Черных Иван. Школа террористов

   - Спасибо. Только красный цвет с некоторых пор действует на меня, как на быка: так и хочется пнуть твою тачку.
   - Вот даже как, - огорчилась Альбина. - А я рассчитывала... - Она не договорила, на что рассчитывала, перевела разговор на другое: - Ты очень занят?
   - Точнее спросить, свободен ли я. Увы!
   - Тебя хочет видеть папа. С твоим начальством он уже договорился. Так что собирайся.
   - Далеко и надолго?
   - Пока к нам. Познакомишься с интересным и полезным человеком. А надолго ли... возможно, насовсем, все будет зависеть от тебя.
   Герпинеску был на службе и подтвердил разрешение на отъезд. Я собрал в дипломат свои дорожные вещички и через пятнадцать минут ярко-рубиновые "Жигули" мчали нас по асфальту в направлении Кишинева. Несмотря на обнадеживающие слова и на то, что я уже за воротами школы, на чистое предвечернее небо и зеленые сады и виноградники, проносящиеся мимо, свобода почему-то меня не радовала, сердце сжимала тревога: какое ещё испытание приготовили мои тираны и чего они добиваются от меня? Не допустил ли я просчета, рискнув использовать в своих целях Мирчу? А если школа давно субсидируется партийной кассой? Мой провал обеспечен. И Донича. Нас ждет, в лучшем случае, молдавское правосудие. Но Доничу я пока никаких сигналов не подавал... Дошла ли моя информация и мой замысел до Петрунеску и клюнет ли он на мою приманку? А если прежде устроит проверку? Заставит кого-то убить или что-то взорвать, снова участвовать в какой-то террористической операции?..
   Не проще ли мне придавить здесь в машине мою возлюбленную и дать тягу?.. А далеко ли я убегу?.. Хотя позади хвоста не видно, слежка, уверен, ведется... Надо ждать...
   На гостевой площадке напротив подъезда, где жила Альбина, стоял черный "Кодиллак", сверкая эмалью и выделяясь среди других машин своими размерами и совершенной формой. Альбина припарковала "Жигули" рядом, и я рассмотрел на заднем сиденьи человека в легкой спортивной куртке, почти неразличимого на фоне затененного шторкой окна. Телохранитель. Ныне ни один мало-мальски преуспевающий бизнесмен не обходится без прикрытия. Невдалеке под каштаном обнималась парочка, делая вид, что, кроме любви, её никто и ничто не интересует. Но не надо быть профессионалом, чтобы догадаться об истинном занятии "влюбленных", слежкой и охраной зарабатывающих себе на хлеб.
   Вахтер в вестибюле, мужчина лет сорока с выправкой гренадера, облапил меня цепким взглядом с ног до головы и проводил до самого лифта не очень ласковым взглядом.
   - Чем-то не понравился я вашему костолому, - пошутил я, когда дверь лифта закрылась.
   - Он недавно у нас, впервые тебя видит.
   - А мне показалось, что это из-за тебя он готов был раздавить меня.
   - Это комплимент или осуждение?
   - Не в моем положении судить тебя.
   Иона Георгиевич и "полезный человек" - мужчина лет пятидесяти, представительный, с мягким, располагающим взглядом глубоко посаженных серых глаз, сидели в холле и пили кофе. При нашем появлении оба поднялись нам навстречу, незнакомец поцеловал Альбине руку, Иона Георгиевич, поздоровавшись со мной, представил нас друг другу:
   - Джон Лепски, американский бизнесмен, друг нашей семьи и всей Молдовы. Военный журналист, капитан Игорь Семиречин, корреспондент газеты Министерства Обороны "Красная звезда".
   Вот так: вот он, тот самый Игорь Семиречин, на счету которого три убийства, о котором трубили чуть ли не все молдавские газеты, смотрите и запоминайте...
   Но американец то ли не читал тех газет, то ли сделал вид, что ничего не знает обо мне, дружелюбно протянул руку.
   - Рад познакомиться, - сказал на довольно чистом русском. - В командировке?
   - Да, - не совсем уверенно получилось у меня, и я быстро поправился: Журналиста, как и волка, ноги кормят.
   - О, да, - заулыбался американец. - Я знаком с журналистской работой, в юные годы сотрудничал с "Нью-Джерси". Сейчас её главный редактор мой друг, и мы частенько проводим с ним вместе уик-энд. "Красную звезду", к сожалению, мне не доводилось читать, но я с удовольствием познакомился бы с вашим творчеством.
   Вероятнее всего, он и в самом деле ничего не знает о моих злоключениях, и будь он честным человеком, не другом семьи Петрунеску и всей Молдовы, я бы очень удивил его рассказом о себе. Но ещё с детских лет, когда я прочитал роман Грэм Грина "Тихий американец", у меня возникло недоверие к этим людям. Да и исторические примеры высвечивают Америку не в лучшем свете: всюду она сует свой нос и греет руки на чужих пожарищах, подливая в огонь масла - гражданская война в России, в Китае, в Корее, во Вьетнаме; военные блоки и базы вокруг Советского Союза, разведывательный полет Пауэрса и другие провокации. Правда, с приходом к власти Горбачева отношения между нашими странами вроде бы налаживаются, США даже оказывает нам помощь в проведении экономических реформ, но я помню и план Джона Кеннеди, разработанный сразу после Карибского кризиса: выставлять Советский Союз самой агрессивной державой, разжигать в республиках национальную вражду, изматывать экономически, подбрасывая разведчикам ложную военную информацию о создании нового дорогостоящего оружия. К сожалению, план этот успешно осуществляется, о чем говорят события в Прибалтике, в Армении и здесь, в Молдавии. Нет, какими бы теплыми, ласковыми глазами не смотрел на меня Джон Лепски, я ему не верил. Но.. не стану же я делать кислую мину при столь загадочной и опасной игре...
   - Как только выйдет мой роман, обязательно презентую его вам, - с улыбкой пообещал я.
   - Вы и романы пишите? - приятно удивился Лепски.
   - Детективные. Раньше Америка и Италия славились преступными элементами, а теперь и у нас их пруд пруди.
   Иона Георгиевич глянул на меня холодно и предостерегающе: с огнем, мол, шутишь, - и пригласил в столовую.
   - На сытый желудок и разговор приятнее.
   Стол был накрыт по-царски: дорогие коньяки и вина, разнообразная закуска от черной и красной икры до фруктов. Хозяин любил вкусно поесть и крепко выпить, хотя пьяным, даже захмелевшим, я ни разу его не видел.
   Обслуживала нас немолодая миловидная молдаванка, гибкая, подвижная, легкая, будто невесомая, бесшумно двигаясь по комнате, раскладывая ножи и вилки, наливая в фужеры янтарные напитки. Не успели мы сесть за стол, как она исчезла.
   Альбина кивком указала мне место рядом с собой напротив отца и "друга семьи", жена хозяина почему-то отсутствовала, и на мой вопрос Альбина ответила неохотно:
   - Плохо себя чувствует. То ли мигрень, то ли ещё что.
   Иона Георгиевич тоже был не в настроении, и застолье поначалу проходило скучно, как на официальном приеме, но постепенно Джон Лепски завладел инициативой и стал расспрашивать меня о Москве, о родственниках, потом переключился на работу в редакции и незаметно перевел разговор на политическую тему: как народ относится к перестройке, к новому правительству. Я старался отвечать как можно короче и неопределеннее, особенно, когда вопросы касались армии; и не потому, что боялся выдать какие-то секреты - их давно выдали министр иностранных дел Шеварнадзе и сам президент, - просто не хотелось говорить о том, о чем и без того болела душа.
   Альбина и Иона Георгиевич внимательно слушали наш диалог, не мешая нам, - видно, тоже хотели более определенно знать мое "политическое кредо", на что они могут рассчитывать и какую роль определить мне в их дальнейшей игре. Я решил подыграть им и стал говорить о Горбачеве без особого восторга, с сожалением отозвался о происходящих в армии процессах.
   Моя точка зрения импонировала американцу, и он в заключение вечера презентовал мне шариковую авторучку с позолоченным колпачком, пожелав быстрее написать интересный роман.
   - Буду признателен, если окажусь в числе первых читателей и обещаю содействовать в переиздании его в Соединенных Штатах, - Лепски достал из кармана визитную карточку и протянул мне. - Можете обращаться ко мне по любому вопросу, с радостью приму участие в решении ваших проблем. А ещё приглашаю с Альбиной Ионовной в Техас ко мне в гости. В любое время. Только заранее сообщите, когда соберетесь, я обеспечу вас билетами и всем остальным. Заверяю - останетесь довольными.
   Альбина чуть не захлопала в ладоши. Поцеловала Джона в щеку и сказала, что с радостью принимает предложение. Повернулась ко мне.
   - Ты согласен?
   Предложение было заманчиво и многообещающе. "Можете обращаться ко мне по любому вопросу, с радостью приму участие в решении ваших проблем". В тех, чтобы вызволить меня из плена?.. Или дать согласие уехать в Техас? Хитрый ход...
   - Если будешь слушаться меня во всем и не станешь настаивать остаться в Америке насовсем, - пошутил я.
   - А если нам там очень понравится? - лукаво сощурила глазки Альбина. Разве плохо пожить в богатой, цивилизованной стране?
   Она сказала так искренне, что я не усомнился о её подлинном намерении. Для неё Америка и в самом деле представляется земным раем. Вот что значит пропаганда. Удивительно, как наивны обыватели, особенно женщины. И в Москве я не раз слышал восторженные ахи да охи о "цивилизованном мире", где жизнь, как в сказке. А мой отец, летчик гражданской авиации, облетевший полмира, рассказывал совсем другое, в том числе и об Америке, где есть целые кварталы безработных и нищих, питающихся подаянием и объедками.
   - Поживем, увидим, - неопределенно пообещал я.
   По традиции мы выпили на посошок, и Джон Лепски поднялся. Иона Георгиевич и Альбина пошли провожать его, попросив меня подождать. Видимо у них были вопросы к американцу, о которых пленному журналисту знать не полагалось. Мне и самому очень хотелось остаться: я давно приметил в прихожей пиджак Ионы Георгиевича с торчащей из кармана авторучкой, и едва за ними захлопнулась дверь, я осуществил подмену. Даже успел сличить абсолютная идентичность.
   Скрипнула дверь, и в холле появилась мачеха Альбины, возбужденная, с нервно поблескивающими глазами, порывистая и испуганная, в наспех наброшенном шелковом халате. Приблизилась ко мне и горячо зашептала:
   - Не верь им. Это убийцы! Они готовят тебе западню. Джон Лепски сказал, что у вас скоро будет новое правительство. В Москву готовится группа террористов. - И так же стремительно исчезла в своей комнате, как и появилась.
   Для меня её сообщение не было новостью. А вот что заставило её обратиться ко мне?..
   Иона Георгиевич и Альбина вернулись минут через десять, прощание оказалось не столь коротким, и я за это время успел кое о чем подумать...
   Лица президента ассоциации и его дочери светились довольством, словно они совершили одну из выгодных сделок ( возможно и так), Иона Георгиевич наполнил рюмки коньяком.
   - За хороших и нужных людей, - сказал с улыбкой, поглядывая на меня. Выпил, пососал лимонную дольку. - И каково мнение о новом знакомом инженера человеческих душ?
   - Чтобы человека узнать, надо с ним пуд соли съесть, говорят у нас, русских. А я только рюмку коньяка с ним выпил, - ответил я шуткой.
   - И все-таки. Первое впечатление?
   - Тогда по американской пословице: "Если ты умный, почему не богатый". Джон Лепски, по-моему, не из бедных, - ушел я от прямого ответа.
   - Философ, - усмехнулся Иона Георгиевич. - Ты прав, Джон Лепски очень не глупый человек и играет в правительстве не последнюю скрипку. Кстати, давно хотел спросить у тебя, ты коммунист?
   Ответ мой прервал телефонный звонок. Иона Георгиевич снял трубку, и после первых же нескольких фраз лицо его налилось кровью, голос зазвучал зло и категорично.
   За два с лишним месяца пребывания в Молдавии я не научился говорить по-молдавски, но кое-какие слова запомнил и смысл телефонного разговора, который велся на молдавском, понял: речь шла о партии оружия, переправленного через румынскую границу и захваченного гагаузами. Иона Георгиевич был в гневе и приказал выяснить, в каком селе осело оружие и спалить его ко всем чертям, чтоб другим не было повадно...
   Положив трубку, Иона Георгиевич бросил на меня короткий, но пронзительный взгляд - не понял ли я, о чем шла речь. И я сделал вид, что полностью занят его дочерью, чтобы успокоить его, шепнув Альбине:
   - Не пора ли нам смыться?
   - Так на чем мы остановились? - перестраиваясь на прежний доверительно-веселый лад, спросил Иона Георгиевич.
   - Коммунист ли я. Да, коммунист, - ответил я.
   - Разумеется, - улыбнулся Иона Георгиевич. - В прессу беспартийных не берут. К слову, я тоже был коммунистом. С полгода как вышел из партии. И знаешь, почему? Потому что наш партийный босс, Михась Кочур, ведающий партийной казной, умыкнул наши денежки, которые мы платили как взносы, на свой счет в швейцарский банк, ни много, ни мало - триста миллионов.
   - Почему не пятьсот? - усомнился я в достоверности сказанного.
   - Не веришь? - сменил улыбку на грусть Иона Георгиевич.
   - Не верю. Насколько мне известно, швейцарские банки хранят тайну вкладов за семью печатями.
   - А не известно тебе, что для разведчиков не существуют никакие печати и запоры? Я тебе даю возможность убедиться завтра в правдивости моих слов. Завтра ты снова становишься корреспондентом "Красной звезды", только не Семиречиным, а Свиридовым Иваном Михайловичем. Есть у вас такой специальный корреспондент?
   - Есть. Но...
   - Никаких "но". Удостоверение твое уже подготовлено. Вместе с нашим корреспондентом отправитесь к Михасю Кочуру и возьмете у него интервью для газет "Цара" и "Красная звезда" о политической обстановке в нашей республике и о положении компартии, её перспективах, а потом зададите вопрос, сколько и для чего переведены деньги в швейцарский банк вот по этому счету, - Иона Георгиевич протянул мне бумажку с отпечатанными на ней цифрами. - В общем, сам подумай, какие вопросы задать казначею, не мне тебя учить. В одиннадцать ноль-ноль Кочур примет вас.
   - А если он узнает меня?
   - Тоже мне знаменитая личность. Он о тебе не только не читал, а и не слышал. - Глянул на часы. - Переночуешь у нас. Альбина, постели ему на диване в холле. И дай ему отдохнуть, собраться с мыслями. Бумага, ручка на журнальном столику. - И ушел в спальню жены.
   Альбина убрала со стола, постелила мне на диване и, поцеловав на прощание, сказала многообещающе:
   - До завтра, милый. Все будет хорошо.
   Успокоила!
   Вот оно новое испытание! А я-то губы раскатал, заманю в капкан своих истязателей, отомщу... Рассчитывал на одно, а получилось другое. Мирча, по моей логике, должен был доложить Герпинеску о моем плане. Тот воспользуется им. А с партийными руководителями шутки плохи, они прихлопнут эту проклятую школу террористов... Наживка моя сработала - Мирча все доложил как я и предполагал. Но слишком крупной и хитрой оказалась рыба, чтобы клюнуть на мою наживку, и я сам оказался на крючке...
   Трудно поверить, что Иону Георгиевича заинтересовала партийная касса не собирается же он выставлять свою кандидатуру на выборах в правительство. Тогда зачем это разоблачение или шантаж? Допустим, Кочур не узнает меня, примет за специального корреспондента газеты Министерства Обороны, ответит, что деньги действительно переведены по такому-то счету в швейцарский банк в помощь компартии какой-то страны, как делалось это во все времена советской власти. Чем я могу доказать, что он присвоил их? Ничем. И он вправе будет выставить нас за дверь, а ещё хуже - позвонить в "Красную звезду" и отправить меня из своего кабинета в более крепкие и тесные стены с зарешеченными маленькими оконцами. Возможен и другой более простой вариант: Кочур даст исчерпывающие ответы на все наши вопросы. Интервью опубликуют в газете. Что последует за этим? Кочуру от него будет ни жарко, ни холодно. А мне? В какой-то степени интервью сделает меня ещё более зависимым от Петрунеску. Но не настолько, чтобы я не рискнул вернуться в Москву, боясь расплаты за предательство. Значит, за всем этим кроется что-то более хитрое, коварное, после чего я окончательно потеряю свободу.
   Но любые планы, как бы хитро они не были продуманы, в процессе реализации требуют корректировки, уточнения, изменения. А поскольку мне известно, что где-то припрятана ловушка, постараюсь не попасть в нее. "На всякого мудреца довольно простоты", - говорят у нас, на Руси. Поиграю и я роль простачка, в коей успел утвердиться по воле моих новоявленных начальников.
   Сон не шел. Я включил настольную лампу и, взяв чистый лист бумаги, стал набрасывать вопросы партийному казначею. Единственно, о чем пожалел, что не увижусь с Доничем. Надо бы предупредить Кочура и полностью перехватить инициативу в свои руки.
   Утром Иона Георгиевич просмотрел мои вопросы и остался доволен.
   - Вот ещё самое главное, что я вчера не сказал тебе. Когда возьмешь интервью, предложишь Кочуру такой вариант: перевести семьсот тысяч вот на этот счет, - Иона Георгиевич протянул мне бумажку с другими цифрами, тогда, мол, публикации не будет.
   Не ошибся я, что интервью - лишь начальный этап продуманной и хитрой комбинации, и Петрунеску не просто президент спортивной ассоциации, а и президент ассоциации хитрецов, которым позавидовали бы самые искусные интриганы и шантажисты всех времен.
   - А если он не согласится?
   - Согласится, - заверил Иона Георгиевич.
   ... В 10 часов за мной заехал на "Волге" высокий, спортивного вида мужчина лет сорока с фотоаппаратом и диктофоном. Иона Георгиевич представил его:
   - Анвар Друце, специальный корреспондент "Цары". Он поможет тебе, если возникнут какие-то затруднения.
   За рулем сидел тоже немолодой мужчина с шеей боксера и волосатыми ручищами гориллы. Вел машину он как профессиональный гонщик, обгоняя попутные, мастерски лавируя между ними и не обращая внимания на шарахающихся в стороны частников и на сигналы некоторых слабонервных.
   Я молчал: если он испытывает мои нервы, пусть знает - не из робкого десятка. А возможно хочет, чтобы нес задержала автоинспекция и сорвала интервью?
   Нет, никто нас не остановил, не задержал, и мы подкатили к светлому многоэтажному зданию с массивными колоннами, у главного подъезда которого стояло немало припаркованных иномарок, наших "Волг" и "Жигулей". Супер-водитель, обладатель волосатых рук, лихо въехал между двумя "Мерседесами", резко затормозил и встал точно по линии машин; видно, не раз бывал здесь.
   В нашем распоряжении имелось ещё пятнадцать минут, в кабине становилось нестерпимо жарко, но мой напарник из "Цары" не торопился выходить.
   - Еще раз прокрутим наше интервью, - сказал он, доставая сигареты и закуривая. - Что б все в темпе, быстро и ясно.
   - У нас время ограничено?
   - Разве у партаппаратчиков бывает по другому? Да и нам задерживаться ни к чему, не в нашу пользу.
   Опасения мои не напрасны, коль и молдавский лжежурналист (физиономия у него явно гангстерская) торопится провернуть дельце: после того, как мы потребуем перевести партийные деньги на другой счет, Кочур вряд ли станет церемониться с нами. Возможно только пуля или просто угроза пистолетом может удержать его от вызова охраны...
   Мы выждали до назначенного времени, оставив в запасе лишь три минуты, и зашагали к центральному подъезду.
   В приемной у партийного босса, к нашему счастью, кроме секретарши, никого не было. Она тут же доложила о нашем прибытии, и Михась Кочур пригласил нас за массивный стол с тяжелыми полированными креслами.
   Мы представились и сразу же приступили к делу.
   - Уважаемый товарищ Кочур, - начал я. - В последнее время политическая и экономическая обстановка в стране, я имею в виду Советский Союз, резко обострилась, особенно в западных республиках, в том числе и в Молдове. Вновь созданные партии, такие как Национальный фронт, требуют самоопределения. Военным людям и читателям "Красной звезды" небезынтересно знать точку зрения руководства Компартией Молдовы.
   Кочур откинулся на спинку кресла. Его симпатичное, тонутое у глаз морщинами лицо омрачилось. Он глубоко вздохнул. Ему было за пятьдесят. Крупный, представительный мужчина с умными, проницательными глазами, неторопливый, уверенный в себе, вызывающий уважение. У меня снова мелькнула мысль, что Петрунеску безосновательно заставил нас шантажировать его.
   - Вы правы, положение очень серьезное, - спокойно заговорил партийный казначей. - Падение производства товаров массового спроса ведет к снижению жизненного уровня народа. А это, соответственно, вызывает недовольство, заставляет правительство искать новые пути, чтобы поправить положение. И самоопределение - один из них.
   - Как, в таком случае, вы относитесь к стремлению гагаузов и жителей Приднестровья тоже стать самостоятельными? Вы считаете это улучшит их положение?
   - Не думаю. Но люди хотят жить свободнее. Многолетняя эксплуатация одних наций другими вызывает недоверие.
   - Разве при советской власти какие-то нации пользовались преимуществом? К примеру, мы, русские, разве жили лучше молдаван? И разве молдаване не сами управляли своей республикой?
   - Непростой вопрос, и объяснить ныне народу, кто куда тянет, невозможно - авторитет компартии упал. Нам не верят.
   - В чем вы видите причину утраты авторитета компартии?
   Кочур нервно побарабанил пальцами по столу, усмехнулся.
   - Авторитет, как и платье, требует безукоризненной чистоты и прочности.
   - Особенно у наших вождей, - вставил я.
   - Совершенно верно, - согласно кивнул Кочур.
   - Для вас, товарищ Кочур, не ново, что в средствах массовой информации усиленно муссируются слухи, что партийная казна уплывает за границу, что некоторые партийные деятели прикарманивают денежки и готовятся отправиться за ними. Вы ведаете партийной казной. Как обстоят дела у вас?
   Я смотрел в лицо партийного босса и видел как оно мрачнеет, становится суровым и жестким, словно прежнюю теплоту сдувает кондиционером, бесшумно нагнетающим прохладный воздух. Глаза чуть прищурились, прожигали меня негодованием и злостью. Прежнее мое мнение относительно его честности стало таять.
   - Это тоже интересует читателей "Красной звезды" или только специального корреспондента, надеящегося завоевать популярность жареными фактами? - Кочур не скрывал сарказма.
   - Популярность ныне нужна тем, кто борется за власть. Задача журналистов - правильно освещать события и факты, чтобы народ верно ориентировался и не ошибся в выборе своих лидеров. Вы затрудняетесь ответить на мой вопрос или не желаете?
   - Вы коммунист?
   - Да. И выходить из партии не собираюсь.
   Тогда должны понимать, что есть такие вопросы, которые не подлежат обсуждению.
   - И все-таки. Вы отправили в швейцарский банк триста миллионов вот по этому счету? - Я положил перед ним листок с номером.
   Кочур взял бумажку и долго вертел в руках. Молчал, стараясь скрыть удивление, но пауза говорила о том, что он ошарашен. Наконец, справился с замешательством и раздраженно спросил:
   - Почему вы решили, что это мой счет и я использую деньги на собственные нужды?
   - Я ничего не решил. Меня интересуют только факты.
   - Вы намерены их опубликовать?
   - Если вы не опровергните их, - я сделал паузу, давая ему время на раздумье. Он молчал. - Или примите наши условия, - заключил я.
   Снова наши взгляды скрестились, взгляды ярых противников, решивших биться до последнего; выжидающих, кто первый сделает ошибку, чтобы нанести смертельный удар.
   - Я слушаю ваши условия, - не выдержал первым Кочур.
   Я положил перед ним другую бумажку с другими цифрами.
   - Перевести в тот же банк на этот счет семьсот тысяч.
   Кочур повертел бумажку в руках.
   - Это счет "Красной звезды"?
   - Нет. И не мой, разумеется.
   - Я так и думал. - Кочур встал и в задумчивости прошелся у стола. Остановился напротив меня. - Вот что, молодой человек. Передайте тому, кто вас послал, что ни копейки он не получит, даже если вы опубликуете свою стряпню в "Правде" или в "Ньюйорк-Таймс". - Он решительно прихлопнул сильной рукой по столу, ставя точку в нашем интервью и давая понять, что аудиенция закончена.
   Анвар выключил диктофон, и я, поблагодарив партийного босса, поднялся. Еще раз окинул взглядом его крепкую фигуру, волевое лицо и снова проникся к нему симпатией и уважением...
   Вышло по моему. Хотя так оно зачастую и бывает: любые гениальные планы осуществляются далеко не так, как бы хотелось. Потерпела фиаско хитрейшего президента спортивной ассоциации господина Петрунеску. Какой очередной ход сделает он?..
   - Хреново, - сказал Анвар, садясь в машину. - Шеф будет недоволен.
   Еще бы! Хотя Компартия Молдовы по существу прекратила свою деятельность, сил у неё осталось предостаточно, чтобы нажать на правительство и справиться с шантажистами. Надо ждать ответных действий. По поведению Кочура я понял, что он догадывается, откуда подул ветер, а как бы там ни было, нынешний президент - вчерашний секретарь Компартии, и деньги в партийной казне - это и его деньги...
   Мы отъехали недалеко от здания бывшего ЦК Компартии Молдовы, и Анвар приказал шоферу остановиться у будки телефон-автомата. Вышел, позвонил кому-то, вероятнее всего Петрунеску. Вернулся с непроницаемой физиономией.
   - В школу, - махнул он рукой вперед.
   - И что мы будем там делать? - не сдержал любопытства я.
   - В первую очередь, пообедаем, - вдруг повеселел он. - Потом ты будешь писать свое интервью, а я готовиться к его продолжению. - Непонятно чему он рассмеялся.
   Уже в школе, когда мы вылезли из машины и подошли к столовой, он продолжил чуть ли не приказным тоном:
   - Ты долго и много не расписывай. Изложи саму суть. Надо продумать, где, когда и как проучить этого коммуняку.
   - Именно? - не поверилось мне, что Петрунеску пошел ва-банк.
   - Приказано отправить господина Кочура в царство теней, - блеснул познаниями античной литературы мой напарник.