Страница:
Ну что?!.. Спать!.. Я еще поговорю с Валуем - ведь сына моего будет учить... И ты иди, - велел своему стременному, - тут рядом моя опочивальня - подняться только...
* * *
Утром в Новгород-Северский прискакал гонец с двумя товарищами от Ярослава Изяславича. Передал на словах, что он идет с киевлянами на Черниговскую землю, перешел на левый берег Десны - чуть выше впадения реки Остер, выжег Лутаву и Муравлеск, в осаду взял Всеволода в городке Остре. Просил Олега Святославича поторопиться и с другой стороны ударить по Чернигову.
Игорь Святославич отказал в помощи Олегу, сказал: "Теперь и без меня справитесь... Помни, брат, Бог тебе не простит то, что ты свою обиду ставишь выше русской крови, которую будешь проливать!" - и поехал обратно к себе, а нему пристал молодой боярин Рагуил со своей небольшой дружиной - пасынками: он перешел на службу к Игорю (будущий автор "Слова о полку Игореве").
16
Вот уже которые сутки Остер в осаде. Киевляне надеялись взять этот городок сходу, через ворота, но осажденные успели во время разобрать мост и вот перед воротами града - широкий глубокий ров, наполненный водой. В других местах в городок не войти. Остер-городок стоял на высоком месте над рекой, опоясанный деревянными рубленными стенами (внутри засыпанными землей и камнями). Высоту стен снаружи увеличивали обрывистые склоны, где их нет, были вырыты глубокие рвы, соединенные с рекой.
Всеволод в золоченном шлеме, в темно-красной пурпурной накидке золотом вышитыми орлами поверх пластинчатой брони, носился там и тут - только плащ-накидка раздувалась красными крыльями, да золотом искрясь, шевелились на ней клювастые и когтястые птицы - сам правил войском. В осажденном городке не было суеты, беготни, но шла упорная, напряженная целенаправленная работа, руководимая одной волей и разумом.
В котлах сторожа постоянно кипятили воду. Б ольшая часть дружины (пополненная за счет местных) и воев были размещены перед воротами - изнутри - но могли в "борзе" добежать до любого места городской стены.
Осаждающие попытались под прикрытием щитов наладить мост, но их по одиночке выбивали, сидящие на воротах и рядом на стенах, самострельщики - для стрельбы вдаль применяли только самострелы, когда однажды все-таки прорвались через ров и вышли к воротам, то такой град стрел - лучных и самострельных - обрушился: сверху, спереди, с боков, что почти никто не ушел назад.
Если до этого с обоих сторон воюющие посматривали друг на друга как-то еще с интересом и удивлением, то теперь - только вражда, ненависть и непримеримость!
...Второй день нет приступа, видимо, киевляне что-то готовят. Всеволод поднялся на стену и смотрел. С высоты хорошо просматривается: на Западе - Десна, куда, протекая под городком, впадала река Остер; с северной стороны, напротив ворот, в дубраве, расположились войска Ярослава Изяславича - оттуда день и ночь слышны шум, крики, ржание коней и стук топоров, звон пил, когда ветер от них - запахи и дымы костров; на восток - до туманного синего горизонта: речки, луга, разработанные вспаханные поля и темно-синие леса, холмы, овраги...
Он ждал!.. Еще до осады, Всеволод послал гонцов к Роману Ростиславичу в Смоленск. Просил его прийти с войском на Русь и взять Киев: убеждал, что другого такого удобного момента для Романа стать великим Киевским князем не будет. Как и предвидел, Ярослав двинул на Чернигов. Киев остался неприкрытым. Смог ли смоленский князь понять мысли Всеволода?.. Осмелится ли? Всеволод обещал ему, когда станет князем Владимиро-Суздальской земли, свою дружбу и любовь.
А в Чернигове своим послам велел говорить Святославу Всеволодычу уже по-другому: грозил, что если не придет на помощь, то он заключит союз с Олегом Святославичем и Ярославом Изяславичем и вместе с ними опустошит Черниговскую землю, лишит его княжеского стола...
- Скажи мои слова черниговскому князю и добавь: "Видит Бог, у меня нет другого выхода!.."
Внешне Всеволод был спокоен, но в голове бурлили мысли: долго не смогут обороняться - нет в достатке ни оружия: стрел, наконечников, сулиц... ни продовольствия - единственное есть вода (и то благо!) в колодцах... Из глубины души возник - никогда не покидающий его - образ Марии. Какие чувства вызывает этот дорогой до бесконечности и таинственный женский образ!.. Притягивает, заставляет волноваться, любить и наслаждаться - он никогда раньше не испытывал подобное. Какое счастье Бог дал ему: познать Любовь, отвеченную взаимностью!.. Только омрачало то, что дочка такая... Но верил, надеялся, что со временем пройдет, поправится...
Снизу закричали, замахали ему. Всеволод с двумя сопровождавшими его дружинниками-детскими побежал вниз по лестнице... - начался приступ!..
На той стороне рва - ор, звон, треск... Пo одному, по несколько человек, наступающие подбегали ко рву и заваливали: бревнами, ветками, хворостом. Заваливали быстро - заранее готовились. Осажденные оцепенели: никто не стрелял - удивлены были быстротой и решительностью действий противника.
Всеволод страшно громко закричал: велел стрелять самострельщикам, приготовиться лучникам. И вот защелкали, как пастушьи бичи, самострелы, метая короткие тяжелые стрелы. Киевляне подняли огромные щиты и укрылись и товарищей защитили, которые продолжали дозаваливать ров. Там, где завалили, стали ложить настилы... По нему, защищаясь от стрел щитами, побежали к воротам - на приступ... Бегом же волокли огромное заостренное бревно: таран!..
- Князь! Дай мне выйти - отгоню - иначе... - Рядом с Всеволодом стоял его тысяцкий - из остерских сотских - уже немолодой, с седыми усами и бородой, в блестящем железном шлеме.
Осажденные смотрели на них. Пусть не слышали многие, но видели и поняли, о чем спросил их сотский-тысяцкий Твердило у князя Всеволода. Всеволод Юрьевич бешено вращал глазищами, метая черные молнии - понимал, что еще миг и все: может случится непоправимое!.. Надо сделать такое, чтобы переломить... Но выйти из ворот!.. Поразить врага, отбросить, а потом смочь благополучно, не затащив за собой киевлян, войти обратно и успеть запереться?!..
Князь оглянулся - охватил всех вглядом, глаза его расширились и наполнились решимостью, вспыхнули мужеством:
- Мечи и сулицы в руки, луки за спину!.. Открывай ворота-а-а!.. За мной!..
Огромный двуручный меч в правой руке, в левой - обитый бронзой круглый щит, на лице личина в виде морды льва, - князь-воин обрушился на надвигающийся на него большой деревянный щит: столкнул телом, отбросил и на укрывающихся за ним врагов опустил меч, своим щитом отбил встречный удар сулицы, третьего ударил ногой... Вслед за ним выскочившие остерчане с таким бесстрашием, силой и яростью начали бить киевлян, что те в первое время растерялись и на какое-то мгновение дали опередить себя и это погубило наступающих...
Пораженные сулицами, ударами мечей, часть врагов пала, другие побросали щиты, таран, оголили встреч мечи свои, но были смяты вдохновленными и опьяневшими удачей...
Только за рвом смог остановить Всеволод своих, приказал снять с плеч луки и открыть стрельбу по бегущим...
- Стрели и отходи! - Сам тоже боком стал отступать к воротам... Как только последний заскочил в ворота, тут же закрыли их, просунули задвижки, установили подпорки. Всеволод закинул личину на шлем - лицо красное потное, повернулся, поймал взглядом главу каменной церкви (единственное каменное строение в городке) с подзолоченным крестом и благодарно перекрестился, - прислонился к углу рубленного крепостного строения: отдыхивался... Подозвал тысяцкого, велел зажечь в кузнях огонь и начать перековывать на наконечники стрел и сулиц все, что есть железное в городке.
- Все железо, что есть, мечите в огонь и куйте... В колчанах не осталось стрел и нечем их пополнить. Посади несколько умелых и пусть колют лучины для древок... Отобьемся, найдем железо для орал и сошников... - Ушел в избу. В прохладе снял с себя накидку, бронь, переоделся (с помощью слуги-стременного) - сменил сырое исподнее, вновь на себя все одел.
Принесли ему еду. Только пил, не ел, думал, морща высокий смуглый лоб: "Почему нет до сих пор моего гонца? Ведь Роман, если согласился и вышел на рать, то должен уже к Киеву подходить."
В углу висела иконка.
- Выйдите-ко, оставьте меня одного...
Подошел, вгляделся в изображенный на иконе святой лик, встал на колени, закрестился.
- Господи!.. Помоги, дай удачи - ты это можешь!.. Всегда буду верен тебе и своему народу, всю жизнь отдам служению Русской земле, русскому языку!.. Раз уж я родился по твоей воле князем, то дай им быть!.."
Вбежал дружинник.
- Княже!..
Всеволод смутился-огневился: застали его на коленях - пусть и перед Богом, но увидев лицо воина, пересилил себя.
- Что?!.. - Не дожидаясь ответа, вскочил, накинул на себя (поверх брони) свою золотисто-пурпурную накидку, схватил меч в ножнах и, на ходу опоясываясь ремнем от ножен, выскочил, подбежал к воротам, взлетел вверх и...
За рвом - напротив ворот - трое конных отбивались от окруживших их пешцев-киевлян - звон оружия, крики, треск... Вдруг один из конных вырвался и - галопом по настилу к воротам. Вслед ему засвистели стрелы; одна - около самых ворот, когда всадник уже соскочил с коня, - впилась ему в бок, он начал заваливаться...
Выскочили, затащили раненого... Князь узнал одного из своих гонцов, посланных в Смоленск... Кинулся к нему, стал тормошить.
- Ну, как князь Роман?!.. Пошел ли на Киев?
Гонец, захлебываясь кровью, закатывая глаза, прохрипел: - Уже... под... ходит...
У Всеволода вспыхнули глаза, лицо осветилось, он отбежал, стал звать тысяцкого. Над умирающим нагнулся кто-то из десятников:
- Почему не через лаз-то? Ведь оттуда ждали...
Гонец в ответ захрипел, начал ртом ловить воздух, забился в агонии, глаза вылезли из орбит, из широко открытого рта и ноздрей точками поползли сгустки крови...
Подошел к князю Твердило - он никак не мог оторвать глаз от умирающего племянника.
- Ты что!.. Не слышишь меня? - сердился Всеволод. - Собирайся к Ярославу. Возьми с собой мужей поосанистей, оденьтесь побогаче... Говорить там вам не придется - я грамоту напишу и там все, что нужно, будет написано.
В грамоте сообщалось, что Роман Ростиславич подходит к Киеву, чтобы отобрать у Ярослава Изяславича великокняжеский стол. Всеволод предлагал заключить мир (через себя) с Святославом Всеволодовичем... Прочитав грамоту Всеволода Юрьевича, киевский князь принял послов. Он был не просто удивлен, но и растерян... "Как же так: Романовы братья Давид, Рюрик и Мстислав - со мной, а он поднял всю Смоленскую землю и - на меня?!.."
Ярослав собрал своих бояр, пригласил и князей - Ростиславичей. Действительно, Романовы действия подтверждали и некоторые бояре (они имели своих слухачей-ябедников), а Ростиславичи только головами мотали - они ничего не понимали... Выхода, кроме мира с Черниговской землей, не было - нельзя иметь за своей спиной врага!.. Киевляне, поспешно сняв осаду вокруг Остра, ушли...
Всеволод, не медля, посадил дружину на коней - их ловили, отбирали по всей округе - выехал в Чернигов. На ходу продолжая искать и менять коней - к концу второго дня уже был под городом Черниговым. Их приняли за киевлян - подняли тревогу. Святослав Всеволодович с сыном Владимиром - они так и просидели в городе - погнали всех мужчин на стены для защиты, но, узнав, что вместо Ярослава, подходит Всеволод, смутились и обрадовались... Князь Всеволод Юрьевич потребовал у Святослава Всеволодовича:
- Поставь меня главным над объединенными войсками, чтоб я мог распоряжаться дружинами и воями как хочу!..
Святослав Всеволодович согласился.
Всеволод немедленно послал Владимира в Стародуб и вовремя: вскоре туда подошел со своей дружиной Олег Святославич и хотел с ходу взять город, но не смог. Забрал вокруг весь скот и табуны лошадей и погнал обратно в Новгород-Северский.
Святослав Всеволодович с Всеволодом Юрьевичем из Чернигова бросились за ним, обступили Новгород-Северский. "Олег, устроя свое войско, вышел противо Святославу. И как токмо по стреле пустили, побежало войско Ольгово, а князь ушел в град и заперся. Нa котором бою несколько Ольговых побили, других побрали и острог около града сожгли. Назавтре же выехал Олег к Святославу" и помирился.
Всеволод Юрьевич спешно собрал все конные дружины, имеющиеся у него под рукой, в Стародубе присоединил Владимира Святославича с дружиной и погнал во Владимир-Залесский, но недалеко отъехал - неожиданно встретился с братом Михалком... Всеволод бросился к нему не с приветствием, а горьким упреком: "Почему не подождал! Ведь послал тебе сказать, чтобы ты ждал меня, не сдавал Володимер, не шел на мировую с племянниками..." - "Никто из твоих посланников не дошел до меня... И не с племянниками там нужно говорить - бояре ростовские и Глеб верховодят..." Михалко еще никогда не видел такого разгневанного брата...
Повернули обратно - к Стародубу, - и, чтобы до вечера успеть, шли без отдыха. Измученный болезненный Михалко и молодой полный сил и энергии Всеволод ехали рядом. Сдоговорились: послать во Владимир-на-Клязьме и Переяславль-Залесский людей, чтобы они связались с верными Юрьевичам боярами, для того, чтобы те постепенно повернули народ против Ростиславичей и призвали на стол Владимирско-Суздальский Михалка Юрьевича!
Братья не остались в Чернигове, пошли на Переяславль Русский. (Знали, что Роман, взяв Киев, сразу не посмеет затребовать Переяславль.) Там, на берегу Трубежа, и остался со своей дружиной Михалко. Всеволод вернулся в Остер. Оба стали готовиться, чтобы выступить на Северо-Восточную Русь!..
17
Шел снег. Вот и кончилась осень!..
Крупные хлопья сплошным потоком валили сверху вниз, заваливало все: усадьбу, деревья, поля и речку Яузу, дорогу... Небо, воздух, земля - белый снег. Тишина: слышно как шуршат,задевая друг друга снежинки.
Ефрем с верхней ступеньки крыльца смотрел, широко распахнув глаза, на все это. Он в медвежьей шубе поверх полушубка; на голове меховая шапка. На исхудалом заросшем черной бородой лице изумление и восторг, в темно-синих глазах - слезы...
Вышел Саухал, выбежали слуги и по колено в снегу пошли в сараи, конюшни... Начали расчищать двор от снега. Саухал, стоя рядом, посмотрел на него: никак не мог привыкнуть к той перемене, что произошла после излечения в его друге-брате Ефреме. "Не узнать!.. Как женщина стал..."
Ефрем повернулся, улыбнулся белозубо - радостно, как-то по-детски.
- Саухал, смотри!.. Никакого Рая не нужно на Том Свете - жить бы так на Земле: вон как хорошо!.. Почему раньше не замечал, не ценил, не знал?!.. Самое главное в жизни человека - это вот Жизнь, что Богом дано, - само по себе великое благо! - и дело, которое он должен делать, а остальное - блажь, суета никчемная...
Саухал удивлялся: "Как может мужчина, будучи в разуме, такое говорить, вздыхать по природе, когда от него ушли почти все его воины-джигиты?!.. Говорил ему, что надо в одном месте драгоценности хранить, а не делить, - вот и не нужен стал им сотник Ефрем. Остались с ним только самые честные и верные его друзья-слуги - он, Саухал, и еще трое земляков..."
Холоп-ямщик весело улыбался, радуясь первой санной поездке, подъехал к крыльцу. Сели, черногривый рослый гнедой с места (дернул - постромки затрещали) - в галоп: взметнулся длинный черный хвост и затрепетал в снежном вихре - хруст снега да стук об передок срывавшихся с копыт снежных комьев...
Ефрем щурился из-под воротника тулупа - ничего не видно: по глазам сечет ветер со снегом. Сани трясет, раскачивает из стороны в сторону, скрипит рассохшееся дерево. Русобородый дурень-ямщик, стоя на коленях, насадив меховую шапку по самый нос, хлестал вожжами коня и звероподобно гоготал...
Сотник высунул нос - вмиг и усы, борода, лицо стали мокрыми - он ткнулся в плечо Саухала и, перекрывая свист, шум, тупоток бешеного бега:
- Многое непонятно в жизни, брат, и особенно себя трудно понять. Ты уж прости меня, но пока княжича Юрика не поставлю на ноги, никуда из Руси не поеду. (Саухал усмехнулся про себя: "Когда на княжеский стол сядет и княжить будет, то тем более не уедешь. Да... - заглянул в глаза своему сотнику-другу. - Старая любовь?!..") - Ефрем угадал-понял мысли Саухала, попытался отодвинуться: - Мне теперь... Джани - мать Юрика - княжича и только!.. - и - зло: - Я пред Богом клятву дал, что содеянный грех искуплю!.. Не смотри на меня так!.. - и тихо, скорбно-покорно: - Ничего не могу поделать: видимо и ее люблю... Чего лыбишься?! Тебе не понять!.. Займись-ко делом: поезжай в Рязань, походи - набери дружину - полсотни-сотню мечей Выбирай молодых, из ясинских семей... На Рязанской земле много осело нашего народу - часть уже обрусевает... Нет, из русских только хорошие рабы получаются - не зря на Юге так ценятся русские полоняне...
...Cгyкало: пролетели мосток через Рачку. Дорога пошла в гору; жеребец сбавил ход - перешел на рысь, потом - на шаг. Снег поредел, посветлело. Стали попадаться встречные возки. Внезапно ветер стих - въехали в бор. Скоро Москва. Конь изогнул шею, поворачивая голову, и бешеными черно-фиолетовыми глазами поглядел на ямщика, фыркнул, разбрызгав с атласных губ белоснежную пену, снова попытался перейти на бег.
- Ну, тихо-о!.. - натянулись вожжи, сдерживая коня.
Когда въезжали через Боровицкие ворота в город, Ефрем посерьезнел, нахмурился...
Бояре Брястяне (два брата - у которых жил с матерью, выгнанный из Великого Новгорода княжич Юрий Андреевич) встретили настороженно, почти враждебно, но, когда получили or Ефрема богатые дары, то подобрели, заулыбались.
Вышли Юрик и княгиня-мать. Ефрем побледнел... и у Джани трепетали черные ноздерки, глаза светились... Они встретились взглядами и (о чудо!) увидели друг друга - не только внешне, но главное, внутренне, обменялись чувствами своими... Время и горе испепелило, очистило их души и сердца от того многого, что мешало им любить!..
Ефрем бросился на колени перед княжичем.
- Я берусь оплатить твое содержание, обещаю охрану, - перекрестился: - Я дал слово Богу, что посвящу тебе свою жизнь, если Он мне ее сохранит!..
18
- Купец к тебе просится, - дворецкий поклонился навстречу шедшему Всеволоду Юрьевичу.
- Потом... после трапезы, ты же знаешь - ждут меня, - и на ходу: - Откуда?
- Из Володимера-на-Клязьме...
- Володимера?!.. Кто такой? Как зовут?
- Не спрашивал...
Князь остановился в переходе.
- Так узнай!..
В трапезной уже собрались ближайшие бояре Всеволода: Осакий Тур, Семион Ювиналиевич, печатник, казначей, воеводы и несколько служивых дворян - князь хотел с ними совет держать.
Снег уже сходит - весна. Всю зиму шли приготовления к походу на Владимирско-Суздальские земли. Оголенный, отточенный меч должен рубить, приготовленное войско должно воевать!
Что делается в Залесской Руси - не ясно - в слепую не сунешься... А дружину, воев нужно кормить - они все вокруг Остра объели. Из Переяславля Михалко два раза слал гонцов - спрашивая: "Когда идем?.." Надо сегодня решить: что делать.
Вернулся запыхавшийся дворецкий.
- Княже, Онанием его зовут...
- Ананий!.. - Всеволод расправил плечи, строго повел глазами:
- Вовремя приехал! Приведи купца в сей час ко мне туда - на верх. Всеволод Юрьевич волновался - он ждал вестей из Владимира. Перед ним появился купец-сотник Ананий Вертун, который раболепно исполнил все, что положено при встрече. У князя мелькнуло: "Не подняться - не осилить! - выше сотника Ананию - слишком прост. Купцом-то ему сподручнее - больше похож... - вон какая плутовская рожа у него, да и телом-то не воин..." Помог встать с пола Ананию, приобнял, похлопал по спине - сотник захлюпал носом на груди у князя. Всеволод поморщился, как от зубной боли. Ладно, дядька-боярин Семион в день по нескольку раз так-то - стар, но этот!.." - Перетерпел, ничего не сказал - ждал.
Ананий вспохватился, высморкался в подол своего кафтана, посерьезнел вдруг и - о деле:
- Боярин Михна просил вас с братом Михалком прийти и взять Володимер. Он подымет горожан и откроет ворота...
Князь задохнулся и с хрипом в голосе:
- Почему он просит?!.. И почему не раньше? - ведь снег тает... Тем более там: в северных лесных краях... Знаешь, сколько надо ждать, пока дороги не откроются? - Месяц, если не более...
Успокоился: все равно он рад вестям. Зря погорячился. Улыбнулся Ананию.
- Сядь, расскажи: что и как там?..
... - Как только князь Михалко Юрьевич, не мирясь с князьями-братьями Мстиславом и Ярополком, выехал со своей дружиной из Володимера, володимерцы отворили град, вышли с иконами к князьям... Мстислав же и Ярополк, зайдя в город, утешили бояр и горожан, и разделили Землю: Мстислав взял себе Ростов Великий, Переяславль Залесский и прочие грады и селения на черных землях; а Ярополку - Юрьев Польский и Володимер; Суздаль поделили меж собой. Радовались володимерцы - "без князя не остались!" Вначале все было хорошо, Ярополк Ростиславич женился...
- Слышали...
... - Взял Всеславля дочь (из Витебска): венчался во Володимере февраля три дня во вторник Мясопустныя седьмицы. Неделю князь поил, кормил народ. Нечего Бога гневить, попили вволю, - глазки сотника масляно заблестели. - Но... сильно после свадьбы уверовал в свои силы Ярополк и начал... Вначале потихоньку - наместничества и правления в городах в селах роздал прибывшим с ним служителям русским, которые, надеясь на милость князя, хотели быстро обогатиться, многие обиды начали людям чинить, кое-где стали открыто грабить, оскорблять... Зайдут в дом, выберут покрасивше бабу или девку и давай утехаться... Не боятся никого!..
- А церковь что молчит?!
- Церкви-то? - Да они с нее и начали: взяли ключи от церковной казны в Святой Богородице и выскребли все золото и серебро, драгие камения, а потом отобрали у богослужителей земли, деревни и веси... - оставили их без доходов.
- Народ-то где?..
- Очнулись, начали князя Андрея вспоминать... Челобитчиков посылали в Ростов Великий к Мстиславу...
- А он?!..
- Он словами-то сожалеет, но ничего не делает... Русские бояре обуздали своих князей и управляют, крутят имя как и куда хотят!..
Всеволод изумленно смотрел на Анания: его как подменили - перед ним был прежний Ананий Вертун - деятельный, ловкий в движеньях, быстр в соображении... Воин с головой! Редко такие-то у него... "Надо послать Вертуна к Михне и пусть они поднимут горожан, церковников, бояр против Ростиславичей и пошлют выборных знатных мужей на Русь и от имени Володимера и других залесских городов попросят Михалка прийти на княжение..."
* * *
Бояре одобрили мысли Всеволода Юрьевича, а пока дружину и войско во главе с воеводой Осакием Туром (он сам напросился) посоветовали послать вольницей в Поле "на кормление". Но ходить должны по Окраине, не углубляясь в Степь, когда сойдут снега и полые воды, вернуться.
19
В начале мая 1175 г. в Переяславль Русский к Михалку Юрьевичу прибыли двое знатных граждан с небольшой свитой-охраной и от имени Владимира-на-Клязьме и Переяславля Залесского говорили Михалку: "Прислали нас просить Вас, понеже ты есть старейший ныне во братии и сыновцах твоих и тебе достоит владеть нашими землями, и просят, чтобы ты с братом Всеволодом пришли с войски своими, а мы готовы все вам по крайней возможности помогать. Ежели же ростовцы или суждальцы с нами не будут согласны и пойдут на нас войною, то мы, уповая на нашу правду и милость божию, не убояся, противо им станем и за вас головы своя положим".
20
Между реками Остер и Удай вот уже третий день стояли лагерем всеволожьи войска во главе с Осакием Туром. Воевода не торопился возвращаться в городок на Остре. Из Поля они вели много скота, коней и везли скарб - полона не было: он запретил убивать и брать в плен мирных кочевников - не хотел травить, обозлить половцев, навести их на Русь. Все выглядело как простое ограбление - так-то они и между собой делают...
От Всеволода Юрьевича ждали вестей, так как знали, что из Владимира-на-Клязьме прибыли послы в Переяславль...
Сотник Третьяк Комолый (или, как иногда уже звали, Третьяк Овсюгович), взяв с собой пятерых конных, объезжал сторожей, когда в лагерь прибыли вестовые от князя Всеволода с требованием немедленно быть в Остре...
* * *
Как не спешили, только 21 мая смогли выйти из Чернигова.
Сотник Третьяк со своей семью десятками ехал позади Всеволода Юрьевича. Впереди их шла дружина Михалка, взади - за ним - Владимир Святославич вел свою дружину, усиленную тремя черниговскими сотнями. Вечернее солнце скрылось за тучами, но все равно - кругом зелено, весело. Шли бодро - все-таки первый день пути.
Третьяк оглядывался временами: смотрел на свои вьючные лошади, на Гнедко, которого берег и велел без поклажи вести за собой. Почти не было разницы между дружинниками князя Всеволода и воями, набранными весной в поход с воеводой Осакием Туром в Степь, - все подтянулись, сравнялись: кто был слишком толст, жирный - сбросил, те, кто был слаб (изнежились дома под женскими подолами), окреп, набрал вес. У Третьяка крупное, костистое тело обросло мышцами; успокоилось сердце - он твердо решил жениться на Радуне - поэтому и завелся имением: взял у половцев коней, рухляди... Воевода и князь одобряли его, да и поведением он отличался от всех многих: молился, уходил от пиров и потех... Третьяк стал в последнее время замечать за собой, что он все чаще и чаще начал вспоминать Овсюга Комолого... То, что ему говорил приемный отец, чему учил, только теперь он мог осмыслить и понять... "Все надо делать по-божьи, с умом, а не так, как получится... Грехи, поступки, совершенные умышленно, Богом не прощаются, не замаливаются!" - вспомнилось Третьяку. "Не делай их и тогда сохранишь свою Совесть и Душу... Бойся потерять Совесть, совершая лживые, сладострастные поступки-прегрешения. Совесть дана человеку, чтобы помогать различать плохое от хорошего, черное от белого..." Даже, оказывается, и стыд нужен, чтобы не дать себе делать непристойности. "Без стыда и Совести Душа оголяется, первые две - это одежда, бронь, которые защищает ее... У всех живых, кроме человека, Душа голая, не защищена от бесовских желаний и поступков, и только у нас... Мы, благодаря Стыду и Совести, есть человеки!.. Теперь ты понимаешь, что значит Стыд и Совесть?!.." - однажды взволнованно спросил Третьяка крестный-приемный отец. "Понял" - ответил тогда, но только сейчас начал понимать и усилиями и умом создавать себя...
* * *
Утром в Новгород-Северский прискакал гонец с двумя товарищами от Ярослава Изяславича. Передал на словах, что он идет с киевлянами на Черниговскую землю, перешел на левый берег Десны - чуть выше впадения реки Остер, выжег Лутаву и Муравлеск, в осаду взял Всеволода в городке Остре. Просил Олега Святославича поторопиться и с другой стороны ударить по Чернигову.
Игорь Святославич отказал в помощи Олегу, сказал: "Теперь и без меня справитесь... Помни, брат, Бог тебе не простит то, что ты свою обиду ставишь выше русской крови, которую будешь проливать!" - и поехал обратно к себе, а нему пристал молодой боярин Рагуил со своей небольшой дружиной - пасынками: он перешел на службу к Игорю (будущий автор "Слова о полку Игореве").
16
Вот уже которые сутки Остер в осаде. Киевляне надеялись взять этот городок сходу, через ворота, но осажденные успели во время разобрать мост и вот перед воротами града - широкий глубокий ров, наполненный водой. В других местах в городок не войти. Остер-городок стоял на высоком месте над рекой, опоясанный деревянными рубленными стенами (внутри засыпанными землей и камнями). Высоту стен снаружи увеличивали обрывистые склоны, где их нет, были вырыты глубокие рвы, соединенные с рекой.
Всеволод в золоченном шлеме, в темно-красной пурпурной накидке золотом вышитыми орлами поверх пластинчатой брони, носился там и тут - только плащ-накидка раздувалась красными крыльями, да золотом искрясь, шевелились на ней клювастые и когтястые птицы - сам правил войском. В осажденном городке не было суеты, беготни, но шла упорная, напряженная целенаправленная работа, руководимая одной волей и разумом.
В котлах сторожа постоянно кипятили воду. Б ольшая часть дружины (пополненная за счет местных) и воев были размещены перед воротами - изнутри - но могли в "борзе" добежать до любого места городской стены.
Осаждающие попытались под прикрытием щитов наладить мост, но их по одиночке выбивали, сидящие на воротах и рядом на стенах, самострельщики - для стрельбы вдаль применяли только самострелы, когда однажды все-таки прорвались через ров и вышли к воротам, то такой град стрел - лучных и самострельных - обрушился: сверху, спереди, с боков, что почти никто не ушел назад.
Если до этого с обоих сторон воюющие посматривали друг на друга как-то еще с интересом и удивлением, то теперь - только вражда, ненависть и непримеримость!
...Второй день нет приступа, видимо, киевляне что-то готовят. Всеволод поднялся на стену и смотрел. С высоты хорошо просматривается: на Западе - Десна, куда, протекая под городком, впадала река Остер; с северной стороны, напротив ворот, в дубраве, расположились войска Ярослава Изяславича - оттуда день и ночь слышны шум, крики, ржание коней и стук топоров, звон пил, когда ветер от них - запахи и дымы костров; на восток - до туманного синего горизонта: речки, луга, разработанные вспаханные поля и темно-синие леса, холмы, овраги...
Он ждал!.. Еще до осады, Всеволод послал гонцов к Роману Ростиславичу в Смоленск. Просил его прийти с войском на Русь и взять Киев: убеждал, что другого такого удобного момента для Романа стать великим Киевским князем не будет. Как и предвидел, Ярослав двинул на Чернигов. Киев остался неприкрытым. Смог ли смоленский князь понять мысли Всеволода?.. Осмелится ли? Всеволод обещал ему, когда станет князем Владимиро-Суздальской земли, свою дружбу и любовь.
А в Чернигове своим послам велел говорить Святославу Всеволодычу уже по-другому: грозил, что если не придет на помощь, то он заключит союз с Олегом Святославичем и Ярославом Изяславичем и вместе с ними опустошит Черниговскую землю, лишит его княжеского стола...
- Скажи мои слова черниговскому князю и добавь: "Видит Бог, у меня нет другого выхода!.."
Внешне Всеволод был спокоен, но в голове бурлили мысли: долго не смогут обороняться - нет в достатке ни оружия: стрел, наконечников, сулиц... ни продовольствия - единственное есть вода (и то благо!) в колодцах... Из глубины души возник - никогда не покидающий его - образ Марии. Какие чувства вызывает этот дорогой до бесконечности и таинственный женский образ!.. Притягивает, заставляет волноваться, любить и наслаждаться - он никогда раньше не испытывал подобное. Какое счастье Бог дал ему: познать Любовь, отвеченную взаимностью!.. Только омрачало то, что дочка такая... Но верил, надеялся, что со временем пройдет, поправится...
Снизу закричали, замахали ему. Всеволод с двумя сопровождавшими его дружинниками-детскими побежал вниз по лестнице... - начался приступ!..
На той стороне рва - ор, звон, треск... Пo одному, по несколько человек, наступающие подбегали ко рву и заваливали: бревнами, ветками, хворостом. Заваливали быстро - заранее готовились. Осажденные оцепенели: никто не стрелял - удивлены были быстротой и решительностью действий противника.
Всеволод страшно громко закричал: велел стрелять самострельщикам, приготовиться лучникам. И вот защелкали, как пастушьи бичи, самострелы, метая короткие тяжелые стрелы. Киевляне подняли огромные щиты и укрылись и товарищей защитили, которые продолжали дозаваливать ров. Там, где завалили, стали ложить настилы... По нему, защищаясь от стрел щитами, побежали к воротам - на приступ... Бегом же волокли огромное заостренное бревно: таран!..
- Князь! Дай мне выйти - отгоню - иначе... - Рядом с Всеволодом стоял его тысяцкий - из остерских сотских - уже немолодой, с седыми усами и бородой, в блестящем железном шлеме.
Осажденные смотрели на них. Пусть не слышали многие, но видели и поняли, о чем спросил их сотский-тысяцкий Твердило у князя Всеволода. Всеволод Юрьевич бешено вращал глазищами, метая черные молнии - понимал, что еще миг и все: может случится непоправимое!.. Надо сделать такое, чтобы переломить... Но выйти из ворот!.. Поразить врага, отбросить, а потом смочь благополучно, не затащив за собой киевлян, войти обратно и успеть запереться?!..
Князь оглянулся - охватил всех вглядом, глаза его расширились и наполнились решимостью, вспыхнули мужеством:
- Мечи и сулицы в руки, луки за спину!.. Открывай ворота-а-а!.. За мной!..
Огромный двуручный меч в правой руке, в левой - обитый бронзой круглый щит, на лице личина в виде морды льва, - князь-воин обрушился на надвигающийся на него большой деревянный щит: столкнул телом, отбросил и на укрывающихся за ним врагов опустил меч, своим щитом отбил встречный удар сулицы, третьего ударил ногой... Вслед за ним выскочившие остерчане с таким бесстрашием, силой и яростью начали бить киевлян, что те в первое время растерялись и на какое-то мгновение дали опередить себя и это погубило наступающих...
Пораженные сулицами, ударами мечей, часть врагов пала, другие побросали щиты, таран, оголили встреч мечи свои, но были смяты вдохновленными и опьяневшими удачей...
Только за рвом смог остановить Всеволод своих, приказал снять с плеч луки и открыть стрельбу по бегущим...
- Стрели и отходи! - Сам тоже боком стал отступать к воротам... Как только последний заскочил в ворота, тут же закрыли их, просунули задвижки, установили подпорки. Всеволод закинул личину на шлем - лицо красное потное, повернулся, поймал взглядом главу каменной церкви (единственное каменное строение в городке) с подзолоченным крестом и благодарно перекрестился, - прислонился к углу рубленного крепостного строения: отдыхивался... Подозвал тысяцкого, велел зажечь в кузнях огонь и начать перековывать на наконечники стрел и сулиц все, что есть железное в городке.
- Все железо, что есть, мечите в огонь и куйте... В колчанах не осталось стрел и нечем их пополнить. Посади несколько умелых и пусть колют лучины для древок... Отобьемся, найдем железо для орал и сошников... - Ушел в избу. В прохладе снял с себя накидку, бронь, переоделся (с помощью слуги-стременного) - сменил сырое исподнее, вновь на себя все одел.
Принесли ему еду. Только пил, не ел, думал, морща высокий смуглый лоб: "Почему нет до сих пор моего гонца? Ведь Роман, если согласился и вышел на рать, то должен уже к Киеву подходить."
В углу висела иконка.
- Выйдите-ко, оставьте меня одного...
Подошел, вгляделся в изображенный на иконе святой лик, встал на колени, закрестился.
- Господи!.. Помоги, дай удачи - ты это можешь!.. Всегда буду верен тебе и своему народу, всю жизнь отдам служению Русской земле, русскому языку!.. Раз уж я родился по твоей воле князем, то дай им быть!.."
Вбежал дружинник.
- Княже!..
Всеволод смутился-огневился: застали его на коленях - пусть и перед Богом, но увидев лицо воина, пересилил себя.
- Что?!.. - Не дожидаясь ответа, вскочил, накинул на себя (поверх брони) свою золотисто-пурпурную накидку, схватил меч в ножнах и, на ходу опоясываясь ремнем от ножен, выскочил, подбежал к воротам, взлетел вверх и...
За рвом - напротив ворот - трое конных отбивались от окруживших их пешцев-киевлян - звон оружия, крики, треск... Вдруг один из конных вырвался и - галопом по настилу к воротам. Вслед ему засвистели стрелы; одна - около самых ворот, когда всадник уже соскочил с коня, - впилась ему в бок, он начал заваливаться...
Выскочили, затащили раненого... Князь узнал одного из своих гонцов, посланных в Смоленск... Кинулся к нему, стал тормошить.
- Ну, как князь Роман?!.. Пошел ли на Киев?
Гонец, захлебываясь кровью, закатывая глаза, прохрипел: - Уже... под... ходит...
У Всеволода вспыхнули глаза, лицо осветилось, он отбежал, стал звать тысяцкого. Над умирающим нагнулся кто-то из десятников:
- Почему не через лаз-то? Ведь оттуда ждали...
Гонец в ответ захрипел, начал ртом ловить воздух, забился в агонии, глаза вылезли из орбит, из широко открытого рта и ноздрей точками поползли сгустки крови...
Подошел к князю Твердило - он никак не мог оторвать глаз от умирающего племянника.
- Ты что!.. Не слышишь меня? - сердился Всеволод. - Собирайся к Ярославу. Возьми с собой мужей поосанистей, оденьтесь побогаче... Говорить там вам не придется - я грамоту напишу и там все, что нужно, будет написано.
В грамоте сообщалось, что Роман Ростиславич подходит к Киеву, чтобы отобрать у Ярослава Изяславича великокняжеский стол. Всеволод предлагал заключить мир (через себя) с Святославом Всеволодовичем... Прочитав грамоту Всеволода Юрьевича, киевский князь принял послов. Он был не просто удивлен, но и растерян... "Как же так: Романовы братья Давид, Рюрик и Мстислав - со мной, а он поднял всю Смоленскую землю и - на меня?!.."
Ярослав собрал своих бояр, пригласил и князей - Ростиславичей. Действительно, Романовы действия подтверждали и некоторые бояре (они имели своих слухачей-ябедников), а Ростиславичи только головами мотали - они ничего не понимали... Выхода, кроме мира с Черниговской землей, не было - нельзя иметь за своей спиной врага!.. Киевляне, поспешно сняв осаду вокруг Остра, ушли...
Всеволод, не медля, посадил дружину на коней - их ловили, отбирали по всей округе - выехал в Чернигов. На ходу продолжая искать и менять коней - к концу второго дня уже был под городом Черниговым. Их приняли за киевлян - подняли тревогу. Святослав Всеволодович с сыном Владимиром - они так и просидели в городе - погнали всех мужчин на стены для защиты, но, узнав, что вместо Ярослава, подходит Всеволод, смутились и обрадовались... Князь Всеволод Юрьевич потребовал у Святослава Всеволодовича:
- Поставь меня главным над объединенными войсками, чтоб я мог распоряжаться дружинами и воями как хочу!..
Святослав Всеволодович согласился.
Всеволод немедленно послал Владимира в Стародуб и вовремя: вскоре туда подошел со своей дружиной Олег Святославич и хотел с ходу взять город, но не смог. Забрал вокруг весь скот и табуны лошадей и погнал обратно в Новгород-Северский.
Святослав Всеволодович с Всеволодом Юрьевичем из Чернигова бросились за ним, обступили Новгород-Северский. "Олег, устроя свое войско, вышел противо Святославу. И как токмо по стреле пустили, побежало войско Ольгово, а князь ушел в град и заперся. Нa котором бою несколько Ольговых побили, других побрали и острог около града сожгли. Назавтре же выехал Олег к Святославу" и помирился.
Всеволод Юрьевич спешно собрал все конные дружины, имеющиеся у него под рукой, в Стародубе присоединил Владимира Святославича с дружиной и погнал во Владимир-Залесский, но недалеко отъехал - неожиданно встретился с братом Михалком... Всеволод бросился к нему не с приветствием, а горьким упреком: "Почему не подождал! Ведь послал тебе сказать, чтобы ты ждал меня, не сдавал Володимер, не шел на мировую с племянниками..." - "Никто из твоих посланников не дошел до меня... И не с племянниками там нужно говорить - бояре ростовские и Глеб верховодят..." Михалко еще никогда не видел такого разгневанного брата...
Повернули обратно - к Стародубу, - и, чтобы до вечера успеть, шли без отдыха. Измученный болезненный Михалко и молодой полный сил и энергии Всеволод ехали рядом. Сдоговорились: послать во Владимир-на-Клязьме и Переяславль-Залесский людей, чтобы они связались с верными Юрьевичам боярами, для того, чтобы те постепенно повернули народ против Ростиславичей и призвали на стол Владимирско-Суздальский Михалка Юрьевича!
Братья не остались в Чернигове, пошли на Переяславль Русский. (Знали, что Роман, взяв Киев, сразу не посмеет затребовать Переяславль.) Там, на берегу Трубежа, и остался со своей дружиной Михалко. Всеволод вернулся в Остер. Оба стали готовиться, чтобы выступить на Северо-Восточную Русь!..
17
Шел снег. Вот и кончилась осень!..
Крупные хлопья сплошным потоком валили сверху вниз, заваливало все: усадьбу, деревья, поля и речку Яузу, дорогу... Небо, воздух, земля - белый снег. Тишина: слышно как шуршат,задевая друг друга снежинки.
Ефрем с верхней ступеньки крыльца смотрел, широко распахнув глаза, на все это. Он в медвежьей шубе поверх полушубка; на голове меховая шапка. На исхудалом заросшем черной бородой лице изумление и восторг, в темно-синих глазах - слезы...
Вышел Саухал, выбежали слуги и по колено в снегу пошли в сараи, конюшни... Начали расчищать двор от снега. Саухал, стоя рядом, посмотрел на него: никак не мог привыкнуть к той перемене, что произошла после излечения в его друге-брате Ефреме. "Не узнать!.. Как женщина стал..."
Ефрем повернулся, улыбнулся белозубо - радостно, как-то по-детски.
- Саухал, смотри!.. Никакого Рая не нужно на Том Свете - жить бы так на Земле: вон как хорошо!.. Почему раньше не замечал, не ценил, не знал?!.. Самое главное в жизни человека - это вот Жизнь, что Богом дано, - само по себе великое благо! - и дело, которое он должен делать, а остальное - блажь, суета никчемная...
Саухал удивлялся: "Как может мужчина, будучи в разуме, такое говорить, вздыхать по природе, когда от него ушли почти все его воины-джигиты?!.. Говорил ему, что надо в одном месте драгоценности хранить, а не делить, - вот и не нужен стал им сотник Ефрем. Остались с ним только самые честные и верные его друзья-слуги - он, Саухал, и еще трое земляков..."
Холоп-ямщик весело улыбался, радуясь первой санной поездке, подъехал к крыльцу. Сели, черногривый рослый гнедой с места (дернул - постромки затрещали) - в галоп: взметнулся длинный черный хвост и затрепетал в снежном вихре - хруст снега да стук об передок срывавшихся с копыт снежных комьев...
Ефрем щурился из-под воротника тулупа - ничего не видно: по глазам сечет ветер со снегом. Сани трясет, раскачивает из стороны в сторону, скрипит рассохшееся дерево. Русобородый дурень-ямщик, стоя на коленях, насадив меховую шапку по самый нос, хлестал вожжами коня и звероподобно гоготал...
Сотник высунул нос - вмиг и усы, борода, лицо стали мокрыми - он ткнулся в плечо Саухала и, перекрывая свист, шум, тупоток бешеного бега:
- Многое непонятно в жизни, брат, и особенно себя трудно понять. Ты уж прости меня, но пока княжича Юрика не поставлю на ноги, никуда из Руси не поеду. (Саухал усмехнулся про себя: "Когда на княжеский стол сядет и княжить будет, то тем более не уедешь. Да... - заглянул в глаза своему сотнику-другу. - Старая любовь?!..") - Ефрем угадал-понял мысли Саухала, попытался отодвинуться: - Мне теперь... Джани - мать Юрика - княжича и только!.. - и - зло: - Я пред Богом клятву дал, что содеянный грех искуплю!.. Не смотри на меня так!.. - и тихо, скорбно-покорно: - Ничего не могу поделать: видимо и ее люблю... Чего лыбишься?! Тебе не понять!.. Займись-ко делом: поезжай в Рязань, походи - набери дружину - полсотни-сотню мечей Выбирай молодых, из ясинских семей... На Рязанской земле много осело нашего народу - часть уже обрусевает... Нет, из русских только хорошие рабы получаются - не зря на Юге так ценятся русские полоняне...
...Cгyкало: пролетели мосток через Рачку. Дорога пошла в гору; жеребец сбавил ход - перешел на рысь, потом - на шаг. Снег поредел, посветлело. Стали попадаться встречные возки. Внезапно ветер стих - въехали в бор. Скоро Москва. Конь изогнул шею, поворачивая голову, и бешеными черно-фиолетовыми глазами поглядел на ямщика, фыркнул, разбрызгав с атласных губ белоснежную пену, снова попытался перейти на бег.
- Ну, тихо-о!.. - натянулись вожжи, сдерживая коня.
Когда въезжали через Боровицкие ворота в город, Ефрем посерьезнел, нахмурился...
Бояре Брястяне (два брата - у которых жил с матерью, выгнанный из Великого Новгорода княжич Юрий Андреевич) встретили настороженно, почти враждебно, но, когда получили or Ефрема богатые дары, то подобрели, заулыбались.
Вышли Юрик и княгиня-мать. Ефрем побледнел... и у Джани трепетали черные ноздерки, глаза светились... Они встретились взглядами и (о чудо!) увидели друг друга - не только внешне, но главное, внутренне, обменялись чувствами своими... Время и горе испепелило, очистило их души и сердца от того многого, что мешало им любить!..
Ефрем бросился на колени перед княжичем.
- Я берусь оплатить твое содержание, обещаю охрану, - перекрестился: - Я дал слово Богу, что посвящу тебе свою жизнь, если Он мне ее сохранит!..
18
- Купец к тебе просится, - дворецкий поклонился навстречу шедшему Всеволоду Юрьевичу.
- Потом... после трапезы, ты же знаешь - ждут меня, - и на ходу: - Откуда?
- Из Володимера-на-Клязьме...
- Володимера?!.. Кто такой? Как зовут?
- Не спрашивал...
Князь остановился в переходе.
- Так узнай!..
В трапезной уже собрались ближайшие бояре Всеволода: Осакий Тур, Семион Ювиналиевич, печатник, казначей, воеводы и несколько служивых дворян - князь хотел с ними совет держать.
Снег уже сходит - весна. Всю зиму шли приготовления к походу на Владимирско-Суздальские земли. Оголенный, отточенный меч должен рубить, приготовленное войско должно воевать!
Что делается в Залесской Руси - не ясно - в слепую не сунешься... А дружину, воев нужно кормить - они все вокруг Остра объели. Из Переяславля Михалко два раза слал гонцов - спрашивая: "Когда идем?.." Надо сегодня решить: что делать.
Вернулся запыхавшийся дворецкий.
- Княже, Онанием его зовут...
- Ананий!.. - Всеволод расправил плечи, строго повел глазами:
- Вовремя приехал! Приведи купца в сей час ко мне туда - на верх. Всеволод Юрьевич волновался - он ждал вестей из Владимира. Перед ним появился купец-сотник Ананий Вертун, который раболепно исполнил все, что положено при встрече. У князя мелькнуло: "Не подняться - не осилить! - выше сотника Ананию - слишком прост. Купцом-то ему сподручнее - больше похож... - вон какая плутовская рожа у него, да и телом-то не воин..." Помог встать с пола Ананию, приобнял, похлопал по спине - сотник захлюпал носом на груди у князя. Всеволод поморщился, как от зубной боли. Ладно, дядька-боярин Семион в день по нескольку раз так-то - стар, но этот!.." - Перетерпел, ничего не сказал - ждал.
Ананий вспохватился, высморкался в подол своего кафтана, посерьезнел вдруг и - о деле:
- Боярин Михна просил вас с братом Михалком прийти и взять Володимер. Он подымет горожан и откроет ворота...
Князь задохнулся и с хрипом в голосе:
- Почему он просит?!.. И почему не раньше? - ведь снег тает... Тем более там: в северных лесных краях... Знаешь, сколько надо ждать, пока дороги не откроются? - Месяц, если не более...
Успокоился: все равно он рад вестям. Зря погорячился. Улыбнулся Ананию.
- Сядь, расскажи: что и как там?..
... - Как только князь Михалко Юрьевич, не мирясь с князьями-братьями Мстиславом и Ярополком, выехал со своей дружиной из Володимера, володимерцы отворили град, вышли с иконами к князьям... Мстислав же и Ярополк, зайдя в город, утешили бояр и горожан, и разделили Землю: Мстислав взял себе Ростов Великий, Переяславль Залесский и прочие грады и селения на черных землях; а Ярополку - Юрьев Польский и Володимер; Суздаль поделили меж собой. Радовались володимерцы - "без князя не остались!" Вначале все было хорошо, Ярополк Ростиславич женился...
- Слышали...
... - Взял Всеславля дочь (из Витебска): венчался во Володимере февраля три дня во вторник Мясопустныя седьмицы. Неделю князь поил, кормил народ. Нечего Бога гневить, попили вволю, - глазки сотника масляно заблестели. - Но... сильно после свадьбы уверовал в свои силы Ярополк и начал... Вначале потихоньку - наместничества и правления в городах в селах роздал прибывшим с ним служителям русским, которые, надеясь на милость князя, хотели быстро обогатиться, многие обиды начали людям чинить, кое-где стали открыто грабить, оскорблять... Зайдут в дом, выберут покрасивше бабу или девку и давай утехаться... Не боятся никого!..
- А церковь что молчит?!
- Церкви-то? - Да они с нее и начали: взяли ключи от церковной казны в Святой Богородице и выскребли все золото и серебро, драгие камения, а потом отобрали у богослужителей земли, деревни и веси... - оставили их без доходов.
- Народ-то где?..
- Очнулись, начали князя Андрея вспоминать... Челобитчиков посылали в Ростов Великий к Мстиславу...
- А он?!..
- Он словами-то сожалеет, но ничего не делает... Русские бояре обуздали своих князей и управляют, крутят имя как и куда хотят!..
Всеволод изумленно смотрел на Анания: его как подменили - перед ним был прежний Ананий Вертун - деятельный, ловкий в движеньях, быстр в соображении... Воин с головой! Редко такие-то у него... "Надо послать Вертуна к Михне и пусть они поднимут горожан, церковников, бояр против Ростиславичей и пошлют выборных знатных мужей на Русь и от имени Володимера и других залесских городов попросят Михалка прийти на княжение..."
* * *
Бояре одобрили мысли Всеволода Юрьевича, а пока дружину и войско во главе с воеводой Осакием Туром (он сам напросился) посоветовали послать вольницей в Поле "на кормление". Но ходить должны по Окраине, не углубляясь в Степь, когда сойдут снега и полые воды, вернуться.
19
В начале мая 1175 г. в Переяславль Русский к Михалку Юрьевичу прибыли двое знатных граждан с небольшой свитой-охраной и от имени Владимира-на-Клязьме и Переяславля Залесского говорили Михалку: "Прислали нас просить Вас, понеже ты есть старейший ныне во братии и сыновцах твоих и тебе достоит владеть нашими землями, и просят, чтобы ты с братом Всеволодом пришли с войски своими, а мы готовы все вам по крайней возможности помогать. Ежели же ростовцы или суждальцы с нами не будут согласны и пойдут на нас войною, то мы, уповая на нашу правду и милость божию, не убояся, противо им станем и за вас головы своя положим".
20
Между реками Остер и Удай вот уже третий день стояли лагерем всеволожьи войска во главе с Осакием Туром. Воевода не торопился возвращаться в городок на Остре. Из Поля они вели много скота, коней и везли скарб - полона не было: он запретил убивать и брать в плен мирных кочевников - не хотел травить, обозлить половцев, навести их на Русь. Все выглядело как простое ограбление - так-то они и между собой делают...
От Всеволода Юрьевича ждали вестей, так как знали, что из Владимира-на-Клязьме прибыли послы в Переяславль...
Сотник Третьяк Комолый (или, как иногда уже звали, Третьяк Овсюгович), взяв с собой пятерых конных, объезжал сторожей, когда в лагерь прибыли вестовые от князя Всеволода с требованием немедленно быть в Остре...
* * *
Как не спешили, только 21 мая смогли выйти из Чернигова.
Сотник Третьяк со своей семью десятками ехал позади Всеволода Юрьевича. Впереди их шла дружина Михалка, взади - за ним - Владимир Святославич вел свою дружину, усиленную тремя черниговскими сотнями. Вечернее солнце скрылось за тучами, но все равно - кругом зелено, весело. Шли бодро - все-таки первый день пути.
Третьяк оглядывался временами: смотрел на свои вьючные лошади, на Гнедко, которого берег и велел без поклажи вести за собой. Почти не было разницы между дружинниками князя Всеволода и воями, набранными весной в поход с воеводой Осакием Туром в Степь, - все подтянулись, сравнялись: кто был слишком толст, жирный - сбросил, те, кто был слаб (изнежились дома под женскими подолами), окреп, набрал вес. У Третьяка крупное, костистое тело обросло мышцами; успокоилось сердце - он твердо решил жениться на Радуне - поэтому и завелся имением: взял у половцев коней, рухляди... Воевода и князь одобряли его, да и поведением он отличался от всех многих: молился, уходил от пиров и потех... Третьяк стал в последнее время замечать за собой, что он все чаще и чаще начал вспоминать Овсюга Комолого... То, что ему говорил приемный отец, чему учил, только теперь он мог осмыслить и понять... "Все надо делать по-божьи, с умом, а не так, как получится... Грехи, поступки, совершенные умышленно, Богом не прощаются, не замаливаются!" - вспомнилось Третьяку. "Не делай их и тогда сохранишь свою Совесть и Душу... Бойся потерять Совесть, совершая лживые, сладострастные поступки-прегрешения. Совесть дана человеку, чтобы помогать различать плохое от хорошего, черное от белого..." Даже, оказывается, и стыд нужен, чтобы не дать себе делать непристойности. "Без стыда и Совести Душа оголяется, первые две - это одежда, бронь, которые защищает ее... У всех живых, кроме человека, Душа голая, не защищена от бесовских желаний и поступков, и только у нас... Мы, благодаря Стыду и Совести, есть человеки!.. Теперь ты понимаешь, что значит Стыд и Совесть?!.." - однажды взволнованно спросил Третьяка крестный-приемный отец. "Понял" - ответил тогда, но только сейчас начал понимать и усилиями и умом создавать себя...