Черных Иван. Школа террористов

   - В киллеры я не нанимался, - вспылил я. - Тебе приказали, ты и выполняй.
   Анвар пожал плечами.
   - У тебя нет другого выхода. У меня - есть: я возьму другого напарника. А тебя куда? Подумай. Тем более, полдела мы уже сделали и обратной дороги нет...
   Это он так считал. А я думал по другому. Есть ещё время, есть Донич, который сможет кое-что сделать...
   После обеда я сел в своей комнате за интервью. Писал, не торопясь, пообещав к вечеру предоставить "сочинение" Анвару. Черкнул короткую записку Доничу на случай если не удастся с ним поговорить.
   Вечером Анвар повез интервью в редакцию газеты, меня неотлучно опекал Мирча, но обвести этого увальня с недюжинной силой и птичьим умом не представляло большого труда. Я пригласил его после ужина в бильярдную, куда пошел и Донич, и, воспользовавшись тем, что Мирча увлекся игрой, передал своему союзнику записку.
   Анвар вернулся довольно быстро, когда мы были ещё в бильярдной, позвал меня.
   - Говорят, ты капитан. Хочу посмотреть как учат в советской армии стрелять.
   Он повел меня в тир, в котором я не раз бывал. Это капитальное подвальное помещение с кирпичными стенами и железобетонным потолком, с движущимися и внезапно появляющимися мишенями. В руках Анвара, кроме средних размеров кейса, ничего не было. Я решил, что тренироваться будем из пистолета, но Анвар открыл кейс и достал из него три черные вороненые трубки и треугольный, похожий на музыкальный инструмент предмет, тоже состоящий из трубок. Все трубки имели резьбу, и Анвар быстро их соединил. Получился небольшой автомат с оптическим прицелом и глушителем. Включил мишенный экран, и цели, человеческие фигуры, побежали, запрыгали, поползли. Неожиданно некоторые то падали, то исчезали, то появлялись в другом месте. Анвар вскинул автомат и, почти не целясь, произвел три выстрела. Загорелись две красные лампочки - два попадания.
   - Плохо, - скривил Анвар губы, и снова приложил приклад к плечу. Прозвучали ещё семь выстрелов, фиксируясь огоньками попадания. Из семи шесть. - Вот это уже лучше.
   Он сменил магазин и протянул автомат мне.
   Я преднамеренно долго прилаживал его к плечу и не торопился с выбором цели, переводя ствол с одной на другую. Наконец произвел выстрел. Их трех пуль ни одна не зафиксировала попадание.
   - Ты придуриваешься или в самом деле жалеешь своего партийного босса?
   - Арбалет мне твой не нравится, - с неприязнью я повертел автомат в руках. - Уродина какая-то. Что же касается партийного босса, сам сказал, что у меня нет другого выхода.
   - Тогда не строй из себя дурочка. Я знаю как ты стреляешь.
   Симулировать дальше не имело смысла, и я, подражая ему, на вскидку, дал очередь. Из семи пять попаданий.
   Анвар отобрал у меня автомат, развинтил его и уложил в кейс.
   - А теперь спать. Подъем в три. Могу дать снотворное.
   - Спасибо. Пока обхожусь. Может, лучше обсудить, что и как?
   - Нечего обсуждать. Птичка сама сядет на ветку, тебе останется только прицелиться и нажать на спуск.
   На том мы и расстались.
   Я пожалел, что не взял снотворное: прошлую ночь промучился в раздумьях, днем нервы были натянуты, как струны, и эта ночь не сулила ничего хорошего. Голова шла кругом, меня уже не волновал вопрос, что будет со мной, какая поджидает опасность; меня мучила совесть: как поднять руку на ни в чем неповинного, симпатичного мне человека? У него есть, наверное, жена, дети; и оставить их сиротами... Отнять жизнь за то, что он оказался честным и принципиальным человеком, верным долгу. Это ли не предательство с моей стороны! Вот тогда-то Иона Георгиевич будет делать со мной, что угодно. Одна надежда на Донича - он успеет предупредить наших и они не допустят убийства. А если не успеет... тогда, тогда умрет либо Анвар, либо я...
   Я, кажется, только задремал, как раздался стук в дверь, и Анвар вошел в комнату. На сборы ушло не более пяти минут. В термосе у меня был кипяток, в холодильнике лежали сыр и колбаса. Мы заварили крепкий кофе, выпили по чашке и отправились к машине, где нас поджидал вчерашний водила.
   Уже светало, погасла последняя звезда "Зарница, и на западе, у самого горизонта, обозначились белесые, разбросанные по кромке облака, похожие на слежавшиеся клочья шерсти. Перисто-кучевые, как говорил в училище преподаватель по метеорологии, - предвестники грозы. Днем при прогреве они быстро вырастут в мощно-кучевые и засверкают молнии. Если бы они могли поражать наших врагов!
   "Волга" остановилась недалеко от здания бывшего ЦК Компартии Молдовы, где мы были вчера. Улицы ещё пустовали, мы вышли из машины, и Анвар повел меня по противоположной стороне к дому напротив. Зашли в один из подъездов, дверь которого оказалась открытой, и поднялись по лестнице на шестой этаж.
   Анвар ориентировался как у себя дома, видимо, не раз бывал здесь; завел меня в однокомнатную квартиру тоже с незапертой дверью, и я, глянув в окно, все понял: напротив нас располагался кабинет Михася Кочура. Невооруженным взглядом хорошо просматривались тюлевые занавески, цветок на подоконнике и даже часть стола, за который сядет ничего не подозревающий партийный казначей.
   Анвар раскрыл кейс и собрал автомат. Окинул взглядом комнату. Обстановка её была нищенская: односпальная кровать, накрытая простым серо-голубым покрывалом, одно-тумбовый обшарпанный стол, два стула. На окне висели выгоревшие на солнце, пропахшие пылью и табачным дымом шторы, цвет которых было трудно разобрать - то ли голубые, то ли серые. Стены и потолок побелены, тоже давно - местами потрескались; в углах висит паутина. Жилье, видно, принадлежит одинокому престарелому человеку, довольствующемуся малым.
   - Давай-ка стол к окну, - распорядился Анвар.
   Мы передвинули его, и Анвар, поставив на него стул, прикрутил к спинке штатив, а к штативу автомат, о чем я сразу пожалел: стрелять с упора, конечно же, надежнее, но перенацелить автомат молниеносно, как я рассчитывал, не удастся. И другого оружия Анвар мне не доверил. А силенкой, судя по крутым плечам и налитым, бугристым бицепсам, Бог его не обидел...
   - И как мы сматываться будем? - поинтересовался я.
   - Через чердак и запасной выход четвертого подъезда. Он открыт. Анвар запоздало закусил губу - проговорился. - В общем, держись за мной и все будет, как в кино.
   "Где же этот чертов подъезд? - попытался я мысленно восстановить в памяти, в какой мы вошли. - Кажется, в третий. Или в пятый, смотря откуда ведется нумерация... Плохой из меня детектив, хотя во скольких переделках уже побывал. Пора бы уже кое-чему научиться".
   В кейсе оказался ещё и бинокль. Анвар внимательно осмотрел в него кабинет Кочура, протянул мне.
   - Посмотри. Все как на ладони. Целиться будешь в голову.
   В бинокль просматривался почти весь кабинет, за исключением углов около стола. Тот же большой стол буквой "Т", накрытый зеленым сукном, телефоны на нем, массивные кресла рядом...
   - А если он придет не один?
   - Подождем, нам торопиться некуда. Кстати, можешь поспать партаппаратчики рано на службу не приходят, - он кивнул на кровать.
   Дельное предложение. Голова у меня была тяжелой, да и видеть перед собой этого хладнокровного убийцу с самодовольной физиономией, ничего не выражающей, кроме своей значительности в этом омерзительном, бесчеловечном деле, становилось невмоготу. Лучше, конечно, если бы он уснул... Но свою-то жизнь он очень ценит...
   Я лег на чужую кровать с давно несменяемой постелью, пропахшей потом больного или старого человека - именно так пахнут немощные и утомленные тяжелыми годами жизни люди, опустившиеся и безразличные ко всему, безропотно доживающие свой век, - закрыл глаза, но образ одинокого, брошенного всеми старика стоял передо мною, и запах его тленного, уже полуживого тела, душил меня и не давал уснуть. Снова вспомнилась мать той ночью, когда мы с Диной сбили машиной человека и сами едва остались живы; больная, напуганная моим долгим отсутствием, обрадованная, что я наконец-то остепенился, приехал к ней с невестой, умолявшая меня беречь себя, не прожигать попусту жизнь. Как ей не хотелось умирать! А я за эти два с половиной месяца заточения, постоянной опасности будто закаменел сердцем, очерствел, учу убийц изощренным приемам насилия над себе подобными и сам готовлюсь стать убийцей, не заботясь о своей жизни...
   Нет, неправда! Я тоже хочу жить, и потому готов убить человека, чтобы спастись... Да и разве это человек?!.. Нет, жалость не шевельнется в моей груди и рука моя не дрогнет... Анвар будет стоять рядом, следить за моими действиями, и удачный удар ребром по шее изменит мою судьбу...
   За последние двое суток нервотрепки и бессонницы я здорово устал и уснул так крепко, что не слышал как в комнату вошел шофер, как Анвар разбирал и укладывал в кейс автомат, о чем они разговаривали. Вскочил тогда, когда Анвар с силой тряхнул меня за плечо. В первые секунды я не мог даже сообразить, где мы находимся и зачем сюда приехали.
   - Ну и здоров ты спать. Железные нервы, - с восторгом сказал Анвар. Вставай, все кончено. - Достал портсигар с сигаретами и стал прикуривать.
   "Неужели он все сделал сам? - на мгновение обрадовался я и тут же вспомнил приписанный мне наезд на девочку, садистское убийство семьи капитана Савина. - Значит, и смерть Кочура на моем счету? Но почему они не торопятся смыться, покуривают как ни в чем не бывало?"
   - Дай-ка бинокль, - решил я удостовериться в свершившемся.
   - Зачем? Твое перо оказалось страшнее пистолета, - весело перефразировал Анвар русскую пословицу. Грамотный, гад. Протянул мне газету. - Прочитай сообщение.
   Я развернул "Днестровскую правду" и на второй полосе внизу в колонке "Хроника" прочитал сообщение: "Бывший член политбюро Компартии Молдовы, хранитель партийной кассы Михась Кочур, готовясь скрыться за границу, перевел крупную сумму денег на свое имя в швейцарский банк. Дотошные журналисты докопались до истины и попросили Кочура дать интервью, в котором он по существу отказал. Делом заинтересовалась прокуратура. Чтобы уйти от ответственности, сегодня ночью Кочур покончил жизнь самоубийством выбросился с балкона 9 этажа".
   Так это заслуга прокуратуры, а не моя, - возразил я, возвращая газету.
   - Не скромничай, - усмехнулся Анвар. - Откуда нашей прокуратуре узнать было про швейцарский банк.
   "Действительно, откуда? - мысленно согласился я. - Шантаж это был или Ионе Георгиевичу в самом деле удалось проникнуть в святые святых? Вспомнился американец Джон Лепски. - Вот откуда номерок счета в банке. Я подал идею, чтобы столкнуть своего "опекуна" с властями, а вышло совсем не так. А может, сработала информация Донича и смерть Кочура - липа?"
   Уточнять что-то у Анвара не имело смысла. Я взглянул на часы - начало первого. Вот так вздремнул! Почти семь часов. А на улице потемнело, сверкнула молния. Начиналась гроза. И хотя теперь она была нам не помощница, она радовала: гроза, говорят на Руси, к хорошему урожаю, Возможно и в моей жизни наступят перемены к лучшему.
   13
   Еще два дня прожиты за каменными стенами школы террористов. Отработка до седьмого пота приемов каратэ и самбо, стрельба в тире, изучение нового оружия и взрывных устройств - все это надоело мне до чертиков. И никакого просвета. Радио и газеты сообщают, что обстановка в Молдавии накаляется: правительство Снегура и Косташа все больше склоняется к насильственным методам правления, особенно в отношении гагаузов и жителей Приднестровья, которые стремятся вырваться из-под гнета диктаторского режима. Идет открытая борьба молдавских националистов с просоветски настроенным населением. Продолжаются нападения на оружейные склады, на наших военнослужащих; на депутатов, выступающих против объединения с Румынией, арестовывают, убивают.
   Донич уговаривает меня потерпеть ещё немного, сообщил, что Токарев доволен мною и просит поближе держаться к Петрунеску, не потерять его доверия. Легко сказать "поближе держаться, не потерять доверия", а вот как? Какой ценой? И не поеду же я к нему домой без приглашения. А радиоприемник в электробритве, привезенный Доничем, к сожалению, кишиневские разговоры "будущего тестя" не берет - то ли расстояние далековато, то ли микрофон в авторучке не срабатывает. А мог и обнаружить подлог Иона Георгиевич.
   В общем, хочешь не хочешь, а приходится терпеть.
   На третий день после гибели Кочура меня утром вызвал Комрад Герпинеску. Настроение у него было хорошее, и начал он с анекдота:
   - Звонила твоя кобыла, просила передать, что скачки состоятся.
   Я понял, кого он имеет в виду и о чем идет речь. Приезд Альбины обрадовал меня и насторожил - что за этим?
   - Ну, коли вы разрешаете, - польстил я ему.
   - А как я могу отказать дочке президента? Я тоже люблю весело пожить, и сам не отказался бы подцепить такую красотку. В общем, собирай свои пожитки и перебирайся в мягкую постель нареченной. Станешь большим начальником, не припоминай обид, авось дорожки наши ещё сойдутся.
   А вот этого намека я не понял. Неужто меня насовсем выпускают из клетки? Не насмехается ли Герпинеску, не приготовили ли мне новую каверзу? Причин вполне достаточно, да и оплошность я мог допустить - тягаться с такими мастерами провокаций не так-то просто. Больше всего меня беспокоила сунутая в карман пиджака Ионы Георгиевича авторучка. Не дай Бог упадет она и сломается или просто перестанет писать: разбери он её и сразу станет ясно, что это предмет и кто его подсунул... Буду надеяться на лучшее и держать ушки на макушке.
   Надо как-то предупредить Донича. Он на занятиях. Вызывать нельзя... Придется сообщить через Мирчу.
   Собрать свои пожитки было делом пяти минут: уложил в кейс свое капитанское обмундирование, туалетные принадлежности, блокнот с некоторыми безобидными записями - расписанием занятий, техникой выполнения приемов самбо и джиу-джитсу, которые отрабатывали, набросками будущей статьи, сделанными ещё в гарнизоне. Сложил в стопку библиотечные книги - все здесь как в настоящей школе, есть даже учебники по психологии, по анатомии, труды Маркса и Ленина, - отнес в библиотеку. Оставалось пообщаться с Мирчей. Теперь у меня было две электробритвы и безопасная с плавающими лезвиями. Я оставил себе ту, в которой спрятан радиоприемник. Безопаску решил подарить Мирче, а "Эру" - Доничу. Он поймет что к чему. Да и скрывать от Мирчи, что за мной приедет Альбина не имеет смысла, а мой топтун несомненно похвастается своей осведомленностью...
   14
   Альбина приехала в двенадцатом часу, на том же рубиновом "жигуленке", чистеньком, ослепительно поблескивающим эмалью. И сама - в кремовой гипюровой кофточке с короткими рукавами и большим вырезом на шее. Сквозь прозрачную ткань соблазнительно проглядывал кружевной лифчик, загорелое до шоколадного цвета кожа чуть впалого живота. Аккуратность Альбины, умение следить за собой, стерильная чистота одежды и тела импонировали мне, заставляя забывать все её пороки и недостатки. Даже её тяжелый папин подбородок нравился мне и казался симпатичным. А возможно однообразная жизнь в застенках, примелькавшиеся мужские физиономии так опостылели, что любая мало-мальски смазливая бабенка показалась бы красавицей.
   Она поцеловала меня в губы, как долгожданного и желанного возлюбленного, открыла дверцу с левой стороны и указала на водительское кресло.
   - Прошу.
   Я отрицательно помотал головой.
   - Ты забыла - я боюсь красного цвета, как раненый бык на корриде.
   - Не набивай себе цену, знаю я, какой ты трусливый. И придется привыкать: теперь это твоя машина. Ты не раз выручал меня и заслужил её вместе со свободой. - Она протянула мне технический паспорт. Я раскрыл и увидел свою фотокарточку. А фамилия написана другая - Джабира-Казаров.
   - Ты ошиблась адресом, - я попытался вернуть документ.
   - Не ошиблась. Это тебе на всякий случай, чтобы не спутали с Семиречиным, задавившим какую-то девочку. Советую отпустить усы, тогда станешь настоящим молдаванином. А вот и паспорт. - Она достала его из вещевого ящика машины. Отныне ты вольная пташка, лети куда хочешь и когда захочешь. Я обещание свое выполнила.
   Я смотрел на нее, стараясь по глазам и лицу заметить фальшь, уловить в голосе неискренность. Но на её улыбающемся лице читалось только одно: "Что, обалдел от радости?" И все-таки я не верил ей.
   - Ты переоцениваешь мои заслуги.
   - Что тебя не устраивает? Может, хочешь остаться здесь тренером?
   Она насмехалась надо мной, зная, как мне все осточертело здесь. А я знал, кто такие Альбина и её папочка и что просто так они меня не отпустят. Надеются, что после интервью с Кочуром я не рискну вернуться в Москву. Что ж, продолжим игру.
   - Значит, с сегодняшнего дня я - Джабира-Казаров, Дмитрий. Хотелось бы узнать свою родословную, кто мои предки и ближайшие родственники. - Я напрягал память, стараясь вспомнить, где слышал или вычитал эту фамилию.
   - В свое время узнаешь. А теперь поехали. Не укатишь же ты сразу в Москву, не простившись с папой?
   - Разумеется. Не знаю как и чем вас отблагодарить.
   - Перестань строить из себя джентльмена. Поехали. - Она открыла заднюю дверцу и села в машину.
   Я занял водительское место и включил зажигание. Дежурный на проходной открыл ворота и пропустил нас без проверки документов - видимо, Комрад предупредил его.
   "Жигуленок" послушно среагировал на педаль газа и стремительно рванулся по шоссе, набирая скорость, словно обрадовавшись вместе со мною долгожданной свободе.
   Почти всю дорогу мы молчали. Не знаю, о чем думала Альбина, а я о своей новой фамилии. И вспомнил! Слышал по радио и читал в газетах: Федор Джабира-Казаров - военный комиссар Молдовы!
   - Хорошего вы подбросили мне родственничка, - похвалил я Альбину. - И кем же я ему довожусь - сыном, братом, племянником?
   - Племянником. Устраивает?
   - Сыном бы лучше. Но и племянником сойдет.
   Через час мы были в квартире Альбины.
   День, начавшийся с неожиданного сообщения Комрада, продолжал подкидывать мне новые сюрпризы: Иона Георгиевич встретил меня с перевязанной головой и ссадиной на своем массивном подбородке.
   - Что с вами? - невольно вырвалось у меня.
   - Пустяки. Царапина, - беспечно махнул рукой Петрунеску. - Хорошо, что ты приехал. Хотелось бы поговорить с тобой, прежде чем ты примешь решение. Или ты уже принял? Альбина, оставь нас минут на пять.
   Дочь тут же скрылась в своей комнате.
   А мне было о чем подумать. Так просто президент спортивной ассоциации меня не отпустит...
   - В моем положении... куда не кинь - все клин.
   - Да, - сочувственно произнес Иона Георгиевич и задумался. - Москва тебя не пожалует - знаю, какую проверку устраивают ваши органы КГБ. И у нас неспокойно. Может, вам и вправду махнуть пока в гости к Джону Лепски? А хотите, поезжайте в Италию. У меня там друг на Сицилии, примет как родных. Поживете, кое-чему поучитесь. Обстановка ныне быстро меняется: Союз разваливается, к власти приходят новые правители. Кстати, и Горбачеву вашему скоро, видимо, придется распрощаться с президентским креслом. Неумный он человек, не вырос из комсомольских штанишек, чтоб таким государством управлять...
   Его политический монолог прервал телефонный звонок. Он взял трубку, послушал. Ответил коротко на молдавском, положил трубку и пошел в спальню. Немного спустя, оттуда, будто вытолкнутая, вылетела Софья Михайловна с красным лицом и сверкающими гневом глазами; шепнула мне, кивнув на дверь комнаты Альбины: "У неё уже другой кобель. Тоже летчик. Скородумов", - и исчезла за дверью туалетной комнаты.
   Тут же появилась и падчерица.
   - Что она тут прошипела? - спросила со злостью.
   Я пожал плечами.
   - Наверное выругалась на своем языке. Что у вас происходит? Чего вы не поделили?
   - Меня не поделили. Слишком многого хочет...
   "И здесь идет борьбы за власть", - невольно мелькнуло у меня в голове. А поначалу показалась такая милая, дружная семейка. Нет, не хотел бы я иметь таких тестя и тещу. А Альбина-то какова! Это когда же они успели снюхаться? Видимо ещё до знакомства с Андреем: на похоронах отставной второй пилот очень рвался поговорить с Альбиной, но она сердитым взглядом шугнула его от себя. Почему они делали тайну из своего знакомства?..
   Иона Георгиевич вышел из спальни (видимо оттуда продолжал конфиденциальный разговор по телефону, попросив и жену удалиться), а Софья Михайловна - из туалетной комнаты, и прошмыгнула в спальню.
   - Так на чем мы остановились? - спросил Иона Георгиевич, потирая затылок через повязку. Уж не благоверная так треснула его?..
   - На Горбачеве, - подсказал я.
   Так вот, и Горбачев ваш, и Снегур наш - дерьмо собачье. Считают, что они правят нами. Правит тот, у кого деньги. Они упиваются властью, а мы наслаждаемся жизнью и диктуем им свою волю. Все у нас в руках. - С затылка перенес руку на свой квадратный подбородок, помассировал его. - Или хочешь в Москву? - круто изменил он тему.
   - Вы же сами сказали, что Москва меня не пожалует...
   "Послушаю, что он будет петь дальше, чего хочет"...
   - Это уж точно. Коль за миллион не захотели тебя выкупить, на наших задержанных поменять, значит, не очень ты им нужен. Да и что тебе Москва? Родителей нет, холост. А работа... С твоей головой и способностями всюду найдется: хочешь журналистом, хочешь тренером, хочешь летчиком. Кстати, у нас скоро будет своя авиация: ваша армия уйдет и оставит всю технику и вооружение, уже есть договоренность на этот счет...
   "Не с Михаилом ли Михайловичем?.. Неужто так далеко зашло, что армию нашу и вооружение растащат по собственным княжествам"?
   - ... И поверь мне, должностью тебя не обидим. Многие ваши летчики уже сейчас дали согласие остаться у нас. Решай.
   - А что скажет Альбина? - глянул я на внимательно наблюдавшую за мной "невесту".
   Она насмешливо скривила губы.
   - По мне хоть завтра за бугор. Хочется на мир посмотреть.
   - Да, что касается ваших отношений, - спохватился Иона Георгиевич, это ваше дело. Не маленькие. В общем, думай. А завтра я приглашаю тебя на авиационную прогулку. Слетаем в заповедный уголок. Жить будешь пока напротив с двумя моими телохранителями - нынче без них нельзя, - о с усмешкой потрогал свою повязку на голове. Пояснил: - Вчера вечером на меня было совершено покушение. Анвар, к сожалению, погиб. - Ушел в спальню и вернулся с пистолетом в руках. - Это тебе на всякий случай. Если, конечно, не возражаешь и готов защищать, - глянул мне в глаза, - себя и меня.
   Я взял пистолет. Новенький "Макаров" 1990 года производства, с номером. Наверное, с того склада, на который напала наша группа из школы террористов месяц назад. Нажал на кнопку. Обойма выскочила из рукоятки. Патроны свеженькие, без налета окиси. Боевые ли, с порохом? Неужели Петрунеску так уверен во мне, что доверяет свою жизнь? Вряд ли. Скорее всего, это новая проверка или он действительно уверовал, что так меня затравил, что другого выхода, как служить ему, нет. Хотя бы до поры до времени, пока я ему нужен... Что ж, будем играть по крупному...
   - Спасибо за доверие, Иона Георгиевич, - поблагодарил я как можно прочувственнее. - Постараюсь его оправдать.
   - Надеюсь. Ты умный парень, Игорь, и на горьком опыте убедился, что за жизнь надо бороться. А теперь можешь отдыхать. Альбина, проводи его.
   Комната, в которой предстояло жить, располагалась через лестничную площадку напротив. В ней уже находились два обитателя. Одного я узнал дежурный по подъезду, встретивший меня три дня назад недружелюбным взглядом. Не обрадовался он и теперь, отрываясь от шахматной доски, за которой коротал свободное время с напарником.
   Альбина представила меня:
   - Ваш новый коллега, Дмитрий Джабира-Казаров. Прошу любить и жаловать. Вот твоя кровать, - указала она на одну их трех, стоявших в комнате, аккуратно заправленных, с тумбочками у изголовья - как в солдатской казарме.
   Я подошел к крутоплечим "коллегам" и протянул старшему, с недобрым взглядом, руку, давая понять, что явился к ним не на положении бедного родственника.
   Телохранители Петрунеску переглянулись, и старший, переборов внутреннюю неприязнь, сквозившую в глазах, неохотно пожал мою руку.
   - Руссу.
   Младший, ему было лет восемнадцать, представился повеселее:
   - Саракуца.
   - Меня можете называть просто Дмитрием, - закончил я знакомство с новыми сожителями, и чтобы окончательно дать им понять, с кем они имеют дело, повернулся к Альбине.
   - Мы обедаем вместе?
   У неё дрогнули губы от моей бестактности. Но нашлась быстро:
   - Нет, я ухожу в школу. И вернусь поздно.
   - Хорошо, я всегда к твоим услугам, - сделал я ей одолжение.
   Она повернулась и ушла. Меня нисколько не огорчила её отставка. Я даже обрадовался, что избавился от этой ненасытной, звереющей в экстазе нимфоманкой. Но обеспокоило другое: если мне нашлась замена, нужен ли я Петрунеску? В том, что он доверяет мне безоглядно, рассчитывать не приходится, и держит возле себя, скорее всего, благодаря моей профессии: не случайно все возлюбленные Альбины - летчики: Скородумов, Болтунов, я... Первенство я отдавал отставному пилоту. За его прокол с коммерцией она, видимо, и отшила его - чтобы не поставить под удар более серьезный бизнес папаши с оружием. Если это все так, не трудно догадаться и о причине гибели Андрея: он узнал, чем занимается тесть, по своей наивной доверчивости хотел вразумить его, за что и поплатился жизнью. А я знаю намного больше, чем Андрей... Не потому ли поселили меня к этим костоломам?...
   Возможно и другие цели преследует Петрунеску. Разгадать его хитроумные планы не сможет самая изощренная гадалка...
   - Не плохо бы ради знакомства по рюмочке пропустить, - предложил я напарникам. - Найдется у вас?