Черных Иван
Школа террористов
Черных Иван
ШКОЛА ТЕРРОРИСТОВ
Часть первая
НОЧНЫЕ ТЕНИ
1
День был суматошный и невезучий, будто меня преследовала злая фея: полдня я мотался за известным летчиком-испытателем Мухиным, установившим новый мировой рекорд, чтобы взять интервью, которое надо было сдать в номер, потом писал и переписывал - главному не нравилось то одно, то другое, - потом отстаивал материал в секретариате - дежурному он показался большим. В итоге на свидание с Диной не успел, приехал домой усталый и злой уже в одиннадцатом часу, поужинал и лег спать. Едва задремал, как зазвонил телефон. Вставать и разговаривать с кем бы то ни было не хотелось, и я с полминуты лежал, не снимая трубку и проклиная того изобретателя, кто придумал эту беспокойную штуку.
Телефон продолжал трещать, и я не выдержал.
- Слушаю! - ответил, не скрывая раздражения.
- Игорь Васильевич, беда! - захлебываясь от волнения, сообщил сторож нашей автостоянки Сурен Самсонович, преклонных лет мужчина, которого мы взяли на работу с месяц назад. - Максим Петрович в своем гараже, кажись, скончался. Скорее приходите.
Я онемел от такого известия: Максим Петрович Сарафанкин, наш начальник автостоянки, крепкий, здоровый отставной полковник, с которым мы только вчера отмечали его шестьдесят первый год. У меня не укладывалось в голове... Я переспросил:
- Кажись или... на самом деле?
- Кажись, на самом деле. Не дышит.
- "Скорую" вызывали?
- Нет еще. Да вы скорее сюда, тут такое... Сурен что-то не договаривал. И я, одевшись в одну минуту, помчался на автостоянку.
То, что увидел, ошарашило меня ещё сильнее: в машине на откинутых сиденьях в неприличных позах лежали двое - Максим Петрович и Светлана Борисовна. Пальто и кофта у неё расстегнуты, юбка задрана... На полке заднего сиденья - бутылка из-под коньяка, почти пустая, яблоки, конфеты...
Мотор машины работал, и в гараже стоял густой запах отработанных газов.
Драма происшедшего мне показалась ясной. Сурен Самсонович подтвердил мое предположение:
- Я смотрел телевизор. Все разошлись. Максим Петрович часа три назад проехал в гараж и, я думал, тоже давно ушел. Потом выключил телевизор, пошел обход делать. Слышу, мотор работает. А света нет, все тихо. Двери прикрыты .. Я видел его с женщиной, думаю, мало ли что. Позвал. Молчит. Думаю, может, забыл заглушить, заговорился с кем-то и бросил так. Позвал еще. Молчит. Открыл, включил свет. А они.. Что теперь делать?
Голос Сурена Самсоновича дрожал и срывался, руки тряслись. Не в лучшем состоянии был и я Может, в худшем: к случившемуся я имел непосредственное отношение. Светлана Борисовна, молодая симпатичная женщина, жена знакомого летчика, погибшего года полтора назад, не давала мне проходу: "Помоги поставить машину на автостоянку". Я хотя и являлся председателем стоянки, выполнить её просьбу не мог: все места были заняты, а кто продавал машину или уходил, его гараж занимал очередник. Так, во всяком случае, требовал разработанный нами и принятый на общем собрании автолюбителей устав Максим Петрович, правда, не всегда придерживался его параграфов, но я и члены правления всецело полагались на Петровича - он лучше знал, кто вносил больший вклад в автостоянку или мог вложить в перспективе, да и все мы были слишком заняты по службе, по работе, чтобы вести строгий учет и контроль очередников, потому не вмешивались в функции начальника стоянки. Так я и объяснил три дня назад Светлане Борисовне.
- В таком случае, сведи меня с Максимом Петровичем, - попросила она.
Я свел. И вот что из этого получилось... Наконец я пришел в себя и выключил двигатель.
Щупаю руку Максима Петровича в надежде уловить пульс - рука уже холодная. У Светланы Борисовны тоже.
- Звони в милицию, - сказал я Сурену Самсоновичу
- А не в "Скорую"? - неуверенно переспросил он.
- "Скорая" уже не поможет.
Милиция приехала минут через двадцать, пять человек: трое в форме и двое в штатском. Один сразу же стал щелкать фотоаппаратом. Я объяснил капитану - он был старшим по званию, - что произошло: сторож все ещё заикался от страха и мямлил.
- Надо было сразу вызывать, - набросился на нас капитан. Понаследили... Понатоптали, теперь сам черт не разберет...
- Здесь дышать нечем было, - попытался я оправдаться.
- Дышать, - сердито повторил капитан. - Давно он имеет машину? кивнул на Максима Петровича.
- Сколько я его знаю, всегда была.
- А гараж?
- Гаражи мы только осенью построили.
- Все ясно, погрелись! - захохотал молодой, хорошо упитанный лейтенант. - Не от болезней, не от старости, а от любви. И жена есть?
Я кивнул. И подумал: как теперь сообщить ей? У меня по спине пробежал холодок. Жену Максима Петровича я видел раза два, не знаю, сколько ей лет, но выглядела она намного старше его: заплывшая жиром, сварливая и злая. Иногда Максим Петрович целыми днями пропадал на стоянке, чтобы не видеть её, и его любовные приключения меня не удивили; удивило другое - неимоверно быстрая податливость Светланы Борисовны, жившей в нашем доме и в нашем подъезде, которую все считали женщиной строгой и высоконравственной. Хотя ради гаража... И Максим Петрович был крепким симпатичным мужчиной, умел говорить и уговаривать...
Потом были приглашены понятые, состоялся первый нелицеприятный разговор со следователем, а точнее, допрос, который он вел бестактно и предвзято.
- ...Гражданка Бакурская (Светлана Борисовна) не является членом стоянки, что ей нужно было в гараже?
Почему сторож в самый ответственный момент телевизор смотрел, а не за порядком?.. Бардак вы устроили здесь, гражданин председатель, а не автостоянку...
Такие обвинения сыпались, как из рога изобилия. Хотелось послать гражданина следователя как можно подальше, но я сдерживался чувствовалось, он тоже не в своей тарелке; кому приятно в слякотную весеннюю ночь заниматься происшествием - обострять отношения было не в моих интересах
Домой я вернулся в четвертом часу, накаленный до предела. Сон как рукой сняло, внутри все клокотало; ни работать, ни спать я не мог. А завтра, нет, уже сегодня, предстояло ехать в командировку в отдаленный гарнизон, расследовать по письму жалобу. Там жалоба, а тут.. целое следствие. Из вопросов следователя я понял, что с заключением капитана: "Тут все ясно" - смерть-де наступила из-за отравления выхлопными газами, он не согласен. Расспрашивал, кто вечером был на стоянке, переписал всех, снова упрекнул меня, что не ведем запись, в какое время кто приехал и уехал (словно у нас на стоянке такой штат, как у них в милиции), допытывался, был ли начальник стоянки с кем-нибудь в конфликтных отношениях, на что я в горячке ляпнул: "Хотел бы я увидеть человека, который живет без конфликтов", - и тут же пожалел о сказанном: необдуманная фраза вызвала новую кучу вопросов: "С кем именно?.. На какой почве?.. Когда это было?.. Что за люди, с кем конфликтовал начальник стоянки?.."
Я ходил по комнате не раздеваясь, думая о случившемся, негодуя на следователя: что он ко мне прицепился? Мало ли что могло произойти на стоянке в мое отсутствие; в Уставе автолюбителей не записано, что за все несет ответственность председатель. Да и что это за должность? Мне за неё даже не платят Еще в бытность формирования нашей первичной организации автолюбителей, желающих ходить по инстанциям, выпрашивать землю, разрешение на строительство гаражей не нашлось, и Максим Петрович уговорил меня: "Ты журналист, любую бумагу составить можешь, и с тобой считаться будут. А все остальное я беру на себя.."
И я согласился О чем потом пожалел не раз.
Я был сугубо военным человеком: вначале летчиком, потом, по иронии судьбы, корреспондентом центральной газеты Министерства обороны - армия, оказалось, много проедает средств, а поскольку наши враги стали нашими друзьями и военная опасность миновала, незачем держать такую ораву; я же, к счастью или несчастью, учился заочно в Литературном институте, писал стихи, статьи, рассказы, и когда попал, как летчик, под сокращение, мне предложили работать в "Красной звезде". Так вот, как бы армию ни ругали, какие бы ярлыки ей ни навешивали, там все-таки был порядок. А когда я пошел по исполкомам, в Моссовет, в ГлавАПУ и по другим гражданским организациям, у меня волосы дыбом встали: удивительно непробиваемая стена, закостенелая бюрократия, высокомерие, помноженное на уверенность в свою безнаказанность.
Два года мы ходили по инстанциям, вымаливая место для автостоянки - у домов держать автомашины стало просто невозможно - то колеса поснимают, то стекло разобьют, то вовсе угонят. Наконец районное начальство сжалилось над нами, выделило участок под временную открытую автостоянку на сто мест Взяло подписку: при первом требовании без всяких претензий место освободить Но лучше временную, чем никакую.
Закипела работа: сбросились по сотне, купили сетку, столбы, будку для охраны. Даже двух собак завели. И вот машины под охраной. Но не прошло и года, как последовало предписание: "Ввиду намеченного строительства магазина просим площадку освободить .."
Мчусь в исполком, к районному архитектору Солидные дяди пожимают плечами: "Ничего поделать не можем Вас предупреждали, вы дали подписку.. ""В таком случае найдите нам другое место". - "Подумаем, поищем. Но вы освободите..."
Сколько я потом сбил каблуков о пороги их кабинетов, пока они думали, искали!
Нашли. А вскоре все повторилось сначала.
В других микрорайонах выросли уже целые гаражные крепости, а нас как футбольный мячик гоняли с места на место Вот тогда-то и сказал мне Максим Петрович:
- Знаешь, почему нас за нос водят?
Я догадывался, но вслух не решился высказаться: нам начальники в чем-то помогали.
- Не с той стороны мы подходим и не с теми словами, - пояснил Петрович. - Помнишь, как Ходжа Насреддин говорил Джафару, когда из пруда его вытаскивал: "На, на..." А мы: "Дай, дай".
Посмеялись.
- Такой вариант мне не подходит, - возразил я.
- Понятно, - кивнул Максим Петрович. - Тебе ещё служить. А мне терять нечего. Придется пострадать за общее дело. Созывай, председатель, собрание. Скинемся ещё сотни по две, по три. Если посадят, надеюсь, принесешь передачу...
Не посадили...
Да, Максим Петрович был тертый мужик, ловкий, предусмотрительный. Но как он не предусмотрел, что в закрытом гараже в два счета угореть можно? Сильно был пьян?.. Он никогда не напивался. Потерял голову от любви? Такого тоже не могло случиться: человек он осторожный, расчетливый, умел, хвастался сам, даже из любви извлекать пользу - ещё курсантом женился на дочке начальника училища; теперь и вовсе "помудрел", не отважился бы в машине заниматься любовью, когда у Светланы Борисовны имелась отдельная квартира.
Так что же произошло?
"Был ли у начальника стоянки за последнее время с кем-нибудь конфликт?" - вспомнился вопрос следователя.
Еще какой! И не один.
Незадолго до начала строительства гаражей (о разрешении мы с Максимом Петровичем пока не распространялись, чтобы избавиться от лишних просителей) Сарафанкин шестерых автолюбителей выгнал со стоянки: двоих за пьянку, четверых за то, что более года держали машины в другом месте. Последние повозмущались, посетовали и махнули рукой - не пропадем. А вот пьяницы... Они угрожали Максиму Петровичу принародно и по телефону. Он даже участковому жаловался.
Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вероятно. Обоих выпивох я хорошо знал, и оба, попадись им Максим Петрович в темном переулке, не упустили бы случая покуражиться над ним. Но никаких телесных повреждений на трупах следователь не обнаружил. И пьяницы не тронули бы женщину. Да и проникни они на автостоянку, кто-то бы их увидел...
Обогрев в кабине был включен на всю мощность, двери и форточки машины герметично закрыты, но газ все равно бы проник в салон, и не учуять его мог только человек, лишенный обоняния. А их-то было двое...
Что скажет экспертиза?
Что бы ни сказала, а меня ещё потаскают по следствиям. И кто знает, как отразится это на службе. Совесть мучила меня - зачем только я свел Светлану Борисовну с Сарафанкиным и почему не признался в этом сразу. Рано или поздно это может вскрыться, и тогда мне несдобровать.
2
Утром я приехал на службу с тяжелой от дум и бессонницы головой. Решил сразу доложить главному о ситуации и отпроситься от командировки, а он ещё не появился. Зашел в кабинет, телефонный звонок. Как и прошедшей ночью, мне очень не хотелось снимать трубку, но телефон не переставал трезвонить. Прибежал из соседнего кабинета старший консультант, удивленно уставился на меня. Пришлось взять трубку.
- Капитан Семиречин слушает.
- Следователь Анчуткин. Срочно приезжайте в отделение.
- Я ещё главному не доложил.
- Потом доложите. Или я сам позвоню. Меня бесил его безапелляционный тон, словно я преступник или он мой непосредственный начальник.
Снова захотелось послать его подальше.
- Не кажется вам, что вы слишком много на себя берете? - решил я охладить его пыл. - Во-первых, я вам не подчинен. Во-вторых, что касалось смерти Сарафанкина, все вам сообщил. И в-третьих, я убываю в командировку.
- Послушай, капитан, - перешел следователь на "ты", и в его голосе зазвучали железные нотки. - Не строй из себя генерала Во-первых, речь идет не о смерти Сарафанкина Во-вторых, ты был на стоянке, когда свершилось преступление, и у меня есть все основания считать тебя причастным к нему. В-третьих, если будешь артачиться, я поставлю вопрос перед прокурором о взятии тебя под стражу
У меня голова закружилась, словно Анчуткин трахнул по ней увесистым кулаком Неужели ему стало известно, что я свел Сарафанкина с Бакурской? Ну и что из того? Я не видел его на стоянке и даже не знал, что он в гараже. Товарищ следователь берет на понт. Да какое он имеет право?
- Послушайте теперь вы меня, неудавшийся Пинкертон, - пришел я наконец в себя - Может быть, вы года на два и старше меня, но чаи с вами за одним столом мы не распивали и в друзьях никогда не значились, так что извольте разговаривать как положено, на "вы", даже если считаете меня преступником В противном случае вам действительно придется обращаться к прокурору - И повесил трубку Пусть поразмыслит на досуге, всегда ли хорош метод ошарашивания, грубости и вседозволенности, призадумается, можно ли поддаваться эмоциям, первому умозаключению о виновности человека
Я спустился в приемную главного редактора и стал ждать От нечего делать попытался почитать газету, но даже смысл вчерашнего моего интервью не доходил до сознания Хорошо еще, что ждать пришлось недолго
Генерал внимательно выслушал меня, даже не снял трубку, когда звонили - не иначе, Анчуткин, - покрутил с улыбкой головой.
- Сколько, говоришь, этому Сарафанкину?
- Шестьдесят один.
- А женщине?
- Лет сорок.
- Силен отставник, - откровенно рассмеялся главный - Ну что ж, весело жил, красиво умер. Кстати, это не первый случай отравления угарным газом А тебе что переживать Отношения у вас были нормальные?
- Хорошие. Доверяли друг другу.
- Вот и отлично. А если вместе с Сарафанкиным шуры-муры крутили, придется ответ держать.
Главный шутил А мне было не до шуток.
- Следователь требует, чтобы я в командировку не уезжал.
Главный подумал.
- Ну что же, не к спеху А лучше я велю послать другого.
Снова раздался телефонный звонок. Беседа наша была закончена, и генерал снял трубку.
Я не ошибся - Анчуткин, - понял по ответам. По мере того как следователь что-то говорил, лицо главного мрачнело Наконец он сказал: "Хорошо, сейчас я его пришлю" - и положил трубку Потом посмотрел на меня то ли осуждающе, то ли сочувствующе.
- Что ж, поезжай И грубить власти не советую. Это его долг допрашивать подозреваемых и совсем невиноватых, чтобы выявить преступника.
Следователю было года тридцать два, видимо, ему впервые доверили такое дело, потому он сразу решил, что в гибели двух умудренных жизненным опытом людей виновата не глупость, а зло - кто-то приложил к этому руку Но мой отпор возымел на него действие он пригласил сесть, достал из стола несколько листов бумаги и сказал примирительно:
- Извините, я со вчерашнего утра не был дома и спал часа два: не закончил одно дело, тут другое. Даже из нашей организации бегут в кооператив - платят-то гроши. Кому хочется жить на хлебе и воде?
И я искренне посочувствовал ему - действительно, органам правопорядка нынче живется несладко - преступность растет, цены на рынке бешеные, а оклады сотрудников мизерные. Один мой сосед, работавший в милиции, ушел в сторожа на дачные участки. Теперь посмеивается, получает в три раза больше, сутки отдежурил, трое дома, курорт, а не житуха. А в милиции ни днем ни ночью покоя не было, и в любой момент мог пулю схлопотать...
Но я промолчал - мало ли какие бывают неурядицы, а свой норов надо уметь сдерживать.
- Напишите все, что вы знаете о Сарафанкине и что имеет отношение к случившемуся - как строили гаражи, с кем имели дело, какие конфликтные ситуации возникали - это очень важно.
"Ага, значит, все основания считать меня причастным к гибели начальника стоянки отпали" И воспользовавшись его сменой настроения и доверительным ко мне отношением, я спросил:
- Коньяк?
Анчуткин помотал головой.
- С коньяком все в порядке. Да и надо быть идиотом, чтобы подсунуть яд в коньяк.
- Бутылку могли заменить, - начал я рассуждать логически, неожиданно обнаружив, что во мне тоже пробуждается следовательский синдром.
- Верно, могли. Но с коньяком все в порядке. - Спохватился, посерьезнел. - В общем, следствие разберется. А то, что был с вами не очень-то тактичен, извините: порядки у вас на стоянке, прямо скажу, далеко не идеальные. - Подсунул мне пачку листов. - Опишите поподробнее все ваши совместные с начальником стоянки дела по гаражам, как отбирали кандидатов на автостоянку, кто остался неудовлетворенным...
- Ого! - не удержался я. - Таких сто пятьдесят человек: гаражи мы просили на двести пятьдесят человек, а дали нам только на сто.
- Ну, наиболее недовольных, что ли, - пояснил следователь, - с кем, какие отношения имели, какие возникали трудности, трения. Кто распоряжался деньгами, как шла оплата. В общем, все то, что имеет отношение к вашей автостояночной деятельности
- Этак мне и суток не хватит.
- Ну, повесть писать не надо, - сострил следователь. - А то знаю я вас, журналистов.
- Все-таки вы, надеюсь, разрешите мне заняться этим дома? Я тоже ночь не спал.
- Можно и дома. Только чтоб завтра утром объяснительная была у меня на столе...
Я ломал голову, с чего начать. Объяснительную оказалось написать труднее, чем статью, очерк, стих. Кто и как нам выделил землю под автостоянку - это само по себе целое уголовное дело, в котором окажутся замешанными ответственные работники райисполкома, Моссовета и ГлавАПУ. Когда мы к ним обращались, они тянули не только время. Даже когда выделили землю, строить крытую стоянку не разрешили. Тут же нашелся посредник, председатель районного общества автолюбителей:
- Есть человек, который возьмет на себя обязательство добиться разрешения на строительство металлических боксов. Разумеется, не бесплатно...
Как мы отбирали претендентов? Поговорили на совете, единодушно одобрили, что в первую очередь нужно включить в список ветеранов войны, активных автолюбителей, кто помогал пробивать административную бюрократическую стену и кто в перспективе чем-то мог помочь в строительстве гаража. Список составлял Максим Петрович.
Не обошлось без скандалов. Сарафанкин успокаивал "невключенцев": "Лед тронулся, товарищи. Сегодня дали сто, завтра обещают ещё на двести. А кто будет скандалить, останется вообще за бортом, вы меня знаете, слов я на ветер не бросаю".
И очередники затихли, если не считать пьяных наскоков Закурдаева и Опыляева, исключенных из списка ранее и время от времени появлявшихся на стоянке с угрозами расправиться с "гражданином начальником"...
Председатель районного добровольного общества автолюбителей свел нас с "нужным человеком", снабженцем одной из ведомственных поликлиник Лазарем Абрамовичем Гарфинкелем, возглавляющим по совместительству строительный гаражный кооператив. Гарфинкель затребовал с каждого претендента по сто пятьдесят рублей. Мы согласились: лучше переплатить, чем держать машину под открытым небом, где никакие мовили и консерванты не спасают от ржавчины.
Гаражи, несмотря на трудности с железом, шифером, Гарфинкель построил нам за месяц, и осенью мы справили новоселье А в начале весны Максим Петрович сообщил мне по секрету, что договорился с Лазарем Абрамовичем на пристройку к нашим боксам ещё пятидесяти. Только теперь председатель кооператива цену за услуги поднял до двухсот рублей. Автомобилисты посетовали между собой: "Мало того что за каждую коробку, которая в базарный день стоит не дороже пятисот, сдирает двойную цену, и тут ещё умудряется сорвать". Но другого выхода не было.
Очередников Максим Петрович отбирал ещё тщательнее, и несмотря на то что делал это в строжайшей тайне, фамилии счастливчиков вскоре стали известны, и снова разгорелся скандал: почему его, а не меня.
В один из вечеров у автостоянки состоялся целый митинг. Число недовольных росло. Некоторые все зло видели в начальнике стоянки, который предпочтение отдает непонятно откуда появившимся "пронырам", требовали отстранения его от должности.
Попросил слова Максим Петрович.
- Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, - начал он звенящим от негодования голосом. - Да, я могу уйти, не очень-то держусь за эту должность. Сто рэ - эко капитал, уборщицы сейчас больше получают Но где ваша совесть, товарищи автомобилисты, где ваша благодарность? Что, я для себя эти все гаражи строю, только о себе забочусь? Где вы были, когда я высунув язык мотался от одного начальника к другому? Много помогали? А требуете: вынь да положь сразу всем гаражи. Да, сто человек мы обеспечили, сейчас еще, можно сказать, пятьдесят выбили. Да, в список претендентов включено десять новых членов, двух рекомендовал исполком, двух ВДОАМ, трех - милиция, трех - общественная инспекция. Может, откажем им? Тогда и вы ни хрена не получите. Устраивает вас такая перспектива?
- Да чего ты их слушаешь, Максим Петрович! - заорал из толпы могучий детина с красной физиономией - не иначе, был под хмельком - Кому не нравится, пусть в другую организацию топает. А мы тебе доверяем...
И пошло-поехало. Максима Петровича чуть не умолять стали, чтобы остался начальником стоянки
И только теперь я полностью осознал, как люди были правы: кто сможет его заменить? А пристройка только началась. Строители завезли трубы, металл, но варить ещё не начали. Разумеется, недовольных Максимом Петровичем осталось немало, но таких, которые могли бы пойти на преступление, назвать я не решился бы.
Что же касается деловых отношений Максима Петровича с подрядчиками, то там все шло как по маслу он знал, как вести себя с ними, заранее все обговаривал и скреплял обязательства подписями в договоре.
Следователь просил назвать всех пофамильно, и вот тут-то я, к своему стыду, обнаружил, что знаю только троих - Гарфинкеля, председателя кооператива, Гусарова, бригадира строителей, да Горалина, нового подрядчика. Еще троих видел мельком, когда строили гаражи, но как их фамилии, имена - понятия не имел. А возможно, кто-то из них приложил руку к убийству Максима Петровича. Светлана Борисовна, несомненно, попала в эту ситуацию случайно.
Кому так насолил Максим Петрович или кому здорово мешал, что он пошел на убийство? Из-за обиды и даже из-за того, что лишился гаража, умный человек на преступление не отважится. А пьяница... Мне однажды довелось видеть, как в горячке сосед соседа - недавние закадычные друзья - ножом пырнул... Но то в горячке, а тут тщательно продуманное убийство.
И хотя мое дело было описать лишь увиденное и услышанное, голова шла кругом: кто, почему?
3
На похороны Максима Петровича собралась уйма народу: пришли не только соседи, друзья по автостоянке, но и просто знакомые. Об истинной причине смерти ни я, ни сторож, ни понятые не распространялись (следователь настрого предупредил), говорили, что скончался от сердечного приступа, и никто ни на минуту не усомнился в этом - Сарафанкин частенько жаловался на боль в сердце.
Похороны родные устроили пышные Из морга привезли гроб, обитый красным бархатом, в квартиру, чтобы смогли проститься стар и мал, все, кто знал Максима Петровича, и "чтобы он в последний раз побыл в своем родном гнездышке, которому отдал немало сил и здоровья".
Я впервые попал в это "гнездышко" и ещё раз убедился, что Максим Петрович был человек деловой и хозяйственный: трехкомнатная квартира сверкала дорогой полированной мебелью, хрустальными люстрами; на полу и стенах - красивые ковры; на кухне - все заграничное - электроплита, шкафы, краны... И жена, видно, под стать мужу, любила порядок в доме. И поминки она устроила царские: несмотря на только что наступившую весну, на столе были огурцы, помидоры, всяческая зелень, не говоря о таких деликатесах, как севрюжий бок, чавыча, сервелаты и паштеты. В водке тоже ограничения не было.
- Петрович любил выпить и вкусно поесть, - промокая глаза, пояснила такое изобилие вдова.
Народу на поминках, правда, было немного, человек двадцать, родственники и друзья Меня Сарафанкина пригласила, видимо, потому, что пришлось вместе с её сыном, тоже офицером, мотаться по похоронным конторам, доставая гроб, венки, выбивая место на кладбище. И чувствовал я себя за столом довольно неуютно - все незнакомые, чужие лица.
ШКОЛА ТЕРРОРИСТОВ
Часть первая
НОЧНЫЕ ТЕНИ
1
День был суматошный и невезучий, будто меня преследовала злая фея: полдня я мотался за известным летчиком-испытателем Мухиным, установившим новый мировой рекорд, чтобы взять интервью, которое надо было сдать в номер, потом писал и переписывал - главному не нравилось то одно, то другое, - потом отстаивал материал в секретариате - дежурному он показался большим. В итоге на свидание с Диной не успел, приехал домой усталый и злой уже в одиннадцатом часу, поужинал и лег спать. Едва задремал, как зазвонил телефон. Вставать и разговаривать с кем бы то ни было не хотелось, и я с полминуты лежал, не снимая трубку и проклиная того изобретателя, кто придумал эту беспокойную штуку.
Телефон продолжал трещать, и я не выдержал.
- Слушаю! - ответил, не скрывая раздражения.
- Игорь Васильевич, беда! - захлебываясь от волнения, сообщил сторож нашей автостоянки Сурен Самсонович, преклонных лет мужчина, которого мы взяли на работу с месяц назад. - Максим Петрович в своем гараже, кажись, скончался. Скорее приходите.
Я онемел от такого известия: Максим Петрович Сарафанкин, наш начальник автостоянки, крепкий, здоровый отставной полковник, с которым мы только вчера отмечали его шестьдесят первый год. У меня не укладывалось в голове... Я переспросил:
- Кажись или... на самом деле?
- Кажись, на самом деле. Не дышит.
- "Скорую" вызывали?
- Нет еще. Да вы скорее сюда, тут такое... Сурен что-то не договаривал. И я, одевшись в одну минуту, помчался на автостоянку.
То, что увидел, ошарашило меня ещё сильнее: в машине на откинутых сиденьях в неприличных позах лежали двое - Максим Петрович и Светлана Борисовна. Пальто и кофта у неё расстегнуты, юбка задрана... На полке заднего сиденья - бутылка из-под коньяка, почти пустая, яблоки, конфеты...
Мотор машины работал, и в гараже стоял густой запах отработанных газов.
Драма происшедшего мне показалась ясной. Сурен Самсонович подтвердил мое предположение:
- Я смотрел телевизор. Все разошлись. Максим Петрович часа три назад проехал в гараж и, я думал, тоже давно ушел. Потом выключил телевизор, пошел обход делать. Слышу, мотор работает. А света нет, все тихо. Двери прикрыты .. Я видел его с женщиной, думаю, мало ли что. Позвал. Молчит. Думаю, может, забыл заглушить, заговорился с кем-то и бросил так. Позвал еще. Молчит. Открыл, включил свет. А они.. Что теперь делать?
Голос Сурена Самсоновича дрожал и срывался, руки тряслись. Не в лучшем состоянии был и я Может, в худшем: к случившемуся я имел непосредственное отношение. Светлана Борисовна, молодая симпатичная женщина, жена знакомого летчика, погибшего года полтора назад, не давала мне проходу: "Помоги поставить машину на автостоянку". Я хотя и являлся председателем стоянки, выполнить её просьбу не мог: все места были заняты, а кто продавал машину или уходил, его гараж занимал очередник. Так, во всяком случае, требовал разработанный нами и принятый на общем собрании автолюбителей устав Максим Петрович, правда, не всегда придерживался его параграфов, но я и члены правления всецело полагались на Петровича - он лучше знал, кто вносил больший вклад в автостоянку или мог вложить в перспективе, да и все мы были слишком заняты по службе, по работе, чтобы вести строгий учет и контроль очередников, потому не вмешивались в функции начальника стоянки. Так я и объяснил три дня назад Светлане Борисовне.
- В таком случае, сведи меня с Максимом Петровичем, - попросила она.
Я свел. И вот что из этого получилось... Наконец я пришел в себя и выключил двигатель.
Щупаю руку Максима Петровича в надежде уловить пульс - рука уже холодная. У Светланы Борисовны тоже.
- Звони в милицию, - сказал я Сурену Самсоновичу
- А не в "Скорую"? - неуверенно переспросил он.
- "Скорая" уже не поможет.
Милиция приехала минут через двадцать, пять человек: трое в форме и двое в штатском. Один сразу же стал щелкать фотоаппаратом. Я объяснил капитану - он был старшим по званию, - что произошло: сторож все ещё заикался от страха и мямлил.
- Надо было сразу вызывать, - набросился на нас капитан. Понаследили... Понатоптали, теперь сам черт не разберет...
- Здесь дышать нечем было, - попытался я оправдаться.
- Дышать, - сердито повторил капитан. - Давно он имеет машину? кивнул на Максима Петровича.
- Сколько я его знаю, всегда была.
- А гараж?
- Гаражи мы только осенью построили.
- Все ясно, погрелись! - захохотал молодой, хорошо упитанный лейтенант. - Не от болезней, не от старости, а от любви. И жена есть?
Я кивнул. И подумал: как теперь сообщить ей? У меня по спине пробежал холодок. Жену Максима Петровича я видел раза два, не знаю, сколько ей лет, но выглядела она намного старше его: заплывшая жиром, сварливая и злая. Иногда Максим Петрович целыми днями пропадал на стоянке, чтобы не видеть её, и его любовные приключения меня не удивили; удивило другое - неимоверно быстрая податливость Светланы Борисовны, жившей в нашем доме и в нашем подъезде, которую все считали женщиной строгой и высоконравственной. Хотя ради гаража... И Максим Петрович был крепким симпатичным мужчиной, умел говорить и уговаривать...
Потом были приглашены понятые, состоялся первый нелицеприятный разговор со следователем, а точнее, допрос, который он вел бестактно и предвзято.
- ...Гражданка Бакурская (Светлана Борисовна) не является членом стоянки, что ей нужно было в гараже?
Почему сторож в самый ответственный момент телевизор смотрел, а не за порядком?.. Бардак вы устроили здесь, гражданин председатель, а не автостоянку...
Такие обвинения сыпались, как из рога изобилия. Хотелось послать гражданина следователя как можно подальше, но я сдерживался чувствовалось, он тоже не в своей тарелке; кому приятно в слякотную весеннюю ночь заниматься происшествием - обострять отношения было не в моих интересах
Домой я вернулся в четвертом часу, накаленный до предела. Сон как рукой сняло, внутри все клокотало; ни работать, ни спать я не мог. А завтра, нет, уже сегодня, предстояло ехать в командировку в отдаленный гарнизон, расследовать по письму жалобу. Там жалоба, а тут.. целое следствие. Из вопросов следователя я понял, что с заключением капитана: "Тут все ясно" - смерть-де наступила из-за отравления выхлопными газами, он не согласен. Расспрашивал, кто вечером был на стоянке, переписал всех, снова упрекнул меня, что не ведем запись, в какое время кто приехал и уехал (словно у нас на стоянке такой штат, как у них в милиции), допытывался, был ли начальник стоянки с кем-нибудь в конфликтных отношениях, на что я в горячке ляпнул: "Хотел бы я увидеть человека, который живет без конфликтов", - и тут же пожалел о сказанном: необдуманная фраза вызвала новую кучу вопросов: "С кем именно?.. На какой почве?.. Когда это было?.. Что за люди, с кем конфликтовал начальник стоянки?.."
Я ходил по комнате не раздеваясь, думая о случившемся, негодуя на следователя: что он ко мне прицепился? Мало ли что могло произойти на стоянке в мое отсутствие; в Уставе автолюбителей не записано, что за все несет ответственность председатель. Да и что это за должность? Мне за неё даже не платят Еще в бытность формирования нашей первичной организации автолюбителей, желающих ходить по инстанциям, выпрашивать землю, разрешение на строительство гаражей не нашлось, и Максим Петрович уговорил меня: "Ты журналист, любую бумагу составить можешь, и с тобой считаться будут. А все остальное я беру на себя.."
И я согласился О чем потом пожалел не раз.
Я был сугубо военным человеком: вначале летчиком, потом, по иронии судьбы, корреспондентом центральной газеты Министерства обороны - армия, оказалось, много проедает средств, а поскольку наши враги стали нашими друзьями и военная опасность миновала, незачем держать такую ораву; я же, к счастью или несчастью, учился заочно в Литературном институте, писал стихи, статьи, рассказы, и когда попал, как летчик, под сокращение, мне предложили работать в "Красной звезде". Так вот, как бы армию ни ругали, какие бы ярлыки ей ни навешивали, там все-таки был порядок. А когда я пошел по исполкомам, в Моссовет, в ГлавАПУ и по другим гражданским организациям, у меня волосы дыбом встали: удивительно непробиваемая стена, закостенелая бюрократия, высокомерие, помноженное на уверенность в свою безнаказанность.
Два года мы ходили по инстанциям, вымаливая место для автостоянки - у домов держать автомашины стало просто невозможно - то колеса поснимают, то стекло разобьют, то вовсе угонят. Наконец районное начальство сжалилось над нами, выделило участок под временную открытую автостоянку на сто мест Взяло подписку: при первом требовании без всяких претензий место освободить Но лучше временную, чем никакую.
Закипела работа: сбросились по сотне, купили сетку, столбы, будку для охраны. Даже двух собак завели. И вот машины под охраной. Но не прошло и года, как последовало предписание: "Ввиду намеченного строительства магазина просим площадку освободить .."
Мчусь в исполком, к районному архитектору Солидные дяди пожимают плечами: "Ничего поделать не можем Вас предупреждали, вы дали подписку.. ""В таком случае найдите нам другое место". - "Подумаем, поищем. Но вы освободите..."
Сколько я потом сбил каблуков о пороги их кабинетов, пока они думали, искали!
Нашли. А вскоре все повторилось сначала.
В других микрорайонах выросли уже целые гаражные крепости, а нас как футбольный мячик гоняли с места на место Вот тогда-то и сказал мне Максим Петрович:
- Знаешь, почему нас за нос водят?
Я догадывался, но вслух не решился высказаться: нам начальники в чем-то помогали.
- Не с той стороны мы подходим и не с теми словами, - пояснил Петрович. - Помнишь, как Ходжа Насреддин говорил Джафару, когда из пруда его вытаскивал: "На, на..." А мы: "Дай, дай".
Посмеялись.
- Такой вариант мне не подходит, - возразил я.
- Понятно, - кивнул Максим Петрович. - Тебе ещё служить. А мне терять нечего. Придется пострадать за общее дело. Созывай, председатель, собрание. Скинемся ещё сотни по две, по три. Если посадят, надеюсь, принесешь передачу...
Не посадили...
Да, Максим Петрович был тертый мужик, ловкий, предусмотрительный. Но как он не предусмотрел, что в закрытом гараже в два счета угореть можно? Сильно был пьян?.. Он никогда не напивался. Потерял голову от любви? Такого тоже не могло случиться: человек он осторожный, расчетливый, умел, хвастался сам, даже из любви извлекать пользу - ещё курсантом женился на дочке начальника училища; теперь и вовсе "помудрел", не отважился бы в машине заниматься любовью, когда у Светланы Борисовны имелась отдельная квартира.
Так что же произошло?
"Был ли у начальника стоянки за последнее время с кем-нибудь конфликт?" - вспомнился вопрос следователя.
Еще какой! И не один.
Незадолго до начала строительства гаражей (о разрешении мы с Максимом Петровичем пока не распространялись, чтобы избавиться от лишних просителей) Сарафанкин шестерых автолюбителей выгнал со стоянки: двоих за пьянку, четверых за то, что более года держали машины в другом месте. Последние повозмущались, посетовали и махнули рукой - не пропадем. А вот пьяницы... Они угрожали Максиму Петровичу принародно и по телефону. Он даже участковому жаловался.
Говорят, что у трезвого на уме, то у пьяного на языке. Вероятно. Обоих выпивох я хорошо знал, и оба, попадись им Максим Петрович в темном переулке, не упустили бы случая покуражиться над ним. Но никаких телесных повреждений на трупах следователь не обнаружил. И пьяницы не тронули бы женщину. Да и проникни они на автостоянку, кто-то бы их увидел...
Обогрев в кабине был включен на всю мощность, двери и форточки машины герметично закрыты, но газ все равно бы проник в салон, и не учуять его мог только человек, лишенный обоняния. А их-то было двое...
Что скажет экспертиза?
Что бы ни сказала, а меня ещё потаскают по следствиям. И кто знает, как отразится это на службе. Совесть мучила меня - зачем только я свел Светлану Борисовну с Сарафанкиным и почему не признался в этом сразу. Рано или поздно это может вскрыться, и тогда мне несдобровать.
2
Утром я приехал на службу с тяжелой от дум и бессонницы головой. Решил сразу доложить главному о ситуации и отпроситься от командировки, а он ещё не появился. Зашел в кабинет, телефонный звонок. Как и прошедшей ночью, мне очень не хотелось снимать трубку, но телефон не переставал трезвонить. Прибежал из соседнего кабинета старший консультант, удивленно уставился на меня. Пришлось взять трубку.
- Капитан Семиречин слушает.
- Следователь Анчуткин. Срочно приезжайте в отделение.
- Я ещё главному не доложил.
- Потом доложите. Или я сам позвоню. Меня бесил его безапелляционный тон, словно я преступник или он мой непосредственный начальник.
Снова захотелось послать его подальше.
- Не кажется вам, что вы слишком много на себя берете? - решил я охладить его пыл. - Во-первых, я вам не подчинен. Во-вторых, что касалось смерти Сарафанкина, все вам сообщил. И в-третьих, я убываю в командировку.
- Послушай, капитан, - перешел следователь на "ты", и в его голосе зазвучали железные нотки. - Не строй из себя генерала Во-первых, речь идет не о смерти Сарафанкина Во-вторых, ты был на стоянке, когда свершилось преступление, и у меня есть все основания считать тебя причастным к нему. В-третьих, если будешь артачиться, я поставлю вопрос перед прокурором о взятии тебя под стражу
У меня голова закружилась, словно Анчуткин трахнул по ней увесистым кулаком Неужели ему стало известно, что я свел Сарафанкина с Бакурской? Ну и что из того? Я не видел его на стоянке и даже не знал, что он в гараже. Товарищ следователь берет на понт. Да какое он имеет право?
- Послушайте теперь вы меня, неудавшийся Пинкертон, - пришел я наконец в себя - Может быть, вы года на два и старше меня, но чаи с вами за одним столом мы не распивали и в друзьях никогда не значились, так что извольте разговаривать как положено, на "вы", даже если считаете меня преступником В противном случае вам действительно придется обращаться к прокурору - И повесил трубку Пусть поразмыслит на досуге, всегда ли хорош метод ошарашивания, грубости и вседозволенности, призадумается, можно ли поддаваться эмоциям, первому умозаключению о виновности человека
Я спустился в приемную главного редактора и стал ждать От нечего делать попытался почитать газету, но даже смысл вчерашнего моего интервью не доходил до сознания Хорошо еще, что ждать пришлось недолго
Генерал внимательно выслушал меня, даже не снял трубку, когда звонили - не иначе, Анчуткин, - покрутил с улыбкой головой.
- Сколько, говоришь, этому Сарафанкину?
- Шестьдесят один.
- А женщине?
- Лет сорок.
- Силен отставник, - откровенно рассмеялся главный - Ну что ж, весело жил, красиво умер. Кстати, это не первый случай отравления угарным газом А тебе что переживать Отношения у вас были нормальные?
- Хорошие. Доверяли друг другу.
- Вот и отлично. А если вместе с Сарафанкиным шуры-муры крутили, придется ответ держать.
Главный шутил А мне было не до шуток.
- Следователь требует, чтобы я в командировку не уезжал.
Главный подумал.
- Ну что же, не к спеху А лучше я велю послать другого.
Снова раздался телефонный звонок. Беседа наша была закончена, и генерал снял трубку.
Я не ошибся - Анчуткин, - понял по ответам. По мере того как следователь что-то говорил, лицо главного мрачнело Наконец он сказал: "Хорошо, сейчас я его пришлю" - и положил трубку Потом посмотрел на меня то ли осуждающе, то ли сочувствующе.
- Что ж, поезжай И грубить власти не советую. Это его долг допрашивать подозреваемых и совсем невиноватых, чтобы выявить преступника.
Следователю было года тридцать два, видимо, ему впервые доверили такое дело, потому он сразу решил, что в гибели двух умудренных жизненным опытом людей виновата не глупость, а зло - кто-то приложил к этому руку Но мой отпор возымел на него действие он пригласил сесть, достал из стола несколько листов бумаги и сказал примирительно:
- Извините, я со вчерашнего утра не был дома и спал часа два: не закончил одно дело, тут другое. Даже из нашей организации бегут в кооператив - платят-то гроши. Кому хочется жить на хлебе и воде?
И я искренне посочувствовал ему - действительно, органам правопорядка нынче живется несладко - преступность растет, цены на рынке бешеные, а оклады сотрудников мизерные. Один мой сосед, работавший в милиции, ушел в сторожа на дачные участки. Теперь посмеивается, получает в три раза больше, сутки отдежурил, трое дома, курорт, а не житуха. А в милиции ни днем ни ночью покоя не было, и в любой момент мог пулю схлопотать...
Но я промолчал - мало ли какие бывают неурядицы, а свой норов надо уметь сдерживать.
- Напишите все, что вы знаете о Сарафанкине и что имеет отношение к случившемуся - как строили гаражи, с кем имели дело, какие конфликтные ситуации возникали - это очень важно.
"Ага, значит, все основания считать меня причастным к гибели начальника стоянки отпали" И воспользовавшись его сменой настроения и доверительным ко мне отношением, я спросил:
- Коньяк?
Анчуткин помотал головой.
- С коньяком все в порядке. Да и надо быть идиотом, чтобы подсунуть яд в коньяк.
- Бутылку могли заменить, - начал я рассуждать логически, неожиданно обнаружив, что во мне тоже пробуждается следовательский синдром.
- Верно, могли. Но с коньяком все в порядке. - Спохватился, посерьезнел. - В общем, следствие разберется. А то, что был с вами не очень-то тактичен, извините: порядки у вас на стоянке, прямо скажу, далеко не идеальные. - Подсунул мне пачку листов. - Опишите поподробнее все ваши совместные с начальником стоянки дела по гаражам, как отбирали кандидатов на автостоянку, кто остался неудовлетворенным...
- Ого! - не удержался я. - Таких сто пятьдесят человек: гаражи мы просили на двести пятьдесят человек, а дали нам только на сто.
- Ну, наиболее недовольных, что ли, - пояснил следователь, - с кем, какие отношения имели, какие возникали трудности, трения. Кто распоряжался деньгами, как шла оплата. В общем, все то, что имеет отношение к вашей автостояночной деятельности
- Этак мне и суток не хватит.
- Ну, повесть писать не надо, - сострил следователь. - А то знаю я вас, журналистов.
- Все-таки вы, надеюсь, разрешите мне заняться этим дома? Я тоже ночь не спал.
- Можно и дома. Только чтоб завтра утром объяснительная была у меня на столе...
Я ломал голову, с чего начать. Объяснительную оказалось написать труднее, чем статью, очерк, стих. Кто и как нам выделил землю под автостоянку - это само по себе целое уголовное дело, в котором окажутся замешанными ответственные работники райисполкома, Моссовета и ГлавАПУ. Когда мы к ним обращались, они тянули не только время. Даже когда выделили землю, строить крытую стоянку не разрешили. Тут же нашелся посредник, председатель районного общества автолюбителей:
- Есть человек, который возьмет на себя обязательство добиться разрешения на строительство металлических боксов. Разумеется, не бесплатно...
Как мы отбирали претендентов? Поговорили на совете, единодушно одобрили, что в первую очередь нужно включить в список ветеранов войны, активных автолюбителей, кто помогал пробивать административную бюрократическую стену и кто в перспективе чем-то мог помочь в строительстве гаража. Список составлял Максим Петрович.
Не обошлось без скандалов. Сарафанкин успокаивал "невключенцев": "Лед тронулся, товарищи. Сегодня дали сто, завтра обещают ещё на двести. А кто будет скандалить, останется вообще за бортом, вы меня знаете, слов я на ветер не бросаю".
И очередники затихли, если не считать пьяных наскоков Закурдаева и Опыляева, исключенных из списка ранее и время от времени появлявшихся на стоянке с угрозами расправиться с "гражданином начальником"...
Председатель районного добровольного общества автолюбителей свел нас с "нужным человеком", снабженцем одной из ведомственных поликлиник Лазарем Абрамовичем Гарфинкелем, возглавляющим по совместительству строительный гаражный кооператив. Гарфинкель затребовал с каждого претендента по сто пятьдесят рублей. Мы согласились: лучше переплатить, чем держать машину под открытым небом, где никакие мовили и консерванты не спасают от ржавчины.
Гаражи, несмотря на трудности с железом, шифером, Гарфинкель построил нам за месяц, и осенью мы справили новоселье А в начале весны Максим Петрович сообщил мне по секрету, что договорился с Лазарем Абрамовичем на пристройку к нашим боксам ещё пятидесяти. Только теперь председатель кооператива цену за услуги поднял до двухсот рублей. Автомобилисты посетовали между собой: "Мало того что за каждую коробку, которая в базарный день стоит не дороже пятисот, сдирает двойную цену, и тут ещё умудряется сорвать". Но другого выхода не было.
Очередников Максим Петрович отбирал ещё тщательнее, и несмотря на то что делал это в строжайшей тайне, фамилии счастливчиков вскоре стали известны, и снова разгорелся скандал: почему его, а не меня.
В один из вечеров у автостоянки состоялся целый митинг. Число недовольных росло. Некоторые все зло видели в начальнике стоянки, который предпочтение отдает непонятно откуда появившимся "пронырам", требовали отстранения его от должности.
Попросил слова Максим Петрович.
- Мавр сделал свое дело, мавр может уходить, - начал он звенящим от негодования голосом. - Да, я могу уйти, не очень-то держусь за эту должность. Сто рэ - эко капитал, уборщицы сейчас больше получают Но где ваша совесть, товарищи автомобилисты, где ваша благодарность? Что, я для себя эти все гаражи строю, только о себе забочусь? Где вы были, когда я высунув язык мотался от одного начальника к другому? Много помогали? А требуете: вынь да положь сразу всем гаражи. Да, сто человек мы обеспечили, сейчас еще, можно сказать, пятьдесят выбили. Да, в список претендентов включено десять новых членов, двух рекомендовал исполком, двух ВДОАМ, трех - милиция, трех - общественная инспекция. Может, откажем им? Тогда и вы ни хрена не получите. Устраивает вас такая перспектива?
- Да чего ты их слушаешь, Максим Петрович! - заорал из толпы могучий детина с красной физиономией - не иначе, был под хмельком - Кому не нравится, пусть в другую организацию топает. А мы тебе доверяем...
И пошло-поехало. Максима Петровича чуть не умолять стали, чтобы остался начальником стоянки
И только теперь я полностью осознал, как люди были правы: кто сможет его заменить? А пристройка только началась. Строители завезли трубы, металл, но варить ещё не начали. Разумеется, недовольных Максимом Петровичем осталось немало, но таких, которые могли бы пойти на преступление, назвать я не решился бы.
Что же касается деловых отношений Максима Петровича с подрядчиками, то там все шло как по маслу он знал, как вести себя с ними, заранее все обговаривал и скреплял обязательства подписями в договоре.
Следователь просил назвать всех пофамильно, и вот тут-то я, к своему стыду, обнаружил, что знаю только троих - Гарфинкеля, председателя кооператива, Гусарова, бригадира строителей, да Горалина, нового подрядчика. Еще троих видел мельком, когда строили гаражи, но как их фамилии, имена - понятия не имел. А возможно, кто-то из них приложил руку к убийству Максима Петровича. Светлана Борисовна, несомненно, попала в эту ситуацию случайно.
Кому так насолил Максим Петрович или кому здорово мешал, что он пошел на убийство? Из-за обиды и даже из-за того, что лишился гаража, умный человек на преступление не отважится. А пьяница... Мне однажды довелось видеть, как в горячке сосед соседа - недавние закадычные друзья - ножом пырнул... Но то в горячке, а тут тщательно продуманное убийство.
И хотя мое дело было описать лишь увиденное и услышанное, голова шла кругом: кто, почему?
3
На похороны Максима Петровича собралась уйма народу: пришли не только соседи, друзья по автостоянке, но и просто знакомые. Об истинной причине смерти ни я, ни сторож, ни понятые не распространялись (следователь настрого предупредил), говорили, что скончался от сердечного приступа, и никто ни на минуту не усомнился в этом - Сарафанкин частенько жаловался на боль в сердце.
Похороны родные устроили пышные Из морга привезли гроб, обитый красным бархатом, в квартиру, чтобы смогли проститься стар и мал, все, кто знал Максима Петровича, и "чтобы он в последний раз побыл в своем родном гнездышке, которому отдал немало сил и здоровья".
Я впервые попал в это "гнездышко" и ещё раз убедился, что Максим Петрович был человек деловой и хозяйственный: трехкомнатная квартира сверкала дорогой полированной мебелью, хрустальными люстрами; на полу и стенах - красивые ковры; на кухне - все заграничное - электроплита, шкафы, краны... И жена, видно, под стать мужу, любила порядок в доме. И поминки она устроила царские: несмотря на только что наступившую весну, на столе были огурцы, помидоры, всяческая зелень, не говоря о таких деликатесах, как севрюжий бок, чавыча, сервелаты и паштеты. В водке тоже ограничения не было.
- Петрович любил выпить и вкусно поесть, - промокая глаза, пояснила такое изобилие вдова.
Народу на поминках, правда, было немного, человек двадцать, родственники и друзья Меня Сарафанкина пригласила, видимо, потому, что пришлось вместе с её сыном, тоже офицером, мотаться по похоронным конторам, доставая гроб, венки, выбивая место на кладбище. И чувствовал я себя за столом довольно неуютно - все незнакомые, чужие лица.