Черных Иван. Школа террористов

   - Корреспондент газеты "Красная звезда". Нахожусь в командировке по заданию редакции.
   - Болтунов ваш приятель?
   - Мы недавно познакомились.
   Мелькнула мысль как выгородить Андрея: у меня в редакции начальство более либеральное, чем здесь; Держиморда в порошок сотрет Андрея... - Он помогал мне собирать нужный материал, и я попросил его показать мне достопримечательности молдавской столицы.
   - Хорошо, с вами мы ещё поговорим, - остановил меня Токарев. Подождите пока в коридоре.
   Мне ничего не оставалось, как подчиниться. Само собой - преступников допрашивают поодиночке. Вот так влипли! И дернул нас черт заезжать в это кафе!..
   Я ходил по коридору взад-вперед, готовя представителям власти убедительные аргументы, но кроме того, что парни обозвали нас оккупантами и первыми затеяли драку, ничего вразумительного придумать не мог. Понимал, что для оправдания убийства мои доводы очень хлипки, а если ещё официантка в защиту соотечественников скажет, что драку затеяли мы, выпутаться из этой истории будет непросто.
   Голова у меня шла кругом. Сколько допрашивали Андрея, я не имел представления, но показалось очень долго, и когда капитан милиции пригласил меня, я был настроен воинственно.
   С Андреем, встретившимся на выходе, не удалось обмолвиться и словом, а хотелось бы знать, о чем они говорили и что он отвечал в свое оправдание.
   Подполковник жестом руки пригласил садиться напротив него. Капитан милиции и мужчина в штатском сидели сбоку от стола.
   - Товарищ капитан, вы были на аэродроме, когда возвращались экипажи из Германии? - задал первый вопрос прокурор. И будто гора с плеч свалилась дело не в драке.
   - Да, я был на аэродроме, и когда экипажи улетали за кордон, и когда возвращались, - ответил я твердо.
   - Ничего необычного вам не бросилось в глаза? - подполковник пристально смотрел на меня, словно подозревая меня в чем-то непристойном или боясь, что я могу сказать неправду. Интересно, что же натворил экипаж? Не иначе, что-то связано с контрабандой. Может, тот же аноним настукал?..
   - Подготовка к полету и загрузка самолетов шла как обычно, - начал я, соображая, на чем следует сосредоточит внимание, чтобы и для себя выудить что-то для статьи. - Правда, обидно стало, когда узнал, что туда везем драгометаллы, а оттуда макароны, будто мы сами не в состоянии выращивать пшеницу.
   - А вы уверены, что в коробках были макароны?
   - Присутствовали таможенники. Проверяли.
   - Не каждую же коробку, - возразил подполковник. - Не показалось ли вам, что некоторые коробки, может быть, тяжеловаты для макарон?
   - Да нет, солдаты по одному таскали эти коробки.
   Подполковник показал мне этикетку.
   - Это было на коробках?
   - Это.
   - А кроме солдат, кто ещё занимался разгрузкой-погрузкой?
   - Еще техники помогали, механики, все, кто был свободен. А, собственно, в чем дело? Я прибыл в полк по анонимному письму, в котором утверждалось, что некоторые командиры берут взятки, а офицеры занимаются спекуляцией, - решил я помочь стражам закона, догадавшись, что с ними тоже кто-то затеял коварную игру.
   - Да? - Приятно удивился подполковник. - И можно взглянуть на эту анонимку?
   Письмо лежало у меня в кармане рубашки - я взял за правило никаких документов в гостинице не оставлять. Достал его и протянул прокурору. Он быстро пробежал письмо глазами.
   - Интересно, - заключил многозначительно. - И что же вам удалось выяснить?
   - Факты, как пишут в таких случаях в газетах, не подтвердились. Скорее всего, кто-то хотел свести счеты с командиром, потрепать ему нервы проверками - мужик он действительно суровый.
   - Н-да, - почесал подполковник подбородок. - Если бы только это... Нам почуднее загадку подбросили. Для вас, журналистов, настоящая находка. - Он замолчал, обдумывая, видно, раскрывать мне свою загадку или воздержаться.
   - Так подскажите, - попросил я. - Может, и я чем-то вам помогу.
   - Ну что ж, кое-что я вам открою. Вы, человек военный, сами понимаете, что следствие только началось и до поры до времени придется повременить с опубликованием инцидента в печати. Дело в том, что сегодня рано утром в районе Чадыр Лунга потерпела аварию грузовая машина кишиневского автопарка. В кузове её оказались коробки вот с такими наклейками. А в коробках автоматы, пистолеты, гранаты. Откуда этот груз, кто его хозяин и кому он предназначался? Со всем этим предстоит разобраться.
   - Надо проверить склад, куда транспортировали гуманитарную помощь, поспешил я подсказать, что делать. - Коробки могли просто использовать...
   - Вероятнее всего, - согласился подполковник. - А анонимку со счетов не сбрасывайте. Тут все может быть взаимосвязано...
   На улице меня поджидал Андрей, ещё более удрученный, озабоченный, словно и в самом деле причастный к контрабанде оружием.
   - Вот сволочи! - сказал он, не расспрашивая о разговоре.
   - Ты это о ком?
   - Да о тех, кто подставил нас.
   Я решил немного позлить его, чтобы вернуть к реальности: он, похоже, все ещё находился под впечатлением от нашего сватовства.
   - Не с неба же свалились коробки с автоматами и пистолетами. Может, пока вы за туфельками бегали, вам их подсунули...
   - Ты что, серьезно? - Андрей даже остановился. - Да мы шагу от самолета не сделали. - Он достал сигарету, нервно закурил. - Может, ты, как и они, - кивнул он на кабинет, считаешь, что я немцам за задрипанные туфли продался?
   - Почему за задрипанные. Очень приличные туфли. Ты их сам хвалил, продолжал я подливать огонь масла, обрадованный тем, что дело обернулось совсем на другое, чего я боялся.
   - Ты так им и сказал?
   - Само собой.
   Андрей со злостью швырнул сигарету и широко зашагал к гостинице. Я еле успевал за ним и взял под руку.
   - Перестань психовать. Я же шучу. Никто вас в контрабанде не подозревает.
   - А чего ж они... "Сколько раз летали в Вюнсдорф, в Кельн-Бонн? Что оттуда привезли. С кем из немцев знаком?"...
   - А как же ты хотел. Контрабанда - дело серьезное. А национализм здесь вон как пышно расцветает.
   - Мы же ещё вчера доставили груз. Эти коробки можно было десять раз перетасовать на складе...
   - Разберутся. На то они и стражи порядка. Идем лучше спать.
   9
   Утром членов экипажей, летавших в Германию, снова вызвали в штаб, и Андрей освободился лишь во втором часу. Меня пока не вызывали, да и большего мне рассказать было нечего, потому видимо и не беспокоили.
   Мы зашли в летную столовую, пообедали и разошлись по своим номерам отдыхать: ночь прошла кувырком, сон после такой встряски был зыбким и тревожным, предвещая ещё более тяжкие испытания.
   На этот раз я уснул крепко, даже жара, к которой я никак не мог привыкнуть, не помешала мне дрыхнуть почти до шести вечера. Приняв холодный душ, я окончательно пришел в себя, голова стала светлой и мысли потекли стройнее и логичнее, восстанавливая картины происшедшего накануне. Я даже обрадовался: ко мне в руки подвернулся сногсшибательный материал, не какие-то мелочные взятки, а контрабанда оружия, связанная не иначе с мафиозными структурами или с бандформированиями, готовящими правительственный переворот. Кто они, где брали коробки из-под гуманитарной помощи: на нашем военном складе, куда отвозили груз с самолетов, или в организациях, где реализовались продукты? Андрей мне объяснил, что такие же коробки они привозили три дня назад и неделей раньше. Он ещё тогда очень возмущался, что немцы подсовывают нам залежалые продукты: годность сушеного картофеля с гарантией на 8 лет кончалась именно в 1991 году. Но командир осадил его: "Дареному коню в зубы не смотрят". Хотя какой же это дареный, когда взамен везут молибден?
   Покончив с туалетом, я достал свой заветный блокнот и записал там всю ценную информацию, полученную за прошлый и сегодняшний дни. Вопросы выделил особо. А их теперь прибавилось: помимо анонима (его все-таки хотелось разыскать) надо было прояснить с контрабандой оружия - от того, откуда оно шло, до получателя, не минуя ни одного звена, по которому переправлялся смертоносный груз. Кое-что могли рассказать и члены экипажей, с которыми уже побеседовали представители прокуратуры и местной власти - мне ещё не удалось с ними поговорить. А потом уж обращусь к прокурору и следователю.
   Спрятав блокнот в кейс, я отправился к Андрею. Его в номере не оказалось. Не было и на спортивной площадке, где собирались летчики в свободное время погонять футбол и померяться силами на спортивных снарядах. Побродил по аллее около гостиницы до семи часов, но Андрей так и не появился. Пришлось на ужин идти одному.
   В столовой от штурмана экипажа Золотухина узнал, что Андрей укатил на своей машине в город. Я вспомнил как вчера он сокрушался, что не заехал к другу, и успокоился: сегодня исправит оплошность.
   Штурман мои сведения ничем не пополнил: рассказал то же самое, что я уже слышал от Андрея и от прокурора Токарева.
   Вечер на удивление был не жарким и благостным, у домов резвились детишки, тут и там у подъездов группками стояли офицеры со своими женами, мило беседуя, обсуждая последние новости. Приставать к ним со своими вопросами в такие минуты было просто бестактно.
   Я побродил ещё по улицам, вдыхая насыщенный ароматами цветов вечерний воздух, не зная, куда себя деть, и мне стало грустновато. Я пожалел, что Андрей уехал один. Видно, не стал меня будить. Решил его подождать: надолго он в городе не задержится, завтра полеты. Но Андрей, к моему огорчению, не появлялся. Не иначе, заскочил к Альбине. А от любимой вырваться не так-то просто...
   В Доме офицеров шел американский кинобоевик "Золотая пуля". Я недавно видел его в Москве. Но делать было нечего, в гостиницу идти не хотелось, и я взял билет на девятичасовой сеанс.
   Когда на экране замелькали кадры об охотниках и торговцах оружием, мысли мои невольно вернулись к визиту в гарнизон прокурора, работника ГАИ и представителя местной власти. Я хорошо запомнил их фамилии и лица: подполковник Токарев - представительный брюнет лет сорока с несколько крупноватыми чертами лица, проницательным взглядом глубоко посаженных темно-карих глаз; капитан милиции Ивашутин Виктор Петрович - чуть постарше меня, типичный русак: голубоглазый, русочубый, с ямочкой на подбородке. Вирджил Цынаву - горбоносый, худощавый, с тяжелым взглядом черных глаз, в которых, показалось мне, таилась недоброжелательность к нам, русским.
   Почему они в первую очередь примчались в гарнизон? Машина кишиневская, шофер в штатском; и хотя он, как рассказал Андрей, был без сознания, не трудно было и без его допроса догадаться, что автоматы и пистолеты в коробках из под макарон и сушеной картошки не самолетами доставлены. Россия сама торгует оружием и незачем ей покупать его за границей. Или военные начальники в Кишиневе решили убедить местную власть, что авиаторы никакого отношения к контрабанде не имеют? Вероятнее всего. Националисты ищут всякий повод к обострению обстановки в Молдавии, и этот случай могут истолковать по своему. Как и прибалты, рвутся к самостоятельности. Кому от этого будет лучше? Во всяком случае, не народу... Четыре года назад я был а Риге. Там тоже начиналось с контрабанды оружия, с создания отрядов боевиков, а по телевидению и радио лили ушаты грязи на русских. А мы утирались и молчали. Домолчались... Теперь русских там почти всех прав лишили... А сколько было вложено туда сил и средств, чтобы поднять эти отсталые в экономическом отношении страны! А сколько полегло за них русских!..
   Из кинозала я вышел совсем в другом расположении духа, в котором входил, и прохладная ночь, и чистое небо, усыпанное звездами с полноликой луной, спутницей влюбленных, не развеяли моих грустных мыслей, а наоборот вселяли в душу тревогу. Куда катится мир, куда ведут народ доморощенные недальновидные политики? К новой войне?!
   На душе было муторно, неспокойно.
   Взяв ключи у дежурной по гостинице, я решил зайти к Болтунову теперь-то он вернулся, - поделиться с ним кое-какими соображениями. Но дверь оказалась запертой. Постучал. Никто не отозвался.
   Вернулся к дежурной. Ключ от номера, где проживал Андрей, лежал у неё на столе.
   - Гуляет еще, - ответила на мой вопрос дежурная. - Дело молодое, неженатое.
   "Наверное Андрей отпросился у командира до утра". Успокоенный такой мыслью, я вернулся в свой номер, разделся и моментально уснул. Приснился мне странный, даже страшный сон: будто лечу я с Золотухиным в кресле второго пилота, на месте Болтунова. Кручу штурвал, тяну на себя, чтобы обойти иссиня-черные облака, клубящиеся подобно извергающемуся вулкану, из которых влево и вправо, вверх и вниз бьют огненные стрелы молний, а самолет не слушается меня, так и норовит влезть в самую гущу туч. Золотухин усмехается чему-то, скрестив на груди руки, всем своим видом показывая, что ему все нипочем, бросает оскорбительные реплики в адрес Болтунова, пристроившегося позади его кресла на корточках. Андрей хмурится и злится, сверкает на нас обоих разъяренными глазами, и вдруг не выдерживает, выхватывает из кармана куртки пистолет и целится мне в голову. Я хочу сказать что-то в свое оправдание, но слова застревают в горле, и Андрей стреляет. Выстрел негромкий, и я не ощущаю боли; догадываюсь, что он промахнулся. Осознает это и Андрей, стреляет еще, еще...
   Я просыпаюсь. В дверь стучат, будто в самом деле бьют короткой очередью. Вскакиваю, торопливо надеваю спортивный костюм и открываю дверь. Передо мной дежурная и с нею вчерашние знакомые - подполковник, капитан милиции и мужчина в штатском. Некоторое время я с недоумением смотрю на них, не понимая, что могло привести в такое позднее время ко мне. Наконец догадываюсь пригласить их в номер.
   Подполковник беглым, но внимательным взглядом окидывает стол, тумбочку, чуть задерживается на графине и стакане, лишь после этого поворачивается ко мне.
   - Вы вчера вместе ездили с Болтуновым в город? - спрашивает с непонятной подозрительностью в голосе.
   - Да.
   - И возвращались вместе?
   - Разумеется, - меня удивляла странная забывчивость подполковника, словно он не беседовал с нами.
   - В котором часу?
   - Около двенадцати. Мы же сразу к вам зашли.
   - Это было позавчера. А нас интересует вчерашний день. - Подполковник взглянул на свои наручные часы. - Уже четвертый час утра.
   Вон оно что...
   - Вчера Андрей один уехал в город, - пояснил я. - После обеда.
   - Вы не знаете, к кому он поехал?
   Я пожал плечами.
   - Накануне, когда мы возвращались из Кишинева, он вспомнил, что забыл заехать к другу. Кто он, я понятия не имею.
   - А у кого вы были накануне?
   - У его невесты. Он собирался жениться.
   - Выпивали?
   - Выпивали, - ответила я без раздумий.
   - А вчера опохмелялись?
   - Если бы опохмелялись, Андрей не сел бы за руль.
   - Вы в этом уверены?
   - Вполне. Хотя и мало его знаю.
   - Потому и ошибаетесь, - не согласился со мной подполковник. - Вчера ваш друг попал в автокатастрофу: врезался на своей машине в каменную опору моста и сгорел. Есть предположение, что он был пьян и не справился с управлением. Но это только предположение, - уточнил прокурор.
   Я почувствовал как волосы у меня на голове встают дыбом, и все тело будто окатило ледяной волной, заставив сердце сжаться в комок. Погиб Андрей! Сгорел вместе с машиной! Не сон ли это продолжается?!
   - Нет! - сквозь спазмы вырвался из моего горла хрип. - Андрей не стал бы пить! Позавчера, когда мы поехали в гости, и он знал, что не избежать выпивки, предпочел вместо свое машины сесть в автобус. Он не пьяница.
   - Кто его невеста?
   - Учительница. Дочь президента спортивной ассоциации, известного в городе человека.
   - Петрунеску? - вмешался в наш разговор мужчина в штатском.
   - Да. Иона Георгиевич.
   - Уважаемый человек, - подтвердил Цынаву. - И как он отнесся к предложению жениха?
   - В общем-то положительно. Дал им месяц на обдумывание.
   - А не мог и вчера Болтунов поехать к невесте? - спросил подполковник.
   - Мог, разумеется. Но он собирался к другу. Может, после заскочил к ней на минутку.
   - Ситуация... - Прокурор в задумчивости почесал свой массивный подбородок. - Вы запомнили, где живет невеста?
   - Запомнил.
   - Придется вам проехать с нами.
   - Прямо сейчас?
   - Чем быстрее мы проследуем по пути Болтунова, тем скорее установим истину дорожно-транспортного происшествия.
   Я тоже хотел этого. Быстро переоделся, и мы поехали.
   Хотя небо на востоке только ещё чуть посветлело, на земле было совсем темно - будто тяжелый полог придавил все окрест: дома, деревья столбы вдоль дороги; и свет фар, разрывая черноту, казавшуюся весомой, давящей на грудь и плечи, метался по асфальту и неровным обочинам, высвечивая жутковато-причудливые силуэты.
   Я сидел между капитаном Ивашутиным и следователем Цынавой, подполковник Токарев - рядом с шофером, и думал о превратностях судьбы, о её непредсказуемости и жестокости. Еще вчера мы разговаривали с Андреем, шутили, радовались его счастью; ещё вчера он был крепок, силен, полон веры в свое будущее. И вот его нет... Что могло случиться? Как он, летчик, не справился с управлением машины? У меня произошедшее не укладывалось в голове, и я все больше склонялся к мнению, что кто-то причастен к автокатастрофе.. Кто? Не тот ли друг, к которому он ездил?.. До визита ко мне в гостиницу подполковник Токарев и его коллеги беседовали с Золотухиным и штурманом его экипажа. Ни тот, ни другой тоже ничего не знали о кишиневском друге. Возможно что-то прояснит Альбина, если Андрей заезжал к ней. А что это было именно так, я был уверен на сто процентов.
   Из-за поворота нам навстречу вывернулась легковая автомашина и ослепила светом дальних фар - будто кто-то стегнул по глазам, - и наша "Волга" взвизгнула тормозами, вильнув к обочине.
   - Вот ещё одна из причин, по которой летчик мог врезаться в каменную опору, - нарушил молчание капитан милиции.
   - Возможно, - согласился подполковник. - Молодежь - и жить торопится и чувствовать спешит. - И обернулся ко мне: - Сватовство-то бурно прошло?
   - Не очень... Петрунеску озабочен, останется ли полк в Молдове.
   - Я другое имел в виду, - сказал подполковник. - Накануне Болтунов мог не выспаться и задремать за рулем. А для того, чтобы врезаться в препятствие, хватит секунды.
   Могло случиться и такое, мысленно согласился я, если Андрей не отдыхал после обеда, как намеревался, а сразу поехал в город; задремать за рулем немудрено...
   Километрах в двадцати от гарнизона фары высветили на обочине дороги группу людей у "Уазика". Водитель притормозил, подворачивая к ним. Это были работники ГАИ и майор из военной прокуратуры.
   Токарев вышел из машины, за ним последовали и мы.
   - Что-нибудь ещё удалось обнаружить? - спросил Токарев у майора.
   - Есть кое-что, Герман Филиппович, - ответил тот. - В двадцати метрах от места столкновения машины с препятствием на асфальте остались следы от ткани серого цвета и черная полоска от каучуковой подошвы. Правая дверь передней кабины не закрывается, тогда как левая заклинена намертво. Вмятины на бампере и радиаторе позволяют сделать вывод, что скорость при столкновении не превышала сорока километров. Есть веские основания полагать, что на правом сидении находился пассажир, выбросившийся на ходу в двадцати метрах от препятствия. Вызывает сомнение и обрыв бензопроводов от удара, вследствие чего возник пожар.
   - Выходит, водитель был уже мертв к моменту столкновения?
   - Или мертв или в бессознательном состоянии, так считает доктор. Экспертиза это установит.
   - Кого наблюдали во время работы?
   - В два сорок семь проехал грузовик из Кишинева. И совсем недавно, в три пятьдесят три - "Мерседес". Номера я записал.
   - Хорошо. Завершайте, утром встретимся.
   Начинало светать, и в тусклом свете предутренней зари я разглядел силуэт покореженной машины; капот и правое крыло лежали в стороне, отброшенные взрывом пожара.
   "есть веские основания полагать, что на правом сидении находился пассажир, выбросившийся на ходу, - застряла у меня в голове фраза майора. Значит, Андрей погиб не по собственной оплошности, а к моменту столкновения был "или мертв или в бессознательном состоянии".
   Кому Андрей мешал или так насолил, что заслуживал смерти?.. Может, его подкараулили те сосунки, с которыми мы столкнулись в кафе? Уж очень агрессивно они были настроены. Поистине современные националисты, из которых рвущиеся к власти политиканы создают отряды боевиков и бандформирований. Особенно агрессивно был настроен их вожак, и если бы не Альбина...
   Я счел своим долгом рассказать о стычке в кафе.
   - Не думаю, что пьяная ссора могла явиться поводом к убийству, - не согласился с моим предположением Цынава. - И поскольку версия убийства стала основополагающей, считаю, Герман Филиппович, поднимать ночью с постели Петрунеску, уважаемого человека и влиятельного, нецелесообразно.
   - Ну почему же, - нетвердо возразил Токарев. - Хотя бы с дочерью его поговорить.
   - Не надо и с дочерью. Подождем до утра. Несколько часов роли не играют.
   - Цынава дело говорит, - поддержал следователя капитан милиции. Петрунеску - мужик крутой, может и подальше нас послать. Потом неприятностей не оберешься.
   - Что ж, подождем до утра, - согласился прокурор. - Извините, Игорь Васильевич, напрасно вас потревожили. Давай, Петя, крути обратно, в гарнизон, - приказал он шоферу.
   10
   Расследование затягивалось. Срок моей командировки подошел к концу, пришлось звонить в редакцию, объяснять ситуацию и ждать указаний главного редактора. Генерал распорядился: задержаться ещё на неделю до выяснения обстоятельств похищения оружия и убийства Болтунова. "Это же сенсационный материал!"
   В том, что совершено преднамеренное убийство, теперь никто не сомневался: один из работников ГАИ, дежуривший на окраине Кишинева, видел около 22 часов голубые "Жигули" с капитаном за рулем и тремя молодыми людьми в футболках: один - рядом с водителем, двое - позади. И экспертиза подтвердила: правая передняя дверца машины была приоткрыта до столкновения с препятствием; удар о каменную опору был не настолько силен, чтобы водитель потерял сознание и лопнул бензопровод, вызвавший пожар машины.
   Подполковник Токарев побывал у Петрунеску и выяснил, что Андрей действительно заезжал к ним на квартиру, около восьми вечера, но Альбину не застал: она уехала в тот день к родственникам в Бендеры. Иона Георгиевич поговорил с претендентом на руку дочери по-родственному, попили кофе и расстались в хорошем настроении. Оставалось невыясненным главное - к кому ещё заезжал Андрей. Никто в полку не знал его кишиневского друга. Проверили всех знакомых, но ни у кого из них Андрей в тот день не появлялся.
   Официантка из кафе, где у нас произошел скандал со спортсменами, дала показания, что Андрей в тот вечер был в кафе около 21 часа, якобы выпил триста граммов коньяка и уехал на своей машине один. Но кроме нее, никто капитана в кафе не видел. Значит, Андрей либо не заезжал в кафе, либо заскочил на минутку в поисках Альбины...
   Над раскрытием преступления работала целая группа из военной прокуратуры и местного уголовного розыска. Токарев высказал предположение, что убийство Болтунова как-то связано с контрабандой оружия. Но я этому не верил.
   На третий день в гарнизон привезли с экспертизы останки Болтунова. На похороны приехали родители Андрея, худенькие, морщинистые отец и мать, одетые простенько, по-деревенски, с мозолистыми, почерневшими от труда и земли руками. Им не было ещё и по шестидесяти, а выглядели дряхлыми стариками; нежданно-негаданно свалившееся горе согнуло и состарило их на десятки лет.
   Я еле сдерживал слезы, глядя на них, на их обезумившие от отчаяния лица, на глаза, в которых было что-то такое, от чего сжималось сердце и комком застревали в горле рвущиеся наружу рыдания.
   Приехала и Альбина в черном платье, покрытая черной вуалью, с темными кругами под глазами - видно тоже пролила немало слез: ждала свадьбу, а попала на похороны. Но у гроба она держалась молодцом: утешала стариков, поддерживая мать Андрея под руку, и кода той становилось плохо, подносила к её носу нашатырный спирт, отпаивала волокардином. А на панихиде даже сказала прощальное слово, обещая помнить и любить Андрея до конца дней своих и быть такой же честной и верной дружбе.
   Командование полка устроило по русскому обычаю поминки в военторговской столовой. Пришли туда самые близкие друзья Андрея. Альбина привезла ящик коньяка "Белый аист" ("Андрей любил этот напиток") и ящик лучшего молдавского вина. Родителей Андрея она перепоручила женщине лет сорока, видимо тоже родственнице Болтуновых, и села рядом со мной. К моему удивлению, она выпила до дна первую рюмку коньяка, потом вторую. Еще в день знакомства я заметил, что она не особенно церемонится, когда дело доходит до выпивки, даже если находится за рулем, а тут и вовсе нервы у неё сдали, она готова была выпить и третью. Я напомнил, что ей ещё ехать в Кишинев, но она лишь грустно усмехнулась и изрекла:
   - Мне теперь все равно.
   Утешать её, значило ещё сильнее бередить рану, и я решил дать ей волю: пусть напьется, переночует в гостинице.
   Я не люблю большие застолья, ни свадебные, тем более похоронные: слушать хвалебные речи в адрес усопшего, видеть скорбные лица, не выражающие подлинных чувств, есть и пить за упокой души - что может быть нелепее. И пришел я на поминки лишь из-за приличия и служебного долга: как-никак, с Андреем стали приятелями; ко всему, следовало присмотреться к людям и послушать, о чем они будут говорить; может открыться что-то новое и важное. Но Альбина мне очень мешала: изрядно захмелев, она стала приставать со всякими нелепыми вопросами, наподобие: "А кто вон тот майор?" Или: "Ты останешься моим другом и будешь навещать меня?" Как я ни старался переключить её внимание на что-нибудь другое, завязать разговор с соседями, она оставляла меня в покое лишь ненадолго.