Черных Иван. Школа террористов

   Время клонилось к вечеру. Спортгородок пустовал: курсанты, переодевшись в штатское, спешили за школьные ворота, и Мирча, изрядно вспотевший, завистливым взглядом провожал их, а на меня сверкал исподлобья молниями, готовый вот-вот сорваться. Я терпеливо охлаждал его пыл миролюбивыми советами, наподобие: "Скоро и вы будете так же гулять вечерами. Осталось преодолеть всего несколько сантиметров".
   В спортгородок зашел молодой курсант в спортивной форме, сбросил футболку и стал на турнике крутить "солнце". Я и Мирча залюбовались виртуозным исполнением упражнения и атлетической фигурой спортсмена, сплетенной из одних только мускулов. Не хуже работал он и на брусьях, потом подошел к нам.
   - Привет, - поздоровался с Мирчей, не взглянув на меня, словно не замечая, а точнее делая вид, что я для него никто и ничто. - Чего так взопрел? Эту скотиняку никак не оседлаешь?.
   - Наоборот, никак с седла не слезем, - вклинился я в разговор, делая вид, что не заметил его пренебрежения: курсант мне понравился. Он был не только превосходно развит физически, но и по интеллектуальному лицу видно, что не глуп. А его неприязненное отношение ко мне ни на чем не обосновано, просто "поет" с чужого голоса. Мне он был симпатичен, и я первый сделал шаг к сближению. Курсант его не принял. Отошел к "коню", похлопал его по кожаной "холке".
   - Как говорил наш комбат подполковник Токарев, не так страшен черт, как его малюют. Главное - выдержка, внимание и собранность. - Разбежался, легко оттолкнулся от снаряда и, описав в воздухе сальто, пружинисто встал на обе ноги. - Салют, Мирча, - приветственно поднял он руку и зашагал к казарме.
   - Кто это? - спросил я.
   - Донич. Из группы Пендра.
   Донич, Донич, - завертелось у меня в голове. - Где я слышал эту фамилию? И вспомнил: в полку. Замполит майор Епишкин говорил, что Донич сбежал из части, прихватив с собой автомат. Уж не он ли?
   - Давно он здесь?
   - Нет, недели полторы.
   Но в полку Вайкулевича комбата Токарева не было, это я знал точно. А слова Донича: "Как говорил наш комбат подполковник Токарев, не так страшен черт, как его малюют. Главное - выдержка, внимание и собранность"... Неужто это та самая весточка, которую я с таким томлением и нетерпением ждал?..
   3
   Воскресенье. Школа наша будто вымерла - тишина, спокойствие; ни на улице, ни в казарме, кроме дневального, ни души: многие курсанты в увольнении, а провинившиеся работают в огороде, собирают урожай помидоров и огурцов.
   Второй день у меня из головы не выходят слова Донича: "Как говорил наш комбат подполковник Токарев, не так страшен черт, как его малюют. Главное выдержка, внимание и собранность"... Интересные, многозначительные слова, и к Мирче они относятся, и ко мне. Ко мне больше. Если Донич наш и внедрен специально, прокурор Токарев мог таким образом установить со мной связь и поддержать меня. Возможно и не Токарев, а кто-то из нашей контрразведки, использовав фамилию Токарева паролем, давал мне понять, чтобы я ему доверял. Но это ещё надо проверить. Беда в том, что Донич попал в школу раньше, чем я. В общем, есть над чем поломать голову, потому я и не нахожу себе места, ищу новую встречу с Доничем. Но ни вчера, ни сегодня это мне не удалось, вероятно он в увольнении. Надеюсь, что сегодня вернется. Время ещё утреннее, одиннадцатый час, а я уже маячу у проходной. Не то, что маячу, но хожу невдалеке по аллеям и дорожкам, чтобы держать проходную в поле зрения.
   В эти часы на КП дежурит один из моих подопечных, Петря Супруне. Ему тоже не сидится в будке - небольшой кирпичной пристройке к забору у массивных железных ворот и узенькой калитки, сквозь которую может пройти только один человек, - и он то выходит покурить, то расхаживает по дороге у ворот, иногда выглядывает в калитку. Возможно кого-то поджидает. Стараюсь на глаза ему не попадаться, подозреваю, что в группу он зачислен, чтобы приглядывать за мной. Он или Мирча. А возможно и оба - частенько вижу их рядом с собой, а однажды чуть не расшиб Мирче лоб дверью своей комнаты: открыл, а он в коридоре потирает руку - по ней пришелся удар. Он смутился и объяснил:
   - Я к вам, господин сенсей. Хотел попросить вас... У меня в Кошевицах жена, а я месяц без увольнения...
   Лицо в бурых пятнах - волнуется. И не потому, что нарушил приказ Комрада, запретившего отпускать его к суженой, пока не овладеет самыми простыми упражнениями на спортивных снарядах...
   Приглашаю его в комнату, усаживаю за стол, на котором только что составлял план занятий.
   - Чаю хотите? - И не ожидая ответа, иду в кубрик за кипятком, давая ему возможность посмотреть, чем я занимаюсь и что у меня в комнате. Потом за чаем мирно беседуем и я расспрашиваю его о семье. Выясняю, что женился он недавно, полгода назад, что жена красавица, живет одна в доме, построенном её родителями - она у них единственная дочь. Жена пока нигде не работает - здоровье не позволяет, неудачно аборт сделала, - потому Мирча и волнуется за нее, желает навестить...
   Еще раньше из подначек товарищей Мирчи я понял, что он крепко любит жену и страшно ревнует, особенно к своему земляку Петре.
   Я пообещал Мирче поговорить с Комрадом. И поговорил.
   - Нет, - категорично отрезал Герпинеску. - Пока не сгонит лишний жирок пусть и не намыливается к своей любезной...
   Около одиннадцати Петря открыл калитку, и в неё вошла девушка в легком цветастом платье, сильно укороченном и с большим вырезом на груди, из которого, казалось, вот-вот вывалятся крупные груди. На загорелом плече висела большая кожаная сумка с заграничной этикеткой.
   Курсант и девушка отошли от проходной к яблоне. Девица сняла сумку и поставила около ног, а Петря, ухватившись за ветку, вплотную приблизился к ней, касаясь рукой то плеча, то талии, что-то говорил, видимо смешное: девушка весело хохотала и кокетливо отстраняла руку.
   У меня мелькнула догадка, что это жена Мирчи. Но что-то она не спешила к мужу...
   Чтобы удовлетворить свое любопытство, я вышел из укрытия и направился к проходной: ко мне тоже могли приехать знакомые, тем более Альбина обещала навестить в скором времени.
   Петря увидел меня издалека, а точнее увидела девушка и предупредила его. Он убрал с талии руку и отстранился. Подождал пока я не подошел к проходной, крикнул:
   - Господин сенсей, у вас увольнительная?
   - Нет. Меня никто не спрашивал? Ко мне должны приехать.
   - Пока никого не было.
   Я повернулся и побрел обратно.
   - И я пойду, - сказала девушка на чистом русском.
   На молдованку она не была похожа: пышные русые волосы, большие изумрудно-зеленые глаза, аккуратный чуть вздернутый носик, пухлые, в меру подкрашенные губы...
   Мой внезапный визит нарушил их идиллию, девушка заторопилась. До меня донесся умоляющий голос Петри:
   - Ну подожди ещё немного, Жнночка!
   Жену Мирчи звали Жанной. Похоже, Мирча не зря ревновал суженную. Вот если бы он засек их... Только так подумал, как у столовой увидел Мирчу, разгружавшего с напарником машину с помидорами.
   - К тебе, кажется, жена приехала, - сообщил я.
   - Где? - круглое лицо Мирчи засияло от радости.
   - У проходной.
   Мирча бросил корзину и, отряхнув свою рабочую робу, припустился к контрольно-пропускной...
   4
   Утром к нам на занятия по физической подготовке пожаловал сам Комрад. Стоял в сторонке, молча наблюдая как курсанты отрабатывают упражнения на турнике. Когда к снаряду подошел Мирча, Комрад сдвинулся со своего места и подошел к нему поближе. Глаза начальника школы то лукаво щурились, то вспыхивали злым огоньком. Вид у Мирчи и впрямь был далеко не спортивный: до позднего вечера он находился с женой, в комнате для свиданий, где, кроме них, никого не было, и, видимо, переусердствовал супружескими утехами. С трудом он подтянулся три раза, обливаясь потом, и, спрыгнув, стыдливо опустил голову.
   - Да, - насмешливо протянул Комрад. - Большой, - он сделал паузу, мешок с дерьмом. - Сердито повернулся ко мне. - И это все, чему вы его научили? А на брусьях что он может? Через коня прыгает?
   Я молчал. Слышал от курсантов, что Комрад груб и жесток, в школе все боялись его, но что при мне он позволит себе хамство, не ожидал. Страха я к нему не испытывал, оправдываться или вступать в спор не собирался, давно усвоив, что люди, унижающие человеческое достоинство, как правило тупы, честолюбивы и мстительны. Меня Комрад и без того сели не ненавидел, то презирал, и будь его воля, не только бы не взял в сенсеи, а давно приказал бы повесить на первом же суку. Гладиаторский поединок с моим предшественником, как понял я позже, не случайность, а желание избавиться от меня. Но кому-то и для чего-то я был нужен, и Комрад вынужден был смириться с положением и терпеть меня. Однако дай я малейший повод, он расправится со мной, не задумываясь.
   - Так, - многозначительно протянул Комрад и отвел от меня взгляд. Прошелся вдоль выстроившихся у турника курсантов. Остановился напротив Петри. - А что скажешь ты в свое оправдание о дружке и земляке?
   Супруне сделал два шага вперед. На лице его я не заметил ни тени страха или смущения.
   - Цыплят по осени считают, господин начальник, - ответил он с веселинкой в голосе. - А Мирча, по сравнению с нами, ещё цыпленок, всего третий месяц в школе. Разрешите я за него выполню упражнение?
   - Может, ты за него и ещё кое-что выполнишь? - Гнев в глазах Комрада сменился насмешкой. А вот Мирча будто весь накалился до бурого цвета, губы стиснулись в нитку, зрачки сверкают безумием - вот-вот бросится на начальника. - Разрешишь ему, господин Хадырке? Видишь, Супруне, как он ощетинился? Не нравятся ему наши предложения. А может, он и сам подтянется разов десять? Может, он отощал за выходные? А ну-ка принеси его припасы.
   Петря нехотя, но энергично зашагал к казарме.
   Я догадывался, за чем послал Комрад Петрю и продолжал наблюдать за Мирчей. Гнев клокотал во всем его могучем теле, красными волнами прокатывался по лицу; тугие желваки бугрились на скулах. Но, к радости или сожалению, Бог наградил его могучим телом и далеко не могучим духом. Комрад знал это, потому и изгалялся над ним, уверенный, что он все стерпит, струсит постоять за себя.
   Петря принес большой полиэтиленовый пакет, наполненный домашней колбасой, сыром, ватрушками. Комрад вытряхнул все на газету, расстеленную на земле, и приказал Мирче подойти. Поставил лицом перед строем.
   - Полюбуйтесь этим замученным, истощенным великовозрастным дитятей, заговорил Комрад со злостью и прежним сарказмом. - Посмотрите как он ослаб, даже подтянуться пяток раз на турнике не может. Поешь, подкрепись, малое чадо, а то тут совсем с голоду тебя уморят.
   Мирча набычил шею, уставился в землю. Курсанты с затаенным дыханием ждали, чем все это закончится. И вот что меня удивило: ни на одном лице я не прочел сочувствия. Даже друг его и земляк наблюдал за происходящим с полным равнодушием, если не с любопытством.
   - Ну, чего стесняешься? - продолжал изгаляться Комрад. - Колбаски тебе или сырку, сальца или ватрушечки сладкой?
   По лицу Мирчи, по шее и жирной груди покатились струйки пота.
   Комрад наклонился, взял кусок сыра и ватрушку и сунул к лицу курсанта.
   - Ешь, тебя ждет весь строй.
   - Не буду! - хрипло выдавил Мирча.
   - Будешь! - рявкнул Комрад. - Иначе я прикажу через твой задний проход все в тебя затолкать! Понял!.. Тараканов в казарме развел, только мышей да крыс не хватает... Ешь! - Он так властно ткнул продукты в руку Мирчи, что тот раболепно взял, откусил кусок сыра, потом ватрушку и торопливо стал жевать.
   Комрад удовлетворенно расправил плечи, прошелся вдоль строя и заговорил примирительно:
   - Господа будущие супермены, самбисты и каратисты, мастера ножа и кастета, автомата и пистолета, господа будущие вершители человеческих судеб! Если вы пришли в нашу школу, чтоб овладеть трудным и редким ремеслом, стать ловкими, смелыми, выносливыми и неутомимыми, побеждать в бою с оружием и без оного, то должны забыть, что такое жалость и милосердие, симпатия и даже любовь. Наша профессия требует хладнокровия, трезвого расчета и мастерства. Мы в школе дадим вам все нужное, чтобы вы стали суперменами. Вас ждет прекрасное будущее: баснословные деньги, изысканные вина и закуски, вояжи по самым различным странам и самые обалденные девочки. Что требуется от вас в замен? Беспрекословное повиновение и упорство. Не так много, но и не так мало, смотря по тому, что у вас за душой: искреннее желание стать суперменом или только намерение укрыться от воинской службы, переждать под нашей крышей смутное, беспокойное время. Таких нам не надо. И кто рассчитывает лишь на легкую и сладкую жизнь, не хочет поступиться своими привычками - сладко есть и много спать, наслаждаться с девочками лил женами, - лучше сразу уйти. Наша профессия требует полной самоотдачи, а возможно и отречения от родных и близких во имя дела. Запомните это.
   Он глянул на Мирчу - тот дожевывал последний кусок, - на меня. - А вам, господин сенсей, я выражаю свое неудовольствие, несмотря на то, что вы недавно в школе. Ваша обязанность чаще бывать в казарме курсантов, следить за порядком и больше заниматься с ними физической подготовкой. Тебе, Хадырке, ещё месяц неувольнения. Гоняйте его днем и ночью, до отбоя и после, пока жир на нем не превратится в мускулы, пока он не станет подтягиваться по пятнадцать раз, делать передний выжим и прыгать через коня. - Перевел дыхание и заключил: - Продолжайте занятия. Ты, Хадырке, явишься ко мне в шестнадцать ноль-ноль. - Круто повернулся и зашагал по тропинке к штабу.
   Не знаю, какую ещё проповедь читал начальник школы своему неразумному дитяти, но к своему удивлению я увидел Мирчу вечером в превосходном настроении, словно утром и не было ему разноса. И личное время он проводил не на спортивной площадке, а гонял шары в бильярдной; игра, по моему убеждению, занимает второе по интеллекту место после перетягивания каната. Бесчувственный он и толстокожий или Комрад устроил спектакль специально для меня, чтобы сблизить нас?..
   5
   До обеда наша группа занималась вместе с другими стрелковой подготовкой. Отрабатывали стрельбу с преодолением препятствий из разных положений: лежа, сидя, в беге, в прыжке, после кульбита. И снова на занятия пожаловал Комрад. Но в этот раз он никого не отчитывал, даже Мирчу, который снова действовал не лучшим образом. После обеда нам объявили, что ночью состоятся тактические занятия и следует основательно отдохнуть.
   Вечером раздали оружие: пистолеты с двумя обоймами патронов и ножи. Автоматы доверили Петре Супруне ( его назначили старшим в нашей группе) и, к моему большому удивлению, Мирче Хадырке. Когда в оружейной комнате протирали от смазки оружие, к Мирче подошел Донич.
   - Привет, земляк. И тебя сия участь не миновала? Жарковато нынче придется. В увольнении давно был?
   - Давненько. А ты?
   - Вчера. В столице нашей повеселился. И бывают же в жизни чудеса комбата нашего Токарева встретил. Зря, говорит, ты из полка смылся. Тебя ищут и все равно найдут. Похоже, уже знает он, где я нахожусь... Еще и грозит, сволота. Ну, думаю, подожди, мы ещё доберемся до тебя темной ночкой. Складик там с оружием хороший имеется. Вот бы грабануть! А с вояжем в село будь повнимательнее: от этих оккупантов можно всего ожидать. - И удалился к своей группе.
   - Односельчанин? - кивнул я вслед Доничу.
   - Почти. Из соседнего села.
   - Дружили?
   - Когда? То школа, то армия. Да и пятнадцать верст до их села... Здесь только и познакомились.
   Отлично. Значит, информация Донича больше меня касается, чем Мирчи. А если так... Донич побывал в Кишиневе и встретился с Токаревым. "Тебя ищут и все равно найдут. Похоже, уже знает он, где я нахожусь". Значит, обо мне известно... "Складик там с оружием хороший имеется. Вот бы грабануть"... А это о чем?.. Ну, конечно же, о предстоящих тактических занятиях. Вот почему днем нас так усердно тренировали стрельбе из разных положений. "А с вояжем в село будь повнимательнее: от этих оккупантов можно всего ожидать". Он не сказал "от советских оккупантов", а сделал ударение на слове "этих". Предупредил меня об опасности. Другого и быть не могло: в школе мне не доверяют и собираются устроить проверку...
   Приказ: "По машинам!" поступил уже заполночь, когда неопределенность и ожидание наэлектризовали нервы курсантов, и они, озлобленные, готовы были броситься на первого попавшегося.
   Я сел рядом с Доничем, надеясь перекинуться несколькими фразами, кое-что уточнить: полной уверенности, что он связной от прокурора Токарева, у меня не было. Но позади хрустнуло сиденье под Мирчей, а спереди устроился новоиспеченный командир группы Петря Супруне. Крепко меня обложили. Комрад знал как меня блокировать и держать под постоянным контролем. Самого начальника школы ни в нашем, ни в других "рафиках" не было. Вероятнее всего операцией будет руководить преподаватель тактики, бывший советский майор, уволенный в запас по сокращению Вооруженных Сил; то ли украинец, то ли белорусс. Ему за сорок, но, по рассказам курсантов, в маршбросках, походах и стрельбах он любого молодого за пояс заткнет.
   Разговор с Доничем заводить было нельзя, да и он делал вид, что не очень-то рад такому соседству, отворачивался с репликами то к одному курсанту, то к другому. Мне ничего не оставалось, как следить за дорогой, чтобы лучше сориентироваться, куда едем и где наша школа, а ещё подумать о том, знают ли наши о готовящемся нападении на склад. Вряд ли. Донич сегодня никуда не отлучался и узнал о приказе только когда нам выдавали оружие...
   Что же делать? Предупредить часовых выстрелом?.. А если часовые подкуплены? Сколько известно случаев, когда наши офицеры занимались торговлей оружия. Были бы у меня и Донича автоматы, можно было бы рискнуть... А с пистолетом против такой оравы не навоюешь. Да и патроны в моем пистолете вероятнее всего не боевые...
   К месту назначения прибыли во втором часу, и мне не стоило большого труда узнать гарнизон Варкулешты. "Рафики" остановились на окраине аэродрома, где располагался оружейный склад. Супруне вышел вперед, к кабине шофера, и заговорил хорошо поставленным командирским голосом, словно перед ним находился не десяток курсантов, а целый полк.
   - Слушай приказ! Сегодня мы сдаем первый экзамен на боевое мастерство и выдержку. Нам нужно оружие, и мы его добудем. Поступаете в распоряжение сенсея Сейлаша. Он определит задачу каждому. Отъезд отсюда ровно в три. Ни минутой позже. Все, кроме сенсея капитана ( меня так представили курсантам и так приказали величать), на выход.
   На улице курсантов уже ждал мужчина в нашей советской военной форме. Звание из-за темноты разглядеть не удалось.
   Я в "Рафике" остался вдвоем с Петрей, не считая шофера, не выключавшего мотор и державшего одну руку на "баранке", вторую - на рычаге переключения скоростей.
   Я не задавал вопросов: коль есть необходимость, Петря объяснит все сам. Но, похоже, меня до конца операции не собираются посвящать в задание.
   Посидели молча минут десять. Петря частенько поглядывал на часы, наконец произнес: "Пошли".
   Ночь была темная и безмолвная, словно все замерло вокруг в ожидании чего-то страшного, неотвратимого и непоправимого. Печально мигают звезды, жалостно шуршит под ногами трава, будто тяжело вздыхает под нашими башмаками.
   Я видел, что Сейлаш повел группу влево от "Рафика", Петря же зашагал вправо, впереди меня, твердо, уверенно ставя свои сильные ноги, не оборачиваясь, не опасаясь, что я выстрелю ему в затылок и постараюсь добраться до своих. Значит, подозрение мое относительно патронов в моем пистолете небезосновательно. Но у меня есть ещё нож десантника, и Петря знает, что владею я им не хуже чем пистолетом. Видимо есть другая причина не бояться меня.
   Мы пересекли дорогу, вышли по тропинке на каштановую аллею и вскоре оказались у деревянных одноэтажных домиков - финских коттеджей, которые занимали семьи младших офицеров, в основном из батальона аэродромного обслуживания. Ни души, ни огонька. И со стороны склада не слышно ни звука.
   У одного коттеджа Петря остановился, прислушался. Сказал полушепотом:
   - Здесь живет командир роты охраны капитан Савин Иван Кузьмич. Постучишь ему, назовешься рядовым Селюниным. Скажешь, что телефонная связь нарушена - она действительно нарушена, - и что его срочно вызывают в штаб полка. Когда он будет выходить, потребуешь ключи от его кабинета и от сейфа с личным оружием офицеров. Далее действуй по обстоятельствам.
   - Но в доме жена, дети! - почти выкрикнул я.
   - Значит, капитан будет сговорчивее. И вы покажете себя, насколько соответствуете нашей школе.
   "Ах ты гаденыш! - чуть не сорвалось с языка. - Тебе ли давать оценку, насколько соответствую я школе". Я раздумывал, броситься ли сейчас на него и показать на деле, чего я стою, или... Петря, несомненно, здесь не один, иначе не посмел бы так нагло приказывать мне. Кто-то его подстраховывает. Надо выдержать, выждать, чтобы во всем разобраться и спасти командира роты и его семью. Как-то предупредить бы капитана Савина. Вдвоем легче было бы справиться с этими бандитами...
   - Давай! - торопит Супруне, предупреждающе поправляя автомат на шее.
   Поворачиваюсь и иду к двери.
   Вот и пришел мой звездный час. Если и успел подполковник Токарев найти меня, слишком медлил, чтобы спасти. Возможно ему что-то или кто-то мешал, возможно имел на мой счет другие соображения... И все-таки не теряю надежды перехитрить бандитов. Хотя с детства меня учили честности, справедливости, а их - хитрости, подлости, и кормили, похоже, не материнским молоком, а змеиным ядом, придется и мне пойти на уловку. Жаль не удалось разыскать убийц Андрея и отомстить за него. Но Супруне и того, кто его прикрывает, сегодня живыми не уйти...
   Ступеньки крыльца скрипнули под ногами, и я топнул погромче, надеясь разбудить хозяев. Подошел к двери, постучал. Безответная тишина. Крепко спит капитан в объятиях жены и ничего тревожного наверное ему не снится...
   Стучу сильнее, настойчивее. Никакой реакции. Толкаю дверь, и она преспокойно отворяется. Мелькает радостная мысль: Донич сумел предупредить, и семья перебралась в безопасное место. Но тут же тревога холодком пробегает по всему телу - не опередили ли меня?
   Вхожу в прихожую, нащупываю рукой выключатель, нажимаю на клавишу. Вспыхивает свет и выхватывает из темноты открытую в комнату дверь, распростертого на полу окровавленного мужчину.
   Опередили! Приблизившись, рассмотрел ещё не застывшую кровь, исколотое ножом тело командира роты капитана Савина. Видимо, как было и задумано, он открыл дверь посыльному, даже не одевшись - был только в трусах. А в спальне на кровати лежала русоволосая женщина с перерезанным горлом. Справа в углу стояла детская кроватка с наброшенным одеяльцем. Следов крови не видно, и у меня мелькнула слабая надежда, что у убийц не поднялась рука на младенца. С замершим от страха сердцем приподнимаю одеяльце...
   Нет, сюда приходили не люди, и не мать их родила, а чудовища! Удар чудовищный, изуверский - тоже по горлу...
   Одеяльце выпало у меня из рук, спазмы перехватили горло. Такого злодейства я не видел даже в Афганистане. Звери и те защищают детенышей, а эти... Уничтожать их надо на месте без суда и следствия...
   Палец машинально снял курок с предохранителя. Нет, пуля слишком легкое наказание. И настоящие ли патроны в моем пистолете? Если и настоящие, удастся уложить скорее всего одного. А надо всю эту шайку... И мой час ещё придет. Надо только иметь выдержку, терпение...
   Я сунул пистолет во внутренний карман куртки.
   В комнату вошли Супруне и Мирча. Я был прав: мой ученик и временный командир группы побоялся отправиться на задание один на один, прикрылся тупоголовым бугаем... А возможно и ещё кто-то подстраховывает их за дверью - семью-то Савина вырезали до нашего прихода.
   Супруне неожиданно достал из кармана небольшой фотоаппарат и дважды сфотографировал убитых, стараясь и меня захватить в кадр. Еще одно убийство вешает на мою шею. Но мною вдруг овладело спокойствие и злость, и я сказал, не скрывая негодования:
   - Правильно делаешь: важный компромат против самих себя.
   Супруне и Мирча переглянулись, но промолчали. Я смерил их презрительным взглядом с ног до головы и пошел к выходу.
   На улице нас поджидали ещё два боевика.
   - Все в порядке? - спросил один из них.
   - В полном. Профессионально сработал наш сенсей, - с усмешкой ответил Супруне.
   - Запиши благодарность на свой счет, - уточнил я.
   - Ну зачем же, у меня своих заслуг предостаточно, - красноречие вернулось к Петре, он торжествовал за успешно проведенную операцию. А в моей душе бушевала жажда мести и рождались планы её осуществления.
   К "Рафику" с другой стороны подходили боевики, обвешанные автоматами, с оттопыренными карманами, хвастаясь трофеями. Невольно подумалось: доведись случаю эти головорезы не пощадят и своих хозяев, обчистят их до нитки.
   На востоке занималась заря. Блекли и пропадали звезды, на фоне посветлевшего неба обозначились темные силуэты домов, деревьев, движущиеся от аэродрома с притушенными фарами машины. А в гарнизоне тишина, словно всех вырезали, и ни огонька, ни тревожного воя сирены - склад ограбили без единого выстрела: то ли бесшумно сняли часового, то ли заранее подкупили его.
   6
   Прошла неделя после нападения на гарнизон. Я ждал и жаждал самых решительных мер нашего правительства и военных против рассадника бандитизма, о котором теперь, конечно же, многое известно. Но кроме митингов в гарнизонах, коллективных писем Министру Обороны и Президенту, которые даже не были опубликованы в центральной печати, ничего конкретного не предпринималось. Правда, в гарнизонах усилили охрану военных объектов, создали отряды самообороны, офицерскому составу разрешили носить личное оружие. По делу ограбления оружейного склада ведется следствие.