глаза, причем неверной рукой автора, трясущуюся голову венчал огромный нейлоновый парик. Судейская дама обладала громким пронзительным голосом и явно склочным характером, и это, равно как и плохое понимание того, что происходит, можно было отнести к ее почтенному возрасту.
Допрашивая свидетелей, судья начинала их перебивать, не
давала им ответить, кричала, обвиняла во всех мыслимых морально-этических и экономических проступках и преступлениях и неизменно доводила до слез.
Молоденькая секретарь суда, пытаясь вести протокол, бросала вокруг недоуменные взгляды.
Прокурор задумчиво протирал очки, оставив попытки вникнуть
в происходящее. И только адвокаты выглядели невозмутимо, демонстрируя, что все идет как надо.
А над всем царил эмоционально насыщенный, пафосный
голос судьи. Только, к сожалению, было трудно понять, что же она
говорит.
Сима вздохнула. Конечно, даме давно пора на заслуженный
отдых, караулить наступающий маразм, но кем ее заменить? Молодые
юристы не согласны работать за копейки, вот и они со Снегиревым ушли
из прокуратуры...
Наконец-то экзекуция закончилась, и все со вздохами
облегчения покинули зал. Костров взял Симу под локоток и быстро
увел.
- Что здесь происходило? - поинтересовалась она.
- Да все путем, что бы ни происходило, все равно дело
- Ешьте, мои золотые! Вкусная рыбка, да? Только вы и цените хорошее
отношение, только вы и есть настоящие дети, а не та злыдня,
тут Марина Алексеевна еще повысила голос, - которая дрыхнет,
как пьяный сапожник. А вы бы слышали, как от нее несет перегаром!
А вы бы видели, какая она вчера пришла! Одета, как уличная
девица, пьяная в лоскуты и тряпочки. Как вы думаете, киски, что это
она ночью на кухне делала? Так я вам скажу: это она водичку пила,
да еще и с таблеткой! А что же мы ей дадим на завтрак? Думаете, рюмку
водки на опохмел, так сказать, поправить здоровье? И в кого же она?
Ведь никто в семье не пил, даже никчемный муж мой бывший Григорий.
При этих словах Сима поморщилась, вспомнив, как объясняла Арабскому что-то о семье алкоголиков и неизбежной генетической предрасположенности. Выход был только один: дождаться, когда мать уйдет на работу, а до тех пор притворяться спящей.
* * *
Сима кое-как умылась, пару раз махнула щеткой по волосам, почти вслепую натянула джинсы и водолазку. Надо бы вернуть Инке шубейку, платьице, часы, сумку.
- Ин, это я. Если никуда не собираешься, я сейчас подъеду.
- Давай, и Володька дома. Выпьете кофейку и поедете на работу.
- Угу. - Сима положила трубку и вышла из дома,
избегая смотреть в зеркало. Ноги были ватными, она не сразу сумела
открыть дверцу машины. В салоне ей сначала было холодно и сыро, затем
стало жарко и душно, влажные волосы прилипли ко лбу. Удача, что
ехать недалеко, а то с такой реакцией можно и в аварию попасть.
В доме Снегиревых было тепло, уютно пахло булочками с корицей и крепким кофе, который мастерски варила Инка. Подруги обнялись, и Инка слегка поморщилась:
- Боже, что ты вчера пила?
- Чего я только вчера не пила... - вздохнула Сима. - Эх, тяжела и полна опасностей жизнь частного детектива.
- Ну, допустим, тебя никто не заставлял так напиваться!
не согласилась Инна.
- И ты, Брут! - горестно воскликнула Сима. - А
ты забыла, в каком состоянии я нашла тебя прошлой зимой на
своей даче?
- Ты сравнила! Моей жизни угрожала опасность! Меня могли убить!
А ты просто развлекалась!
- Я не развлекалась! Я работала! - не согласилась Сима.
- И поработала неплохо, - вклинился в их разговор Снегирев. - Молодец, Симка, отлично справилась с ролью "ночной бабочки", хоть и слегка перебрала. Я уже получил снимки, вот полюбуйтесь, есть на что взглянуть! Он протянул пачку фотографий.
Сима с интересом рассматривала их и себя не узнавала. Боже
мой, что за красавица! Какой взгляд, поворот головы, как соблазнительно струится шелк по стройному телу, как небрежно закинута нога на ногу, демонстрируя их почти нечеловеческую длину. Сима мысленно сравнила фотографии с тем, что она ежедневно наблюдала в зеркале, и вздохнула. Красиво, конечно, но совершенно непрактично. Инка тоже издавала сдавленные писки, свидетельствующие о высшей степени восхищения. Что же касается компромата, то его было предостаточно. Коленопреклоненный Арабский элегантно надевает туфлю на Симину ножку. Он же с неповторимой нежностью поит ее чем-то из своего бокала, воркует ей на ушко, держит за плечико, с вожделением заглядывает в декольте... Дальше еще хуже. Парочка уже изрядно пьяна. Дружеские лобзания вполне можно принять за любовные. Вот они садятся в машину, короткое Симино платье становится еще короче и открывает область, где наконец-то заканчиваются, казалось бы, бесконечно длинные ноги. Сима стоит у огромного окна в ярко освещенной комнате, Арабский обнимает ее за талию.
- Блеск, - не удержалась Инка. - Хороша, чертовка.
- Да, - неопределенно протянула Сима.
Володь, а у тебя есть негативы?
- А как же, вот они, останутся в архиве агентства.
Снегирев вынул из кармана пленку.
Сима покрутила ее в руках, а затем на глазах у изумленных
Снегиревых принялась рвать снимки на мелкие кусочки. Фотографии были плотные, и Сима от прилагаемых усилий даже покраснела.
- Ты что, с ума сошла?! - заорал Снегирев, пытаясь спасти хоть что-нибудь. - Это же заказ, нам за это заплатят деньги, и неплохие! Отдай немедленно пленку!
Но Сима уже изорвала снимки, а кассету с пленкой, похоже, отдавать не собиралась.
- Да какая муха тебя укусила?!
Сима как-то обмякла и заплакала:
- Я не отдам! Он мой друг! Он знаете какой? Одинокий, беззащитный, очень добрый. А эта стерва ему врет, содержит любовника, да еще собирается деньги оттяпать при разводе. Я не могу его предать! - Тут Сима почти заголосила, судорожно сжимая в кулаке пленку. - Ну Снегирев, миленький, ну пожалуйста, мы что-нибудь придумаем. Инка, помоги же мне!
Инка чуть не прослезилась и просительно посмотрела на мужа.
- Ну, правда, может, не надо?
- Да вы что говорите?! - окончательно
вышел из себя Снегирев. - Это работа, а вы сопли пускаете!
- Он мне в институт предлагал поступить, фирму открыть,
если я уйду с панели, - прорыдала Сима.
У Инны даже дыхание перехватило после этих слов. Вот это благородство!
Она вспомнила свою путанскую юность, и ей стало отчаянно себя жалко. Ну почему, почему ей никогда не встретился такой Арабский, который вместо того, чтобы отслюнявливать поутру зеленые купюры, просто сказал бы ей: "Детка, уходи отсюда, я тебе помогу".
Подруги обнялись, плечи их почти синхронно вздрагивали. Снегирев плюнул и ушел курить на кухню. Когда все немного успокоились и обсудили создавшееся положение, было принято решение: Сима пишет отчет, что, несмотря на все ее приставания, завлекания и заигрывания, клиент проявил нечеловеческую стойкость и безразличие к доступным радостям продажной любви. К этому прилагаются тщательно отобранные снимки: Сима стреляет глазами в Арабского, но он отвернулся, беседует с партнером, и все в таком духе.
Они уже мирно пили кофе, когда Сима вспомнила самое главное ! - Я видела у Арабского странную фотографию! Он, его жена и Светлана Артемова на фоне какой-то южноазиатской экзотики. Арабский не очень хорошо их помнит, это было мимолетное курортное знакомство, но, по его словам, Светлана была не с Артемовым, а с молодым мужчиной. Он, правда, считает, что это был ее муж.
- С кем же? - поинтересовалась Инна, наливая себе из джезвы густого кофе.
- В том-то и дело, он не помнит.
- А когда это было? - резонно спросил Снегирев.
- Черт! Не знаю! Но я же была пьяная, - сокрушенно ответила
Сима.
- Это могло быть до Артемова, - заметила Инна.
- Могло, но, судя по тому, что она мне рассказывала о себе, она
была бедна, если не как церковная мышь, то почти. Иначе зачем ей работать сиделкой у тяжелобольного? - заявила Сима.
- Справедливо, - заключил Снегирев.
- Ты должна узнать, что это была за поездка. Тем более ты теперь подруга Арабского.
Сима промолчала, только с вызовом посмотрела на шефа.
* * *
Трель мобильного воспроизвела навязшие на зубах "Подмосковные
вечера". Сима затормозила у светофора и ответила.
- Ну и чем же вчера занимался мой маленький детектив?
От бархатного голоса Кострова у Симы забилось сердце.
- Пришлось срочно выполнить одну работу. Это не связано с Артемовыми.
- И даже с другими мужчинами? - пытался пошутить Костров.
- Особенно с другими мужчинами, - многозначительно сказала
Сима.
- Как бы там ни было, нам нужно увидеться. Сегодня.
- Сейчас?
- Ну, если хочешь, сейчас, - засмеялся он. - Приглашаю
тебя на обед. Как насчет грузинской кухни?
- Хорошо, - как можно сдержаннее сказала Сима, лихорадочно прикидывая, успеет ли она переодеться.
- В четыре на пятнадцатом километре Осташковского шоссе.
Найдешь?
- Постараюсь. - Сима рванула домой, прикидывая, что
такое надеть, чтобы не быть совсем уж замарашкой, но в то же
время не переборщить с нарядом и не показать тщательную подготовку.
Дома она попыталась небрежно уложить волосы, как ее учила Инна, нанесла на лицо легкий светлый тон, чуть тронула ресницы тушью, дотронулась до губ каштановым блеском. Несмотря на вчерашнее возлияние, получилось неплохо. Затем Сима с удовольствием надела роскошные
брюки из тонкой шерсти шоколадного цвета, купленные
по настоянию все той же Инки на суперраспродаже при закрытии бутика Ферре, и нежнейший облегающий кашемировый свитер устричного цвета. Ботиночки на каблуках были неудобны, но не надевать же гриндеры! Несколько капель "Зеленого чая" завершили образ, полуспортивный, полуделовой, но очень симпатичный и привлекательный.
* * *
Скромный с виду загородный ресторанчик предлагал по-настоящему домашнюю грузинскую кухню, и ее спутника здесь хорошо знали. Окрыленная вчерашним успехом и мужским вниманием, Сима чувствовала себя уверенной элегантной дамой, а не зеленой смущающейся девчонкой в лапах опытного сердцееда.
Она со знанием дела принялась изучать карту вин, хотя большинство грузинских названий ничего ей не говорили.
- Говорят, 1995 год был хорош для виноделия? - блеснула она познаниями.
Сергей только удивленно приподнял брови.
- Я вижу, дама знаток, - с сильным кавказским акцентом угодливо произнес метрдотель. - Тогда сразу замечу, что хорошие года для французских вин не всегда совпадают с таковыми в Грузии. Вы меня понимаете?
- Конечно, тогда, может, вы сами предложите что-нибудь? - с достоинством спросила Сима.
- Да, мадам, это моя работа, - поклонился грузин, продемонстрировав аккуратную плешь среди черных вьющихся волос.
Костров с интересом следил за их диалогом.
Метрдотель щелкнул пальцами и негромко сказал несколько слов по-грузински подлетевшему официанту. Через пять минут тот бережно, как драгоценность, принес невзрачную бутылку темного стекла, покрытую пылью и паутиной.
- Надеюсь, вы понимаете, что пыль не стерта специально,
чтобы показать вам, что вино это действительно старое, что оно
долго хранилось в одном месте. Это настоящая "Хванчкара" урожая 1947 года из сталинских подвалов! - торжественно произнес он. - Драгоценное вино! Только для таких дорогих гостей, как вы!
Он осторожно вынул пробку, налил немного вина в бокал и отставил вино на поверхности могло впитать запах пробки. Затем наполнил на четверть второй бокал и предложил Кострову. Тот со знанием дела подержал бокал в руках, посмотрел на свет, вдохнул аромат, попробовал, перекатывая вино во рту, и наконец выдохнул:
- Восхитительно!
Сима тоже попробовала, стараясь повторять его действия.
Гранатовые капли растеклись по языку, наполнив рот вкусом солнца, травы, цветов, фруктов, выросших когда-то, более полувека назад, тщательно собранных и хранившихся все это время, чтобы дать ей, Симе, почувствовать аромат того послевоенного лета.
Она открыла глаза, Костров смотрел на нее нежно и немного насмешливо.
- А почему ты для них такой дорогой гость? - поинтересовалась Сима.
- Так, помог однажды. Что будем есть?
- Полностью доверяю тебе, дорогой, - многозначительно
произнесла Сима, пребывающая в романтической расслабухе, вызванной замечательным напитком.
Между лобио, сациви, чанахи и шашлыком разговор о деле все-таки состоялся.
- Я не понимаю, почему ты до сих пор не встретилась с Викторией, сказал Костров.
- Пойми, я хотела сначала собрать о ней как можно больше сведений, чтобы было о чем говорить, - оправдывалась Сима.
- И что же ты узнала? - Сергей аккуратно отрезал
сочащийся золотистым маслом кусочек ачма-хачапури.
- Ну, девочка она странная, возможно, психически больная,
до сих пор посещает психиатра. Я, кстати, была у него, кажется, все
беседы с пациентами он записывает на кассеты, потом их анализирует.
Мама говорит, что это обычная практика, чтобы не ускользнуло нечто
важное, на что можно не обратить внимания при беседе. Но, как ты понимаешь, это - врачебная тайна. Просидела я у него полтора часа, практически ничего не узнала, зато захотелось рассказать ему о себе - он психиатр от бога, мама говорит, этому не научишься, с этим надо родиться.
Сергей молча слушал, иногда одобрительно кивал, подливая в бокалы вино.
- Гораздо больше я узнала от ее няньки. Очаровательно говорливая старушка. Похоже, Вика не слишком любила свою мать, зато обожала отца. Но она стала свидетелем несчастного случая, происшедшего с матерью, и ее смерти. И впала в "реактивное состояние". Я немного знаю, что это. Обычно такие состояния довольно хорошо лечатся, но только не в Викином случае. Шли месяцы, а лучше ей не становилось. Пока не обратились к Гольдину. Она почти выздоровела, но, похоже, только "почти". Я была в университете, ее характеризуют замкнутой, малообщительной, странной, она не участвовала в студенческих тусовках, не принимала ухаживания сверстников, возможно, употребляла наркотики. Ты слышал о посттравматическом стрессовом расстройстве?
- Это что-то вроде вьетнамского, афганского или чеченского синдрома?
- Не только. Это психические расстройства после переживания
катастроф, - пояснила Сима. Выросшая в семье психиатра, она
чувствовала себя почти профессором. - Катастрофа может быть
любой: война, стихийное бедствие, угроза жизни, в данном случае
смерть матери у нее на глазах.
- Ты молодец, - похвалил Симу Костров. - Могла
бы Вика убить своего отца?
- Она очень его любила и патологически ревновала. Девочка она
как минимум психически неуравновешенная, всего можно ожидать. Но это
было бы слишком просто.
- Почему?
- Неясно, при чем здесь Хлопин. Затем, логичнее было
бы убить Светлану, как главную соперницу. Кроме того, в прошлом Светланы
не все чисто.
- С чего ты это взяла? - спокойно спросил Костров.
- Она говорит, что была бедна, приехала работать сиделкой.
Но в то же время я точно знаю, что у нее был, а может быть,
и есть, любовник. Кто и когда, - Сима предупредила вопрос
Сергея, - не знаю. Но обязательно узнаю.
Сергей пожал плечами.
- Не уверен, что это важно. А вот в чем у меня нет сомнения,
так это в том, что мы должны опередить следствие и найти настоящего
убийцу.
Сима немного поколебалась и сказала:
- Я не сказала самого главного. В поселке Артемовых
я встретила человека, который видел машину Вики, возможно, в ночь
убийства. В ней сидел мужчина. Правда, свидетель - пьяница,
и я не уверена, что ему можно верить.
Они прощались у Кольцевой дороги. Оба вышли из своих машин,
не глуша моторы и не выключая свет. Костров привлек к себе Симу
и поцеловал, впервые поцеловал по-настоящему, не щеку и не в макушку,
и не шутя. Она чувствовала это по его ставшим тяжелыми рукам, горячему
дыханию, по чему-то еще, не поддающемуся описанию, но более
всего напоминающему энергетический кокон, вне которого течет время,
идет мокрый снег, сигналят машины, хрипит динамик голосом Джо Кокера...
ГЛАВА 12
- Мамочка, а если я выпрошу у Гольдина его кассеты?
заискивающе спросила Сима у матери, которая в это время заваривала
чай.
Рука Марины дрогнула, и она перелила кипяток в заварочный чайник. По столу расползлось желтоватое пятно с чаинками.
- Что значит выпрошу? - Марина Алексеевна строго
посмотрела на дочь над очками. Вид у нее был совершенно учительский.
Неужели ты всерьез считаешь, что он даст тебе профессиональные записи? Смешно даже говорить об этом.
- А если я все же попробую? - не сдавалась Сима.
Она обожглась кипятком и старательно вдыхала воздух, смешно приоткрыв рот и маша руками.
- Пробуй, - сухо откликнулась Марина Алексеевна,
но я бы не дала.
Отдышавшись, Сима порылась в сумке и выудила оттуда потрепанную бумажку, на которой был записан телефон Гольдина. Марина Алексеевна с презрением посмотрела на беспорядок, царивший в Симиной сумке, - у нее самой все было идеально.
- Борис Ефимович, здравствуйте, дорогой, - ласково пропела Сима. - Это опять Серафима, дочь Марины Алексеевны.
Да, да, вы очень заняты? Как насчет завтра вечером? Последняя пациентка, и как раз Вика? Отлично! А можно к вам приехать, посоветоваться? Да-да, очень важно. Ладно, договорились, в восемь. - Сима положила трубку и посмотрела на мать.
Марина Алексеевна пожала плечами, прихватила под брюшко тяжеленного упирающегося Гошу и отправилась смотреть новости. Сима не разделяла материнской страсти к новостям, но уже привыкла, что та ежедневно смотрит "Сегодня", "Вести", программу "Время". Марина Алексеевна считала, что только анализ различных информационных программ, представляющих различные политические течения, может составить объективную картину мира.
Уже засыпая, Сима планировала завтрашний день: утром написать отчет для жены Арабского, позвонить самому Арабскому, узнать насчет Светланы и ее любовника, еще раз поговорить с нянькой, попытаться связаться с Викой, вечером - Гольдин...
* * *
Сима проснулась бодрая и свежая. Она закрыла глаза и вспомнила Кострова, его насмешливый взгляд, жест, которым он подавал ей руку, запах его теплой щеки, привкус табака на его губах... Она резким движением подняла сжатую в кулак руку и взвизгнула:
- Йес!
Через час она неслась по забитым транспортом улицам
Москвы в агентство. В полдень должна была прийти мадам Арабская
за вожделенными свидетельствами измены. Ну уж нет, она не могла подсунуть ее другу Мише такую свинью. Поэтому, когда, сидя в теплом офисе и прихлебывая противный растворимый кофе, она заканчивала отчет, Арабский в ее описании представал чистым и непорочным ангелом, спустившимся с небес и имевшим только один недостаток: некоторое пристрастие к алкоголю, да и то в силу духовной неудовлетворенности и душевного одиночества. Сей отчет мог даже из самого черствого сердца выдавить слезу и заставить каяться даже самую грешную душу. Ну, ясное
дело, только не мадам Арабскую. Оставив объясняться с ней Снегирева, Сима помчалась дальше, проверяя на ходу, хватит ли заряда у ее мобильного.
Из машины она позвонила Александре Васильевне:
- Я тут в ваших краях, рядом. Если вы не заняты, может, пригласите на чашечку чаю, он у вас просто замечательный, а на улице так сыро! - лисичкой запела Сима. Ей очень хотелось еще раз взглянуть на дом, поговорить с болтливой старушкой.
- Ой, деточка, конечно, как приятно, что вы
меня не забыли! - Александра Васильевна и впрямь обрадовалась. Может, по дороге чего-нибудь сладенького захватите?
- Непременно! - пообещала Сима и порулила в
ближайший "Перекресток".
Она припарковала машину у ворот и вошла во двор. Судя по неряшливо таявшему снегу, двор давно не убирали. Сима удивилась, как быстро становятся видны следы запустения. Александра Васильевна увидела подъехавшую машину и гостеприимно распахнула дверь, но не большую, дубовую, парадную, а боковую, неприметную, для прислуги. Здесь рядом была кухня и комната самой Александры Васильевны.
- Проходите, Симочка, как приятно, что навестили
старуху! Сижу здесь одна, как сыч, и словом перекинуться
не с кем. Чаек с мелиссой, с душицей, только что заварила. Садитесь к столу, грейтесь. Что нового?
Сима с удовольствием вытянула ноги, обутые в меховые хозяйские тапочки, взяла в руки знакомую цветастую чашку.
- Да какие новости? Светлана в тюрьме... - При
этих словах Александра Васильевна мелко сочувственно закивала. - Вот Вику найти не могу. Не звонила она вам?
- Как же, звонила. Бедная детка, такое горе, такое горе, сиротинушка. - Александра Васильевна попыталась впасть в кликушество и заголосить, как на похоронах.
Однако Сима довольно резко и невоспитанно ее оборвала:
- А что же трубку она не снимает, или ждет, что ее с
милицией на допрос привезут?!
Александра Васильевна мгновенно успокоилась.
- Ага, не снимает трубку, говорит, никого слышать
не хочет. А мне сама позвонила, голубка, ведь никого у нее, кроме
меня, на этом свете не осталось. - Голос ее взмывал все выше
и выше, приобретая истерическую пронзительность.
- А допрос? - громко и резко спросила Сима.
А как же допрос?
- Так допросили уже сердешную, нелюди. Им ведь все равно,
что у человека такое горе. Ах, деточка моя, ах, сиротинушка, зачем
пришла, зачем глупостей наделала? Я же видела все, видела! Что
же ты меня не послушала?! - обращалась сама к себе Александра Васильевна, раскачиваясь на стуле и глядя в одну точку.
У Симы даже пересохло в горле, и она отхлебнула горячего чаю, пытаясь сообразить, что происходит.
- Что же ты, голубка, как тать ночной прокралась? Что
же никого не пожалела? - продолжала нараспев страдать старушка.
Сима окликнула ее, но она не ответила. Тогда Сима
взяла ее за плечи и сильно встряхнула. Голова женщины безвольно
качнулась, из пучка волос выпали неопрятные седые космы.
Оставалось только одно средство: обрызгать ее водой, что Сима
и сделала. Поймав на себе осмысленный ее взгляд, Серафима строго спросила:
- Так когда это приходила Вика? В ночь убийства?
Вы ее окликнули? Что она сделала?
Александра Васильевна в отчаянии прикрыла рот морщинистой рукой и взирала на Симу с ужасом. По ее лицу стекала вода. Теперь главное - не позволить ей впасть в прежнее состояние. Поэтому Сима спокойно и твердо, держа ее за руку, сказала:
- Я поняла, в ночь убийства здесь была Вика. Она
прошла через черный ход мимо вашей комнаты, поэтому вы ее видели. Вы ее окликнули, но она не ответила, так?
Женщина молча кивнула. На ее лице был написан такой ужас, что Симе стало ее жаль.
- Когда она вернулась?
- Не знаю, быстро, я слышала, как захлопнулась дверь,
минут через пять. Я еще удивилась, зачем она приезжала, чтобы так
быстро уйти.
Внезапно старая няня упала перед Симой на колени и запричитала:
- Христом-богом молю, не говори никому. Я в милиции
не сказала и дальше отказываться буду, скажу, ты все придумала!
* * *
- Сергей, у меня новости! Надо срочно увидеться. Где
ты?
- В суде на процессе. Сейчас перерыв, суд на совещании,
быстро ответил Костров. - Когда ты можешь приехать?
- Мне нужно около получаса.
- Жду. Если заседание начнется, подожди, зал
номер восемь.
Через сорок минут Сима подъехала к относительно новому
зданию суда на севере Москвы. Она немного опоздала, заседание началось.
Дело рассматривалось в открытом слушании, поэтому она тихо проскользнула через боковую дверь и смешалась с сидевшими родственниками то ли потерпевших, то ли подсудимых. И у всех были напряженные лица, женщины сжимали в руках платочки. Преступники, парочка несовершеннолетних разбойников, довольно нелепо выглядели в специальной зарешеченной выгородке, как звери в зоопарке. Костров тихо переговаривался с другим адвокатом. Когда скрипнула дверь, он поднял голову, встретился с Симой взглядом и только слегка кивнул головой.
Сима много раз бывала в суде, особенно когда проходила
практику. С каждым годом помещения ветшали, компьютеры приходили в негодность, а судьи достигли того возраста, когда уже даже проблематично читать внукам сказки. Не из-за зрения, конечно.
Судья по имени Алла Тарасовна, зачитывавшая какую-то длинную малопонятную юридическую бумагу, похоже, работала еще с Вышинским и уже в те времена была зрелой дамой. Сначала до Симы донесся ее надтреснутый громкий голос с модными лет пятьдесят назад патетическими нотками. Заинтересованная Сима прищурила глаза, вглядываясь. Судья напомнила ей главную героиню из любимой в детстве книги "Безобразная герцогиня". Ужаснее всего было то, что Алла Тарасовна не хотела мириться с возрастом: неподвижное маскообразное лицо с отвисшими брылами покрывал слой пудры толщиной в палец. По этому грунту были нарисованы брови и глаза, причем неверной рукой автора, трясущуюся голову венчал огромный нейлоновый парик. Судейская дама обладала громким пронзительным голосом и явно склочным характером, и это, равно как и плохое понимание того, что происходит, можно было отнести к ее почтенному возрасту.
Допрашивая свидетелей, судья начинала их перебивать, не
давала им ответить, кричала, обвиняла во всех мыслимых морально-этических и экономических проступках и преступлениях и неизменно доводила до слез.
Молоденькая секретарь суда, пытаясь вести протокол, бросала вокруг недоуменные взгляды.
Прокурор задумчиво протирал очки, оставив попытки вникнуть
в происходящее. И только адвокаты выглядели невозмутимо, демонстрируя, что все идет как надо.
А над всем царил эмоционально насыщенный, пафосный
голос судьи. Только, к сожалению, было трудно понять, что же она
говорит.
Сима вздохнула. Конечно, даме давно пора на заслуженный
отдых, караулить наступающий маразм, но кем ее заменить? Молодые
юристы не согласны работать за копейки, вот и они со Снегиревым ушли
из прокуратуры...
Наконец-то экзекуция закончилась, и все со вздохами
облегчения покинули зал. Костров взял Симу под локоток и быстро
увел.
- Что здесь происходило? - поинтересовалась она.
- Да все путем, что бы ни происходило, все равно дело